В начале был Кролик (джен)

Фарфория, раскинувшаяся перед ногами Дама, была печальным зрелищем. Перевернутые чашки-домики — практически везде поколоты, его родной дом-чайник мог похвастать лишь одним целым боком, и крышка, на которой он сидел, тоже была побита. И пусть теперь он видел Фарфорию лишь одним глазом, но видел ярко, и его окружала так давно желанная свобода.

— Слезай с крыши, Алый, поболтаем, — раздался голос Хайтоппа. Твидл Дам-Алый Джокер бросил взгляд под ноги.

У чайника стоял не только Безумный Шляпник. Здесь уже тянул себя за уши верный союзник Терранта — Заяц. Непривычно тихий для самого себя. И герцог Смобгек, сдвинув на одно ухо черный цилиндр, нервно теребил болтающуюся на хлястике маленькую куколку. Дам ее помнил — этого белого гуманоида сшил и подарил Нанадруо Ди. Младший Твидл вообще был куда более дружелюбен, нежели старший.

— Чего вам? — поинтересовался Дам, любуясь закатом. Он не сомневался — за ним послана не обычная оперативная группа. Любоваться потрохами друзей, тем более таких родных, ему не хотелось.

Внезапно непререкаемая сила — чертов Март с его телекинезом — сдернула Дама на землю. И вот тут твердый кулак Хайтоппа врезался Твидлу в ухо. Удар был такой силы, что Джокер вытерся щекой об просыпанную осколками землю.

Над смущенно смотрел в сторону — воспитательные методы Терранта были одинаковы для всех. И Смобгека, свалившегося на голову Хайтоппу из черной пасти в спешке нарисованного его отцом портала, от муштры не спас даже герцогский титул. Шляпник после гибели нескольких кланов в мгновение ока стал многодетным практически папашей, которому сворачивали со стола посуду Твидлы и изрисовывал стены на высоту роста Смобгек.

— За что? — Дам лягнул Терранта в лодыжку, поднимаясь.

— Кто тебя растил и воспитывал, сосунок, — холодно поинтересовался Шляпник, — и кого ты собираешься прогнать с поля грядущего боя?

— Мне хватит смерти Ди, ясно? — ядовито отозвался Дам. — Так что, учитель, свалите отсюда, пожалуйста, даже с вами у меня шансов нет.

— Кэр! — мягко произнес Шляпник.

Танкери поднял взгляд, и Дам ощутил, как неведомая сила вешает его за шкирку на носик чайника.

— Ну что, побудешь мишенькой, Алый? Стейн с удовольствием нашпигует тебя арбалетными болтами.

— Чертовы Бубны, — прорычал Дам, но он был бы отвратительным Джокером, если бы не мог перекрыть атаки даже такого сильного Туза, как Мартовский Заяц.

— Тут, в общем-то, Треф больше, — недовольно буркнул Нанадруо, а Дам, как и учил когда-то Фель, взорвал дымовую шашку, толкнулся ногами от воздуха и заплясал на щербатом фарфоре носика.

— Не дело тратить силы на ссоры, Алый, — крикнул с земли Хайтопп, — я просто не хочу, чтобы ты был один.

Дам глядел на явившихся надоедливых «родственничков». Он бы хотел, чтобы они свалили куда-нибудь подальше, потому что слишком дорожил и придурком-Зайцем, вечно подсовывавшим им печенье, и придурошным Смобгеком, который даже спать не ложился, если нашел нужный ракурс чашки, и Хайтоппом, который философски собирал за орущей оравой носящихся у него по дому детей кукол, краски и рисунки и безжалостно скидывал спящих детей с кроватей, если только увидел в перспективе мелькавшего у него перед глазами грядущего, что кто-то из воспитанников хочет проспать утренний кросс.

Но наставник тут. Один из тех потрясающих людей, что приложил руку к тому, чтобы Дам вырос таким, каким он является сейчас. Уже нет в живых ни Дюпре, что вложил в руки ножи, с которыми Дам не расстается до сих пор, ни Феля, с которым особенно плотно занимался братец, тихой воле которого подчинялись звери и часть людей.

И Террант — с его мерзкой привычкой видеть то, что еще не свершилось, стоял здесь и никуда не собирался уходить.

— Что ты видишь, мастер? — Дам соскочил с носика, прошелся на руках по земле, поймал в ладонь осколок и уставился на порез в задумчивости.

— Ничего я не вижу, Дам, — устало отозвался Террант, — пусто в том будущем, что перед моими глазами. А Воин у нас… Ну ты видел Алису, она ни на что ни годится.

— Он выпустил корову, — тоном ябеды заметил Март.

— Ту самую? Арендованную? — Шляпник любил корову — рыжую красавицу с белыми пятнами на боках, если выпустил — значит, пустота, которую он видит, абсолютна.

— Кэр, ты не хочешь пироженку? — нежно поинтересовался Хайтопп.

* * *

Илосович Стейн был бы отвратительным наместником своей королевы, если бы явился за колючим сыном Мальвины один. Увы, он уничтожил далеко не самого опасного из братьев. Другое дело, что если бы он убил Дама, то Твидл Ди поднял бы глаза, провел ими вдоль рядов стоящих в тронном зале придворных, и сама Ирацибета бы задушила Червового Валета, повинуясь безмолвной воле того, кто очень не хотел повелевать. Младший Твидл берег свои способности, отчаянно боялся принудить кого-то лишний раз, особенно после того, как оказалось, что его воле послушны не только животные. Илосович Стейн этого не понимал.

Однако Алый Джокер был слишком опасен. Чрезвычайно опасен и явно настроен не сдаваться живым. Он остановил сердца всех кукол-карт, от первой и до последней.

Но как же Стейну хотелось доказать самому себе, что он не забыл старого искусства. Он не мог создавать кукол, они в его пальцах не оживали. Никакая жизнь не могла быть создана им, уже довольно давно. Так в нем разочаровался герцог Смобгек-старший, когда все, что далось Стейну, — порталы. Он не мог создавать миражи, он не мог рисовать все, что источало жизнь. Лишь мертвую чернь дверей.

Но он мог нащупать во внутренностях спящих кукол развязанные нити их сердец и связать их в тугой узел, снова пустив по нитям жизнь. Он вложил в тела кукол маленькие корешки Тьмы, и после этого никакой мастер-кукольник не сможет отдавать им приказы, только Стейн.

И вот сейчас, возродив три сотни карт, Стейн смотрел на Фарфорию. Огромный город, в котором он сам когда-то жил. Когда безмозглая Вина расколола хрустальное сердце еще не до конца ставшего человеком Пьеро. И став им до конца — став Илосовичем Стейном, — он так и остался червовым Валетом без сердца в груди. К домику Дамов карты подходили аккуратно, замыкая его в плотное кольцо. Джокер сидел на крышке дома, задумчиво глядя на окружающих его солдат. Он не бежал — видимо, собирался дать бой.

На крылечке домика стряхивал с цилиндра невидимые пылинки Хайтопп, чья корова посмела издеваться над Стейном накануне. Ну что ж, ответит хозяин за корову. Ирацибета конечно, просила доставить его живым, но эксцентричный и смазливый бубновый Валет, единого цвета масти с Кровавой Монархиней, Илосовичу Стейну во дворце был не нужен. У Хайтоппа вполне могло унести крышу, и он мог заменить Стейна на месте фаворита. Кому это нужно? Особенно когда бубновая рыжая тварь явно хочет оказать сопротивление.

Земля вздрогнула, и Стейн вздрогнул вместе с ней. На чашке, что соседствовала с чайником Твидла, распахнул в стороны лапы Мартовский Заяц. Он поднимал с земли гигантское блюдце.

— Дьявол, — прошипел Стейн. Против этого ушастого безумца нужно было брать три армии сразу, однако надо было использовать ресурс. Стейн поднял меч, отдавая приказ, и ощутил, как заходили нити невидимых жизней, сомкнувшиеся вокруг запястья. Карты вскинули арбалеты. Обычными болтами толстый фаянс стенок стадиона-блюдца они бы не раскололи, но Стейн лично снабдил все арбалетные стрелы взрывающимися наконечниками. Над головой раздались взрывы. Одиннадцать лучников мгновенно опустили арбалеты и с громким лязганьем стальных плоских тел сомкнули вокруг Червового Валета купол защиты. Застучали о стальные тела осколки, продолжились взрывы крошащих крупные куски блюдца стрел. Когда карты снова пришли в движение, открывая Валету обзор, земля вокруг чайника была покрыта толстым слоем белой фарфоровой пыли.

— Скучно, Твидл! — крикнул Стейн. — Неужто позволишь этим клоунам мстить мне за брата?

Джокер поднял голову. Что-то случилось с его глазом — правую половину лица скрывала черная перевязь. Тем лучше — целиться будет хуже.

Джокер хлопнул в ладоши, и снова захлопали взрывы под ногами карт, исчезавших в этих цветных вспышках. Порталы. Маленькие порталы. Замкнутые внутри маленьких бомб. Стейн оглянулся.

Нет, Смобгек не отдалялся от друзей. Он стоял, покачивая палитрой, грозившей своими размерами сравниться со щитом рядом с Хайтоппом. Закрасил сам себя до невидимости и сбросил маскировку только сейчас. Как издевался над неумехой-бывшим учеником своего отца.

Стейн злорадно улыбнулся. Ничего. У него три сотни карт. Пусть сейчас дюжину и раскидало по разным краям Расчудесии — но количество значительно превышало четверых державших оборону будущих трупов.

Ох, как давно этого не было. Он так давно не командовал атакой, все больше арестами и казнями. Последнее фиаско с Белой Королевой было довольно оскорбительным, и теперь пришло время отомстить.

— Итак, добро пожаловать, господин Валет, — раздался звонкий голос. Алый Джокер Твидл Дам — сейчас он был именно Алым Джокером, с красными волосами, сверкающими медным пламенем в лучах вечернего солнца, затмевавшими даже черно-красную рубашку и красный платок на шее.

— И вам здравствуйте, — Стейн усмехнулся и поднял арбалет. Ему было плевать на пылающие яростной жаждой мести и червовой крови глаза Твидла. Точнее глаз. Тем более что он все равно не мог его видеть и не мог насладиться глубиной тщетности чьих-то надежд.

Лязгнула тетива, полетела стрела, угодившая тут же в сброшенный с шеи платок, а клоун-Джокер танцующе легко в полупоклоне выскочил из трещины за спиной Мартовского Зайца. Кусок продырявленной ткани осел на носик чайника.

— Вы убили кусок шелка, господин Валет, — с ладоней Джокера полетели бумажные бабочки. Нет, не бабочки, бабочки так не жужжат и не жалят.

— Вперед, — Стейн бросил взгляд на карты, — и прощупывайте почву, прежде чем на нее ступить.

Четыре карты остались рядом с ним, мгновенными маневрами оберегая от попыток пчел пробиться. Зашевелились Смобгек и Хайтопп, заворочалась под ногами земля — Заяц искал на ней что-то крупное, что можно было бы использовать в качестве оружия.

Мартовские Зайцы были премерзким родом. Слоны его белого шахматного величества, отца Ирацибеты и Мираны, и Тузы, если рождались в зените карточных созвездий. Прекрасные стрелки, гении партизанских работ. А Заяц-Поварешка, помимо упомянутых навыков, замечательно разбирался в ядах и мастерил взрывчатку даже из сливочного масла и апельсинового сока. В общем, он был источником неприятностей для всех, кого не считал союзником.

Карты шли цепочкой поодиночке, подчиняясь распоряжению Стейна.

— Бабах, — радостно отозвалась растяжка рядом с кустом жимолости. В воздухе поплыл аромат лимонной цедры. Копейщик-шестерка остался на поле боя лишь кусками разорванной стали.

— Арбалетчикам начать обстрел, — велел Стейн, махнув в сторону захихикавшего Ирвикета.

Мартовского Зайца просто необходимо было отвлечь. Засвистели стрелы, и Заяц был вынужден оставить поиски снарядов, чтобы отражать стрелы.

— Ой, конфетка, — донеслось с крыши, Заяц выплюнул наконечник, да как выплюнул — прямо под ноги коня Стейна.

— Чтоб ты себе зуб сломал, чертов шаман, — в сердцах бросил Валет. Однако Зайца он отвлек. Оставались Джокер и два Вальта.

Еще два пехотинца провалились в волчью яму.

Джокер спорхнул с крыши совершенно легко, словно птица. Под его пальцами ломались хрупкие шеи карт. Жизнь Карты-куклы — в голове: отдели голову от тела, и беспомощная голова будет валяться на земле, а тело бессильно повалится навзничь. Одним-единственным исключением был Десятка. Один-единственный лучик мозгов в этом чертовом сборище идиотов. Впрочем, необязательно Джокеру знать, что с этой куклой Стейн колдовал лично. Ну, как колдовал. Это называлось высокой наукой, однако в этом непросвещенном мире это называли магией. Здесь даже учиться разным искусствам считалось осудительно.

М-да, Десяток Карт за пару с лишком минут. Хорош паразит и дело свое знает. Иногда Стейну хотелось спихнуть Ирацибету с трона раньше запланированного времени. Зачем она определила циркачей-кукольников в шуты? Стейн взглядом профессионала оценивал уровень зрелищности, который поддерживал Дам во время боя — а тот не повторился ни разу, завалив двух солдат платками из рукавов. Пригвоздил ножами к окружающим деревьям оружие еще троих. Взрывом карт, смазанных клеем, залепил морду четвертому. Дохнул пламенем еще на одну карту и зубами поймал меч последнего. Ловкач, трюкач — Стейн аж залюбовался. Даже поискусней Ее Белого Величества, которая до обета лишь ножиком для капусты могла мелко нашинковать семнадцать вооруженных до зубов солдат.

В этом плане было совершенно неинтересно глядеть на Хайтоппа. Тот, кровожадно ощерившись, совершенно однообразно сносил мечом головы и отбивался всеми доступными ему конечностями. Герцог держался поодаль и, старательно целясь, отстреливался. Из мушкета? Интересно, откуда он его взял. Неужто нарисовал? Он же не мог рисовать предметы. Раньше — не мог. Неужели освоил и эту науку? Стейн скрипнул зубами. Пожалуй, Нанадруо Смобгек стал настоящей занозой. Может, и стоит потратить на него последнюю пулю из револьвера. Надо будет проверить запасы, но у Стейна с запасами патронов было плохо. Револьвер взлетел в воздух, наводя свой прицел на фигурку в бело-зеленом, прятавшуюся за носиком чайника. Дрогнул палец на курке, а затем, не колеблясь, отправил пулю в полет.

— Господин герцог! — раздался с крыши вскрик Зайца. Нанадруо, прихваченный за воротник, взлетел на крышку чайника. Заяц не мог одновременно атаковать и защищаться. Стейн обернулся на чашку. А там — пошатываясь, смотрел на торчащие из груди четыре стрелы Танкери Ирвикет.

— Спокойной ночи, Террант, — произнес Заяц. И рухнул навзничь.

— Принесите мне тело, — приказал Стейн. Пока в теле не иссякла жизнь, нужно было отсечь голову Зайца, тогда имелся шанс сотворить из его головы источник магии. И Часы Жизни, опять же, нужно было прихватить. Наперерез картам рванулся Джокер, однако был подкошен болтом, вонзившимся между ребер.

— И этого волоките! — радостно воскликнул Стейн. — И подстрелите портальщика.

Смобгек торопливо мазнул по фарфору крышки кистью, спрыгивая в маленький черный провал.

— Сдавайся, Хайтопп, — насмешливо воскликнул Стейн, спрыгивая на землю с коня. Впрочем, в капитуляции Шляпника не было нужды — двадцать карт, навалившись единым домиком, прижали рыжего к фарфоровой муке, покрывавшей землю.

— Как трагично, что вы все трое погибнете из-за одного маленького труса, — хмыкнул Валет, отсекая заячью голову. Тело Зайца — по-видимому, до сей поры еле живого, — стремительно начало таять. Стейн наклонился, но краем глаза уловил движение и отшатнулся. Перед лицом мелькнул гигантский молоток, выхваченный Дамом из колпака. Кукольник, последним волевым усилием вырвавший у Стейна нити управления двух державших его карт, приземлил молоток на Часы Жизни Марта, и те, жалобно звякнув, распались на шестеренки и стрелки. Стейн зашипел — душа из часов могла поддержать в нем силы довольно долго.

— Думаешь, что-то изменил, Алый? — процедил Стейн. — Душой больше, душой меньше. Зато твоя скоро отправится к брату.

Дам закашлялся. Видно, стрела пробила легкие — кашель оказался кровавым.

— Тебя ждет маленькое открытие, — выдохнул он.

Стейн поднял меч, занес его над шеей Дама и ударил.

В эту же секунду меч в его руке разорвался.

Холод. Холод шел от земли и был раздирающим, настолько раздирающим, что карты выворачивало наизнанку кусками искореженного морозным ударом металла. Илосович Стейн неожиданно оказался в одиночестве, хотя только что имел в своем распоряжении чуть больше двух сотен карт.

Нанадруо Смобгек, пошатываясь, стоял рядом с темноволосой бледнокожей девушкой, особенно устрашающе сиявшей алыми глазами. Кажется, Стейн уже видел ее — тогда, на площади, с ножом в руке.

Стейн не стал прощаться, он всего лишь мазнул кистью по воздуху и исчез в портале, возвращаясь во дворец. Королеве точно нужно было дождаться, пока Трефы выйдут из зенита звездного фавора.

* * *

— Жив, братец? — шепнула девушка, присаживаясь рядом с лежащим Дамом и касаясь его спины слишком холодными для живого человека пальцами.

— Алиса? — она действительно походила на Алису. Вот только у Алисы глаза не сияли рубиновым цветом, и она не дышала инеем во время разговора.

Это не была иллюзия, это была чистой воды магия, магия, которая на этой земле была доступна лишь Тузам и Ферзям.

Дам вскрикнул, когда Алиса выдрала из его спины стрелу. И когда ледяной холод отрезал его от раны — тоже было больно. Но недолго.

— Мама сказала, что я научусь это контролировать, — Алиса посмотрела на пальцы, покрытые тонкими узорами инея.

— Над... — Дам бросил взгляд на Смобгека, — ты в курсе, что он назвал тебя трусом?

— Я просто потом нарисую ему виселицу, — пробормотал Смобгек, скрестив руки на груди, — если ты думаешь, что я прямо сейчас все брошу и побегу мстить...

— Нет-нет, — Дам пошатнулся и обернулся к разбитым часам. Надежды на починку не осталось, даже будь жив Часовщик. Над осторожно собирал шестеренки в шляпу.

— Зачем?

— Похороним, — отозвался художник, бледный донельзя. Заяц был Трефовым Тузом. С Бубновым Террантом он крепко дружил, но основная его масть принадлежала Трефовой Даме Герцогине — в силу распоряжения звезд второй, по монаршести во всем королевстве. Так же Заяц служил и Вальтам-герцогам, как старшему, так и младшему. Март нянчился с Надом, еще до той поры как он измазался по уши в своей первой краске.

— Алиса... — раздался за спиной Дама глухой голос.

Хайтопп глядел на Алису, выпучив глаза. Дам бросил взгляд на сестренку, потом на Терранта. И снова на сестренку. Что-то в них было общее.

Наверное — яростная бледность и алые, до бубнового блеска глаза.

— Ты здесь случайно, сестрица? — Дама озарило, что он не успел ей удивиться.

— Мне было неспокойно, — буркнула Алиса, — и насчет тебя приснился дерьмовый сон. А потом Над свалился мне на голову.

— Ты видишь сны? — тихо спросил Шляпник.

— Все видят сны, — отрезала Алиса, — только у моих отвратительные привычки. Они сбываются.

— Письменный стол мне в воронью печенку, — выдохнул Шляпник.

— Террант… — Шляпник вздрогнул, и его лицо чуть ожило.

— Ничего, просто ощущение, что я что-то забыл. Что-то важное.

— Например, то, почему ты похож на меня сейчас, да? — Алиса натянуто улыбнулась. —

Это как раз не вопрос. Вопрос — где Маргарет, папочка?

И Безумный Шляпник, гроза Нижнекрая, Бубновый Валет на службе Белого Престола, беззвучно рухнул в обморок.

* * *

Вдоль кладбищенской ограды, прихрамывая, шагал изрядно помятый герольд Кровавого Двора Красной Королевы Нивенс МакТвисп. Гордое фиолетовое сияние в районе левого глаза далеко освещало путь исцарапанному и растрепанному Кролику в порванном парадном костюме.

Вернее сказать, герольдом он перестал быть уже как с несколько часов, был уволен весьма экстравагантным образом и даже без выплаты заслуженного выходного пособия. Зато в качестве отъявленного врага короны наравне с супругой Нивенс, он же Питер Уайт, праздновал свой премьерный триумф.

Одно дело, когда Ведьма до встающих дыбом волос ненавидела постоянно гадящего чуть ли не на каждом ходу и в каждое деяние Королевского Двора Кролика, не имея возможности до него дотянуться. И совсем другого уровня была ненависть Ирацибеты, осознавшей, что тем самым объектом вожделения сжимающихся на шее рук был один из приближенных к ней слуг. А уж факт супружества с ненавистной сестрой стал для МакТвиспа вип-пропуском в высшую лигу ненависти.

Вот что значит мировая слава. Хотя Кролик никогда не чурался и черного пиара. Даже из славы бабника, на практике оценившего ни много ни мало половину населения Расчудесии, МакТвисп умел найти выгоду. Теперь оставалось лишь дождаться утренних заголовков «Вестника Нижнекрая», и можно востребовать с Мираны титул Офицера — за заслуги перед Шахматным двором. Может, после этого хотя бы Уиллкинс перестанет смотреть на него снисходительно и любимая жена реже будет посылать на оперативную работу.

Впрочем, слава славой, но находясь на данном моменте социального пост-избития, кролик не особо хотел с кем-либо встречаться. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но не когда он выглядит словно только что проснувшийся после чрезмерно затянувшейся сиесты житель кладбища. Богатые колтунами, нечесаные волосы, собравшие в себя не один десяток репьев, так же мало способствовали имиджу заправского жиголо. И больше всего Кролику сейчас хотелось, как ни странно, покоя и обычного домашнего семейного уюта с парой-тройкой метательных ножей.

Меж тем уж давно свечерело, и на небе выступили первые звезды. Солнце завернулось в темную холодную шаль и притушило яркий дневной свет, сменяясь ночным.

По-хорошему, Нивенсу следовало просто-напросто открыть Нору, и он был бы дома, если бы не оно «но» — разбушевавшийся не на шутку Кролик не только истратил все сэкономленное время до последней секунды, но и сигал в такое количество дыр, что сейчас у него не было и толики усилий, чтоб открыть проход даже в такие близкие Мраморные Земли, отчего весь путь от Угрюмого брега пришлось лично измерять шагами. Теперь оставалось лишь пройти до Цилиндрии и либо рухнуть мертвецким сном там и рискнуть собственной шкурой, либо намотать и так повисшие уши на руку и доплестись в Марморию. Собственно, к рассвету Кролик успевал добраться до Белого замка, если только не рухнет где по дороге. Тогда велик шанс, что Мирана найдет его первой. И в этом случае кладбище неподалеку очень ей пригодится.

Выдохнув сквозь зубы и приняв единственное рациональное из-за инстинкта самосохранения решение, МакТвисп толкнул проржавевшие створки ворот и под протяжный скрежет двинулся между надгробий, срезая путь до Мармории через нижнекрайское кладбище. Все равно Террант наверняка сейчас в замке, и смысла проситься на ночлег в мельнице нет. Потому как у запертой двери несговорчивость выше, чем у Бубнового Валета.

Надежды Нивенса на то, чтобы в тишине и спокойствии пробраться до дома никем не замеченным пошли прахом, стоило ему только заприметить стоявшую у одного из надгробий фигуру, сиявшую в лунном свете. Ночной призрак отлично смотрелся в этом ночном пейзаже. Атмосферненько.

МакТвисп невольно хмыкнул. Гробовщик бы тоже оценил.

Фигура, в свою очередь, как раз облокотилась на надгробие и принялась за изучение небесной карты. Кролику даже привиделось что-то знакомое в чертах ночного визитера кладбища. Но тут все это стало совершенно неважным. Все внимание отвлек тот факт, что фигура таки оказалась призраком. Засмотревшись на звезды, она расслабилась и, утратив плотность и пролетев сквозь камень, опрокинулась на спину.

Озлобленный на весь мир Кролик невольно позлорадствовал. Вот и лежи себе — целуй матушку-землицу. А она сырая, между прочим. И холодная. Хотя какая призраку разница? Берегись — не берегись простуды — уже мертвый. А вот местную физику МакТвисп все же не всегда понимал. Да что говорить — она была ни к черту. Сквозь мраморное надгробие можно провалиться, а сквозь землю — нет.

И все-таки хоть одна прелесть в подобном существовании была — испачкаться не выходило ни при каких обстоятельствах. Кролик грустным взором оценил чистоту и свежесть своего одеяния, невольно завидуя призраку.

Хотя того подобные позитивные мысли, по всей видимости, не посетили, поскольку призрачные руки все равно по привычке потянулись стряхнуть пыль с брюк.

Внезапно Кролика прошибло озарение.

— Д-джул? — заикающийся голос Нивенса прервал громкую брань призрака и привлек его внимание.

Фантом резко развернулся, отчего часы-серьги тревожно заколебались, а сам МакТвисп с перепугу повторил недавний подвиг Манрея и, отшатнувшись, споткнулся и приземлился пятой точкой на ближайший могильный холмик, попутно сделав для себя бесценное умозаключение, что треснуться башкой о крест довольно неприятно. Теперь помимо всего прочего на затылке Нивенса еще и красовалась прекрасная абстрактная загогулина в несколько сантиметров, именуемая в простонародье шишкой.

— Т-т-ты-ы-ы? — срывающимся фальцетом выдавил из себя Кролик, непроизвольно нащупывая в карманах оружие. Не то чтобы призраки были небывалым событием в Нижнекрае, но данный субъект сильно выбил его из колеи.

— Нет, Митрандир из Лориэна, — ядовито отозвался Часовщик, скрестив руки на груди. — Какого черта, Пит?

После того, как МакТвисп истратил на друга два метательных ножа и решил истратить еще и последние патроны, Манрей понял, что выбрал неверный тон и примиряюще поднял ладони.

— Ну все, притормози, Нивенс. Я это. Я. Самый что ни на есть взаправдашний. Так что можешь убрать свою излюбленную пушку, — Джулиус указал на наставленное в его сторону дуло револьвера, — тем более тебе сейчас этой хлопалкой только туман вокруг меня разгонять.

— П-прости, не оч-чень в-верится, — произнес Питер, не спеша убирать пистолет и сдвигая рычажок предохранителя. — Как… Как я тебя в-вижу?

— Ты за подпухшим глазом звезд не видишь? — Джулиус ехидно улыбнулся. — Полнолуние. А трефовая дама вошла в свою колоду. Памятьдень. Редкое событие, гораздо более редкое, нежели затмение. Просто удивительное совпадение. Хотя… Совпадение ли? — Манрей осудительно посмотрел на МакТвиспа. — Ну как, пришел в норму?

Кролик слабо кивнул.

— Отлично, тогда сразу несколько организационных вопросов. Тебе цикуты под язык или мышьяка внутривенно за такое халатное отношение к работе? Если меня нет — кто сейчас Время, а? — Часовщик медленно закипал. — В конце концов, это твой долг! Почему в последнее время совершенно не чинятся часы?

Нивенс опустил голову.

— Я пытался, честное секундное, но ты знаешь…

Джулиус устало прикрыл ладонью глаза.

— Но я нашел вот что, — МакТвисп вынул из кармана серебряные часы с инициалами «Д.М.». — Все еще живы, хоть и не тикают.

— Толку-то с них, если ты обычные отремонтировать не в состоянии, — сухо отметил Манрей.

Кролик молча запрятал часы обратно.

— Ладно, тогда другой вопрос, не по существу. Какого дьявола с тобой произошло? Побитый, подранный. Кто тебя так отходил? Ты так не выглядел со времен… — Часовщик многозначительно ухмыляясь, прикоснулся к серьге из левого уха.

МакТвиспа рефлекторно передернуло.

— То мрачная и долгая история...