Сердце Каменного принца (джен)

Тело ломило, голова гудела, во рту было горько и гадко, в сердце разлилась пугающая пустота. Это так страшно, когда из пустоты на тебя пристально смотрят чьи-то глаза, а ты никак не можешь их узнать, понять, чьи они.

Но чувствовалось и нечто странное, новое, необычное. Крошечный росток надежды, едва-едва проклюнувшийся через пепел пожарища, в которое превратилась душа Гарри. Он по-прежнему не знал, как жить дальше, но больше всего на свете теперь хотел прижать к груди детей и взять за руку жену.

Первое, что Поттер отчётливо вспомнил, проснувшись ранним утром от звона тюремного колокола, — это финальные слова обвинителей на вчерашнем суде. Когда вся история Роберта Юрбена-Поттера была рассказана, все свидетели опрошены, все факты подтверждены и все необходимые бумаги приобщены к делу, когда адвокат Малфой уже всех достал своими вопросами и уточняющими репликами, — прокурор Уоррингтон, потирая усталые глаза, вместо прений обратился к Верховному Чародею Визенгамота:

— Ваша честь, вопросов к подсудимым больше не имеем. Просим всё-таки сделать перерыв и перенести заседание на завтра.

Непривычно притихшая Констанц Амбридж молча поддержала своего шефа. Драко же сделал неопределённый жест: «На ваше усмотрение, уважаемый суд».

— Слушание дела Гарри и Джиневры Поттеров переносится на завтра! — тут же объявил Гланвилл. — Мы все дико устали, господа. И нам всем есть, над чем подумать.

* * *

Второй день слушаний по делу А-тысяча семьсот пятьдесят пять дробь двадцать два об убийстве Роберта Юрбена-Поттера не принёс ничего нового: все самые грандиозные сенсации из личной жизни знаменитых британских и европейских семейств волшебников были оглашены накануне. Однако газетчикам строго настрого запретили публиковать «жареные» материалы до завершения процесса, и те с нетерпением ждали, когда уже можно будет нарушить магическую подписку о неразглашении. Зрители, разумеется, вынесли скандальные факты из зала суда номер десять, и слухи уже поползли по Лондону. Только, что решит Визенгамот, признают ли Поттеров виновными или оправдают, поверят ли им, какое наказание присудят за смерть Роберта, чем вообще закончится эта трагическая душераздирающая история — никто заранее не знал.

На это заседание Гермиона, Рональд и прочие Уизли пришли, уже не таясь, и разместились на первых рядах левого крыла амфитеатра. Разглядывая их, прочие зрители, с интересом перешёптывались. Гермиона была похожа на статую «Спокойствие и достоинство», Молли сегодня держалась очень стойко, зато глаза Флёр Уизли были красными и опухшими от слёз — это не могла скрыть даже её шляпка с большими полями. Младших Поттеров решили в зал не приглашать, а Лили вообще прописали постельный режим — колдомедики сообщили, что девушка в порядке, но ей стоит два-три дня побыть в Мунго под наблюдением опытных специалистов и только после этого вернуться в Хогвартс.

Уладив формальности и выяснив мелкие недостающие детали, Верховный Чародей объявил:

— Суд переходит к прениям сторон. Слово предоставляется стороне обвинения.

Кассиус Уоррингтон встал и степенно откашлялся.

— Уважаемый суд, уважаемые участники процесса, — медленно, как бы всё ещё продолжая размышлять, проговорил он. — Вина подсудимых в предъявленном обвинении в данном процессе не доказана. Прошу освободить Гарри Поттера и Джиневру Поттер в зале суда. И назначить дополнительное расследование. У меня всё.

Зал дружно выдохнул.

Колдокамера («Ежедневному пророку» позволили делать снимки на сегодняшнем заседании Визенгамота), повизгивая, словно нетерпеливая собачонка, принялась щёлкать со скоростью звука; журналисты дружно заскрипели перьями, кто-то стал аплодировать. От трибуны к центру зала заметался трассирующий след — колдооператор пытался одновременно ловить в объектив и величественного Верховного Чародея Горация Гланвилла, читающего вслух оправдательный приговор, и членов судейской коллегии, и лица многочисленных Уизли, и аппетитные коленки Констанц Амбридж, обтянутые тонкими шёлковыми чулками, и прокурора, жадно пьющего воду прямо из графина, и едва заметную, почти невесомую победную улыбку на губах адвоката Малфоя, и горделивый прищур его серых глаз. А ещё — Гарри и Джинни Поттеров, которые, крепко обнявшись, стояли возле металлических кресел с зачарованными цепями; и авроров, отстёгивающих от ног и рук бывшего Главы Британского Аврората и его жены эти самые цепи, и…

* * *

Часом позже, в комнате Гильдии адвокатов…

Гарри, подписав последние бумаги, поручил жену попечению Гермионы и Рона, а сам сказал, что ненадолго задержится, вскоре их догонит.

Адвокатская пропахла табаком и кофе. Вот и Малфой, расположившись прямо на подоконнике, курил сигарету, стряхивая пепел в подставку для перьев, и одновременно мелкими глотками пил кофе из большой чашки. А ещё качал ногой. Его мантия висела на спинке стула, ворот рубашки был расстёгнут неприлично низко, рукава закатаны, как у ковбоя. Драко кайфовал и что-то напевал себе под нос. За его спиной, в окне, радовался жизни осенний Лондон. Радоваться жизни осенью — самое оно!

Драко последний раз с особым наслаждением затянулся и затушил окурок в горшке с деревцем эониума. Поттер заложил руки в карманы пальто:

— Не знал, что ты куришь, Хорёк.

— Никто не знает, — Драко в ужасе округлил глаза, — это страшная тайна. — Он достал из заднего кармана брюк тонкую фляжку с логотипом «Remy Martin» и долил из неё в чашку нечто красно-янтарное, остро пахнущее коньяком.

— А ты, Малфой, гад.

— Ага, знаю. Отличный адвокат.

— Смешал честь моей семьи с грязью.

— У вас, гриффиндорцев, странные представления о чести. — Малфой не спеша поглощал свой «кофе». — А мы, слизеринцы, между честью и жизнью всегда выбираем — и то и другое одновременно. Ты, Поттер, всерьёз считаешь, что твоим детям прибавилось бы чести, если бы тебя отдали Дементорам или сгноили в Азкабане? Отец, осуждённый за убийство приёмного сына, — это честь для семьи, по-твоему?

— Скажи, а что, Скорпи правда влюблён в мою Лили?

— Ты, Поттер, совсем офигел?! Думаешь, я стал бы заставлять родного ребёнка врать про такие вещи? Очень надеюсь, что эта его первая любовь скоро пройдёт. Породниться с тобой и Уизли? Да я лучше съем свой галстук! Но пока… Скорпи сам захотел давать показания, я всего лишь не стал ему ничего запрещать.

— Небось поссорился из-за этого с женой?

— Ну… Твоя Джинни простила твою измену? А чем моя Астория хуже?

— Спасибо, Малфой. Я могу нанять тебя на защиту Джеймса?

— Даже и не знаю… Твоему герою не понадобится такой опытный и дорогой адвокат, как я, — его дело яйца выеденного не стоит: стопроцентная самооборона и убийство по неосторожности; учитывая личность погибшего и его магический статус, Джеймсу Визенгамот ещё и благодарность вынесет вместе с орденом, вот увидишь. Твоя проблема, Поттер, в том, — Драко склонил голову набок и растрепал себе чёлку, — что ты на это дело смотрел изнутри, как отец, а не как аврор… Но если тебе хочется компенсировать мне некоторые издержки… — Он спрыгнул с подоконника. — Я обычно беру не меньше десяти тысяч за дело, твой тесть заплатил мне десять галлеонов, так что я согласен защищать Джеймса Сириуса за девять тысяч девятьсот девяносто галлеонов. Если тебя устраивают мои условия — свистни, Поттер.

— Поделись секретом, Малфой. Есть одна вещь, которую я совершенно не понимаю — как тебе удалось уговорить вейлу дать показания? Это невероятно! Они никогда не появляются на публике.

— Нет, Поттер, не поделюсь — я сам постарался об этом забыть.

— Так дорого обошлось? Было ужасно?

— Ещё дороже, чем ты думаешь.

Гарри устало усмехнулся и протянул Малфою руку. Тот пожал её.

* * *

Вечером в мэноре, в уютном кабинете Драко, разбиравшего бумаги по пронумерованным кожаным папкам, бесшумно открылась дверь и к столу скользнула изящная тень. На фоне горящего камина пепельно-розовая вуаль, собранная непроницаемыми складками, в которую с ног до головы была укутана невысокая дама, казалась то огненно-оранжевой, то вспыхивала цветом фламинго, вдоволь питавшегося рачками с каротиноидом. По ногам хозяина кабинета пробежал колдовской сквозняк, женская грациозная фигура плыла, словно не касаясь пола ногами, зрению Малфоя открывались лишь носы серебристых туфелек и локоны ослепительно-белых, неестественно искрящихся волос, выглядывающих из-под вуали. Ещё по воздуху плыл особенный аромат, смесь мускуса и запаха самых лучших цветов, характерный для чистокровных вейл. Уникальное явление — Астория Малфой в костюме вейлы.

— Дорогая, ты настоящая актриса. Все поверили и, главное, Поттер. Только Шанталь могла разговорить этого тупого упрямца. Обожаю тебя. И знай, тебе очень идёт нордический блонд. — Драко притянул жену и посадил себе на колени, зарылся лицом в струящийся шёлк её вуали, в белокурые локоны, пытаясь отыскать открытый кусочек кожи «гарпии» для поцелуя. Та бархатно рассмеялась и сама игриво приложилась нежными губами к уголку губ мужа.

— А ты у меня самый умный! Обожаю! И такой благородный! Надеюсь, Драко, что наш Скорпи в тебя, а не в твоего отца. Ты ведь будешь защищать Джеймса? Бедный мальчик.

— Да куда же я денусь. — Всё крепче обнимал Малфой супругу, постепенно освобождая её стройную фигурку от шёлкового «газа». — Если взялся за такое провальное дело, как эти Поттеры, то уж выиграть на раз пустячное дельце их сына адвокат Драко Малфой не откажется.