Сказки Гретель (джен)

* * *

Малыш Генри сидел на ковре и рассматривал страницы книги, до которой смог дотянуться. Но он быстро понял, что пролистывать романы о любви гораздо проще, чем неизвестный том, у которого даже название непонятное. Его глазки сосредоточено бегали от строчки к строчке, но ни одно предложение до конца разобрать так и не получилось. Он вглядывался в каждое слово в надежде понять сакральный смысл, закрытый от любопытных носов в обложку. Пыльной она была, очевидно, только в целях защиты. Иначе как можно было объяснить столь быстрое появление Гретель в его укрытии. Ведь мальчик чихнул всего дважды.

— Вот ты где, — отворилась дверь позади, и на пороге оказалась сестра. Но малыш Генри на нее не обернулся. Лишь поджались его тонкие губы.

Он перевел взгляд на окно. В последние дни на улице постоянно стояла пасмурная погода, недавно прошел дождь. Слабое напоминание о нем застыло на стекле бесформенными каплями. Малыш Генри подумал, что было бы неплохо ощутить их прохладу на своих пальцах, но он не шелохнулся. Меньше всего хотелось сейчас вставать и выходить куда-либо. Но отчего-то малышу Генри показалось, что только на улице он смог бы скрыться от родни.

Гретель села подле, притянула к груди колени. Глянула брату за плечо и усмехнулась, отчего мальчик только сильнее поджал губы. Ну конечно, ей-то нетрудно было понять, о чем там идет речь.

— Это же книга из отцовского шкафа. Зачем она тебе?

Малыш Генри поежился, дернул головой. И зачем только зашла. Не лучший день она выбрала, чтобы посмеяться. Но Гретель поняла, что ее братик опять не в духе, и положила подбородок на его плечо. Она бы никогда не стала с этим мириться, даже если бы мальчик прямо сказал, что не хочет ее видеть.

— Ты боишься, — тихо произнесла она, вздыхая.

Ее черные кудри щекотали шею, а голос нежно обволакивал ухо изнутри. Малышу Генри нравилось слышать его, но сейчас ему стало до того неприятно, что он немного отодвинулся.

— Я не боюсь! — едва ли не сорвавшись на крик, огрызнулся мальчик. Но после выдохнул, попытавшись успокоиться, после чего продолжил. — Мне просто грустно.

— Всей семье сегодня грустно. Пойдем грустить вместе, — Гретель снисходительно улыбнулась, потянулась губами к его щеке, но малыш Генри тут же отстранился.

— Не надо. Просто… Мне нужно привыкнуть быть одному. Уже этой ночью ты не расскажешь историю. И… Мы не увидимся.

Малыш Генри поежился, словно только теперь понял смысл сказанных им слов. Будто против своих желаний, но верный решениям, он снова отодвинулся от Гретель. Но та вновь села рядом.

— Я могу рассказать сейчас, — обхватила малыша Генри сзади и притянула к себе. — А ночью будешь вспоминать и улыбаться. Идет?

Ей не нужен был его ответ. Она за них двоих уже все решила. Малышу Генри оставалось только вздохнуть и укутаться в теплые объятия Гретель. Больше всего он любил слушать ее истории, любил, когда она обнимала его, прикасалась губами к его лицу или рукам. Но оттого только больнее становилось от мыслей, что всему этому придет конец. Навсегда.

В комнате все стихло, и только ровное дыхание Гретель над ухом помогало утаиться от гнетущих мыслей.

— Когда-то люди думали, что, когда кто-то умирает, его душу в страну мертвых уносит ворон. Его черные крылья и такие же сплошь черные глаза вызывали у них неподдельный ужас. Видя ворона, люди понимали, что скоро кто-то умрет. Что эта птица пришла забрать душу кого-то из близких. Но люди не спешили его прогнать, хоть страх потери в тот же миг сдавливал им горло как удавка. Люди верили, что, если выгнать ворона со своей земли, душа погибшего не попадет в страну мертвых. Она останется скитаться по стране живых в поисках желанного. И это пугало их гораздо сильнее, чем мысль, что любимого человека не станет.

— Почему?

— Умрешь — узнаешь, — хихикнула Гретель малышу Генри на ухо. — Душа, не попавшая в страну мертвых, впадает в буйство, ею овладевает паника. Очнись внезапно без своего тела, кругом мгла такая, что даже собственных рук и ног не видно. А когда мгла развеивается, становится понятно, что нет у тебя ни рук, ни ног. Любой бы испугался. И судьбы такой никому не хочется. Поэтому души бредут в поисках любого неостывшего тела. Только так можно согреться, найти покой.

— А вдруг в стране мертвых не лучше? — буркнул малыш Генри, обнимая себя за плечи. — Откуда души знают, что ворон добрый? Вдруг… вдруг там будет хуже? Вдруг душе хочется остаться… рядом со своими родными? Не влезать в живое тело, а просто остаться… Перешептываться с ними по ночам. Ты говорила, ночью мертвых слышно лучше. Если в стране мертвых нет никого, кого душа любила… Вдруг она не хотела бы туда улетать? Почему близкие разрешают ему забрать… Неужели блуждающая душа так плоха?

Гретель крепче сжала малыша Генри в своих объятиях. Потому как чем больше лепетал он, тем сильнее дрожал его хрупкий голосок, заметнее тряслось его тело. Он тяжело дышал и все чаще хлюпал носом. Он думал совсем не о том. Гретель следовало стараться сильнее.

— В стране мертвых не будет плохо… О маленьких душах там даже заботятся…

— Но ворону будет все равно, если маленькая душа заплачет, — малышу Генри все тяжелее было сдержать чувства, что скреблись наружу. У него еще совсем плохо получалось не показывать своих страхов и боли.

— Да… Он слышал слишком много молений, чтобы откликаться на них. А может он просто знает, что душам нечего бояться и зря они плачут. Генри…

— Да?

— Иногда… Лишь иногда… Ворон приносит эту душу обратно, чтобы восстановить порядок вещей. Порядок в сознании, Генри. Порядок в голове, в котором она нуждается. Если ворон посчитает нужным, он позволит маленькой душе вернуться. Нужно только верить ворону.

Гретель замолчала. Она сама не могла справиться с дрожью в голосе. Такой голос малыша Генри точно не смог бы успокоить, подумала она. Они одновременно тяжело выдохнули. Гретель тихо усмехнулась такой синхронности. Пока малыш Генри не опомнился, прикоснулась губами к его кудрявой голове.

— Гретель… — ей показалось, малыш Генри отозвался недовольно. Но это было не так. — Я боюсь.