Во время инспекции на стройке в Германии более всего меня поразил управляющий. В целом, там дела обстояли так же, как и во Франции — работа шла, аврала и суеты не было, план соблюдался, и вообще всё выглядело довольно хорошо. Ну, на мой непрофессиональный взгляд. А вот поставленный дядей управляющий был несколько странным. Он напоминал мне мою собственную прислугу в первые дни пребывания на работе — ходил за дядей хвостиком и в лицо щенячьими глазками заглядывал. Хотя о инспекции известно не было, стройка выглядела так, как будто нас тут ждали. Рабочие, конечно, со мной и дядей не раскланивались, понятия не имея, кто это такой важный тут расхаживает, однако в остальном было ясно, что работали тут на совесть.
Осмотрев всё, что можно было осмотреть, мы покинули территорию, и дядя напоследок велел управляющему вечером прибыть в гостиницу с отчётностью. Тот интенсивно закивал и обещал непременно всё доставить в лучшем виде, только оговорился, что все документы написаны от руки, а почерк у него не самый аккуратный. Дядя ответил, что это не имеет значения, главное, чтобы все отчёты были на месте. На этом мы и уехали.
— Что ты с ним такое сделал? — спросила я, когда мы уже сидели в экипаже.
— Ничего особенного, — пожал плечами дядя. — Как-то я спросил у мистера Беккера, почему вся прислуга в твоём доме так искренне тебе предана, и он ответил мне, что все они обязаны тебе жизнью в той или иной мере. Я всего лишь позаимствовал тот же метод. Вдалеке от начальства людям в головы приходит много всяких бесполезных мыслей, но я посчитал, что личная преданность в подобном ключе способна их исключить.
— А… — я кивнула. — Тогда понятно. Но и зарплата, разумеется, достойная?
— Разумеется, — он улыбнулся. — Чуть больше, чем по рынку, но не настолько, чтобы спровоцировать идею, будто нанимателю деньги девать некуда.
— Хорошо, — я кивнула. — Насколько мы здесь задержимся?
— Пока не знаю, — дядя пожал плечами. — Посмотрю отчёты сначала, тогда видно будет.
— Вместе посмотрим, — кивнула я.
— Да, конечно, — он кивнул. — В конце концов, деньги-то твои. Думаю, стоит и мистера Лоста привлечь.
Я согласилась, и до гостиницы мы дальше ехали молча. В холле нас встретил Бальтазар, шёпотом сообщивший мне, что профессор Мориарти покинул Лондон этим утром. Похоже, он хотел лично удостовериться в том, что в Лувре остался подлинник, и, может быть, выяснить, кто это такой добрый это устроил. Что ж, этого я и ожидала. Хотя, признаться, думала, что в погоню он отправится, как только станет известно о возвращении картины с реставрации. Но это только означало, что у меня было чуть больше времени до неизбежной с ним встречи. Ну, и начало облавы на его сообщником в Британии ещё тоже.
Управляющий, мистер Брайан Пирс, приехал в гостиницу около шести. Только теперь я смогла рассмотреть его — на стройке он был в какой-то невнятной мешковатой и грязной одежде и в чём-то вроде картуза, а для встречи с дядей явно привёл себя порядок. Костюм на нём был не новый, но вполне приличный, светло-русые волосы аккуратно причёсаны, лицо отмыто от пыли и гладко выбрито. Глаза у мистера Пирса были синие и на удивление внимательные. Разговор был устроен в отделённом закутке ресторана, куда нам подали только чай. Стол был рассчитан на шестерых, и места, помимо мистера Пирса, заняли Артур и Уильям, мы с дядей и Офелия. Баронесса взяла с собой вязание, чтобы не скучать во время делового разговора.
— Особых проблем у нас нет, господин Джемстоун, — сразу после приветствия заговорил мистер Пирс. — Вы, кажется, расходы по материалам с небольшим запасом заложили, так что часть средств останется.
— Лучше иметь запас на балансе, — дядя пожал плечами. — Средства в некоторых ситуациях могут понадобиться срочно, а связаться с Лондоном и получить их оттуда — процесс не быстрый. Габриэль?
— Что? — я посмотрела на него.
— Деньги всё ещё твои, так что я должен спросить, всё ли нормально, — нахмурился дядя.
— Всё нормально, — я кивнула. — При удалённом управлении никакой форс-мажор не исключён. Так что проблемы не вижу. Если к моменту окончания работ средства останутся… Ну не знаю, премируй там особо старательных из мастеров. Деньги ведь всё равно уже заложены в расходы в общем балансе. Или это условные числа, Артур?
— Мы рассчитывали условно в сторону увеличения расходной части, — отозвался жнец. — И я не думаю, что по итогу действительно что-то останется. Экономия на материалах может плохо сказаться в последствии.
— Хорошо, я понял, — кивнул мистер Пирс. — Тогда это будет запас на форс-мажор.
Дядя взял отчёты и начал тут же просматривать, передавая их мне по одному. И я делала то же самое. Почерк у мистера Пирса в самом деле был ужасным, но читать было можно. Числа там сходились с тем, что он озвучил, и мне показалось, что никаких проблем с работой действительно не было. Хотелось бы верить, что до окончания работ так всё и будет продолжаться. Надо только было прикинуть, какие форс-мажоры могли бы произойти, и подумать, как можно было с ними быстро разобраться. Подстелить соломки, так сказать.
Спустя час дядя мистера Пирса отпустил, отчёты убрал, и мы заказали ужин. Подавали колбаски с красной капустой. И то ли это блюдо, то ли содержание отчётов погрузили дядю в глубокую задумчивость, и в общем разговоре он не участвовал. А мы говорили о местных красотах — Офелия радостно сообщила, что лучшего пленэра у неё в жизни не было, и жаль только, что мы не задержимся. Провести здесь несколько дней мы, в принципе, могли — ничто не гнало нас в Швейцарию. Но уже под конец трапезы дядя внезапно очнулся и сказал, что через два дня можем ехать.
Следующий день я провела с баронессой. Офелия предложила мне приобщиться к живописи и позвала с собой на пикник, чтобы вместе порисовать. А я и согласилась — погода шептала. Уехали мы, впрочем, недалеко, и под бдительным надзором Бальтазара рисовали цветочки и деревца. Офелия делала наброски угольным карандашом, а я баловалась акварелью.
— Леди Габриэль, почему вы прежде почти не ходили на пленэр со мной? — улыбнулась Офелия, заглядывая в мой рисунок.
— Чаще всего потому, что была занята, — я пожала плечами. — Мне нравится живопись, но я не готова уделять этому слишком много времени. Хотя теперь, кажется, его у меня стало больше свободного. Не думаю, правда, что это надолго.
— Думаете, после возвращения дел прибавится? — задумчиво протянула баронесса. — Но ведь светский сезон закончится скоро. Все разъедутся по поместьям.
— Ну, не все, — я пожала плечами. — Но ведь после лета наступит осень. И там уже наверняка будет много работы. Я даже удивлена, что в прошедшем сезоне я была так мало занята.
— И всё же я надеюсь, что вы сможете уделять время чему-то приятному, — она улыбнулась и вернулась к своему этюднику. — Мне было бы приятно получить от вас одну из ваших акварелей.
— Можете забрать их все, — я усмехнулась. — Мне-то они ни к чему.
— Так и сделаю, — серьёзно ответила она. — Или вы могли бы предложить их господину Джемстоуну. Не сомневаюсь, что они могли бы украсить «Роял Пэлэс».
— Это было бы мило, но я бы не стала, — я поморщилась. — Интерьеры продумываются с определённым расчётом, и мои акварели вряд ли в него впишутся. Но в любом случае спасибо за комплимент.
— Если бы не ваше положение в обществе, вы вполне могли бы сделать карьеру художницы, — отозвалась Офелия.
— Может быть, — протянула я, возвращаясь к своему наброску.
В гостиницу мы вернулись ближе к пяти. И там я обнаружила газету с громким заголовком: «Пойман неуловимый вор, известный как Шевалье». Надо будет послать потом мистеру Холмсу какой-нибудь подарок — он действительно хорошо и быстро справился. Правда, если он был ещё в Париже, мог столкнуться с некоторыми проблемами со стороны профессора, о котором он ни сном ни духом. И ведь даже не предупредить его об этом… Хотя вроде бы ему было сказано уезжать сразу, как закончит дело, но это ведь мистер Холмс, в конце концов. Вполне мог и сделать, как самому захочется.
Статья была, если так можно выразиться, залихватская. Сам мистер Холмс в ней, разумеется, не упоминался — все заслуги были приписаны французской жандармерии, «виртуозно вычислившей и искусно поймавшей» известного преступника. Журналист, писавший это, не скупился на восхваления, как будто комиссар лично ему приплатил. Так приторно, что даже от десертов захотелось отказаться. Этак на недельку.
В день перед отъездом мы с дядей и на этот раз с Артуром снова съездили на стройку. Только не стали осматриваться, а сразу же выловили управляющего, с которым четыре часа пересматривали сметы, схемы и планы. Я понимала от силы половину из того, о чём они говорили. Отчасти потому, что слушала вполуха — меня больше занимал вопрос, когда Мориарти вычислит, кто ему всю малину обломал. От этого зависело, состоится ли наша с ним встреча ещё в Европе или же я успею вернуться в Лондон. Или даже в маркизат. Мне казалось, что я достаточно наследила, чтобы он вполне мог всё понять. Но вот понять и поверить — далеко не одно и то же. А поверить, что хитрую преступную схему смогла распутать юная дворянка, для мужчины этого времени было не так-то просто.
До того места, в котором находилась швейцарская стройка, по пути у нас был ещё один конезавод, где разводили карачаевских лошадей. Лучшей породы для гор было не найти, и спрос на них в этих местах был довольно постоянным, а потому и предложение стремилось за ним поспевать. Впрочем, несмотря на популярность этих лошадей среди жителей Альп, было не так много мест, где их разводили, так что глупо было бы не воспользоваться возможностью заехать именно сюда, раз уж это было по пути. Договариваться с каким-то конезаводом всё было нужно — как вообще попадать в горное шале без таких лошадей? Когда мы прибыли, в большом загоне бродили десятка три вороных и каурых, среди которых заметны были и жеребята. Животные были холёные — приземистые, поджарые, мускулистые и с широкой грудью. Прямо любо-дорого посмотреть.
А вот хозяин конезавода не понравился мне с первого взгляда. Невысокий, неопрятный, с бегающими хитрыми глазками, он постоянно потирал ладони, как будто прикидывая, насколько можно нас обмануть. Видимо, никто в нашей толпе не производил впечатления, будто действительно разбирается в лошадях. Зато производил впечатление, будто имеет много лишних денег. Хозяин лично повёл нас по конюшням, где помимо, собственно, лошадей нашлась и причина их ухоженности — в каждой работало по меньше мере три конюха, и все они довольно явно выражали любовь к животным. На наших глазах лошадей чистили, расчёсывали, а кто-то даже навоз выносил с умиротворённым выражением лица. И как только они работали под управлением такого неприятного типа?
Когда осмотр конюшен был окончен, хозяин проводил нас в гостиную дома, в котором, судя по всему, он и жил. Там нас встретил молодой человек лет двадцати. Чем-то он был похож на хозяина, вот только неприятного впечатления вовсе не производил. Конезаводчик представил его как своего сына, помогавшего ему с управлением.
— Стало быть, вы хотите купить моих лошадок? — развалился в кресле хозяин. — Как вы могли видеть, они у меня высший класс.
— У вас действительно хорошие лошади, — кивнул дядя. — Мы хотели бы купить лошадей не прямо сейчас, а достичь некоторых предварительных договорённостей на будущее. Животные понадобятся нам через три-четыре года.
— Но к тому времени вам понадобятся лошади уже под седло, а не годовалые жеребята, — покивал хозяин. — Иными словами, те, что как раз сейчас должны родиться, или совсем молодые жеребята.
— Пожалуй, что так, — согласился дядя.
— Что ж… — хозяин пристально осмотрел сначала Франкенштейна, а потом и меня. — Я думаю, хорошей ценой будет по десять фунтов за голову.
Сын хозяина вскинулся и покраснел, глядя на отца. Ему, похоже, за такое заявление было откровенно стыдно, но сказать против родителя он ничего не мог.
— Десять фунтов? — переспросила я, изогнув бровь. — Лошади той породы, что вы разводите, стоят по четыре за голову. Это трёхлетки. А вы хотите в два с половиной раза больше?
— Как будто вы и породу назвать можете, — недовольно отозвался хозяин.
— Это карачаевские, — вздохнул дядя. — Конечно, нам было бы удобнее купить их именно у вас — это не так далеко от того места, где лошади будут жить. Но при такой цене выгоднее будет устроить переговоры с Российской Империей. Даже с учётом транспортировки может выйти дешевле.
— Но мои лошади — лучшие, — возмутился мутный тип. — Таких вы нигде больше не найдёте.
— Мне кажется, есть завод в Богемии, — я нахмурилась. — Ближе, чем Кавказ, всё-таки.
— А, точно, — кивнул Франкенштейн. — На месте, кстати, мне тот завод и советовали. Только нам он в эту поездку не по пути… Но, если так подумать, можем просто завернуть туда, когда отправимся обратно.
— Ну знаете! — хозяин вскочил. — На том заводе хуже лошади, и полукровок полно! А приедете в другой раз, так я вам и за пятнадцать фунтов за голову не продам!
— Значит, говорить нам больше не о чем, — дядя поднялся. — Вы бы мне ещё карачаевскую по цене ахалтекина предложили.
— Да в этих местах вашему ахалтекину грош цена! — решил не сдаваться хозяин конезавода. А вот его сын теперь побледнел, если вообще не позеленел.
— Не то чтобы мы не могли себе этого позволить, — я встала и подошла к дяде. — Но мне не нравится, когда меня пытаются обмануть, причём таким вот способом. Заедем на тот завод, о котором ты говорил, на обратном пути.
— Я напишу им, чтобы они вам ничего не продали! — взвизгнул мужчина.
— Ну, я бы купил по пять фунтов за голову, — кисло заметил дядя. — Что и так дороже, чем обычно за них просят. Для начала нужен был бы десяток, а дальше по мере надобности в долгосрочной перспективе. Но… Раз вы не хотите даже думать о нормальной цене, я лучше найду другого партнёра. Идём, Габриэль. Знал бы, что здесь так будет, не тратили бы время.
— Зато прошлись, — я пожала плечами.
И только когда мы вышли из дома и направились к ожидавшим экипажам, до хозяина дошло, что ни торговаться, ни тем более соглашаться на его цену никто не собирается. Это, видимо, отрезвило его, и он бросился следом. Догнал он нас на полпути и перегородил собой дорогу. Сначала он сбросил до шести за голову, но Франкенштейн скорчил ему такое лицо, что красноречивее было бы разве что прямым текстом послать. Тогда цена поползла и дальше вниз, пока не добралась до четырёх с половиной, но даже на это дядя не согласился. Правда, на этот раз голосом. Сказал, что с этого конезавода лошадей не возьмёт и даром, раз уж его хозяин подобным образом обращается с покупателями. Неприятный тип сник, но отстал. А уже у экипажей нас нагнал сын хозяина. Он очень извинялся за жадность отца — ему явно было крайне неловко из-за произошедшего, и лицо его сменило с десяток оттенков от пунцового до бледной немочи.
— Мне правда очень жаль, что у вас сложилось плохое впечатление о нашем конезаводе из-за отца, — вздохнул молодой человек. — В последнее время его алчность начала переходить границы, с нами никто не хочет работать… Хотя лошади у нас очень хорошие — я знаю, я сам за ними тоже ухаживаю.
— К лошадям никаких вопросов, — улыбнулся ему дядя. — Что на вагоне, что в конюшнях они производят очень хорошее впечатление. Но десяти фунтов за голову всё равно не стоят. И я прекрасно понимаю, что даже если сейчас ваш отец сбросил цену до четырёх с половиной, в долгосрочной перспективе цену всё равно задерёт.
— Я понимаю, — тяжко вздохнул молодой человек. — Я говорил ему, что он распугает всех покупателей такими темпами, но он не слушает… А ведь нам сейчас был бы очень кстати контракт на долговременное сотрудничество.
— Мы сможем вернуться к этому разговору, когда вы унаследуете конезавод, — пожал плечами дядя. — Не то чтобы я желал вашему отцу чего-то дурного, но, поймите меня правильно, с ним иметь дел я не хочу, а лошади у вас и правда хороши.
— Приложу все усилия, чтобы так оставалось и впредь, — сын хозяина наконец улыбнулся.
— Нам пора ехать, — заметила я.
— Верно, — кивнул дядя. — Удачи вам.
И мы уселись в свой экипаж. Что ж, если моё впечатление об этом молодом человеке было верным, в будущем он действительно сделает этот конезавод если не лучшим в Европе, то, по крайней мере, весьма достойным. Да и по лошадям видно… А если его отец всё же развалит своё предприятие своей алчностью, этого молодого человека всегда можно нанять. Вакансий по уходу за животными будет предостаточно.
Горные дороги Альп изобиловали такими видами, что дух захватывало. Дядя о чём-то оживлённо разговаривал с Уильямом и Артуром, а я смотрела исключительно в окно, совершенно не обращая на них внимания. В предгорьях уже распустилась весна, и май цвёл во всю. Но чуть повыше ещё ощущалось веяние зимы, а кое-где даже можно было увидеть островки подтаявшего снега. Временами даже хотелось остановить экипаж, чтобы быстренько сделать пару набросков. Интересно, если их потом отдать синьору Мираколо, смог бы он по ним написать полноценные полотна? Или стоило его самого отправить сюда, чтобы получить достойные флорентийской галереи картины?
Единственный постоялый двор в деревеньке, которую присмотрел для шале и горнолыжного курорта в перспективе дядя, мы заняли целиком. Минус путешествий толпой — требуется много номеров, чтобы расселиться. Дорога хоть очаровывала видами, всё же была выматывающей, так что по приезду все разбрелись по комнатам отдыхать. Ну, кроме Бальтазара. Этот никогда не отдыхал. Но поскольку лично я намеревалась пару часов проваляться с книгой или даже подремать, я дала ему поручение, с которым никто больше не мог бы справиться — я послала его узнать, как там дела у Мориарти. Ну и заодно проверить, уехал ли мистер Холмс в Лондон. А то мало ли куда его нелёгкая занесёт…
Я действительно вырубилась, а потому провела в кровати не два часа, как собиралась, а оставалась в ней до самого ужина. И будить меня пришёл Бальтазар. Выглядел он озабоченно. На его лице вообще редко можно было рассмотреть какие-нибудь эмоции, но на этот раз беспокойство отражалось даже в языке его тела. Однако сразу докладывать демон ничего не стал, вместо этого сопроводив меня в трапезную, где все уже собрались за столом.
— Габриэль, ты, похоже, спала, — улыбнулся дядя. — Хорошо себя чувствуешь?
— Да, вполне, — я кивнула и едва удержалась от того, чтобы зевнуть. — Похоже, впечатлений оказалось слишком много, и моему разуму понадобилась передышка.
— Надеюсь, это не помешает тебе выспаться ночью, — усмехнулся он. — Завтра мы поедем на инспекцию.
— Буду огурцом, — ухмыльнулась я почему-то на русском. Точно, Александр Михайлович так княгине говорил, когда она ему напоминала поздним вечером про дела с утра.
Дядя на это замечание только хмыкнул, помогая мне устроиться за столом. Хозяин постоялого двора был англичанином, а потому, пока одни только мы у него гостили, кухня тоже была британской. После сна есть мне совершенно не хотелось, но под бдительными и несколько суровыми взглядами буквально всех за столом пришлось заставить себя сравнительно плотно поужинать. А надо заметить, что обеспокоенный вид Бальтазара и мрачно-задумчивый Артура аппетиту тоже не способствовали. Такое единодушие демона и жнеца вообще не могло сулить ничего хорошего.
После еды Бальтазар сказал, что мне стоит немного пройтись и подышать свежим воздухом, чтобы пища лучше усвоилась. Я охотно согласилась, но вот компанию мне попросила никого не составлять. Впрочем, минут через пять после того, как мы с демоном вышли, к нам непостижимым образом присоединился жнец. И, судя по хламиде, наброшенной на плечи, он находился в незримом для остальных облике. Мы дошли до небольшой беседки в дальнем углу садика при постоялом дворе, заросшей каким-то ползущим растением так густо, что её было бы не отыскать, если точно не знать, что она там есть. Садик вообще был весьма запущенным — тропинки были выложены большими каменными плитами, но вокруг них пышно разрослись давно не стриженные кусты и уже взошла ещё по-весеннему светлая трава. В беседке Бальтазар расстелил на обветшалую скамейку плотную льняную салфетку, и я уселась, вопросительно уставившись на них двоих.
— Профессор Мориарти уже идёт по вашему следу, миледи, — низким тоном произнёс Бальтазар.
— Быстро он, однако, — удивилась я. — Думала, ему понадобится больше времени, чтобы поверить в мою причастность.
— Кажется, он начал подозревать вас ещё в Лондоне, — сощурился демон. — А когда приехал в Париж, лишь укрепился в этой мысли.
— Ну, не то чтобы это было неожиданно, — я глубоко вздохнула. — Забавно выходит. Казалось бы, это я была намерена гнаться за ним, чтобы отплатить за то, что он сотворил. А теперь он сам гонится за мной. И в его картине мира, надо думать, по той же причине.
— Миледи, я знаю дату его смерти, — каким-то замогильным голосом произнёс Артур. — И я знаю, как это должно произойти.
— Так мне просто посидеть на попе ровно и ни во что не лезть, пока он… — я изогнула бровь. — Что там с ним должно произойти?
— Я не могу ответить на последний вопрос, — мотнул головой жнец. — Но вам придётся с ним встретиться. И на этой встрече он попытается вас убить.
— И в который это раз он попытается, интересно? — скептически поинтересовалась я.
— Сорок второй, — хором отозвались Артур и Бальтазар.
— Я… — я даже на секунду выпала из реальности — так меня это число удивило. — ...этого не знала. Сильно же ему хотелось моей смерти…
— Мне узнать, какой у профессора план? — деловым тоном спросил Артур.
— Если только это не займёт слишком много времени, — я пожала плечами. — Ну, или давай не сегодня. Завтра день обещает быть долгим — ещё одна инспекция, ещё одна отчётность, ещё одна пачка документов… Снова же будем до пенни всё сверять.
— Можно повременить, — заметил Бальтазар. — Сюда он прибудет самое ранее через четыре дня.
— Но раз уж мы заняли единственный постоялый двор, то в этой деревне он никак не сможет остановиться… — протянула я.
— Это так, миледи, — кивнул демон. — И я должен был сразу сказать: профессор едет не один. Вместе с ним сюда направляется полковник Моран. Едут они буквально вместе, так что, полагаю, это довольно близкий его соратник.
— Понятно… — я снова вздохнула. Присутствие стрелка в принципе было понятно — это чтобы уж наверняка.
— И ещё следом за ними едет мистер Шерлок Холмс, — осторожно добавил Бальтазар.
— Ну вот только его-то тут и не хватает для полноты картины, — проворчала я.
— Что будете делать, миледи? — спросил Артур, сощурившись.
— Ждать, — я пожала плечами. — Не бросаться же мне профессору навстречу. Или между нами должна состояться эпичная драка на линейках в вагоне-ресторане едущего поезда?
— Нет, — подавил смешок жнец, видимо, всё это представив у себя в голове. — Вам не придётся совершать ничего нелепого.
— Ну и на том спасибо, — я улыбнулась. — Значит, минимум четыре дня, да? Есть время подумать… Хотя мне кажется, даже от Парижа до этих мест не настолько далеко, чтобы так долго добираться.
— Если ехать оттуда сюда сразу, то да, — кивнул Бальтазар. — Но профессор добирается тем же маршрутом, что и вы.
— А вот это странно, — я нахмурилась. — Разве не очевидно, что если из Франции мы поехали в Германию, то оттуда могли поехать только на швейцарскую стройку?
— Вы, наверное, не знаете, но вообще-то точные места, где будут находиться новые филиалы «Роял Пэлэс», на данный момент не известны общественности, — хмыкнул Артур. — Даже рабочие вроде как не в курсе, что именно они строят.
— О как… — удивилась я. — А дядюшка, оказывается, конспиратор.
— Когда мы оформляли бумаги, он сказал, что будет лучше скрыть места, чтобы избежать провокаций и диверсий со стороны недоброжелателей, — пояснил Артур. — Мы с мистером Хардманом сочли это разумным.
— Тогда понятно, — я кивнула. — Что ж, кажется, я узнала всё, что должна была. Или есть что-то ещё, что вы двое хотели бы сообщить?
— Больше ничего, миледи, — склонил голову Бальтазар. — Однако с этого момента я буду неотлучно при вас. Даже если вы не будете меня видеть.
— Ты вроде и так неотлучно, — я пожала плечами. — Но дело, кажется, близится к кульминации. А вскоре после неё нечитаемые плёнки исчезнут.
— Так вы всё-таки знаете, что это за плёнки и почему я не могу их просмотреть, — сощурился Артур.
— Разумеется, я знаю, — я кивнула. — И вот он тоже знает, — я кивнула на Бальтазара. — Только я не могу рассказать об этом. Если только ты сам не догадаешься.
— Не уверен, что должен разгадывать эту загадку, — жнец покачал головой. — Раз уж по какой-то причине вы сами не можете её для меня разрешить.
— На том и закончим на сегодня, — я поднялась. — Дядя прав — завтра трудный день, и мне надо выспаться. А в свете последних новостей я вообще сомневаюсь, что до часа Х смогу нормально спать.
— Я обеспечу вам хороший отдых, только отдайте приказ, — улыбнулся демон.
— А вот давай, — я усмехнулась. — А то вдруг завтра бой, а я уставшая.
Бальтазара это явно позабавило, и он проводил меня в номер с каким-то подозрительно довольным лицом. Там Сара помогла мне избавиться от платья, и стоило только мне улечься, как сон накатил густой чёрной пеленой. Реальность как отрезало.