Заговор магглов (джен)

— А потом я увидел, как из-за угла выползает огромная змеюка, ростом с автобус, не меньше! — Колин рассказывал так восторженно, будто встреча с этой самой змеюкой вовсе не могла окончиться смертельно. — Конечно, я хотел сфоткать! Ну и вот, последнее, что помню, как посмотрел в видоискатель, а там — будто желтое пламя.

Джастин передернулся, вспомнив, как сам оказался практически в той же, один в один, ситуации, только между ним и пылающими желтыми глазами с вертикальными черными провалами зрачков каким-то чудом оказался Почти Безголовый Ник. Это было жутко, и фотографии — последнее, о чем Джастин стал бы думать в тот момент. По правде сказать, у себя он помнил единственную мысль: «Не обмочиться бы».

— Ты псих, — убежденно сказал Джастин. — Маньяк. Наверное, такие, как ты, делают все эти снимки рядом с кратером пробуждающегося вулкана или в загоне с акулами.

— Было бы здорово, — Колин мечтательно прижмурился, как кот, дорвавшийся до сливок. — А что, мы ведь волшебники, наверняка есть какие-нибудь подходящие защитные заклинания. Зато представь, какие шикарные получатся снимки!

— Убедил, если я когда-нибудь стану выпускать журнал для экстремалов, место фотографа — твое.

— Йес! — Колин вскинул руки в победном жесте, как будто уже получал главную премию года для фотографов — наверняка ведь есть такая, кстати, надо бы спросить у папы. Джастин мысленно кивнул сам себе: отец говорил, чтобы он обращал внимание на всех перспективных ребят, так почему бы и нет? Между тем Колин отвлекся, наконец, от своих вечных мыслей о снимках и спросил: — А ты как с ним встретился?

— Я всего-то шел в библиотеку. И, знаешь, если ты не заметил, я тебе скажу — это было по-настоящему страшно.

В дверь палаты робко постучали, приоткрыли.

— Мальчики, можно к вам?

— Джинни? — Колин аж подскочил на кровати. — Привет, а ты как здесь оказалась?

Мелкая Уизли просочилась в полуоткрытую дверь и остановилась на пороге. Не то чтобы Джастин хорошо помнил ее по Хогвартсу — честно говоря, вообще не помнил! — но выглядела она не очень. Бледная, понурая.

— Тебя что, тоже окаменили? — спросил Джастин, постаравшись, чтобы в голосе было больше сочувствия, чем любопытства.

— Нет, я… Ребята, простите меня, простите! Я, честно, не хотела! — и девчонка разревелась, пряча лицо в ладонях и надрывно всхлипывая.

— Чего ты не хотела?! — ошарашенно спросил Джастин. Колин молча встал, хотя вставать им еще не разрешали, взял Джинни за руку и усадил на свою кровать.

— В-василиск, — пробормотала сквозь слезы Джинни. — Это я его выпускала. Только это не я! — Джастин совсем перестал ее понимать: то «я», то «не я», не говоря уж о том, что само по себе «я выпускала василиска» от этой щуплой и невзрачной первокурсницы звучало абсурдно. — Это из-за проклятой вещи, которая как-то оказалась в моих учебниках, — почти шепотом объяснила Джинни. — Я ведь не знала, что она проклята, я думала, просто тетрадка…

Тут в палату влетела молоденькая медиведьма, и вид у нее был донельзя рассерженный.

— Мисс Уизли! Разве вам разрешили выходить из палаты?! У вас истощение, а вы бродите…

— Простите, доктор Адамс, я сейчас вернусь, честно-честно, уже иду, — Джинни вскочила. — Просто, понимаете, мальчики… я хотела узнать, как они…

— В большем порядке, чем вы, — отрезала медиведьма. — Пойдемте, вам пора пить зелье.

— Дела-а, — протянул Колин, когда медиведьма и Джинни ушли. — Слушай, а я ведь видел ту тетрадку! То есть, если это была она, конечно.

— На снимке ее проклятая суть не была бы видна, — с неожиданным для самого себя ехидством сказал Джастин.

— Это какой снимок! — азартно возразил Колин. — Гляди, во-первых, есть светофильтры. Я бы приглушил свет, сделал бы акцент не на тетрадке, а на Джинни, но сделал бы ее, ну, тусклой, что ли? Не такой яркой, как на самом деле, притемненной. А тетрадку — в темной ауре. А если добавить возможности магической фотографии…

Джастина спас от этого маньяка фотодела отец, который добился разрешения забрать его домой и продолжить лечение там. Вот только, как выяснилось, отец немного постоял в коридоре, слушая указания врача, и услышал часть их разговора. А когда Джастин еще и рассказал о том, что именно спасло Колина Криви от прямого взгляда василиска…

— Говоришь, его камера сгорела? — мистер Финч-Флетчли задумчиво побарабанил пальцами по баранке. — Никаких мыслей в голову не приходит, сын?

Так и получилось, что по пути домой они свернули к «Дырявому котлу», благо магазины там еще работали, и купили отличную, по словам продавца, колдокамеру — с функцией обычной, ускоренной и замедленной съемки, с пятикратным приближением и дополнительным объективом для ночной съемки.

Свободных сов в почтовом отделении не было, и они купили неясыть в «Волшебном зверинце».

— Это не подарок, — сказал Джастину отец, — просто глупо зависеть от чужих сов. Подписывать будешь?

— Буду, — Джастин ухмыльнулся и дописал на открытке с Сантой и оленями: «Функции защиты от василиска в ней нет, зато всяких других — полно. Разбирайся. Счастливого Рождества, мой будущий штатный фотограф!»

* * *

Для Джинни подарки принесли в палату Мунго, где ей предстояло провести не меньше недели. Много подарков — обычные волшебные и незнакомые маггловские сласти, куча открыток, поющих и нет, красивое перо, набор заколок и, к счастью, ни одного дневника. С ней почти постоянно был кто-то из семьи, даже Билл сумел на один день вырваться из Египта. Билл привез для нее амулет ментальной защиты, и Джинни долго, плача, обнимала своего самого умного старшего братика, который понял, что ей на самом деле сейчас нужно.

Фред с Джорджем пытались развеселить ее, как всегда, не слишком заботясь о чувствах — разыграли целое представление, уверяя, что Рон ее убьет, потому что теперь ему не достанется шкура василиска и не на что будет купить метлу. Они, наверное, долго мусолили бы эту тему, но Рон хмуро попросил их заткнуться.

Когда навестить ее пришел Гарри, Джинни вновь скрутило чувством острой и горькой вины: ведь это из-за нее в школе такое творилось, а Наследником Слизерина и хозяином неведомого Монстра все считали Гарри Поттера. Может быть, даже хорошо, что Гарри пробыл у нее недолго.

Зато допрашивавший ее невыразимец мог бы уйти и побыстрее: после разговора с ним Джинни казалось, что ее мозги буквально вывернули наизнанку! Правда, он пообещал, что хозяина проклятого дневника теперь найдут. Это хоть немного утешало.

* * *

Помогая тетке по кухне, Гарри изо всех сил гнал от себя вопрос: «Что я раньше делал не так?» Неужели все, что нужно было им с тетей, чтобы почувствовать себя родными людьми — это поговорить по душам? Почему же тогда раньше тетя даже не пробовала объяснить Гарри, рассказать? Он не мог понять, а потому предпочел вовсе об этом не думать. Лучше ценить то, что появилось теперь.

Тетя расспрашивала о Джастине: мистер Финч-Флетчли произвел на Дурслей неизгладимое впечатление, еще бы — человек, который вхож к премьер-министру! Но Джастин был самым обычным, разве что учил маггловскую программу, как и они с Гермионой. Тетя кивнула, услышав об этом:

— Теперь ты понимаешь, что это правильное решение?

— У нас ни на что нет времени, — пожаловался Гарри. — Мы ведь еще и тренируем… ну, те способности. Гермионе рассказали, что на самом деле важно не эссе писать, а… ну, делать это. А в школе нам такого никто не говорил.

Тетя на такие откровения только хмыкнула. Какое-то время тишину нарушало лишь жужжание миксера, а потом Гарри услышал то, что, пожалуй, достойно было занесения в анналы, на скрижали, куда угодно, лишь бы остаться в памяти:

— Эта мадам Боунс, она кажется очень достойной дамой, хоть и из этих.

— Ну, она глава магической полиции, — Гарри даже не заметил, что употребил запретное в этом доме слово, и тетя, казалось, тоже не обратила внимания. Лишь пожала плечами:

— Видишь ли, Гарри, сам факт того, что человек служит в полиции, вовсе не делает его безупречным. Твой отец и его дружок Сири тоже были полицейскими — там, у вас. Но шутки у них от этого не стали менее дурными. Прости, Гарри.

Гарри вздохнул: он еще летом понял, что нелюбовь тети ко всему волшебному возникла не сама по себе и даже не из зависти, как он подумал перед первым курсом, впервые услышав от нее полное злой обиды: «Лили то, Лили се». Его отец — «веселый парень и душа компании», как говорили и Дамблдор, и МакГонагалл, и Хагрид — имел, похоже, серьезные проблемы с чувством юмора и, если можно так сказать, уместности. Мама любила его и, наверное, прощала глупые шутки, не заботясь о чувствах сестры и тем более ее «скучного» мужа. А ведь был еще и Снейп, тот самый Снейп, который невзлюбил Гарри с первого же урока — он, оказывается, рос неподалеку от Эвансов, первым рассказал его маме о магии, дружил с ней в школе, но очень зло насмехался над Петуньей из-за того, что та не могла колдовать. В общем, много там всякого было, похоже, намешано, а потом добавился еще и маленький Гарри с летающими вениками и взрывающимися тарелками…

Для Гарри волшебный мир был сказкой. Для Петуньи — тоже, но сказкой недоброй.

— А что времени нет, — вернулась тетка к его жалобе, — уж лучше так, чем слишком много времени, которое уходит на опасные приключения. С драконом и трехголовым псом вы уже познакомились, теперь на очереди был василиск. Я бы сказала, Гарри, что это неподходящее знакомство.

Гарри невольно засмеялся: очень уж абсурдно прозвучало. Почти как «испить чашечку чая в компании своего клыкастого слуги» от Фреда и Джорджа. Но тут же ему в голову пришла неожиданная мысль. Если тетя рассказала ему о родителях куда больше, чем Дамблдор и МакГонагалл вместе взятые…

— Есть еще одна странность, тетя. Вроде бы мы с Гермионой нашли объяснение, но все же… Вы не знаете, мама или папа умели говорить со змеями?

Тетя ничуть не удивилась вопросу, лишь покачала головой:

— Лили точно нет. Уж таким бы она похвастала, не удержалась бы!

Гарри кивнул: значит, все сходится, эта способность у него действительно по папиной линии. Певереллы… Он все же прочел ту сказку, сказку о трех братьях. И она вовсе не была ни доброй, ни со счастливым концом. Пожалуй, похоже на весь волшебный мир: с подвохом там, где не ждешь, с возможностями, которые вдруг оборачиваются против тебя.

— А я, оказывается, умею, и все этого боятся. Даже Дамблдор — то он говорит, что это темное искусство, то, что оно передается по наследству, как будто сам точно не знает. Я его спрашиваю о папе с мамой, а он мне начинает о борьбе с темными силами.

— Он великий волшебник, вот пусть сам и борется, ты-то при чем? — нож в руках тети застучал как-то особенно зло. — Лили и ее разлюбезный Поттер были уже взрослыми, это было их дело, с чем бороться и за что умирать. А ты всего лишь школьник! И твое дело пока что — учиться.

— Ну, тот в… в общем, тот гад, что их убил, он на самом деле был темным и все такое. Нельзя было допустить, чтобы он победил.

Тетя развернулась к нему:

— Я не спорю, Гарри. Но трудно ли ему будет убить тебя? Мальчишку, который ничего еще не умеет толком?

— У него уже два раза не получилось! — пожалуй, в этот момент Гарри был близок к тому, чтобы гордиться собой, но тетя Петунья, как никто, умела опускать с небес на землю.

— Как я помню, Гарри, летом ты говорил, что только чудом не погиб и что было огромной глупостью лезть в то подземелье. А в первый раз… Откуда ты знаешь, что произошло там на самом деле? Тебе был год с небольшим. Ты помнишь хоть что-то? — Она не ждала ответа, только покачала головой: Гарри уже успел ей рассказать то, что вычитал во «Взлете и падении Темных Искусств», и выслушать ее весьма острые комментарии. Он даже удивился, отчего сам не подумал: если не было свидетелей, как все эти писаки могли знать о гибели его родителей с такой точностью, вплоть до маминых последних слов, вплоть до того, что от его лба отразилась именно «авада кедавра», а не что-то еще? А если свидетели были, то почему не помогли? Струсили? И теперь снова ждут, что их трусливые задницы будет спасать ребенок?

Гарри совсем не хотел спасать непонятно кого. Тетя права: он еще ничего толком не умеет. Но если опасность будет грозить тем, кто ему дорог?

— Я буду учиться, тетя, не волнуйтесь. Да и Гермиона не даст лениться, она такая маньячка учебы!

— Кстати, Гарри, мы пригласили семью твоей подруги на обед. Сегодня у нас рождественский ужин, а завтра принимаем гостей. Так что поможешь мне с уборкой.

— Конечно, тетя! — кажется, впервые в жизни Гарри готов был прыгать от радости, услышав теткино «поможешь с уборкой».

* * *

Гермиона никак не думала, что ей пришлют столько подарков. Волшебные сласти — уже привычные от Лаванды и совсем незнакомые, индийские, от Парвати. Зачарованный гребешок от Ханны и набор красивых перьев от Сьюзен. Солидный ежедневник-планировщик от Джастина и брошюрка «Сто лучших чар для веселья» от Рона, с припиской: «Уж если ты все равно постоянно учишь новые заклинания, учи хотя бы веселые!»

Гарри тоже прислал книгу, толстую и красиво изданную: «Сильнейшие артефакты прошлого». Гермиона нашла в ней Эскалибур, посох Мерлина и зеркало Морганы, чашу Хельги Хаффлпафф и диадему Ровены Равенкло, колье Анны Болейн, придававшее ей неотразимую привлекательность в глазах мужчин, и диадему Нефертити, делавшую хозяйку прекрасной в глазах всех без исключения. Там были мечи, заставлявшие убивать, пока не уберешь их в ножны, и проклятые драгоценности, несущие смерть тысячей разных способов; были и невинные, дешевые на вид вещицы, дарующие защиту и удачу. Полистав, Гермиона сделала вывод, что чем дороже вещь и чем привлекательней она выглядит, тем опасней к ней прикасаться.

А еще подарок прислала Флер: крохотный флакончик с духами, как думала Гермиона, пока не прочитали письмо француженки:

«Дорогая Гермиона, это зелье ясной памяти, слабая его модификация, подходящая для школьников. Как по мне, самое полезное из его свойств — оно может восстановить то, что ты забыла, сама или с чьей-то помощью — если, конечно, это был не обливиейт, а что-то послабее, от конфундуса до зелий рассеяности. Постоянно его применять не надо, но если у тебя появятся сомнения или поведение станет не похожим на обычное — разотри им виски. Да, для твоих родителей оно тоже подойдет, я специально выбрала самое слабое, оно годится и для магглов, но доза должна быть меньше, лучше просто понюхать. Желаю тебе никогда не применять его с этой целью, но лучше пусть будет наготове!»

Пока Гермиона читала, мистер и миссис Грейнджер успели открыть красивый флакон и понюхать его содержимое.

— Какой странный запах, — Джейн Грейнджер рассеянным жестом потерла виски. — Приятный, но в голове как будто мутится от него. Гермиона, детка, ты уверена, что эти духи годятся для юной девушки?

— Эта старая сука! — Джейн и Гермиона ошеломленно уставились на мужа и отца: за Дэном Грейнджером не водилось привычки сквернословить. — Джейн, ты не помнишь?

Гермиона прижала письмо Флер к груди и попросила задрожавшим голосом:

— Мама, понюхай еще. Пожалуйста. Это не опасно, это зелье памяти, оно годится для обычных людей.

— Она приходила на той неделе, пыталась ездить нам по мозгам, убеждая, что у тебя, Гермиона, отличные перспективы в волшебном мире и «совершенно незачем юной волшебнице думать о карьере в мире магглов», — последние слова он произнес с откровенным сарказмом, явно цитируя.

— Точно! — Джейн резко побледнела. — А потом достала палочку, и… нет, не помню. Дальше все как в тумане.

— Да кто же?! — не то чтобы Гермиона не догадывалась, но очень уж не хотелось верить в собственную догадку.

— МакГонагалл! — выплюнул имя мистер Грейнджер. — Может, она и в первый раз заморочила нам всем мозги? Если рассудить здраво, очень уж легко мы тебя отпустили непонятно куда, да и ты сама никогда не увлекалась историями о волшебстве настолько, чтобы прыгать от радости, услышав о волшебной школе.

— Я напишу Сьюзен, то есть, ее тете, — Гермиона кинулась к столу. — Надеюсь, она подскажет, что с этим делать.

* * *

Амелия Боунс письмо мисс Грейнджер получила ровно за пять минут до того, как должна была отправиться в Хогвартс во главе команды авроров. Амос Диггори и группа из отдела контроля и обезвреживания опасных существ должны были прибыть в школу примерно в то же время. Если они не разберутся с василиском за каникулы, начало занятий придется переносить.

Настроение мадам Боунс и так нельзя было назвать праздничным, а тут еще такие новости… Что Минерва себе позволяет?! Конечно, с не верящими в волшебство магглами может быть нелегко договориться, и, конечно, ради обучения их детей в Хогвартсе приходится иной раз идти на не вполне законные меры, но теперь-то?! Их дочь уже учится и никуда не денется из Хогвартса до сдачи СОВ, но лишать девочку дальнейшего выбора — по меньшей мере, бесчестно! Счастье Минервы, что воспоминания и показания магглов не имеют юридической силы в суде, но если Грейнджеры догадаются связаться с мистером Финч-Флетчли, а тот подбросит премьер-министру еще один повод для претензий к магам…

Что ж, она постарается объяснить Минерве, насколько не ко времени сейчас такие инициативы.

* * *

Гарри ждал Грейнджеров с нетерпением. Хотелось от души поблагодарить Гермиону за ее подарок — набор по уходу за метлой, узнать, понравилась ли ей книга, похвастать другими подарками, особенно зачарованным на каллиграфическое письмо пером от мистера Уизли — почерк Гарри, когда он менял привычную шариковую ручку на перо, становился совершенно ужасным.

Но Гермиона была так зла и взвинчена, а ее родители так нахмурены, что подарки мигом вылетели у Гарри из головы.

— Что случилось? — сразу же спросил он.

— МакГонагалл! — почти взвизгнула Гермиона. — Представляешь, Гарри, пока мы были в школе, она приходила к моим родителям и пыталась их заколдовать! И они ничего об этом не помнили! Если бы не подарок Флер…

О Флер, французской подруге Гермионы, Гарри был уже наслышан: Гермиона не раз и не два вспоминала их встречу, как самую свою большую удачу за последний год. А теперь еще и это…

Тетя с дядей слушали возмущенных Грейнджеров с ужасом.

— И представьте, мадам Боунс ответила, что наши показания и даже наши воспоминания не имеют у магов юридической силы, — закончила свой рассказ миссис Грейнджер. — Потому что, видите ли, любой волшебник способен их подделать, а мы этого и не поймем!

— Я всегда говорил, от чертовых ненормальных добра не жди! — дядя Вернон едва не рычал, но Гарри в кои-то веки был с ним совершенно согласен. Интересно, кстати, почему родителей Гермионы заколдовали и сделали так, что они даже не помнили этого, а Дурслей откровенно запугивали? Гарри не был уверен, что хочет знать ответ.

— Я ничего не нашла об этом зелье в наших учебниках и в своих книгах для дополнительного чтения, — сказала Гермиона, — наверное, его готовят на старших курсах. Нужно поискать в библиотеке Хогвартса. Раз уж мне так и так придется учиться там, пока не сдам СОВ, — Гермиона зло прищурилась, — МакГонагалл я еще припомню.

— Где моя знакомая примерная ученица? — невесело улыбнулся Гарри. — Что бы ты ни задумала, я с тобой. Она не имела права так поступать. Они все не имеют права так относиться к людям!

— Еще ничего не задумала, — вздохнула Гермиона. — Просто не могу уложить это все в голове. Я ведь ее уважала! А она…

— Давайте не позволим испортить себе Рождество, — решительно взяла ситуацию под контроль тетя Петунья. — Есть свое время для всякого дела, не так ли? Прошу к столу, мясо стынет.

Дальнейший вечер прошел не так уж плохо. Даже дядя Вернон был тих и относительно вежлив: похоже, согласие «ненормального» племянника с его возмущением прочими «ненормальными» выбило мистера Дурсля из колеи. Тетя и миссис Грейнджер нашли какие-то чисто женские темы для беседы, а Дадли, кажется, совсем забыл, что Гермиона волшебница, когда она поддержала его разговор о каком-то фильме — Гарри фильм не смотрел, но понял так, что это было «крутое махалово» на историческую тему. Наблюдать, как Дадли пыжится перед девочкой, оказалось забавно, но Гарри пообещал себе намекнуть потом кузену, что эта девочка предпочитает более интеллектуальных собеседников. Если честно, Гарри и сам очень удивился, что его умная подруга способна понять пересказ в стиле: «А тогда тот хмырь вынул меч и — БАЦ!»

Что же касается дяди Вернона, то в один прекрасный миг он нашел весьма увлеченного собеседника в лице мистера Грейнджера: оказалось, что дядин горячо любимый «Граннингс» расширяет производство и будет теперь, кроме строительных дрелей, производить инструмент для тонких работ. Гарри и подумать не мог, что мерзкие сверла в стоматологическом кабинете тоже подходят под определение «дрель»! Но зато теперь уж Грейнджеры точно станут для Дурслей своими, не только из-за общих проблем с волшебниками: к возможным клиентам дядя Вернон относится трепетно. И дружбу Гарри с их дочерью будет всячески одобрять.

* * *

Альбус Дамблдор старательно шипел перед раковиной в женском туалете, чувствуя себя полным дураком. Чувство это было для него редким и порождало досаду и желание напиться, но показывать слабость было никак нельзя: слишком многие смотрят на него сейчас. Увы, раз уж он ничего не сумел сделать, чтобы не пустить в свою школу незваных гостей, нужно хотя бы держать лицо и делать вид, что все идет по плану. Хотя в его плане открыть этот проход должен был совсем другой человек…

«Отворис-с-сь»… Нет, что-то не так. «Впус-с-сти»… Салазаров парселтанг, как же Альбус его ненавидит! Пришлось выучить немного, когда собирал информацию о Томе, и один Мерлин знает, чего Альбусу стоило найти учителя и договориться, чтобы их занятия остались тайной! «Откройс-с-ся»… Раковина поехала в сторону на удивление беззвучно, открывая темный провал.

— Ну вот, господа, — Альбус смахнул пот со лба и пригладил бороду. — Кто идет первым?

— Полагаю, что вы, мистер Дамблдор, — с едва скрываемым злорадством заявил МакНейр, министерский палач и бывший Пожиратель Смерти. — Там, внизу, снова могут быть двери, которые нужно открывать именно таким образом.

— Резонно. В самом деле, — чуть ли не в один голос согласились с Томовым прихвостнем Амос и Амелия. Поистине, никому в этом мире нельзя верить!

— Я слишком стар для таких приключений, — вздохнул Дамблдор, впрочем, понимая уже, что отказ выйдет боком: могут ведь сказать, что и для директорского поста слишком стар. Что оставалось делать? Наложить щит, подхватить себя заклятием самолевитации, засветить люмос и плавно, с достоинством полететь вниз по темной и вонючей трубе. Что ж, во всем можно найти и хорошие стороны. Раз без него не обошлись, школа может претендовать на часть добычи, даже если убьют короля змей министерские. А Гарри… пусть не вышло устроить мальчику приключение, пусть он не получил заслуженной славы, зато познал недоверие и злые сплетни. Это укрепит его характер, а за приключениями дело не станет, мальчика они сами находят, достаточно лишь немного подтолкнуть в нужный момент. А искусством определять тот самый момент или даже создавать его Альбус давным-давно овладел в совершенстве. В Хогвартсе достаточно тайн, чтобы мальчик с горячим сердцем не заскучал за книгами. Тем более что Гарри дружен с Хагридом, а Хагрид — это пропуск в Запретный лес…

За всеми этими мыслями Альбус не заметил, как спуск закончился, и приземлился не слишком мягко. Коридор был пуст, под ногами хрустели крысиные косточки, следов василиска не наблюдалось, как и подозрительных дверей. Альбус послал наверх сигнал спускаться, запустил по коридору цепочку световых шариков и решил воспользоваться минутами ожидания, чтобы подновить чары очищения на очках: последние дни не баловали его свободным временем, и до таких вот мелочей, требующих даже не минуты, а того меньше, как назло, не доходили руки.

Шорох застал его врасплох, но рефлексы не подвели: Альбус вскинул палочку и запустил мощнейшее из допустимых для подземелья заклинаний. Силу Старшей палочки подкрепила вся мощь Хогвартса, и василиск забился в агонии, чтобы уже через несколько минут застыть мертвой грудой. Вот только Альбус Дамблдор, великий волшебник и, признаться, не очень великий директор школы, этого не увидел. В миг смертельной опасности он схватился за палочку, совсем позабыв, что его известные всей Британии очки-половинки не сидят, как им положено, на носу, а зажаты в левой руке, и встретил взгляд горящих желтым пламенем убийственных глаз, ничем не защищенный.