Панацея (джен)

Мон просыпается поздно и с муторной головной болью. Она не может вспомнить сон, но кажется, что боль пришла в середине его и так и осталась. Встать тяжело, тело будто чужое, будто протез.

«О восьми руко-ногах» — вспоминает она, и вытащить себя к завтраку становится чуть легче.

Они с Келом пьют каф на террасе, когда к самым ступеням подходит больничный транспорт и с него высаживается… некто. Худой, седой, с жестким лицом, в ярком, мешковатом и рыжем комбинезоне-балахоне. Последняя, кажется, мода Корусанта.

— Так! — некто взлетает по ступенькам. — Вы, — костлявый палец упирается в Кела, — брысьте отсюда.

— Позвольте, — ошеломленный Кел привстает, — вы не имеете права, я здесь…

Ему предъявляют изъятую невесть откуда и когда идентификационную карточку, серую, с какими здесь ходят врачи. Кел вглядывается и белеет.

— У меня-то права есть, — заявляет не пойми кто, — а ваши, на проживание в этом доме, отменили час назад. Почту проверять надо. Почему вы еще здесь?

Кел трясет головой. Ловит взгляд Мон.

— Я разберусь, это какое-то недоразумение. Не волнуйтесь, мы скоро увидимся.

Мон улыбается ему. Кивает. Провожает глазами, и только когда он скрывается из виду, смотрит на вторженца и поднимает бровь. Сесть она ему не предлагает. Во-первых, пусть сначала представится, во-вторых, он и сам явно сядет, если захочет.

Вторженец кланяется. Прикладывает руку к груди.

— Я — Рати Тилере.

Она — с некоторым трудом — удерживает выражение вежливого неузнавания и недоумения на лице. Что он делает на ее террасе?

Врач раздраженно фыркает.

— Не ломайте комедию, вы знаете, кто я такой. Зрачки чуть расширились, это сложно контролировать. Но вы хороши, очень хороши. За мой предыдущий отказ вас лечить извиняться не буду.

Мон хмыкает и качает головой.

Да и не надо.

— Но я был не прав, — врач кивает своим словам. — Совсем не прав. Ваш случай действительно очень интересен и достоин моего гения. Сразу говорю, у вас нет возможности отказаться.

Мон надо бы возмутиться, но ей смешно. От этого врача в дурацком балахоне хмарь в голове даже немного отступает.

Она пожимает плечами и показывает ему на кресло.

— Нет-нет! — врач трясет головой и взмахивает руками. — У нас совершенно нет времени на ваши кафопития и прочую фигню. Вставайте, идемте, теперь вас буду обследовать я, и я все узнаю, все!

— Да нечего узнавать, — не сдерживается Мон.

— Я не одаренный, — врач щурится на нее, а взгляд у него светлый и яростный, — но я вас понял. И я точно знаю, слышите, точно, что вы ошибаетесь. Так вы идете?

Она медлит.

Ему хочется поверить. Очень хочется. В конце концов, что она теряет? Дни ожидания, пока ее мозг окончательно перестанет быть ее?

Мон фыркает и встает с кресла. Она поверит, так уж и быть. В последний раз.

* * *

Ее приводят во все те же помещения, в том же большом здании-дворце, но разницу она чувствует сразу. У трейсеров другой вкус, ее подключают к другим сканерам — переносным, привезли с собой? Надо же, какие предусмотрительные… — и в людях вокруг нее нет ничего от набуанцев. Никакого легкого оптимизма и любезности. И одеты не в местное — в серую полувоенную форму.

— Моя команда, — поясняет Рати.

Мон, сидящая в кресле с короной сканера на голове, только смотрит на него — команда его заместителя по институту на эту не походила совсем, — и он хмыкает.

— Хорошо, хорошо. Вторая моя команда.

Мон перебирает карты на коленях. Вытаскивает щит. СИБ? Врач не отвечает, но по отсутствию ответа все понятно и так.

Каф ей пить запрещают сразу, после сканеров всучивают отвратительную бурду, от которой проясняется в голове. И воду.

Мон сидит в кресле, цедит воду. Смотрит на лес и озеро за окном, на почти уже темное небо. Ей кажется, с прошлого вечера прошла неделя. Или не прошло совсем ничего, и она сейчас обернется, а там…

… А там кровь на полу, и черная ваза, и сияющий свет.

Она зажмуривается и встряхивает головой. Нет, нет. Нет.

Сзади раздаются шаги, Мон с облегчением отворачивается от прекрасного вида наступающей ночи. Рати, все еще в своем пылающем балахоне, шлепает к креслу напротив и падает в него. Сползает по спинке, вытягивает ноги и машет в воздухе датападом.

— Ну я же говорил!

Мон смотрит на него скептически.

— Понимаете, — врач вздыхает, — большинство людей не умеет смотреть. А местные врачи — в особенности, как выяснилось. Безобразие полное. Вас ведь даже не обследовали как следует.

Это ее не обследовали? Мон мысленно возмущается и, видимо, что-то такое из-за усталости проявляется в глазах, потому что Рати машет на нее свободной рукой.

— Они поверили данным с Корусанта. Данным вашего Кела, как самым свежим. А надо было перепроверять все. Ну и аппаратура, конечно, у меня получше, не без того.

Ну еще бы. Именно аппаратура и получше. На порядок так получше гражданских образцов, даже на самых богатых планетах.

— Но дело не в аппаратуре, они искали болезнь, и поэтому не заметили другого. А я заметил.

Другого? Чего — другого?

Она повторяет вопрос вслух. Неважно, понимают ли ее слова, что еще она может спросить?

Врач игнорирует вопрос. Цапает ее воду и выпивает остаток в бутылке. Сверяется с датападом. И вскакивает на ноги.

— Пойдемте. Навестим вашего знакомого.

Мон хмурится на него.

— Слушайте, я все объясню. — Рати прикладывает руку к груди. — Но показать вам будет куда проще, а то ж вы чего доброго и не поверите. Все будет хорошо теперь. Честное имперское.

Мон не удерживается и фыркает. Сила, кого в СИБ лечил этот человек? Все, кого она может вспомнить, убили бы его на третьей минуте общения. Или это он только с ней такой бесцеремонный? С республиканцами, мол, можно? Логичная версия, но ей не кажется, что правдивая.

— И вообще, вам не хочется посмотреть, как поживает этот ваш Аллерие?

Мон убирает с лица все эмоции и поднимается на ноги. Если Рати что-то, хоть что-то скажет по поводу Аллерие…

Но он молчит, только предлагает ей свою руку и выводит из залы отдыха.

* * *

Идут они в другой корпус, Рати время от времени сверяется с декой, но ведет Мон уверенно. И когда они сворачивают в коридор только для врачей ей остается только следовать за ним.

Они проходят в комнату со стеклянной стеной. Там толпа: незнакомые люди в полицейской форме, в военной форме без знаков отличия, незнакомые же врачи и Айла. Все эти люди стоят тихо, и будто и не дышат. Смотрят в палату за стеклом. В палате на медицинской кровати спит Аллерие. Индикаторы системы жизнеобеспечения переливаются зеленым. Живой. Мон выдыхает. Недоуменно косится на Рати. Тот широким жестом приглашает ее к стеклу и проводит, оттеснив какого-то военного. Военный не позволяет себе даже косого взгляда.

Мон послушно встает на указанное место, смотрит на Айлу, а та кивает в сторону стекла. Ну, хорошо. Мон смотрит в палату. В палате ничего не меняется.

— А стекло-то не заметно будет? — шепчет кто-то.

— Микрофон выключен, можете говорить нормально, — замечает Айла, но, несмотря на свои же слова, тоже вполголоса. — И нет, с той стороны на стекле картинка обычной стены. Такой же, как остальные.

— Хорошо вам, с вашими технологиями, — вздыхает кто-то из полицейских.

— Технология не заменяет мозгов, — отрезает Рати.

Кто-то хмыкает, кто-то шепотом что-то шипит, но тут открывается дверь, и становится тихо.

Входит Кел.

Мон подается вперед, но спохватывается. Не касается стекла.

Этому есть логичное объяснение. Обычное, логичное, он просто пришел проведать, они же работали вместе, просто пришел… просто…

Кел подходит к кровати, наклоняется и прижимает что-то к трубке, идущей к руке Аллерие.

Мон хватает ртом воздух.

Кто-то рядом обнимает ее за плечи, не дает броситься на стекло.

— Дышите, дышите, просто дышите…

Кел за стеклом хмурится на систему жизнеобеспечения. Она видит, как он белеет. Кидается к двери — прямо в руки ворвавшихся в палату полицейских.

Мон смотрит, как ему заламывают руки за спину, и ничего не думает. Ей кажется, что в ней что-то обрушилось, что в ней осталась одна пустота. Мысли молчат.

— Дышите, — повторяет Рати.

Она дышит.

* * *

— На самом деле все очень просто, — говорит Рати.

Они — он, Мон и Айла — садятся в комнате отдыха, Мон тупо смотрит на всученный ей стакан воды в руках, не понимая, что с ним делать.

Кел. Кел? Но… Но.

— Хозяйка! — она вздрагивает от механического восторженного вскрика и чуть не роняет стакан, когда ей под руку пролезает металлический шар. — Хозяйка, я же правильно все сделал, правда, правда?! Я помог?

— Правда, — механически говорит Мон и встряхивается. Решительно ставит стакан на столик и подгребает к себе дроида. — Что ты сделал?

— Я понял, что вас подставили, и вас спас! — заявляет Шарик, умащиваясь под ее ладонью. — Я хороший?

— Замечательный, — она ничего не понимает, но она поймет. Прямо сейчас. — Переведешь меня?

— Конечно!

— Так, господа, — Мон распрямляется и обводит взглядом и Айлу, и Рати. — Я требую объяснений. Внятных. Сначала. Но до них, скажите мне что с Аллерие. Он… мертв?

— Живой он, — отвечает Рати. — Овощ — пока, как мне сказали, посмотрим, не очень-то я местным верю, — но живой. Видимая система жизнеобеспечения к его реальной подключена не была. А в руку прямо Кел колоть бы не стал — след бы остался, такое ни с чем не спутаешь.

— Он знал, что здесь нет камер в палатах и смотровых, — добавляет Айла. — Но о стерильных палатах здесь не знал. Аллерие был изначально помещен в обычной.

— Изначально?

— Для нашего спектакля пришлось его переместить. Якобы из-за улучшения состояния, — отвечает Рати. — Тоже, конечно, в обычную палату. Официально.

— Кел никак не мог позволить, чтобы Аллерие пришел в себя, — добавляет Айла.

Мон молчит. Они тоже молчат — ждут, пока она сделает вывод сама.

— Я… не нападала на Аллерие.

— Хозяйка сидела тихо! — возмущается Шарик. — Браслет глупый, браслет ничего не запоминает, иначе бы они сразу поняли!

— Если бы браслет был умный, Кел бы действовал иначе, — говорит Айла. — Он — любитель, но не идиот. Вот то, что он не смог убить Аллерие, оказалось для него неприятным сюрпризом. У него было очень мало времени и он смазал удар. А исправить времени уже не осталось. Чтобы все поверили в его невиновность, он должен был вызвать помощь практически одновременно с якобы вашей атакой.

Мон кивает механически. Да. Времени у него было очень мало. Очень.

«Все хорошо» — шепчет ей в ухо знакомый дружеский голос. Она вздрагивает. Сглатывает.

— Зачем? За что? Почему?

— Аллерие или вас? — уточняет Айла.

— Что… меня?

— А вы еще не поняли? — щурится на нее Рати. — Вас бы давно вылечили, да и ничего бы с вами и не было, если бы не он. Гениальная тварь все же. Вот откуда он эти препараты взял, не знаю. Часть, конечно, сам разработал, но базу должен был откуда-то да получить. Хотя из СИБ было много утечек в войну, кто его знает… Или что-то древнее нашел. Не припоминаете?

Мон задумывается.

— Он говорил, что нашел какие-то записи на Явине-4, у нас там база была. Ну, — она хмыкает, — вы же знаете.

Они переглядываются и кивают.

— Тогда, — продолжает Рати, — предполагаю, что оттуда. Хорошо ложится, в принципе… Каких там только экспериментов лорд Кун не проводил. В общем, не так важно, откуда ваш Кел взял изначальную идею, он ее усовершенствовал. Его препарат может вызывать точечные кровоизлияния в мозге. Тогда и там, где он укажет. Это нечто вроде программируемых наноботов, но еще более забавной конструкции, полностью биологических, на базе мидихлориан. Я-то смог их отследить, тех, которые у вас в крови ждали приказа, только потому, что я с ними долго работал, у меня препараты есть. Для местных, да даже и для моих с Корусанта это было безнадежно.

— У меня были?..

— Да, я полагаю, вы должны были умереть сегодня ночью. Не проснулись бы, — спокойно говорит Рати. — Вы не дергайтесь, я успел все вычистить.

— Два врага одновременно, — кивает Айла.

Врага? Но…

— Я полагаю, — продолжает Рати, посматривая на свой датапад, — изначально это задумывалось как оружие на благо Восстания. Вот только когда вы победили, оно еще не было готово.

— Мы не победили, — сухо говорит Мон.

— Именно, — Айла улыбается ей. — И вот это и есть его основной мотив.

— То, что мы не победили? То, что я не пошла и не… Что я должна была сделать?

— Что угодно, чтобы увечье его брата не стало напрасным.

Мон сосредотачивается. Перерывает воспоминания. Она не помнит о брате Кела ничего. Почти ничего.

— Он был… пилотом?..

— Он героически бился за ваш Альянс при Эндоре, — отвечает Рати. В голосе его неодобрение, но не могла же она знать о всех пилотах, о всех, кого посылала на смерть? Не могла. О всех. А вот о родне своего врача и не подумала узнать, это правда. У нее было столько других важных дел… — Он выжил, но получил черепно-мозговую. Проще говоря, он овощ.

— Но Кел говорил, что его брат участвовал в испытаниях Голубого Цветка. Что у него все хорошо.

— Участвовал, — кивает Рати. — А понятие «хорошо» очень растяжимо. Овощу сложно сделать плохо.

И тут у Мон наконец-то встает на место все. Совсем все.

— Испытания были неудачны, и поэтому он решил убить врача, который их по его мнению провалил. А поскольку я повела его брата на Эндор, поскольку я позволила Империи отобрать у нас победу и эта победа была зря — то и меня.

Они кивают в унисон. А потом Рати смотрит на свой датапад, белеет, вскакивает и не прощаясь выскакивает из комнаты.

* * *

Айла тоже смотрит на свой комм, закусывает губу. Но остается на месте.

— У вас есть еще вопросы?

Мон задумывается.

— Вас ведь подключил Дэйв, верно? Я послала к нему Шарика, после, и… Вы вызвали Рати по вашим каналам? И привлекли СИБ?

Никем иным те военные без знаков отличия быть не могли.

— Создатель хотел сделать все сам! Мы бы смогли! — вмешивается Шарик. Ей кажется, обиженно. — Я бы смог устроить ловушку сам, я бы подделал, что тому больному лучше, и я умею быть незаметным, мне бы приделали станнер и мы бы смогли! Но врач Рати сказал, что мы авантюристы, и рассказал полиции, и рассказал СИБ. А мы бы смогли!

— Я верю, — говорит ему Мон, гладя металлический, теплый ее же теплом бок. — Конечно бы смогли…

— Дэйв в реанимации, — сухо говорит Айла. — Рати я вызвала для него. Но потом встретила вашего дроида и отвезла ему. Ну а дальше вы видели. Дроид у вас удивительно находчивый, не дозвался никого в вилле Дэйва, взломал охранение и проник-таки в здание. И ведь знал, что я туда явлюсь, когда получу оповещение.

— Конечно, — подтверждает дроид. — Поэтому я ломал плохо. Вы не думайте, хозяйка, я могу лучше, чтоб никто не засек!

— Я не думаю, — говорит Мон. Кажется, ей подарили чудовище.

Дэйв подарил. «В реанимации», осознает, наконец, Мон. Сегодня она думает недопустимо медленно. Недопустимо…

Он ей из реанимации спас жизнь. А сейчас Рати сорвался и убежал, и охрана Дэйва едва сидит на месте…

— Ему хуже?

Лицо Айлы каменеет.

— Он умирает.

Мон вскакивает прежде, чем осознает действие.

— Садитесь, — бросает Айла сухо. — Вы-то куда бежать собрались?

— Я…

— Посмотреть и порадоваться?

Мон столбенеет от такого заявления.

— Вы что себе позволяете? Я… Он мне помог.

— Хозяйка не ненавидит Создателя! — вмешивается Шарик. — Ведь правда?

— Правда. Я ему благодарна. Очень, — чеканит Мон. — Он спас мне жизнь, я хочу сказать ему спасибо.

И не только жизнь спас, думает она. Не только. Та безнадежность, та уверенность в потере себя была хуже смерти.

— Он в операционной. И вам нечего там делать.

— Я… хотя бы через стекло.

Почему-то это важно. Так важно сказать спасибо, даже если его не услышат. Хотя… Дэйв же одаренный. Может быть, он почувствует? Может, ему хоть как-то, хоть немного станет светлее… На пути в ничто так темно.

Айла смотрит на нее странным взглядом, будто взвешивает. Будто судит.

— Через стекло, говорите? — что-то долго набирает на своем комме. — Хорошо. Пусть через стекло. Дроида оставляете тут. Делаете точно то, что вам говорят. Понятно?

Мон кивает.

Они торопятся. Срезают по каким-то техническим коридорам. Мон совершенно теряет ориентацию. Голова гудит. Сила, неужели это все еще один день? Сколько он длится? За окнами темно, кажется, что ничего нет, кажется, что и времени нет…

У самой палаты их два раза проверяют подтянутые люди в доспехах без маркировки. Мон настораживается, так много охраны, ей должно это что-то сказать…

Но потом ее все же впускают в смотровую, и она останавливается у самого порога, и мысли останавливаются: у самой стеклянной стены стоит на коленях Люк Скайуокер.

…Одаренный инженер с защитой от СИБ, к которому по первому требованию мчится звезда нейрохирургии. Меч с алым кристаллом.

Никаких официальных похорон. Молчание императора об отце. И неожиданная компетентность императора в первый год…

Как же все просто.

Как просто.

Нужно выйти. Просто выйти, император чувствует ее смятение, ему сейчас совсем не нужно…

Там, за стеклом, умирает Дарт Вейдер. Чью смерть она однажды так радостно праздновала.

Ты чувствуешь радость, Мон?

Чувствуешь?..

…У него серые незрячие глаза. Невозможный ум, светлая улыбка, безумное чувство юмора.

Жесткие плечи под ее руками.

«Спасибо», — помнит Мон. Как он смутился, когда она его обняла. «Спасибо».

Она подходит к стеклу.

За врачами, за дроидами, за мельтешением ничего почти не видно. Она просто знает: там, внизу, ему очень больно, очень темно.

«Спасибо, — думает она. — Спасибо тебе. И надо бы тебе пожелать легко уйти, но я не буду. Я написала мою книгу, и я приглашаю тебя на ее презентацию. Только попробуй не прийти. Слышишь меня?»

Слышишь?