Всего лишь твоя грязная кровь (гет)

Проснулась Мэв заполдень. Солнце вовсю светило в высокое окно. Яркие лучи заставили девушку закрыть глаза и с тихим стоном уткнуться лицом в подушку. Голова болела от похмелья, а тело изнывало от той сладостной пытки, которой мер подверг её ночью.

И сравнение с пыткой не было преувеличением! Как Далемар и грозился, она «у него» кричала. Причём порой орала, срывая голос до хрипа. Помимо обычных стонов, это были слова «хочу» и «ещё», реже — просьбы остановиться.

И надо признать, он их исполнял, но перед этим с неизменным ехидством спрашивая: «Что? Уже?»

Смотря на самодовольную жёлтую рожу Далемара, Мэв шипела и хрипло слала его подальше. Посмеиваясь, эльф отстранялся и играючи поднимался с постели, чтобы размяться, будто и не устал. И надо признать, эта его неистощимость вводила в ступор. Девушка почти с ужасом смотрела на его покрытую шрамами спину и едва ловила дыхание. Наконец приобретая блаженную возможность свести ноги вместе, Мэв ждала, пока тряска комнаты прекратится, а балдахин над кроватью перестанет напоминать бельё на стиральной доске у радивой прачки. Но едва это происходило и реальность робко заглядывала в шумящее штормом сознание, как девушка приподнималась на дрожащих локтях, находила мера взглядом, звала по имени и предлагала продолжить. Но только на этот раз уже точно «совсем на немножечко»! И просто чтобы посмотреть, под каким ещё заумным углом он исхитрится проникнуть в её исстрадавшееся тело.

В ответ Далемар склонял голову вбок и с деланным изумлением повторял: «О! Уже!» Потом брал бокал с прикроватной тумбы и салютовал ей им. Торжественно и браво, как боевой клич, произносил фразу: «Вперёд! На штурм Скайрима!» или что-то столь же нелепое и осушал сосуд до дна.

Мэв открывала рот, каждый раз изумляясь такому дурачеству с его стороны. Но тут же Далемар забирался к ней в постель и закрывал опухшие и утратившие всякую чувствительность губы поцелуем, и всё повторялось опять и опять.

Под утро у Мэв не оставалось сил даже свести ноги после очередной «славной битвы за снежные просторы». Почти теряя сознание от усталости, она прижалась к меру, отметив, что в этот раз он не поднялся и лежал на спине, разметав по подушке мокрые от пота волосы.

Пригладив короткие завитушки на его груди, Мэв прильнула к ним поцелуем.

— Я губ не чувствую, — неразборчиво констатировала девушка.

— А я члена. Будь любезна, посмотри, он там ещё, на месте? — беззастенчиво протянул эльф таким деланно-жалостным тоном, что Мэв не сдержалась и зашлась смехом, пока не охнула, прижав руку к низу живота, занывшему даже от такого малейшего сотрясения.

Верно, всё её женское нутро готовилось единым строем поднять восстание на любое возможное вторжение. От этой мысли смех перешёл в вымученный плач.

— И как тебе только офицерский чин дали? — полусонно поинтересовалась Мэв, едва уверив тело, что эльфийский завоевательный поход окончен и можно расслабиться.

— Без особых проблем. А что тебя удивляет?

Голос мера прозвучал так бодро и по-талморски серьёзно, что она сжалась, мигом прикусив язык. Ещё одна «битва» грезилась девушке верной погибелью.

Далемар хмыкнул.

Из-за приоткрытых век она смотрела на светлеющее за окном небо и ощущала, как его рука по-хозяйски обнимает её плечи. Так уютно и тепло. Но всё же… уснуть вот так — всё равно что признать безоговорочное поражение!

— Я не Скайрим, — выдохнула девушка сонно.

— А кто? — поинтересовался мер уже не так бодро.

— Империя.

— Почему?

— Хоть и побеждена, но и противник измотан так, что не в силах продолжить сражение.

— Какая точная аналогия с Великой Войной, девочка, — с сонной усмешкой подтвердил Далемар. — От лица Альдмерского Доминиона должен признать правоту Империи. Но тем не менее поклонение Талосу на этой территории отныне под запретом. Усвоила?

— Как говорил наш квартирмейстер Гамм, когда поддавал медку: если прижали талморцы, соглашайся на все требования, но едва отвернутся, так не забудь отпечатать подошву сапога на жёлтой эльфийской заднице.

— Ммм… Нордское благородное умение держать слово — знаком, знаком. Причём куда лучше, чем хотелось бы.

— Скажешь, меры лучше?

— Скажу, что спать пора, девочка.

— И то правда, — согласилась Мэв, и он прижал её к себе так, что она едва не замурчала.

Она почти заснула, когда мер приблизил губы к её уху.

— Как думаешь, сегодня предки улыбались, глядя из чертогов Совнгарда на свою дщерь?

— Катись в Обливион, Далемар, — пробубнила Мэв и тут же заснула.

И вот наступило утро, и то, что ночью на пьяную голову казалось весёлым, теперь походило на безумную иллюзию. Шоровы кости, Мэв не была уверена, что теперь сможет взглянуть на Далемара без смущения! Зато мысли о тех «бабах», что были у него до неё, из области обычной ревности перешли в ту часть души, что была ответственна за кровную месть.

Основания для этого у неё появились, ведь из простой содержанки она теперь точно получила статус полноценной любовницы. И это радовало, делая существования проще, а многие вопросы, что терзали её ещё вчера, утратили свою важность.

Девушка лежала на животе, раскинув руки, не открывая глаз, напоминая самой себе Иенн, которая любила таким образом продлить сон…

«Иенн!»

Мэв резко подняла голову. Мир покачнулся перед глазами. Сев и осмотрев комнату, девушка увидела обоих.

— Держи спину, — велел Далемар дочери, сидящей за столом перед тарелками и целой вереницей непонятных столовых приборов.

Девочка, одетая и причёсанная, серьёзно кивнула, искоса наблюдая и повторяя за отцом. Вот малышка воткнула вилку в мясо и, шумно дыша, начала отпиливать кусок столовым ножом.

— Не сопи, дыши ровно, — поучал мер, верно, решив выработать у дочери навыки, необходимые для жизни в столице.

Мэв, недовольно прикусив губу, подумала, что совсем не рада этому. Ведь Иенн была ещё такой маленькой! Но открыть рот значило начать первое утро в новом статусе любовницы со скандала. Девушка этого не хотела, оттого лишь недовольно прикусила опухшую губу.

Бутылок на столе не было, равно как и каких-либо иных признаков того, что творилось здесь ночью. Даже постель с его стороны была заправлена! Дремора его дери! Если бы не она, голая, с похмельем и навязчивой ноющей болью ниже пупка, можно было бы подумать…

Дверь с тихим скрипом отворилась. В комнату вошёл Эдг с третьим подносом, и, прежде чем встретиться с каджитом взглядом, девушка шустро нырнула под одеяло, накрывшись с головой.

Подобный стыд даже представить было сложно! Она ведь попросила возницу посидеть с Иенн лишь на время разговора, а сама…

«У каджитов тонкий слух», — немилосердно напомнил с ехидством хрипловатый голос Далемара. И никто его не одёрнул! Кажется, этой ночью он окончательно изгнал из её души призрак Брит или же заставил его в страхе забиться в самый тёмный и неприметный уголок её души.

Мэв старалась не прислушиваться, но, кажется, Далемар отдал вознице какой-то новый приказ, и тот ушёл. Мэв не нашла в себе сил вылезти из-под одеяла, даже когда дверь закрылась. Она лежала так, пока кровать рядом не скрипнула и эльф не стянул с её лица покров.

Взглянуть на него было трудно и приятно одновременно.

— Не притворяйся, — велел он спокойно, смотря на неё вполне официальным и немного даже высокомерным взглядом. — Я заметил, что ты уже не спишь.

Покраснев, Мэв выдержала его взгляд, и мер, немного расслабившись, сделал лицо несколько проще. Протрезвел и жалеет, подумала девушка с горечью. Словно уловив направление её мыслей, Далемар склонился ниже и коснулся разрумянившейся щеки.

— Не дури, Мэв. Я бы даже поцеловал, но от тебя несёт перегаром, как от матроса.

«Только он мог одной фразой одновременно порадовать и унизить»! — раздражённо фыркнула девушка.

— Держи. — Далемар протянул ей бокал с каким-то зельем, пахнущим травами, странного серовато-зелёного цвета. — Облегчит похмелье.

— Какая забота, ваше эльфийшество, — девушка не сдержала ехидства, но бокал приняла и выпила, ощущая, что даже это горькое нечто лучше пересохшего рта. — Что за дрянь? — скривившись, спросила она после того, как нотки горечи отступили и проступил другой, сладковатый, но мерзкий вкус.

— Собственный рецепт, — признался мер. — Горечь даёт алоэ и… Впрочем, лучше тебе этого не знать. Магия действует быстрее, но это средство будет мягче.

— Надеюсь, не чья-то кровь, вкус, как у… — произнесла она, но тут же мотнула головой. — Впрочем, ты прав, лучше мне не знать.

Эльф улыбнулся, и Мэв окончательно поняла, что у их отношений начался новый виток. Теперь, главное, не скатиться по нему.

Склонившись к комоду, Далемар достал рубаху и, вручив ей, велел:

— А теперь иди в свою комнату. Поешь, приведи себя в порядок, а после погуляй с Иенн подольше на улице.

Тон был похож на приказ, но Мэв понимала, что не стоит заострять на этом внимание, если она желает поддержать их отношения на том уровне, что был сейчас.

— Не хочешь пройтись с нами? — спросила она, приняв рубаху и поняв, что с большим бы удовольствием прошлась с ним на свежем воздухе, держа под руку, как тогда, на дороге.

— Нет, — улыбка эльфа погасла.

Мэв нахмурилась: что-то явно было не так. Но лезть к Далемару в душу насильно девушка побоялась.

* * *

Дело было на второй месяц на передовой. Хьорнскар Крушитель Голов написал срочную депешу для Галмора и искал того, кто доставит её в столицу как можно скорее. Кто-то из ветеранов сказал, что курьер должен быть лёгким, иначе загонит коня раньше, чем достигнет Виндхельма. Легче Мэв в лагере никого не оказалось…

И даже тогда, после суток в седле, она чувствовала себя куда лучше, чем сейчас!

Ноги дрожали и едва держали её, а каждый шаг напоминал то, чем они занимались ночью, саднящей и навязчивой болью между ног.

— Иенн, хватит носиться! — с отчаянием крикнула девушка.

Прикусив губу, она стала нагонять дочь, мысленно пиная Далемара по местам, «в которых стреле совсем не место».

Оглянувшись, дочка расхохоталась и припустила быстрее.

— Гони, мама, гони! — малышка подбадривала девушку ускорить шаг.

— Истинно, дочь своего отца, — с улыбкой прошептала Мэв, переходя на бег. — Никакого сострадания к маме!

За поворотом девушке, можно сказать, повезло и не повезло одновременно: погоня закончилась, потому что, не удержавшись, малышка шлёпнулась на попу, не переставая при это смеяться и махать руками и ногами. Но вот самой Мэв было не до смеха — ей хотелось плакать.

— Ну лужа же! Дочка, ты как нарочно! Только же просохло всё после стирки…

* * *

— Упали! — Сочувственно взмахнула руками Инда Лунная, отрываясь от натирания посуды.

Как же она отличалась от Киравы, улыбнулась Мэв, кивая.

— Похоже, придётся опять заняться стиркой.

— Что вы, что вы! Просто снимите одежду, и я отнесу её нашей прачке. Она как раз внизу, — уверила аргонианка, выходя из-за стойки.

Но на её предложение Мэв смущённо взмахнула свободной рукой. Мысль о том, что её вещи будет стирать кто-то другой, казалась кощунственной.

Аргонианка протянула руки к Иенн.

— Давайте помогу вам поднять малышку наверх, — предложила аргонианка. — Утром, когда спускались, я заметила, что вы так странно прихрамываете.

— Просто лодыжку подвернула! — выпалила Мэв. Причём так резко, что аргонианка слегка опешила. — Не беспокойтесь, мне уже легче! — без раздумий соврала девушка.

Инда запричитала, касаясь Иенн, но малышка зашипела и прижалась к матери сильнее.

— Не переживайте, я сама управлюсь со всем, — уверила аргонианку Мэв.

И та сдалась. Кивнула.

— Я принесу вам средство от растяжений. Настойку на луговом сердечнике и паслене. Припухлость мигом снимет и боль уберёт.

«Ага, вот только настойку эту придётся прикладывать вовсе не к лодыжке», — едва не хихикнула Мэв.

— Не нужно, у меня есть…

«Далемар и его магия», — едва не выпалила девушка.

— Да что вы? Не стесняйтесь. Попробуйте! Я сама, как в эти горы перебралась, частенько падала на льду! У нас то в Чернотопье его отродясь не бывало. И до сих пор не привыкла, хоть тридцать лет как прошло!

Понимая, что если не примет от трактирщицы никакой помощи, то просто оскорбит женщину, Мэв сдалась:

— Хорошо, попробую вашу чудо-настойку!

* * *

— Не хотю к папе! — раскапризничалась Иенн, когда Мэв обрядила её в собственную нижнюю рубаху, вполне заменяющую малышке платье.

— Это почему?

— Будит много мучить, — печально выдохнула девочка.

Мэв похолодела, пальцы задрожали, выпуская пуговицы на куртке. Может, она ослышалась?

— Что он делал, милая?

— Много мучил.

Не веря услышанному, Мэв тряхнула головой. Отыгрываться на ребёнке? Нет! Далемар, конечно, бывает зол, но чтобы тронуть дочку… Так и не застегнув до конца куртку, надетую на голое тело, девушка присела перед малышкой, разглядывая насупленное личико.

— Расскажи, доченька, что делал папа? Когда?

— Утлечком. Мама спала. На животике. И сопела. Гломко. Я хотела к маме в кловатку. А он меня на стул, дал вику и нож и казал: «Лез мяско». А мяско мама лезет вседа. Я не умею. Папа говолит: «Цветок надо много мучить».

— Многому учить? — выдохнула Мэв.

Малышка кивнула. Девушка не сдержала нервного смеха.

— Но учиться — это хорошо, — постаралась уверить она девочку. — Будешь умной, как…

Она едва не сказала «папа», но тут же образ Далемара, салютующий ей бокалом со словами про миссию по свержению оплота талосопоклонничества, заставил её серьёзно усомниться в утверждении.

— Алхимаг, — подсказала малышка, когда пауза стала тягостной даже для неё.

— Милая, необязательно становиться архимагом. Ты ещё такая маленькая. Вот вырастешь и станешь кем захочешь.

— Хотю пускать светячков из лук. Как папа! — Заёрзала по краю кровати девочка. Зелёные глазки заблестели. — И одеялко поплавлять, махая лучкой!

— Одеялко?

— Как папа! — закивала девочка.

— Какое одеялко?

— На маме, — весело сказала малышка. Мэв сглотнула. — Котик принёс кушать. Хопнул двелью. Мама стала волочися. Одеялко спозло. Папа лукой мах, и одеялко облатно. Чудо!

— А сильно одеялко сползло? — От стыда Мэв была готова провалиться со второго этажа прямо в прачечную.

— Попа была голая, — разборчиво и радостно доложила дочь. — Папа казал котику: «Довоен? Она жива».

— Пожалуй, хватит Иенн! Маме надо спуститься и постирать твои вещи.

— Папа Котика налугал, — выдохнула Иенн. И если Мэв думала, что пик стыда достигнут, то оказалось, что нет. — Хочу к Эгу. Коняшек чичить.

* * *

— Ты чья будешь? — с любопытством спросила нордка-прачка, рассматривая гостью.

За минуту до этого она оценила навыки Мэв как прачки и теперь заговорила с ней куда как более открыто, верно, признав сестру по ремеслу.

— Сирота, — без зазрения совести соврала Мэв, вспомнив слова Далемара, что трактир не то место, где стоит быть беспечным, а значит, и откровенным. Да и изгнанный из семьи норд — это повод почесать языком всей деревней и углубиться в неприятные расспросы.

Нордка ложь приняла легко.

— В войну полегли?

Мэв просто кивнула.

— Славных им пиров в Совнгарде! А у меня родичи по ту сторону границы живут. В Фолкрите. Пережили эту междоусобицу, хвала Матери Кин. А ты ведь с Истмарка? Говор тамошний.

Вновь кивок. Отрицать очевидное было уже опасно. Склонившись, Мэв усердно стирала штаны дочери, пока малышка, присмирев при посторонней, игралась с яблоками на скамье в углу. Прачка засмотрелась на девочку, даже остановив работу. А Мэв поняла, что уже отвыкла от этих непонимающих взглядов, с которыми норды глядели на маленькую явную полукровку. Это злило и напоминало слова Далемара о том, что Иенн будет очень трудно в этой жизни между двух враждующих рас.

Спустя мгновение прачка со вздохом склонилась к лохани, вернувшись к стирке.

— А, вот вы где, — раздался сзади голос Инды Лунной, сопровождающийся тихим шипением Иенн. — Я принесла вам лекарство! Чем раньше наложить компресс, тем скорее спадёт опухоль.

— Поранилась, что ль? — тихо спросила нордка.

— Ногу подвернула.

— Оно, как муж мой тридцать лет назад с Великой Войны вернулся, я тоже целую неделю подворачивала то одну ногу, то вторую, а то и обе, — хохотнула нордка.

Вздрогнув, Мэв посмотрела на женщину, а та без всякой застенчивости показала зелёный край покрывала, и девушка только шумно сглотнула, поняв, чьё грязное постельное бельё лежало в лохани. — Истосковался бедолага за три года-то.

«Откуда она…»

— А я, как воду несла от колодца, на чём свет кляла его верность. И уже на второй день-то, — поведала нордка с такой улыбкой, что Мэв поняла: не кляла. И говорила женщина о себе. Просто совпало про три года.

Вот только Далемар не мог быть ей… верен. Эта мысль казалась такой глупой, что девушка отбросила её.

— Фрига, зачем смущаешь нашу гостью? — осекла прачку аргонианка таким тоном, что Мэв только повернулась в изумлении. Но увидела не Кираву, а всю ту же радушную трактирщицу. Вот только радушной Инда Лунная уже не выглядела.

«Потому что говорила сейчас не с гостьей, а со служанкой».

— Чего ты возишься? Ещё обеды для добровольцев-разборщиков готовить! Я сама картошку чистить должна?

— Да ту картошку выкинуть пора, — не выдержала нордка. — Свиньям же хотели скормить.

Аргонианка зашипела.

— Много говоришь! Постоялый двор «Закрытые врата» давно уже не принадлежит Харадсонам! Забыла?

— Да помню я, помню, — нордка тряхнула простынь, кладя её на стиральную доску. — Гнильё чистить, так гнильё. Оно ж от чистого сердца людям пойдёт и бесплатно.

— Забудешься ещё раз и сама будешь работать бесплатно, — пригрозила аргонианка.

Сейчас Мэв буквально увидела в этой аргонианке вечно шипящую и недовольную нанимательницу, изводившую её саму в Рифтене.

Неспроста ли трактирщица сразу не понравилась Иенн?

— Похвалюсь перед мужем вашим гостеприимством, — не выдержав, выпалила девушка, и шипение аргонианка тут же стихло.

Трактирщица, верно, вспомнила, что совсем рядом, у соседней лохани, с закатанными по локоть рукавами стоит не ещё одна служанка, а гостья.

— Прошу прощения, — залебезила аргонианка. — Не слушайте всерьёз болтовню этой… несчастной. Она помешалась и несёт невесть что. Картофель в «Закрытых вратах» свежайший! Как и все продукты! Что не растим сами, то доставляем из Брумы курьером.

Мэв нашла лучшим промолчать, и аргонианка, поставив бутыль с чудо-настойкой на свободную скамейку у стены, ушла.

— Нечасто такое встретишь, — подала голос Фрига, едва аргонианка скрылась, — чтобы мер на человеке женился.

Продолжая игру в молчанку, Мэв дёрнула плечом. Разум бунтовал, укоряя за глупую оговорку. Муж? Глупый и опасный вздор! Не приведи Кин, Далемар про это прознает. Но, с другой стороны, что она должна была сказать аргонианке? «Похвалюсь перед своим любовником?»

«Талморским ёбарем».

Мэв махнула головой, задевая кончиком косы пену в лохани.

— Особливо, чтоб альтмер, — продолжала прачка. — Как решились только?

В голосе женщины прозвучала грусть. Мэв подняла взгляд и опешила. Фрига, бросив стирку, утирала красной рукой слезу. Встретившись глазами с постоялицей, прачка шмыгнула носом.

— Не помешалась я. Не думай. Просто брат мой… тоже на девушке из их племени женился. Давно. Ещё до Войны то было. Привёз её к нам с югов. Девчонку совсем. Трудно ей тут жилось. Ничего не умела. И все соседи косо глядели. И я тоже, чего скрывать, посмеивалась да подшучивала над ней злобно. Тоже молодая была, глупая. Ещё с Карфиком не жили, а трактир этот нашей семье принадлежал. А как война началась, Карфик — мой муж — и Ульгар — брат — пошли воевать. Энири тоже хотела за оружие взяться, но брат запретил строго. Потому как черномундирщики, коль своих сородичей в имперских войсках встречали, жестоко обходились. Потому как те предателями для них считались. А Энири мне говорила, что не любит их… Тех, кто Талмор этот принял. Променяли свободу на лживую безопасность, говорила.

Мэв замерла, чувствуя, как гулко забилось сердце. Разговор этот был совсем не к месту. Но Фрига, верно, увидев человека не из этих мест, хотела излить давнюю боль. Мэв закусила губу, задумавшись. Да и пусть. Ей-то что, а женщине, может, легче станет. Главное, не вздрагивать при слове «черномундирщики» — кого женщина называла этим словом, гадать не приходилось. Главное, не выдать себя.

— Война кончилась. Эти до нас так и не дошли тогда. Вернулись наши мужья и жёны. И, казалось, кончилось всё, как Коркордат этот подписали. Но как бы не так. Вскоре появились они у нас. Черномундирщики. Ловили тех, кто Талосу поклонялся. Ульгар тогда Энири прятать стал, так как на сносях она была. Одного черномундирщика и его отряд брат во дворе привечал. Поил, а они не сильно доискивались. Хоть вели себя по-скотски. Но все знали, что коль септимов их главному щедро отсыпать, то откупиться можно от всего, считай. А потом в Бруме жители поднялись. Как они часовню разорили. Недовольство пошло. Дочка нашего старосты — Мирка — в погромах их посольства участвовала, а как черномундирные гарнизон усилили, домой прибежала. Бедовая была девка — бешеная. Тоже с войны вернулась. Отец её платил черномундирному, и тот не замечал. Ну и сиди себе дома тише воды ниже травы, говорится, а она как нарочно дерзила. Злила этих. Все тогда понимали: добром не кончится. И вот явилась она к нам на постоялый двор вечером. Аккурат как эти тут были. Брат меня отослал. Энири в подвале запер. А все местные ещё раньше ушли. Потому не знаю, что она там им сказала. Но потом жуть случилась… Вроде те кинулись на девку, а Ульгар за неё вступился… Ну и изрубили его остроухие. А Мирку-то саму… Вроде как надругалися, а потом убили. Но, что насилие учинили над нею, мы не сразу узнали. Лишь как обмывали да обряжали перед захоронением. Староста узнал и в ярость впал. В форт их на юг поехал — справедливости искать. Справедливости…

Женщина качнула головой. Говорила она тихо, и, когда замолчала, Мэв слышала только мурлыканье Иенн, хрустящей яблоком. Девушка против воли коснулась горла. Запретные воспоминания о Брит вновь прорывались в сознание, принося боль. Сестра ведь тоже была такой — бедовой и острой на язык.

— Приехало их много тогда. И этот черномундирщик, что брата убил, а с ним ещё один. Спокойный такой. Другие в доспехах нас опрашивали, а этот молча сидел и смотрел. В зале, что над головой нашей, уселись они и дознание устроили. А убивец-то и говорит, что это Ульгар старостину дочку-то схватил и убил, а они всего лишь покарали его по всей полноте данной им Имперской власти. Все мы, кто там был, от такой наглости закричали. Я волосы на себе рвала и говорила, что брат мой никогда бы не сотворил подобного, но им всё равно было. И тогда я и ляпни, что убивец деньги-то брал и взяточник, выходит. И тогда талморцы зашевелились, как могильные черви. Кто? Почём? За что? Убивец орать стал, что клевещем. А наши на меня тайком шикали и ему поддакивали. Ну а я… и сказала, что староста им за дочку платил, чтоб не забрали её за участие в погромах. А старик на меня выступил, сказал, что брат мой сам их привечал и Энири скрывал. И тогда…

Женщина вновь всхлипнула.

— Тот, что с ними приехал и молчал всё время, заговорил. Тихо так. Примолкнуть пришлось, чтобы расслышать. Велел привести Энири. Она-то скрывалась. Ульгара оплакивала, и пузо заметное было. Но как спросили у неё, что было тогда тем вечером. Она-то всё и рассказала: и про то, что Ульгара зарубили, и как Мирка кричала после от того, что… измывались над нею. Она всё слышала. Но тихий сказал, что это лишь слова и она ничего не видела, выходит. И тогда Энири подтвердила, что убивец взятки брал, чему она была свидетельницей лично. Убивец орать опять стал, что враньё! А второй к нему повернулся и такой: «Не позорься, мы же не животные». Они на языке своём заговорили. А потом этот тихий подозвал двоих других, что-то им указал. Те ушли. А тихий сказал, что насилию доказательств нет, кроме домыслов, но коль кто ещё подтвердит дачу взяток, то убивцев осудят. Причём тут же и на месте. Тогда и староста подтвердил. Остальные молчали. Тихо так было. Жутко. А этот подошёл к Энири и спрашивать стал, кто отец ребёнка. Она молчала. Побледнела жутко. А староста возьми и ляпни, что Ульгар покойный. Тихий что-то заговорил на языке их. А Энири не отвечала ему. Он ей: «Ты даже забыла родной язык» и что-то про то, что плодит она презренную грязную кровь. Энири затряслась, а мы по знаку вышли во двор. А там уже пять петель подготовили. Три для тех, кто Ульгара изрубил и Мирку, одну для старосты за то, что взятки давал. А одну… для Энири за то, что от норда понести посмела. Хотя тихий этого так и не сказал, что за дитя её казнит. Когда приговор читал, сказал, за дачу взяток и что впредь другим за одну попытку подобного в петлю дорожка будет.

Мэв шумно сглотнула. Забыв про бельё, она слышала только слова прачки и гулкие удары сердца в груди.

— Я его молила. По земле ползала и ноги целовала. Говорила, что кровь нам родная в ней живёт, а черномундирщик окаянный пнул меня и гаркнул: «Закон един для всех. В петлю!» Они потом тела своих забрали, а старосту и Энири велели не снимать, пока сами не свалятся, перегнив. Тихий так и сказал, что если он прибудет и не увидит здесь этих тел, то верёвок будет куда больше. И ему все поверили. Вот и сгнили они там. И вороны их клевали. Энири и ребёнка их с Ульгаром. А ведь то мой грех был. Что проболталась. Потому матушка Мара и не дала нам с Карфиком деток. Всех я скинула ещё до рождения. А ещё сельчане возненавидели меня. Потому как после того, этот тихий часто к нам наведывался, как кровопивец. Забава у него была: молча пройтись по улице, за нами наблюдая, а потом, словно даэдра какой, внезапно в дом вламываться, находить то алтарь, то книжки какие, и увозить хозяев в крепость на юге. А оттуда никто уже не возвращался. И стали люди тайком шептаться, что лучше бы взяточник живой остался и безнаказанным ходил. А я его сдала, получается.

Женщина замолчала. Вновь послышался плеск воды. Прачка вернулась к работе. А Мэв даже рук не ощущала.

— А как звали его?

Женщина непонимающе посмотрела на гостью.

— Тихого того, — пояснила Мэв, удивившись, как спокойно звучал голос при такой буре в душе.

— Апраксиком, — ответила без запинки Фрига, и девушка закашлялась, чтобы скрыть вздох облегчения. — Так-то они при нас друг друга по имени не называют. По званиям токмо. Юстициар такого-то ранга али боец. Но, когда взяточника вешали, он проорал, чтобы Апраксик в Обливионе горел, наркоман проклятый. И я его тоже прокляла! К ведьме в горы ходила. Она заговор дала ему на смерть, и я читала каждый вечер. И сгинул он!

— Умер? — с надеждой переспросила Мэв, понимая, что это окончательно отводит подозрения от…

— Сдох, — подтвердила Фрига с торжественной мрачностью. — Сама его дохлую тушу воочию видела. Хотела подойти и плюнуть, но вокруг повозки подельники его крутились.

Дрожь в руках утихла. Мэв вернулась к стирке.

— Ну и пусть горит, изверг. А брат твой и жена его пусть пируют в чертогах Совнгарда. — Девушка надеялась, что женщина не обидится на облегчение, проскальзывающее в голосе. Но та лишь кивнула, верно, подумав, что гостья радуется смерти талморца. И Мэв радовалась! — Там, за чертой, хоть вместе будут.

— Другие говорили, что не будут. — Женщина замахала головой. — Энири ведь нашим богам не молилась. Особливо Талосу. Говорила, что Талмор не любит, но и Девятый в бытность императором из Септимов много эльфьей крови пролил бесчестно. Она Восемь чтила и в Совнгард попасть не могла. Их племени туда ход заказан.

— Маре молятся все, — выдохнула Мэв. — И коль Совнгард не даёт влюблённым быть вместе, то и ну его. Пусть будут там, где спокойно. Должен же быть и загробный мир, где не смотрят на цвет кожи и форму ушей.

— Я тоже хочу в это верить, — кивнула прачка.

Вновь повисло молчание. Мэв закончила с курточкой и перешла к полосканию, когда Фрига, верно, поборов скорбь, вновь заговорила:

— Твой-то муж за имперцев воевал, не иначе?

К этому вопросу Мэв оказалась не готовой, оттого на время утратила дар речи. Далемар — её муж, воюющий за имперцев? Большей лжи и представить себе трудно! Но после этой истории сказать прачке правду девушка уже не могла.

— С чего решила, что он воевал?

— По тому как постель его была заправлена, — довольно кхекнула прачка. — Больше тридцати лет бельё меняю и знаю, что коль разглажено и натянуто так, что пружинит, то, знамо, при чине гость. Ещё ни разу не ошибалась в этом.

Отвечать Мэв не стала, стараясь поскорее закончить стирку. Разговор этот становился опасным, а убедительно врать Мэв не умела.

— Ты не боись. Я болтать не стану. Сказала же, понимаю положение ваше. И искренне надеюсь, что доберётесь вы туда, куда собрались, не встретив черномундирщиков. Сейчас-то они притихли немного. После того как война в Скайриме закончилась. Реже их видим, — женщина склонилась к лохани и заговорила тише: — Дочку от них прячь и не говори, что вы с мером муж и жена. Коль спросят, лучше скажи, что ему служанка. Они-то, гордецы такие, и не подумают, что соплеменник их на нашу девку позарился. Говорят, что мы для них навроде животных.

«Слышала», — горько подумала Мэв, но тему не поддержала.

— А сами-то не больно красавцы, — продолжила Фрига. — Не в обиду мужу твоему скажу, но не встречала среди них хорошеньких. Рожи по-лошадиному длинные, а кожа желтушная, словно все как один печёнку пропили. Ну а их уши ослячьи…

Мэв невольно хохотнула, поднеся палец к губам, вспомнив, как обзывала Далемара уродом на острове. Потом она привыкла и нашла в нём черты, что считала красивыми. Полюбила его длинные ноги с крепкими бёдрами, которые так охотно обхватывала этой ночью. Плоский живот, прижимающийся к её. Гладкие и широкие плечи, твёрдые мышцы на руках с отчётливо проступающими под светлой кожей венами. И волосы, смягчающие черты. Губы, искривлённые в самодовольной ухмылке, совсем как у дерзкого мальчишки.

Сердце гулко забилось, наполняя тело жаром, стекающим тяжестью вниз живота, и нутро тут же отреагировало дрожью, давая понять, что желает отдохнуть после этой ночи. Девушка едва удержалась, чтобы не плеснуть водой в пылающее лицо.

«Но, если предложит ночью лечь под себя, не откажусь», — поняла Мэв.

Фрига хихикнула, заметив состояние собеседницы и верно его истолковав.

— Хоть бы глазком на него взглянуть, — любопытно протянула женщина. — Жалко, как бельё и мусор забирала, его в комнате не было.

«Как это не было? — изумилась девушка. — А где же он тогда?»

* * *

Подняв руку для стука, Мэв замерла и собралась с духом.

— Ну же, — велела она себе. — Просто постучи. Не будь трусихой. Без этого и уснуть же не сможешь.

Исполнив задуманное, девушка, переминаясь с ноги на ногу, дождалась, пока дверь откроется.

— Госпожа Мэв, — поприветствовал её каджит.

Кажется, он не удивился этому визиту.

— Просто Мэв, — быстро напомнила девушка, прикусив губу и встав в позу цапли на болоте, поджав одну ногу, словно стоя на зыбкой почве. — Эдг, прости, пожалуйста!

Кошачьи глаза довольно сощурились.

— Лишнее, Мэв. Каджит совсем не обижен на неё.

— Иенн сказала, Далемар тебя наругал. Это моя вина. — Девушка покраснела. — Я… не должна была соглашаться на твою помощь и подставлять под удар гнева… господина.

— Каджит знал, на что идёт, — уверил каджит, махая лапой, словно считая все её извинения несусветной глупостью.

Вот только Мэв думала иначе. Оглянувшись на двери в комнату Далемара, она подалась вперёд, понизив голос.

— Мне ли не знать, на что он способен, когда зол.

— Младший господин не был зол, — тонкие губы каджита разошлись, показав белый ряд вполне кошачьих зубов.

Мэв опешила, слегка отпрянув.

— Но Иенн рассказала, что он кричал.

— Господин никогда бы не стал кричать при маленькой, — усмехнулся каджит, издав звук, похожий на настоящее мурлыканье. — Он просто тихо и вкрадчиво велел Эдгу не совать нос не в своё дело.

Мэв поникла, представив, каким тоном он мог это «велеть». Встав на ноги, девушка поникла, погружаясь в болото самобичевания.

Знакомый звон привлёк внимание девушки. С довольной ухмылкой возница показывал ей кошелёк.

— А потом младший господин дал Эдгу монет, чтобы каджит мог купить себе хорошей выпивки на праздник полных лун.

Не поняв возницу, Мэв глупо приоткрыла рот.

— Младший господин доволен выходкой Эдга, — невинно заверил возница. — Очень. С годами он стал сильно напоминать старшего господина. Хозяин тоже часто отчитывает Эдга, если каджит поступает неправильно, но хорошо, а потом, остыв, всегда поощряет.

«Неправильно, но хорошо?» — Нахмурилась девушка, наблюдая, как, тихо мурлыкая, Эдг убирает премию за пояс. А потом догадка озарила её.

— Эдг, неужели ты специально всё так подстроил? — протянула Мэв и по подергивающимся усам над верхней губой поняла, что версия-то верна!

— Каждит ничего не подстраивал, — невинно ответил возница, а потом, сощурив кошачьи глаза, бесстыдно ей подмигнул. — Но он был готов остаться с маленькой дольше, чем говорила Мэв.

«Ах ты вероломная кошачья морда! — Рот Мэв открылся шире, но протестные звуки застряли в горле. Шальная мысль едва не перешла в звук. — Наглец полосатый!»

— Быть может, Мэв хочет, чтобы каджит снова посидел с маленькой? Эдг совсем не против!

От такого предложения Мэв даже отпрянула. Сердце велело ей без раздумий сказать: «Да», вот только низ живота протестно заныл.

— Далемар куда-то пропал, — встревоженно сказала она, решив, что лучше проигнорировать кошачью провокацию.

— Младший господин спит, — заверил Эдг. — Каджит приносил ему воду, и он сказал, что хочет отдохнуть.

— Тогда не стоит его тревожить, — с сомнением сказала Мэв, внутренне вздохнув с облегчением и поняв, что мер рядом.

— Хозяин говорил это днём, — заурчал каджит. — А спит он недолго, я в дороге приметил. Думаю, компании Мэв господин будет рад, даже если она его разбудит.

«Ах ты сводник хвостатый!»

Вспыхнув, Мэв отступила ещё дальше, сжав кулаки! Вешаться Далемару на шею она не станет! Даже если от желания и глаз сомкнуть не сможет. Все подружки из лагеря Братьев Бури наперебой говорили, что это неправильно! Мужчина должен добиваться внимания! Ну или хотя бы предложить сам! Здесь не остров… Если её доступность ему приестся…

— Пусть Далемар отдохнёт, — буркнула она, пряча взгляд. — Я так поняла, завтра мы поедем дальше, так что тебе тоже лучше поспать.

К её разочарованию, каджит лишь дёрнул плечом.

* * *

На следующий день они двинулись в путь. Мэв присмотрелась к Далемару, но не увидела признаков того, что он навёрстывал упущенное с выпивкой. Впрочем, если учитывать его навыки, мер мог просто убрать все симптомы магией.

В дороге Далемар охотно позанимался с Иенн, пополняя её словарный запас и искореняя, как поняла девушка, презираемый им скайримский говорок. Перебросился он парой ничего не значащих фраз и с самой Мэв, явно давая понять, что не игнорирует её, но не более. И тогда девушка осознала, что то, что она приняла за виток прогресса, был не более чем изгибом на ровной линии. Да, больше мер не сидел, отвернувшись к окну, но не смотрел он и на Мэв, погруженный в собственные мысли.

После обеденной остановки, чтобы занять Иенн, Далемар создал магией рой небольших светлячков и, отстранившись, сложил руки на груди, просидев так до самого заката, лишь изредка пополняя запас гаснущих шариков по требованию девочки.

Мэв чувствовала себя неловко и ждала ночёвки в очередном трактире. Кажется, аргонианка упоминала его, назвав «Одноруким» и сказав, что он роскошью и удобством сравним с её собственным заведением. Впрочем, на удобство Мэв было плевать, главное, что она могла остаться с Далемаром наедине и выяснить… постараться выяснить причину его неоднозначного настроения. А главное, как оно было связано с тем, что они провели ночь вместе. Быть может, она ошиблась и его тяготило то, что он вновь поддался искушению и возлёг с представительницей низшей расы? Эта мысль пугала, и, когда Иенн, зевая, начала нудить, что хочет спать в кроватке, а Далемар спокойно, но строго сказал, что придётся здесь, Мэв поняла, что надеждам её не суждено сбыться.

В густых сумерках они, не сбавляя ходу, проехали через деревеньку не меньше, а скорее даже больше Закрытых врат.

— Мы куда-то спешим? — подала голос Мэв, укачивая сонную Иенн.

— До Брумы каких-то пару дней пути, — отозвался мер, даже не повернув к ней лица.

— Хотя бы на ночь, — взмолилась девушка, вспомнив нытьё Иенн.

— Нет, — тихо отрезал Далемар, и Мэв замолчала.

Уложив Иенн и закутав её в запасной плащ, подаренный мером, девушка сделала то, на что никогда не решилась бы прежде — пересела к нему. Вместо того, чтобы отстраниться или велеть Мэв вернуться на место, Далемар притянул её к себе, позволив зарыться лицом в волчий мех своего плаща.

— Замёрзла? — спросил эльф с нотками заботы, которые несколько развеяли опасения, что причиной его дурного настроения стало то, что они возобновили, как бы он это назвал, непристойную связь.

Не зная, что ответить, Мэв кивнула, хотя особого холода не чувствовала. Но, кажется, сам Далемар считал иначе, потому что закутался в плащ ещё задолго до сна. И всё же небольшая ложь позволила ей оказаться прижатой к его груди, а это дорогого стоило.

Мер ждал подвоха, потому что обречённо вздохнул, когда Мэв спросила:

— Что тебя беспокоит, Далемар?

— Чёртов холод, — протяжно уверил он. — Как видно, ты оказалась права, и я старею преждевременно для своей расы.

— Ничего подобного! — жарко возразила девушка, хоть и не поверила в его оговорку про холод. Так же холодно было на протяжении всего пути, но он не был так напряжён. Она буквально нутром ощущала, что здесь причина иная. — Та аргонианка сказала, что местный постоялый двор вполне сносен, а я бы доказала тебе…

— Мэв, мы ненадолго остановимся в Бруме, и доказывай сколько хочешь. Тем более что я намерен дать тебе повод, — холодно заверил Далемар, заставив её сжаться. Девушка попыталась встать, но он остановил её движением руки. — Нет, лежи на месте, так теплее.

— Я не понимаю, — прошептала девушка, когда он расслабился.

— А я и не хочу, чтобы ты понимала. Главное, знай, что к тебе это не имеет никакого отношения, и успокойся.

Мэв постаралась исполнить его волю, но не вышло. Назойливая мысль всё не давала девушке покоя, как бы намекая, что она знает причину его переменчивого настроения. Она словно что-то забыла, но мысль о том, что это важно, не уходила. Было ли это связано с его учителем-бретонцем? Лезть в это и рушить хрупкое равновесие она не хотела. Так, может, и не стоило?

— Мэв, а как тот норд понял, что я не тот, за кого себя выдаю? — Далемар запустил пальцы ей в волосы, верно, чтобы лаской побудить на откровенность.

И либо приём подействовал, либо Мэв не хотелось играть с эльфом в загадки.

— Он увидел тебя, когда ты пришёл в их трактир и спрашивал про лавины в горах, — начала девушка, легонько проведя ладошкой по его бедру. — Ну, и заметил… У него девчонка была из Винтерхолда, и она ему рассказывала, что все маги сутулятся из-за того, что много времени проводят за книгами. А ты стоял прямо и ноги при разговоре поставил так, что чувствовалась выправка…

— Хм, а ведь точно, — протянул Далемар задумчиво. — Уйдя из Коллегии, я долгое время сутулился. Год, не меньше. Надо будет учесть.

Он замолчал, обдумывая ещё что-то, и девушка уже решила, что разговор окончен, но Далемар спросил, о чём они ещё говорили, и Мэв кратко пересказала их разговор, сжимаясь каждый раз, когда признавалась, что называла мера тварью. Но, к её удивлению, его заинтересовала совсем другая деталь, которой девушка не придала значения.

— Мэв, ты вот так ему и заявила, что моя шлюха?

— Да, — безразлично призналась она.

— Никогда больше не называй себя шлюхой. Даже моей, — велел Далемар вкрадчиво и серьёзно. — И вообще, поменьше болтай с другими мужчинами. Если ты ещё не поняла, я ревнив.

Девушка повернулась, но с этого ракурса не увидела его лица. А говорил он вполне серьёзно. Раньше он открыто этого не признавал.

— Не ревнуй. Думаю, для Имперского города я буду … Как ты это там говоришь… Заурядная? — пошутила Мэв печально.

— Не для меня, — уверенно возразил Далемар.

Эта фраза заставила её полностью развернуться в кольце его рук и посмотреть в глаза. Не мог же он на самом деле быть таким? Но зачем ему носить перед ней маску сейчас? Что, если воображаемый и реальный Далемар вполне могли уживаться в нём одновременно, просто проступая по мере необходимости? И если это так, то какой из них был на самом деле более реальным?

— Не знала я, что ты можешь быть таким, — прошептала Мэв, смотря ему в глаза.

— Каким?

— Простым, тёплым, — произнесла она, с трудом подбирая слова. — Нормальным.

Последнее явно было лишним, потому что тут же один из уголков его губ искривился в усмешке.

— Если соскучилась по скотскому отношению с моей стороны, можешь вновь начать мне врать, злить или пытаться сломать под себя. — Голос звучал довольно жёстко. — Но, пока ты будешь со мной искренней и открытой, я буду относиться к тебе так же, — добавил он уже мягче.

Вот так прямо и открыто. Почему она не могла быть с ним такой раньше? Говорить не хотелось, и она вновь забралась к нему под плащ, прижавшись щекой к груди и вслушиваясь в биение сердца.

— Ты спрашивала, почему мы не остановились на том постоялом дворе, — тихо заговорил Далемар, поглаживая её волосы. Тон был отстранённым и спокойным, равно как и биение сердца. — Помнится, я говорил тебе, что после подписания Конкордата, служил в этих местах. Как раз в то время я активно делал себе карьеру и от того был особо пристрастен к любому нарушению обозначенного выше соглашения. Особенно того пункта, что касалось поклонения ложному божеству Талосу. А эти места, хоть и принадлежат Сиродилу, населены преимущественно нордами. Твоих же соотечественников мёдом не пои, дай выразить почёт Дракону Севера Исмиру. Оттого работы у меня всегда было в избытке. Раньше тот трактир назывался «Морозный Дом». Его прежний хозяин был схвачен по моему приказу за поклонение Талосу. Рядовое дело, но глупец упорствовал, и я показательно отправил его поближе к любимому Богу. И, надо признать, местные урок усвоили хорошо. Все, кроме его сына. Мальчишке было лет тринадцать, может, четырнадцать, и я пренебрежительно отнёсся к его угрозам. Счёл, что отреагировать на них — это, скорее, показать слабость и мелочный страх. Это случилось до того, как учитель преподал мне последний урок на той стоянке. Буквально за пару дней до нашего воссоединения с Леландом этот щенок, заручившись за прикопанное золото поддержкой местной банды, напал на мой патруль, но успеха не достиг. Я тогда очень верил в свои силы. Чувствовал себя непобедимым…

Прижавшись ухом к груди, Мэв вновь старалась уловить хоть малейшее изменение в биении его сердца, но ничего не было. Она знала, то, что скажет он после этой паузы, ей не понравится. Возможно, причинит боль. Но сам он такой боли был лишён.

— Знаешь, из всех трёх магических стихий холод давался мне труднее всего, — произнёс он медленно. — Выбирая между огнём и молнией, я выбрал то, что было сложнее в освоении, чтобы подпитать свою гордыню, но осознание, что я не во всём одинаково хорош, всегда подтачивало меня. Поэтому, когда мальчишку скрутили и бросили к моим ногам, я решил попрактиковаться в магии холода прямо на месте. Я проморозил ему правую руку, которой он держал топор, до такого состояния, что плоть побелела, а кость стала хрупкой, как стекло, а потом наступил.

Аргонианка сказала ей, что трактир называется «Однорукий», вспомнила Мэв, вздрогнув.

— После этого он выжил.

— Угу, — признал Далемар. — Я решил, что живое напоминание о заслуженной каре и глупой мести лучше дохлого мальчишки, который может после смерти стать символом непоколебимого духа и породить новый поток мстителей. Но, знаешь, ему повезло. После встречи с Леландом, едва не сдохнув, я стал куда более практичен: не оставлял тех, кто мог питать ненависть не ко всей армаде, а ко мне конкретно. После того, как закончил с упырём, думал даже вернуться и добить его, но меня отозвали обратно, в Хаммерфелл. Так что, Мэв, не возвеличивай меня особо.

Хотела ли она отстраниться от него и показать, что считает его мерзавцем? Нет, потому что в этом не было никакого смысла. Прошлое оставалось прошлым, и изменить его было невозможно. Он такой, какой есть, и она может либо уйти, либо принять.

— Я знаю, — ответила она, не двигаясь.

— Ты удивила меня, — признался мер. — Я ожидал более…бурной реакции.

— А это что-то изменит?

— Нет.

Лежа на его груди, она поняла, почему он прятал лицо под плащом и закрывал двери. Почему велел закрывать двери и ей. Почему они гнали лошадей до самой Брумы…

— Надеюсь, лавину ты спустил не для того, чтобы отвлечь местных?

— Нет. — В голосе Далемара послышалось раздражение. — Это была неуместная дурость, и спаслись мы чудом.

Подумав, Мэв поняла, что это правда. Далемару было бы легче соврать, что это было частью хитроумного плана, чем признать банальную ошибку. Даже к себе он был неумолим. И всё же её он пощадил… Хотя, скорее всего, считал это слабостью.

«Я и Иенн — его слабость?»

— И много ещё в мире тех, кто хочет твоей смерти? — Девушка коснулась рукой его плеча, где остался шрам от стрелы.

— Кто хочет, достаточно, а вот тех, кто готов ради этого рисковать и действовать, куда меньше.

— Те маги… с камня?

— Только Нина Каран, пожалуй, — признался Далемар. — Она была племянницей Леланда и единственной, кому он вручил посох не из-за денег или выгоды. А ещё, как я помню, Каран искренне любила старого упыря. Преклоняясь перед ним как перед личностью, а не только перед его статусом и возможностями. Поговаривали, что в бытность его ученицей она попыталась выразить эту любовь весьма неожиданным способом, от которого даже упырь опешил и, всучив посох, сослал подальше — в Королл. Но на девятый год моего обучения она вернулась и стала его ассистенткой.

— Ты выделил её тогда, — вспомнила Мэв, ощутив в душе тревогу. — Сказал… «в особенности».

— Мэв, разговор на эту тему тебе не понравится, — спокойно предупредил Далемар, и тогда она поняла…

— Ты с ней… — прошептала девушка, ощущая, как догадка причиняет куда больше боли, чем описание всех его зверств разом.

— Ну да, — признался мер и, тут же схватив её за плечи, удержал на месте. — Это было давно, и сделал я это скорее из — как там говорил нордик? — принципа, чем исходя из каких-то чувств разной степени возвышенности. Их у меня к ней не было.

«Слабое утешение», —подумала Мэв, но перестала вырываться.

— А зачем тогда? — напряжённо спросила девушка. — Похоть?

— Да даже не похоть, — в голосе Далемара зазвучала меланхолия. — Она была старше меня лет на десять и никогда не считалась красавицей. Но, надо отдать должное, умела подать то немногое, что было ей дано. А что важнее, могла проявить выдержку и смотреть на учеников свысока, выставляя напоказ статус полноценного мага. К тому времени Каран успела заслужить уважение дядюшки. Хотя я знал, что он не посвятил её во все аспекты своей деятельности. Слишком уж чистенькой она оставалась. А меня это злило. Я уже успел утратить семейный кров и жил в комнатах учеников, когда на Праздник Урожая и на грандиозную попойку, устроенную Нартилием и его товарищами, Богиня Иллюзии снизошла до нас. Очередная попытка приблизиться к загадкам дядюшки пошла прахом, и я, ставший невольным свидетелем той сцены, неожиданно понял, что упырь-то не так уж и беспристрастен в отношении своей племянницы. О плотских желаниях речи не шло, но он определённо оберегал её. И это открытие разожгло во мне самый настоящий азарт. Бутылка вина, парочка пошлых шуток и якобы случайный намёк на то, что я в курсе некоторых моментов тайных экспериментов дядюшки, и она повисла на мне самым бесстыдным образом. Это оказалось так легко, что я даже разочаровался. Но желание подгадить учителю было сильнее, и я продолжил. По иронии отдельные комнаты в Коллегии положены только мастерам-волшебникам, а предаваться неуместной и неравной связи с мальчишкой-учеником на глазах у всех Нина была не готова. И вот тогда она преподнесла мне дар, о котором я не смел и мечтать: потащила на верхний этаж и открыла, что у неё есть ключ от покоев дядюшки, который в то время был в отъезде. Трахнуть её на его же кровати было мерзко, но символично, и я не смог отказать себе в подобной блажи.

Вырвавшись из его рук, Мэв наградила Далемара звонкой оплеухой. Хлёсткий звук заставил Иенн захныкать во сне. Коснувшись покрасневшей щеки, мер ухмыльнулся.

Погладив дочь, девушка укрыла малышку и повернулась к Далемару. Но на этот раз Мэв уселась напротив. Мысль о другой женщине была столь неприятной, что девушка, поджав ноги и уткнувшись лицом в колени, даже не хотела смотреть на эльфа.

— Если думаешь, что мне это приятно слушать… — начала Мэв, не сдержавшись.

— Как и мне было неприятно слушать твои басни про нордика, — осёк Далемар холодно.

— Но то была ложь! — охнула девушка в колени, не поднимая глаз.

— А здесь я вынужден сказать тебе правду. Я не интересовался судьбой Нины, но догадываюсь, что она по-прежнему отирается около Коллегии или Синода. Узнав, что я в Имперском городе, Каран непременно вылезет наружу.

— Чтобы возобновить старую связь? — мрачно предположила Мэв, сжав кулаки.

— Не так, как ты думаешь, — пояснил Далемар спокойно. — Её дядюшку схватил Талмор, и она это знает. Скорее всего, через меня Каран может попытаться узнать что-то конкретное. Но я не исключаю, что Нина догадывается, что это я приложил руку к исчезновению дядюшки Леланда.

— Намекни ей, что знаешь что-то, и тебе наверняка опять перепадёт, — прошипела Мэв и услышала его смех.

— Мэв, она бретонка — человек.

— Я тоже человек, но тебя это не останавливает, — напомнила девушка злобно, внезапно осознав, что в Имперском городе он наверняка обзаведётся не одной такой Ниной.

«Бретонка — магичка, как и сам Далемар. С ней-то ему точно будет куда интереснее, чем с бесхитростной деревенской девкой».

— Я к тому, что ей сейчас восьмой десяток пошёл, — продолжил мер, явно желая донести до неё свою мысль. — С помощью магии она может, конечно, поддерживать некоторую форму, но Каран меня даже по молодости не привлекала, успокойся.

— Стэна вон возраст не остановил, — буркнула девушка едва слышно.

— Хорошо, что я не нордик, — ответил он, явно не понимая причину её злости или упорно показывая, что не понимает. — Мэв, ты сама спросила меня, кто из тех магов представляет для нас реальную опасность…

— Нас? — переспросила Мэв.

— Не притворяйся, что не поняла, — голос мера звучал всё более и более жёстко. — Так вот, Нина может быть опасна, если не каким-то чудом не издохла. А из одного из писем матери я знаю, что пару лет назад она проявляла некоторый интерес к моей персоне. Поэтому, раз начался такой разговор, я сказал тебе прямо, чтобы потом появление оной особы не было для тебя сюрпризом.

— Появление? — не сдержалась Мэв, понимая, что он только что признался, что прежняя любовница появится в его жизни, несмотря на всевозможные старания этого избежать.

— Чутьё подсказывает, что так и будет, — немного успокоившись, мер продолжил более задумчиво. — Не думаю, что она полезет ко мне напрямую, а вот зайти с окольного пути — вполне в её духе. К слову, она неплохо умеет влезать в головы, особенно к непосвящённым, поэтому…

— Как увижу, сама ей в голову влезу. Стрелой! — прошипела Мэв. — И поверь, рука не дрогнет!

— Только перед этим дай мне составить план, чтобы ты не попалась на убийстве видного члена Имперского сообщества. — Голос Далемара уже звучал насмешливо. — К чёрту суд и штраф, но, если оба родителя Иенн прослывут душегубами, повзрослев, девочка спасибо нам не скажет.

Это безразличие могло быть показным, но, подняв взгляд, Мэв увидела, что Далемар смотрит на неё с усмешкой, не поменяв позы, словно ожидая, что она вернётся к нему в объятия.

Напрасная надежда! Лежать в его руках она уже не желала. Вместо этого хотелось отвернуться и смотреть в окно… Куда угодно, только не на Далемара, чтобы не представлять… его с другой. А ведь он делал почти то же самое, когда думал, что сама Мэв была со Стэном. Неужели тогда он испытывал то же самое?

Уткнувшись в колени, Мэв молчала, ощущая, как потоки ревности терзают холодом душу. Она ведь совсем не знала, способен ли Далемар хранить верность одной женщине или предпочитал тешить самолюбие множеством связей, как некоторые мужчины… Как тот же Стэн. Впрочем, мог ли мер быть верным ей, если …

— Стой, ты сказал, что был с ней, когда жил в комнатах учеников, — девушка подняла взгляд и увидела, что Далемар укутался в плащ и сменил позу, больше не ожидая её возвращения. Мер посмотрел на неё, дёрнув плечом. — Но ведь, выходит… в то время ты уже был помолвлен с… Риэлией.

— Выходит, — признал он.

«Вот так просто говорит об этом», — горько подумала Мэв. Наверное, просто подаёт ей тайный знак, чтобы потом его повадки не стали для любовницы сюрпризом.

— А если бы обо всём узнал её брат? Ведь он тоже там был? — спросила Мэв, чувствуя, что эта цепочка приведёт её к очередному неприятному открытию.

— Ну, собственно, он и узнал, — признался Далемар без капли смущения. — Кончив, я не стал дальше разыгрывать из себя поклонника и оставил возмущённую Нину на дядюшкиной кровати. Нартилий был первым, кому я признался, что крепость пала.

— И он дал тебе в рожу? — с надеждой выдохнула Мэв, подумав, что именно тогда Далемару и сломали его чёртов нос. Было бы, как он говорит, весьма символично!

— С чего бы? — усмехнулся мер. — Мы славно поржали и даже выпили за это. Высокомерие Богини Иллюзий у нас обоих было в печёнках.

— Посмеялись над тем, что ты обесчестил девушку и изменил его сестре, — осуждающе произнесла Мэв, искренне испытывая ужас от осознания того, что его друг, скорее всего, вовсе не был таким хорошим, как она думала.

— Риэлия была моей невестой, но не женой, поэтому ни о какой измене речи не шло. Что до самой Нины, то её обесчестили до меня. И, судя по повадкам в постели, очень много раз, — безразлично признался Далемар. — Как бы то ни было, больше я даже показательно не смотрел в её сторону, чем солидно разозлил.

— И после этого ты удивляешься, почему её дядя…

— О, она ему ничего не сказала, — перебил её мер. — Правду он уже узнал от меня. Намного позже. Думаю, догадываешься когда. Должен признать, открытие его не порадовало.

— Ты ужасен! — буркнула Мэв, отворачиваясь и понимая, что наверняка и ей придётся столкнуться с изменами с его стороны.

— Надеюсь, осознание этого заставит Каран держаться подальше от нас.

Но даже то, что Далемар опять произнёс многообещающее «нас», не принесло в душу Мэв тепло.

* * *

Брума куда больше походила на обычный нордский город, чем Мэв себе представляла. Каменная стена напоминала Виндхельм, деревянные нордские дома за ней — Рифтен или даже Данстар. И всё же город хранил на себе печать, которую она не могла не заметить. Буквально на въезде в город им попался величественный собор, разрушенный, сгоревший и оставленный таким, словно знак недавней войны. Хотя дерево, проросшее прямо посередине руин, указывало, что прошёл не один год с того момента, как величественное здание подвергли разорению. Тогда это мог быть только тот самый…

— Храм Талоса, — подтвердил Далемар её опасения, нарушив тишину.

Тут же Иенн, приникнув к окну, стала спрашивать, кто такой Талос и что такое храм.

— Дом плохого человека, — произнёс мер, сажая дочь на колени. — Он был врагом таких, как мы, цветочек.

«Таких, как мы».

Невольно Мэв посмотрела на них. Могло ли так статься, что с годами Иенн станет так похожа на отца, что начнёт стыдиться человеческой матери? Мысль горчила так, что Мэв невольно коснулась рукой горла, хотя обещала себе не делать этого при Далемаре, чтобы лишний раз не напоминать о норде.

Пару дней — и недавняя близость вновь казалась иллюзией и, возможно, даже ошибкой. Сомнения возвращались. И ни ворох одежды и безделушек для неё и Иенн, ни роскошные комнаты, которые он снял для неё и дочери не смогли их прогнать. А сомнения были предтечей голосов в голове. Мэв это знала и с дрожью ожидала возвращения призрака Брит и напоминаний о том, что Далемар будет презирать и изменять ей, деревенщине и любовнице, коль он изменял даже своей прошлой высокородной невесте.

А что Мэв будет оставаться тогда? Терпеть? Разыгрывать сцены ревности, которые будут вызывать у него смех или злость? Но ведь это путь в никуда, думала она, пока он на свой вкус выбирал ей одежду, кривя губы и явно выказывая недовольство нордским фасоном. Думала она об этом, когда принимала ванну с ароматной цветочной пеной, о которой прежде не могла и мечтать. Думала, когда надевала новые вещи и расчёсывала волосы новым гребнем. Иенн явно радовалась обновкам, но мысли Мэв были заняты другим.

Даже сейчас, сидя напротив Далемара, в новых и непривычно ярких одеждах, которые девушка мельком видела разве что в крепости Миствейл, она чувствовала себя ещё более никчёмной содержанкой, чем тогда, когда у неё не было даже сменной рубашки и доказательств его неравнодушия.

От поучений и замечаний мера голова шла кругом, а девушка могла лишь кивать и исполнять роль послушной куклы. Иенн рядом уже орудовала не только вилкой, но и ножом, а Мэв кусок не лез в горло, засунь она его туда хоть по-варварски руками. И всё же есть приходилось. Равно как и отвечать. Разговаривать на различные темы, которые, как Мэв догадывалась, должны были подготовить её к жизни в столице. Притворная улыбка Киравы пока работала без сбоев, равно как и его совет отвечать «да» или «нет» на вопросы, на которые не хотелось давать развёрнутые ответы. Но надолго ли её хватит? Ведь смотреть на него и не думать о возможном и скором предательстве было невыносимо! Поэтому, когда можно было не смотреть, она отводила взгляд, размышляя об отвлечённых вещах. Жаль, только жизнь её была не богата подобным. Мэв подумала, что даже реальные измены со стороны Стэна не принесли бы ей и толики тех мук, как воображаемые со стороны Далемара. Быть может, не стоило накручивать себя заранее? Ожидать удара в спину?

«Просто ты знаешь, что его удар рано или поздно настигнет тебя», — услужливо произнёс голос Брит в голове, и Мэв молча отложила вилку и встала из-за стола.

Отойдя к окну, девушка долго размышляла, стоило ли ей и дальше продолжать играть в нормальность или поговорить с Далемаром прямо. Но о чём? О домыслах? Да мер поднимет её на смех или, наоборот, преподаст жестокий урок. Да и попытайся мер опровергнуть её догадки, разве она поверит ему? И более того, если Далемар поймёт, что она не готова ему верить, будет ли он доверять ей в ответ?

В Бруме эльф перестал скрываться, отбросив с лица капюшон, и она поняла, что хотя бы здесь на его счету нет срубленных голов и отмороженных рук.

Она повернулась, посмотрев на интерьер его новых покоев. Всё же в этот раз он отдал более роскошные комнаты им с Иенн. Было ли это знаком чего-то? Стоило ли вообще искать знаки? Думать?

Отодвинувшись от стола, Далемар посмотрел на неё с некоторым раздражением. Всё же отрешённость Мэв бросалась ему в глаза, хоть ни разу за эти дни мер не заговорил о её причинах. Наверное, он знал, в чём дело, но не опровергал опасений, следуя принципу «умалчивание лучше вранья». А это раздражение… Может, он злился, что девушка не играла по общим для нищих любовниц правилам и не воздавала за подарки весельем и преклонением. От таких мыслей Мэв захотелось сорвать с себя платье и швырнуть в Далемара, но сорочка под ними тоже была куплена им, как и туфли. Всё это она заработала под ним и, вернув, останется голой!

О Матерь Кин, лучше бы я удержалась и дальше оставалась просто матерью и нянькой его дочери, но не девкой. А скоро буду одной из…

Наблюдая за ней искоса, Далемар потирал виски. А потом, встав и отойдя к одному из комодов, достал оттуда бумагу, перо и чернила. Положив это на стол вдали от посуды, поманил девушку к себе. Идти не хотелось, но Мэв подошла и села на предложенный стул.

— Сможешь написать своё имя? — спросил Далемар, становясь рядом и опираясь ладонями о столешницу.

Вопрос был провокационным. Именно так восприняла его Мэв. Она ведь всего лишь необразованная деревенская девка…

Чтобы опровергнуть его возможную насмешку, девушка молча взяла перо и, смочив его в чернилах, написала на бумаге собственное имя, благо, оно было коротким.

— Вместе с родовым, — указал мер.

— У меня его нет после того, как родители выгнали меня, — произнесла Мэв устало, понимая, что не выдержит от него очередной нотации.

— Все равно напиши родовое имя того фермера, благо, пользоваться тебе им недолго.

— Почему недолго? — спросила девушка без особого интереса, выводя полузабытые символы, которыми она пользовалась последний раз почти четыре года назад, записываясь в ополчение Ульфрика Буревестника. — К чему это?

— К тому, что пока мы здесь, я хочу сделать кое-какие документы для Иенн и тебя. Хочу, чтобы в Имперский город вы въехали на законных основаниях и с полным гражданством.

— А-а-а-а, — протянула она. — Любимая имперская забава с бумагами.

— Да. — Кивнул Далемар. — К законнорожденности здесь отношение куда более трепетное, чем на твоей родине.

Значит, Иенн официально не будет его ублюдком? Мэв вздохнула с облегчением. Этот дар был куда более приятным, чем все яркие безделушки разом. Далемар посмотрел на неё, и девушка подарила ему самую тёплую и искреннюю улыбку.

— Спасибо!

Далемар приподнял бровь, словно не поняв, за что она его благодарит.

— За то, что признаёшь Иенн. — Но тут же Мэв вспомнила разговор с прачкой в «Закрытых вратах» и поникла. Девушка старательно гнала из памяти тот рассказ. Но сейчас… — А это не опасно для…

— Мэв. — Длинные пальцы коснулись её подбородка и подняли лицо. — Успокойся. Я знаю, что делаю.

— Правда?

— Я же сказал. Учись доверять мне, девочка.

Аккуратно миновав губы, его пальцы погладили её щёку. Не задумываясь, Мэв быстро поцеловала запястье Далемара. Тонкие губы мера в кое-то веки украсила нормальная улыбка. Мэв прижалась щекой к его ладони, словно ласковая кошка. Эльф присел перед ней и посмотрел так странно, словно изумляясь, что девушка перед ним реальна. Улыбнувшись в ответ, Мэв протянула руку и взъерошила ему волосы, сделав так, чтобы пряди упали на лицо. Провела кончиками пальцев по чётко обозначенным скулам к губам, прикусив собственные.

— Будешь жить со мной?

Вопрос заставил девушку широко распахнуть глаза. Пальцы замерли. Не ослышались ли она? Определённо нет, потому что по выражению на его лице Мэв видела, что Далемар ждёт ответа. Вот только зачем? Ведь он сам уже решил, что она будет жить с ним в доме его родителей. Может… так он спрашивал, будет ли она его любовницей? Хотя тут тоже всё было очевидно. И всё же Мэв кивнула.

А Далемар, перестав улыбаться и склонив голову вбок, смотрел на неё так пристально, что девушке стало не по себе. Она убрала руки от его лица, но эльф не спешил следовать её примеру, скользнув пальцами к шее и линии плеч, скрытой плотной тканью нового платья.

«Но я хочу быть у тебя единственной», — едва не ляпнула девушка, тут же сообразив всю наивную глупость подобной просьбы. И всё же… быть его? Мысль пьянила, и Мэв задышала чаще. Любовницей… Открыто? Но…

— А твоя родня и община одобрит?

— Знаешь, ждать чужого одобрения — удел слабаков, — произнёс Далемар, сменив улыбку на усмешку. — Но я хочу, чтобы вас приняли, а значит, нужно явиться под их взор с гордо поднятой головой и с документами, оформленными по всем правилам. Бескомпромиссность — часто единственный выход.

Мэв невольно поёжилась, будто от холода, хотя в его комнате опять было натоплено, словно в пустошах Обливиона.

— Перестань трястись, — продолжил мер с усмешкой. — Это всего лишь кучка высокомерных эльфийских засранцев. Перед тем как начать бояться любого из них, вспомни, что я намного хуже и страшнее всех их вместе взятых, и увидишь, как камень с души упадёт.

— Странный способ. — Хоть и невольно, но Мэв вновь улыбнулась.

— Зато действенный. — Далемар развёл руками, поднимаясь и поворачиваясь к столу.

Взяв из её рук перо, он написал на листе имя, быстрым и красивым почерком, перед которым её закорючки выглядели мазнёй ребёнка.

— Тренируйся, завтра тебе много раз придётся подписывать документы именно так.

— Зачем мне что-то подписывать? — спросила Мэв, с непониманием прочитав, что у её имени появилось явно эльфийское окончание, равно как и новое родовое имя уже на имперский манер.

— Хочешь, чтобы я записал в матери Иенн какую-нибудь… Эленвен? — с явной остринкой спросил Далемар, склонившись к её уху.

— Нет! — возмутилась Мэв.

— Ну и прекрасно, — прошептал мер.

Мэв ещё раз посмотрела на бумагу, беря перо, но не решаясь повторить написанное.

— Но это не моё имя.

— Зваться ты можешь по-старому, но кое-что придётся подправить для бумаг. Так нужно.

Поджав губы, девушка послушно исполнила его просьбу, и где-то на восьмой или девятый раз Далемар оказался доволен. Но, взяв перо из её пальцев, рассмотрев руку, произнёс:

— С твоими ручками тоже придётся что-то сделать. Запомни: руки всегда должны быть ухоженными, а ногти — ровными и одной длины. Впрочем, сейчас мы это немного поправим, но придётся поспать с забинтованными кистями.

— Ты порежешь мне руки? — испуганно прошептала Мэв.

— Нет! — возмутился Далемар, поворачивая ладони к лицу, словно чтец судеб на ярмарке. — Просто немного жира, масел, целебных трав и магии.

— Ты и в таком смыслишь? — удивилась Мэв, представив, как бы нелепо такое прозвучало из уст любого норда.

— Ну ты же сама как-то сказала, что я ухоженный чистюля. — Далемар погладил её пальцы, рассматривая и их. — В том, что теперь ты моя женщина, есть свои преимущества.

Его женщина!

Мэв покраснела, не сдержав смущённой улыбки. Его женщина… Как же приятно слышать это из уст Далемара!