К Еве (гет)

— Девочки, не возражаете, если я поговорю с мисс Вульф? — Ева села напротив Зои, а обратилась к ее подружкам.

— Конечно, нет, мисс Лоос, мы найдем другой столик, — Мэсси поднялась, и остальные последовали поданному примеру.

Они захватили подносы, сумки и странно переглянулись с Зои. Ева не поняла этого обмена взглядами.

— О чем поговорить, мисс Вульф? Я не справилась с написание последнего эссе? — Зои аккуратно помешивала салат, состоящий, казалось, из одних зелёных листьев.

— Нет, ты справилась отлично, — скрестила руки на столе и улыбнулась дружелюбно, — я хотела с тобой поговорить не как преподавательница с ученицей, но как подруга, которая желает тебе добра.

— У меня достаточно подруг, желающих мне добра, и поверьте, мисс Лоос, они со мной разговаривают.

Стало ясно, что Зои не особо рада такому вниманию, а ведь Еве казалось, что отношения у них хорошие. Может, не такие хорошие, как с Фрэнсисом, но всё же.

— Это из-за слухов, да? Не верьте всему, что говорят, мисс Лоос, — она отправила в рот первый лист. — А если верите, то меня не донимайте, в конце концов, это моя личная жизнь, и я с ней делать могу всё, что пожелаю. Никто не может запретить.

— Я ничего не собираюсь тебе запрещать, Зои. Я только хочу знать причину. Зачем ты это делаешь? И возможно, я могу помочь.

— Мне не нужна ничья помощь, у меня всё отлично, — Зои пожала плечами. — Я делаю что хочу.

Впервые стало настолько очевидно, что Зои — весьма сложная девушка. Впервые было очевидно, что существующие проблемы под стать ей — сложные.

Но Ева для нее лишь учительница, не имеющая никакого права лезть. Пока еще лишь учительница.

— Ты знаешь, что в любой момент можешь обратиться ко мне и…

— Хорошо, спасибо, — дежурно улыбнулась, и Еве ничего не оставалось, кроме как подарить улыбку в ответ.

— Сестре выпала личная беседа с преподавателем, повод для беспокойства, — он сел рядом с ними и поставил поднос на стол.

— Разве ты не обедаешь со своими парнями за столом у окна на три ряда дальше? — глаза Зои сузились, — Фрэнсис, они тебя ждут там.

— Повторюсь, Зои, я забеспокоился о тебе, — усмехнулся и перевел взгляд на Еву. — Так что-то случилось? Я могу помочь дорогой учительнице?

Ева же смотрела на Зои. Как та после адресованных ей слов брата опустила взгляд, и всё равно было заметно, что глаза ее заполнились слезами. Что за реакция? Она повернулась к обратившемуся к ней Фрэнсису, и тоже опустила взгляд, обращая внимание на содержимое его подноса.

Красная рыба на пару под соусом без гарнира, овощной салат и яблоко. Также простая вода в бутылке, у которой Фрэнсис откручивает крышку.

— Нет, всё хорошо, спасибо мистер Вульф, — Ева поднялась. — Приятного аппетита.

Шла к выходу из школьного кафе, и что-то тревожащее заставило обернуться. Фрэнсис уходил к столу «у окна на три ряда дальше», он оставил сестру, и, вроде бы, ничего трагичного в этом не было, но чувствовалось.

Всё-таки Зои нужен Фрэнсис. И почему только он этого не замечает?

Для Евы это короткий день. Послеобеденных занятий нет, у Уильямса суд, а Сара вся в работе и французском. Есть только одно дело, выполнив которое можно было идти домой.

— Мистер Браун? — зашла, постучавшись. — Ох, как хорошо, что вы еще не ушли на обед. Я могу попросить об услуге?

Преподаватель английского оторвался от бумаг перед собой и поправил очки:

— Ах, мисс Лоос, конечно же, буду рад помочь.

— Разрешите одолжить тетрадь для домашней работы мистера Фрэнсиса Вульфа?

Он сильно удивился, но отказать не посмел. Отдал тетрадь, взяв обещание, что Ева вернет ее завтра в целости и сохранности и никому о его халатности не расскажет.

Уже будучи дома, она приняла контрастный душ, накинула легкий шелковый халат на голое тело и достала все эссе, хранившиеся у нее. Большинство из них — эссе Фрэнсиса, но есть и других учеников, которые понравились.

Разложила на постели одну к одному, так, чтобы всё было видно, а затем подошла к маленькому угловому столу, достала ключ, хранившейся под рамкой, и с его помощью открыла ящик стола. Карточки «К Еве», шкатулка с танцующей балериной, доставшаяся от бабушки, и всего один сложенный желтоватый лист, исписанный аккуратным почерком. Именно этот лист она и достала.

Сравнивала послание, поднося к каждому эссе, но ничего похожего. Ни одной буквы. Она положили лист рядом с работами Фрэнсиса и приступила анализу более тщательно. Но нет, ничего похожего.

Она также проанализировала тетрадь Фрэнсиса по английскому языку.

«На самом деле, когда я пишу быстрее, то выглядит это несколько иначе. Поэтому, пожалуйста, не заглядывайте в мою домашнюю работу по английскому, не хочу, чтобы вы разочаровались».

Разочарования не было. Да почерк действительно отличался, в нехорошую сторону, но легко читалось, что автор торопился, и всё. В листе, в записке от таинственного поклонника, как и в визитках «К Еве» быстроты не замечалось.

Она сравнила почерк в тетради и почерк в записке, но очередной раз мимо. Не то. Фрэнсис писал с тем же самым своим легким нажимом, теми же самыми крупными буквами, и завитушки… в письме от поклонника их нет. Нажим очень сильный, из разряда тех, когда пишешь, и текст отпечатывается ребристым оттиском на бумагу, лежащую под. Фрэнсис писал совершенно без какого-либо наклона, что в эссе, что в тетради, здесь же явно прослеживался наклон в левую сторону, и буквы были не округлые, а немного вытянутые, словно сжатые с боков. Нет, это не рука Фрэнсиса, и когда она вообще могла подумать на него, заподозрить его? Как стыдно.

Три визитки «К Еве» для каждой корзины с лилиями, последняя — с красными цветами среди белых и золотым браслетом, а еще — с посланием. И написанное в этом послании… Вот что стыдно.

«Моя Ева. Скрываться мне тяжело.

Невозможность дотронуться до тебя, когда я того хочу, переносится тяжко. Невозможность сказать вслух, что я тебя люблю, переносится еще тяжелее. Я вынужден тебе писать, это единственный способ связи, при котором я могу доносить до тебя информацию и оставаться инкогнито. И это самое тяжелое. На деле, я ненавижу писать, но я так люблю тебя, Ева. Готов на жертвы.

Тебе нравятся лилии? Белые лилии? Как бы я хотел спросить тебя и услышать ответ. Но тогда ты ведь сразу поймешь, кто я, а я хочу не этого. А чего же? Тебя. Видеть тебя прямо сейчас, здесь, рядом со мной; ощущать твою нежность, дарить свою… Я вижу тебя так часто, но без возможности интимной близости это практически ничто. Я голоден, Ева, но я вынужден ждать, и раз я пишу тебе, то с ожиданием я не вполне справляюсь. Забавно.

Ты читаешь это впервые, или перечитываешь вновь и вновь? И еще что волнует: Разрешила бы ты поцеловать себя, Ева? Не отвечай, ты не можешь, только я здесь задаю вопросы и даю ответы. И мой вопрос: разрешила бы ты себя поцеловать? Мне поцеловать. Я ломаю голову».

Письмо кончилась, а сердце Евы будто только начало биться.