Сердце Каменного принца (джен)

— Люблю тебя!

— Молчи. Зачем, ну зачем ты, счастье моё, бросаешься такими словами? Они — самое сильное колдовство. Теперь, когда ты произнёс их, мы связаны навек, прокляты любовью.

— Почему прокляты? Любовь — это свет.

— Сам знаешь, почему. Любовь — не свет, и не тьма, любовь — это любовь… Отрекись от своих слов, возьми их назад, сотри мне память, чтобы я не услышала их от тебя! Любимый…

* * *

Сердце каждый день говорило ему: «Вставай и иди! Взмахни крыльями, оторвись от земли — и лети в высоту смело. Ты можешь, тебя не держат ни страх, ни камни твоих предков, ни тяжесть совести и сомнений». И он вставал, и летел. К солнцу. Мы все, если послушно следуем приказам своих сердец, приближаемся к солнцу. Только жаль, что у каждого из нас солнце — своё…

Утро нежными персиковыми лучами отважно коснулось древних крыш и мрачных сторожевых башен мэнора.

— Свежий «Ежедневный Пророк», хозяин. Как вы и просили, без задержки, сэр! — Эльф, подобострастно склонившись и не смея поднимать взгляд, подал Люциусу Малфою свёрнутую в рулон газету на серебряном подносе.

Не скрывая нетерпения, мистер Малфой-старший, сидевший за рабочим столом полностью одетым, точно на выход (что было для него в столь ранний час непривычно), схватил её, развернул и жадно забегал глазами по заголовкам статей и колдографиям.

— О положении волшебных меньшинств Уэльса… Трагедия в Саут-Шилдс… — читал он скороговоркой. — Летний НКК (1) перенесли на стадион в Аккрингтоне… Цены на котлы выросли на шесть процентов — куда смотрит Антимонопольный отдел Министерства?.. Реформа дошкольного магического образования... Не то, и это не то… Новый бестселлер Панси Паркинсон побил все рекорды продаж… Гастроли скандального гёрлз-бенда «Пояс верности»… Авария в порту Саутгемптона имеет отчётливый магический след… Похищение новорожденного единорога… Виды на урожай турнепса… Юные хулиганы подпоили тролля и подговорили его справить нужду с Тауэрского моста… Да где же это? — Мистер Малфой начал нервничать. — А, вот! Нашёл. Есть!

На второй странице «Пророка», которую он впопыхах перелистнул, красовалось колдо Гарри и Джиневры Поттеров за тюремной решёткой и статья о предстоящем судебном процессе над ними.

— Грандиозно! Вот это скандал! — довольно улыбаясь, воскликнул Люциус. Его глаза возбуждённо блестели. — Дождались. Наконец-то эти Поттеры и Уизли получат по заслугам. «Дело убийц Поттеров поручено вести самому строгому судье современности, известному защитнику традиций магической Британии, Верховному Чародею Визенгамота Гомеру Гланвиллу». Отлично! А Драко оказался на высоте. Не ожидал от него столь изощрённой мести. Молодец, сынок. Втереться к Поттерам в доверие, произвести на них впечатление своей репутацией успешного, никогда не проигрывающего, опытного адвоката — а на самом деле развалить защиту и в итоге оставить их без адвокатской поддержки — прекрасный ход! — Он потёр ладони, будто предвкушая щедрый пир, и, откинувшись на спинку, закачался на стуле, словно мальчишка. Настроение у мистера Малфоя-старшего было превосходное. Не зря ещё с вечера он ждал новостей. Есть справедливость на свете, есть! И, похоже, что Малфоям представился великолепный шанс взять эту суровую даму под локоток и проводить в нужном направлении.

* * *

— Простите, мистер Малфой, но Гарри категорически запретил нам нанимать адвокатов. А Джинни вообще… молчит. — Молли Уизли сидела перед Драко растерянная, сгорбившаяся, её руки, не привыкшие пребывать без дела, не лежали на коленях, а висели плетьми по бокам, будто отдельно от тела. Но губы были плотно сжаты, и на них играло нечто похожее на иронию, разумеется, напускную. За последние дни моложавая для своих лет и шустрая, как девчонка-пышечка, миссис Уизли заметно сдала, постарела, осунулась, её слабый, простуженный голос говорил о серьёзных проблемах со здоровьем. — И я знаю, сколько стоят ваши услуги, мистер Малфой. — Она гордо подняла голову. — Нам это не по карману. А свои собственные счета Гарри заморозил и никому не даёт доверенности, даже Рону с Гермионой. Так что вынуждены вам отказать. Я вообще не знаю… — Молли, вдыхая, словно поперхнулась воздухом, — …что они творят, почему всё так, зачем признали себя виноватыми! — Она судорожно всхлипнула и передёрнула плечами, удерживая в груди рыдания. — Ещё раз простите, сэр. Не смею вас больше задерживать. У меня там запеканка подгорает. — Миссис Уизли, тяжело опираясь на подлокотник, встала с дивана, оправила фартук и, шаркая домашними вязаными туфлями, удалилась в сторону кухни.

Драко молча проводил её взглядом. И повернулся к сидящему в полутёмном углу Артуру, так и не проронившему за всё время визита ни слова.

Тот вздохнул и произнёс, как бы самому себе:

— Ей сейчас труднее всех. Впрочем, как и всегда…

— Я понимаю, мистер Уизли. — От тихого, но уверенного голоса Малфоя Артур вздрогнул. — Именно поэтому и хочу предложить подписать договор о моём участии в деле вашей дочери и зятя — вам.

Они обменялись многозначительными взглядами, Артур пересел ближе к Драко. Теперь тот хорошо видел лицо самого старшего Уизли: простецкое, облупившийся нос картошкой, глубокие морщины, рубцы от шрамов, оставленных зубами Нагайны, совершенно седые редкие волосы… живые, проницательные глаза. Драко понял, что не ошибся, обратился по адресу.

— Я готов со вниманием отнестись ко всем вашим соображениям и резонам по этому делу, — сказал Артур. — Позиция Гарри и Джинни меня очень беспокоит. Что-то тут нечисто. Слушаю вас, мистер Малфой.

Конечно же, Драко и не собирался скидывать все свои козыри, но постарался быть откровенным настолько, насколько возможно. Красноречия ему было не занимать, но сейчас оно не особенно пригодилось: старик Уизли многое ловил налету и кивал, намекая не продолжать, лишь Драко начинал выдавать новую сентенцию.

— Ну… Даже и не знаю… — Артур принялся тереть кулаком один глаз, как если бы собирался более дотошно, через оптический прибор, разглядывать собеседника. Потом поморгал и взял из рук Малфоя договор. Листок немного дрожал в его пальцах. — Не думайте, молодой человек, что я безоговорочно вам доверяю. С чего бы, верно?

— Согласен. — Чуть качнул головой Драко.

— Однако… — Уизли внимательно вчитывался в строчки договора, — другого выхода, кроме как позволить вам защищать Гарри и Джинни, я не вижу. Пожалуй, хуже им вы уже не сделаете, даже если очень захотите этого. Что может быть хуже, чем полностью признать себя виновными в столь чудовищном преступлении? И даже не пытаться оправдываться или предъявить смягчающие обстоятельства? Им грозит не просто длительный срок в Азкабане, а, возможно, и Поцелуй дементора, ну… Гарри — возможно… Вы, мистер Малфой, знаменитый адвокат. Ваши доводы защищать мою дочь и зятя кажутся мне вполне логичными, хоть и местами спорными. Остаётся одна проблема — я и правда не могу заплатить вам привычного для вас гонорара, даже на аванс не наскребу. Кхе-кхе, так-то, молодой человек. — Артур развёл руками и отложил листок с договором в сторону, выжидательно глядя на собеседника.

Драко придвинул листок обратно и достал из нагрудного кармана золотое перо:

— Мистер Уизли, вы, верно, невнимательно прочитали условия. В договоре не указана точная сумма моего гонорара. У вас найдётся большой галлеон? Десятка одной монетой?

Артур пожал плечами:

— Молли откладывает эти красивые золотые внукам на Рождество. Сейчас, минутку. — Он, кряхтя, встал и порылся в ящике старого секретера, грякнула какая-то жестянка. Вернувшись, Артур положил перед Драко большую блестящую монету.

— Отлично! Передайте мне галлеон из рук в руки. Это будет означать, что вы уплатили по договору.

Артур снова пожал плечами и вложил монету непосредственно Малфою в ладонь. В тот же миг на листе с договором возникла, мерцая неоновыми огнями, большая жирная печать. Драко сунул галлеон в карман:

— Теперь — ваша подпись, мистер Уизли, и дело сделано.

Артур расписался, где требовалось.

— Имейте в виду, молодой человек, что если вы попытаетесь вредить Джинни и Гарри… — Выпрямился он и сверху вниз глянул на Драко, перекладывавшего договор в кожаную папку.

— А вот это, мистер Уизли, лишнее, поверьте, — не показывая обиды, спокойно перебил его тот и уверенно посмотрел своему официальному нанимателю в глаза. — Я — прежде всего адвокат, а уже потом — Малфой, так что мы с вами по одну сторону баррикад. На этот раз.

В коридоре раздался шум, в комнату почти вбежал запыхавшийся Рон.

— Что тут происходит? — с порога спросил он сердито и взялся за волшебную палочку. За его спиной маячил женский силуэт. — Что ты подписывал, отец?! — Рон увидел в руках Малфоя папку с бумагами.

— Почему ты всполошился, сын? — Артур снова отошёл в свой полутёмный угол и сел на скрипящее кресло. — Я, как близкий родственник Джинни, нанял мистера Драко Малфоя, адвоката Гильдии юристов, защищать твою сестру и её мужа перед Визенгамотом.

— Зачем?! — Рональд скривился, словно от зубной боли. — Кому угодно, но не Хорьку! Папа! Как глупо! Он что, наложил на тебя Империо?! Он же теперь оберёт нас до нитки! И Гарри запретил нанимать им адвоката. Даже от министерского защитника отказался.

— Финансовую сторону вопроса мы с мистером Малфоем уладили к обоюдному удовольствию. — Артур закашлялся, Гермиона поспешила подать ему стакан воды. — Об этом не волнуйся, сын. — Драко, отворачиваясь, собираясь уходить, ухмыльнулся. — А профессиональным качествам мистера Малфоя я доверяю. И вообще, твоё возмущение бессмысленно: договор заключен, с сегодняшнего дня адвокат Драко Малфой — официальный представитель интересов Джинни и Гарри перед следствием и судом. Я так решил.

Рон закатил глаза и набрал в грудь воздуха, собираясь обрушить на отца и Малфоя свои возражения. Но его остановила Гермиона:

— Дорогой, не стоит возмущаться. Малфой — лучший защитник в магической Британии. Может, хоть ему удастся поговорить с Гарри или Джинни, раз с нами и со всеми другими они отказываются общаться наотрез. Не думаю, что твой отец совершил ошибку.

Рон фыркнул, но не смог сразу найти слова ещё и для жены. Он лишь сокрушённо покачал головой, когда Драко, сдержанно попрощавшись, с папкой под мышкой проходил к двери мимо него.

Почти покинув комнату, адвокат Малфой задержался на миг, быстро переглянулся с миссис Гермионой Уизли и чуть заметно кивнул. Та ответила ему едва уловимым движением головы.

……………………

(1) Национальный Кубок по квиддичу

В этот октябрьский день охране Министерства магии пришлось ввести для служащих и официально приглашённых посетителей особые пропуска, а камины временно перекрыть. Иначе огромное, но не безразмерное здание основного административного учреждения британских волшебников просто не вместило бы всех, пожелавших лично присутствовать на заседании Визенгамота, посвящённом делу детоубийц Поттеров. А как же — скандал века!

Судебный зал номер десять, заполненный до отказа, гудел как взволнованный улей. Помощники Секретаря призывали к тишине, но добиться её не удавалось, и Старшему аврору, отвечавшему за порядок на процессе, пришлось навесить на левый и правый амфитеатры Тишину.

Коллегия судей в полном составе разместилась на центральной трибуне, скамьи выше занимали аккредитованные журналисты. Особняком, с противоположных сторон от подсудимых, расположились рабочие места обвинения и защиты.

Секретарь заполнял протокол чётким ровным почерком: «…17 октября 2022 года… Главный обвинитель: Уоррингтон Кассиус, Старший Прокурор Министерства магии Британии. Помощник обвинителя: Амбридж Констанс Сейдж, Заведующая Отделом магического правопорядка. Адвокат: Малфой Драко, действительный член Британской Гильдии юристов…» Он задержался взглядом на фигуре умопомрачительно красивого ослепительного блондина с адвокатским значком на дорогой тёмно-серой мантии и подумал, что его не слишком бросающийся в глаза, но от этого не становящийся более дешёвым аграф с большим чёрным бриллиантом стоит, пожалуй, как годовой доход министерского чиновника средней руки. Но подсудимые Поттеры не бедны, вот и смогли себе позволить лучшего адвоката. Правда, поговаривают, что Гарри Поттер и Драко Малфой не позабыли до сих пор свою школьную вражду. Тем более интересно будет посмотреть, как Малфой станет защищать Поттера, да ещё в таком заведомо провальном деле.

На центральной площадке зала, под охраной авроров, сидели подсудимые, традиционно прикованные магическими цепями. Супруги Поттеры, Гарри Джеймс и Джиневра Молли. Мало кто даже из их хороших знакомых узнавал сейчас Поттеров: они были бледны, осунулись, словно надели какие-то равнодушные маски. Джиневра не поднимала взгляд, лишь изредка как-то воровато или испуганно поглядывала на мужа, а тот, не замечая публику, просто смотрел прямо перед собой, как раз на пока пустующие места Верховных Чародеев.

Секретарь зазвонил в колокольчик, предупреждая, что с минуты на минуту начнётся процесс. Все присутствующие приготовились приветствовать Судебную коллегию вставанием, в тишине отчётливо прогремели зачарованные железные цепи на ногах Гарри и Джинни.

* * *

Адвокат Малфой, оторвавшись от бумаг, которые неторопливо перебирал в толстой папке, воспользовался паузой и приблизился к своим подзащитным:

— Вы по-прежнему не хотите давать показания? — спросил вполголоса как бы между прочим, даже не надеясь на отрицательный ответ Поттера.

Тот посмотрел на него и ответил с лёгким раздражением:

— Не хочу. Не важно. Я совершил преступление и готов за него отвечать.

Малфой кивнул и вернулся на своё место, разложил на столе бумаги, проверил перо и чернила, слегка подтянул рукава мантии, освобождая белоснежные накрахмаленные манжеты с заметными стильными запонками. Приготовился.

Секретарь объявил:

— Прошу всех встать, суд идёт!

Обвинители, гремя стульями, повскакивали первыми, за ними поднялся и Малфой, все зрители тоже встали, и подсудимые. В зал вошли трое главных жрецов правосудия под предводительством знаменитого Гомера Гланвилла и проследовали к своим местам.

Судья Гланвилл, уже давно не юный, но довольно крепкий седовласый волшебник в форменной тёмно-синей с золотой окантовкой мантии, поприветствовал коллег, зрителей и дал добро на начало процесса:

— Прошу садиться.

Те, кто находились поблизости от обвинителей, могли услышать их тихий разговор:

— Утопим этого Поттера!

Гланвилл зачитал хорошо поставленным голосом:

— Судебное заседание объявляется открытым. Слушается уголовное дело за номером А-тысяча семьсот пятьдесят пять дробь двадцать два по обвинению Поттера Гарри Джеймса и Поттер Джиневры Молли (урождённой Уизли) в убийстве по предварительному сговору заведомо несовершеннолетнего Роберта Юрбена-Поттера, а также в истязании его же по предварительному сговору группой лиц, и в неисполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего. Итак, приступим, господа. Согласно процедуре устанавливаются личности подсудимых. Поттер Гарри?

Тот встал:

— Ваша честь, я отказываюсь давать показания. Я имею на это право.

Верховный судья поморщился:

— Подождите, подсудимый, до показаний у нас ещё не дошло, мы пока устанавливаем личности. Поттер вы или вдруг не Поттер — протоколы требуют точности.

— Вы меня прекрасно знаете, — слегка пожал плечами Гарри, — или думаете, что кто-то под Обороткой принял мой облик? Так нас с женой проверили. В Азкабане меня поменяли? — Было заметно, что он очень нервничает, хоть и тщательно это скрывает: его голос звучал жёстко, с непривычным металлом, даже с издёвкой, казался незнакомым.

Со своего места поднялся адвокат, бесцеремонно перебивая Поттера:

— Ваша честь, позвольте мне переговорить с подзащитным?

Гланвилл сделал разрешающий жест:

— Конечно, господин Малфой, а то нам придётся его удалить за неуважение к судебной коллегии.

Драко подошёл к своему клиенту:

— Не настраивайте суд против себя.

— Какая разница? — Тот упрямо поджал губы. — Всё равно нас осудят по максимуму. Это все понимают. — И многозначительно посмотрел на обвинителей, на сосредоточенных лицах которых то и дело мелькали азартные ухмылки. «Гончие, беспощадные и зубастые». — Зачем эти пляски на костях?

— Чем больше вы упорствуете, — возразил Малфой, — тем больше у меня складывается впечатление, что хотите скрыть что-то важное.

Гарри взглянул на него с удивлением и недоверием, смутившись, задумался.

— Ну ладно, — ответил после паузы.

— Уважаемый суд, — объявил Малфой, — мой подзащитный готов отвечать на ваши вопросы чётко и правдиво.

Судья продолжил с непроницаемым лицом:

— Вот и давайте установим всё-таки как вас зовут? И прочие данные для протокола.

— Поттер Гарри Джеймс, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. До недавнего времени — Главный аврор Британского Аврората.

— Миссис Поттер, назовите себя.

Джинни сразу послушалась и, вставая, сообщила:

— Поттер Джиневра Молли, тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения, домохозяйка.

Верховный судья сделал пометки в своих записях:

— Садитесь. Суд переходит к судебному следствию. Слово предоставляется обвинению.

Старший прокурор, грузный русоволосый мужчина средних лет, с крупными чертами лица и голосом хриплым и скрипучим, как у пирата, выступил вперёд и, раскрыв алую папку с эмблемой Министерства, солидно откашлялся:

— Спасибо, уважаемый суд. Уважаемые судьи, уважаемые участники процесса, одиннадцатого августа две тысячи двадцать второго года в двадцать три часа сорок девять минут по каналу экстренной каминной связи дежурному колдомедику госпиталя Святого Мунго поступил вызов от Поттер Джиневры. Она сообщила, что их приёмный сын, Роберт Юрбен-Поттер, две тысячи седьмого года рождения, упал с лестницы и, судя по всему, сломал себе шею. Летучая бригада целителей прибыла на место, Роберта Юрбен-Поттера со всеми необходимыми предосторожностями трансгрессировали в больницу, где он, не приходя в сознание, скончался. Согласно выводам судебно-колдомедицинской экспертизы смерть погибшего Юрбен-Поттера наступила в результате дислокации ствола головного мозга вследствие перелома шейных позвонков. Целители обратили внимание на наличие у Юрбен-Поттера многочисленных гематом, не характерных для падения с лестницы. В результате проведённых следственных мероприятий были выяснены виновные — ими оказались супруги Поттеры, наши подсудимые, они же — приёмные родители погибшего. На предварительном следствии Поттеры сообщили, что взяли погибшего Роберта Юрбена из детского дома четыре года назад, воспитывали его вместе со своими детьми (Джеймсом Сириусом, две тысячи пятого года рождения, Альбусом Северусом, две тысячи шестого года рождения, и Лили Полумной, две тысячи восьмого года рождения). Однако, как отмечали супруги Поттеры, погибший Роберт их не слушался, вёл себя из рук вон плохо, за что и регулярно наказывался, причём, иногда самыми жёсткими способами, включавшими телесные воздействия. По словам мистера и миссис Поттер в тот самый день Роберт умышленно испортил древнюю книгу, семейную реликвию, ценный артефакт. Он якобы частенько рисовал на полях фолиантов и вырывал страницы. За это миссис Поттер нанесла ему несколько ударов (с её слов — пощёчин) по лицу. После этого около двадцати трёх часов пятнадцати минут в дом вернулся приёмный отец погибшего Гарри Поттер. Узнав о том, что натворил Роберт, он продолжил его избиение. Тот пытался убежать, однако подсудимый Поттер схватил мальчика и сломал ему шею. После чего супруги, для того, чтобы отвести от себя… — Главный обвинитель перевёл дыхание, отпил воды из стакана и перелистнул страницу, с которой зачитывал, — чтобы отвести от себя подозрение, сбросили его с лестницы и вызвали медиков. В результате проведения психолого-психиатрической экспертизы оба подсудимых признаны вменяемыми и отдающими себе отчёт в инкриминируемых им деяниях. На основании собранных по делу доказательств… — Гул, нараставший в зале, стал слышен даже через чары Тишины и заглушил слова обвинителя, который вынужден был повысить голос. — …то есть пункты «е» и «ф» части второй Кодекса магической Британии, а также в неисполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего, сопряжёнными с жестоким обращением, то есть по статье двести пятьдесят шесть «д» Кодекса. Важным дополнением к обвинению считаю, что по неустановленным достоверно причинам волшебная палочка Роберта Юрбена-Поттера оказалась сожжённой, не подлежащей восстановлению и экспертным действиям со стороны следствия. Уважаемый суд, у меня всё. — Вытерев лоб большим платком, Кассиус Уоррингтнон вернулся на своё место и сел.

Гомер Гланвилл обратился к подсудимому:

— Поттер, встаньте. Признаёте свою вину?

— Да, я полностью признаю свою вину. И прошу осудить меня как можно скорее.

— Миссис Поттер, и вы вставайте. Признаёте вину?

Джинни поднялась рядом с мужем:

— Да, я тоже признаю, что виновата, и нет нам никакого прощения.

— Присаживайтесь. — Верховный Чародей сделал очередные пометки в своих записях. — Защита, желаете выразить своё отношение к обвинению?

Малфой, не отрывая взгляда от бумаг, которые, казалось, читал с огромным интересом, немного рассеяно ответил:

— Уважаемый суд, позвольте, я выскажусь позже? А мои подзащитные сейчас отказываются от дачи показаний. — Он указал взглядом в сторону Поттеров, те согласились без слов.

Обвинители удивлённо переглянулись и зашептались. Второй и Третий судьи были сосредоточенны, их лица не выражали никаких эмоций.

— Вызывается первый свидетель, — объявил председатель Визенгамота.

— Вызывается первый свидетель — директор "Mer-les drо-les", — прочитал Верховный Чародей по-французски, — детского приюта, расположенного близ Амьена (Франция), месье Сиприен Томма. Так как он маггл, то в целях соблюдения Статута секретности не может быть допущен на заседание Визенгамота, его нотариально заверенные показания будут зачитаны.

Второй судья процитировал из материалов дела:

«Да, я, Томма Сиприен, работаю директором приюта «Весёлые дрозды» уже пятнадцать лет и за всё время не имею никаких нареканий. Роберт Юрбен воспитывался в нашем доме десять лет. Подсудимые Поттеры появились у нас примерно четыре с половиной года тому назад, они помогали материально нашему дому, в частности, даже купили микроавтобус. Гарри Поттер — обеспеченный человек, щедрый британский бизнесмен, его супруга часто приезжала в наш дом, играла с детьми, однажды поинтересовалась у меня, как усыновить Роберта, с которым она сблизилась. Поттеры приезжали каждые выходные, даже чаще, прежде чем усыновить Роберта. Мы их проверяли, у нас с этим строго. Про Роберта могу сказать: это был хороший мальчик, послушный, помогал воспитателям. Поступил он к нам, когда ему было чуть больше года, в очень плохом состоянии, у него был врождённый порок сердца, мальчика доставили после больницы. Знаю, что ему была сделана какая-то сложная операция, специального ухода уже не требовалось — ребёнок активно шёл на поправку. А что касается его родителей, то их лишили родительских прав. Мне известно, что они наркоманы, но о дальнейшей их судьбе не известно ничего».

— Уважаемый суд, — взял слово адвокат Малфой, — я прошу принять во внимание, что родители Роберта Юрбена живы. Отец Бруно Юрбен в две тысячи девятом году осуждён за серийное убийство с особой жестокостью и до сих пор отбывает наказание в тюрьме «Лион-Карбас». Ему был поставлен диагноз «наркомания», как и его жене, биологической матери Роберта, Мари-Доминик Юрбен, которая находится на лечении в стационаре психиатрической больницы с диагнозом «грубопрогредиентная шизофрения». О чём имеются соответствующие документы, заверенные по всей форме маггловскими властями Французской Республики и подтверждённые представителями Министерства магии Франции.

Обвинитель Уоррингтон, слушавший слова Малфоя весьма хмуро, спохватился:

— Вы меня, конечно, извините, но я не понимаю, куда клонит защита. Господин адвокат хочет сказать, что Роберта убили его биологические родители?

— Разумеется, нет, — спокойно возразил Драко. — Я хочу сказать, что психическое заболевание матери Роберта передаётся по наследству, возможна также предрасположенность Роберта к наркомании, вызванная употреблением Мари-Доминик наркотиков во время беременности. Однако в медицинской карте Роберта, имеющейся в материалах дела, ни слова о болезнях его биологических родителей нет.

— Значит, у Роберта ничего не было! — пикировалась помощник обвинителя Констанц Амбридж. В мелкой мимике её миловидного лица явно читалась дотошность прирожденной занозы.

— Это ничего не значит! — не согласился Малфой.

Амбридж стояла на своём:

— Ребёнка десять лет наблюдали в приюте. Неужели вы считаете, что там психологи и другие специалисты не поставили бы ему диагноз, будь для этого хоть какие-то основания?

— В пубертатный период и проявилось, — буркнул Драко себе под нос, а вслух, громко, игнорируя возмущённые крики обвинителей, заявил суду: — Прошу приобщить копию приговора Бруно Юрбена и справку из психиатрической больницы по диагнозу Мари-Доминик Юрбен к материалам дела.

Прокурор с коллегой запротестовали почти синхронно:

— Не видим необходимости!

— А я вижу, — тихо заметил Второй судья. Гланвилл задумался.

— Возражаем! — взвились обвинители. — Не имеет отношения к делу! То, что у Роберта была наследственная связь с биологическими родителями, не даёт подсудимым права его убивать!

— Бесспорно, — ответил Верховный судья. — Если они виновны, то непременно понесут наказание, но задача суда разобраться во всех нюансах дела.

Малфой подошёл к столу служителей Фемиды и положил перед ними документы:

— Мы говорим не про убийство, а про личность погибшего, — с заметной долей нравоучения сказал он, обращаясь через плечо к своим соперникам по процессу.

— Приобщено, — постановил Гланвилл и дал знак секретарю.

— Разрешите мне продолжить оглашение протокола допроса свидетеля, директора Томма. — Вернувшись на своё место, Малфой полистал документы. — Я хотел бы обратить внимание уважаемого суда на важные моменты, о которых обвинение умолчало. Итак, на вопрос о том, не странно ли то, что Поттеры усыновили ребёнка в столь взрослом возрасте, и почему вообще Роберта никто не усыновил раньше, мсье Томма ответил: «Да, это странно, что ребёнка никто не усыновил раньше. На Роберта многие приёмные семьи обращали внимание. Но поначалу он много болел, а потом с ним возникли трудности. Но ничего противозаконного в таком позднем усыновлении нет. И я сам пытался их отговорить, но мистер Поттер настоял. Он аргументировал своё решение тем, что у них в семье дети примерно того же возраста и они всегда смогут найти общий язык». Прошу обратить внимание: фраза господина Сиприена Томма о том, что он сам пытался отговорить усыновителей Поттеров, оставлена без комментариев. А также не проработан вопрос: почему в одном месте мсье Томма говорит, что Роберт был послушным ребёнком, а в другом — что с ним возникли трудности. Какого характера эти трудности? Почему конкретно его никто не усыновил раньше?

— Хорошо, суд учтёт все ваши замечания, господин Малфой. А теперь следующий свидетель стороны обвинения: представитель органов опеки и попечительства Министерства магии Британии миссис Эмили Бёрк. При усыновлении в семью магов вы, миссис Бёрк, курировали этого мальчика, Роберта?

К трибунке вышла высокая дама средних лет; было заметно, что она волнуется выступать перед столь авторитетным собранием, но неплохо держится:

— Прежде чем дать разрешение на усыновление, я была неоднократно в доме у Поттеров. Будущие усыновители смогли доказать, что Роберт Юрбен — волшебник. Ему в любом случае предстояло учиться в Хогвартсе, пришлось бы ему искать опекунов среди магов. У них великолепные условия, благополучная замечательная семья. Все знают Поттеров, это достойные члены нашего общества. Отзывы от соседей тоже были самые положительные. Так что при разрешении усыновления мы руководствовались не только публичной репутацией мистера и миссис Поттер. И дети у них прекрасные, отзывы из школы только положительные. Замечательная семья, я была искренне уверена, что Роберту повезло.

К свидетельнице обратился Главный обвинитель:

— Мисс Бёрк, после того, как ребёнок переехал в дом Поттеров, как часто вы навещали его, проверяли?

— Сначала я посещала семью дважды в месяц, потом немного реже, последний год я видела Роберта пару раз, говорила с ним. Не было оснований для более пристального надзора. Роберту всё нравилось.

Адвокат поднял руку:

— Уважаемый суд. В материалах дела есть акты проверки условий проживания ребёнка. Том дела второй, листы с пятьдесят шестого по семьдесят четвёртый. В соответствии с ними никаких нарушений у Поттеров не было. Вопрос к миссис Бёрк: а вы знали, что биологическая мать Роберта имеет тяжёлое психическое заболевание?

— Нет, я этого не знала.

— То есть на ваш взгляд Роберт был нормальным ребёнком?

— Да, полагаю, с ним всё было хорошо.

— Адекватным?

— Да.

— Понял. — Малфой что-то черкнул для себя в блокноте. — Уважаемый суд, прошу продемонстрировать колдозапись, которая имеется в материалах дела. Давайте и мы с вами посмотрим, насколько адекватен был примерный мальчик Роберт.

Гарри так резко вскочил с места, что зачарованные цепи моментально прижали его обратно к креслу, «решив», что подсудимый пытается вырваться.

— Мы против! — задыхаясь и хрипя, воскликнул он, пытаясь одновременно задержать дыхание, пока аврор, что караулил подсудимых, ослаблял душившую цепь. — Это вмешательство в личную жизнь!

Джинни тоже встала, но медленнее, и её цепи остались неподвижны:

— Ваша честь, я возражаю! Зачем что-то показывать? Наших признаний вам не достаточно?

— Не достаточно. — Верховный судья недовольно покачал головой.

— Ваша честь, — обратился к нему Уоррингтон, — а я тоже не понимаю, зачем нам это нужно? И вообще как-то странно себя ведёт адвокат, вы не находите? Его позиция противоречит желаниям подзащитных, идёт с ними вразрез.

Гланвилл назидательно напомнил:

— Главная задача защитника: не навредить. Посмотрим колдозапись, потом решим, нарушает ли её демонстрацией господин Малфой интересы своих клиентов. Подсудимые, садитесь. Ведите себя сдержаннее. Давайте посмотрим.

Секретарь притушил свет и включил колдоленту, над центральным амфитеатром появилось не очень чёткое, но вполне различимое изображение, похожее на голограмму, состоящую из кадров отдельных колдографий: Рождество, наряженная ёлка, праздничный стол, свечи, Гарри с бокалом шампанского в руке говорит тёплые слова, поздравляет всех, желает счастья; Джинни улыбается, трое подростков перешучиваются и с озорством толкают друг друга под столом во время речи отца; четвёртый, Роберт (черноволосый, очень красивый юноша, странным образом похожий на Гарри, Джеймса и Альбуса), выпив раньше времени из своего бокала, резко и зло перебивает Поттера-старшего:

— А я желаю всем вылететь к дементорам в трубу! Вслед за вашим придурочным Сантой!

Джинни, ахнув и невольно дёрнувшись, проливает на себя шампанское; улыбка, как размазанный грим, слезает с её лица, глаза из тёплых уютных огоньков, светящихся любовью, моментально превращаются в два обжигающих угля:

— Бобби, что ты себе позволяешь?

— Да пошёл он! — Кивает Роберт на Гарри и брезгливо поджимает слишком алые, будто подкрашенные помадой, чётко очерченные губы. — Нафиг вы вообще меня сюда притащили? Рождество — маггловский праздник. Вы же не верите в Иисуса. Выпендриваетесь сами перед собой! — Далее следуют и другие злые слова. Роберт смеётся и сплёвывает на пол.

Джинни даёт ему пощёчину, она вся дрожит. Гарри удерживает её, на его скулах ходят желваки. Джеймс, Альбус и Лили от этой безобразной сцены вжимают головы в плечи, словно их тоже ударили.

— Ты чё, сука? — кричит Роберт. — Я на тебя в суд подам! — И не называй меня этой дурацкой собачьей кличкой, рыжая стерва!

Гарри просит детей выйти. Джеймс чуть не бросается на Роберта с кулаками, но отец останавливает его и приказывает увести брата и сестру…

— Нормальный адекватный ребёнок? — спросил адвокат, как только колдолента закончилась. — Которому всё нравится в приёмной семье?

Обвинитель Амбридж удивлённо переглянулась с шефом и озвучила своё недоумение:

— Господин защитник демонстрацией этой записи оказал нам услугу, показав, как Джиневра Поттер бьёт приёмного сына.

Третий судья тоже был озадачен:

— Для чего мы сие смотрели?

— Уважаемый суд, — сказал Малфой, — обращаю ваше внимание на то, что поведение ребёнка не такое уж и радужное.

— Да нет уже ребёнка. Покойник. — Вздохнул Второй судья. — Ну да, был он плохим, трудным. У нас факт смерти.

Амбридж хмыкнула:

— А не удивительно, Ваша честь. Когда вот с этого начинается, когда приёмная мать бьёт ребёнка — не удивительно, к чему это привело.

— Дальше что у нас? — Гланвилл перелистнул несколько страниц дела. — Свидетелей больше нет?

Уоррингтон перехватил инициативу у своей напарницы:

— Прошу огласить выводы судебно-колдомедицинской экспертизы. Том дела один. Листы сорок шесть — пятьдесят, второй пункт.

Третий судья поискал нужный отрывок:

— Так, не это, дальше… — И зачитал вслух: — Согласно экспертизе и материалам дела смерть Роберта Юрбен-Поттера наступила в результате дислокации… Пункт второй: согласно экспертизе и материалам дела на теле Роберта Юрбен-Поттера обнаружены гематомы, имеющие прижизненный характер образования, разной степени давности нанесения.

Малфой в свою очередь попросил:

— Уважаемый суд, а можно продемонстрировать ещё видеозапись адвокатского опроса, который я производил с согласия свидетелей. Все объяснения в материалах дела имеются.

— Что это нам даст по существу? — поинтересовался Верховный Чародей.

— Люди сообщают сведения, которые имеют отношение к делу.

Обвинители всполошились, точно куры, завидевшие хорька:

— Категорически возражаем! По данному вопросу стороной защиты было допущено нарушение закона: опрос несовершеннолетних свидетелей без родителей или законных представителей.

Но Малфой ничуть не смутился:

— Во-первых, один свидетель уже был совершеннолетний. Во-вторых, другой опрашивался с согласия законных представителей.

— Давайте ознакомимся, — разрешил Гланвилл.

Амбридж пробурчала:

— Привели бы сюда своих свидетелей. Мы бы их опросили. — Но её претензия осталась без внимания.

Над амфитеатром в воздухе голубоватой рябью замелькала новая колдозапись, на которой подростки в школьных мантиях (судя по всему, знакомые Роберта) говорили:

— …Мог пнуть кого-то без причины. Или горячим чаем облить. Тварь он был. А главное, всегда делает… то есть делал так, чтобы потом его за это ещё и жалели… Я Берта хорошо знаю. Мы одно время дружили, а потом… Он вещи воровал и подставлял других. И пострашнее чего. Берт… кровь любил. А однажды подбивал меня типа на изнасилование. Вообще всех девочек суками называл, а одну… Нет, об этом не буду рассказывать — меня там не было, всё по чужим рассказам знаю. Я попросил переселить меня в другую спальню…

Драко Малфой поднял перо и, как указкой, показал им в сторону погасшего колдо:

— Вот такой замечательный, эмоционально устойчивый ребёнок Роберт, не правда ли?

Амбридж отмахнулась:

— Да ни о чём не говорит эта ваша запись! Мы же не знаем, как вы её получили. Может, детям конфеты купили или новые мётлы — они и надиктовали всё, что вам нужно.

Судьи немного пошептались, Верховный осведомился строго:

— Вопросы ещё есть?

— Да какие тут могут быть вопросы! — разом фыркнули обвинители.

— Так, — сверился со своими бумагами Гланвилл, — пригласите свидетеля профессора Уильямс, Джесмин Софи, декана факультета Слизерин.

К трибунке подошла молодая женщина в строгом длинном платье с серо-зелёным шарфом, назвала себя, представилась как преподаватель маггловедения в Школе волшебства и руководитель Роберта. Тяжело вздохнув, начала:

— Он талантливый мальчик, но не простой.

— Расскажите нам, миссис Уильямс, каким был Роберт, — попросил Уоррингтон.

Та пожала плечами:

— Хорошо учился. А вообще это сложный вопрос. В классе его недолюбливали. Однако это не было явно выражено. Боялись. Но он очень изменился именно за последний год. Раньше я ничего такого не замечала.

Уоррингтон даже привстал:

— Вы не замечали следов побоев у Роберта?

— Да… — смутилась профессор Уильямс, — один раз, пожалуй, было. Заметила как раз в январе, когда дети вернулись с рождественских каникул. Я спросила Роберта, что случилось. Он ответил, что просто упал.

— Всё понятно! — воскликнул Главный обвинитель. — Нет вопросов, ваша честь.

— А что вы, мисс Уильямс, можете сказать о других, родных, детях Поттеров? — вступил в допрос свидетеля Малфой.

Уоррингтон вскочил с места:

— Уважаемый суд, мы возражаем против данного вопроса. Какое отношение имеют личности детей?

— Они у нас проходят свидетелями по делу, — напомнил адвокат. — Может, они патологически лживы? Стоит уточнить, разве нет?

Судьи переглянулись и Верховный Чародей сообщил:

— Вопрос снят. Есть ещё вопросы к свидетелю Джесмин Уильямс? Нет? Тогда присаживайтесь. Вызывается свидетель Поттер-младший, Джеймс Сириус.

В центре зала появился высокий худощавый, но плечистый юноша, очень похожий на отца, только знаменитого шрама на лбу и очков не хватало. Он выглядел решительным, однако очень хмурым.

— Вы имеете право не давать показаний против родителей. Желаете дать показания суду? — обратился к нему Гланвилл.

Джеймс — это было хорошо видно — собрался говорить, даже набрал в грудь воздух, как перед прыжком в воду. Однако, пристально посмотрев на отца и мать, на несколько мгновений буквально скрестившись с ними взглядами, сообщил тихо, вяло, будто у него враз закончились все силы:

— Я, наверное, ничего не буду говорить.

По залу прокатился ропот. Третий судья уточнил:

— Наверное?

Джеймс молча отрицательно покачал головой и уткнул взгляд в пол.

Было заметно, что адвокат Малфой разочарован.

— Джеймс Сириус! — обратился он к свидетелю довольно резко. — От ваших показаний зависит очень многое. Вы можете сейчас помочь своим родителям. Вы же любите своих родителей?

— Да, люблю.

— Ну так помогите им.

Джеймс встрепенулся, словно вспомнив нечто важное, и с надеждой посмотрел на мать. На лице у той будто приморозилась маска, не пропускавшая ни единой живой эмоции. Гарри вновь обменялся с сыном выразительными взглядами и едва заметно качнул головой из стороны в сторону.

— Я ничего не буду говорить, — подавленно сказал Джеймс. Малфой не удержался и даже стукнул ладонью по столу.

Гланвилл повысил голос:

— Не нужно давить на молодого человека!

Гарри грозно приказал:

— Уведите моего сына! Он вполне определённо заявил, что не намерен давать показания.

— Ну не вы, Поттер, здесь распоряжаетесь. — Судьи коллегии, до этого преимущественно хранившие спокойствие, возмущённо зашептались. — У нас есть ещё двое свидетелей, — напомнил Верховный Чародей, — несовершеннолетние Лили и Альбус со своими законными представителями Молли и Артуром Уизли.

Уоррингтон поморщился:

— А какой смысл их вызывать? Они тоже наверняка откажутся от показаний.

— Вот у них самих и спросим. Пригласите свидетеля Поттер Лили Полумну.

Лили вбежала в зал (бабушка и Альбус не поспевали за ней) и хотела броситься к маме. Но её удержали авроры. Тут и Артур подоспел, обнял внучку за плечи и подвёл к трибунке. У Лили было зарёванное лицо.

— Прошу вас, — взмолилась она, обращаясь то к судьям, то к зрителям, — пожалуйста, отпустите наших родителей. Мы не можем без них.

— Вы согласны давать показания? — спросил Гланвилл.

Лили посмотрела на родителей, на Джейми, казалось, что она готова раскрыть какие-то важные секреты.

— Я ничего говорить не буду. — Упрямо, очень узнаваемо, поджала она губы и вытерла слёзы.

— Ну как же так?! — не сдержался Малфой. — Вы только что просили отпустить родителей. А сами молчите.

Судьи тоже мало что понимали (ох, уж эти подростки!):

— Ваши показания, мисс Поттер, могут пролить свет на обстоятельства дела. Смягчить наказание для подсудимых. Вы это понимаете? Зачем же вы согласились быть свидетелем, если желаете хранить тайны?

— Ваша честь, разрешите? — вмешался обвинитель. — У нас есть подозрение, что свидетели Лили, Джеймс и Альбус Поттеры отказываются давать показания под воздействием стороны защиты. На предварительном следствии они были опрошены. И рассказали о том, что в день убийства у подсудимых возник конфликт с Робертом…

Судья перебил его:

— Мы не будем слушать с ваших слов, господин прокурор, показания свидетелей, присутствующих в зале суда. Ценность имеют и в протокол заносятся лишь показания, произнесённые свидетелями лично. Хотят молчать — их право. Что ещё у вас, господин Малфой?

Драко порылся в своих папках, заглянул в блокнот, что-то прикинул в голове.

— Прошу о допросе ранее незаявленного свидетеля, Скорпиуса Гипериона Малфоя, — сказал он.

— Зачем?! — закричала Лили и схватила брата за руку. — Не нужен он тут! — На её лице отразилась паника.

Судья парировал:

— Ну это не вы решаете! Раз защита нашла свидетеля — значит, будем слушать.

— Да, я настаиваю на показаниях этого свидетеля, — подтвердил Малфой.

Гарри громко отчеканил:

— Не нужен нам никакой свидетель! — И попытался приблизиться к судьям, конечно, безрезультатно. — Мы виноваты, всё признаём. Не надо нам снисхождения!

— Да-да. Да! — поддакивала Джинни, нервно теребя в руке носовой платок.

Малфоя это не остановило:

— И тем не менее, я настаиваю на допросе свидетеля Скорпиуса Малфоя. Потому что его показания кардинально могут изменить суть дела.

— Да пошёл ты на хуй! — выплюнул Гарри в сторону Драко, словно африканская кобра — порцию яда. — Урод, оставь нас в покое! Что ты там со своим ублюдком придумал? — прошипел он на парселтанге. Драко, похоже, понял, скрипнул зубами, но не подал виду. Поттер в гневе воскликнул: — Ваша честь, я увольняю своего адвоката! Нафиг он нужен? Прошу освободить нас от него.

Малфой побледнел, но голос его звучал чётко:

— Ваша часть, разрешите мне переговорить с моим подзащитным. Пару слов.

Судья Гланвилл показал красноречивый жест «чёрт знает, что позволяет себе этот Поттер!» и кивнул.

Драко метнулся к подсудимым и яростно зашептал Поттеру в самое лицо, глядя глаза в глаза:

— Идиот! Что ты творишь, всё портишь! Где твои мозги, включай их, гриффиндорец, пора уже! — Он повернулся к Джинни: — Вы понимаете, что делаете? Сейчас прервёте процесс, меня отстранят по вашему ходатайству. Вы вообще забыли, что вы родители? На кого детей оставляете? Да, вы виноваты. Признались во всём. И что? Неужели нет разницы, через два года выйдете из тюрьмы или схлопочете Поцелуй Дементора? Миссис Поттер, Джинни, я обещаю, что помогу вам.

Поттер покраснел как рак и готов был убить своего адвоката взглядом. Но Джинни вся внезапно подобралась и ответила Малфою:

— Работаем.

От её слова Гарри будто опал после невероятного напряжения.

Судья спросил:

— Подсудимый Поттер, встаньте. Вы снимаете вопрос о замене вашего адвоката?

Гарри долго молчал, Джинни сверлила его умоляющим взглядом.

— Да, — нехотя ответил он. — Пусть защищает.

— Замечательно, — подытожил Гланвилл. — Продолжаем работать с адвокатом Малфоем. Вызывается ранее не заявленный свидетель Скорпиус Малфой, две тысячи шестого года рождения.

.............................

Роберт Юрбен http://www.pichome.ru/NZK

— Вызывается ранее не заявленный свидетель Скорпиус Малфой. Это ваш сын, мистер Малфой?

— Совершенно верно. Предварю вопросы: Скрорпиусу пока нет семнадцати, но в зале суда, — он показал на первый ряд правого амфитеатра, — присутствует официальный представитель несовершеннолетнего свидетеля — его бабушка Нарцисса Малфой.

Вошёл Скорпиус, симпатичный юноша, похожий на отца лишь платиновым цветом волос и, пожалуй, манерой держаться, в остальном же, как поговаривали, вылитая копия своей красавицы-матери. Он, оглядевшись, замер ненадолго в нерешительности, но проследовал к трибунке:

— Я не хотел приходить сюда. Более того, я дал слово, что не приду. Но… Я должен. Прости меня, Лили.

Верховный Чародей распорядился:

— Задавайте вопросы свидетелю.

Драко взял слово первым:

— Свидетель, скажите, что вы можете сообщить по делу об убийстве Роберта Юрбена?

Скорпиус явно собирался начать свою речь, но вдруг заявил слишком отчаянно:

— Я был парнем Лили, то есть её молодым человеком. Мы с ней встречались.

— Враньё! — Вскочила Лили; если бы Молли не схватила её за рукав, то она кинулась бы на Малфоя-младшего с кулаками. — Не встречалась я с ним! Молчи!

— Так, мисс Лили Поттер! — Верховный судья строго постучал карандашом по столу. — Либо вы садитесь на место и не мешаете другому свидетелю давать показания, либо я удалю вас из зала суда. Продолжайте, мистер Малфой-младший.

Гарри снова дёрнулся со своего места, грякая цепями:

— Удалите всех из зала! И этого гада тоже! — показал он на Скорпи.

Судья, дав сигнал аврорам, чтобы удерживали буйного подсудимого в границах дозволенных ему перемещений, повысил голос:

— Продолжайте, свидетель Малфой, мы вас внимательно слушаем.

— Я очень хорошо отношусь к Лили, — Скорпиус покраснел и глубоко вдохнул, — и… люблю её. Мне жаль, что всё так. Но она сама решила, что нам больше нельзя встречаться. Произошла трагедия, почти произошла. Лили пытался изнасиловать тот самый гад, Роберт, её приёмный братец. Лили взяла с меня слово, что я не разболтаю. Но тут такое дело… Я же не знал…

— Что за бред?! — Встали оба обвинителя.

— Ты что наговорил?! — Разъярённой рыжей кошкой бросилась на Скорпи Лили. Даже Артур не смог удержать внучку.

— Я тебя убью, змеёныш! Хорёчьий щенок! Язык отрежу! — выкрикнул Джеймс, пытаясь оттащить сестру.

— Господа авроры! Убирайте из зала нервную девицу! Немедленно! — Терпению судий пришёл конец. — Вызовите ей врача и караульте, чтобы не вернулась сюда! Безобразие! Мистер Джеймс Поттер, вы перед судейской коллегией, а не среди сверстников, следите за своей речью!

Лили утащили двое крепких авроров, они вынуждены были применить волшебные палочки и буквально связать не желающую угомониться девушку. Джеймс ни на кого не смотрел. Молли зарыдала, уткнувшись Артуру в грудь и прижимая к себе совсем притихшего Альбуса.

— В третий раз: продолжайте, свидетель Малфой! — голос Гланвилла дрожал, будто слишком сильно натянутая, готовая лопнуть струна. Оказывается, у несгибаемых судей тоже есть нервы.

— Я правду говорю. — Скорпиус, ссутулившись, глядел в пол. Выступление давалось ему нелегко. — Роберт почти изнасиловал Лили. Она сама проговорилась, случайно. Первого сентября мы устроили в школе вечеринку. Ну, такую, для старшеклассников. Лили тоже пришла и слишком много выпила. Я вообще её впервые видел пьяной. Она плакала и рассказала мне…

— Не волнуйтесь, свидетель Малфой, продолжайте, — подбодрил сына Драко.

— Если бы я знал раньше, то убил бы этого гада! Авадой! Или голыми руками задушил! — выдохнул тот.

— Э… Уважаемый суд, — встрепенулся Драко, — можно не заносить эту фразу свидетеля Малфоя в протокол? Она не имеет к делу отношения! Свидетель Малфой, выбирайте выражения, вы находитесь перед Визенгамотом!

— Да, сэр, — Скорпиус под гневным взглядом отца сник, но сразу же выпрямился и поднял подбородок. Дальше он продолжил уверенно, подбирая тщательно слова:

— Это было в тот самый вечер, одиннадцатого августа, в день рождения миссис Поттер. Лили сказала, что Роберт всё лето к ней приставал, как с цепи сорвался, в любви признавался и вообще с ума сошёл. Она пожаловалась Джеймсу, и тот несколько раз даже дрался с Робертом, но Роберта это словно подстёгивало. В общем, в тот вечер он подкараулил Лили и почти изнасиловал. Сорвал одежду, ему помешал Альбус, но не смог справиться с насильником. Бобби был очень ловкий и сильный, приёмчики всякие знал. Они подрались, сражались и кулаками, и на палочках. Прибежал Джеймс, но Роберт выбил у него волшебную палочку и обездвижил парней. Он почти сделал это с Лили у них на глазах. Заставлял её вставать в неприличные позы, угрожая братьям. Джеймс как-то освободился и свернул ему шею. Голыми руками. Я бы тоже так поступил! — Щёки Скорпиуса пылали нездоровым румянцем.

Воцарилась тишина. Джинни, согнувшись к коленям, беззвучно заплакала, её плечи тряслись, будто в припадке. Гарри, сдвинув свои цепи, потянулся через подлокотники железных кресел, разделявшие их, и взял её за руку, изо всех сил стиснул тонкие и совершенно ледяные женские пальцы. Судья не сделал подсудимым замечания.

На последнем ряду левого амфитеатра прятавшаяся всё это время за спинами и шляпами зрителей Гермиона закрыла себе ладонями лицо. Сидевший рядом в мантии с капюшоном Рон сжал до онемения свою волшебную палочку и положил руку на плечо жене… Всем казалось, что мир подпрыгнул, сделал кульбит и неудачно приземлился на колени… Было очень больно и совершенно непонятно, как такое приключилось и что с этим теперь делать. Гермиона шептала в ладони: «Вытащи их, Малфой, ты можешь!» и не замечала слёз, градом катившихся по щекам.

— Ваша честь, всё, что мы видим здесь — спектакль! — возмутился прокурор. — Свидетель — бывший парень Лили Поттер, он заявил, что продолжает любить её, кроме того он — сын адвоката Малфоя. Возмутительно! Наглое представление!

Скорпиус решительно сверкнул глазами и хотел возразить, но Драко остановил его взглядом.

— Прошу приобщить к делу выписку из медицинской карты Лили Поттер, — обратился он к суду, — которую двенадцатого августа осматривали целители. Особое внимание прошу обратить на их мнение по поводу крайне нестабильного психологического состояния девушки, спровоцированного сильным стрессом, на подозрения в применении к ней успокоительных зелий и даже чар, корректирующих память, а так же на записи о гематомах и ссадинах, расположенных на… — Драко кашлянул, — на э… интимных местах и по всему телу.

Джинни вскинула заплаканное лицо и умоляюще посмотрела на мужа.

Гарри поднял руку, все в зале услышали звон его цепей. Он встал и вышел вперёд:

— Чувствую, что надо давать показания, иначе тут чёрт знает что происходит.

Гланвилл одобрительно вздохнул:

— Да уж. Наконец-то. — Казалось, что с плеч Верховного Чародея сняли тяжёлый камень. Он даже расслабил тугой воротничок мантии.

— Видит Мерлин, мы хотели, чтобы всё было по-другому, — словно перед самим собой тихо оправдывался Поттер. Он бросил на Малфоя странный взгляд, исполненный одновременно презрения, ненависти и глубокой благодарности, но тот, зарывшись в свои бумаги, этого как бы не заметил.

— Вопросов больше нет к свидетелю? — поинтересовался Гланвилл после того, как выпил полстакана воды. — Присядьте в зале, мистер Малфой-младший. Хотите выйти? Не стоит, с мисс Поттер сейчас занимаются колдомедики, ваша помощь, молодой человек, не требуется, вы можете пригодиться нам здесь. Итак, выслушаем подозреваемого Поттера. Возражений не имеется?

Гарри повернулся к жене и улыбнулся уголками губ, виновато и как-то потерянно. Потом бросил адвокату… победный взгляд и заговорил:

— Да, нам не удалось наладить отношения с Робертом. Он был ангелом за пределами дома, а в семье вёл себя ужасно. Да, я бил его. Но я не садист. Просто мальчик понимал только физическое воздействие. Приходилось воспитывать его ради его же пользы. А в тот злополучный день мы с женой уже спать пошли. Слышим — крик, Лили кричала. Только Роберт её не насиловал, Скорпиус лжёт. Наверное, хочет отомстить моей дочери, опорочить её. Или действует по наущению своего отца, всем известно, что Малфои нас ненавидят. А на самом деле Роберт просто кинулся на Лили с волшебной палочкой. А потом и с ножом. Я подбежал, схватил за руку, он меня укусил и забрал мою палочку.

В зале засвистели:

— Отличный Главный аврор!

— Соблюдайте тишину! — прикрикнул Гланвилл.

— Тут появилась Джинни, — ни на кого не обращая внимания, продолжал Гарри, — и Роберт кинулся с ножом на неё тоже. Тогда я случайно свернул ему шею. Дальше вы всё знаете.

— Он хотел зарезать вашу дочь? — удивлённо спросила Амбридж. — Зачем?

— Не знаю, могу только гадать. Возможно, Роберт и правда был в неё влюблён или завидовал нашим родным детям, потому что они всегда были с нами, обласканы любовью, а его родители бросили. Не знаю.

— Как вы, подсудимый, всё здорово придумали! — воскликнул Уоррингтон и даже похлопал в ладоши. — Только кое-что не складывается. Если был нож, как вы утверждаете, то на нём должны сохраниться отпечатки пальцев Роберта. И какой смысл вам сжигать волшебную палочку юноши? Эксперты легко установили бы, какие именно заклинания были выпущены из неё последними, и если вы сейчас говорите правду, то палочка могла бы ваши слова косвенно подтвердить. А у вас нет ни палочки, ни ножа.

— Ваша честь, я скажу. — Джинни во время речи мужа немного успокоилась. — Мы смыли отпечатки, я вымыла нож. А палочка оказалась в камине случайно, во время драки. Я знала, что когда-то всплывёт этот нож, начнутся разговоры и расспросы: «Что, где?» Нас-то по любому осудят. А детям нашим как жить? Да и вообще, никто не поверит, что маги с ножом не справились. Это же позор. Ну вот так…

Амбридж сразу же возразила Джиневре:

— Уважаемая, заметно, что вы не юрист. Потому что, если бы в деле фигурировал этот нож с отпечатками пальцев Роберта, то это было бы очень серьёзным смягчающим обстоятельством для вас и вашего супруга. Тут можно было бы говорить о самообороне, об аффекте, о чём угодно. Поэтому смею предположить, что никакого ножа не было, ибо предположить, что вы придумали такую глупую версию, я просто не смею. И даже не попытались вытащить из огня палочку, которая не из соломы изготовлена и не сгорает за несколько секунд? Бред!

— Да, я тоже долго думал над этим ножом, — вставил Драко. — И могу выдвинуть версию: на нём могли быть отпечатки не только потерпевшего, но и иных лиц. Например, Лили, которая защищалась от насильника, или её братьев. В этом ракурсе то, что мать вымыла нож, выглядит более чем логично.

Амбридж развела руками:

— Так это же ваши подзащитные. Зачем нам версии адвоката? Что же они вам и нам всем не рассказывают, как и что происходило на самом деле? И ваши версии противоречат друг другу. То нож, то изнасилование, то влюблённого подростка притащили. Вы определитесь уже с линией защиты.

— А я определился, — беспечно возразил Малфой. — Давно, — понизил он голос, — если вы ещё не поняли.

— Чего же мы не поняли? — прищурился Уоррингтон и заёрзал на стуле. Профессиональное чутьё буквально толкнуло его под локоть: «А вот теперь держитесь крепче, господин прокурор! Ибо Малфой без козырей в рукаве даже близко не подойдёт к карточному столу».

— Давайте ждать прений. — Драко демонстративно уткнулся в свои бумаги.

Джинни не унималась:

— Ваша честь, уважаемые судьи, господа обвинители, вы правильно всё решили. Мы виноваты, мы! Нас и судите.

Терпение судей, похоже, закончилось окончательно. Подсудимые вывели их из себя, и началась не очень красивая перепалка между Поттерами, в два голоса твердившими о своей виновности и просившими побыстрее увести их в тюрьму, и между Чародеями Визенгамота, впервые столкнувшимися с такими странными и тупыми преступниками.

Обвинители тем временем тихо и настороженно переговаривались между собой:

— Ты чего-нибудь поняла, Констанц? — Уоррингтон был сильно озадачен.

— Нет. — Амбридж в ответ задумчиво покачала головой. — Боюсь, как бы Малфой не посадил нас в лужу. В очень большую и глубокую лужу. Причём, голыми задницами. Что мы упустили?

— Не знаю. Думай.

После непродолжительного перерыва слово сразу же дали адвокату Малфою:

— Прошу приобщить к материалам дела запись детализации вызовов каминной связи коттеджа «Морской лев», в котором и произошли трагические события вечера одиннадцатого августа. Напоминаю, что коттедж принадлежит семье Поттеров, в нём Гарри и Джинни обычно проводили с детьми каникулы, коттедж построен на крошечном ненаходимом островке — бывшем маяке в Истборне — и ввиду очень плотно заселенной магглами прилегающей курортной территории имеет ограничения на трансгрессию.

— Для чего такие подробности? — поинтересовался скептически прокурор, кивая своей коллеге: «Вот оно! То, что мы упустили. Теперь держись, Амбридж!»

Подсудимый Поттер дёрнулся с места и крикнул:

— Хорёк, заткнись! Иначе пожалеешь!

Судьи возмущённо зашептались, но приготовились внимательно слушать. Гланвилл недовольно начал выговаривать Поттеру, но Драко вдруг подошёл к тому и сказал почти в самое лицо:

— Уже жалею. И давно. Но ты, Потти — моя судьба. А с судьбой не получится играть в прятки. С ней надо быть предельно честным.

— Засунь себе свою честность в жопу, Хорёк! Выйду из тюрьмы — урою своими руками!

— Подсудимый Поттер! — в абсолютной тишине взвился голос Верховного Чародея. — Если вы сейчас же не замолчите, то на вас будет наложено заклятие Молчания!

— Сначала выйди! — словно не замечая никого вокруг, выдал Драко Поттеру и тряхнул перед его носом чёлкой. От этого движения по амфитеатру прошёлся шелест и пробежала волна — не то восхищения, не то зависти, не то одобрения.

— Итак, мистер Малфой. — «После этого процесса беру отпуск! — подумал Гораций Гланвилл, не отдыхавший, наверное, уже лет пять или больше. — Срочно! И прочь из Лондона!» — Зачем вы хотите приобщать эти каминные разговоры? Поясните суду.

— Собираюсь заострить внимание на том, что подсудимая Джиневра Поттер после случившейся трагедии вызывала колдомедиков, — как ни в чём не бывало ответил Драко, возвращаясь к своему столу. — Это совершенно особым образом характеризует её и всё деяние, совершённое Гарри Поттером.

— Сей вопрос уже озвучивали, но хорошо, если вы так настаиваете, приобщаем. Господа обвинители, вы не против приобщения переданного суду документа? Вам предоставлена копия.

Обвинители уже давно погрузились в упомянутые записи, буквально уткнулись в них носами. Они удивлённо показывали на что-то друг другу, Амбридж даже неэстетично тыкала в строчки алым блестящим ноготком:

— Вы время видите, Кассиус? Как это понимать?

Верховный судья объявил прения сторон. Но прокурор и его помощница явно замешкались. Такой нерешительности и даже беспомощности на лице Уоррингтона его коллеги и знакомые не видели давненько. Обычно непотопляемая, никогда не лезущая за словом в карман Констанц Амбридж тоже выглядела так, будто ей нестерпимо жали туфли.

Драко, наблюдая за ними, поинтересовался:

— Вы отказываетесь от обвинения?

— Нет! Но сторона обвинения просит время посовещаться, — сказал Уоррингтон. Небывалое дело!

Брови Гланвилла удивлённо полезли на лоб:

— Не готовы? Ну хорошо, сколько вы хотите, господа обвинители? Какой объявлять перерыв?

— Просим перенести заседание на завтра, — заявил прокурор.

— На каком основании? — опешил судья.

— На основании вскрывшихся новых обстоятельств по делу.

— И когда же это вы успели их тут при нас вскрыть, эти новые обстоятельства?

По выражению лица Малфоя было не понятно, доволен или раздосадован он подобным поворотом:

— Ваша честь, разрешите мне срочно переговорить с моими подзащитными! До того, как господин обвинитель ответит на ваш вопрос. Я настаиваю в категоричной форме!

— О как! — Гланвилл даже почесал лоб. — Я предполагал, что дело не будет томным, но чтобы настолько… Хорошо, адвокат, даю вам минуту для разговора с вашими клиентами.

— Три! — бесцеремонно объявил Драко, подошёл к Поттерам и заговорил быстро и очень тихо, его слышали только Джинни и Гарри:

— Ну что? Не считаете ли, что пришло время рассказать всё? Я подчёркиваю — всё. Пока обвинители не возобновили следствие и не накопали всякой отсебятины. Сейчас есть шанс рассказать вашу версию, настоящую. Ну?

Гарри сжал кулаки так, что, казалось, мог бы сейчас порвать свои кандалы:

— А ты, Хорёк, гад! Хитрый и изворотливый!

— Потом будешь делать мне комплименты, Потти. Решайся. Джинни, хоть ты ему скажи. Если вы расскажете сами — то расскажете только то, что сочтёте нужным. Понимаешь разницу?

— Почему ты не заявил прямо, что нас не было в коттедже?

— Потому что я ваш адвокат и не имею права открыто выступать против ваших интересов. Мне моя репутация ещё пригодится. А если очень внимательные обвинители сами увидели в записях ваших каминных сообщений кое-что интересное — то это им честь и хвала. На то они и обвинители, не зря получают от Министерства галлеоны.

— Сволочь!

— Не стоит, Потти, поблагодаришь после.

— Как же так, Гарри? — Джинни сильно побледнела. От этого цвет её волос вспыхнул, будто лесной пожар в ночи. — Значит, всё зря? Из-за какой-то мелочи нам теперь никто не поверит? Как же так?

— Ничего себе мелочь! — хмыкнул Драко. — Если вызов от Джинни в Скорую помощь Мунго поступил в двадцать три сорок девять. По каминной сети «Морского льва». А в двадцать три сорок по этой же сети был сделан внутридомовой вызов. Очень интересно, с чего вдруг кому-то болтать по камину внутри коттеджа? Этому может быть только одно объяснение — камин «Морского льва» настроен на какой-то другой камин, принадлежащий тем же владельцам и расположенный неподалёку, например, на второй коттедж, на гостевой домик. У вас же есть небольшая вилла на берегу? В ней вы уединились от детей ночью в день рождения Джинни? Ужин при свечах, романтика, тихие сексуальные радости? И когда вам позвонила по камину Лили, то из-за ограничений аппарации вы просто не смогли мгновенно попасть в «Льва». Ваши дети были дома одни, и это Джеймс и Альбус сломали Роберту шею. А вот какие у них на то были основания, помимо того, что приёмный братишка положил глаз, а вернее член, на крошку Лили, об этом можете поведать суду только вы! Или обвинители. Выбирайте!

Джинни упала без чувств.

Подсудимой оперативно оказали медицинскую помощь, Джиневра наотрез отказалась от госпитализации, она мёртвой хваткой вцепилась в руку мужа и на все советы подумать о своём здоровье отрицательно качала головой. Гарри, посидев возле неё, согласился давать показания.

* * *

С него сняли цепи. Выйдя к трибунке в центре зала суда, он долго молчал. То разглядывал ряды зрителей, то свои ботинки. Судья не выдержал и поторопил его.

— Прошу удалить из зала суда моих сыновей, — сказал Гарри. — Буду говорить только в их отсутствие.

— Хорошо. Господа авроры, выведите из зала Джеймса и Альбуса Поттеров, но проследите, пускай подождут в коридоре.

Едва за сыновьями закрылись двери, Гарри заявил:

— Я отказываюсь давать показания. — И прошептал сам себе: — Ничего они не нароют, Хорёк блефует. Не позволю втягивать в это Джеймса.

— Что?! Вы издеваетесь?! — побагровел, наверное, впервые за всю свою судейскую карьеру, Гланвилл.

— Упрямый и тупой грифф! — Малфой закатил глаза и плюхнулся на стул. Со злостью захлопнул папку с документами и стукнул по столу кулаком.

Члены коллегии загомонили, будто школьники на перемене. Слышались разрозненные реплики: «Безобразие! Издеваются! Впервые присутствую на таком бестолковом процессе! Клоуны, паяцы! Поттер свихнулся! Куда смотрит Верховный? Призвать к ответу!»

На самой верхотуре амфитеатра Гермиона, всё это время крепко державшая мужа за руку и жадно ловившая каждое движение и слово, звучавшее на площадке судебного зала, произнесла с замиранием сердца:

— Смотри, Рон, что сейчас будет. Никто, кроме Малфоя на такое не способен. Именно для этого я и договорилась с ним.

— Что?! — Рон открыл рот. — Опупеть! Сдурела ты? Договорилась с Малфоем?! Что здесь вообще происходит?

Драко между тем взял себя в руки, снова сверился с документами дела и, когда шум на рядах судейской коллегии немного стих, сказал, что настаивает на вызове ещё одного ранее не заявленного свидетеля, а именно Шанталь Делакур.

— Кого?! — Гланвилл уже не удивлялся, его мучили смутные подозрения, а не спит ли он. — Вы пригласили на процесс вейлу (1)?! И она здесь? Согласна давать показания? О чём она может свидетельствовать?

— О том, кем на самом деле был Роберт Юрбен, почему Гарри и Джинни Поттеры усыновили его и почему вообще произошла вся эта страшная трагедия.

На этот раз для того, чтобы успокоиться, и зрителям, и судьям понадобилось больше времени. Но, следуя протоколу, Визенгамот всё же пригласил в зал мадам Шанталь, бабушку Флёр Делакур.

По ногам и разгорячённым щекам присутствующих пробежал колдовской сквозняк, вошла — нет, вплыла, словно не касаясь пола ногами, — невысокая изящная дама, полностью укутанная пепельно-розовой непроницаемой вуалью, сквозь которую волнующими и мужчин, и дам смутными очертаниями угадывалась грациозная фигура. Зрению окружающих открывались лишь носы серебристых туфелек и локоны ослепительно-белых, неестественно искрящихся волос, выглядывающих из-под вуали. А ещё по воздуху поплыл особенный аромат, смесь мускуса и запаха самых лучших цветов, характерный для чистокровных вейл. Уникальное явление — в наши дни лицом к лицу, да ещё и на заседании Визенгамота, столкнуться с настоящей гарпией. Эти твари, как повелось, не жалуют посторонних магов своим обществом. Интересно, она станет петь на языке вейл или знает английскую речь?

Гарри при виде мадам Делакур совсем сник, закрыл лицо рукой и издал гулкий болезненный стон. Потом погладил себя по груди с левой стороны. Открыл глаза и тихо сказал:

— Простите, ваша честь. Уважаемый суд. Не надо. Я сам всё расскажу. Как же я устал.

— Дайте подсудимому Поттеру сердечных капель, быстрее! — распорядился Гланвилл. — И мне чего-нибудь плесните, покрепче.

Авроры проводили Шанталь Делакур на скамью в первом ряду. За всеобщей суматохой никто не обратил внимания, как изменилось выражение лица Гарри Поттера. Он посмотрел на жену, хотел поддержать её улыбкой, но не смог: мышцы скул свело судорогой. Взглянул на Молли и Артура, на то место, где недавно сидели его дети, несколько секунд постоял, зажмурившись, чуть покачиваясь и сжав кулаки.

Когда Гарри заговорил, совсем тихо, то казалось, каждое его слово взлетает под высокий купол потолка раненой, но иступлённо желающей выжить птицей и бьётся между стен судебного зала, пытаясь найти выход наружу, на свободу, к синему небу, солнцу, свежему ветру. Туда, где можно летать и не натыкаться на прутья темницы, не бояться стрел и пуль охотников, где правда не убивает, не калечит и не унижает, а делает сильнее; туда, где, может, не простят, но поймут… попытаются понять…

Гарри Поттер давал показания Визенгамоту, несколько десятков перьев записывали за ним каждое слово.

…………………………………………………………….

(1) Авторская версия: вейлы — чрезвычайно скрытные и нелюдимые твари, к магам относятся насторожено и негативно, овеяны ореолом таинственности, их почти никто не видит, общаются исключительно с себе подобными, из людей — лишь со своими «парами» и близкими родственниками.

* * *

Те же сутки, около полуночи…

Гарри сидел с ногами на узкой жёсткой кровати, подпирая спиной холодную стену, сложенную из огромных шершавых каменных глыб, и наблюдал, как свечной огарок играет со сквозняком, рисуя тенью от своего крошечного, едва теплящегося огонька диковинные фигурки птиц, зверей и прочих тварей. Одна миниатюра сменяла другую, зайцы прыгали через куниц, жабы танцевали, голуби догоняли орлов, рогатые чудовища сворачивались в норах, драконы извивались в экстазе, ежи просто ярко светились в таинственной полутьме тюремной камеры. В Азкабане многие становятся фантазёрами — и люди, и свечи.

Сказать, что Поттер замёрз — означало безбожно соврать самому себе. Он не просто замёрз, а заледенел, даже дрожать уже перестал, собираясь заснуть особым бездвижным, близким к смерти сном, спасающим всех замерзающих от мук и страхов. Нет, его не приковали к стене жестокие надсмотрщики, не связали магией, обрекая на пытку холодом; ему сегодня «в честь» шторма, разыгравшегося за тюремными стенами (непогода в осенней Атлантике — привычное дело), даже принесли дополнительное одеяло и выдали два лишних куска сахара и пачку печенья к обжигающе-горячему чаю, что полагался на ужин. Он мог бы сейчас свернуться комочком под двойным одеялом и спокойно уснуть: относительно тепло, относительно сыто — что ещё нужно узнику? Но он сам выбрал лёд, который втягивался из стены в спину, и дальше — в сердце. Потому что искренне хотел, чтобы оно перестало биться. Замёрзло, словно кусок мяса в морозилке. Слишком трудно жить со всем, что случилось шестьдесят семь дней назад. Хочется забыть всё, что произошло шестнадцатью годами ранее и потом… Счастливая жизнь, в которую, будто в восковую куклу, злая ведьма вонзила ритуальную булавку — и благополучное существование нескольких ни в чём неповинных людей превратились в ад. Неповинных… Конечно, у всякого последствия есть причина. И если бы знать заранее, к чему приведут наши слабости, капризы, мимолётные увлечения, вроде бы пустяковые ошибки, наши слова, поцелуи, страсти, пороки, безволие, потакание душевным уродствам, наша надломленность — обратная сторона любой медали… Если бы знать, если бы…

«Как Хорёк это всё раскопал? За что зацепился? Неужели за те несостыковки со временем вызовов по каминам? Или ему Скорпи проболтался про Лили? Но адвокат Драко Малфой вряд ли раскроет свои профессиональные секреты. Надо же, столько фактов нарыл, свидетелей разыскал, да ещё и предоставил так ювелирно, почти каждое слово, сказанное мною на процессе, подтвердил: и что Роберту пересадили сердце моего Армэля, и что оно стало превращать мальчика-маггла в вейлу, и про моё расследование случаев стихийной детской магии в Европе раскопал… в семнадцатом меня как раз туда пригласили французские коллеги. Да, Хорёк — настоящий адвокат…

Знай, как оно всё сложится, заранее — не просто подстелил бы себе соломки в место предполагаемого падения, а забрался бы, зарылся в огромный стог сена, душистого такого, и не казал бы носа наружу до тех пор, пока беда не пройдёт мимо. Ну, уж с Габби точно никаких дел не имел бы! Бы-бы-бы!..

Кого винить в том, что девочка, на четверть вейла, влюбилась в меня в далёком девяносто пятом году? Волдеморта, по злой воле которого я стал чемпионом от Хогвартса на Турнире Трёх Волшебников? Его можно обвинить во всех наших неприятностях и проблемах, в экономическом кризисе и эпидемии Чёрной лихорадки, разразившейся осенью девяносто восьмого, в восстании дементоров, в бунте оборотней и в драконьем море, в погодных катаклизмах и всех малых и больших бедах, обрушившихся на берега магической Британии. Это было бы так просто — снять ответственность с себя и постановить: виноват Тёмный Лорд!..

Габриэль было всего восемь, когда я спас её от русалок на втором этапе Турнира. Славная, уже тогда очень красивая девочка. Дьявольски красивая. Смешение волшебных рас — это вам не шутки. Миниатюрная копия своей знаменитой старшей сестры Флёр, только ещё более прекрасная, светлоокая, улыбавшаяся совершенно по-колдовски малышка. Тайна, которую человечество не раскрыло за всю свою историю и не раскроет, пожалуй, никогда: зачем исчадиям ада, тёмным душам погибших от любви дев, сделавшись ужасными крылатыми монстрами, влюбляться в людей и хранить им верность всю жизнь?

Габриэль уже в те годы знала цену своей красоте, сила вейлы била в ней маленьким, но очень сильным хрустальным родничком, не знающим преград, что весной становится бурным потоком, сметающим всё на своём пути. Наша с Габби весна, тёплая, волшебная, хмельная, пришла спустя одиннадцать лет. Джинни как раз тогда носила под сердцем Альбуса, беременность протекала с осложнениями, о супружеском сексе пришлось забыть, она впала в депрессию, дома стоял запах лекарств и гнетущая атмосфера давила, как тесное боевое снаряжение; у меня на службе выдался ужасный год — в общем, всё развалилось, мой мир дал трещину, проблемы припахали нехило, заставили искать утешение в бутылке огневиски, возникли интимные неполадки — а тут Габриэль Делакур, восхитительно юная, невероятно красивая, давно влюблённая в меня, как кошка (нет, как вейла, что в тысячу раз сильнее и… страшнее…), и готовая на всё. Сразу вспомнился первый поцелуй, что она, ещё ребёнком подарила мне на берегу Чёрного озера в день «Спасения узника», моя щека вспыхнула пожаром. Другая — загорелась румянцем волнения от воспоминания о втором поцелуе, доставшемся мне от Габби на свадьбе Билла и Флёр. Ах, какие у этой бесстыжей смелой девчонки были алые губы… И сладкие, словно пьяный мёд, — их вкус я отведал тоже не по своей воле: Габриэль сама поцеловала меня первой. Но разве это что-то меняет?

Она позвала — я пошёл. Зачем, ведь любил Джинни? Чего-то не хватало. Чего-то очень важного, совершенно необходимого. Вечное смятение души и тела.

Возможно ли отказать влюблённой вейле, обрушившей на предмет своих чувств весь волшебный арсенал, данный ей природой и магией? Не знаю, мне было бы спокойнее и легче думать, что не возможно. Но я не знаю. Знаю лишь, что я не отказал Габриэль в своей любви. Не смог или не захотел — разве это что-то решает?

Я хотел эту девочку и в какой-то момент позволил себе её получить. Ночи с ней помню до сих пор. Дышу ими, горю ими, ненавижу себя за то, что в оргазменном бреду шептал слова любви и благодарил за неземную нежность. И нет мне наказания сильнее и страшнее, чем эта живая обжигающая память!.. «Габби, люблю тебя!» — «Молчи, Гарри. Зачем, ну зачем ты, счастье моё, бросаешься такими словами? Они — самое сильное колдовство. Теперь, когда ты произнёс их, мы связаны навек, прокляты любовью…»

Она была хороша, как самая заветная мечта, исполняющаяся наяву. Как сладостный дым, которым хочется дышать и никак не надышаться. Как хрупкий цветок, от аромата которого что-то зажигается в душе и в теле. Ежеминутный праздник, радость — её можно было пить с восхитительно вкусных девичьих губ; свобода, свобода и чувство полёта… Изменённое сознание, наркотический омут. Морок? Мне не было разницы, по своей воле я целую Габриэль и ложусь с ней в постель, или под чарами. Я делал это с удовольствием и сейчас не жалею… Дурак!!!

А потом она исчезла. Вчера была — а сегодня её нет.

О том, что Габби родила сына, я узнал одновременно с известием о её смерти. Её родственники всеми силами пытались скрыть скандал, и это удалось: ни слова не просочилось в прессу, ни единой сплетни не разнесли языкастые «сороки» о том, что Гарри Поттер изменил своей жене с молодой французской красавицей, сестрой невестки, Габриэль Делакур.

В ту страшную ночь, два месяца назад, когда я сделал это с Робертом, Джинни в слезах призналась мне, что это именно она шестнадцать лет назад, прознав о моей связи с Габби, уговорила брата Билла, чтобы ту увезли обманом, спрятали в поместье в Пикардии и закрыли. Я думал, что Габриэль просто забыла меня, разлюбила, встретила другого, и хотя дико злился, мучился без неё — втайне был этому даже рад, не особенно старательно искал свою возлюбленную. А Джинни, оказывается, подлила Габриэль зелье, чтобы избавиться от нагулянного ребёнка, но сделала это слишком поздно — и младенец просто родился раньше времени. А Габби не выжила… Нет, я знаю наверняка, она умерла не родами, поэтому в её смерти Джиневра не виновна напрямую. Бедная Габриэль, вейла, запертая вдалеке от меня, своего любимого, под строгим надзором родственников сходила с ума, не выдержала этой пытки разлукой и наложила на себя руки.

Новорождённого сына она успела назвать Армэль — Каменный принц. Фамилию младенец получил от дальних родичей Делакур — Грегоир. У вейл строжайший, непререкаемый закон: все мальчики (которые, надо заметить, появляются на свет гораздо реже девочек) проверяются на статус вейлы, и если выясняется, что мальчик — вейла, то его убивают. Так повелось веками. Армэль оказался вейлой, его решили принести в жертву, как того требовали обычаи. Но родная тётя Флёр пожалела племянника — тот был очень слаб, явно нежилец. А она сама в то время как раз тоже была беременна своим третьим ребёнком, Луи (который потом родился обычным волшебником, на счастье оказался без наследия вейлы), и не смогла взять грех на душу — позволить Армэлю скончаться на жертвенном камне. Но и спасти малыша, а тем более оставить его в семье, не было никакой возможности. По наущению бабки Шанталь, Флёр отнесла его к маггловской больнице, умирать спокойно. Армэль действительно умирал — медицина была бессильна — и умер, его даже похоронили — отец Флёр, Фабрис, проверил это. Но никто из Делакур не знал, что перед смертью сердце Армэля Грегоир пересадили другому ребёнку. Магглу, Роберту Юрбену. Один младенец, обречённый, подарил жизнь другому младенцу, страдавшему врождённым, несовместимым с жизнью сердечным недугом. Родные родители Бруно и Мари-Доминик от него отказались уже потом (их лишили родительских прав), и Роберт, в груди которого билось сердечко моего Армэля, в годик попал в приют «Весёлые дрозды»… Кляну себя за то, что ни разу не увидел сына! Но разве мои проклятья могут что-то изменить…

Роберта Юрбена не усыновили сперва из-за болезней, а потом из-за ужасного характера. Эта трагедия вскрылась случайно. Я даже не подозревал о том, что потерял сына и о том, что частичка его живёт в чужом ребёнке. История с Габби не забылась, но рана от неё довольно быстро зажила в моей душе, остался глубокий шрам, однако я нашёл утешение в моих сыновьях и родившейся вскоре дочурке, в любви и заботе жены, а муки совести топил в алкоголе и заглушал работой без сна и отдыха. Жизнь текла своим чередом. Это, наверное, и было счастье: любимая жена, поддерживающая тебя во всём, трое прекрасных здоровых наследников, интересная, важная для общества работа.

И вдруг — обвал, землетрясение, цунами, смерч, удар молнии в самое сердце, расколовший мою жизнь (второй раз после войны с Волдемортом) на «до» и «после».

По службе я изучал все случаи стихийной магии у детей Британии и Европы (дело было очень трудным) и совершенно случайно наткнулся на невыявленного маленького мага, живущего во французском маггловском приюте. Проверил его и — о ужас! — выяснил, что ребёнок, его магия, каким-то образом имеет ко мне отношение. Расследование заняло много времени, концы с концами связывались непросто, но в результате я понял, что в груди Бобби Юрбена бьётся сердце моего родного сына Армэля, рождённого Габриэль. К тому времени странная зловещая натура Бобби уже проявлялась в полной мере. Мальчик, и без того отягощённый гнилым наследием биологических родителей, превращался в вейлу, но никто ему не мог помочь. Дела обстояли слишком серьёзно: маленький Роберт самостоятельно научился летать, хотя и не понимал, что и как делает. Необычные способности пугали его, он чувствовал себя изгоем, замыкался, прятался от сверстников и взрослых, ни с кем по-настоящему не дружил. И при этом быстро учился врать, приспосабливаться, выживать среди людей, очаровывать их и располагать к себе. Он был чертовски красив. Сердце вейлы руководило им, делало скрытным и хитрым; он тайно ел живых животных, крыс и птиц, обладал гипнозом, скрывал свои желания, маскировался. Душу Роберта разрывали сомнения, а естество монстра брало верх. Я выяснил, что Бобби даже попробовал человечину! Эта ужасная история потрясла меня и опрокинула! Не осталось ни единого сомнения: ребёнка надо спасать!

Набравшись решимости, я всё рассказал Джинни (в одиночку не смог бы помочь Роберту, да и просто был не в состоянии держать весь этот кошмар в себе), и она меня поддержала. Мы понимали, что не можем ни бросить Бобби в приюте, ни просто сдать его Министерству магии: Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними и Комиссия по обезвреживанию опасных существ вряд ли оставили бы его в покое.

Официально усыновив ребёнка, мы изо всех сил старались сдерживать его вейловскую суть — получалось весьма неплохо. Шанталь Делакур (лишь с ней одной мы поделились тайной Роберта Юрбена) подсказала нам редчайший рецепт зелья из своей и моей крови, Джинни делала прекрасные амулеты. Всё это помогало: Бобби рос хоть и сложным подростком, но любил нас, мы это чувствовали; в Хогвартсе он был на хорошем счету, с братьями и сестрой дружил. Мы не спускали с него глаз и не замечали серьёзных проблем. Роберт стал нам сыном. Но это продолжалось только до поры до времени. За последний год Роберт так сильно и резко изменился, что мы проворонили, не справились. Он буквально слетел с катушек, я не успел остановить его, надеялся на лучшее, не решился применить экстренные меры… Одиннадцатого августа, когда мы с Джинни в её день рождения были на берегу на нашей маленькой вилле, Роберт попытался изнасиловать Лили. Не знаю, может, и правда влюбился в сестру, кто же поймёт этих вейл… И Джеймс, защищаясь, убил его. Конечно, случайно, но разве это что-то меняет? На тот момент старшему сыну уже исполнилось семнадцать, и ему грозил Азкабан. И позор — всей нашей семье, грязные разговоры о чести Лили. А виноваты в этом я и Джинни. Джинни и я… Я…

Габби, девочка моя, прости, родная. Хоть недолго, но я искренне любил тебя. Армэль, сынок, Каменный принц, я плохой отец — ни разу даже не услышал твоего голоса, не подержал на руках, не заглянул в твои ангельские глазки… Короткая жизнь, короткая любовь, вечное возмездие… Джинни, Лили, Джейми, Альбус, простите. Я не смог уберечь вас, защитить. Не справился. Никакой я не герой, обычный человек, слабый и глупый, и за мои ошибки очень дорого платят те, кого я люблю больше жизни…»

Под утро гроза ушла на восток, шторм стих, волны, бившие в неприступные стены Азкабана, успокоились, усталый ветер, всю ночь беспощадно трепавший ошмётки солёных брызг, уснул. Чёрная туча закрыла рассветный горизонт — и заря так и не взошла над тюрьмой, из промозглых сумерек сразу вынырнул серый день.

Гарри, выпадая из тягостного сна, открыл глаза и почувствовал боль в груди слева, левая рука онемела.

Тело ломило, голова гудела, во рту было горько и гадко, в сердце разлилась пугающая пустота. Это так страшно, когда из пустоты на тебя пристально смотрят чьи-то глаза, а ты никак не можешь их узнать, понять, чьи они.

Но чувствовалось и нечто странное, новое, необычное. Крошечный росток надежды, едва-едва проклюнувшийся через пепел пожарища, в которое превратилась душа Гарри. Он по-прежнему не знал, как жить дальше, но больше всего на свете теперь хотел прижать к груди детей и взять за руку жену.

Первое, что Поттер отчётливо вспомнил, проснувшись ранним утром от звона тюремного колокола, — это финальные слова обвинителей на вчерашнем суде. Когда вся история Роберта Юрбена-Поттера была рассказана, все свидетели опрошены, все факты подтверждены и все необходимые бумаги приобщены к делу, когда адвокат Малфой уже всех достал своими вопросами и уточняющими репликами, — прокурор Уоррингтон, потирая усталые глаза, вместо прений обратился к Верховному Чародею Визенгамота:

— Ваша честь, вопросов к подсудимым больше не имеем. Просим всё-таки сделать перерыв и перенести заседание на завтра.

Непривычно притихшая Констанц Амбридж молча поддержала своего шефа. Драко же сделал неопределённый жест: «На ваше усмотрение, уважаемый суд».

— Слушание дела Гарри и Джиневры Поттеров переносится на завтра! — тут же объявил Гланвилл. — Мы все дико устали, господа. И нам всем есть, над чем подумать.

* * *

Второй день слушаний по делу А-тысяча семьсот пятьдесят пять дробь двадцать два об убийстве Роберта Юрбена-Поттера не принёс ничего нового: все самые грандиозные сенсации из личной жизни знаменитых британских и европейских семейств волшебников были оглашены накануне. Однако газетчикам строго настрого запретили публиковать «жареные» материалы до завершения процесса, и те с нетерпением ждали, когда уже можно будет нарушить магическую подписку о неразглашении. Зрители, разумеется, вынесли скандальные факты из зала суда номер десять, и слухи уже поползли по Лондону. Только, что решит Визенгамот, признают ли Поттеров виновными или оправдают, поверят ли им, какое наказание присудят за смерть Роберта, чем вообще закончится эта трагическая душераздирающая история — никто заранее не знал.

На это заседание Гермиона, Рональд и прочие Уизли пришли, уже не таясь, и разместились на первых рядах левого крыла амфитеатра. Разглядывая их, прочие зрители, с интересом перешёптывались. Гермиона была похожа на статую «Спокойствие и достоинство», Молли сегодня держалась очень стойко, зато глаза Флёр Уизли были красными и опухшими от слёз — это не могла скрыть даже её шляпка с большими полями. Младших Поттеров решили в зал не приглашать, а Лили вообще прописали постельный режим — колдомедики сообщили, что девушка в порядке, но ей стоит два-три дня побыть в Мунго под наблюдением опытных специалистов и только после этого вернуться в Хогвартс.

Уладив формальности и выяснив мелкие недостающие детали, Верховный Чародей объявил:

— Суд переходит к прениям сторон. Слово предоставляется стороне обвинения.

Кассиус Уоррингтон встал и степенно откашлялся.

— Уважаемый суд, уважаемые участники процесса, — медленно, как бы всё ещё продолжая размышлять, проговорил он. — Вина подсудимых в предъявленном обвинении в данном процессе не доказана. Прошу освободить Гарри Поттера и Джиневру Поттер в зале суда. И назначить дополнительное расследование. У меня всё.

Зал дружно выдохнул.

Колдокамера («Ежедневному пророку» позволили делать снимки на сегодняшнем заседании Визенгамота), повизгивая, словно нетерпеливая собачонка, принялась щёлкать со скоростью звука; журналисты дружно заскрипели перьями, кто-то стал аплодировать. От трибуны к центру зала заметался трассирующий след — колдооператор пытался одновременно ловить в объектив и величественного Верховного Чародея Горация Гланвилла, читающего вслух оправдательный приговор, и членов судейской коллегии, и лица многочисленных Уизли, и аппетитные коленки Констанц Амбридж, обтянутые тонкими шёлковыми чулками, и прокурора, жадно пьющего воду прямо из графина, и едва заметную, почти невесомую победную улыбку на губах адвоката Малфоя, и горделивый прищур его серых глаз. А ещё — Гарри и Джинни Поттеров, которые, крепко обнявшись, стояли возле металлических кресел с зачарованными цепями; и авроров, отстёгивающих от ног и рук бывшего Главы Британского Аврората и его жены эти самые цепи, и…

* * *

Часом позже, в комнате Гильдии адвокатов…

Гарри, подписав последние бумаги, поручил жену попечению Гермионы и Рона, а сам сказал, что ненадолго задержится, вскоре их догонит.

Адвокатская пропахла табаком и кофе. Вот и Малфой, расположившись прямо на подоконнике, курил сигарету, стряхивая пепел в подставку для перьев, и одновременно мелкими глотками пил кофе из большой чашки. А ещё качал ногой. Его мантия висела на спинке стула, ворот рубашки был расстёгнут неприлично низко, рукава закатаны, как у ковбоя. Драко кайфовал и что-то напевал себе под нос. За его спиной, в окне, радовался жизни осенний Лондон. Радоваться жизни осенью — самое оно!

Драко последний раз с особым наслаждением затянулся и затушил окурок в горшке с деревцем эониума. Поттер заложил руки в карманы пальто:

— Не знал, что ты куришь, Хорёк.

— Никто не знает, — Драко в ужасе округлил глаза, — это страшная тайна. — Он достал из заднего кармана брюк тонкую фляжку с логотипом «Remy Martin» и долил из неё в чашку нечто красно-янтарное, остро пахнущее коньяком.

— А ты, Малфой, гад.

— Ага, знаю. Отличный адвокат.

— Смешал честь моей семьи с грязью.

— У вас, гриффиндорцев, странные представления о чести. — Малфой не спеша поглощал свой «кофе». — А мы, слизеринцы, между честью и жизнью всегда выбираем — и то и другое одновременно. Ты, Поттер, всерьёз считаешь, что твоим детям прибавилось бы чести, если бы тебя отдали Дементорам или сгноили в Азкабане? Отец, осуждённый за убийство приёмного сына, — это честь для семьи, по-твоему?

— Скажи, а что, Скорпи правда влюблён в мою Лили?

— Ты, Поттер, совсем офигел?! Думаешь, я стал бы заставлять родного ребёнка врать про такие вещи? Очень надеюсь, что эта его первая любовь скоро пройдёт. Породниться с тобой и Уизли? Да я лучше съем свой галстук! Но пока… Скорпи сам захотел давать показания, я всего лишь не стал ему ничего запрещать.

— Небось поссорился из-за этого с женой?

— Ну… Твоя Джинни простила твою измену? А чем моя Астория хуже?

— Спасибо, Малфой. Я могу нанять тебя на защиту Джеймса?

— Даже и не знаю… Твоему герою не понадобится такой опытный и дорогой адвокат, как я, — его дело яйца выеденного не стоит: стопроцентная самооборона и убийство по неосторожности; учитывая личность погибшего и его магический статус, Джеймсу Визенгамот ещё и благодарность вынесет вместе с орденом, вот увидишь. Твоя проблема, Поттер, в том, — Драко склонил голову набок и растрепал себе чёлку, — что ты на это дело смотрел изнутри, как отец, а не как аврор… Но если тебе хочется компенсировать мне некоторые издержки… — Он спрыгнул с подоконника. — Я обычно беру не меньше десяти тысяч за дело, твой тесть заплатил мне десять галлеонов, так что я согласен защищать Джеймса Сириуса за девять тысяч девятьсот девяносто галлеонов. Если тебя устраивают мои условия — свистни, Поттер.

— Поделись секретом, Малфой. Есть одна вещь, которую я совершенно не понимаю — как тебе удалось уговорить вейлу дать показания? Это невероятно! Они никогда не появляются на публике.

— Нет, Поттер, не поделюсь — я сам постарался об этом забыть.

— Так дорого обошлось? Было ужасно?

— Ещё дороже, чем ты думаешь.

Гарри устало усмехнулся и протянул Малфою руку. Тот пожал её.

* * *

Вечером в мэноре, в уютном кабинете Драко, разбиравшего бумаги по пронумерованным кожаным папкам, бесшумно открылась дверь и к столу скользнула изящная тень. На фоне горящего камина пепельно-розовая вуаль, собранная непроницаемыми складками, в которую с ног до головы была укутана невысокая дама, казалась то огненно-оранжевой, то вспыхивала цветом фламинго, вдоволь питавшегося рачками с каротиноидом. По ногам хозяина кабинета пробежал колдовской сквозняк, женская грациозная фигура плыла, словно не касаясь пола ногами, зрению Малфоя открывались лишь носы серебристых туфелек и локоны ослепительно-белых, неестественно искрящихся волос, выглядывающих из-под вуали. Ещё по воздуху плыл особенный аромат, смесь мускуса и запаха самых лучших цветов, характерный для чистокровных вейл. Уникальное явление — Астория Малфой в костюме вейлы.

— Дорогая, ты настоящая актриса. Все поверили и, главное, Поттер. Только Шанталь могла разговорить этого тупого упрямца. Обожаю тебя. И знай, тебе очень идёт нордический блонд. — Драко притянул жену и посадил себе на колени, зарылся лицом в струящийся шёлк её вуали, в белокурые локоны, пытаясь отыскать открытый кусочек кожи «гарпии» для поцелуя. Та бархатно рассмеялась и сама игриво приложилась нежными губами к уголку губ мужа.

— А ты у меня самый умный! Обожаю! И такой благородный! Надеюсь, Драко, что наш Скорпи в тебя, а не в твоего отца. Ты ведь будешь защищать Джеймса? Бедный мальчик.

— Да куда же я денусь. — Всё крепче обнимал Малфой супругу, постепенно освобождая её стройную фигурку от шёлкового «газа». — Если взялся за такое провальное дело, как эти Поттеры, то уж выиграть на раз пустячное дельце их сына адвокат Драко Малфой не откажется.