Queen of the night. Faded Paints (гет)

Его пальцы легко поглаживали собственное горло, потому что, прежде всего, он чувствовал жажду. Иссушающую, колкую, словно терновник, прочно обёрнутую вокруг его мертвенно-бледного горла. Это заставляло что-то внутри него беспокойно зудеть, заставляло сердце биться быстрее.

Сердце.

Его биение пульсировало в висках, напоминая стук секундной стрелки. А ещё была кровь. Мужчина ощущал её, холодную и не согревающую тело, чуть ускорившую бег по венам. Этот причудливый звук странно смешивался со стуком сердца и оглушающей тишиной, в которой было едва слышимым его собственное дыхание. Он стоял неподвижно несколько протяжных, словно густая патока, секунд, пока, наконец, не учуял собственную душу где-то в районе солнечного сплетения. Там словно горело Солнце.

Она была там, именно там, чуть ниже западины между ключицами, рваная и со шрамами, кое-как скроенная, словно два куска мяса крепкими нитками. Такая уродливо-отвратительная, подходящая ему самому.

Волдеморт медленно поднял свои руки, согнул и разогнул пальцы, с жадностью наблюдая за действием. Тело работало, а он мог свободно двигаться, не испытывая мучительной боли. Мужчина тихо выдохнул (он жив, Лорд Волдеморт возродился, как долго он ждал) и поднес ладони к лицу, медленно проводя пальцами по линии подбородка и впавшим щекам. Прямой нос. Высокие скулы. И его чертовы черные волосы, сейчас спадающие на глаза. Они были перемазаны кровью, а несколько рун все ещё неприятно жгли на коже, но что значила эта боль по сравнению с той, что ему пришлось испытать ранее?

Глупый интересный ребёнок, заставляющий его кровь кипеть. Наивная девчонка. Лохматая, рыжая, тощая. Раздражающая. Думающая, что может его победить, убеждённая в собственной исключительности.

Это выводило Лорда из себя, заставляло впадать в неконтролируемое бешенство от желания показать этой глупышке её настоящее место. Фантазии о том, как она будет кричать под его заклинанием, как будет корчиться её худое маленькое тельце и, возможно, он будет слышать хруст костей. Они сводили его с ума уже несколько недель, но он не мог. Просто не должен был это делать. И раздражающее «не должен» почти лишало его рассудка. Почти. Ведь он милостивый Лорд и обязан держать себя в руках.

Но сейчас он был свободен от плена ничтожной слабости Квиррела, он был живым. Лорд Волдеморт был готов заявить о себе, но… Опять обязательства. Он должен обо всём позаботиться, так как было неизвестно, кому можно доверять.

Мужчина неспешно извлёк палочку из недавно надетой мантии, медленно поглаживая холодными как лёд пальцами белоснежное древко. Чистая энергия пробежалась по его телу, взбудоражив ещё больше.

Ещё немного. Жажда скоро будет утолена.

Когда Поттер приходит в сознание, он не может не улыбнуться, потому что «Я уверен, что ты полностью насытишь меня сегодня, рыжий чертёнок».

Волдеморт с удовольствие наблюдал, словно впитывал, за эмоциями, меняющимися на лице слизеринки. Непонимание, ужас, животный страх (Да, маленькая, тебе следует меня бояться, потому что съедают слабых. Возможно, мне тоже тебя съесть?) сознания и, наконец, принятие.

А ещё восхищение его новым старым обликом. Это, пожалуй, заставило что-то в нём довольно мурлыкать. Он был превосходен, он был греховно-восхитительным, а что, как не порок, привлекает людей?

И хотя его тело все ещё чувствовалось странно, он сделал шаг назад и в любопытстве склонил голову, отчего волосы упали ему на глаза.

— Как я рад, что ты проснулась, Скарлетт… Нам столько много нужно обсудить, — тихо произнёс он своим мягким голосом, чувствуя что-то странно-грубое в его животе. Нетерпеливое.

Мужчина широко улыбается, глядя девочке в глаза, и мягко проводит пальцами по подбородку. Она дрожит, и это почти заставляет его потерять голову. Боги, как слеп он был. Скарлетт Поттер — его крестраж, его жертва, полностью его.

А ещё была проблема пророчества, которую он знал как решить. Тихий смешок сорвался с его губ, потому что это было, черт возьми, гениально.

Шрамы остаются после темных проклятий. Они считают, что Скарлетт — Избранная только из-за шрама. Но что, если вдруг сынок Долгопупсов вдруг получит такой же?

Избранный, Мальчик-который-выжил.

Он победит Волдеморта сегодня, какая честь для него, не так ли?

Избранного не будет.

Но об этом будет знать только он один. Все будут возле Долгопупса-лже-Избранного, тогда как его маленький крестраж будет так одинок. Его бедный одинокий чертёнок. Как она будет страдать. Тем лучше.

А Скарлетт Поттер перестанет быть ребёнком пророчества, просто потому что он перестанет в него верить. Станет считать его выполненным.

Мужчина захохотал громче и с нежной улыбкой провел рукой по волосам Поттер.

— Тебе предстоит так много страдать, крестраж.

* * *

Она медленно-мучительно тонет в топкой обжигающей пустоте, отчаянно цепляется пальцами за что-то (пожалуйста, не отпускай) и захлёбывается собственным беззвучным криком. Кто-то касается её рук, шеи, ключиц, живота, царапает кожу и тянет на себя, словно чертово одеяло зимней ночью: «Скарлетт, пожалуйста».

А ей просто до чертиков в её голове холодно от прикосновений этих пальцев, этих рук, от прикосновений этих существ. Это почти приводит её в ужас, и она — дрожащая, утопающая в топком «ничего» — знает, что это только начало. Когти нетерпеливо вспарывают живот, пытаясь добраться до органов, и спустя несколько секунд Поттер просто чувствует жар живого тела внутри себя.

Задыхается, дрожит, состоя из бессмысленного «пожалуйста», и это почти мерзко, когда кто-то успокаивающе гладит её будто изнутри.

— Ш-ш-ш, скоро всё закончится, мой маленький крестраж…

У Скарлетт перед глазами стоит красивый мальчишка, которому она скулит «То-ом», а ещё приют — чужой или собственный? — в котором у неё есть змея «Лорас» и несколько ворованных сухарей, которые она считает роскошью. Хогвартс-экспресс, Слизерин и Гостиная, с презрительным одиночеством, преследуемым её по пятам. Вот только это совсем другое одиночество: гнетущее, острое, злобное, прямо как она сама.

Давится чертовой ненавистью и слезами. Ей нужен ТомТомТомТом, потому что Том — хорошо, Том — семья, Том — …

Поттер падает и ейтакхолоднопомогите/гдеТом?

И распахивает глаза, проглатывая очередной всхлип «Том, пожалуйста». Свет больно режет слезящиеся глаза, отчего девочка жмурится и сглатывает, пытается успокоить сбившееся дыхание. Несколько последующих секунд Кара буквально чувствует оглушающую пустоту/тишину у себя в мыслях, где-то внутри, на уровне органов. Сбивчиво дышит таким нужным воздухом, не в состоянии прекратить. А ещё ощущает чью-то руку у себя на лбу — тёплую, живую, мягкую, и почти ненавидит то, как льнет к ней, словно слепец на звук. Словно немощь.

Свет режет глаза, и люди вокруг что-то без умолку говорят, когда с её губ срывается всхлип. Уже рыдание.

Ейхолоднопожалуйстапустьэтопрекратится. Она обнимает себя тощими руками-палками, как в детстве, и просто что-то шепчет, шепчет, шепчет. А ещё ненавидит эти тёплые мягкие руки, успокаивающие её.

Человек, который нежно гладит её по волосам, пахнет травами, солнцем и нежностью. А ещё чем-то напоминающим больницу, но это совсем не то, что ей нужно.

— Н-нет, — слабо хрипит Кара, тщетно пытаясь разлепить веки.

Девочка мычит, не скрывая раздражения к глупому торопливому шепоту женщины, брезгливо воротит голову, пытаясь сфокусировать взгляд.

— Т-том, не в-вы. То-м-м, — жалобно тянет девочка, щурится от режущего глаза света и тяжело дышит. Она чувствует текущие по щекам слёзы, но сейчас её это совсем не волнует, потому что ТомТомТом. Он нужен ей, она должна…

Подносят что-то к лицу и тычут прямо в губы, легко нажимают на горло, заставляя проглотить. Нехочунехочунехочунехо…

Она глотает. Глотает так жадно, как глотали бы воду голодающие дети в Африке. Или где они там голодают. И в следующую секунду её словно окатили ведром ледяной воды, так быстро Кара пришла в себя. Моргает, что-то неосознанно бормочет, чувствуя, как её торопливо укутывают в ещё одно одеяло.

— Мисс Поттер, вы нас слышите? Всё хорошо, вы в безопасности.

Зрение резко сфокусировалось, что немного выбило девочку из колеи, небольшой укол паники и сырой потребности, но это быстро прошло, оставив после себя только дрожь и «Т-том?». Подтягивает одеяло под самый нос и хмуро оглядывает Больничное крыло, в котором она, собственно, и лежала. Рядом с девочкой торопливо сновала туда-сюда мадам Помфри, спеша влить в неё как можно больше зелий, а на соседней койке обосновался Долгопупс. Увидев последнего, Поттер нахмурилась ещё больше и перевела недовольно-любопытный взгляд на медсестру.

— Мисс Поттер, как вы себя чувствуете? Головокружение? Тошнота? Головная боль? Что-то беспокоит? — женщина выпалила вопросы профессиональным тоном и окинула пациентку внимательным взглядом.

Внутри Скарлетт тотчас заклокотали раздражение и гнев, ведь как эта женщина смеет говорить с ней так, будто она слаба? Ей не нужна ничья помощь. Губы Поттер неосознанно презрительно искривились и она бросила, резко и зло:

— Всё нормально и не стоит вашего беспокойства, — едко процедила, смерив надменным взглядом.

Честно говоря, Поттер саму удивило собственное плохое настроение, но, в любом случае, она была права. Пусть её шрам и немного пульсировал, а в теле была ощутима слабость, она чувствовала себя почти нормально, поэтому мадам Помфри могла не маячить у неё перед глазами, словно чертов маятник.

Седовласая женщина поджала губы и с недовольным видом отрезала:

— Не стоит, юная леди, вы пережили серьезную травму. Нужно признаться, был момент, когда мы все думали, что спасти вас слишком поздно. Если вы в порядке, я позову директора.

Мерно цокая каблуками она удалилась, оставив Кару наедине с Долгопупсом и головной болью. Несколько мгновений Скарлетт просто лежала, укутанная в теплое одеяло, и вдыхала запах трав и целебных настоек, пока не приподнялась на локтях, стрельнула скучающим взглядом в Невилла и позвала его:

— Эй, эй, Долгопупс! П-с-с. Ты там спишь? Как ты сюда попал? Ты не знаешь, сколько я тут?

Мальчик неспешно разлепил веки и сонно уставился на соседку. Его взгляд ещё несколько секунд был непонимающим, пока он, наконец, не пришел в себя.

— Ах, ты уже просунулась? Э, ну, это… — Невилл смущенно покраснел и почесал щеку. — Честно говоря, я почти ничего не помню. И, как бы, вот.

Он перевернулся на другой бок, отворачиваясь от собеседницы. Было очевидно, что ему не слишком нравилось разговаривать с девочкой, но Поттер было совсем все равно. Правда. Больно надо, чтобы этот глупый жалкий Тюфяк говорил с ней, ха! Она и без него обойдётся. Обиженно нахмурилась и, поджав губы, уставилась в потолок.

B снова укол обиды сменился раздраженной апатией? Честно говоря, с момента пробуждения её настроение металось между двумя крайностями: высокомерно-апатичным «Жалкие идиоты» и презрительно-раздраженным «Что за жалкие люди?». Но долго думать ей об этом не дали, потому что в следующее мгновение двери Больничного крыла открылись и в комнату быстрым шагом вошли Дамблдор и мадам Помфри.

Директор проходится по ним внимательным взглядом и дарит мягкую улыбку. Вокруг его глаз собираются морщины, и Поттер не может не ненавидеть это: его спокойствие, его доброту и сострадательность. Поттер не может не ненавидеть, какой он трус. А ещё какой гриффиндоркой она чувствует себя из-за этого.

— Невилл, Скарлетт, как вы себя чувствуете? — он аккуратно садится на её кровать и смотрит так, что слизеринку почти выворачивает. Он не был таким обеспокоенным, когда оставлял её.

Долгопупс смотрит на директора с трепетом, словно перед ним был сам Мерлин. Краснеет и запинается:

— В-всё хорошо, только, ну, шрам немного жжет.

Шрам?

Кара приподнимает брови и просто застывает, когда тот сконфужено показывает правую ладонь. И словно кровь окрашивает воду, все эмоции превращались в недоверчивое отвращение, потому что на ладони Невилла Долгопупса был шрам в форме молнии. Совсем как у неё на лбу.

— Профессор? — её голос удивительно ровный, хотя она чувствует подступающую к горлу тошноту. Почему-то. Это какой-то маразм, ведь не может быть именно то, что она думает. Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть.

Этого не может быть.

Долгопупс очередной раз смущённо краснеет и торопливо прячет руку под одеяло, тем временем как Дамблдор поправляет очки-полумесяцы и печально качает головой.

— Это невероятная история, Скарлетт, — тихо сказал старик, печально сверкая глазами, — и она неразрывно связана с тобой. Ты помнишь, что произошло?

Мгновение, и она срывается вниз, в ебаную панику, потому что нет, она совсем нихера не помнила. В её воспоминаниях царила такая пустота, какая, она иногда подозревала, была у неё в сердце, когда она слушает отвратительный пик мышей по ночам, пытая их.

Отвратительно, страшно и почти оглушительно. Пытается дышать, отчаянно мотая головой, словно тряпичная кукла. Черти внутри скребутся и визжат «Том, пожалуйста», хотя она совсем не ебет, кто такой этот Том и почему он нужен ей. (так нужен, Бог, Мерлин, кто-нибудь)

Потому что Том — семья, Том — хорошо.

— Как мы узнали, в профессора Квиррела некоторое время вселился Лорд Волдеморт, с которым и встретился Невилл несколько дней назад. Мы подозреваем, что именно он похитил тебя.

Подступившая к горлу тошнота, и она — скулящая так жалко, что противно самой:

— Н-нет, — отчаянно мотает головой и смотрит на профессора и гриффиндорца. Невилл Долгопупс сразился с Волдемортом и, похоже, пережил смертельное проклятье. У Невилла Долгопупса есть шрам-молния.

Невилл Долгопупс может быть Мальчиком-который-выжил.

Девочка хочет, чтобы Дамблдор немедленно опровергнул её слова, сказал, что произошла какая-то ошибка (это наверняка так, как же иначе?), но нет.

Нет.

Старик кивает, с некой печалью глядя ей в глаза, будто понимая её чувства.

— Невилл, Мисс О'Нилл и Мисс Миджен тоже не смогли оставить Запретный коридор в покое, поэтому провели собственное расследование. По словам мистера Долгопупса и его друзей, они узнали о том, что кто-то хочет похитить Философский камень — именно то, что и было там спрятано. Именно поэтому во время квиддичного матча они решили помешать этому. Очень храбрый и мужественный поступок, хочу заметить.

Глупый и недалёкий, про себя огрызнулась девочка с ощущением, будто она медленно куда-то падает. У неё не смогут отнять то единственное, что она имеет — её славу. Она не позволит. Она — особенная. Она отличается от всех остальных.

Кара неразборчиво бормочет и торопливо отворачивается от них, желая просто закрыть глаза и притвориться, что это всё сон. Что она... Кто она, кто? Бешеная Поттер — странная девчонка с матерью-проституткой и отцом-алкоголиком? Скарлетт Поттер — Девочка-которая-выжила? Похоже, умеет выживать не одна она, поэтому это не делает её кем-то.

Так кто же она?

Скарлетт Поттер?

* * *

[Что происходит за стенами Хогвартса]

Промозглый туман клубился над кривой и узкой, мощеной грязной брусчаткой улицей, заставляя чумазую нищенку, восседавшую на дороге, торопливо кутаться в свои грубые черные одежды и голосить ещё громче:

— Дайте милостыню! Слышите, дочь — кроху мою милую — кормить нечем. Уж обречёте ли вы дитё на смерть, обречёте?

Под грязными и пыльными фасадами домов, на дороге, лежало несколько пьяниц, которых наверняка выволокли из «Белой Виверны» несколько часов назад. Никто из них ещё не протрезвел, поэтому мужчины лежали лицами вниз в луже блевоты и громко храпели, заглушая голосистые крики попрошаек.

— Нечего ей денег давать, уважаемый, слышите? Обрюхатилась она, проститутка небось какая-нибудь. Пусть и ублюдок её помрет! — разглагольствовал старик, что сидел ближе всего, надрывно кашляя в кулак и содрогаясь всем телом. Он попытался вцепиться в мантию незнакомца, но Северус с отвращением дернул её на себя. Он медленно выдохнул через рот и искривил губы, глядя на седовласого старика, валяющегося у его ног.

отвратительно.

Это место для Снейпа пахло нищетой и его детством. Он почти чувствовал вкус зажаренной потрошеной рыбы и воды из-под крана.

Это было отвратительно ему, потому что слишком знакомо. Неприятно. Потому что слишком давит на старые раны, гниющие, воспалившиеся. Зашитые кое-как, словно старые носки его матерью, которая была совсем дерьмовой в этом.

Он обесценивающе дернул уголками губ, что едва ли было похоже хоть на малейшую тень улыбки, и прошелся по месту, в котором оказался, циничным взглядом. Это был обычный живой квартал Лютного переулка: с выходящими друг на друга немытыми окнами, узкими улицами, пыльным спёртым воздухом и голосистыми попрошайками. Всё здесь было атмосферно-отвратительным, опровергая романтические россказни в книгах о нищете.

Потому что Северус чувствовал это и знал. Потому что Северус жил и живёт этим.

Ирония в том, что он подходит этому месту — такой себе гротескный антагонист, сошедший со страниц приключенческой книги: уродливый, злобный, ненавидящий мир. Правда в этой книге неправильный какой-то злодей, потому что вот он как-то заебался, а это никак не положено.

Северус Снейп бьется за право опеки над Скарлетт Поттер. Северус Снейп уверен, что Темный Лорд возродился. Северуса Снейпа тоже волнуют умершие дети.

Но сам Северус Снейп никого не волнует, потому что злодеи не могут устать. Злодеи не могут чувствовать. Злодеи должны молчать.

Мужчина безмолвно достал из кармана наглухо застегнутой мантии три сикля и с мрачным удовлетворением кинул их в лицо женщине, которая жадно схватила их обкусанными ногтями.

— Спасибо, сэр, вы милостив, так милостив, пусть благоволит вам Мерлин, — торопливо лебезила женщина, укутываясь в свои одежды. Её взгляд был почти безумным, благодарным, полностью подчинённым, и это заставило Северуса презрительно фыркнуть. Это была женщина без чести.

А где твоя честь, Северус? Также втоптана в грязь? Брошена ещё годы назад? Ты человек без чести, Северус, как и эта женщина.

Но он не просил милостыню. Никогда. Даже в детстве.

Правда? Правда?

Горечь привычна. Уже не жжет.

В следующую секунду профессор отвернулся, немного уязвлённый собственными едкими мыслями, и направился в сторону трактира, в который и собрался изначально. «Белая Виверна» встретила его обшарпанными обоями, дешевым алкоголем и громкими шлюхами.

Это был обычный дешевый паб с мрачной атмосферой и дешевым алкоголем, вызывающий у Северуса отторжение, поэтому он надеялся, что ожидать своего собеседника придется не долго.

К счастью, так и случилось. Через несколько минут нетерпеливо-раздраженного ожидания он наконец увидел его.

Под препарирующий взгляд Снейпа второй мужчина со скрипом придвинул стул и водрузил локти на стол. Прежде всего привлекало внимание лицо: загорелый, с русыми густыми волосами, про него можно было сказать «типажный», если бы не грубый шрам, рассекающий его лицо от левого виска до правого уголка губы. Это был Йен Шоннен, и он достаточно изменился с тех пор, как Северус видел его в последний раз.

— Северус, приятель, как идут твои дела? — ухмылка наползла на его лицо, уголки губ дернулись, привлекая внимание к шраму.

Чуть хриплый баритон Шоннена звучал достаточно дружелюбно, хотя было очевидно, что он говорил с нарочитым австралийским акцентом.

— Мы не в Австралии, тут дружелюбие не нужно, — безразлично проговорил Северус, окидывая собеседника изучающим взглядом. Тот очень изменился с тех пор, как они учились вместе.

Раньше Йен был болезненно-бледным полукровкой с голубым галстуком из неблагополучной семьи. Он был непримечательным учеником, если не считать пятый курс. Потому что на пятый курс Йен Шоннен прибыл с уродливым шрамом через всё лицо и затяжной депрессией. Никто не знал, как это произошло, и очень часто Северуса жгло любопытство.

Выражение лица Шоннена на несколько мгновений стало цинично-понимающим, но это прошло.

— Дамблдор не может всерьез этого предлагать. Дамблдор не может это предлагать такому как я, — из его голоса сочилось пренебрежение. Словно он был смешон.

Такие люди могут смеяться, когда умирают, чтобы никто не узнал. Это всегда видно по глазам, а в глазах Йена скрывались чудовища. Уставшие от цепи демоны. Голодные псы. Жалкие псы.

— Недостойно тебя, Шоннен? — резко выплюнул Снейп, глядя Йену в глаза. — Сбежал в Австралию в самом начале войны, как только пошли слухи. Сбежал, словно помойная крыса, и не высовывался даже после падения Темного Лорда. И сейчас, только люди начали говорить, готов сбежать?

Он говорил с тем остервенением, присущим человеку страстному и взрывчивому, а его черные глаза пылали. Лицо было искажено.

Наверное, это должно было оскорбить Шоненна или вызвать хоть какие-то эмоции, но мужчина на это лишь ухмыльнулся. Его шрам стал ещё уродливее.

— Меня осуждает за трусость слизеринец. Пожиратель Смерти. Предатель, — тихие слова чувствовались пощечиной. — Это не моя война, Снейп, и меня не ебёт кто выиграет. Я — полукровка, ты-знаешь-кто обещал нам такие же права, как и чистокровным. На всех остальных мне плевать, так почему же я должен бороться? Рисковать? Умирать?

Это было бессмысленно.

Им всем рассказывали о героях, о славных сражениях и победах. Они хотели изменить мир, но никто не думал, что сначала нужно изменить прогнивших людей. Прогнившую систему. Прогнившую жизнь.

С него просто вовремя сорвали розовые очки, когда пытались изнасиловать, и он не хотел быть героем. Больше нет. Он знал, кем он был: психом, уродом, трусом, бесчестным ублюдком, убийцей, наркоманом. Кем угодно. Не героем.

Снейпу потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоить себя. Он глубоко вздохнул и сцепил пальцы в замок.

— Это всё не важно, Шоннен. Предложение Дамблдора полностью серьезно, а Министерство не имеет права вмешиваться в дела Хогвартса. Сейчас нелегкое время, а детям нужен преподаватель, — бесстрастно сказал Северус.

И хотя этот Шоннен не нравился ему ни в коей мере, Дамблдор сказал, что он нужен им, а профессор не мог ослушаться Дамблдора. Пока нет.

Казалось, это повеселило его собеседника. Он усмехнулся.

— Вы ничего обо мне не знаете, с чего вам предлагать мне должность учителя? — он недоверчиво покачал головой и прищурил свои голубые глаза.

— Ты хорошо квалифицированный профессионал в своем деле. Пригоден с медицинской стороны. Сейчас без работы. Не вижу причин, чтобы отказываться.

Йену хотелось расхохотаться, потому что список "Почему Йен Шоннен не может быть учителем" был огромен.

У него биополярное расстройство, склонен к суициду, иногда курит марихуану или спайс во время фаз, иногда набивает тату в бессознательном состоянии и подделывает магловские деньги последние полгода, чтобы не работать.

Он не чувствовал усталости от этого всего, ведь ему нравилось. Ему нравилась такая жизнь, и в этом была своя прелесть. Шоннену было тридцать, хотя он все ещё чувствовал себя семнадцатилетним безбашенным подростком. Действовал точно также.

Но ему предлагали стать учителем. Это было действительно смешно, ведь, несмотря на всё это дерьмо, он ебашил на своей работе, как проклятый. Его считали квалифицированным.

Странные люди. Смешные люди.

Конечно, это могло бы быть интересным, если бы не слухи, что Волдеморт возродился. Что Дамблдор провернул аферу с Девочкой-которая-выжила. Вокруг творилась какая-то херня и он, казалось, будет в её эпицентре.

Что ж, ему все равно было скучно. И Йен устал жить в нищете.

— Хорошо, Снейп. Я согласен. Мне нужно собеседование с Дамблдором?

Йен Шоннен действительно будет учителем. Это будет забавно.