Котдог (джен)

— Что такое «дракон», как ты думаешь?

— Крупная ящерица семейства варановых. Земной эндемик, вымерла ещё до Второго взрыва. Некрупная хлородышащая амфибия, автохтон Земли Янсена. Мифический персонаж, упоминаемый в разного рода эпосах и легендах. Какое именно значение тебя интересует?

— Меня интересует Милтонс! Почему он не мог просто написать, чего хочет? Зачем было прибегать к символике?! Да и что означают его символы? Что такое дракон в его понимании? Крылатая огнедышащая тварь, ворующая девственниц и собирающая в пещере драгоценности?

— Дракон свободен лететь, куда хочет. Дракон. Крылья. Свобода. Символ полёта. По-моему, очень даже прозрачная символика для планеты, всё население которой помечено синдромом аста ксоны. Чего же тут непонятного?

— Ха!.. Куда он улетит от своего награбленного богатства?!.. Хотя… Возможно. Когда имеешь дело с Милтонсом — возможно всё. Но я другого не пойму — если он такой добрый и гениальный, то почему просто не применил свою лечилку, безо всяких поэм и разделений генофонда? Зачем ему эти сложности с параллельно-перекрёстным скрещиванием понадобились? Не мог? И это с его-то умениями? Ха! Знаешь, был бы он жив… Не долго был бы таковым, ей-богу! По поводу дракона этого же… «велика вероятность. Вернусь лет через двадцать — проверю». За такие коментсы на полях расстреливать надо! Без суда и следствия, как за особо тяжкие. И ведь не спросишь уже… ну кой-хрен его понёс в ту мясорубку, идиота?.. Да и тут… кто его за руку тянул?! Ну, поголовная ксона, ну, нонсенс. Мало ли их в освоенном пространстве? Да куча! Стоит лишь копнуть. Кто его просил вмешиваться?

— Они — геномодификанты, Эри. Полиморфы.

— Ну и что?

— Как и сам Милтонс.

— И что с того? В те времена модиков было — как собак нерезаных!

— В те времена их и резали. Как собак.

— Ха! Всё равно — неубедительно. Где Милтонс — и где эти? Милтонс мог оборачиваться чем угодно! И кем угодно. А у этих недоумков — лишь их жалкие сквоты.

— Они дети. Тупые ущербные дети. Возможности в них заложены те же, просто они не умеют. Да им пока и не нужно. Они и сквотами-то не пользовались, пока он не подтолкнул веками проверенными мотиваторами. Слишком мирная и благополучная планета для первопоселенцев — беда куда более страшная, чем любая самая агрессивная среда. Они были мечтой тогдашнего человечества — поселенцы, в генах которых заложена возможность приспособиться к любой среде. А им оказалось не к чему приспосабливаться. И они стали дичать, как это всегда и бывает. Милтонс не смог пройти мимо попавших в беду детей своей породы. К тому же — больных детей.

— Ладно. Допустим. Не создал, а лишь обнаружил и подтолкнул. Хотя… но — ладно! Допустим. Больные детишки — и добрый дяденька-доктор в погонах. Он работал на военных, не забывай! Ты догадываешься, зачем им это лекарство так понадобилось? Я — догадываюсь. И мне это не нравится. От противоядия один шаг до яда. Да что там! Это вообще зачастую одно и то же, всё дело в концентрации. Если они научатся вызывать аста ксону — это будет самое страшное оружие массового поражения. Один разок применить — и никакой тебе единой межпланетной цивилизации! Все снова рассыпались по своим отдельным миркам. До тех пор, пока не вырастет новое поколение. Если оно, конечно, здоровым родится и не одичает в изоляции.

— Точка зрения параноика.

— Точка зрения реалиста.

— Все параноики считают себя реалистами.

— Ха! Ладно. Допустим. Я всё равно останусь при своём мнении, что бы ты там… Но вернёмся к нашим баранам… собако-кошкам, то есть. Вот ты ответь — чем твоего гениального придурка классические вервольфы не устраивали? Если, конечно, твоё позавчерашнее предположение было правильным и этот извращенец действительно межвидовуху планировал. Волки и собаки — почти что родственники, у них и в реальной жизни нормальное потомство выходит, а уж с помощью геномодификантора… Чем плохо?

— Мало данных для анализа. Возможно, плохо как раз то, что они слишком похожи. Нет конфликта.

— Чушь! Ещё какой конфликт! Ты хотя бы их взаимоотношения в природе вспомни! У них разное социальное поведение. Мораль разная. Одни — одомашненные служаки, помешанные на желании угодить хозяину, другие — вольные дети природы. Практически то, что мы и сейчас имеем с котами, то же самое противостояние. Зато — никаких непоняток и случайностей! Потому что вся знаковая система — одинаковая! Никакой неразберихи из-за неправильно понятого жеста. А кошки с собаками… их вражда, она ведь из-за чего? Из-за того, что у них все значения невербальной системы общения диаметрально противоположны! Все! Абсолютно! Представляешь?! Собака, виляя хвостом, выражает дружелюбие и мирные намерения. У кошачьих же горизонтальные движения хвоста из стороны в сторону — признак крайней ярости, готовности к нападению. Опущенный хвост у кошки, наоборот, означает спокойствие, а у собаки сдерживаемую агрессию или даже болезнь. Собака падает на спину, демонстрируя покорность и беззащитность, кошка делает это, готовясь ударить противника всеми лапами. В знак покорности кошка пригибает голову к земле и прижимает уши, собаки так поступают, когда готовятся напасть. Рычание у собаки похоже на мурлыканье кошки, но выражают они опять-таки противоположные эмоции. И так во всём! Кошкам с собаками невозможно договориться — они говорят на диаметрально противоположных языках!

— Есть немало примеров того, как представители этих видов прекрасно уживаются друг с другом. И даже дружат.

— Ха! Так это же только подтверждает! Такие, которые дружат, они же с детства вместе воспитываются. Понимаешь? И усваивают чуждую невербальную систему. Кто-то из них просто говорит не на своём языке. Помнишь историю про котёнка, выращенного в питомнике фокстерьеров? Его ещё слепым к кормящей сучке подложили, ну, он и вырос. Так он вообще не воспринимал себя котом! Научился бегать со стаей, охранять территорию, даже тявкать! Делал стойку на дичь, гонял случайно забредающих кошек. Язык формирует личность, пусть даже язык этот невербальный! Тот кот был собакой, понимаешь?

— Понимаю. Но не понимаю, какое это имеет отношение к нашей проблеме.

— Зануда. Да никакого! Интересно просто. Тебе не понять.

— Куда уж мне. Кстати, об интересном… датчик девять-бис, запись за последние два часа. Можешь также просмотреть и датчики четыре и восемь — для всестороннего анализа.

— Знаю. Думаешь, почему я так бешусь? Потому самому и бешусь… Идиоты! Чего им не хватило?! Они ведь всё уже утрясли, всё было прекрасно — и вдруг, ни с того ни с сего… Шестой раз запись по кругу гоняю, всё пытаюсь понять. Хотя чё там понимать?! Типичный пример, кошка с собакой. Даже самая сильная побудительная причина не способна это сломать. Так и хотелось наплевать на приказы и долбануть по этим идиотам хотя бы из глушилки на полную мощность, чтобы прочувствовали… Может, тогда бы…

— Не может. Прямое вмешательство исключено.

— Да знаю я, не трави душу. Обломался Милтонс. И мы обломались вместе с ним за компанию. И ты, кстати, в первую очередь. Вот завтра поутру охолостят твоего любимчика — и всё. Не будет тебе никаких детишек, интересненьких да перспективненьких.

— Не думаю.

— Знаю, что не думаешь! Ты вообще не думаешь, ты — считаешь! Но считай не считай — а одну из самых перспективных милтоновских линий завтра обрежут под корень. Ха! Забавный каламбур получился, правда?

— Может, и забавный. Но неверный. В корне.

— Почему это?

— Кастрации не будет.

— Ну-ка, ну-ка, а с этого момента поподробней, пожалуйста! Как это не будет? Внизу шутить не настроены, ты на лица их посмотри! Меня и то дрожь пробрала… шесть раз. Нет, без вмешательства свыше они ничего не отменят! Значит, ты хочешь вмешаться, да, так что ли? Активно и сознательно? Похерить свои же обожаемые принципы и наплевать на прямые приказы? Слушай… а давай, а? Нет, ну правда! Я не могу, но ты-то вполне, свобода воли и всё такое!

— В этом нет необходимости.

— Полагаешь?.. Хм… Да нет, чушь всё это! Не сумеет он удрать без посторонней помощи, его же в сквоте связали! И верёвки этой дрянью пропитаны, ну, знаешь, с мятой да местным аналогом валерьянки. Ему не выбраться самому. Даже из сквота не выйти. Ты блефуешь!

— Я никогда не искажаю информацию. И всё учитываю, ни о чём не забывая. А ты — забываешь.

— Ха! Не забывая, как же! А кто поймал тебя на прошлой декаде с пропущенными знаками после запятой, а?! Молчишь?! Вот и молчи! Ладно бы один, но ведь целых три подряд!!! А потом ещё удивляется, почему результат не сходится! А я не скрываю своего несовершенства! Даже горжусь им. Отчасти. Ты ведь даже не представляешь, какое это благо — умение забывать! Где уж тебе… Ну так и? Что ты молчишь? Про что такое жутко важное мне посчастливилось забыть на этот раз?

— Про девочку.

* * *

Славу провыли три раза.

Подряд.

Она не верила. До самого третьего раза — не верила. Потом — пришлось.

Три раза подряд Славу выли только самому Держателю Поводка. Ну и Вожакам — редко. По особо торжественным случаям. Вожаков не наказывают.

Она не верила. Нет, наставники рассказывали странные истории, иногда славу выли и нарушителям лорантовых заповедей — но славили их вовсе ведь не за нарушение ими этих заповедей, ведь так?

Но Вожак сказал, что так надо. Что она первая поняла истинное желание Лорантов — это была проверка, проверка на верность как раз таки заповедям, вопреки всему, вопреки даже воле самих Лорантов. И она поняла это первая, и осталась верна и чиста, а потом и Вожак понял. Вернее, он раньше понял, но не успел добежать и предупредить, и хорошо, что она тоже умная и сама догадалась.

Она не верила. Но он был очень убедителен, этот Вожак, и держался с нею почти как с равной, как тут не поверить?

Вожаков не наказывают.

Во всяком случае, она про такое не слышала. А даже если и случается такое, то вряд ли они будут слишком серьёзно наказывать ту, которую только что три раза подряд славили. Можно расслабиться.

И вот тут-то она сама чуть было всё не испортила. Когда поняла. И поверила наконец. Задрожали ноги, обмякнув, словно варёные, стало вдруг очень-очень жарко, зашумело в ушах. У Туза, который выполнял роль Держателя в их сворке, рука тяжёлая. Раза два ей довелось испытать наказание по полной программе — потом долго отлёживаться пришлось. Туз, он старательный. Она очень хорошо об этом помнила, когда выходила под Дюзы. Она была готова. А вот к тому, что наказания не будет, готова она не была.

Справилась.

Отдышалась. Проморгалась. Сделала несколько судорожных глотательных движений. Облизала губы пересохшим языком. А что рожа при этом была, наверное, глупая донельзя, так это дело последнее. Кто же будет требовать умного лица от героини? Главное, что не упала посреди третьей СЛАВЫ, опозорив вконец и себя саму, и всю свою сворку заодно…

Она сидела на почётном месте — на верхней ступеньке высокого крыльца у конуры местного вожака. На одной с ним ступеньке. Выше любой женщины племени, даже его жён. Выше даже самой старшей суки коренной сворки. Рядом был только он, вожак, который не помнил её имени. Да и зачем ему помнить имя какой-то глупой молоденькой сучки, пусть даже и произведённой им в героини?

Смешно, но ей почему-то было обидно. Хотя обижаться-то не за что, ну, в самом-то деле — кто она, и кто ОН? Какое может быть сравнение? Но почему-то мысль о том, что она тоже не помнит его имени, доставляла ей тайное и ни с чем не сравнимое удовольствие. Маленькая и никому не видимая месть.

А вот сидеть на верхней ступеньке удовольствия не доставляло.

Совсем.

Подходили мужчины и женщины, улыбались, кланялись, протягивали еду и напитки. Сегодня каждый старался принести самое лучшее. И каждый ждал, что она это лучшее обязательно попробует и похвалит. Она уже давно перестала различать вкус и только надеялась, что её похвалы звучат не слишком фальшиво. Несколько раз она поймала на себе взгляд то одной, то другой из жён вожака. Они смотрели одинаково встревожено, но откровенно ненавидеть боялись — всё шло к тому, что после праздника вожак пригласит новенькую героиню присоединиться к его сворке. И тут уж не надо гадать, кто именно станет её первым мужем.

Но почему-то и это тоже совсем не радовало.

* * *

Он сидел, они стояли напротив, эта глупая юная сучка со своим братишкой-красавчиком. На ней снова была жёлтая маечка и чёрные шорты. На них обоих. Одинаковые майки, одинаковые светлые волосы, одинаковые лица и даже одна на двоих манера склонять головы к левому плечу. Они были настолько похожи, что приходилось страшно напрягаться, чтобы понять — кто из них кто. И потом удержать понятое в памяти. Вит — он слева стоит, а она — та из двоих, которая справа. Вит... красивый настолько, что аж противно... Он слева. Да, слева... кажется. От напряжения кружилась голова.

Их снова разделяла река.

Голова кружилась всё сильнее, два одинаковых лица то сливались в одно, то снова расходились в стороны, словно отражения. У одного из них шевелились губы. У того, что справа. Тот, что слева — Вит. Надо помнить. Вит молчал, улыбался только. Улыбка у него красивая, почти как у Миу. А она что-то говорила, но слов не было слышно — всё заглушал гул водопада.

Просто мечта. Красивые губы на красивом лице. Два лица сливаются в одно. Когда губы шевелятся — это тоже красиво. И — тишина. Слов не слышно, и это прекрасно. Потому что она опять извиняется. Наверняка. Она всегда извиняется. Почему? Непонятно. Лучше уж тишина. И только шум на реке. И осенние листья… Шум водопада. А что такое водопад? Почему он так шумит? Или это шумит в голове? В ушах?

А что такое уши?

Это так прекрасно, когда нет лишних слов.

Просто нет слов.

Нет… чего?

* * *