Котдог (джен)

* * *

— А вот эти, пожалуй, вполне перспективная пара.

— Которые?

— Зонд девять, третий экран. Те, что у водопада.

— Ну-ка, дай глянуть… Ничего себе! Ты в своём уме?! Они же с разных берегов! Ты на ауры посмотри!!!

— Я и смотрю. А ещё я смотрю на генетические коды и дерево вероятностей.

— Бред! Милтонс не зря разогнал их по разным песочницам! Если бы он хотел их скрещивать — зачем вводить столь строгие ограничения и запреты?! Зачем забивать поведенческие табу в самый базис, чуть ли не на генетический уровень?!

— Запретный плод сладок. И песок в чужой песочнице всегда более привлекателен.

— Ты думаешь? Хм… но так переусложнять…

— Я не думаю. Я считаю. И мои расчёты показывают, что у этой славной парочки будут очень интересные дети. Интересные и… перспективные.

— Но кошка с собакой?! Бред…

— Ты лучше посмотри на линию этой малышки.

— Ну-ка, ну-ка… Что-то знакомое… Милтонс свидетель! Это же та самая!!! Зря ты тогда так, я же говорю, могло получиться, надо было дожать! Уже тогда! И не сидели бы теперь… Малышка перспективная, да. Но… собака и кот?..

— У девочки редкая линия. Именно эту ветвь сам Милтонс называл наиболее…

— Милтонс в своём гребаном недоотчёте называл целых три ветви!!!

— Именно. И представителей двух из них ты сейчас видишь на третьем экране девятого зонда.

— Ты считаешь, что и он — тоже из перспективных?.. Нда, действительно, а я как-то даже… Слушай, а ведь это идея! Нет, действительно! Гибрид. Полукровка. Полукровки зачастую куда сильнее родительских пород, тех же мулов вспомнить! Или эль-габриусов! С Милтонса станется запрятать две части пазла на разных берегах. И почему мы раньше не додумались! Но кот и собака… ты думаешь, у них хоть что-то получится?

— Почему бы и нет? При достаточно сильной мотивации…

— Ха! Ну, уж мотивацию мы им обеспечим!

* * *

Она опаздывала.

Днём до посёлка — рукой подать, даже согреться как следует не успеваешь. Днём она, пожалуй, не сумела бы опоздать, даже сильно постаравшись. Но так ведь это — днём. Днём не цепляют за ноги нахальные ветки, не подворачиваются камни, предательски невидимые в обманчивой пляске теней Малой луны. Днём она бы бежала, а не плелась, через шаг спотыкаясь и чуть ли не падая через каждое третье спотыканье!

Впрочем, нет.

Днём бы она тоже не успела.

— Где тебя милтонс носит?!

Странно.

Руки у Вита злые, в плечи вцепились грубо, словно намекая на близкое уже наказание. А вот в голосе — больше облегчения, чем праведного негодования. Да и вообще — что он делает тут, в двух шагах от её личного тайного отнорка, о котором, как она полагала, не знает никто? Откуда он вообще тут взялся, злой и вполне вменяемый, когда ему ещё как минимум дня два на сьюссиной свадьбе гулять полагается?

— Извини…

Он не дал ей договорить, впихнул в отнорок, да ещё и наподдал как следует по заднице — для придачи должного ускорения. Перестарался — она не успела стормозить руками и зарылась лицом в землю. Крутанулась, вывинчиваясь на поверхность уже по внутреннюю сторону забора. Обычно она пролезала тут в сквоте. Но не при Вите же! Поднялась, отплёвываясь и ожидая, пока пролезет и сам Вит. Он сопел, шипел и ругался шёпотом, протискиваясь, и от этого она вдруг ощутила странное злорадное удовлетворение. А правильно! Нечего по чужим отноркам шастать, не под твои габариты рылось!

А то, что толкнул он её так сильно — это даже и хорошо. С полным ртом земли извиняться очень трудно. А ей почему-то совсем не хотелось сегодня извиняться.

Впрочем, вёл себя Вит настолько странно, что оправдания сами собою завязли бы у неё в зубах, даже имей она желание высказать их вслух.

Вместо того чтобы наградить затрещиной — так, для порядка и в преддверии настоящего наказания — он выволок её к освещённой узкими лунами стене патрульной конуры и начал лихорадочно отряхивать. Даже на корточки присел, чтобы удобнее было обтирать какой-то грязной тряпкой её перепачканные в земле ноги. Присмотревшись, она узнала в этой тряпке парадную форму самого Вита. И настолько растерялась, что даже не пыталась сопротивляться.

— Наградил же милтонс сестричкой! — шипел Вит сквозь зубы, слегка подскуливая. — Носит её вечно где-то, а изгваздалась-то, лоранты-следователи, просто ходячий ужас, как же я тебя такую людям-то показывать буду?!

И ещё много чего шипел он, судорожно приводя в порядок её одежду и оттирая грязь с исцарапанных коленок. Но от этого странное его поведение понятнее не становилось.

Внезапно стало светло, над низкими крышами заметались оранжевые сполохи, отодвигая ночь далеко за пределы посёлка. Стенка конуры, к которой прижимались её лопатки от грубой заботливости Вита, внезапно оказалась в глубокой тени — свет шёл с Центрального Выгула. И оттуда же поплыл звон — низкий, тягучий.

В тон ему завыл Вит — тихонечко, сквозь зубы.

— Искра! Они уже дали Искру и Стартовый Сигнал! Скоро топливо подадут и начнут Обратный Отсчёт! А потом и «Поехали!» прокричат… А мы с тобой ещё не под дюзами!!!

Он схватил её за руку и потащил к центру посёлка, крича на бегу:

— Ты хоть понимаешь, дура, какое тебе счастье выпало! Сами Лоранты-Следователи, да будет вечно стабильной их орбита, выбрали тебя искупительной жертвой! Они обещают возобновить Испытания — для твоих детей!..

* * *

И любопытная ночь, уже было подкравшаяся в желании разузнать, отчего не спится этим странным двуногим, испуганно отшатнулась от рванувшегося к небесам ревущего пламени огромных ритуальных костров…

* * *

Ночь лениво жмурилась обеими лунами — узкими, словно глаза засыпающей кошки. Она и не пыталась разглядеть то, что происходило внизу, под плотным прикрытием глянцево поблёскивающей листвы. Оттуда, сверху, слитные кроны деревьев казались гладью безбрежного моря, спокойной и непроницаемой. Если на глубине у самого дна и начинались бурления и суета, до безмятежной поверхности не долетало даже отдалённого намёка. Так зачастую и сильнейшие глубинные течения не вызывают на поверхности океана даже лёгкой ряби.

Река с высоты казалась серебряной лентой. Огромный и уже почти прогоревший костёр на том ее берегу, где не было леса, выглядел самоцветом, подвешенным на этой ленте. Драгоценным камнем цвета гаснущего пламени…

— Я что-то не совсем понял. У меня что — больше нет Права На Выбор? Священного права любого взрослого кота? Ты собираешься мне… я не расслышал… кажется — при-ка-зать? Мне, коту?..

Непроницаемой листва казалась только сверху. Внизу же света вполне хватало, чтобы как следует разглядеть высоко вздёрнутые брови Ксанта и его глаза, широко раскрытые в почти ненаигранном удивлении. Всем разглядеть, кому могло бы быть любопытно. Только вот праздно любопытствующих посторонних в Круге не было.

В этот Круг и так-то старались не заходить без особой на то нужды. Сейчас же у всех совершенно неожиданно обнаружились чрезвычайно срочные дела где-то поодаль. И Ксант сколько угодно мог поднимать свои брови — оценить было некому. Кроме, разве что, Леди Мьяуриссии. Старшей Леди. Самой Старшей. И — вот уже почти два сезона — Старшей Матери. Страшноватое сочетание. Такую вряд ли проймёшь вздёрнутыми бровками и наивно округлёнными глазками.

Ну ладно, ладно, но попробовать-то стоило?!

— Ну что ты, лапушка… Приказать я тебе, конечно же, не могу… Как можно!

Леди Мьяуриссия ехидно оскалила острые белые зубы. Эти зубы разгрызли с хрустом и писком вот уже шестой десяток сезонов — и, надо отметить, сделали это без малейшего для себя ущерба.

— Как же я могу нарушить Священное Право Кота? Ваше единственное, можно сказать, право… Никак я не могу его нарушить…

Голос у Старшей Леди был мягок и нежен. С такой же мягкой нежностью скользит по обнаженной коже бархатистое тельце Быстрой Смерти. Говорят, у той твари действительно очень мягкое и нежное брюшко. Ксант не видел — прозванные так многоножки водятся далеко, где сухо, нет рек и почти совсем нет деревьев. Да и мало кто из тех, кто действительно видел Быструю Смерть и ощущал бархатистость её брюшка на собственной коже, может потом рассказать об увиденном и прочувствованном.

— Но кое-что я всё же могу. В том числе — сделать твою дальнейшую жизнь достаточно… ммм… неприятной. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я знаю массу не слишком приятных и можно даже сказать печальных обстоятельств, которые умная леди-мать может устроить зарвавшемуся котёнку на вполне законных основаниях?

Стоять и дальше с вытаращенными глазами было попросту глупо. Тем более что зрителей нет. Ксант вздохнул, отвёл взгляд, открыто признавая собственное поражение, скривился и отрицательно мотнул головой. В способностях Леди Мьяуриссии он не сомневался.

— Вот и умничка. Так что никаких приказов. Что ты?! Священное право священно, и выбирать будешь только ты сам. Просто предлагаемый тебе выбор несколько… необычен, вот и всё. Но решать всё равно тебе. Ну и так что же ты выберешь и решишь? Я вся внимание.

Ксант фыркнул. Старшая Леди правильно оценила тон этого фырканья и заговорила уже совсем с другой интонацией — без нажима и почти как с равным. Насколько, конечно, может быть ровней простому коту Старшая Леди.

— Сам рассуди — ну что в этом такого? Подумаешь! Просто ещё один Обряд Инициации! Сколько их на твоём счету? Вот-вот, ты же у нас мастер, выдающийся специалист, знатный дефлоратор, вести о твоей доблести достигают звёзд, и даже сами Лоранты — и те оценили твоё мастерство по заслугам. Великая честь. Не кого-то потребовали, а именно тебя, сам понимать должен… Впрочем, мы и без небесного подтверждения всё равно бы тебя выбрали, ты ведь из молодняка самый лучший, кого же посылать, как не тебя? Сам подумай — кому ещё могли бы мы поручить такое ответственное дело?

Ксант фыркнул снова. Вздёрнул подбородок. Он не собирался соглашаться. Во всяком случае — не так быстро. Хотя и знал, что в конце концов придётся. Даже самый маленький и глупый котёнок отлично знает, с какой стороны у птички острый клюв, а с какой — вкусное мягкое пузичко. Но именно потому, что соглашаться всё равно придётся и единственное, что осталось — это как следует повыламываться напоследок, выламываться следует как за себя, а не за кого постороннего. Вот и будем выламываться, а они пусть уговаривают. Таковы правила игры.

— Леди, не надо смешить мой хвост! Специалистов полно. И куда более опытных. Тим, например. Или тот же Базилий. Вы, конечно, можете и не знать, но это именно он меня научил всему, что я умею. Но далеко не всему, что умеет он сам.

— Тимур стар. — Леди Мьяуриссия одобрительно улыбнулась — она тоже чтила ритуал и не любила слишком быстрых побед. — Вот уже четыре сезона он не провёл ни одной удачной инициации. Да и ранее его обряды некоторое время были не слишком успешны. Его лучшие годы давно уже позади. Беда же Базилия в том, что он слишком умён и опытен. Он много знает о прошлом, но эти знания сейчас ему только мешали бы. Тебе предстоит такое, о чём он знал бы не больше тебя. А он — в отличии от тебя — уже привык к тому, что знает и умеет всё. Нет. Будь Базилий единственным котом подходящего возраста — я и тогда не рекомендовала бы поручать этот обряд ему. Здесь нужен вчерашний котёнок. Умный — да. Опытный — да, но молодой и нахальный. Такой, как ты.

— Леди, если вам нужны сосунки, то Маркисс даст мне фору в два световых по части нахальства и молодости.

Снова сверкнули под луной белоснежные зубы. Показалось или нет, что клыки действительно удлинились и стали более острыми?

— Маркисс — глуупый мальчиишка. Он на всюу жизнь останется котёонкоум. По части оупыта оун тебе и в подхвоустье не гоудится, да ты и сам этоу знааешь, ты веедь у наас уумница.

Не показалось. В голосе тоже проступают мурлыкающие интонации. Материнские такие, убаюкивающие. Последний довод — довод Матери. Таким тоном говорят со слепыми котятами. Шалунишка, ты опять вёл себя плохо, но это ничего, ведь мамочка тебя всё равно любит. И слепые котята искренне верят этим словам, а, главное, — этому тону. Правда, с возрастом они перестают быть слепыми.

Только вот всё равно почему-то каждый раз так хочется поверить…

— Малыш, послушай, священное право — оно, конечно… Но ведь слово Лорантов-Следователей священно не менее! Пятнадцать сезонов они нас игнорировали, пятнадцать сезонов не было никакой надежды на Гуманитарную Благодать… Тебе нравится Рацион? Ну так вот, их почти не осталось, этих вкусных маленьких плиток. Что ты так на меня смотришь? Да, именно, они тоже часть Благодати, каждый раз, после Испытаний…. Только вот Испытаний нет уже пятнадцать сезонов. Да, мы подделываем мелкую раздачу — каждый раз, для котят, а что ещё остаётся? Но ты ведь взрослый, должен понимать — нет испытаний, нет и Благодати. Впрочем, Рацион — ерунда, охотницы нас прокормят, но вот одежда… Тебе нравятся кожаные штаны? Грубые, плохо выделанные и скверно пахнущие… Впрочем, что я тебе рассказываю, ты же видел охотниц. И нюхал. А скоро всем придётся носить такое — шорты не растут на деревьях. А посуда из глины тебе нравится? Она прелестна, пока остаётся котячьей забавой, но вот готовить в ней… Зачем? Куда проще уйти в сквот. Надолго. Может быть, навсегда. В сквоте не нужна одежда, и еда годится сырая… Ты знаешь, что число охотниц растёт с каждым сезоном? И они всё больше времени проводят в сквоте? Они дичают, Ксант. Мы дичаем. Возобновление Испытаний — наша единственная надежда, иначе очень скоро мы все уйдём в сквот — и уже не захотим возвращаться… Как ты думаешь, зачем мы Пятнадцать сезонов зажигали Сигнальный Маяк и отправляли дежурных к Лестнице-в-Небо, а потом имитировали Снисхождение Гуманитарной Благодати? Вера, Ксант. Вера слабеет, а она единственное, что удерживает нас от сползания в дикость. В некоторых лукошках стали поговаривать, что орбита давно пуста. И никто больше не наблюдает за нами свыше. Думаешь, я не знала про эти мерзкие разговорчики? Знала. Но — верила, что это неправда и когда-нибудь неверящие будут посрамлены. И оказалась права. Лоранты не случайно выбрали тебя, у тебя три десятка удачных обрядов. Три десятка инициаций — и полтора десятка пропущенных сезонов, словно по два обряда на каждый, думаешь, это случайно? Нет. Это знак.

— Двадцать девять.

— Это неважно, пусть пока двадцать девять… пусть. Впрочем... Как раз-таки важно! Именно этот, тридцатый, станет самым важным, самым значимым. Это всё равно знак, нет, это даже ещё больший знак! — Голос Старшей Леди стал совсем ласковым. — Главное — такая честь… Ты не бойся, подумаешь — сучка, велика ли разница? Все мы внутри одинаковые, что леди, что сучки, чего тут бояться? Некоторые леди — те ещё сучки, тебе ли не знать? Просто делай своё дело, держи покрепче да суй поглубже, делов-то! А если действительно чего опасаешься… — тут её тон стал настолько доверительным, что Ксанта затошнило, — то у меня настоечка есть. Вот, держи. Хорошая такая настоечка, как раз для таких случаев. После неё ты не то что на сучку — на любое дерево с дуплом кидаться начнёшь…

Теперь его брали на «слабо». По ритуалу следовало оскорбиться. И сделать вид, что уходит. Как же — тут сомневаются не только в его храбрости, но и в мужской силе! Он не останется там, где… да он никому не позволит… да он никогда… да ищите другого…

У края круга его, конечно же, остановят. Потом будет ещё два-три взаимных полу-извинений, полу-угроз, три шага вперёд, два назад, три в сторону — и снова по кругу… Повторить не менее трёх раз — и можно соглашаться, не потеряв лица.

Ксант дёрнул ухом. Ему внезапно стало скучно и противно.

— Ладно. Считай, что ты была очень убедительна. Когда?

* * *