Разоблачение государственной измены (джен)

Когда старый Хуан робко постучал в дверь библиотеки, дон Алехандро бросил на него мимолетный взгляд. Смиренно поклонившись, Хуан вошел ровно настолько, чтобы объявить, что у дона Алехандро посетитель.

— Простите, патрон, но вас желает видеть магистрадо, сеньор Сантьяго, — пробормотал он, в голосе сквозила тревога.

Хуан замер, ожидая вспышки. Никогда нельзя было угадать, в каком настроении застанет его хозяина: то ли в глубокой меланхолии, то ли в ярости от вторжения.

Дон Алехандро поднял от стола затуманенный взгляд и снял очки. Отдаленные отголоски слов Зорро, произнесенных неделю назад, долетели до него, но он лишь отмахнулся от них, как от назойливой мухи. Медленно поднявшись, он бросил:

— Проводи его.

Проведя рукой по взлохмаченным волосам, он машинально одернул свою помятую одежду. Он не был готов к визиту магистрадо, но, пожав плечами, решил, что ему безразлично, какое впечатление он произведет. Пусть принимает его таким, какой он есть. Всепоглощающее чувство меланхолии, словно густой туман, окутало его жизнь, проникая во все уголки его существования. Он знал, что гасиенда чахнет без его твердой руки, но это уже не имело значения. Почти ничего не имело значения.

За стеной, в потайном проходе, Зорро замер, прислушиваясь. Бернардо увидел карету магистрадо, подъезжающую к дому, и бросился сообщить хозяин. Диего знал: в этот день сбудутся пророческие слова Зорро, обращенные к отцу. Он торопливо облачился в черный шелковый костюм и бесшумно проскользнул по туннелям, заняв позицию, откуда мог слышать разговор. Он молил небеса, чтобы отец внял предостережениям Зорро и не совершил ничего, что могло бы разозлить магистрадо. Бернардо подошел и встал рядом, напряженно вслушиваясь.

Старый Хуан впустил Сантьяго в библиотеку. Дон Алехандро заметил, как тот скользнул взглядом по его изношенной одежде, оценивая жалкий вид. Собрав остатки былой гордости, он выпрямился и встретил изучающий взгляд магистрадо.

— Дон Алехандро, рад вас видеть, — тепло произнес Сантьяго, уверенный в успехе своей миссии.

Он видел, что дон Алехандро, несмотря на все попытки скрыть это, подавлен и отчаялся. Нечесаные волосы, всклокоченная борода, покрасневшие от бессонницы глаза, глубокие морщины, изборождающие лицо, одежда, в которой, казалось, спали, — все это складывалось в картину, которую Сантьяго так жаждал увидеть. Добавьте к этому общую картину запустения, которую он заметил, подъезжая к гасиенде: разбредшийся скот, вакеро, слоняющиеся без дела, даже дом, словно лишенный заботы. И всего один старый пеон, оставшийся из всей челяди. Да, его план в отношении дона Алехандро близился к триумфу.

Дон Алехандро, сохранив остатки галантности, попытался оказать гостю прием.

— Прошу, сеньор магистрадо, присаживайтесь, — сказал он, указывая на кресло у камина. — Располагайтесь поудобнее. Хуан, принеси вина нашему гостю.

Дон Алехандро опустился в кресло напротив магистрадо, пока Хуан разливал вино.

Сантьяго уселся, удобно расположив шпагу под рукой. Взяв бокал, он поднял его:

— ¡Salud!

Дон Алехандро поднял свой бокал и кивнул в ответ. Оба сделали глоток. Махнув рукой Хуану, дон Алехандро отпустил его. Теперь они остались одни.

Дон Алехандро заговорил первым.

— Чем я обязан чести вашего визита, сеньор магистрадо?

От Сантьяго не ускользнуло легкое ударение на слове «честь». Он знал, что между ними не осталось и следа прежней дружбы.

— Я лишь хотел узнать, как ваши дела, дон Алехандро, — ответил он. — Вы один из самых уважаемых граждан округа, и многие беспокоятся о вашем здоровье и благополучии. Вас давно не видели в пуэбло.

— Это мое дело, — раздраженно бросил дон Алехандро.

— Разумеется, дон Алехандро, — согласился Сантьяго. — Я понимаю, как вам сейчас тяжело, — он заметил, как сузились глаза дона Алехандро. — Я приехал сегодня вечером, чтобы узнать, могу ли я чем-нибудь помочь в столь трудную минуту. Я заметил, что гасиенда сильно изменилась с моего последнего визита.

— Мне ничего не нужно, сеньор, — отрезал дон Алехандро. — Я вполне справлюсь со своей гасиендой сам.

— Но это тяжело, не так ли? — настаивал Сантьяго. — И теперь вся ваша работа пойдет прахом. У вас нет наследников, некому оставить все это, — он обвел рукой гасиенду. — Я глубоко опечален вашим положением, сеньор.

Дон Алехандро хотел было возразить, но замолчал. В конце концов, мужчина говорил правду.

Сантьяго это заметил и понял, что сердце старика все еще кровоточит из-за потери сына.

— Сеньор, — произнес он. — я хочу помочь вам, искренне хочу. Так уж сложилось, что именно я должен был исполнить свой долг и следить за соблюдением закона в отношении вашего сына.

Дон Алехандро поднял печальные глаза. Сантьяго ликовал. Старик был уязвим, как никогда прежде. Теперь он сделает свое предложение и посмотрит, примет ли его старый гасиендадо.

— Я понимаю, что прежние теплые отношения уже не вернуть, — сказал он. — Это вполне естественно. Но я по-прежнему глубоко уважаю вас, сеньор де ла Вега. Возможно, я могу предложить вам нечто, что поможет.

За стеной, в туннеле, Зорро и Бернардо переглянулись. Они оба знали, что сейчас будет сделано предложение.

— Чем же вы можете мне помочь, сеньор магистрадо? — спросил дон Алехандро. — У меня ничего не осталось, кроме этой гасиенды. Это была моя жизнь.

— Да, у вас есть эта гасиенда, дон Алехандро, но задумывались ли вы о том, что вам не обязательно оставаться здесь до конца своих дней? — Сантьяго произнес эти слова как можно мягче. — Пока вы живете здесь, вы будете вспоминать о сыне, которого у вас больше нет, о годах труда и лишений, которые вы претерпели, чтобы построить эту гасиенду, и о том, что некому унаследовать ее и продолжить ваше дело.

Дона Алехандро словно ледяной волной окатило — волосы на затылке встали дыбом.

«Зорро был прав!» — подумал он. молнией пронзила мысль. Откуда этот человек знает так много? Сантьяго собирался сделать предложение о покупке гасиенды. Прямо сейчас. И если Зорро был прав насчет Сантьяго, то мог ли он быть прав и насчет Диего? В душе дона Алехандро затеплилась крошечная искорка надежды, посеянная Зорро той темной ночью неделю назад. Надежда, казавшаяся почти невозможной. И все же, подумал он, сколько раз Зорро, настоящий Зорро, чудом совершал то, что считалось немыслимым? Дрожь пробежала по телу дона Алехандро. Диего не предатель? Диего жив? О, если бы это было так!

Нет, его сын не был предателем, и каким-то образом магистрадо был причастен к чудовищному осуждению Диего. Эта надежда, словно глоток живительной влаги, придала ему сил. Дон Алехандро собрался с мыслями. Что говорил ему Зорро? Ах, да. Подыграть магистрадо. Не отвечать сразу. Дон Алехандро никогда не был хорошим актером, но он изо всех сил постарается скрыть от Сантьяго вновь вспыхнувшую в его душе надежду.

Сантьяго заметил легкую дрожь, пробежавшую по телу дона Алехандро, и самодовольно решил, что это лишь эмоциональная реакция стареющего мужчины на его слова. Он наклонился вперед и мягко улыбнулся.

— Дон Алехандро, прошу вас. Позвольте мне помочь вам. Я буду рад выкупить эту гасиенду, избавив вас от этого бремени. Тогда вы обретете свободу. Сможете покинуть эти края и забыть обо всех пережитых невзгодах. Возможно, даже захотите вернуться в Испанию и дожить свои дни в родной стране, в почете и достатке. Сеньор, скажите мне, вас бы заинтересовало подобное предложение? Я полюбил это место с первого взгляда, еще весной, когда впервые увидел его вместе с вами. Вы оставите гасиенду в надежных руках, и я буду заботиться о ней не меньше вашего. Я не богат, дон Алехандро, но у меня есть кое-какие сбережения. Я могу предложить вам десять тысяч песо за этот дом и ваши земли.

Кровь дона Алехандро закипела, когда он подумал о змее, сидящем напротив него, но он сохранил невозмутимое выражение лица. Десять тысяч песо! Это едва ли десятая часть стоимости его земель, не говоря уже о скоте и лошадях. Дон Алехандро был оскорблен до глубины души. В этот момент он больше всего на свете желал пронзить этого негодяя собственной шпагой. Но тут перед его глазами возникло лицо Зорро в маске, а за ним -лицо Диего. Железным усилием воли он заставил себя сохранять спокойствие. Ему нужно было играть роль отчаявшегося отца и притворяться, что его хоть сколько-нибудь интересует предложение Сантьяго. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он заговорил.

— Сеньор магистрадо, многое из того, что вы говорите — правда, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — В этих стенах я нахожу лишь печаль. Но это мой дом, дом моего отца и его отца, — он замолчал и устремил взгляд в пол. Затем, собравшись с духом, продолжил: — Я не отвергну ваше предложение, сеньор, но и не приму его.

Глаза Сантьяго на мгновение сузились, но тут же вновь приобрели благочестивое выражение, когда дон Алехандро продолжил:

— Мне нужно время подумать.

— Конечно, дон Алехандро, конечно, — сказал Сантьяго с мягкой улыбкой. — Вам вовсе не обязательно принимать решение прямо сейчас.

В душе магистрадо ликовал. Это было даже лучше, чем он рассчитывал. Он был готов к немедленному отказу в качестве первой реакции.

— Возьмите столько времени, сколько вам потребуется, чтобы обдумать ваше решение, и в любое время можете позвать меня, чтобы обсудить этот вопрос более подробно. Моя дверь всегда открыта для вас, сеньор.

Дон Алехандро поднялся, и Сантьяго последовал его примеру.

— Я обдумаю то, что вы сказали, сеньор магистрадо, — произнес дон Алехандро. — Благодарю вас за визит. Позвольте мне проводить вас до экипажа.

Не желая оказывать чрезмерное давление на старого человека, Сантьяго склонил голову в знак благодарности за разрешение уйти, и они вместе покинули библиотеку.

Зорро переполняла гордость за отца. Из разговора он понял, что дон Алехандро делает то, о чем его просили: подыгрывает Сантьяго, чтобы дать им время, необходимое для разоблачения магистрадо и восстановления честного имени Диего, а значит, и имени Зорро. Жестом приказав Бернардо оставаться на месте, Зорро бесшумно отодвинул книжный шкаф и скользнул в библиотеку, плотно прикрыв за собой дверь. Он подошел к массивному отцовскому столу, и, скрестив руки на груди, замер в ожидании его возвращения. Долго ждать не пришлось.

Сначала дон Алехандро, погруженный в свои мысли, не заметил его. Но затем резко вскинул голову, осознав, что в комнате он не один.

— Зорро! — тихо воскликнул он.

Зорро улыбнулся.

— Да, сеньор де ла Вега. Я вернулся, как и обещал, ровно через неделю после нашей последней встречи, — произнес он с легким поклоном. — Вы принимали сеньора Сантьяго, не так ли?

— Да, он был здесь, — подтвердил дон Алехандро.

— И он сделал то самое предложение, о котором я говорил?

— Да, сеньор Зорро. Все произошло в точности, как вы и предсказывали.

Дон Алехандро сделал несколько шагов вглубь комнаты и приблизился к Зорро, который выпрямился и опустил руки. Встретившись взглядом с человеком в маске, дон Алехандро произнес с неподдельной искренностью:

— Теперь я вам верю. Я верю, что Диего не предатель и что за всем этим грязным делом стоит Сантьяго. Я готов выслушать все, что вы хотите мне сказать, сеньор.

Он продолжал пристально смотреть в глаза Зорро и с изумлением отметил их поразительное сходство с глазами Диего. Впервые он оказался так близко к легендарному герою при свете дня, когда его разум не был затуманен бредом, вызванным огнестрельным ранением. Но прежде чем он успел уловить ускользающую истину, Зорро вновь нарушил молчание.

— Прекрасно, сеньор де ла Вега, — с удовлетворением произнес Зорро. — Прежде всего, не стоит недооценивать магистрадо. Он умен и хитер, и тщательно скрывает свои грязные дела. Я и сам не осознавал, насколько он опасен, пока не стало слишком поздно помогать Диего. Учитывая его власть и влияние, как представителя короны, будет крайне трудно разоблачить его и призвать к ответу за все его злодеяния. Вы должны быть готовы пойти на жертвы, которые вам могут не понравиться, и столкнуться с возможностью разделить печальную участь вашего сына, если мы потерпим неудачу.

Зорро внимательно наблюдал, как дон Алехандро выпрямился при мысли о том, что может потребоваться для свержения Сантьяго. Он знал, что честь его отца станет самым серьезным препятствием на их пути. Как Зорро, Диего не раз балансировал на грани, бросая вызов коррумпированным чиновникам и угнетателям, державшим в страхе жителей пуэбло. Иногда личной гордостью приходится поступиться, когда на кону стоит благополучие тех, кого ты поклялся защищать. Зорро надеялся, что у его отца хватит мудрости это понять. Малейшая недальновидность сейчас могла разрушить все их надежды на успех.

Наконец дон Алехандро заговорил.

— Я сказал, что готов выслушать все, что вы хотите мне сказать, сеньор Зорро. Жизнь моего сына для меня бесценна. Я считаю, что она важнее, чем моя собственная жизнь… моя собственная честь. Я понял это в эти последние мрачные дни.

Зорро почувствовал, как эти слова согрели его сердце, но не позволил себе выдать своих чувств. Не стоило раскрывать дону Алехандро слишком много. Находиться так близко к отцу было огромным риском, ведь он мог узнать его под маской. Поэтому он еще глубже погрузился в образ Зорро.

— Великолепно, — непринужденно произнес он. — Вот мой план. Вы, сеньор, должны продолжать изображать человека, сломленного горем и отчаянием. С каждым днем вы будете пить все больше и все меньше заботиться о гасиенде. Вы должны выглядеть как человек, разочаровавшийся в жизни и безутешно скорбящий о сыне, которого бесчестно изгнали и который умер столь… «неприятным» образом.

Дон Алехандро встретился взглядом с Зорро, в его глазах вспыхнуло мгновенное возмущение от этих слов, но он тут же взял себя в руки, понимая необходимость этой жестокой игры. Зорро слегка кивнул в знак согласия и продолжил:

— Большую часть времени вы будете проводить в таверне, предаваясь пьянству и выглядя то угрюмым, то безутешным. Вы будете постоянно твердить о том, что все на гасиенде и в пуэбло напоминает вам о Диего, о том, как вам стыдно за него и как он причинил вам боль. Это будет величайшая роль в вашей жизни.

Зорро усмехнулся.

— Я понимаю, чего вы хотите добиться, сеньор Зорро, но какой в этом смысл? — спросил дон Алехандро. — Разве мы не должны активно работать над тем, чтобы уничтожить магистрадо?

— Сеньор де ла Вега, — терпеливо ответил Зорро. — Вы должны сыграть того, кого он ожидает увидеть, — сломленного старика, раздавленного тем, что он сотворил с вашим сыном. Это усыпит его бдительность, сделает самоуверенным, и мы этим воспользуемся. Мы заманим его в ловушку, вместо того чтобы действовать по его указке. Мы заставим его прийти к нам, туда, где у нас будет преимущество.

— А чем же будете заниматься вы? — сухо спросил дон Алехандро.

— Я, сеньор, буду расставлять сети для магистрадо. Наша единственная надежда — заставить сеньора Сантьяго лично признаться в своих преступлениях перед судьей. Перед судьей, которого не запугает наш прославленный магистрадо. И… этим судьей будет Себастьян Антонио Васка.

— Судья Васка! — воскликнул дон Алехандро, пораженный услышанным. — Но ведь именно он выслушал все улики, представленные против Диего, и вынес ему обвинительный приговор! Он не станет слушать ни вас, разбойника, ни меня, отца предателя, если мы попытаемся выдвинуть обвинения против магистрадо.

Зорро улыбнулся, его глаза лукаво блеснули под маской.

— Ах, но именно поэтому мы заставим сеньора Сантьяго говорить. Если мой план сработает, судья Васка услышит признание в преступлениях из уст самого магистрадо.

Дон Алехандро медленно покачал головой. Человек действия, он терпеть не мог пустых разговоров о планах и стратегиях. Зорро видел, как в отце крепнет скептицизм, — разительное отличие от Бернардо, беззаветно поддерживавшего их дерзкие замыслы, какими бы безумными они ни казались. Придется действовать осторожно, подвести отца к пониманию.

— Сеньор, — начал он, — не забывайте, что у меня есть некоторый опыт в такого рода… «военных делах». Когда враг слишком силен, чтобы сойтись с ним в открытом бою, приходится прибегать к другим методам. Я намерен действовать подобно лисе, искусно манипулируя нашим дорогим магистрадо, используя свой ум и хитрость. Мы будем дергать его за ниточки из-за кулис, заставляя плясать под нашу дудку, когда нам это потребуется. Однако, — глаза Зорро опасно блеснули, — помните, что у лисы есть клыки, и она не побоится пустить их в ход. Если настанет момент применить силу, я буду готов, — тут Зорро крепко сжал эфес своей шпаги. — У меня есть своя честь, сеньор. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы справедливость восторжествовала, и с имени Диего были сняты все гнусные обвинения. Я посвятил себя этому делу без остатка.

Дон Алехандро выбрал этот момент, чтобы задать вопрос, терзавший его душу, вопрос, над которым он бился не одну ночь. Теперь он горел в нем.

— Скажите мне, сеньор Зорро, — произнес он, — кто вы? Кто вы такой, что печетесь о судьбе стольких людей, рискуя жизнью ради них? Кто вы, что делаете это ради меня и моего сына, зная, что неудача обернется для вас неминуемой смертью? Это ведь не ваша битва.

Зорро ответил мгновенно:

— О, сеньор, это и моя битва тоже. Как и ваша, как и битва всех, кто восстает против тирании и несправедливости. Кто я, спрашиваете? — он сделал паузу. — Я — это вы, сеньор, — сказал он, едва заметно указав на дона Алехандро, чьи брови удивленно взметнулись вверх. Зорро продолжил, голос его звучал все сильнее. — Вы, страдающий за сына, несправедливо обвиненного в предательстве. Я — вакеро и ранчеро, согнувшиеся под бременем непосильных налогов, взимаемых незаконно. Я — пеон и индеец, изнемогающие в нищете, лишенные крова и вынужденные гнуть спину на коррумпированных чиновников. Я — ребенок, плачущий по ночам, зовущий мать или отца, которых больше нет, потому что их бросили в темницу без суда и следствия. Я — все, кто страдает под гнетом тех, кто извращает закон в своих корыстных целях. И потому… я ваш сын… Диего.

Зорро осознавал, на какой отчаянный риск идет, но как сладостно было признаться отцу в том, кто он есть, пусть и под покровом анонимности. Он замер, ожидая реакции, но, казалось, этот завуалированный намек лишь укрепил его маскировку, ибо отец никак не отреагировал.

Дон Алехандро пристально смотрел на Зорро, ощущая мощь, скрытую за этими благородными словами. Его переполняла гордость за этого человека. Всю жизнь он стремился стать таким же, но теперь, в присутствии Эль Зорро, он осознал, сколь малого достиг. С этого момента он более не усомнится в мотивах человека в маске. Более того, он постарается быть достойным его. Затем, устремив взгляд вдаль, за пределы стен библиотеки, он подумал, что, возможно, недостатки его сына Диего — всего лишь отражение его собственных слабостей. Сын не может быть лучше отца, верно? В этот момент дон Алехандро отыскал в своем сердце место, чтобы принять Диего таким, какой он есть. Больше он не будет пытаться перековать его в кого-то другого. Диего есть Диего. Диего — его сын. Глаза его затуманились при мысли о Диего, сейчас столь далеком. Как бы он хотел сказать ему, как сильно его любит, но не мог.

Откашлявшись, дон Алехандро тихо произнес:

— Сеньор Зорро, окажете ли вы мне честь принять мою руку дружбы? Для меня большая честь познакомиться с вами.

Он протянул руку.

Зорро почувствовал, как внезапно образовавшийся комок подступил к горлу. Едва сдержавшись, чтобы не броситься обнимать отца, он пожал ему руку. Несколько мгновений они крепко сжимали друг другу руки. Затем Зорро отступил.

Эль Зорро по-прежнему стоял перед ним, скрываясь за маской, но дон Алехандро чувствовал, что знает этого человека в черном на каком-то глубинном, непостижимом уровне. Он знал, что доверил бы ему свою жизнь. И жизнь своего сына.

— Сеньор Зорро, я сделаю, как вы просите, — уверенно произнес он. — Я сыграю роль отчаявшегося отца. Вместе мы призовем магистрадо к ответу и очистим имя моего сына. Но кто знает, где он, и увижу ли я его когда-нибудь снова? Я не переживу, если он умрет от болезни в изгнании, так и не узнав, что оправдан. Если бы я только мог попросить у Диего прощения за то, что не верил в него. Если бы я только мог сказать Диего, чтобы он не терял надежды!

Зорро тепло улыбнулся.

— Почему-то мне кажется, он уже знает, дон Алехандро. Думаю, он просто ждет вестей, что может вернуться домой.

— Как?.. — удивленно спросил дон Алехандро. — Вы знаете, где он?

— Позвольте мне сохранить свои секреты, сеньор, — сказал Зорро, поклонившись. — Когда придет время, я узнаю, где найти Диего, и передам ему ваше послание. Клянусь своей жизнью.

Дон Алехандро смог лишь прошептать:

— Gracias, сеньор, — он с трудом сглотнул.

— Что ж, тогда, — произнес Зорро, понимая, что пора уходить. — Вы знаете, что делать. В течение следующих нескольких дней вы будете проводить все меньше времени на гасиенде и все больше — в таверне. Пусть все услышат о вашем отчаянии. Сантьяго не преминет подслушать. Забудьте о внешности. Носите одну и ту же одежду несколько дней подряд, как будто вам все равно. Погрузитесь в жалость к себе.

— Это очень неприятно, сеньор Зорро, — поморщился дон Алехандро, — но я сделаю это.

— Отлично, — сказал Зорро. — А теперь я вас покину.

Он направился к выходу, затем обернулся.

— Ах да. Могу ли я дать вам совет, сеньор де ла Вега? Выпейте с сержантом Гарсией при случае. Он обязательно передаст все, что вы скажете, магистрадо, и он — неплохой источник информации, если быть осторожным. У этого человека золотое сердце, но он не умеет хранить секреты.

Зорро тихо рассмеялся.

Дон Алехандро поймал себя на том, что улыбается ему в ответ. Это была первая улыбка за долгое время. Он смотрел, как Зорро лихо отсалютовал и бесшумно выскользнул из комнаты. Дон Алехандро знал, что бесполезно пытаться его преследовать. К тому времени, как он доберется до двери, Зорро и след простынет. Способности этого человека продолжали его изумлять. Окинув взглядом библиотеку, он глубоко вздохнул. Теперь ему предстояло начать свою актерскую игру. Для начала сойдет и одежда, что на нем. Он просто поспит в ней, чтобы придать ей потрепанный вид. Завтра он пойдет в таверну. Он верил в план Зорро, хотя ему больше хотелось ворваться в кабинет Сантьяго прямо сейчас и заставить его признаться силой. Это было бы глупо, но дон Алехандро почему-то подумал, что так ему было бы гораздо легче.

Покачав головой, дон Алехандро задул свечи и задумчиво поднялся в свою комнату по лестнице во внутреннем дворике. Оказавшись на балконе, он остановился, облокотился на перила и посмотрел на звезды. Как ярко они сияли на безоблачном небе! Он задумался о том, где сейчас Диего и смотрит ли он на те же звезды.

«Мой сын, мой сын!» — воскликнул дон Алехандро про себя. «Ты жив!»

И дон Алехандро почувствовал, что снова оживает. Сколько он простоял там, он потом не мог вспомнить, но в конце концов он повернулся и вошел в свою комнату с улыбкой на лице.