Интриганка (джен)

Управляющий оказался потрясающим экскурсоводом. Удивительно интересно и долго он рассказывал о каждой картине, мимо которой мы проходили, так что, естественно, осмотр экспозиции затянулся. Поначалу нам ещё попадались люди в залах, но постепенно их становилось всё меньше и меньше, пока мы вообще не остались одни. Когда мы проходили мимо окна, было видно, что уже почти стемнело, и вскоре к управляющему пришёл охранник. Он сказал, что уже пришло время закрывать музей, и тот ответил, что немного задержится с гостями и потом выпустит нас и сам всё закроет. Охранник поморщился, но перечить не стал. Ещё примерно через полчаса увлекательной экскурсии, когда стемнело уже настолько, что без света наслаждаться живописью стало невозможно, управляющий убедился, что во всём музее мы остались одни, и забрал дядю в запасники. А я осталась стоять напротив «Джоконды». Даже впотьмах картина производила впечатление, и мне не было скучно ждать, когда они вернутся.

Полотно поменяли быстро и снова ушли — управляющий не мог один утащить подлинник. И пока их опять не было, я рассматривала копию. На мой непрофессиональный взгляд, её было невозможно отличить от оригинала. Хотя, возможно, дело было в том, что света не хватало. Вскоре дядя и управляющий вернулись, и мы побродили по залам ещё немного. Наш экскурсовод включал и выключал свет, когда мы заходили. Если за музеем наблюдали, то по этим его действиям создавалось впечатление, что мы обошли полмузея, но вот как раз туда, где висел да Винчи, не заходили.

Мы с дядей вышли из Лувра, когда уже наступила ночь. И, как оказалось, в это время было невозможно найти экипаж, так что нам пришлось тащиться до гостиницы пешком. У меня устали ноги и спина — тяжёлое платье и каблуки как-то не были предназначены для долгого хождения и стояния. Но и останавливаться было нельзя — небезопасно.

На следующий день дядя решил, что работа может подождать, и потащил меня гулять по Парижу. Погода была прекрасная, и мы шатались просто по улицам. И оказалось довольно удивительно увидеть Марсово поле без Эйфелевой башни. Потому что это сооружение в моём сознании очень крепко ассоциировалось с Парижем, а его ещё не построили. Нагулялись мы в итоге до одури.

Объективных причин задерживаться в Париже на самом деле не было, так что мы уехали в Ниццу уже через пару дней, уладив все вопросы о передаче моих картин Лувру. И я ещё подумала, что надо будет что-то предоставить и Британскому музею, а то найдутся злые языки, которым лишь какую гадость сказать… Найти достойную гостиницу в Ницце оказалось сложнее, и пришлось заселиться во что-то типа пансионата с довольно скромными комнатами. Но он, по крайней мере, находился не так далеко от стройки, чтобы можно было добираться туда пешком. Туда мы с дядей отправились в первый же день, и я была рада видеть Уилла, который, как оказалось, сумел раскрыть в себе талант руководителя.

— Как тебе место? — спросил Франкенштейн, едва мы вошли на территорию будущего комплекса.

— Думаю, очень удачное, — улыбнулась я. — Здесь будет буквально всё, что только может понадобиться для хорошего и разнообразного отдыха.

— Я тоже так подумал, когда осматривал его, — он кивнул. — Хотя погода тогда была кошмарной, мне не составило труда представить, какими будут здесь солнечные дни. Но я рад, что тот день выдался дождливым и промозглым — иначе цена была бы совсем другой.

— Может, ты и прав, — усмехнулась я. — Но я не думаю, что даже так арендодатель понесёт убытки.

— Если всё будет так, как мы думаем — только прибыли, — улыбнулся дядя. — Хотя пока всё это выглядит не очень, конечно.

— Как будто стройка может выглядеть исключительно хорошо, — хмыкнула я. — Что важнее, как долго она будет идти? Ведь пока она не закончится, это место будет исключительно расходами.

— А у тебя что, с деньгами проблемы? — он изогнул бровь.

— Конечно нет, — я мотнула головой. — Просто когда тратишься на что-то такое, с нетерпением ждёшь, когда оно начнёт окупаться.

— Но терпением запастись всё-таки стоит, — улыбнулся Франкенштейн. — Если ты попытаешься ускорить процесс, это может плохо сказаться на качестве работ. И в итоге ты действительно просто потеряешь деньги.

— Именно поэтому всем этим управляешь ты, а не я, — я усмехнулась. — Ты подготовил все материалы для… э… Себя?

— Да, — он вздохнул. — Или почти да. Мы долго пробудем на континенте?

— Думаю, около месяца, — я пожала плечами. — Мне кажется, охота переходит в последнюю стадию. И где-то здесь история закончится. Но точных дат у меня, разумеется, нет.

— Когда они у нас были, — хмыкнул он.

— Да уж, — я кивнула и встряхнула головой. — Раз уж мы здесь, не стоит ли нам озаботиться некоторыми вещами, которые будут необходимы, когда стройка будет окончена?

— Это, например, какими? — дядя склонил голову набок. — Сейчас слишком рано думать о таких вещах, как мебель и украшения. Понадобится действительно много мелочей, но сейчас ещё слишком много времени до окончания стройки. Обо всём этом надо будет думать, когда хотя бы здания будут возведены.

— Вообще-то, я думала о лошадях, — я изогнула бровь. — Разумеется, мы не будем уже сейчас покупать их, но нужно договориться с конезаводчиками заранее, чтобы получить хороших животных. Учитывая сроки, лошади, которыми можно будет заполнить конюшню, уже должны появиться на свет.

— А, точно, — он кивнул. — Придётся покататься.

— Так мы вроде не торопимся, — усмехнулась я. — Уилл, похоже, хорошо справляется, а значит, нам не нужно торчать здесь с инспекцией. Так что давай вернёмся в гостиницу и сядем над картой, чтобы посетить как можно больше конезаводов по пути. А в дороге можно подумать об интерьерах и всяком таком прочем.

— Хорошо, — дядя снова кивнул и предложил мне локоть, чтобы уйти со стройки. — Куда ты хочешь поехать отсюда? В Германию или в Швейцарию?

— В Германию, — сама не поняла, почему именно туда. — Знаешь, я хочу посмотреть на Шварцвальд. Ты говорил, у тебя когда-то был дом там.

— А… — он отвёл глаза. — Да… Думаю, мы сможем там побывать.

Франкенштейн как-то сник, и до гостиницы мы больше не разговаривали. Он казался задумчивым, и я не хотела мешать его размышлениям. Однако, как только мы зашли в номер и достали карту, он приободрился, начав составлять маршрут. И так как прежде ни я, ни дядя не интересовались, где именно разводили лошадей, к этому пришлось привлечь Бальтазара и Артура. И когда только сведения успели собрать? Проблема была в том, что часть пути можно было проделать на поезде, но в некоторые места веток не было, и туда можно было попасть только экипажем. Это растягивало время поездки. Но по какой-то причине, которую я не могла объяснить даже себе, меня это только радовало.

Новость о том, что «Джоконда» была внезапно изъята из экспозиции на реставрацию, застала нас уже на границе. Довольно скоро, если подумать. Хорошо, что я поехала сразу, как только узнала о смерти графини, иначе мы могли бы и опоздать. И тогда всё стало бы сложнее, а управляющий оказался бы в затруднительном положении. Но теперь, когда копия была украдена, он вскоре натравит на след вора мистера Холмса, и это дело можно будет считать выигранным. Останется только расставить капкан и ждать дичь около него.

Поначалу на каждом конезаводе на нас смотрели как на умалишённых — никто не присматривается к новорождённым жеребятам. Обычно внимание обращают на трёхлеток. Но после подробных объяснений, что за лошади и когда нам понадобятся, нас с дядей чуть ли не облизывали, чтобы только мы присмотрели хоть одного жеребёнка или кобылу, которая могла бы в скором времени понести. Я не рассчитывала заниматься в конюшнях комплексов разведением лошадей, так что сотрудничество в этом отношении никак не могло стать одноразовым. И все это понимали.

Если с обычными лошадьми особых проблем не было — по пути мы, кажется, видели все возможные породы и даже некоторые помеси, получившиеся случайно, то вот найти пони оказалось сложнее. А я подумала, что они тоже понадобятся, чтобы могли кататься и дети. Впрочем, в Германии маленьких лошадок мы всё-таки нашли. И они были совершенно очаровательны. Я даже не удержалась и купила пару. Мне-то они были ни к чему — невозможно ездить на лошади с шестью ногами, когда две из них твои. Но я могла отправить их графу Фантомхайву для близнецов. Он мне одну большую лошадь, а ему двух по пол-лошади…

Мы как раз добрались до Шварцвальда, когда нас нагнали новости из Парижа о том, что подлинник картины был возвращён на своё место. Кто-то засомневался в том, что это не копия, и несколько экспертов осмотрели картину. Разумеется, оригинал был признан. Треск провала плана профессора Мориарти в моей голове был просто оглушительным. И он знаменовал начало охоты. Я была уверена, что главгаду ещё понадобится несколько дней на то, чтобы понять, кто ему устроил веселье, ведь хлебных крошек, если покопаться, насыпано было с лихвой. Распутать клубок перекладывания из рук в руки, и станет ясно, кто вернул художников по домам. Мой скоропалительный отъезд в Париж и совершенно не скрываемая встреча с управляющим Лувра, а впоследствии приезд туда мистера Холмса… Да я как будто лично написала ему письмо, чтобы он отправился меня ловить.

— У тебя злодейское лицо, — заметил дядя, поймав меня за чтением газет.

— В самом деле? — я подняла на него глаза.

— Именно, — он кивнул. — Как будто ты задумала каверзу, и всё идёт по твоему плану.

— Ну, в принципе, так и есть, — я усмехнулась. — Жаль, конечно, что мне не удастся выплатить долг сполна, но тут как уж получится.

— Не скажешь, что намерена сделать? — дядя сощурился и присел рядом со мной.

— Чем меньше ты будешь знать, тем меньше сможешь рассказать на допросе, — хмыкнула я. — Не думаю, конечно, что до такого дойдёт, но всё же.

— Скажи мне, все подростки думают, что способны справиться со всем без взрослых? — Франкенштейн насмешливо изогнул бровь.

— Нашёл подростка, — фыркнула я.

— Вот честно, я очень надеюсь, что однажды мы поменяемся ролями, и я смогу отыграться на тебе за все свои волнения, — поджал губы Франкенштейн.

— Не знала, что ты такой мстительный, — я вздохнула. — Откуда бы это в тебе?

— Унаследовал от матери, — хмыкнул он. — Так что ты там такое прочитала, чтобы корчить подобное лицо?

— А, дело с «Джокондой» завершено, — я улыбнулась. — И находится на стадии завершения. Я только надеюсь, что мистер Холмс не попадёт под раздачу.

— Даже если он поймал вора, нетрудно догадаться, что украдена была изначально копия, — дядя пожал плечами. — А из этого не сложно сделать вывод, что кто-то предупредил о краже. Как думаешь, много народа знали об этом плане?

— Если организатор не дурак — а он не дурак — то, думаю, только он один и знал обо всех деталях, — я усмехнулась. — По крайней мере, был в этом уверен. Сам вор, разумеется, не стал бы предупреждать о своих намерениях, так что остаётся искать виновного в провале на стороне. И я почти уверена, что понять, кто это, будет не так уж и сложно. Хотя, возможно, будет сложно в это поверить.

— Потому что это ты? — он склонил голову набок.

— Да, потому что это я, — я криво улыбнулась. — Но… Мне это только на руку.

— И никаких деталей, разумеется… — Франкенштейн покачал головой. — Хорошо. Этот твой план свершится не завтра случайно?

— Нет, — я помотала головой. — Злодеям тоже нужно время, чтобы всё понять и нагнать нас.

— Тогда завтра мы поедем в Шварцвальд, — он улыбнулся. — Не хочу брать с собой всю толпу, но, полагаю, без твоего демона не обойдётся.

— Если мы поедем на весь день, будет хорошо взять его с собой, чтобы устроить пикник, — я улыбнулась в ответ. — Но если ты совсем против, Бальтазар может и не ехать. Позвать его в непредвиденных обстоятельствах можно откуда угодно.

— Леди Пристинфорд не будет возражать? — дядя нахмурился.

— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, и будет. В конце концов беречь мою честь и репутацию — её работа. Но мы сейчас в такой глуши, что просто некому будет рассказать о такой нашей прогулке лондонским любителям сплетен. В принципе, мы можем уехать ещё до завтрака, чтобы не слушать никаких возмущений на этот счёт. Правда, придётся выслушать вдвое больше по возвращении.

— Тогда ничего не поделаешь, — он вздохнул и улыбнулся. — Всё равно придётся послать твоего дворецкого за лошадьми.

— Хорошо, — я кивнула. — Вверяю завтрашний день тебе.

О своём намерении отправиться на конную прогулку с дядей я сообщила за завтраком. К моему удивлению, Офелия не стала возмущаться и говорить, что мы не можем ехать вдвоём. Напротив, она сказала, что это будет полезно. Что-то про то, что хоть мы и стали близки с момента его возвращения, всё же проводили слишком мало времени друг с другом. А по её мнению, дяде следовало бы научиться вести себя так, будто он мой отец. У меня вообще складывалось впечатление, что баронесса игнорировала меня во время всей своей речи, обращаясь исключительно к нему.

— Мистер Джемстоун, — с крайне серьёзным лицом посмотрела на него Офелия. — Никто не способен заменить родителей леди Габриэль. Тем более, если учитывать то, что с ними произошло. Но я действительно рада, что она может положиться хотя бы на вас.

— Полагалась бы она на меня ещё, — пробурчал дядя.

— А разве нет? — баронесса склонила голову набок. — Разве леди Габриэль полагается на кого-то больше, чем на вас, в делах семейных?

— Вы вообще у меня почти всю работу забрали, — улыбнулась я. — Я рада, что за последний год у меня появилось столько надёжных людей.

— Леди Габриэль, девушки в вашем возрасте вообще не должны о таком думать, — усмехнулась Офелия. — Признаться, когда мне было семнадцать, я была куда наивнее вас. И уж конечно не была способна противостоять даже кому-то вроде виконта Бастардфилда. А ведь подобным должны заниматься взрослые.

— Ох… Давайте не будем об этом, — я нахмурилась. — Не хочу портить никому настроение мыслями о таких людях.

— Конечно, — кивнула она. — Лучше подумайте о том, какой чудесный сегодня день и как славно будет устроить пикник на природе.

— Вам в самом деле стоит развеяться, миледи, — улыбнулся Артур. — Хотя бы один день не думайте о делах.

— Я об этом позабочусь, — пообещал дядя.

После завтрака возник Бальтазар, который сообщил, что приготовил всё для прогулки: лошади стояли осёдланными у коновязи, а в их седельных сумках была уложена еда. Так что, переодевшись, мы с дядей отправились на прогулку. И это была неторопливая прогулка. По городку ехали молча — Франкенштейн снова погрузился в глубокую задумчивость, время от времени посматривая по сторонам. Наконец мы миновали последние дома и выехали на неширокую тропу, по которой рядом могли идти максимум три лошади. И за небольшим перелеском чуть в стороне от дороги оказался ещё один дом. Это была двухэтажная усадьба, аккуратная, но мрачноватая на вид, окружённая ухоженным садом. Франкенштейн остановил свою лошадь.

— Вот он, — тихо произнёс он. — Это тот дом.

— Кажется, его вид не внушает тебе радости, — рассматривая усадьбу, заметила я.

— Хм… — дядя вздохнул. — Сложные воспоминания. Не назвал бы их счастливыми.

— Прости, — я отвела глаза. — Мне не стоило просить тебя показать.

— Напротив, — его голос внезапно повеселел. — Мне стоило приехать сюда. Во время своей поездки осенью я здесь не был.

— Почему? — я озадаченно посмотрела на него.

— Даже не знаю, — Франкенштейн посмотрел мне в глаза и мрачно улыбнулся. — Наверное, не был готов столкнуться со своими воспоминаниями о том, кем тогда был. Тёмное прошлое…

— В моей картине мира у тебя нет никакого тёмного прошлого, — я улыбнулась. — Хотя причину такого моего представления слишком сложно объяснять, так что я не буду этого делать. Поехали. Я уверена, что здесь ещё более живописные места.

— Ага, — он кивнул и тронул лошадь.

И вроде бы что-то ещё пробормотал, но я не расслышала. Переспрашивать тоже не стала — если бы он хотел, чтобы я услышала, сказал бы нормально. А так… Не хотелось мне вестись на метод «Как заинтересовать идиота».

Виды и правда были великолепны. В гористой местности при подъёме на каждой передышке пейзаж раскрывался совершенно по-новому, и мне чудовищно не хватало фотоаппарата. Лошади наши шагали медленно, но уверенно, поднимаясь к небольшому плато, залитому майским солнцем. Весенняя зелень была ещё сравнительно светлой, и яркими пятнами красовались на ней полевые цветы. Привязав лошадей, дядя расстелил плед, а потом мы вместе распотрошили сумки с едой. На свежем воздухе я лично оголодала, и, судя по всему, Бальтазар знал, что такая напасть со мной произойдёт. Разговаривали мы с дядей по большей части ни о чём, стараясь избегать любых серьёзных тем. Потому что не так часто у нас случались выходные. И уже когда еда закончилась, мы ещё долго сидели на пледе, рассматривая пейзаж. А потом меня как будто по голове ударило — вспомнились слова Офелии о том, что я полагаюсь на дядю в делах семейных.

— Знаешь, я, наверное, должна тебе кое-что рассказать, — продолжая смотреть вдаль, изрекла я. — Как-то ты спрашивал меня, откуда у меня средства, и я ответила, что это не должно тебя волновать.

— Припоминаю, — отозвался он.

— Думаю, мне стоит рассказать тебе об источнике этих средств, — я кивнула сама себе, так и не поворачивая головы. — Ты помнишь таверну в Шеффилде, где мы обедали, когда вы с Офелией провожали меня в пансионат?

— «Мадхушала», кажется? — уточнил дядя, и я кивнула. — Помню. Исключительный мясной пирог.

— Эта таверна принадлежит мне, — выдохнула я. — Как и ещё несколько десятков гостиниц и таверн по всей Британии. Как, например, гостиница в Колчестере, из которой за нами приезжал экипаж.

— Не понимаю… — медленно произнёс он. — Зачем они тебе?

— Ну, во-первых, это очень жирная статья доходов, — я повернулась к нему. — Гостиницы недорогие, но приличные, расположены в удобных местах, и там не спрашивают имён постояльцев. В смысле, настойчиво не спрашивают и не проверяют документы. Их ничего не связывает на первый взгляд. И в каждой есть обеденный зал, где подают приличную еду. Так что гостей там всегда достаточно. С учётом снижения расходов на обеспечение через снабжение списанными предметами из «Роял Пэлэс», которые уходят с формального аукциона, доходность довольно высокая. А во-вторых… Не должна бы этого говорить, но это сеть, которая поставляет информацию. Если нужно отследить чьи-то перемещения, достаточно отправить управляющим описание внешности, и они отчитаются, был ли у них такой человек или нет. Это порой нужно для моей работы.

— Понятно, — дядя кивнул. — Я так понимаю, об этом мало кому известно?

— Разумеется, — я кивнула. — Если не сказать, что почти никому не известно. Проблем хватает и той собственностью, о которой все знают.

— И почему ты говоришь мне об этом? — он сощурился.

— Ну… Это тоже семейное дело, — я вздохнула. — И, наверное, будет правильно рассказать, откуда у меня берутся деньги.

— Я имею в виду, почему только сейчас? — дядя пристально посмотрел на меня. — Это не похоже на какую-то особо секретную информацию. Почему ты не могла сказать об этом раньше?

— Не то чтобы не могла, если смотреть с точки зрения секретности, — я снова перевела взгляд вдаль. — Просто я подумала, что работы в «Роял Пэлэс» и так будет очень много, а мне не хотелось тебя перегружать. Тем более, что в этих гостиницах всё и так нормально работает. Мне казалось, что если я только заикнусь об этом, ты непременно попросишь хотя бы отчётность просмотреть.

— Я бы так и сделал, — он вздохнул. — И, возможно, предложил бы, как повысить доходность.

— Ну конечно, — теперь и я вздохнула. — Ты ведь из тех людей, которые не могут оставить замеченную проблему без решения.

— Но ты не хотела меня перегружать, — повторил мои слова Франкенштейн.

— И тратить твоё время, — кивнула я.

Он глубоко вздохнул, и некоторое время мы просто молчали. И я чувствовала себя растерянной. С одной стороны, мне действительно хотелось рассказать дяде об этом, а с другой, я не знала теперь, стоило ли это делать. Мне почему-то казалось, что это его обидело, и я теперь боялась даже повернуться и посмотреть Франкенштейну в лицо.

— Ты понимаешь, что взрослые должны заботиться о детях, а не наоборот? — наконец произнёс он.

— Я не ребёнок, — фыркнула я.

— А было бы неплохо, если бы была, — улыбнулся дядя. — Хотя тогда это, наверное, только прибавило бы тебе проблем. По крайней мере здесь. Думаю, я могу понять твои причины молчать, так что сердиться мне не на что. Учитывая твои отношения с графом Розвеллом, мне вообще следует быть благодарным, что ты меня не выставила, как только я приехал.

— Мы оба знаем, почему я этого не сделала, — кисло заметила я.

— Это ничего не меняет, — он пожал плечами. — Так что спасибо за откровенность. И поехали обратно. Когда начнёт темнеть, лошадям станет сложно спускаться с горы.

Я кивнула и поднялась. До того, как начнёт темнеть, времени было ещё достаточно — как раз для того, чтобы не спеша спуститься. Пока я сворачивала плед и собирала всё, что осталось от еды, дядя отвязал лошадей и подвёл их. И по пути назад мы снова разговаривали так, будто никаких серьёзных бесед не было, да и вообще не существовало. И мне очень хотелось, чтобы этот день не заканчивался.