Исправление и наказание (гет)

Тук. Тук. Тук.

Увы, но у двери Тириона не стоит стража. Гермиона вскакивает с кровати, на которой сидела, выхватывает палочку. Всё проделано на автомате, даже не задумываясь.

— Милорд Ланнистер, — звучит знакомый мягкий голос. — И лорд Варис. И леди Гермиона Грейнджер.

— Коллопортус, — но всё же Гермиона сперва посмотрела на Тириона, который обозначил согласие лёгким кивком.

Дверь распахнулась.

— Совет окончен, как вам известно, — о, боги, Эддард улыбается. — Приглашаю вас троих к себе в покои. Там ещё будет лорд Тирелл, король Эйгон, а также… Кто-то ещё. Беседы ведутся на свободные темы. И ещё у нас много хорошего эля, что не пьянит рассудок.

— А у нас есть вино, которое заставляет мою совесть молчать, — парирует Тирион.

— Как хотите, — пожимает плечами Старк.

А Гермиона всё не верит своим глазам. Седина на месте, как и шрам на лбу, но Эддард словно бы сбросил с себя невообразимый груз. Нет вечно нахмуренных бровей.

Она уплывает. Груз, невообразимый груз. Снова уплывает, не может контролировать крохотные осколки прошлого…

— Почему ты рассказал мне это? Почему мне?.. — Гермиона Грейнджер, двадцати пяти лет от роду, в полном ужасе и смятении.

Гарри мотает головой. Останавливается. Снова мотает, словно бы пытаясь изгнать из головы все мысли, отогнать их на безопасное расстояние.

— Ты всегда защищала профессора Снейпа, кроме как в последний год его жизни, — просто говорит Гарри. — Я подумал, что ты должна узнать об отчёте медиков Мунго…

— Мы могли спасти его? — Гермиона застывает, но в мозгу плавится раскалённый металл, как в тот день, что был после битвы за Хогвартс.

Гермиона смотрит на друга. Видит, как он до сих пор винит себя за всё и вся. Не спас Теда Тонкса. Не уберёг Добби. Сколько лет нужно, чтобы совесть успокоилась? Сколько? Сколько?!!

Ему так часто говорят, что он не виноват, что Гарри поневоле задумывается, что это всё неспроста. А потому Гермиона не произносит этих слов, но сжимает его ладонь в своей руке.

— Он принял противоядие, — повторяет Гарри. — Ты же понимаешь, что это значит? Понимаешь?!! Он хотел выжить!

— Он умер от потери крови…

— Мы могли спасти его. Остановить кровотечение. Я мог позвать Кричера…

И так каждый год. Каждый год, в день празднования победы над Воландемортом. Лишь на этот день Гарри Поттер выпускает наружу своё горе, которое так и не смогло от него уплыть и забыться. А Гермиона слушает, словно маггловский психолог. Слушает этого бравого аврора, отца троих детей. Двоих, третий на подходе.

— А почему говорю тебе, — Гарри поднимает на неё свои усталые зелёные глаза. — Только ты одна не бросала меня никогда. Никогда. И при тебе я могу… горевать.

Он рассказал ей, что разбирал бумаги. Нашёл отчёт колдомедиков, где было сказано, что в крови профессора Снейпа было обнаружено противоядие, но общая слабость организма…

— Я ведь не говорил с ним, знаешь? С портретом Дамблдора, кроме как после битвы. Я не могу попасть в школу, если там не будет дела для аврората! А ведь я о многом хочу его спросить. О многом!

— Ты сказал, что профессор Снейп был слишком слаб. Его тело было истощено, — резонно, хоть и с горечью, возражает Гермиона. — Мы ничего не могли сделать. И ты знаешь, что никто не должен был узнать…

— Не повторяйся, Гермиона. Я в курсе. Просто… Я теперь думаю о том, что он хотел жить! Хотел пережить Волдеморта. Сколько несказанных слов, невысказанных упрёков… И он знал мою маму. Мы о стольком могли бы поговорить, Гермиона!

Один день в году. Всего один день в году Гарри Поттер отводил на сожаления о прошлом.

— Сомневаюсь, Гарри. Его характер и поведение не могли быть показными все наши учебные дни. Он ненавидел тебя. Видел в тебе твоего отца, — возражает Гермиона.

— Ты знаешь… Как и Рон, и Джинни… Я бы попытался поговорить с ним, ведь ничего у меня не осталось от родителей. Только старые фотографии и их любовь. Но я хотел бы узнать маму с другой стороны.

— Ты узнал, — кивает Гермиона, исподволь отодвигая в сторонку огневиски. — Он отдал тебе свои воспоминания. Профессор Снейп.

Они сидят, крепко сжав руки друг друга. И сожалеют. Всего один день в году, но полностью отдаются сожалениям. Завтра Рон и Джинни снова спросят их, как прошли их посиделки в каморке ММ. А они ответят, что огневиски был хорош.

* * *

Солнце клонится к закату. Его огненные лучи пронизывают покои, что расположены в башне десницы, которые Эддард уже скоро освободит для принца Дорана.

Всё решено. Немногое решено.

Север остаётся за Старками, получает автономию, а Эддард — титул принца. Это то, за что боролся Робб. Почти полная независимость. Нет южным сборщикам налогов! А на троне сын Эддарда…

Вольные вольны. Они получили свои земли в награду за храбрость. И Эддарду выпала тяжёлая доля — хранить мир на границе. Вольные связали себя обязательствами, со слов Тормунда. Если какое-либо племя пойдёт грабить Вестерос, то остальные Вольные накинутся на них, словно волки. И приведут мятежников к тем, кого они обидели и ограбили. Как долго это продлится… Но они и вправду уважают южного короля-ворону. Он умер за них. И, пока не сменится это поколение, вольные не забудут жертву Джона Сноу. А их слово намного дороже обещаний лорда Старка.

Слова, слова, слова… Они заверены пятью Великими лордами, королём и Тормундом Великаньей Смертью.

Ланнистер прощён. Прощён за смерть деда его милости. Джон начал ломать колесо мести с сира Джейме. И были разосланы письма, рассказывающие историю о юном рыцаре, что спас от огня пятьсот тысяч человек. Кто-то поверит. А Мирцелла взяла на себя обязательство обучаться в одной из септ Ланниспорта. Так нужно, сказала она. Я стану септой, и никто боле не сможет использовать меня в интригах против людей, за которых умер мой брат. Дорн сперва противился, но жених Мирцеллы погиб в битве с Дейнерис. Нет боле помолвки.

Чёрная рыба выторговал для себя много золота. Золота, что ссудил Эддард. Замки восстановятся, но люди ещё долго не смогут забыть нищету и разорения. А ещё Бринден попросил руки юной Алис Карстарк, что овдовела после Пламенного льда, но успела родить сына своему мужу из Вольных. Та согласилась с радостью. Ещё бы! Бринден — герой войны и Великий лорд.

Они пришили голову Серого Ветра к телу моего сына…

Ты смог, сын мой, думает Эддард. Север получил все возможные преимущества и привилегии. И именно ты начал этот путь, пытаясь вызволить меня из темницы…

Дорн и Тиреллы смирились. Смирились с новой властью. Утихомирен Дорн помолвкой короля с его принцессой. Утихомирен Простор обещанием великого чуда… Тут уж дело за…

Эддард отвлекается, поворачивает голову в сторону. Все о чём-то говорят, болтают. Варис и Тирион взяли на себя десницу. Рассказывают ему о своих идеях. Бринден восхищается стойкостью Оленны Тирелл. Сир Джейме стоит в стороне, его лицо словно бы покрыла тень. Он пьёт вино, морщится. Я знаю, кого ты вспоминаешь, думает Эддард. Своих детей и сестру, которую до сих пор любишь. Хотя…

Он встаёт и подходит к Ланнистеру.

— Принц Старк, — очень тихо говорит Джейме.

Трон. Зал. Задница Ланнистера на троне. Окровавленный Эйрис.

— Лорд Ланнистер, — Эддард не собирается блистать красноречием. — Я хочу сказать вам, сир, что не могу простить всего, но что могу — прощаю. Пусть так и будет. И спасибо вам за Сансу. И за Север.

Смотрят друг на друга. Ненависть давно стёрлась, но Джори Кассель не забыт.

— Мне лестно это слышать. И я вспоминаю тот самый день, когда увидел вас в пещере Братства. Тебя, Эддард Старк, — седины у них теперь поровну. — Даже не будь тебя там… Я бы принял суд твоей жены. Суд над преступником.

— Новый век, Ланнистер, — Эддард выдаёт усмешку через силу. — Первый год новой эры, так запишут мейстеры. Как только его милость коронуют, настанет новая эпоха.

— Не об этом я думаю, Старк, — отвечает Джейме. — Я всё ещё несу ответственность за твоих дочерей и Утёс Кастерли. И я должен… Быть тем, кем всегда хотел стать.

— Мои дети в безопасности. Я снимаю с вас эти клятвы, сир Джейме Ланнистер. Живите дальше, — и сам хочет того же.

И Эддард видит на лице Джейме облегчение. И в очередной раз убеждается, что клятвы для него — не пустой звук. Просто столько всего… Иногда можно дать второй шанс, но не третий.

— Я сперва наведаюсь на Сапфировый остров, — выдавливает из себя Джейме. — Расскажу лорду Тарту о том, что его дочь пала в бою, защищая калеку.

— Она защищала своего друга и всех живых.

— Как и ты.

Эддард протягивает руку человеку, который откликнулся на его зов раньше, чем любой из северян. Пожимает крепко, но не костеломно.

— Старк, — говоритДжейме. — Кажется, мы наконец-то поняли грехи друг друга.

Да…

Отворачивается. Идёт широким шагом на балкон.

Разумеется, там стоит она. Читает какие-то пергаменты, делает странные пассы палочкой. А ещё словно бы танцует.

Можно и сказать уже о подснежниках.

— Гермиона? — он привлекает её внимание.

Колдунья улыбается ему, запихивает бумаги в карман, почти сминая их в неопознанный мусор.

— Всё ведь получилось? — очень робко спрашивает она.

— Да, — уверенно отвечает он. — Коронация будет через месяц. Король смог договориться с септоном. Свою веру не предаст, но детей будет воспитывать в свете Семерых.

— Отлично! — восклицает Гермиона. — Они ведь реальны, вы знаете?

И говорит, говорит. Сбивчиво рассказывает сказку о духе, что имеет семь ликов. Духе, что сражался на Севере бок о бок с Вольными.

— Варамир! — изумляется Эддард. — Ты уверена?

— Нет, конечно, — беспечно отвечает Гермиона Грейнджер. — О, вы знаете, что я придумала для Простора?

И говорит, говорит… Рассказывает, что у неё был друг по имени Невилл, помешанный на растениях. Он записала по памяти его рассказы.

— Танец! Танец, милорд, — глаза у неё снова горят. — Древние племена призывали дожди на свои земли особым танцем. Мои же предки могли восстановить истощённые земли… хороводом. Магическим, разумеется.

— Но ты одна, — вставляет он, не успев подумать.

— Неправда! — как ни странно, но Гермиона Грейнджер не огорчается от этого заявления. — Я смогу. Я смогу сделать всё сама. Нужны особые движения, а ещё зелья из растений, что росли изначально на пашнях, что должно восстановить. Я справлюсь. И я ведь теперь не одна, правда?

Он опирается на ограду балкона, смотрит вниз. Видит город во всей его красе. И разорении.

— Я не сомневаюсь, что ты справишься, Гермиона, — говорит Эддард, всё ещё смотря на город. — Но разве ты не устала? Разве там, в Великобритании, тебе не давали отдых от трудов? И, кстати, что ты там вообще делала? Тоже спасала людей?

Столько вопросов. Эддард поднимает свой взгляд на колдунью. Та тяжело вздыхает, но всё же отвечает:

— Я не помню всего, но знаю, что боролась за свободу домовых эльфов. Это такие существа, что служат людям без оплаты и какой-либо награды. Я всегда хотела, чтобы их труды ценили столь же сильно, как и человеческие. А ещё я работала в Отделе Тайн, изучала военную магию. Ну, как тот щит…

Который защитил мою дочь и сына во время Битвы мертвецов, мысленно дополнил Эддард.

— Так вот. Хм. Годик работы и пепел исчезнет, — говорит Гермиона всё с той же нарочитой небрежностью.

Встала на ноги, тоже опёрлась на перила, но смотрит не вниз, а на Эддарда. Глаза круглы, блестят от предвкушения новой задачи. А ещё словно бы спрашивают… О чём?

— Мои люди тоже пойдут с тобой. Воины Старка, — выдыхает он. — Не все дотракийцы побеждены. Доходят слухи о грабежах и разбоях.

— Хорошо, — на удивление легко соглашается колдунья. — И… Мерлин, я же вижу, что вы хотите что-то ещё сказать! Что, тоже спрашиваете звёзды и древа, какого Мордреда я ещё здесь, если Король ночи уничтожен?

Обычно голос человека повышается, если тот испытывает сильные чувства, но у Гермионы он становится хриплым.

— Ты что-то упустила?

— Я не знаю, — говорит она, ещё сильнее выпучив глаза, словно сова. — Я не знаю, Эддард. Может, мне просто нужно прожить жизнь до конца? До смерти от старости?

— Я тем более не ведаю, но помни, что на Севере ты всегда сможешь найти пристанище.

— Но не дом! — отворачивается. — Но спасибо, спасибо за доброту. Или это только долг?

Уходит, но напоследок оглянулась, смерила его взглядом. Прикусила губу, но затем покачала головой, словно бы говоря «нет».

Подснежники, думает Эддард. Пекло, мне нужно планировать возвращение на Север после коронации Джона, но я думаю о беленьких цветочках.