Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Хогвартс не принял Амбридж в роли нового директора. Ей устраивали мелкие пакости, и вскоре ходить с пузырём воздуха на голове стало чем-то вроде моды — иначе от вони навозных бомб можно было задохнуться. Подпольная торговля близнецов Уизли развернулась до небывалых масштабов, и с уроков Амбридж толпами уходили студенты с признаками разнообразных болезней: от гигантских гнойных прыщей до кровотечения из носа, от обмороков до тошноты. Разумеется, все симптомы исчезали, стоило студентам покинуть класс. Эпидемию называли «амбриджит».

Больше всего протестовал Гриффиндор. На Слизерине сумели установить мир. Испытывая к своему новому значку старосты глубочайшее отвращение, я всё же провёл несколько вечеров, составляя план действий, несколько раз устраивал собрания курсов, заручился поддержкой старших. Удалось убедить даже самых отчаянных, что на нашем факультете не приняты импульсивные поступки, которые могут навредить всем окружающим.

Едва ли кто-то задумывался о баллах, но только наша копилка могла похвастаться целой горой изумрудов. Другие факультеты лишились почти всего заработанного за год, а Гриффиндор ушёл в глубокий минус.

Амбридж вызывала меня раз в неделю: спрашивала, как дела на факультете, хвалила. Никто из моих невольных подопечных не дерзил ей, не спорил, не нарывался на неприятности. Я сам (в компании Касси Уоррингтона) отобрал пятерых наиболее вменяемых шестикурсников, которых Амбридж сделала членами нового органа школьного управления — Инспекционной дружины. Её задача была в том, чтобы предотвращать те нарушения в школе, которые не видят старосты и преподаватели.

Я толкнул прочувственную речь о том, что от их действий зависит вся дальнейшая репутация факультета, поэтому им важно показать себя справедливыми и беспристрастными.

— Увижу, что кто-то творит херню, и из Больничного крыла вас выпишут как раз к ЖАБА, — резюмировал Касси, спасибо ему за поддержку. Когда все разошлись, он подмигнул мне с высоты своего громадного роста и похвалил: — Хорошо говоришь. Красиво.

— У тебя выходит эффективнее, — вздохнул я.

— Поэтому и работаем в команде.

Я подумал, что у Касси и Блейза есть что-то общее. Например, эта манера запугивать людей тёмной магией. И покровительственное ко мне отношение. И… нет, рукава рубашки у семикурсника были закатаны до локтя, и на руках я не увидел никаких порезов, ни старых, ни новых.

Если бы я был чуть меньше занят, смог бы я заметить, что у Гарри проблемы?

Не знаю. Тогда я отмечал его бледность, рассеянность, несколько раз даже подступал с вопросами, но он отмахивался виртуозно: плохо спит, провал МХ тяжело дался, волнуется, по Блэку скучает, экзамены эти ещё… Я верил — может, потому что очень хотел верить. Гарри никогда не был выдающимся лжецом, но я подсознательно не желал лишних проблем, поэтому, принимал удобные объяснения. Тем более, что рядом с ним постоянно крутился Драко, я успокаивал себя мыслью о том, что он присмотрит за Гарри.

Рон меня тоже беспокоил. Без квиддича он лишился отдушины, ходил по замку в основном один, иногда — в компании Джинни. Они сдружились за последние месяцы, хотя до этого общались разве что во время приёмов пищи. Однажды я сумел подловить Рона в более или менее пристойном настроении и попытался донести ключевую мысль: если что-то будет нужно, он всегда может на меня рассчитывать, потому что мы друзья. Даже попробовал позвать его погулять, но Рон сбежал с какой-то нелепой отговоркой.

Гермиона с головой ушла в подготовку к экзаменам. В какой-то момент я вспомнил её-первокурсницу, с этими вечными стопками книг и идеальными ответами. Только сейчас, как мне казалось, она занималась не из чистой любви к знаниям, а чтобы занять голову. Временами она позволяла Драко и Гарри к ней присоединиться. Я бы тоже мог, она бы разрешила, но не хотел — сам не знаю, почему.

Мне не хватало нашей дружной компании, но, на удивление, я не остался совсем один.

Блейз то появлялся, то исчезал, но я знал: если что-то случится, он будет рядом. У меня появилась новая привычка — сидеть в гостиной Слизерина, читать справочную литературу для подготовки или что-нибудь историческое, развлекательное, краем уха слушая бесконечные споры Блейза и Касси Уоррингтона о тёмной магии. Вместе они представляли живописную и забавную картину: изящный, объективно красивый Блейз, смуглый, с чётким римским профилем, с резковатыми драматическими жестами, и большой сутулый Касси, с мучнисто-белой кожей в рытвинах от прыщей, длиннорукий, с тяжёлым лбом и обезьяньей челюстью. Ничего общего внешне, но очень много внутренних сходств. Обычно Блейз усаживался на подлокотник кресла Касси (или на мой) и, бурно жестикулируя, доказывал какую-нибудь революционную идею. Касси, нахмурившись, выдвинув вперёд подбородок, гулким басом выдвигал контраргументы. Такой разговор мог длиться часами, и я заметил, что под их перепалку великолепно учится трансфигурация.

А потом, вырвавшись из родных подземелий, я оказывался в обществе Сьюзен — и всё остальное казалось не более чем сном. Реальность обретала новые краски и глубину, когда я брал девушку за руку. По школьным меркам, мы, конечно, «встречались». И часто перед сном я думал о том, что…

Иногда я хотел её поцеловать. В другие моменты одна мысль о чём-то подобном приводила меня в ужас. Я видел в замке множество парочек, которые обнимались и целовались по углам, за рыцарскими доспехами, в пустых классах. Невозможно было ходить по школе и не замечать всего этого! И временами я тоже хотел присоединиться к этому празднику первой любви — у меня кололо губы, мутилось в голове и темнело в глазах. Но всякий раз воспитание одерживало верх над порывами. Вспоминалось — неуместно, не в тему! — грубоватое восклицание Блейза о Луне: «Я не хочу засунуть язык ей в рот». Эта фраза застряла у меня на подкорке, и я не мог от неё избавиться, как ни старался. Она портила, отравляла, пачкала саму идею поцелуя!

Во всяком случае, нам со Сьюзен было о чём поговорить. И, как только начинался разговор, все мои нелепые сомнения исчезали.

Так, почти спокойно, прошёл март. А потом на уроке ухода за магическими существами Денниса Криви сильно поцарапал фестрал, и спокойствие закончилось.

* * *

— Он сам нарушил технику безопасности! — слегка краснея, в пятый раз повторил Драко, словно нас всех тут требовалось убеждать. — Хагрид отлично их выдрессировал, они неопасные!

События разворачивались стремительно и неотвратимо. Все произошло в понедельник на второй неделе апреля. Денниса тут же отправили в Больничное крыло, мадам Помфри обработала раны и наложила повязки со специальным зельем — иначе залечить повреждения, оставленные волшебной тварью, было нельзя. Вторник ещё прошёл мирно, а утром в среду школу заполонили посторонние: журналисты, авроры, медики из Госпиталя святого Мунго. Амбридж встречала каждого с улыбкой. Приобнимая за плечи Денниса как любимого племянника, она сладким голосом говорила:

— Не бойтесь, мой дорогой, расскажите всё в подробностях.

И Деннис, морщась от боли в забинтованном плече, демонстрируя скупую мужественную улыбку, рассказывал одну и ту же историю. Я выслушал её несколько раз, потом прочитал в «Пророке» и готов привести здесь практически дословно: «У нас был урок ухода за магическими существами. Профессор Хагрид привёл фестралов. Да, я вижу их, у меня два года назад умер дедушка, я был в его комнате в этот момент. Фестралы ужасны, сэр, мэм, правда, очень страшные! Вы их не видите? Это очень здорово! У них огромные клыки. И они едят сырое мясо. Профессор Хагрид сказал, что они совершенно ручные, ну… он же профессор, да? Ему же можно доверять? Меня в классе дразнят трусом, но я не трус. Я решил погладить фестрала. Конечно, это было противно! Но… я был уверен, что ничего не случится. Профессор Хагрид же сказал! Было очень больно! А профессор МакГонагалл сказала, что я сам виноват, раз не слушаюсь учителей. Сняла с меня пять баллов. Я не знаю, за что…».

К концу пятого курса я произнёс столько речей, что неплохо мог отличить искренний рассказ от заученного и отрепетированного. Я не утверждаю, что Деннис врал, но составлять эту историю ему явно помогли.

В четверг было объявлено, что явка на ужин строго обязательна.

— Это плохо, — заметил Драко, который уже навестил Хагрида и попытался выяснить, что там произошло на самом деле. Безрезультатно. — Это очень плохо.

Я был с ним согласен. Мы расселись за столом, и я отметил непривычную тишину — мало кто переговаривался, не звенели столовые приборы. Все ждали. Преподаватели выглядели мрачными. Декан сверкал глазами, будто выискивал, на ком бы сорвать гнев. Флитвик, откинувшись на спинку кресла, держал в руках кубок с таким видом, словно там плескался не сок, а огневиски. МакГонагалл, со спиной ещё прямее обычного, поджав губы, едва прикасалась к еде, между её бровей залегла глубокая морщинка. Вдруг я поймал взгляд мадам О’Хейз, и мне стало ещё неуютнее, чем раньше: она смотрела на меня выжидающе, с любопытством, и даже, как мне показалось, с лёгкой снисходительной насмешкой.

— Кхе-кхе! — и звон от лёгкого постукивания ножом по кубку. Профессор Амбридж взяла слово, встала (хотя этого практически не было заметно, с её-то ростом), расправила тёмно-бордовую расшитую стразами мантию и произнесла: — Дорогие ученики! С самого первого дня в этой школе я считаю своим долгом действовать в ваших интересах, ради вашей безопасности. Ужасное происшествие с мистером Деннисом Криви не могло остаться без внимания. При старых порядках, разумеется, такие травмы были в порядке вещей. Но при новых… — она сделала долгую прочувственную паузу, — это недопустимо! И министр магии, разумеется, полностью поддерживает мои решения, хотя, скажу честно, они не были простыми, — она вздохнула. — Мне всегда тяжело говорить о некомпетентности людей, которых я называю своими коллегами. Ведь эти люди ответственны за наше будущее! За подрастающее поколение юных волшебников! Они должны быть безупречны. Что ж, мне жаль, — она обвела зал взглядом, и на её лице появилась довольная улыбка, — но ситуация показала: профессор Хагрид не может больше занимать должность преподавателя по уходу за магическими существами. Он отстранён. Мистер Хагрид, — она обернулась к нему с выражением искреннего наслаждения, — вы также не можете больше служить лесником. Боюсь… ваши взгляды на то, какие магические существа считаются безопасными, противоречат официальной политике министерства.

Тишина.

Тишина.

И крики: «Так нечестно!» «Вы не можете!» «Хагрид — отличный учитель!». Амбридж дала подняться этой волне и дождалась, пока она спадёт, не говоря ни слова.

— Вам следует покинуть замок не позднее чем через два дня, мистер Хагрид.

Я малодушно опустил глаза, чтобы не видеть его лица в этот момент. Ничьих лиц, если честно.

— С завтрашнего дня и до конца семестра уход за магическими существами будет вести профессор Граббли-Планк. Она уже дала своё принципиальное согласие. К сожалению, эта ужасная история выявила ещё одну проблему. Я, конечно, подозревала о ней, но не думала, что ситуация настолько критична. Боюсь… мне и министру магии очевидно, что вы, профессор МакГонагалл, не справляетесь с должностью декана Гриффиндора. О, разумеется, — Амбридж чуть хихикнула, — никто не ставит под сомнение ваш преподавательский опыт! Но должность профессора трансфигурации, по моему скромному мнению, это ваш максимум. Не позднее чем завтра я представлю вам человека, который согласился оказать мне услугу и на время принять факультет Гриффиндор под опеку. До тех пор со всеми проблемами вы можете обращаться ко мне, друзья. А теперь, пожалуйста, десерт!

На этот раз никто не кричал и не протестовал. Гриффиндорцы сидели ошарашенные, оглушённые, молча. У МакГонагалл побелело лицо. Вся эта сцена была невероятно унизительной. До тошноты, до крика. Я снова опустил глаза, но вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд и поймал его. Мадам О’Хейз слегка, уголками губ, улыбнулась, словно всё произошедшее было для неё не только предсказуемо и очевидно, но и даже радостно. В этот момент я проникся к ней глубочайшей неприязнью.

* * *

Никто не ложился спать, весь факультет набился в общую гостиную. Как староста я постарался установить подобие тишины и даже преуспел. Панси, сев на пуфик, откинула назад чёрную чёлку и заметила:

— Ну, от тебя толку больше, чем от Дракоши.

Я промолчал. Меня терзал стыд — я не был ни в чём виноват, меня не коснулось напрямую ничего из произошедшего, но щёки пылали, а в груди образовалась сосущая пустота. Стыдно, стыдно, стыдно!

— Так или иначе, — нарушил паузу Блейз, пристраиваюсь на подлокотнике моего кресла, — она бы добралась до МакГонагалл.

В кои то веки обошлось без неуместных шуток.

— Криви понимал, к чему это приведёт? — спросил Драко, тоже оказываясь рядом. Ему места не осталось, но он потеснил Панси. Теперь они сидели спина к спине, не глядя друг на друга. — Он нарочно?..

— Я не думаю, — быстро вступился я за мальчика. Пусть его подучили, но вряд ли он осознавал последствия.

— Он завистливый злобный придурок, — возразил Блейз, — почему нет? Теперь он в центре внимания.

— Его Гриффиндор живьём съест, — отмахнулась Панси. — Они тупые, конечно, но не настолько же… Вы слышали?!

Сначала — нет, но потом я понял, о чём она. Какой-то очень отдалённый гул. Взрывы?!

— Где-то выше, — пробормотал Блейз, напрягаясь.

— Я схожу… — начал Драко, но я тут же поднялся на ноги.

— Я схожу. Мне можно покидать гостиную после отбоя.

Панси пихнула Драко плечом, словно он ей мешал подняться.

— Пошли. Ведите себя хорошо, малыши, — и она показала парням язык. Я только закатил глаза. Иногда они все начинали вести себя как дети. Пропустив Панси наружу, я закрыл тяжёлую железную дверь, зажёг огонёк «Люмоса» на кончике палочки, и мы побрели по тёмному пустому коридору. В подземельях не было портретов, не стояли рыцарские латы. Факелы уже погасили на ночь, и мне делалось неуютно от этой гулкой пустоты.

— Представь, если бы декана так?.. — вдруг полушёпотом произнесла Панси, растеряв в темноте и спесь, и надменность, и грубость. Я содрогнулся. Взрывы или что-то, очень похожее на них, повторялись — пока ещё очень далеко и слабо, но настойчиво. Будто сговорившись, мы не строили предположений. Панси сказала:

— Хочешь правду? Мне не нравился Дамблдор. Я считаю, он устарел давно, эти его словечки дурацкие. На моего прадеда похож, тот тоже болтает всякую чушь, ещё обниматься лезет. Брр! И пёстрые мантии носит. Но она…

— Хуже, — закончил я.

— Как будто она на самом деле ненавидит всех тут. Нет, это прикольно — инспекционная дружина наша, баллы. Но жутко.

— Какой толк от баллов, если это теперь нечестно? Как бегать наперегонки с безногим. Хороша победа!

— Мордред! Вы там сговорились?

— С Касси?

Она кивнула, я пожал плечами.

— Не совсем. Просто думаем в одном направлении.

Мы повернули на лестницу и пошли медленнее, осторожнее, прислушиваясь. Переглянувшись, нырнули в тайный проход, чтобы выйти не в холле, а чуть в стороне, ближе к кухне. Теперь грохот оглушал, отдавался вибрацией в ногах. Я отодвинул в сторону гобелен и резко отшатнулся назад — мимо пронеслось устрашающего вида огненное колесо.

— Чёрт! — вырвалось у меня.

— Что это за мордредова штуковина?!

Убедившись, что больше ничего не угрожает, я аккуратно выбрался из потайного хода. Из окна сверкнуло. Грохнуло. Я выглянул, но увидел только тускнеющий отсвет. Что бы ни происходило, оно творилось с другой стороны замка. Или (судя по звукам) внутри него.

Мы вышли в холл, и неизвестность закончилась — здесь разыгралось настоящее сражение: Амбридж против огромных огненно-сияющих тварей. Словно кто-то выпустил фейерверк, но огоньки не потухли, а застыли, превратившись в чудовищ. Пахло палёным. Двери были распахнуты, и сквозь них залетали всё новые и новые твари. Незамеченные директором, которая была слишком уж поглощена схваткой, мы кинулись к окну в коридоре перед библиотекой и увидели в небе громадные парящие золотисто-красные буквы, которые складывались в слова: «Профессор МакГонагалл — декан Гриффиндора». Сквозь них с ракетным свистом пролетали огненные существа. Казалось, у них только одна цель — захватить замок. И они с ней успешно справлялись.

Я не уверен, что мне хватит художественного таланта, чтобы описать эту сюрреалистичную картину. Фейерверки принимали вид драконов, кентавров, всяческих химер. Врезаясь друг в друга, они соединялись немыслимым образом, а, оттолкнувшись от стены, порождали громадные пылающие колёса, которые неслись без остановки вперёд. Они не были материальны в прямом смысле слова, но обжигали — и поджигали, хотя и ненадолго. Настоящее пламя не занималось, только дым поднимался от одежды, тканей и холстов картин. От этого на улице стало светло — говорят, «как днём», но на самом деле иначе. Над замком стояло оранжевое зарево.

За ночь твари не исчезли: напротив, их стало больше. Даже в подземельях освещение больше не требовалось — фейерверки носились повсюду, портили портреты, пугали несчастную миссис Норрис, гонялись за студентами, норовили забраться в классы и сожрать чью-нибудь домашнюю работу. Амбридж, всё в той же бордовой мантии, только подпалённой, носилась по замку всклокоченная, мокрая, но справиться с фейерверками ей не удавалось.

Инспекционная дружина помогала, как могла, вот только могла она не слишком много. Со всего нашего факультета, кажется, только Блейз и Касси точно знали, что делать, но делиться секретом не спешили. Остальные применяли очевидные средства, но все они оказались нерабочими: например, от заклятия исчезновения шутихи удваивались, а от «Агуаменти» начинали плеваться огнём.

Преподаватели объявили итальянскую забастовку — никто даже не пытался помочь Амбридж в борьбе. К примеру, Флитвик, когда огненный дракон залетел к нему в класс во время урока, только заохал и отправил кого-то из студентов за директором. А потом с виноватой улыбкой объяснял, что решил перестраховаться, поскольку не был уверен, в его ли полномочиях уничтожать фейерверк. МакГонагалл, которой Амбридж приказала помочь, заявила, что это не входит в список её обязанностей как преподавателя трансфигурации. Ну, а Снейп… что ж, декан просто сделался невидим и неуловим. Не знаю, как он совместил это с уроками (в тот день зельеварения у нас не было), но Амбридж так и не смогла его застать.

В школе, я думаю, не было ни одного человека, кто не знал бы имён авторов огненного шоу. И к вечеру, когда фейерверки были изгнаны из замка и постепенно начали тускнеть, пришёл черёд расплаты. Я поднимался на ужин, но до зала не дошёл — в холле теснилась толпа, такая же, как в тот день, когда Амбридж увольняла Трелони. Только пахло чем-то гнилым, а некоторые ученики были испачканы бурой противной субстанцией. Лично мне она напомнила гной, который мы добывали на одном из недавних уроков гербологии из отвратительных на вид растений. Меня пропустили вперёд, и я увидел, что в центре круга стоят Фред и Джордж Уизли, а напротив них — Амбридж.

— Итак, — начала та (похоже, я успел к самому началу сцены), — вы полагаете, что превратить школьный коридор в болото — это смешно?

— Мы полагаем, что да, — сказал один из близнецов, глядя на неё без малейшего страха. Второй поддержал с ухмылкой:

— Хотя фейерверк, конечно, вышел красочней. Надеюсь, вам понравилось.

— Что ж, — Амбридж поджала губы, её ноздри дрожали от гнева, — спешу сообщить вам, что не далее как час назад министр прислал подписанный Декрет об образовании №28, согласно которому в школе возвращаются телесные наказания. Мистер Филч…

— Я всегда держу розги наготове, — проквакал завхоз, глядя на Фреда и Джорджа с глубочайшей неприязнью и потирая руки. — Только скажите, мэм, я пущу их в ход.

— Очень хорошо, Аргус, — улыбнулась ему Амбридж и перевела взгляд на Фреда и Джорджа. — А вам двоим предстоит узнать, что бывает с нарушителями в моей школе…

— Знаете, что? Боюсь, у вас ничего не выйдет, — перебил её первый близнец и, обернувшись к брату, добавил: — Джордж, по-моему, в нашем с тобой случае идея школьного образования себя исчерпала.

— Да, у меня тоже такое чувство.

— Папа, конечно, хотел бы, чтобы мы получили аттестат…

— Но, с другой стороны, он всегда поддерживал самостоятельные решения. Я чувствую…

— ЧТО МЫ ГОТОВЫ! — закончили они хором.

И, прежде чем Амбридж успела вставить хоть слово, они подняли палочки и воскликнули:

— АКЦИО, МЁТЛЫ!

Раздался звон разбитого стекла и грохот. Кто-то поспешил открыть входные двери, в холл влетели две метлы, сделали круг над нашими головами и спикировали в руки к хозяевам.

— Надеюсь, мы больше не увидимся, — Фред (кажется) перекинул ногу через метлу. Второй, (следовательно, Джордж), оседлал свою и подхватил:

— И не стоит нам писать.

Фред обвёл взглядом собравшихся учеников, лихо подмигнул и громко сказал:

— Если кто надумает купить портативное болото вроде того, что выставлено у вас наверху, милости просим на Косую аллею, номер девяносто три, в магазин «Всевозможные волшебные вредилки». Это наш новый адрес! Двенадцатого июля официальное открытие, но почтовые заказы принимаем с завтрашнего дня.

— Специальные скидки для тех учеников Хогвартса, которые пообещают, что используют наш товар в целях избавления от этой тупой коровы, — добавил Джордж, показывая на профессора Амбридж.

— Держите их! — взвизгнула Амбридж. Члены инспекционной дружины кинулись было исполнять приказ, но поздно: близнецы Уизли уже взмыли в воздух. Я снова запутался, где кто, но, кажется, понял, что Фред более инициативен и обычно первым вступает в разговор. Так что, вероятно, именно он помахал рукой школьному полтергейсту и крикнул:

— Задай ей жару от нашего имени, Пивз!

Тот никогда не любил учеников и не слушался их, но в этот раз сорвал с головы шляпу с бубенчиками и отсалютовал ею.

Под громоподобные аплодисменты толпы Фред и Джордж описали в воздухе полукруг и вылетели из распахнутых парадных дверей в чёрное ночное небо.