Можно ли встретить принца в параллельной реальности (гет)

Один дом стоял на отшибе, укрытый мхом и густыми травами. Его выбитые окна зияли чернотой, а скрипнувшая дверь нехотя поддалась под легкое давление руки Макса. Вика прижалась к его плечу, с интересом заглядывая внутрь.

— Осторожно, пол может быть гнилым, — шепнул Макс, и они вдвоем шагнули в затхлый полумрак.

Внутри оказались обветшалые стены, пыльные кресла с полинявшей обивкой, на полу — осколки посуды и пожелтевшие книги. Пахло старой древесиной и чем-то пряным, словно тут когда-то варили травяные отвары.

Вика провела пальцами по пыльной полке, оставив на ней чистую дорожку.

И в тот же миг что-то легкое и невесомое мелькнуло в углу. Потом еще. И еще.

Из теней выплывали полупрозрачные фигуры — кошки, светящиеся слабым голубоватым светом. Они были самыми разными: большие и маленькие, короткошерстные и длинношерстные.

— Призрачные кошки... — выдохнул Макс, завороженно наблюдая, как одна из них, белоснежная с синими глазами, скользнула мимо его сапог.

Кошки не проявляли враждебности. Они беззвучно двигались вокруг, будто охраняли дом, в котором когда-то жили. Одна из них подпрыгнула и прошлась по подоконнику, оставляя за собой легкий след света.

Вика улыбнулась:

— Может быть, они остались здесь из-за любви к этому дому?

Макс наклонился к ней и шепнул:

— Или потому что кто-то их очень сильно любил.

Они стояли в полумраке, окруженные мягким сиянием призрачных кошек, и в эту минуту дом казался не заброшенным — он был полон жизни, пусть и самой необычной.

Колин и Робин попытались познакомиться с кошками, но не вышло — те не обращали на них внимания.

* * *

Обшарив еще несколько заброшенных домов, Вика и Макс подошли к окраине Серебряного Рощеграда. Там и стоял дом Марианны. Он выглядел забытым, но не покинутым. Обшивка серела от времени, а окна были тщательно заколочены изнутри. На крыше рос мох, а от старого флюгера с изображением совы осталась только изогнутая тень.

— Это он, — тихо сказал Макс, останавливаясь перед калиткой.

— Смотри, трава примята, — Вика указала на невысокие стебли у тропинки, ведущей к двери. — Кто-то ходил сюда совсем недавно.

Дверь скрипнула, когда Макс осторожно надавил на нее. Она поддалась с нехотящим вздохом, впуская их внутрь.

Внутри пахло пылью, сухими травами и чем-то слабым, терпким — будто от давно потухшего костра, в котором жгли нечто странное. Дом был двухэтажным, с крутой лестницей, ведущей наверх. Свет проникал слабо — только через щели в ставнях.

— Тут кто-то живет, и живет не так давно, — прошептала Вика, проведя пальцем по отпечаткам на пыльном столе.

Макс открыл одну из дверей, ведущую в старую гостиную. Он увидел странные символы, написанные мелом на стенах. В углу стоял высокий стеклянный сосуд, внутри которого была какая-то туманная жидкость. Паутина на люстре колыхалась — будто только что кто-то прошел мимо.

На втором этаже, за одной из запертых дверей, Вика услышала слабое поскрипывание пола. Они переглянулись.

— Она где-то рядом, — прошептала она.

— И, возможно, знает, что мы здесь, — добавил Макс, крепче сжимая рукоять меча.

Он аккуратно приоткрыл дверь. Комната была почти пуста — только старое зеркало в раме, кресло у окна и стол, на котором пылали свечи, отбрасывая дрожащие блики на стены. В кресле сидела Марианна — невысокая, худая, с гладко зачесанными темными волосами. На ее лице играла спокойная, даже приветливая улыбка. Будто их визит был всего лишь долгожданной встречей старых знакомых.

— А вот и вы, — произнесла она мягко. — Удивительно, что вы смогли добраться до меня вдвоем.

Макс шагнул вперед, сдерживая кипящее внутри раздражение.

— Ты разрушила наш покой. Ты лезла в наши сны, пыталась нас рассорить… Зачем?

— Мы долго шли, чтобы задать тебе один-единственный вопрос. Почему? — спросила Вика.

Марианна приподняла бровь, глядя на них, словно на детей, которые сломали любимую игрушку и теперь обвиняют во всем кошку.

— Потому что вы были красивой историей. Приятной. Полной света и нежности. А я… Я умею работать с трещинами.

— Это не "работа", — рявкнул Макс. — Это подлость. Ты вмешивалась в чувства, подменяла наши мысли.

Марианна не спеша встала.

— А вы все-таки пришли вместе. Нашли меня. Значит, история ваша — крепче, чем я думала. Любовь, говорят, упряма. Любовь сопротивляется. Такая сильная любовь нарушает равновесие в тканях мира.

— С чего ты это взяла? — спросила Вика.

— Пока я наблюдала за вами, мне казалось, что в вашей любви есть что-то неправильное. Вы очень разные, а кроме того, вы родились в очень разных мирах. У вас разная аура. Все это меня пугало.

— Любовь никогда ничего не разрушает. Она, наоборот, делает мир лучше, — тихо сказала Вика.

— Пойми наконец, что твои действия ни к чему хорошему не приведут. Если ты продолжишь, мы бросим тебя в тюрьму и заберем все магические принадлежности, — строго сказал Макс.

— Вы этого не сделаете, глупые, — Марианна взмахнула рукой, применив какое-то заклинание, и Вику и Макса отбросило назад. — Потому что я вас убью.

— Колин и Робин, вперед, в атаку! — скомандовал Макс.

Филины бросились на Марианну. Вика вызвала подмогу: Дашу, Нику и Геннадия. Троица отыскала веревку и связала Марианну.

* * *

Возвращение в Гнездолесье было долгим, но на этот раз — спокойным. В карете, стучащей по знакомым дорогам, Вика прижималась к плечу Макса, чувствуя, как с каждым километром тревога уходит прочь. За окнами мелькали перелески, дубравы, приветливо кивающие им кронами, будто рады их видеть снова, и поля.

Марианну передали стражам Серебряного Рощеграда, и за несколько дней ее под охраной сопроводили в Гнездолесье. Она не сопротивлялась, не говорила ни слова — только смотрела в землю, словно в поисках чего-то, что уже никогда не найти.

В городе ее посадили в старую дозорную башню, которую с тех пор прозвали Шепчущей. Кто-то говорил, что стены в ней тихо перешептываются по ночам, словно обсуждая поступки заключенных. Марианна, говорят, проводила дни в молчании, глядя в окно на Совиное озеро, где влюбленные по-прежнему давали клятвы.

Гнездолесье встречало Вику и Макса цветами и объятиями. Позже был устроен вечер у Совиного озера — не торжественный, а тихий, домашний. Там снова зажглись фонари, запылал костер, там играли на скрипках и пели старые песни. Макс и Вика сидели рядом, держась за руки. Между ними не было ни обид, ни недосказанностей — только теплая тишина и понимание.

— Ты знаешь, — сказала Вика, глядя на пламя, — я больше всего рада, что мы не сдались.

Макс улыбнулся и поцеловал ее в висок.

— У нас ведь и правда — упрямая любовь.

В ту ночь над Гнездолесьем долго кружили совы.