Три ада (гет)

Гермиона быстро пробиралась через тёмный туннель. Усталость чувствовалась каждой клеточкой ослабевшего тела. Всё, чего хотелось Дамблдор сейчас, — поскорее попасть в свою комнату и забыть этот день как страшный сон.

Вот так, имея четко определённую цель, она двигалась собрано и стремительно, пока не уперлась… во что-то. Это «что-то» не было тупиком, а скорее просто закрывало выход из туннеля. И, прежде чем отодвинуть преграду в сторону и выбраться из прохода, Гермиона решила не рисковать, и снова использовала Оборотное зелье. Было бы плохо, если бы она после отбоя наткнулась на студентов. Ужасно было бы, попадись ей на пути какой-нибудь профессор или завхоз Карп. И день превратился бы совсем в катастрофу, поймай её Альбус.

Дамблдор уже совсем не удивилась, когда поняла, что выход ей закрывала картина — точная копия той, что висела в гостиной Аберфорта. И Ариана на портрете ждала, когда Гермиона пройдёт через весь туннель и окажется… где бы не оказалась.

Комната выглядела незнакомо и пусто. Пол, покрытый плиткой, высокие потолки, украшенные по краям лепниной, и пилястры в стенах — вот и всё убранство. Никакой уютной мебели. Вообще никакой мебели.

Гермиона повернулась к портрету.

— Я в Хогвартсе?

Светловолосая девушка кивнула и посмотрела вправо, за спину Гермионы.

Девочка проследила за её взглядом и наткнулась на дверь, а когда, в попытке задать очередной вопрос, снова обратилась к картине, Ариана уже ушла. Особого выбора не было, поэтому Гермиона смело зашагала к единственной в комнате двери. И как только тонкие пальчики обхватили знакомую позолоченную ручку, Дамблдор сразу накрыло волной уверенности. Она была здесь раньше. Ровно год назад. После того раза Гермиона больше не предпринимала попыток отыскать эту странную комнату, но вот она снова в ней. И если до сегодняшнего дня у Дамблдор были лишь догадки и теории, то теперь есть непоколебимая уверенность — это та самая Выручай-комната, о которой девочка читала в «Истории Хогвартса». Надавив на ручку и толкнув дверь, Гермиона уже знала, что окажется в коридоре восьмого этажа.

Но даже представить не могла, что у неё будет такая приятная компания.

Это стало предательством. Да, она была под Оборотным зельем, и Том её, конечно же, не узнал. Но почему, чёрт возьми, он был таким равнодушным. Её толкнули к стене, из-за чего спина тут же заныла. Чей-то скрипучий голос, не переставая, выкрикивал оскорбления, но Гермиона всё равно смотрела только на него. Она была уверена, что почти забыла, как дышать, и очень надеялась, что своим взглядом подожжёт его мантию. О, Гермиона была готова сделать всё! Всё, лишь бы это скучающее надменное лицо скривилось, изобразило ярость, отвращение, гнев, потрясение. Да хоть что-нибудь, кроме гребаного равнодушия! Что угодно! И когда Дамблдор, находясь в непосредственной близости к эмоциональному взрыву из-за явного перенасыщения событиями за последние несколько часов, уже была готова сорваться и прямо там накричать на Тома-чертового-Риддла, что, как она знала, тот совсем бы не оценил, какой-то идиот с силой дёрнул её за волосы.

Мерзавец.

Это стало последней каплей раздражения в заполненной до краев чаше терпения. Гермиона даже не заметила, как яростно отпихнула от себя идиота-слизеринца, со всей силы пнув его по коленной чашечке. И даже расстроилась, когда не услышала характерного хруста ломающейся кости. Смотреть на Тома она себе запретила. Теперь её внимание занимал мальчик, старательно растиравший ушибленную ногу и пытавшийся таким способом прогнать боль. Гермиона же надеялась, что утром у него будет не только синяк, но и гематома.

Так ему и надо.

Она никогда бы не подумала, слизеринец придёт в себя настолько быстро. Гермиона не успела даже дёрнуться в сторону лестницы, когда заметила, что тот приближается с тем, что точно нельзя было назвать благим намерением.

— Ну, маленькая дрянь, — он только шепчет, а по всему телу Гермионы уже ползут мурашки. Она на инстинктивном, каком-то даже животном уровне может чувствовать надвигающуюся угрозу. — Ты за это заплатишь. Как там говорится: кошелёк или жизнь?

Краем глаза Дамблдор замечает, как слизеринец тянется рукой к карману. Она уже может видеть край его волшебной палочки, когда внезапно её тело, в первую очередь удивляя саму хозяйку, реагирует на опасность быстрее разума. Гермиона резко шагает навстречу мальчишке, оставляя между ними жалкие миллиметры, и острый конец собственной грушевой ветви, которая мгновением ранее оказалась в руке, тут же находит сонную артерию на его шее. Дамблдор смело смотрит ему в глаза. Вот уж где точно нет места равнодушию. Скажите, ну как может такой глубокий синий так обжигать чистым нескрываемым гневом? Страшно. Не по-человечески — по-животному. Но кажется, что там: немного глубже за всей этой яростью, — есть что-то ещё — какие-то другие неразгаданные эмоции. Так выглядит Том, когда одержим новой книгой. Вот только думать об этом дальше некогда, потому что прямо сейчас острый кончик чужой деревяшки больно впивается в мягкую кожу между ребер.

— Ну и ну, — он всё также шепчет, мешая родной английский с неизвестным ей языком, и наклоняется ближе. — Что тут у нас такое? Зубки?

То, что Гермиона не понимает некоторых слов, произнесенных грубым тоном, не мешает ей почувствовать исходящую от слизеринца опасность. Дамблдор, стиснув зубы, старательно удерживает часть его веса, ведь мальчишка, не стесняясь, наваливается на её палочку, совсем не чувствуя какого-либо дискомфорта от впивающегося в шею острого деревянного кончика.

А вот Гермионе больно. Придвигаясь ближе, слизеринец всё сильнее вдавливает собственное древко ей в бок. Дамблдор готова поклясться, что вот-вот эта боль перейдёт некую грань, когда её ещё можно выдержать. А потом она закричит. Обязательно закричит, но пока можно потерпеть.

— Поиграли и хватит. У тебя и так большие проблемы, золотце. Не надо делать ещё хуже. — Гермиона хотела бы никогда не слышать мерзавца, но она просто не могла игнорировать то, как его рот находился так непозволительно близко к её уху, что нежная кожа съеживается от духоты чужого дыхания, пока тёмные кудри неприятно раздражают скулу.

Слизеринец давит ещё сильнее. Сознательно делает больнее. И опять же где-то рядом с ухом Гермиона ловит отвратительный смешок. О, да мерзавцу весело!

Дамблдор чувствует, как глаза наполняются влагой, но она отказывается плакать. Нет, только не после того, через что ей сегодня пришлось пройти. И уж тем более не перед Томом, даже если тот её совсем не узнает.

Собрав остатки сил, Гермиона вновь отпихивает слизеринца от себя, возвращая, казалось бы, давно утерянное расстояние в несколько миллиметров. Мальчишка перед ней немного повыше ростом, поэтому Дамблдор жесткой струной вытягивает спину и приподнимается на мысках, чтобы ни за что не проиграть в новой борьбе взглядов. «Встречай все трудности лицом к лицу», — так всегда говорит Альбус. Пылающий янтарь и яркий синий. Тёплый огонь и ядовитое пламя. Она упорно давит собственной палочкой на его шею, лишь бы оттолкнуть слизеринца как можно дальше. И пусть он упрямо отказывается отодвигаться, но быстрое шипение, проскользнувшее сквозь плотно сжатые губы, и мимолетное зажмуривание глаз означает, что мерзавцу тоже больно.

— Ах, ты маленькая…

— Антонин.

Одно его слово отрезвляет. Одного его слова достаточно, чтобы слизеринец, стоящий перед Гермионой, моментально замолчал. Одно его слово, и вот она — тишина.

— Нотт скоро будет здесь. Сегодня он патрулирует коридоры, а нам больше не нужны проблемы.

Взгляд кудрявого мальчишки метнулся к Тому, а потом снова вернулся к Гермионе.

— Но, Том, как же маленькая…

— Возвращайтесь в подземелья, — жестко прервал Риддл. — Я сам с ней закончу.

С большой неохотой слизеринец отступил, убирая палочку в карман мантии. И Гермиона знала, что он совершенно не был согласен с приказом Риддла. Антонин отходил от неё нарочито медленно, напоследок злобно ухмыльнувшись.

— Ещё увидимся, золотце, — яркие синие глаза сверкнули обещанием, которое, Гермиона надеялась, никогда не воплотится в жизнь.

Ученики вокруг некоторое время всё ещё переминаются с ноги на ногу, неуверенно переглядываясь. Они до смешного напоминают Бандар-лог Киплинга, так что вывод напрашивается сам: змея на факультете Слизерина всего одна. Но потом, без лишних протестов все они уходят следом за Антонином.

Все кроме одного.

«Я сам с ней закончу».

Это не Том. У её Тома нет такого ледяного голоса, а его слова не жалят так сильно.

Не встречаясь с ним взглядом, Гермиона наконец убирает палочку обратно в карман, а потом откидывается на стену, медленно сползая по ней на каменный пол, и яростно растирает рукой ноющий бок. Дамблдор клянется, что приключений ей достаточно на год вперёд, и если она всё-таки доберётся до своей комнаты, то в ближайшее время ни за что не покинет родные безопасные стены.

Ну, если, конечно, Том со мной не закончит. Сам.

Только когда в поле зрения попадают носки чёрных блестящих туфель, Гермиона поднимает голову и проглатывает полный разочарования стон за мгновение до того, как он успевает покинуть её рот, а потом встречается взглядом с крайне рассерженным Томом Риддлом. И что-то в нём — таком надменном и идеальном — пробуждает неконтролируемую волну бешенства с новой силой.

— Закончишь со мной? — злобно шипит Дамблдор, даже не дав слизеринцу раскрыть рта. — Серьёзно?

Она бросает ему вызов. Храбро и громко, как никто другой бы не посмел. Вздернутый нос, поднятый подбородок, огонь в глазах, крепкая хватка на палочке — всё в ней вопит о вызове. Гермиона сама не понимает, что сейчас нужнее: объект, чтобы выпустить весь накопленный гнев, или человек, способный вернуть ей потерянное чувство безопасности?

Со вторым Риддл пока справляется, откровенно говоря, плохо, а Дамблдор тем временем словно покрывается колючками и шипами, как терновый куст. Но на самом деле, где-то там, за толстой стеной всей этой бравады, скрывается пожирающая изнутри неуверенность.

Пусть он отрицает свои слова. Пусть скажет, что ей послышалось. Что она сошла с ума! Что это очередной кошмарный сон, в конце-то концов!

Как он мог? Как могла она? Почему никогда не видела? Не замечала? Может быть, тогда она не чувствовала бы себя так, как сейчас: брошенной, потерянной, преданной.

А злые слёзы душат. Душат, и вот-вот потекут по лицу. И щемящая обида подкатывает к горлу, готовая в любой момент вырваться наружу неконтролируемыми рыданиями.

— Давай же, чего ждешь? Я же всего лишь грязнокровка! — неосознанно её голос становится всё громче с каждым словом, пока не превращается в отчаянный крик. — Так же они сказали?!

— Гермиона, — Дамблдор не знала, как смогла услышать Тома среди собственной ярости. Возможно, она только прочитала своё имя по знакомому движению губ, а мозг услужливо доделал всю остальную работу, наложив поверх картинки голос, — помолчи.

Странно, но Гермиона подчинилась. Рот, казалось, захлопнулся сам по себе. И она ненавидела себя за это, потому что здесь и сейчас, не отрывая взгляда от серых глаз, она сделала ровно то, что он сказал. Ради Мерлина, в точности, как и группа слизеринцев несколько минут назад! И теперь сидела на холодном полу с закрытым ртом и острым колючим взглядом.

Том наклонился к ней и, схватив за плечи, одним резким рывком поднял на ноги.

— Что это за маскарад? — медленно его глаза соскользнули с незнакомого лица, презрительно сузившись на гриффиндорском галстуке, пробежались по школьной мантии, а потом резко вернулись к прямому зрительному контакту. — Ничего не хочешь мне рассказать?

В ответ девочка громко фыркнула.

Одна его рука отпустила её плечо и потянулась к золотистым волосам. Том пропустил несколько гладких прядей между своими пальцами, а его губы всего лишь на короткую секунду — но Гермиона всё же заметила — скривились в отвращении. Дамблдор это совсем не понравилось, и одним резким движением кисти она оттолкнула его руку.

Он может быть змеёй. Царем всех ползучих гадов, если ему так хочется. Но Гермиона не какая-то там глупая обезьяна.

— Ты не ответил на мои вопросы, Том.

— Да в чём твоя проблема? — спросил он раздраженно, отступая на шаг.

— Моя проблема? — Гермиона неверяще мотает головой. — О, ничего! Я просто не могу лишний раз выйти из комнаты, потому в школе всё чаще и чаще стали происходить несчастные случаи! И угадай, кто виноват?

Риддл усмехается. И эта ухмылка на его лице выглядит такой кривой и неприятной. Гермиона больше не узнает своего Тома в стоящем напротив мальчике.

— Не то, чтобы ты часто выходила, — бормочет он с всё той же некрасивой улыбкой, по-видимому, считая свои слова крайне забавными.

Было… обидно. Но вместо того, чтобы сердито свести брови, упереть руки в бока и заставить Риддла пожалеть о, по его мнению, весьма остроумном комментарии, Гермиона попыталась снова:

— Как ты мог? — теперь голос тихий, и мальчик вынужден наклонить голову в её сторону . — Как ты мог просто стоять там и смотреть?

— Ну, если бы ты сказала, что задумала, я бы не позволил им…

Если бы её характер был спящим драконом, то Том только что разбудил зверя.

— Если бы я сказала?! — Гермиона снова переходит на крик, указывая на себя рукой. — Это не только я! Скажи мне, как ты только мог им позволить, — выплёвывает она очередную порцию яда, — мучить других студентов?!

Наконец кривая ухмылка на его лице сползает, оставляя после себя лишь плотно сжатые губы.

— Они… магглорожденные, — он звучит так, как будто это разом должно всё прояснить.

Как будто она была несмышленым ребёнком, которому говорят, что Земля круглая, а он всё твердит про слонов и черепаху.

Дамблдор уже открыла рот, чтобы выкрикнуть: «И?», — но потом она понимает: что-то доказывать ему сейчас — бесполезно. Плечи опускаются в поражении, а сама Гермиона устало опирается на стену. В который раз за день.

— Я магглорожденная, Том, — напоминает она, но Риддл совсем не реагирует.

Кажется, проходят минуты. Гермиона всё ждёт, когда Том заговорит. Ждёт, когда признает, что был не прав. Ждёт извинений. Ждёт хоть чего-нибудь!

Но в пустом коридоре она слышит лишь его ровное дыхание и собственное сердцебиение. Собрав остаток воли в кулак, Гермиона в очередной раз поднимает глаза вверх, встречая ледяную непроницаемую стену там, где раньше было лицо.

— Ты не можешь знать наверняка, — от прохладного тона Дамблдор вздрагивает. — Кроме того, ты воспитывалась в волшебном мире, поэтому не сравнивай себя с этими гряз… невежественными остолопами.

— А что же ты, Том? Что насчёт тебя, а? — решительно возражает Гермиона и наносит удар в его плечо. — Ты, если ещё не забыл, воспитывался с этими самыми невежественными остолопами! — и снова удар.

Она замечает, как он стискивает челюсти и сжимает пальцы. Всё указывает на то, что Том старательно пытается сдержать себя. Но Гермиона хочет, чтобы этот проклятый контроль наконец треснул, рассыпался, испарился. Исчез.

— Кто ты такой?! Ты не имеешь никакого права так себя вести! Слышишь? У тебя нет права…

Договорить она не успевает. Том подаётся вперед и, обхватив пальцами тонкие запястья, жестко вжимает Гермиону в стену. Сперва он наклоняет голову к плечу, рассматривая её лицо, а потом вперёд так, что они прижимаются лбом к лбу. И она чувствует, как его всего трясет от тихой ярости.

— Никогда не разговаривай со мной так, Гермиона, — угрожающе шепчет Риддл. — Не смей.

Дамблдор на мгновение застывает, но потом словно открывает в себе второе дыхание. Она изворачивается, пытаясь освободить руки. А когда ей это удаётся, Гермиона отталкивает его от себя.

— Знаешь, что? Я тебя не боюсь, — она топает ногой для пущей убедительности. — Иди и командуй своей маленькой армией. Можете даже сыграть в счастливую чистокровную семью, а меня оставь в покое!

Протиснувшись мимо Тома, Гермиона больше не встречается с ним взглядом. Как только глаза начинают разъедать отчаянные слёзы, она разворачивается и уносится прочь.

Лестничные пролеты, бесконечные ступеньки, — сейчас она преодолела бы всё, только бы поскорее оказаться в безопасности своего маленького мира. Гермиона так быстро пронеслась мимо спящего портрета мистера Фури, что разбуженный ученый, не заметивший юную мисс Дамблдор, следующие пять минут громко проклинал Пивза — озорного призрака Хогвартса и частого нарушителя спокойствия.

Только оказавшись в своей комнате, девочка смогла дать волю слезам. Гермиона была рада, что этот бесконечный день наконец-таки закончился. Опустившись на пол, она плакала от страха, который, стоило только ей остаться одной, с новой силой поглотил всё её сознание. Плакала из-за своей беспомощности, из-за того, что обманула Альбуса — о, какой же глупой сейчас Гермиона себя чувствовала! — и плакала из-за Тома. Особенно из-за него.

Злая и подваленная она так и сидела на полу, пока луч солнечного света не ослепил красные опухшие глаза. Рассвело. Хэллоуин закончился. После прошедшего дня Гермиона стала ненавидеть этот праздник ещё больше. Она знала, что Альбус обязательно навестит её позже. Наверное, только это заставило Дамблдор подняться и на слабых затёкших ногах дойти до ванной комнаты, где, стоя перед зеркалом и медленно стягивая с больного тела одежду, Гермиона с немым шоком рассматривала последствие её маленького приключения. Ободранная фиолетовая спина отдавала тупой болью при каждом, даже незначительном движении. Некрасивый черный синяк, расползшийся звездой по всему левому боку, не беспокоил так сильно, как раздражал, а маленькие синие точки на запястьях в очередной раз почти вызвали слёзы. Почти. Гермиона больше не хотела видеть своё тело. Уж точно до тех пор, пока оно снова не станет чистым. Она достала самый толстый и тёплый свитер, который только смогла найти, чтобы он мог скрыть от глаз как можно больше кожи. И даже если шерсть была колючей, девочка решила, что и спать будет в нём.

* * *

— Мне казалось, что Хогвартс отапливают эльфы, — посмеивался Альбус, когда обнаружил Гермиону в очень теплом свитере и под одеялом.

Все разбросанные по кровати подушки были собраны вместе и помещены за спину девочки, из-за чего её спальное место теперь напоминало уютное гнездо. Гермиона отложила книгу, которую читала, пометив ногтем строчку, и слабо улыбнулась.

— Привет, Альбус.

Волшебник нахмурился, когда услышал её тихий хриплый голос. Он быстро подошёл к девочке, которая совсем не двигалась, не считая бегающих зрачков, и положил прохладную большую ладонь на её мокрый лоб.

— Гермиона, ты заболела? — спросил он обеспокоенно.

На секунду девочка опустила веки, почувствовав на лице необходимую прохладу. Да, в этом свитере было очень жарко.

— Не знаю, — пожала она плечами и тут же вздрогнула, из-за чего получила ещё один хмурый взгляд от волшебника. — Мне холодно, — соврала она, — и голова сильно болит.

Мысленно Гермиона себя и ругала, и хвалила. Было нехорошо снова врать Альбусу. Но она запихнула кричащую совесть подальше, убедив себя, что не обманывает его во второй раз, а просто устраняет последствия первого. И ещё ей очень было нужно Обезболивающее зелье. Голова ли болит, спина — эффект всё равно один. Сейчас Гермиона отдала бы всё, чтобы боль в теле хоть на мгновение исчезла.

— Я попрошу эльфов принести тебе немного зелья.

— Спасибо, — выдохнула она облегченно.

Альбус присел на край кровати. Он потянулся к лежащей рядом книге и в удивлении приподнял густые брови.

— «История Хогвартса», — прочитал волшебник название. — Снова? Гермиона, тебя что-то беспокоит?

— Нет, — прошептала девочка. Она хотела потянуться и забрать книгу, но не решилась, испугавшись новой вспышки боли. — Не совсем. Ты ведь сам сказал, что кто-то нападает на студентов. Просто пытаюсь отвлечься. Моя любимая книга, ты знаешь.

На самом деле Гермиона пыталась собрать воедино всю известную информацию о Выручай-комнате. Раньше она не обращала на упоминания о комнате в книге, потому что считала обыкновенной выдумкой. Теперь же девочка с особой внимательностью штудировала раздел «Чудеса и невидали школы чародейства и волшебства».

Она повернула руку ладонью вверх, внимательно следя за тем, чтобы рукава, не дай Мерлин, не задрались, и попросила вернуть тяжелый фолиант.

— Гермиона, тебе нечего бояться, — заверил старший Дамблдор, передавая девочке книгу. — К сожалению, нам ещё не удалось найти виновного…

Дальше она уже не слушала. В животе вдруг зародилось неприятное чувство тошноты. Гермиона знала, кто за всем этим стоит, но молчала. Поджимала губы, закусывая нижнюю, бродила взглядом по бордовому пледу и не проронила ни звука. Не смогла.

— …Гермиона?

— А? — тупо переспросила она, когда Альбус замолчал и выглядел так, словно чего-то ждал. — Прости, наверное, я действительно заболела.

Старший Дамблдор по-доброму усмехнулся и вздохнул.

— Я говорил о том, что ты стала старше. Конечно, ты давно выучила правила этикета, а также брала уроки танцев и музыки, но, может быть, ты хотела бы заняться чем-то ещё? Найти какое-нибудь хобби?

О, она бы хотела. Гермиона бы очень хотела изучить свою магию, научиться защищаться, выучить новые заклинания — то есть, одним словом, пойти в школу. Но она прекрасно понимала: если Альбус не позволил этому случиться, то тем более так просто не поменяет решения. Мерлин, да он даже не сказал о тёмной природе её магии!

— Новое хобби? — Гермиона задумалась. — Я хотела бы получать «Ежедневный пророк». И прежде, чем ты скажешь «нет», я скажу, что мне просто необходимо знать, что происходит в мире. Или я просто сойду с ума.

Волшебник встретил её упрямый взгляд и нехотя кивнул.

— Хорошо, я оформлю тебе подписку, — согласился он с явным неодобрением. — Так что насчёт небольшого хобби? Я уверен, что чтение газеты не будет достаточно увлекательным, чтобы заниматься этим целыми днями.

— Защита, — выплюнула она без раздумий.

— Что?

— Поговори с профессором Нейтом, — объяснила Гермиона. — Пусть я не могу ходить в школу, но хочу изучать «ЗоТИ».

— Гермиона, это…

— Я слышала, что Оливер Нейт хороший учитель. Пожалуйста?

И снова, к её бесконечному удивлению, Альбус согласился.

С самого начала ноября Гермиона стала жить в бешеном ритме. Сразу же после того, как она попрощалась с Альбусом и получила несколько флакончиков Обезболивающего зелья от школьного эльфа вместе со строгой инструкцией к применению, девочка отправила письмо Аберфорту, заверив мужчину, что с ней всё в порядке, и прося о встрече. Её ворчливый дядя в очередной раз решил продемонстрировать трудный характер, поэтому просто и предсказуемо оставил сообщение без ответа. Уже через неделю Дамблдор пробралась на восьмой этаж и самостоятельно открыла комнату, отчаянно желая, чтобы там был туннель, ведущий в «Кабанью голову». И он там был.

Когда она оказалась в уже знакомой грязной гостиной, дядя Аб — так она решила обращаться к нему ещё в письме — сидел в одном из кресел, потягивая какой-то тёмный напиток из большой кружки. Портрет Арианы сдвинулся в сторону, и мужчина замер в одном положении. Но как только из-за картины показалась кудрявая пушистая голова, Аберфорт начал громко ругаться.

— Сумасшедшая девчонка! — гаркнул он, ставя кружку прямо на пол. — Какого дракона ты здесь забыла?

И пусть Аберфорт громко ругался, он всё же поспешил встать с кресла и помочь Гермионе спуститься с каминной полки.

— Привет, дядя Аб, — радостно сказала девочка, наблюдая, как мужчину передергивает от такого обращения. — Ты не ответил на моё письмо, — начала она по-деловому, как только её ноги коснулись пола, — поэтому я имела смелость пригласить себя сама.

Гермиона изо всех сил подавляла улыбку, когда заметила, как у Аберфорта задергался глаз. Вот уж точно, в чём он походил на Альбуса!

— Ты не имела смелость, — возмущался Аб, складывая руки на груди и прищуриваясь на неё. — Ты имела наглость.

Они недолго поборолись взглядами, а потом Гермиона, чувствуя себя гораздо увереннее, чем когда она была в «Кабаньей голове» впервые, начала расхаживать по гостиной, рассматривая грязное и пыльное убранство.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о тёмной магии, — заявила мисс Дамблдор, поднимая кружку с пола и принюхиваясь к содержимому. — Фу!

Подойдя к наглой девчонке, Аберфорт вырвал напиток из её рук, допил его одним махом и поставил пустую кружку на стол. Потом, решив что-то для себя, мужчина схватил Гермиону и понёс барахтающуюся в его руках девчонку обратно к портрету.

— Эй! Отпусти! — кричала Дамблдор, но её только грубо закинули на каминную полку.

Одной рукой удерживая Гермиону на месте, другой Аберфорт отодвинул портрет с явно удивленной Арианой в сторону. Он заталкивал новоиспеченную племянницу в проход, но та не растерялась и, расставив руки и ноги в стороны, оказывала достойное сопротивление взрослому мужчине.

— Полезай домой, девчонка! — кряхтел Аб.

— Нет, научи меня!

Спустя десять минут непрекращающегося спора, Аберфорт был вынужден сдаться под натиском упрямого ребёнка. Он дал ей старую и потрепанную книгу, название которой было стерто временем. Аб сказал, что, если она хотела учиться, то перед ней были основы основ, и велел не возвращаться, пока Гермиона не сможет понять каждую написанную в гримуаре букву.

Девочка, ведомая любопытством, заглянула в книгу сразу же, как оказалась в Выручай-комнате. Понять каждую букву было по-настоящему тяжелым делом. И не только потому, что страницы пожелтели или были порваны в некоторых местах — толстая книга целиком и полностью была написана древними рунами.

Альбус тоже сдержал оба обещания, и теперь каждый вечер пятницы она прокрадывалась в класс Защиты от Тёмных Искусств, где профессор Нейт вёл для неё индивидуальные занятия. И благодаря тому, что Гермиона оказалась довольно способной и была единственным учеником в классе, Оливер Нейт мог рассказать ей гораздо больше, чем позволяли строгие рамки школьной программы. И пусть Альбус запретил пока заниматься практикой, она находила теорию довольно увлекательной и полезной.

Обычному одиннадцатилетнему ребёнку наверняка было бы трудно понять всё, о чём писалось в «Пророке» — газете, которую теперь каждое утро Гермионе доставляла сова. Однако девочка решила для себя, что просто обязана разобраться во всём, что творилось за пределами школы. Ведь чем быстрее она овладела бы всеми необходимыми знаниями, тем быстрее бы смогла помочь Альбусу. Он был единственной семьёй, и Гермиона хотела защитить его всем, что у неё было.

Теперь, когда её маленький мир не был сосредоточен на Томе, она с незнакомой ранее одержимостью впитывала в себя всё больше и больше информации. Гермиона не забыла о своём первом и единственном друге. Поначалу ей действительно было плохо, когда Риддл вдруг так внезапно и полностью исчез из её жизни. И только потом она поняла, как сильно была зациклена на нём.

«Мерлин, спасибо Альбусу за то, что он так вовремя решил выбрать для меня новое хобби!»

Так, закутавшись в самые тёплые покрывала и выстроив вокруг кровати башни из книг, которые каждую неделю становились выше на несколько дюймов, Гермиона и не заметила, как миновала середина декабря.

Она лежала, раскинувшись поверх подушек, полностью сосредоточенная на книге, что так любезно одолжил дядя Аб, а справа от неё, чуть повыше плеча, в воздухе парила чашка с горячим шоколадом. За полтора месяца, Гермионе удалось перевести почти половину старого фолианта. Конечно, если бы ей не приходилось самостоятельно догадываться о некоторых рунах в тех местах, где текст был поврежден, она бы могла продвигаться значительно быстрее. Но и то, что Гермиона узнала на текущем этапе, было удивительно.

Книга, к сожалению, не отвечала на вопрос, почему сама сущность её магии была тёмной, зато она подробно описывала то, как она работала. Из гримуара Гермиона узнала: чтобы добиться такого результата — сделать свою магию темной, — волшебники использовали сложные ритуалы и бесконечные жертвоприношения. Но даже так их часто настигали неудачи. Они могли продолжать творить тёмные заклинания, но всё также черпать силу из магического ядра. Когда же вы по-настоящему становились тёмным колдуном или ведьмой, ваша магия подпитывалась сразу из двух источников: того же ядра и жизненной энергии, — и, несомненно, была порядком сильнее.

Гермиона отметила то место, где приостановила чтение. Следующая глава как раз должна была рассказать, что же именно подразумевалось под жизненной энергией,, а дальше шёл раздел, в котором описывалось, как почувствовать в себе два источника силы и попытаться отделить один от другого. Дамблдор бросила взгляд на часы. Скоро должен был прийти Альбус, поэтому ей стоило поспешить и спрятать книгу вместе с набросками перевода.

Гермиона, после того как прождала почти полчаса, быстро поняла, что на встречу занятой профессор, очевидно, опоздает, но возвращаться к книге не рискнула. Погода на улице стояла чудесная. Шотландия была полностью покрыта пушистым белым снегом. Жаль только, что выходить на улицу, пока шёл учебный год, а по коридорам школы бродили оставшиеся в замке на рождественские каникулы студентов, было абсолютно запрещено. Альбус прямо так и сказал, строго сведя брови: «Никакой улицы, Гермиона. Потерпи».

«О, я могла бы потерпеть», — рассуждала Гермиона, настежь открыв окно и любуясь белоснежными холмами, а потом хитро улыбнулась.

В последний раз Альбус говорил о том, что ей никаким образом нельзя было выходить на улицу. Что ж, в Хогвартсе всё ещё было полным-полно коридоров.

Дамблдор взяла с собой волшебные краски, которые, как только касались холста, сразу изображали часть окружающего художника пейзажа в меру его таланта. Гермиона намеревалась прокрасться в Астрономическую башню, чтобы изобразить некоторые созвездия. Ведь, как известно, в морозные дни казалось, что звёзды светят ярче. Но не успела она выйти из своих покоев, как маленькое хихикающее нечто сбило её с ног.

— Пивз! — злобно прорычала Гермиона, поднимаясь с пола. — Негодник.

Привидение хохотало, отчего бубенчики на его шляпе звенели на весь коридор.

— Какое возмутительное безобразие! — ругался портрет мистера Фури. — Зачем только ему краски? Он ведь совсем не умеет рисовать!

— О, нет, — прошептала девочка, заметив в руках проказника свои краски и кисти.

Пивз парил под самым потолком, постепенно откручивая крышки от тюбиков и бросая их в Гермиону.

— Лучше прекрати это, — она пригрозила ему кулаком, но привидение от этого смеялось ещё громче.

Как только все тюбики с краской были открыты, он помчался по коридору, усердно выдавливая из них всё содержимое. Его способности к рисованию оставляли желать лучшего, поэтому волшебные краски просто растекались повсюду большими некрасивыми кляксами. Разноцветные пятна были везде: потолок, пол, стены, — а коридор напоминал картину художника-авангардиста, как, впрочем, и сама Гермиона.

— Что здесь произошло? — девочка чуть не взвыла. Альбусу, конечно же, надо было появиться именно сейчас. — Я жду, юная леди?

Оглядевшись, Гермиона заметила, что везучий Пивз удачно скрылся с места преступления.

— Что бы я не сказала, это будет использовано против меня, — отвечала девочка фразой, вычитанной в одной из книг, приглаживая растрепанные волосы и сильно хмурясь, когда рука в них наткнулась на что-то отвратительно-липкое. Предположительно — краску. — Ты, между прочим, опоздал.

— А мне кажется, что пришёл как раз вовремя, — Альбус с весельем в глазах осмотрел грязный коридор, а потом достал палочку. После нескольких плавных движений потолок и стены приняли прежний вид, и Гермиона не могла избавиться от плохого предчувствия, глядя на разноцветный пол. — Ты знаешь, где взять ведро и тряпку.

— За что? — возмущалась девочка. — Это всё Пивз!

— Кроме того, что ты решила выйти из комнаты, — устало вздохнул Альбус.

Щеки Гермионы предательски покраснели, и она поспешила опустить голову, прикрывая алый цвет густыми взлохмаченными волосами.

— А как же студенты? Вдруг меня увидят?

— Думаю, ничего страшного, что ты решила навестить старика на рождественских каникулах, — весело ответил Альбус, уже уходя. — До завтра, дорогая.

— Глупый Пивз, — бубнила под нос Гермиона, пока шла до ближайшей каморки для швабр и метел.

Волшебные краски было трудно отмыть. Дамблдор даже позвала эльфа, но тот лишь сочувственно помотал головой, сказав, что Альбус запретил ей помогать. Мир был к ней несправедлив! Гермиона левитировала перед собой ведро, наполненное мыльной водой, а в руках несла несколько видов щеток.

— Ничего себе! — она добралась до грязного коридора, когда услышала знакомый голос.

Гермиона не смогла с занятыми руками быстро остановить ведро, и оно врезалось прямо в спину застывшего среди коридора студента. Мальчик споткнулся, упал вперед, и мыльная вода выплеснулась прямо на его платиновые волосы. И Гермиона знала лишь одного студента с таким оттенком.

Вот чёрт!

— Вот чёрт! — воскликнул Малфой, вскакивая на ноги и пробегая руками по голове. — Мои волосы!

— Да не голоси ты так, они на месте.

Слизеринец медленно обернулся, сохраняя такое лицо, как будто был готов прямо сейчас развязать кровную войну. Всё его негодование улетучилось в один момент, когда он наконец хорошенько рассмотрел девочку с щетками и шваброй в руках.

— Да и вода чистая.

— Гер… Гермиона? — спросил он неуверенно. — Ты выглядишь… необычно.

— Да ладно, Абраксас, — вздохнула Дамблдор, бросая свою ношу на пол. — Я знаю, что похожа на кикимору. Ну, а ты сегодня водяной, — добавила она со смехом, указывая на его волосы, с которых стекала вода, капая прямо на белоснежную рубашку.

Малфой заметно покраснел, но ничего не сказал, что показалось Гермионе довольно странным. Она хмыкнула, решив тоже пока помолчать и подошла к зависшему между ними ведру, с облегчением отметив, что воды в нём было достаточно.

— Что ты здесь делаешь? — наконец полюбопытствовал Малфой и медленно, явно опасаясь быть снова облитым, подошел ближе.

— Убираюсь.

Абраксас моргнул. Раз. Два. Потом задумчиво нахмурился.

— Ах, нет. Я имею в виду здесь, в замке?

— Провожу рождественские праздничные дни вместе с Альбусом, — и предугадывая его следующий вопрос, рассержено добавила: — И Пивзом. А ты?

— Завтра утром родители должны забрать меня, чтобы присутствовать на свадьбе Сигнуса и Друэллы. Точнее не только меня, но ещё и моего… друга. После празднества он останется у нас в поместье на все каникулы.

Гермиона лишь промычала в ответ, чтобы показать, что она действительно его слушала. Она понятие не имела, о ком конкретно говорил Абраксас, но догадывалась, что речь идёт о каком-то важном, но наверняка до невозможности скучном чистокровном мероприятии.

Дамблдор опустилась на колени, и ведро тут же последовало вниз за ней. Она усердно потерла щеткой там, где была пролита вода, и после третьего движения руки, краска, кажется, немного отмылась.

— Нет, так будет очень долго, — Гермиона посмотрела на щетку так, словно та нанесла ей личное оскорбление, и кинула её обратно в ведро.

Она задумчиво посмотрела на грязный пол, а потом хитро улыбнулась. Малфой, наблюдающий за ней со стороны, напрягся от такой быстрой перемены настроения.

— Поможешь мне? — спросила она блондина.

Абраксас, нервничая, стал топтаться на месте. Подобная просьба совершенно его не воодушевила, и, судя по тому, как стальные глаза метались из стороны в сторону, слизеринец отчаянно искал любой способ отказать девочке так, чтобы при этом всё ещё остаться джентльменом.

— Расслабься, — рассмеялась Гермиона, встав с пола и взяв Малфоя за руку. — Тебе даже не придется прикасаться к воде, — она подмигнула ему. — Ну, по крайней мере, руками и волосами. Обещаю.

Это заверение немного успокоило слизеринца. Поймав её игривое настроение, Абраксас, глупо уставившись на их сцепленные руки, улыбнулся в ответ.

— Говори, что делать.

— Умеешь кататься на коньках?

Он не успел ответить ни да, ни нет, когда Гермиона смело подошла к большому ведру и, поставив ногу на его край, с грохотом опрокинула железного гиганта. На полу сразу образовалось большое мыльное озеро, на поверхности которого плавала густая пена. Абраксасу оставалось только наблюдать за её действиями с открытым ртом и высоко поднятыми бровями.

— Иди сюда, — приказала Дамблдор, а когда слизеринец послушно подошёл, всунула ему в руки две одинаковые щетки. — Это коньки.

Малфой выглядел непонимающе.

— Гермиона, с тобой всё в порядке? — обеспокоенно спросил он. — Это…

— …Коньки, — упрямо повторила она, а потом опять громко рассмеялась над его весьма озадаченным видом. — Ну же, где твоё воображение, мм?

Дамблдор нашла себе пару таких же щеток и достала из кармана волшебную палочку.

— Не проще убрать тут всё заклинанием? — Абраксас явно сомневался в её плане.

Гермиона выглядела оскорбленной.

— Думаешь, я не пыталась?

Было замечательно иметь в роли отца профессора Трансфигурации. Гермиона парой точных движений кисти смогла с легкостью превратить несколько жестких щетинок в крепкие ремешки, чтобы можно было просунуть в них ноги. То же самое она сделала и с «коньками» Малфоя.

— Ого, — удивился слизеринец, рассматривая причудливое изобретение, пока Гермиона во всю натягивала самодельные коньки на ноги.

— Догоняй, — крикнула она и начала скользить по поверхности пола.

Удивительно, но наследник благородного рода без раздумий последовал за ней.

Гермиона соврала, когда сказала, что Абраксас не прикоснется к мыльной воде. Блондину, который нечасто катался на настоящих коньках, было трудно удержаться на двух неустойчивых щетках. Его ноги постоянно разъезжались в разные стороны, из-за чего он часто приземлялся задницей в лужу. А когда у него начало получаться, Гермиона придумала какую-то сумасшедшую игру, целью которой стало врезаться в него с громким криком и смехом. Так продолжалось до тех пор, пока Малфой не поймал Гермиону и не повалил обоих вниз.

— Ты просто задница, Абраксас! — в шутку ругалась девочка, спихивая с себя слизеринца.

— А ты не можешь признать, что я выиграл!

— Нет, ты проиграл! — она тыкнула его в ребра.

— Малфои не проигрывают!

Абраксас ответил ей щекоткой, и через секунду Гермиона под ним извивалась и брыкалась.

— Нечестно! — взвизгнула она. — Всё, всё! Сдаюсь!

Абраксас скатился в сторону, а Гермиона расслабилась, прикрыв глаза. Мокрые, грязные, но совершенно счастливые и обессиленные они распластались на полу. Мыльное озеро подсохло, и только в некоторых частях коридора ещё остались небольшие мутные лужицы.

— Мы ведь так и не отмыли пол, — Абраксас махнул рукой, ни на что конкретно не указывая.

— Мне уже всё равно, — ответила Гермиона, пытаясь убрать с лица прилипшие волосы. — Кстати, что ты здесь делал? Занятия ведь уже закончились, а на этом этаже находится только класс Трансфигурации.

— Говоря об этом, — Абраксас приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть её лицо. — Я встретил профессора Дамблдора около Большого зала, — на этих словах Гермиона резко села, вылупившись на Малфоя, — и он попросил меня подойти к его кабинету.

Слизеринец вдруг вскочил на ноги.

— Я совсем забыл об этом! — Абраксас запаниковал, но прежде, чем он успел убежать на поиски профессора, Гермиона схватила его за штанину.

— Думаю, ты ему больше не нужен. Спасибо за помощь, — улыбнулась девочка.

Малфой застыл на месте, но потом спохватился и протянул Гермионе руку, помогая подняться.

— Тогда, полагаю, мне пора.

— Вернешься в подземелья так? — отойдя на шаг, Гермиона окинула Абракса критическим взглядом.

Когда-то платиновые волосы теперь были болотного цвета. И если бы, даже находясь под действием сыворотки правды, кому-нибудь сейчас сказать, что раньше на Малфое была белая рубашка, этот кто-нибудь всё равно бы не поверил. Ну хоть черные брюки остались черными, только теперь со следами мыльных разводов.

— Пойдем, приведем тебя в порядок.

Больше ничего не объясняя, Гермиона развернулась и пошла в неизвестном слизеринцу направлении. Малфою ничего не оставалось, как покорно последовать за ней. Ну, вообще-то он всегда мог вернуться в подземелья. Но, кажется, ему нравилась её компания.

— Куда мы?

— В мою комнату, конечно.

Гермиона, не оборачиваясь, продолжала решительно идти по коридору. А позади неё уже не так решительно шёл слизеринец. И на его бледных от рождения щеках появились ярко-красные пятна.