Неправильно... или? (версия 2.0) (гет)

— До входа в мю-ретранслятор три… два… один, — привычно произнес Джокер, заводя «Нормандию» на маневр. Светящийся поток — и мы выныриваем уже на другой стороне. Все. Теперь осталось добраться до Ила. И надеяться, что мы не опоздаем.

— Как думаешь, мы успеем? — словно читая мои мысли, спросил Рич. Мы сидели вдвоем в кают-компании. Я только сменилась на мостике и занималась ночным дожором, а приятель решил составить мне компанию в деле уничтожения сладостей.

— Я не знаю. Должны успеть. Но «должны» не значит «справимся», верно? В смысле, тут от нас ничего не зависит и кто знает, что мы застанем по прибытии на Цитадель. Может, нас там вообще встретит армада Жнецов. Властелин ведь вряд ли терял время, да и органических помощников у него дохера. Это в игре тайминги такие, что мы в любом случае идем по следам антагониста, а здесь… Может, его подчиненные уже забрались на Цитадель и устроили бунт. А может, те перебои со связью и другими системами станции, о которых Тевос сообщила, были диверсией и сейчас уже никакой Цитадели нет.

— И ты так спокойно об этом говоришь. Что, на самом деле в это не веришь, верно?

— Ну… Как тебе сказать. Я верю в людей. И в то, что вижу своими глазами. И люди, конкретно вот эти трое, под началом которых мне пришлось работать, показались мне далеко не такими идиотами, какими были в игре. И самое важное, они мои слова приняли всерьез, а значит, какие-то меры могут принять. В смысле, в игре на стороне гетов был фактор внезапности, а здесь о вторжении знают заранее, значит, нахрапом они в Башню не заберутся. Да и флот, скорей всего, уже наготове. Причем не только их флот, но и наш тоже. Как-нибудь распидорасим эту тварь.

— Ты о чем сейчас? — за спиной раздался голос Сарена. Миг — и турианец приземляется напротив меня за стол, укладывая руки на стол и сцепляя их замком.

— Да о последнем сеансе связи с Советом. Все никак из головы выбросить это не могу. Да и остальные тоже.

— Остальные, значит. Ясно. Есть что-то, что нужно знать МНЕ? — последнее турианец выделил голосом. И посмотрел на меня таким нехорошим взглядом.

— Тебе нужно знать то же, что и остальным, у меня от членов отряда секретов нет. От экипажа — почти нет, для деталей моей биографии сделаны исключения. Если ты… Стоп. Точно. Ты же в лазарете был, когда я всех собирала и говорила о… Блять! Извини, я думала, тебе Найлус все рассказал.

— Он ничего мне не говорил. И было бы странно с его стороны что-то мне сказать, не находишь?

— Ты о чем сейчас? — я с непониманием уставилась на турианца.

— Я, пожалуй, пойду, — Ричард явно жопой почувствовал надвигающиеся разборки и предпочел слинять.

Кивнув ему вслед, я снова спросила у Сарена:

— Что именно ты имел в виду сейчас?

— Не делай вид, что ничего не понимаешь.

— Если бы понимала, не спрашивала. И если ты ничего не скажешь, я так и не пойму. Поэтому давай, выкладывай, как на рапорте старшему по званию.

— Ты бы на его месте доверяла мне после того, как я в тебя стре… — Сарен осекся. А потом прижал ладонь к лицу. Это вышло настолько отработанно и органично, что я невольно прыснула. И мой смех заставил турианца дернуться. — Вижу, я опять сказал что-то смешное.

— Да нет, просто у тебя жест «рукалицо» так хорошо отработан и уже на автоматизме выполняется, что я аж залюбовалась. А ведь только несколько дней меня знаешь… Ладно, проехали. Найлус? — я активировала на инструментроне громкую связь и прижала палец к губам, жестом этим приказывая Сарену молчать.

— Я тебя слушаю, — судя по всему, Спектр тоже настроил свой инструментрон на автоприем входящих от меня.

— Я тут забыла тебя спросить. Ты Сарену про наш последний разговор с Советом рассказывал?

— Нет, а зачем?

— То есть как это, зачем? Он же его напрямую касается.

— Ну, он мне вопросов не задавал, я так понял — уже все от тебя знал. Ты же с ним потрепаться успела перед тем, как мне сдать. Погоди, ты же не хочешь сказать, что…

— Да это я и хочу сказать. Он у нас ничего не знает, как оказалось. Утратил природное любопытство, видимо. Ладно, я его сейчас в курс дела введу, а то решит, что мы тут ему не доверяем и информацию скрываем.

— Это кто решит? Сарен? Рин, ему плевать на доверие. И всегда было плевать. Прекрати видеть в нем меня и Гарруса, хорошо?

— О чем ты?

— Доверие — это элемент дружеских отношений. А Сарену на такие вещи плевать было. Понятия чести и совести у него хоть какие-то есть, да и на так называемые добрые дела он все-таки способен. Не будь этого, он и меня бы не забрал к себе в ученики, не вытаскивал во время наших заданий, да и с тобой бы в итоге не пошел. Но доверие… Ему твое доверие на одно место не упало. В особенности твое, надо сказать.

— Это почему же?

— Ты человек, забыла? А Сарен — это Сарен. Что бы ты ни сделала, хорошего отношения к себе ты не дождешься.

— Хочешь сказать, что он мне какую-нибудь подлянку устроит?

— Точно нет. Он не идиот, да и убивать того, кто ему жизнь спас, не станет. Просто… Смотри на него не как на наших из отряда, а как на кого-то из экипажа. Они же тебе тоже подлян не сделают. Но светящейся чужеродной тварью от этого считать не перестали. Это такой… менталитет, если тебе будет угодно. Ты можешь быть насколько угодно классной, прикольной, честной и справедливой, но этого он никогда не увидит. И даже разглядеть не попытается.

— Кхм, ладно, Найлус, ты меня тут это, не захваливай, мне бежать надо… — я поспешно отрубила связь чувствуя, как краснеет лицо. А на лицо от уха до уха наползает самая идиоткая из моих ухмылок. Все-таки, приятно, когда тебе делают комплименты. Вспомнив вовремя, что Сарен все еще сидит напротив меня, пытаюсь собраться в рабочее состояние. — Как видишь, никто от тебя ничего не пытался скрыть. Если к сути — я кратко рассказала Совету о том, что ты меня притащил на Властелина, я умудрилась расшатать тебе психику и скинуть контроль, после чего мы сбежали, ну и сказала, что хочу тебя взять в отряд. С тобой, конечно, все прошло не так гладко, как с Бенезией и Лиарой, но пришлось им напомнить, как они сами сказали, что я могу брать в отряд КОГО ЗАХОЧУ, так что… В общем, пока не знаю, вернут ли тебе звание Спектра, да и собираются ли возвращать, но в кутузку в наручниках не потащат. До тех пор, пока ты числишься в моем отряде, по крайней мере. Хочешь, чтобы все так и оставалось…

— А ты сама этого хочешь, Шепард? — Сарен выскочил из-за стола и, сделав несколько шагов вперед, навис надо мной, упирая руки в стол. Наклоняясь вперед так, чтобы смотреть мне прямо в глаза. — Ты же слышала, что тебе сказал Найлус, верно? Слышала, кем я тебя буду считать и как к тебе относиться, не так ли? — мандибулы крепко прижались к щекам Сарена, а голубые глаза сощурились так, что их практически не стало видно за нависшими кожистыми веками. — И при таком отношении с твоими-то мотивами ты все еще будешь утверждать, что хочешь держать меня в своем сумасшедшем отряде?

— Мне плевать, — спокойно и тихо отчеканила я. — Пусть камни и трости сломают мне кости, на ваши насмешки мне наплевать. Артериус, свое мнение обо мне ты можешь хоть на лбу у себя написать, хоть распечатать и на стеночку повесить, хоть подтереться им, прости господи, в отхожем месте. Я знаю, что я тебе не нравлюсь. Я знаю, что не будь у тебя исключительных обстоятельств, ты никогда не согласился бы работать под моим началом и по моим методам. Но мне абсолютно, слышишь, вот прямо на сто процентов плевать, что ты обо мне думаешь и нравлюсь ли я тебе. В конце концов, я не сто кредитов, чтобы всем нравиться.

— Тогда почему ты делаешь все, чтобы добиться моего расположения? Почему ты сейчас взялась прояснять ситуацию, а не просто… не знаю, не сказала мне, чтобы я не лез не в свое дело и не пытался что-то узнать из того, что меня не касается, — последнее получилось скомкано. Пальцы турианца сжали край стола, а сам он неожиданно отвернулся в сторону. Словно не хотел, чтобы я видела его лицо.

— Потому что не хочу поступать так, как поступали они. Не хочу становиться похожей на них. Если тебе угодно — боюсь этого больше всего на свете. Если я ответила на все твои вопросы, то давай на этом заканчивать наш разговор. Не хочу доставлять тебе неприятные минуты нашим общением.

— Нет, постой. Что это за «они», о которых ты упомянула?

— Ну, если вкратце — люди, которые своими действиями или бездействием причинили мне какое-либо дерьмо. Моя мать, избивавшая меня просто потому, что я не могла дать сдачи. Одноклассники, выбравшие для издевательств только потому, что я была младше и меньше всех. Те батарианцы, которые хотели меня продать в бордель на Элизиуме. Да вот даже тебя взять… Ты ведь тоже, хоть и вызываешь у меня человеческие чувства элементами своей биографии, но примером для подражания точно служить не можешь. Знаешь, если бы каждый, кто кого-то потерял, устраивал массовую бойню — мир бы уже стал самым настоящим адом. Так вот, знаешь, мое мнение такое: если человек дал таким уродам себя сломать и начал действовать так, как они — значит, их модель поведения, образ мышления, мотивы и оправдание своих действий на самом деле имеют ценность. И на самом деле нельзя жить по-другому. И, выходит, правильно тогда было и все остальное. И то, что со мной делали, и то дерьмо, что с другими происходило. Но знаешь, Сарен… Я не хочу, чтобы это все было правильным. Не надо. Мерзкие вещи должны оставаться мерзкими. А это значит, что откровенно мерзких вещей нельзя совершать ни при каких обстоятельствах. А если уж совершаешь — не надо искать оправданий своей ублюдочности. А я ублюдком быть не хочу. А как по мне — сказать человеку, что он теперь часть команды наравне с другими, а потом утаивать от него какую-либо информацию — это самая настоящая ублюдочность и есть.

— Выходит, ты сейчас не хотела мне ничего доказать.

— Прежде всего, хотела заставить тебя сделать один самый главный вывод: если хочешь что-то узнать или собираешься получить подтверждение или опровержение своим догадкам — достаточно подойти и спросить, а не ходить вокруг да около и заставлять окружающих свои ребусы разгадывать. И потом, мне нужно было убедиться в том, что Найлус не скрывал от тебя чего-то намеренно.

— А если бы оказалось, что скрывал? Если бы сказал, что не доверяет мне? Что после… всего, что произошло… — возникло ощущение, что Сарену тяжело говорить. Впрочем, я за ним это ловила не впервые. Причем проявлялось это все, когда в беседе затрагивались какие-то относительно личные темы. Будто турианец не привык их с кем-либо обсуждать. Но в этом он от многих других турианцев не отличался. Да и от большинства окружающих меня людей, в принципе.

— Мне пришлось бы провести с ним профилактическую беседу о том, что нехорошо сначала пообещать мне начистоту говорить о любых проблемах, а потом — умолчать о проблеме взаимоотношений с тобой. И при этом еще и самому изъявить желание поселить тебя в своей каюте.

— Это было не твое решение?

— Нет, не мое. Хотя у меня была такая идея. Потому что в противном случае пришлось бы либо селить тебя к Тали и Гаррусу, либо проводить какую-то перестановку пассажиров по всем каютам, а это долго и муторно. А с учетом того, что ты у нас людей ненавидишь — вряд ли бы уже тебя устроила идея вроде заселения тебя в одну каюту со мной, Лиарой и Бенезией с предварительным подселением Эшли к кому-то из экипажа. Разве что к Рексу в грузовой трюм, или в лазарет, но там Чаквас, да и ты у нас на постоянке с приборами рядом тусить не можешь из-за биотики. Так что Найлус предложил лучший вариант. И я рада, что он сделал это от чистого сердца. А еще я рада, что он не стал одержимым идеей мести тебе, потому что иначе это бы означало, что я выбрала себе в бойфренды человека с абсолютно противоположными моим принципами, а это для меня, как ты сам понимаешь, не самый приемлемый вариант.

— Вот давай еще мне расскажи, что тебе чужда месть. И что на Элизиуме ты не мстила ублюдкам, которые едва не продали тебя в бордель. И что Халиату ты отомстить не хотела, а убила его из каких-то других побуждений.

— Из других. Прежде всего, давай уточним, что на Элизиуме прямым ходом шло столкновение наших с батарианцами. И там на самом деле не было вариантов: либо принимаем бой и получаем шанс выжить, либо же не принимаем бой и сдыхаем. И честно, я думала, что мы тогда не выживем, но потом в спины батарианцев ударил десант «Арганы», а с их судном в небе над нами сцепилась «Нормандия». А Халиат меня выслеживал сам. Повезло, что Арктус на меня маяк повесил и на выручку пришел.

— А первые двое батарианцев? Я читал рапорт, Шепард. У меня был доступ к твоему личному делу, как помнишь. Они приковали тебя наручником к перилам. Ты могла бы просто убежать.

— Вышибаешь мозги мелкой, забираем суку и уходим.

— Поясни.

— Это один из батаров так сказал. Я там не одна была. Верней, сначала мы все думали, что одна, а потом они увидели, что куча трупов шевелится, и выволокли из нее… Ханну, кажется. Девочку, маленькую совсем. Ну, я шагнула вперед, заорала, что если тронет ее — убью его, а потом…

— Ты… что? — Сарен снова встал из-за стола, положил руку мне на плечо и, наклонившись вперед, спросил: — Я сейчас тебя правильно услышал? Ты, не будучи военным, не будучи при исполнении и даже не будучи, черт подери, биотиком, просто вот так вот встала, как на расстрел, защищая ребенка? Причем даже не своего собственного ребенка?

— А что, не мой, так не жалко? Я тебя не понимаю, Сарен. Если ты читал мое личное дело, то уже знаешь, что я в принципе стараюсь всегда защитить гражданских. Что я стараюсь избежать резни. Что за своих вступаюсь.

— Это… другое, — внезапно произнес Артериус. И заговорил внезапно, сбиваясь, глотая окончания слов и все еще не убирая руки с моего плеча. — Рин, ни один человек не поступит подобным образом. Ни один человек не будет спасать кого-то… совсем чужого просто из собственных принципов, рискуя при этом своей жизнью… Я слишком хорошо знаю людей.

Эта фраза послужила спусковым крючком. Не знаю, то ли у меня тоже расшатана психика после Властелина. То ли глупость сказанного Сареном перешкалила весь возможный идиотизм, что мне доводилось слышать до этого дня. Но на смех меня прошибло капитально. До слез из глаз. До неспособности остановиться и хотя бы вдохнуть немного воздуха.

— Ты… Ты… У меня слов нет, понимаешь? Ты уж второй раз говоришь, что знаешь нас, но… Я не могу. Ты идиот, Сарен! Какой же ты идиот… Я не знаю людей, понимаешь?! Я — не знаю! Почти двадцать лет с ними живу, увлекаюсь психологией, знакома с историей и философией, перечитала дохрена современной и старой литературы, пересмотрела кучу фильмов, переслушала кучу музыки и перезнакомилась с таким количеством народу, что не всех уже и помню, с моей-то памятью. Так вот, даже те люди, про которых я могу сказать, что знаю их, как облупленных, подкидывают порой такие сюрпризы, как плохие, так и хорошие, что шарики за ролики заезжают. А ты… Ты о нас ничего не знаешь и смеешь утверждать, что знаешь НАС ВСЕХ?! Все одиннадцать, блять, миллиардов, разбросанных по галактике, исповедующих разную идеологию, живущих в разных социальных кругах и даже имеющих разную культуру… Сарен, пожалуйста, скажи, что ты шутил. Ты не можешь быть таким долбоебом. Не разочаровывай меня, умоляю. У тебя мозгов должно быть плюс-минус столько же, сколько и у Найлуса, а за ним я таких глобальных обобщений даже в первые дни знакомства не замечала. Это все равно, что я сейчас скажу, что знаю турианцев при условии дружбы лишь с двумя десятками представителей твоей расы. Или что я знаю азари лишь потому, что провела некоторое время, обучаясь вместе с группой представительниц этой расы в одном монастыре.

— Если бы я не знал людей, я не смог бы работать в Скиллианском пределе. Успешно работать, между прочим. Я знаю ваши законы, слабые места вашего командования, вашу анатомию, в конце концов.

— Но ты не знал, что я поступлю так на Цитадели во время того слушания. Не знал, как я буду действовать на Новерии. И даже то, что я сделала на Властелине, стало для тебя полной неожиданностью.

— Ты не человек. И ты вообще не отсюда. Если ты мне покажешь хоть одного, похожего на тебя, то…

— Андерсон, — без запинки произношу я.

— Лживый человечишка, который купился на смазливую рожу той девчонки, Сандерс? Неудачный пример.

— А ты правда думаешь, что он ее защищал только из-за этого? А я что, тоже, как Сандерс? Сарен, между мной и капитаном ничего не было и быть не могло — он мне, между прочим, в отцы годится, сам помнишь его возраст.

— Я в курсе, что он на два года старше меня.

— Ну вот. Так скажи, Сарен, зачем ему подбирать бродяжку без документов, делать ей левые документы, внедрять в программу, да еще и потом на корабль брать, при этом зная уже тогда, что поведение мое далеко от идеального и «проблемный подросток» — это самое лестное, что обо мне можно было сказать на тот момент? Да и сейчас тоже. Зачем он это сделал, Сарен? Почему? Почему наш старпом, ненавидящий светящуюся синюю тварь, помог мне выбраться с корабля, не попавшись в лапы шестерок Бернса в том деле с тварями из подкомитета?

— Не подходит. Мы говорим о таких же, как ты. Не о людях, которые могут совершить хорошие поступки, а о тех, кто во всем придерживается некой выработанной идеологии и под страхом смерти не отказывается от своих принципов. Вот покажешь мне одного такого человека, реально существовавшего, тогда и поговорим.

— Реально существовавшего? То есть, принимаются и люди, которые жили в прошлом, так? Даже если они жили до моего рождения? — вскинулась я. Делиться с Сареном этим мне не хотелось. По многим причинам. Если честно — для меня такие вещи были чем-то слишком важным, чтобы показывать их… Да хоть кому-нибудь отсюда. И вот сейчас я не знала, стоит ли ему это все показывать, или… Или ну его. Если честно — я даже никому из наших это не показывала просто потому, что двухмерное кино здесь популярностью не пользовалось, а уж черно-белые фильмы без нормальных спецэффектов вряд ли бы вызвали у кого-то интерес. А уж книги и рассказы так тем более. Тем более, показывать все это кому-то… такому, как Сарен. Кто ненавидит нас, наверняка высмеет уже не мои, а ИХ поступки, кто скажет опять что-то ядовитое и обидное. А я даже не смогу ему ответить нормально, потому что вот в этот раз не получится отшутиться и ответить саркастично-язвительным тоном — либо с кулаками наброшусь, либо реветь начну.

— Принимаются. Если покажешь мне хоть одного такого человека…

— Я могу их десятки показать. Только это… Читать ты на русском не умеешь, а переводчик эти тексты на ваш язык может не взять. Давай пару фильмов покажу. А переводить сама буду. А то у меня с крылатыми выражениями и специфическими оборотами получается такое, что все, кроме Лиары, понимают, что именно я имела в виду. А, ну и да, нам надо где-то часов пять времени. И пустая стенка. О, такая в вашей каюте была, точно. Заодно и Найлуса можно позвать, если ему интересно будет.

Последняя идея показалась спасительной. Все-таки, если будет кто-то, кто меня поддержит при любых обстоятельствах, то даже если Сарен начнет опять набрасываться.

— Эй, Найлус, хочешь со мной и Сареном кино посмотреть?

— Интересное?

— Наше, историческое. Про войну. Только оно двухмерное и, скорей всего, еще черно-белое будет.

— Звучит интересно, — в отличие от Сарена, Найлус никаких предубеждений против культуры людей не имел. Даже наоборот — и английский более-менее выучил, и с головоломками подружился, взамен научив меня паре турианских заковыристых игр, ну и музла накидал, вполне подходящего моему вкусу. Так что мечта притянуть его в компанию оказалась исполнена без дополнительных упрашиваний и уговоров.

* * *

Он сам не знал, почему согласился. Почему стал смотреть и даже — почему перестал зевать уже через три минуты. А потом… Честно говоря, он сам и не понял, в какой момент оказался не в каюте, а там, среди двухмерных и поголовно человеческих лиц. В какой момент перестал замечать их противные рожи и слышать такой же противный, надо сказать, голос Шепард. А девчонка-то старается. Точно передает интонации, повышает и понижает голос на нужных сценах, не дает никаких уточняющих комментариев без его запроса. И даже дышит, кажется, через раз, только бы не помешать ему смотреть эту странную историю. Про человека, который во время войны летал на самолете и был сбит противником. Выбрался к своим, но остался без ног. И который на протезах, наперекор всему снова начал управлять самолетом. Этой странной механической птицей.

— Когда я тоже думал, что больше не полечу, один человек рассказал мне историю про рыбаков, застигнутых штормом в открытом море. Одни трусят, бросают весла, ложатся на дно баркаса, и их разбивает о скалы. А другие крепче берутся за весла! И гребут, понял?! Гребут! Навстречу ветру, наперекор буре гребут! И они побеждают стихию…

Его словно ненадолго выключает. Он вспоминает… Властелина, да. Как там эта девочка, будучи младше его в два раза и имея опыт боев всего лишь полгода, измотанная, с вытрепанной Властелином психикой, едва не убитая им, Сареном, вдруг улыбается и вскакивает на ноги, набрасываясь уже на хрен знает какого по счету хаска. И как он сам, будучи одним из лучших турианских воинов, сдается и готовится просто… умереть. Лишь бы все закончилось.

— Это кино. Я говорил о реальных людях.

— История Алексея Мересьева реальна. Реальны истории и многих других людей. В той войне в каждом регионе, в каждом городе находились люди, которые сопротивлялись, даже зная, что они погибнут. Которые не стояли и не смотрели молча, не думали только о себе и верили в то, что они делают. А ведь эти многие из этих людей, Сарен, не были даже военными. Это мальчишки, которые были разведчиками в партизанских отрядах. Это заведующая детским садиком, которая в моем городе организовала ополчение — собрала женщин, стариков и подростков, которые, рискуя жизнями добывали продовольствие, медикаменты и вещи для партизан. Это люди с других городов, которые ради освобождения моего города всего лишь на две недели от фашистов, не колеблясь, отдавали свои жизни во время десантной операции, даже зная, что большинство из них погибнет. Это… Это все те, рассказы о жизни которых я читала в школьной библиотеке. Их было очень много, Сарен. Почти вся страна, за исключением редких колаборационистов и перебежчиков. Поднялись волной и смели к чертям этих «истинных арийцев» с их гнилой идеологией расового превосходства. Принесли ради нас эту жертву, расписались на Рейхстаге, вывесили над ним Советские флаги и вернулись домой, не делая из своих действий подвига и считая, что просто обязаны были поступить «так, как все». Про многих из них даже книг не написали просто потому, что бумаги не хватило бы — только о самых известных и самых значимых, чьи истории отличались и представляли для писателей художественную ценность. Вот из моего города мы поименно знаем несколько десятков таких людей, на деле их были тысячи. А за пределами его — не знают и о них. Просто понимаешь, Сарен, ты видел только дерьмовых людей. Либо старался видеть только их, не пытаясь разглядеть нормальных, поскольку тогда придется всю свою идеологию «человекоговнов» пересматривать и признавать, что совершил ошибку при нашей оценке, а значит, и при действиях в отношении представителей нашей расы. А ты ошибок не признаешь, я уже заметила. Тебе духу для этого не хватит.

— Можно один вопрос? Верней, два. Первый. Почему вы пожимаете друг другу руки. И второй. Почему вы, когда знакомитесь, называетесь по фамилии, а не по имени. И почему ты ведешь себя иначе.

— Ну, у нас рукопожатие считается жестом приветствия. Раньше использовалось только среди мужчин, а женщинам руки было принято целовать, но вскоре вторая часть традиции сошла на нет. Вернее, осталась, но воспринимается только как часть флирта или официальной дипломатической игры: вне какого-нибудь бала или встречи со своей девушкой либо женой будет смотреться неуместно. Еще у нас когда при знакомстве руку протягивают, выражают одновременно дружелюбие и вроде как расположение. Есть даже выражение «да я тебе руки не подам», расшифровывается как «я тебя конченым считаю и поэтому руку пожимать не буду». Ну, я рукопожатие не использую, потому что знаю, что для некоторых из вас протягивание руки для рукопожатия — это жест, который командир делает по отношению к подчиненному. Ну, и что для вас ответить на такой жест — это как признать главенство над собой и командование этого человека. По крайней мере, для тех, кто старше меня и с людьми мало контачит. Тот же Гаррус, например, спокойно руки-лапы кому угодно пожимает и веса этому жесту не придает, но так как я возраст ваш не очень хорошо могу определять и не сразу понимаю, на ровесника нарвалась, который в теме сечет, или на старпера, который от нововведений далек, то такие жесты стараюсь не светить. А по теме фамилии… Тут смотри какая тема. У вас фамилии задействуются только в армии и на таможне и в тому подобных службах. То есть, если тебе называют фамилию, то это автоматически означает, что человек… Ну хорошо, не морщись так, турианец принадлежит к тому же ведомству, что и ты. А если мы представляемся по фамилии кому-то из ваших армейцев, а уж тем более по фамилии называем вас, то это опять же для некоторых старперов от ваших выглядит так, будто мы примазываемся к вашей армии или типа панибратствуем или что-то еще. А у нас же все совсем по-другому. У америкосов-англичан, чьи традиции в основном и перекочевали в Альянс, обращение по фамилии — это в принципе единственная форма доступного обращения для всех, кроме членов семьи и друзей. Учителя и ученики в школах, люди на работе, просто прохожие, врачи, продавцы… Мы ко всем обращаемся одинаково — по фамилии. То есть, я при исполнении — капитан Шепард, на гражданке — мисс Шепард. Хотя я к этой английской системе все никак не привыкну, да и вообще мне как-то проще, когда меня Рин зовут, поэтому всем сразу говорю, что я — Рин и не ебет. Ну и вообще, мне официальщина побоку — весь корабль по имени зовет и ничего, звездочки с погон не посыпались пока что. В русскоязычных странах все еще веселей — там обращение вообще зависит сильно от статуса, степени взаимоотношений с человеком, разницы в возрасте и ситуации. Например, самой популярной формой обращения является имя-отчество…

Девчонка стрекотала, продолжая ему пояснять про разницу между англоязычными странами и ее родиной, а Сарен хоть и слушал ее краем уха, но все же больше думал о… своем.

«Думаю, адмирал Гриссом на самом деле хотел отблагодарить вас за спасение наших жизней. Я лейтенант Андерсон, Альянс Систем», — темнокожий человек в порядком потрепанной одежде протягивает ему руку. Сарен воспринимает тогда этот жест как попытку унижения и радуется, отчетливо разглядев тень смущения в карих глазах незнакомца. С мстительным удовольствием называет своем имя и должность, показывая человеку всю глупость и неуместность его жестов и представления. Демонстративно называет Андерсона «человеком», тщательно прикладывая как можно больше усилий, чтобы в разговоре это звучало как оскорбление. Веселясь, глядя на бессильную злобу, которой прямо фонит от этого заносчивого паренька. Паренька, который, как сейчас оказалось, выказал ему уважение и дружелюбие. Который, в отличие от многих людей того времени, не питал ненависти к турианцам. И даже протянул ему руку. А ведь это был первый человек на его памяти, протянувший руку турианцу. Жест был Сарену настолько незнаком, что он даже смысла его не понял… Не пожелал узнавать, сразу записав дружелюбно относящегося к нему человека во враги. Странно, но почему-то пояснения Шепард сейчас заставили чувствовать себя идиотом.

— Мда… Нас таким тонкостям не учат. Да и вашим, как я помню, не рассказывают.

— Ошибаешься, еще как рассказывают. Ну, вернее как, нам просто говорят, чтобы руки вам не протягивали и вообще старались не контактировать вне необходимости, мол, вы нас не любите и как-то не особо дружелюбно реагируете в принципе, везде подвохи и враждебные жесты ищете и все в таком духе. А я просто если вижу, что человек как-то не так реагирует, то просто говорю что-то типа: «сорян, кажется, я тебя обидела. Если сделала или сказала что-то не так, то объясни, пожалуйста, в чем заковыка». Ну и стараюсь больше не косячить. Но и сама в свою очередь объясняю, что хоть и принимаю к сведению новую информацию, но все равно могу ту же руку протянуть чисто по старой мышечной памяти. Потому что жесты, которые годами вырабатываются, просто так из повседневного поведения не вышибить. Ну и дальше по накатанной: я стараюсь меньше косячить, а народ уже знает, что не со зла такое делаю, и относится снисходительно. Гаррус вон с людьми пообтирался в СБЦ — теперь одновременно все системы юзает — и нашу, и вашу. И не парится. Просто смотрит по ситуации, с турианцем дело имеет или с человеком. Ну а я учитываю биографию и возраст. Потому что молодняк поголовно с нашими пересекается и уже систему знает, а вот старперы со своими предрассудками любую малину обломать способны. Сколько было такое, что мы внутри компании обо всем договорились, выяснили, обсудили и общаемся спокойно, учитывая более-менее все закидоны и косяки в поведении представителей сразу четырех рас, а мимо нет-нет да пройдет какой-нибудь доброхот, который «собрата по расе» в сторонку оттащит и мозги промывать начинает, мол, неуважительно тут с тобой обращаются эти вот все.

— Примерно представляю, что вы делали.

— Нахер посылали. Все дружно и одновременно. Ибо нехуй к нам лезть, у нас своя атмосфера.

— Это я уже заметил… — он почувствовал, что снова улыбается. Рин этого не замечает. Присвистнув, девчонка смотрит на уни-инструмент.

— А мы вот оба не заметили, что сеанс связи с этим щупальцевым пидором пропустили. Поздравляю, мы с Тали правы были. Он нам в целях запугивания радио «Жнец-ньюз» повесил, тебе на повязку, а мне прямо к волосам прилепил, не мудрствуя лукаво. Ну да пофиг, волосы не зубы — отрастут, да и резинку я последнюю еще где-то на Вермайре проебала.

— А что, если вы не были правы? Что, если он вернется? Что, если все снова повторится и… — он крепко стиснул зубы, чтобы не дать воспоминаниям об этом жутком ощущении прорваться в разговор. Просто чтобы не показать свою слабость. Хотя… Хотя он и так уже продемонстрировал и ей, и Найлусу худшие свои стороны. Чего теперь бояться? Ниже падать уже некуда… — Этот голос… Этот звук… — он почувствовал, как затряслось все тело. Снова проклял свое непозволительно слабое тело, которое должно было уже восстановиться, но почему-то по-прежнему не желало нормально спать, нормально думать… Нормально работать, в конце концов! Да куда ему в таком состоянии на вылазку. Что он собрался исправлять, если даже себя исправить не в состоянии?

— Звук… Сарен, да ты гений! Звук! Вот зачем нужны были радиомаяки. Вот что это было за воздействие! Мы тупицы! Телепатия, психическая обработка… Да нихера! Против лома нет приема… Вставай и погнали к Чаквас. Сарен?

Боль разлилась по голове, заставляя изогнуться немыслимой дугой. Биоусилитель… но почему? Он не использовал биотику. Неужели только из-за нервов… Но прошло несколько дней. Все должно было быть хорошо. Все должно было… пройти…

— Отойдите… — он не был уверен, что они его услышали. Не был уверен, что прямо сейчас его голова не взорвется от боли. Тело не слушалось. Последние попытки задавить волну темной энергии окончились очередным приступом боли. Перед тем, как отключиться, он успел заметить испуганные взгляды Рин и Найлуса, а еще — свои светящиеся синим руки.