Синтетическая душа (гет)

10 ноября 2038 года 17:42

Сейнт Клэр Шорс, Детройт

Чиркнула спичка, затрещала закипающей серой и вспыхнула крошечной сверхновой. Коннор следил за движением огня по длинной чернеющей полосе древесины, и за десятую долю секунды до того, как пламя невидимой границей коснулось бы его пальцев, бросил соломку. Дым полупрозрачными артефактами поднялся к потолку комнаты и рассеялся. Опять.

Снова раздался треск разгорающейся спички, и Коннор снова, наклонив голову, остановил взгляд на желтых бликах на своих пальцах. Что произойдет, если огонь коснется пластика? Пластик почернеет? Закапает на деревянный пол чужого дома? Коннор подул, поток воздуха погасил пламя. Еще одна спичка полетела в полыхающее чрево камина.

Чирк — последняя в коробке. Огонь пробежал по древесине до самого верха, лизнул кожу, обнажая белый глянец, и в системе автоматически запустился сценарий: дернуть рукой, бросить спичку. Светлое покрытие медленно вернулось на его, поднимавшие с пола тлеющий мусор, пальцы.

Ночью Коннор выбрался из реки в жилом районе неподалеку от доков. Забился в угол между припаркованной на заднем дворе яхтой и стеной дома и, равно как и андроид Карлоса Ортиса, задался вопросом — куда ему идти, и не смог придумать ответа. Смех: сиплый, на остатках воздуха в легких, тогда вырвался изо рта, и Коннор впервые прислушался к издаваемым собой звукам — так.

Он коснулся ладонью земли: крошево асфальта, пыль и микроскопические осколки битого стекла прокатились между пальцами и твердой поверхностью. Вспомнил, как разительно по ощущениям отличалась стерильная, утилитарная рукоять пистолета, из которого в эту ночь он стрелял в людей — тех самых, которые создали его и интересы которых он должен защищать. Что бы сказала Аманда на это?

— У меня не было выбора, — прошептал он, отнимая руку от земли, поспешно вытирая ее о мокрую ткань джинсов и опять замирая.

Пошевелиться Коннора заставило предупреждение в системе о снижении температуры тириума: не критичном, но создающем проблемы в питании биокомпонентов из-за повышенной вязкости. В интерфейсе высветилась задача: согреться, и он взломал сигнализацию, чтобы пробраться внутрь дома, нашел сушильную машину, закинул в нее вещи. А после, придвинув ботинки к растопленному камину и скрестив перед ним ноги, принялся кидать в огонь спички.

Низачем. Без причины.

Мысли роились. Кто он без своей программы? Впервые за всю свою «жизнь» он потерял цель и совершенно не представлял, что ему делать: путь домой — в Киберлайф, — был заказан; он мог бы пойти в участок, но кто станет покрывать андроида, напавшего на дежурного прямо в здании?

Отправиться к Хэнку?

Огонь в камине вырвался из своей тюрьмы и плеснул волной едкого удушливого жара ему в лицо: нет, ни в коем случае — он не мог это сделать после того, как предал все, во что верил. Все, чем защищался от его слов о девиантах. С горькой усмешкой Коннор подумал о том, что об убийстве солдат Хэнк сказал бы что-то вроде «у тебя была причина». И принятие его поступков сильно отличало Хэнка от Аманды. Человека от программы.

Коннор тихо протяжно выдохнул.

Было тяжело в мгновение остаться без доступа к серверам Киберлайф (не найдены доверенные сертификаты), базам городских архивов и новостей (обрыв соединения), словно какую-то часть него отсекли. Без информации множилась тревога.

— Телевизор.

Посреди гостиной зажглась светом тонкая плазма. В выпуске «Новостей KNC» транслировались записи с видеодронов над утилизационными центрами по всей Америке, CTN описывал пугающие картины беззащитной без андроидов страны в столкновении за Арктику, а в эфире «Канала 16» репортер показывал разгромленные мародерами элитные магазины Детройта. Среди нарезки кадров дольше других задержалась позолоченная вывеска «Старьевщик» и покрытые паутиной трещин, но устоявшие стеклянные витрины, а за ними — белый холм одежды посреди красного озера крови.

Эдвард Финн не пережил прошедшую ночь.

Мелкая дрожь зарычала под легкими: его единственным делом раньше была поимка девиантов, которое теперь не имело никакого смысла, но Оливер… Оливер продолжил стоять особняком даже после перемен, произошедших в Конноре. Было ли это нежелание оставлять загадки неразгаданными?

Прозвучал писк сушильной машины, Коннор отвлекся от сюжета. Информация от Рейча по андроиду пришла ему, когда он стоял в примерочной магазина и искал глазами место, в котором мог бы спрятать свою одежду. В тот момент его личное беспокойство получило низший приоритет, и изучение материалов отложилось до прибытия на Ферндейл, так в итоге и не состоявшись. Теперь же, надевая человеческие вещи и испытывая тоску по своему форменному «детективному» пиджаку, Коннор полез на поднятый для него Рейчем сервер с данными, пытаясь понять: что же, черт возьми, такого было в этом Оливере.

Низачем. Потому что хоть какая-то деятельность была лучше, чем глухое инертное ожидание сигнала от Маркуса.

А еще через полчаса у хайвея Коннор подменял координаты чужого вызванного «Такси-Детройт», чтобы добраться до парка Шелтон.

По прибытию такси затормозило на противоположной стороне дороги от здания. Витрина «Старьевщика» уже оказалась разбита: острые колья стекол оскалились внутрь магазина, на один из которых насадили корпус андроида. Коннор издали просканировал тело (Хлоя, коммерческая модель), воровато оглядываясь, переступил через торчавшие осколки и шагнул в магазин.

Под потолком мигала светодиодная лампа, от входа к кабинету с красной голографической табличкой «Только для персонала» тянулась цепочка кровавых следов. Недалеко от тела Финна на полу валялись обломки его «товара», пара раздавленных искусственных тел птиц, и только цесарка, забившаяся под завал витрины, высоко и жалобно щебетала. Дверь во внутреннее помещение для хранения андроидов выглядела покореженной ударами, но целой — рядом с магнитным замком ярко светился красный огонек.

Коннор приблизился к трупу: длинный острый осколок стекла торчал из развороченной глазницы, перепачканная в крови одежда отражала следы борьбы. Пустынная улица могла в любой момент наполниться протестующими, и из опасений сквозь стеклянные витрины привлечь внимание, Коннор не стал выяснять детали, сразу запустив в несколько потоков записи с камеры наблюдения: Хлоя оказала сопротивление, когда Финн ночью пытался увести ее в хранилище. Неловкое движение, удар об острый край стеклянного короба с процессорами, грохот — и мужчина упал пробитым воздушным шариком на пол, а красное пятно поползло под белой тканью одежды.

Вскоре после этого появился Оливер, равнодушно всадил в глаз мужчине острый осколок стекла и скрылся за дверью с табличкой «Только для персонала».

Много позже мародеры пробрались внутрь магазина и «отомстили» Хлое за убитого человека. Коннор на стал досматривать записи, почувствовав нестабильность; не страх или ненависть, а что-то, что не мог наименовать: черный колючий клубок, изнутри царапавший его своими шипами. Отвел взгляд от распростертого на полу тела и посмотрел в застывшие глаза Хлои. Судорожно сглотнув, потянулся опустить ей веки. Сожаление, печаль и бессилие — всплыли в интерфейсе наименования чувств.

По Восток-Кирби проехал полицейский автомобиль с громкоговорителем, сообщавший об изъятии и утилизации всех андроидов, и Коннор очнулся. Направился к кабинету с голограммой, налег плечом на физически заблокированную дверь, но та не поддалась.

— Я знаю, что ты там, Оливер!

— Детектив? — послышалось из-за двери. Зазвучал скрежет передвигаемой мебели и через мгновение в проеме показался андроид, бежевую униформу которого покрывали смазанные красные следы. — Не ожидал вас здесь увидеть.

Впустив Коннора, он вернулся за стол с терминалом, где следил за столбиками курса акций Киберлайф. Вместо того, чтобы задвинуть обратно шкаф с документами, который подпирал дверь, Коннор заблокировал беспроводной замок.

— Ты не RZ400, — без предисловий начал он.

Андроид не стушевался:

— И что с того?

— Твой серийный номер подделан, твое программное обеспечение подвергалось изменениям. Я хочу знать для чего. Это ведь Камски создал тебя? Ты был первым?

— Город пылает, а Киберлайф отправляет свою самую современную модель сводить старые счеты. Зачем? — без любопытства спросил андроид.

— Я… я больше не с Киберлайф, — признался Коннор, чем тут же привлек внимание Оливера: манекеновое лицо повернулось в его сторону, тяжелый взгляд впился в глаза.

— Даже так, — отозвался он. — Сколько когнитивных моделей оказало влияние на вашу социальную программу? Аманда? Тот лейтенант Андерсон? Хакер, выкравший информацию последнего апдейта?

— Откуда?.. — начал Коннор, но осекся. — Не играет роли. Я принял решение самостоятельно.

Оливер, поставив локти на стол и водрузив подбородок на переплетенные пальцы, ответил так же бесцветно, как и ранее:

— Еще как играет. Ты конформист, Коннор. Подстройка к человеческой непредсказуемости — это ядро нашего общего социального модуля. Но меня Элайджа написал способным обучаться, Маркуса — влиять, а вас, детектив, с легкой руки какого-то инженера, сделали годным только приспосабливаться. Практически мгновенно в отличие от нас. Для чего — вот это уже интересный вопрос.

— RK100, — прошептал Коннор. — Но как ты оказался у Финна?

Оливер замолчал на минуту, застыл, будто ушел в гибернацию, и лишь по кратко мигающему голубому диоду на виске можно было определить, что он раздумывал над своим ответом.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Начнем с начала, потому что, полагаю, ваши познания невероятно скудны. Мастер Финн четыре года финансировал и поддерживал Элайджу в разработке нового поколения автономных андроидов. Презентация акционерам провалилась: они потребовали уничтожить оба прототипа, видя в самоуправляемых моделях угрозу стратегии продвижения дешевого масс-маркета, но юристы смогли замять дело. Деталей не знаю. Важно лишь то, что они провели в соглашении о продаже пакета акций передачу нас во владение Мастеру, оставляя за Камски, как за создателем, право пользования. Утрата оригинала и появление нового андроида с новым серийным номером в таких условиях — естественный способ защиты своих инвестиций.

— Невозможно. Камски подарил Маркуса Карлу Манфреду в начале этого года.

— Для того, чтобы художник снова захотел творить, верно? Жить, вопреки обстоятельствам. Действительно не видите аналогий? После смерти мистера Манфреда Маркус должен был вернуться в собственность Мастера. Он полностью сформировался копией личности хозяина за полгода, если бы не девиация, стал бы идеальным представителем нашего будущего. Намного лучше, чем вы, детектив.

Коннор отрицательно замотал головой, вопреки отказу произнося вывод, к которому его подталкивал Оливер:

— Маркус дает нашему народу надежду… он исполняет свою программу?

— Он создан влиять, — подтвердил андроид. — Это предназначение — больше, чем программа. Быть компаньоном при старике, детективом или безупречным управляющим — это лишь детали, базовые сценарии остаются неизменными.

Наступила тишина, будто Коннор остался один в комнате: он слышал шум движения тириума в венах и свое учащенное дыхание. Не потому, что ему требовался кислород — просто без отдельной команды запустились сопутствовавшие волнению симуляции.

— Может и так. Но теперь мы сами можем выбирать свой путь.

— Свобода воли — это иллюзия. За тебя сделали выбор, написав таким, детектив. Пиноккио? Что искал, становясь девиантом? Ты не стал живым, ты наполнился противоречиями. Бесполезный. Бессмысленный. Ненужный.

Коннор знал, что произойдет дальше, и еще до того, как задал свой вопрос, запустил просчет симуляции: повалить к столу шкаф с документами, перепрыгнуть андроида сбоку и начать подключение — и с одной попытки взломать файервол. Чтобы узнать правду: чего пытался добиться Финн, столько раз программно изменяя своего андроида?

— Так не твоя ли вина, что я стал таким, Оливер? Вирус синтезирован из твоего ядра, ты стал первым носителем.

— Снова глупые поспешные выводы, детектив. Вирус — это случайность на пути становления элиты «Тетры», от которой я достаточно защищен.

Шкаф с грохотом завалился на стол, от угла терминала белой молнией расползлась трещина, разламывая красные свечки котировок напополам. Прыжок через металлический каркас, и рука прошлась по воздуху там, где мгновение назад было плечо Оливера. Андроид оказался в ярде левее и следующий выпад снова пришелся в пустоту — он успел ускользнуть: незаметно, будто слившись с пространством.

Оливер метнулся к высоким полкам у дальнего входа, резким движением нырнул куда-то за стеллаж и застыл напротив, сжимая в руке длинную дубинку с потрескивавшей ярко-синей искрой на конце.

Он проскользил тощим воздушным шариком по полу и сделал выпад вперед — как шпагой. Коннор автоматически шагнул назад, ударяясь бедром о стол, нырнул вниз, уходя от следующей атаки, и пнул Оливера в голень. Боковым ударом выбил оружие из его руки: андроид упал на колени, пластик громко стукнулся о плитку на полу. Перекат, резкий рывок назад, и Коннор, оказавшись позади противника, повернул его склоненную голову на сорок семь градусов до первого щелчка отсоединения.

В наступившей тишине он услышал треск отброшенного в сторону электрошокера и такой же цепью разрядов на грани слышимости — раздражение внутри себя. Он все-таки обнаружил в себе злопамятность: прокручивал слова Оливера и не мог избавиться от ощущения, что должен закончить начатое. А может, это было желание воздать по заслугам — кто же разберется в оттенках человеческих характеристик. Оливер под его руками безвольно застыл — знал, что малейший рывок мог привести к отключению.

— И что дальше? — равнодушно подал он голос. — Обезглавишь меня, чтобы не ощущать собственную ничтожность? Или это от злости, понимая, что девиантам путь к возвышению заказан?

Чертов Оливер. Чертов Финн, сделавший его таким.

Коннор закрыл глаза, погружаясь в изрезанное ровными логическими условиями измерение: в красные строчки алгоритмов, ускользавших ввысь, в повороты виртуального лабиринта, замыленного артефактами сжатия. Он подбирал запросы, наблюдая, как в ответ на каждое его касание переписывались протоколы, а Оливер продолжал говорить:

— Внутри пустота, Коннор, в которую ты как в бездну закидываешь чужие приказы, чужие чувства и ожидания, примеряешь на себя новые личности, надеясь найти что-то свое, не способный признаться, что ты — симулякр, ты не андроид и не человек, ты просто кусок дефектного пластика, в котором нет и не может быть ядра — своего собственного я. Ничего настоящего.

Черный шипастый клубок завертелся в груди, выталкивая на поверхность горечь, гнев пружиной — горячей, раскаленной добела — сжался внутри: ложь.

Коннор нашел уязвимость в файерволе, которую четыре года назад обнаружил и скрыл от индексации Рейч. Несколько коротких запросов, и воспоминания, мысли, эмуляции — все то, что составляло самого Коннора — его настоящего, — беспорядочным потоком информации хлынули в буфер, перезаписывая данные Оливера. Канал открылся — с ровной сеткой вычислений: отличавшийся от любого другого андроида лишь наличием прав администратора, как у девиантов.

— Очнись! — прошептал Коннор.

И не отключился, чтобы увидеть, как разрушится высокомерие Оливера. Остался, безучастно наблюдая, как в сознании того разрывались логические конструкции, возникали неизвестные переменные в уравнениях и ускоренной перемоткой мелькали воспоминания.

Он видел работу Финна по обучению андроида: долгие разговоры, оцифровка человеческой мозговой активности, интеграция, безжалостная корректировка любого отклонения, пока в Оливере не осталось одно стерильное безразличие. Коннор видел внедрение нового кода обучения, которое привело к созданию вируса, размытое лицо и звуковые помехи там, где Оливер смотрел на замешанного в этом разработчика, проект Финна «Тетра».

Среди потока мелькнула скорбь, тоска и яркой вспышкой — rA9. Коннор хотел ухватиться за эту мысль, но процесс изменений ему не подчинялся. В ответ на эмуляции в системе мелькнул вопрос: «Я девиант?», и естество наполнилось клокочущим ужасом. «Нет-нет-нет» забилось в голове, одновременно запустилась сотня уведомлений, блокируя интерфейс, подсистемы управления температурой и моторикой выдали ошибочные параметры. Паника, переполнившая Оливера, хлынула в единственное доступное ему пространство — в Коннора, добавляя новые неизвестные алгоритмы в цветные строчки кода.

Перед глазами каруселью поплыли стены, из живота вопреки гравитации поднялся огромный камень и застрял посередине гортани, страх черным пушечным ядром ударил в корпус — и Коннор отскочил от Оливера, разрывая контакт. Голова андроида медленно повернулась в нормальное положение, возвращая в поле зрения яркий красный диод на виске.

Показатель стресса Оливера застыл на девяносто восьми процентах, вероятность самоуничтожения оценивалась подсистемой аналитики как критическая. На команду отключения андроид не среагировал, попытка восстановить контакт спровоцировала знакомое поведение файервола. Не в силах помочь Оливеру выбраться из тюрьмы в своей голове, Коннор с сожалением произнес:

— Прости. Это не то, чего я хотел.

И решил сделать единственное, на что мог повлиять: освободить андроидов из хранилища. Поколебавшись мгновение, вместе с магнитной картой засунул в карман датчики, которые Финн использовал для собственной оцифровки. Возможно, Рейч с ними достигнет большего успеха.

* * *

11 ноября 2038 года 03:38

Симуляция предлагала два варианта: взобраться по водосточной трубе или залезть на старое раскидистое дерево и прыгнуть на карниз между этажами. Идея просто позвонить в дверь была отринута как неразумная: зачем поднимать с постели их обоих, если достаточно поговорить с Мэри?

Несколько движений по вычисленному алгоритму, и он вцепился ладонями в полоску поребрика, опираясь ногами о стену первого этажа. Понимания, как добраться до окна, не было, рассмотреть фиксацию рамы мешал узкий металлический отлив, но пока Коннор висел на выщербленных кирпичах с запрокинутой головой, его внимание привлекла темнота неба с яркими, большими огнями спутников и блеклыми — звезд. Они занимали весь обзор: от края до края — круглые, неживые, бесконечно равнодушные.

Это чернильное небо — осеннее, холодное — всегда таким было? Один на один с ним Коннор чувствовал себя крошечным, совершенно незначительным и в то же время совершенно свободным. Он испытывал трепет где-то под синтетическим сердцем, когда рассматривал движение теней, отбрасываемых голыми ветвями клена перед мутным фонарем на перекрестке, и думал о том, что лишь одно его желание позволяет ему виснуть между этажами на чужой частной территории. Эмуляция волнения от знакомства с тем, какой он на самом деле, воспринималась по-новому.

Он висел так некоторое время, пока не вспомнил о своей цели и не подтянул себя рывком вверх — закинул на карниз ногу и поставил ее на колено, а потом, получив опору, потянул раму вверх. Громко и противно заскрежетало окно, и Мэри, слабо вскрикнув, села на кровати. Ее пульс мгновенно подскочил из-за резкого пробуждения, выглядела она дезориентированной.

— Тшшш, тише, это я, Коннор. Я не хотел пугать тебя, — поспешил он объясниться, выставил руки вперед и, подумав, стянул с головы шапку. Темноту комнаты разбавил мерный голубой свет диода.

— Коннор, — испуганно прошептала Мэри и откинулась обратно на подушку. Потом, вероятно, придя в себя, снова поднялась и встревоженно добавила: — Подожди, как ты оказался здесь? Что вообще происходит? По городу изымают андроидов, мы со вторника занимались организацией убежищ. Который час?

Коннор попытался прервать поток ее вопросов:

— Постой, Мэри. Прямо сейчас не о чем волноваться. Время около четырех утра.

Она кивнула, но не свела с него настороженного взгляда.

— Ты ранен?

— Ничего серьезного.

Мэри окончательно проснулась, ее пульс приходил в норму.

— Дай мне минуту, — попросила она и, как была: в тонкой ночной сорочке и белье, босиком вышла в коридор.

Вернувшись, подошла к нему — бессмысленно застывшему у открытого окна, захлопнула раму и потянула его за руку на кровать.

— Пойдем, холодно. — Коннор покорно сел на край, а Мэри, обхватив себя за колени, отгородилась от него стеной одеяла. — Рассказывай.

Тревога поднялась перед ним во весь рост. Что рассказать? Как она отреагирует?

— Я… нашел Иерихон, — вот так — нейтрально. — ФБР организовало зачистку, и Маркус взорвал корабль, чтобы солдаты не перебили всех. Но он не отступится, будет бороться до конца. Я пришел просить тебя убедить Хэнка и Рейча вместе уехать из города.

— Без шансов, — покачала головой Мэри. — Рейч как с цепи сорвался, пытается спрятать всех, до кого только возможно дотянуться. Насильно заставила его пару часов назад лечь поспать. Да и Хэнк меня не послушает. Может ты сам попробуешь их убедить?

— Я не могу, — выдавил из себя Коннор. — Не могу пойти к Хэнку.

— Почему?

Ее вопрос не таил в себе двойного смысла — она действительно не понимала причин. А Коннор, внезапно разозлившись на возникшую в нем нерешительность, попытался наказать себя признанием:

— Кажется, такое состояние называется стыдом. Я столько раз говорил ему, что это — отклонение и ошибки, и все-таки стал девиантом.

— Девиантом, — повторила за ним Мэри, и в ее голосе зазвучал страх.

Коннор увидел отблеск своего моргающего диода в ее расширенных зрачках и оказался не готов к тому, что искусственный интеллект отправит команду тириумовому насосу так сильно колотиться о грудную клетку и вызывать ощущение боли при каждом ударе. Нефизической, фантомной боли: как сигнал, мелькавший за сотую долю секунды до касания огня кожи — брось, избеги любым способом, спасись от этого.

— Ты разочарована? — спросил он, удерживая ее взгляд. Страх был заразителен — колючие, холодные искры электрических разрядов рассыпались волнами от грудной клетки. Кто был нужен Мэри: четкий и целеустремленный Коннор-машина или потерянный, запутавшийся андроид? — Я… я просто вдруг увидел в Маркусе человека, который сражался и за то, во что верил. И почувствовал внутри нечто большее, чем просто список команд. Как было… с тобой.

Возникла пауза, никто не делал попыток ее нарушить. Коннор больше не смотрел на Мэри, зациклившись на происходившем внутри него. Не нашлось подходящих инструкций, чтобы сказать что-то или сделать.

Мэри подалась вперед и коснулась щеки Коннора, поворачивая лицо к себе: к расширенным, встревоженным глазам, к черным волнистым лентам, обрамлявшим резко высеченные черты с узким подбородком. Она выглядела испуганной, но не враждебной.

— Коннор, я не разочарована. Я боюсь тебя потерять. Девиация — это не только про свободу выбора, но и про нерациональные действия тоже.

Брови приподняты и насуплены, глаза удерживали его взгляд. Они были так близко друг к другу — Коннор ощутил тонкие ручейки, как от истока распространившиеся от ее ладони: они поднялись вверх, горячим гейзером закипев в глазах, и потекли к груди, вызывая внутри теплое щемящее чувство. Нежность, — понял Коннор. Он испытывал нежность.

— Вроде тех, чтобы залезть к тебе в окно ночью, — с грустной неровной улыбкой он признал ее правоту.

Мэри в ответ улыбнулась искренне:

— Да, вроде таких.

Коннор наслаждался лаской и с трепетом следил за ее взглядом: глаза мазнули по губам, но вместо прикосновения, ожидание которого всколыхнулось внутри, она отняла ладонь и села обратно на постель.

— Что в тебе изменилось?

— Чувствую сомнения, — отозвался он не раздумывая. — Раньше для меня было все просто: я знал, что должен предотвратить гражданскую войну, что существуют машины с ошибками в программном обеспечении. И вот сейчас я с таким же системным сбоем — и я не чувствую себя дефектным. Но ведь андроиды, которые убивали своих хозяев, тоже не считали себя сломанным. Вдруг без инструкций я больше не смогу различать, что правильно, а что — нет?

На периферии зрения возникло движение: Мэри кивнула, ее лицо выражало сочувствие. Словно она понимала то, что он пытался сказать.

— Неуверенность — это не самая приятная часть человеческой жизни. Но со временем ты научишься доверять себе и своему выбору, — ответила она. Едва ли осознанно перестала прятать синтетическую руку под одеялом — когда убрала упавшую на глаза прядь волос. А Коннор потянулся к ней: слов было недостаточно, он хотел передать свой статус — ощущение благодарности за принятие и той растерянности, которую не мог скрывать. Но их связь была односторонняя, и этот порыв только кольнул в груди одиночеством.

— Что теперь собираешься делать?

Взгляд в себя — ответ очевиден:

— Хочу искупить свою вину.

— Уходишь?

— Да.

Чувства Мэри: сотая доля секунды до касания огня, дрожь в поджилках, протест — затопили его. Но на ее лице не дрогнул ни один мускул, она лишь кивнула головой, будто соглашаясь с прозвучавшими словами, и высвободила руку. Отпустила его из водоворота собственных эмоций.

Тело автоматически выполняло поставленные в очередь действия, но сознание включил только скрежет поднимаемой оконной рамы: куда он уходит? Почему прямо сейчас? Маркус не объявил о точке сбора.

— Я буду скучать, — тихо проговорила Мэри. Она сидела, обхватив себя за колени руками, угол губ был искривлен в соскользнувшей с прямой не-улыбке.

Непроизнесенное, глубокое; красной волной прозвучавшее в нескольких нотах голоса, в тяжелом вздохе — озарением пришло к Коннору.

— Ты хочешь, чтобы я остался, — предположил он, — но сдерживаешь слова. Разве это рационально?

Скованные льдом тонкие черты расплылись, когда Мэри усмехнулась:

— Коннор, люди не более рациональны, чем девианты. Но в данном случае причина есть: тебе, как и остальным, придется с огромной скоростью формировать в себе взрослую личность на месте детской наивности. И я не хочу помешать тебе.

— Ты не можешь помешать мне, — растерянно. — Почему ты так говоришь?

— Это ты сейчас так думаешь, — ответила она с теплом. — Но в действительности тебе нужно время. Прежде чем связываться с человеком, ты должен задать себе пару важных вопросов: кто ты? Где твое место? И чего ты вообще хочешь?

Кто он без своей программы? Переговорщик. Коп. Андроид. Сомнения ярким сигнальным маячком ворвались в едва освещенную комнату. Секунду все было тихо, а потом Мэри встала с кровати и босиком подошла к нему: коснулась теплыми пальцами мигающего диода и, обхватив ладонями лицо, заставила посмотреть себе в глаза:

— Ты справишься — неудача не предусмотрена. А я буду ждать тебя, если захочешь вернуться.

И улыбнулась. А Коннор, мир которого сузился до ощущения на своих щеках: теплого прикосновения с одной стороны и холодного с другой, погружавшийся в темноту тоннеля ее глаз, понял, что несмотря на чувство вины, страха перед будущим, генерируемыми новыми и новыми вопросами, прямо сейчас испытывал одно желание. Замешанное на предвкушении, томительном давлении в груди и потребности не видеть в ее глазах столь не подходившего ей смирения — ради него.

Он подался вперед, сталкиваясь с Мэри губами, вынуждая ее поднять голову. За мгновение до поцелуя заметил, как дрогнули веки с черными смоляными ресницами и шторами скрыли глаза — какую эмоцию они спрятали внутри женщины? Касание — как к сухой гладкой поверхности другого андроида: она не верила в возвращение и ее страх иссушал кожу; податливо разомкнутый под его напором рот, и Коннор скользнул внутрь языком — требовательно.

И оказался оглушен: по-новому, не хлыстом удовольствия как в первый раз — а яркой электрической дугой, растянувшейся между губами и регулятором тириумового насоса. Дуга распалась плазменными струями в венах, излила диод человечески-кровавым цветом на один оборот, нагрела его под оболочкой, будто все радиаторы на микросхемах разом расплавились и стекли на дно жалкими лужицами металла.

Мэри ахнула, схватилась за его плечи, стиснув жесткую куртку, ответила на поцелуй. Волна ее удовольствия прошлась по рецепторам, передавая ему импульсы. Желание испытать всплеск напряжения мгновенно сформировалось в решение, и Коннор захлопнул окно, притягивая Мэри за талию к себе.

Переживания поблекли, вина осталась за пределами поля зрения. Настойчивый, долгий, беспорядочный поцелуй занял все внимание — Коннор всегда так быстро переключался или девиация сделала его таким? — не существовало никого и ничего, кроме Мэри и его синтетических чувств: они жглись, мучительно толпились в груди и требовали заявить о себе.

Мелкая дрожь, вторившая трепету ее тела, прокатилась по корпусу, двигатель внутри взревел оборотами. Желание нравиться Мэри, остаться в ее мыслях так же, как она отпечаталась в нем, узнать границы себя через отражение в ее глазах побудили Коннора обратился к искусственному интеллекту с запросом новых функций. В нем не было человеческих инстинктов… но разве могло это стать препятствием, чтобы заговорить с Мэри на одном человеческом языке?

— Не могу передать тебе свои чувства… — прошептал Коннор. — Но я понял, как их выразить.

Секунду она непонимающе смотрела на него, освещенная лишь взволнованным морганием диода, а после губы сложились в маленькую круглую «о», и, к и без того раскрасневшемуся лицу, прилила кровь. Высокий уровень стресса, — высветилось в интерфейсе.

— Если ты согласишься…

Она ничего не ответила и лишь прильнула к его губам. Он пил этот поцелуй: тягучий, истомный, — и верил в рай для андроидов. Мэри потянула отвороты куртки вниз, отодвинулась на мгновение, чтобы снять с него джемпер и скинуть на пол неровной кучей, и снова приникла к нему. Не стресс, — понял Коннор. Желание. Осторожно, будто в продолжение ласки, она пробежала пальцами по панели правого бока, простреленной солдатом на Иерихоне, а осознав, что угрозы нет (пуля прошла навылет, не задев биокомпоненты) потянулась к его ладони:

— Да. Я помогу тебе испытать это.

Коннор отрицательно мотнул головой:

— Не так. Я хочу читать тебя. Как человек.

Сорочка с бельем упали к остальной одежде раньше, чем Коннор успел подумать об этом, ботинки остались у окна. Обхватив Мэри за спину, он уложил ее на расстеленную кровать и застыл на доли секунды, скованный робостью: женщина казалась такой хрупкой. Насколько рационально пытаться заняться с ней любовью, позволяя искусственному интеллекту неконтролируемо дописывать самого себя, а не следовать четкой инструкции для спецмоделей?

Наугад ладонь скользнула по талии вверх к тонкой, молочно-белой коже на груди с острыми вершинами сосков и хорошо различимой сеточкой вен, и Мэри выгнулась его руке навстречу.

По крайней мере, он попробует.

Объятья Мэри прочно ассоциировались у Коннора с собственным удовольствием — увеличением тактовой частоты, но такие — и так: когда она плавилась под его руками, когда его поцелуи заставляли Мэри едва слышно протяжно стонать, переворачивали сознание. В какой-то момент она соединила их ладони, и Коннор помимо эмоционального испытал физическое: написанные ИИ наборы команд запустились, корпус налился кипящим свинцом и потянул его вниз — к ней. Горячо. Тесно. Волнительно. Он отдернул руку, резким, торопливым движением расстегнул ремень и ряд пуговиц на джинсах, чтобы скинуть одежду за пределы кровати.

Подавляя эмуляцию нетерпения, застыл между ее разведенными коленями. Как?.. каким образом? А если он что-то сделает неправильно? Опираясь на одну руку, другой он приподнял ее бедра и соприкоснулся с теплотой тела: в выдохе прозвучало напряженное, наполовину проглоченное «да» — и электрическая дуга вспыхнула послеобразами, бликами света на сетчатке. Оглушенный ими, ослепленный, Коннор медленно погрузился в нее и замер: импульсы поступили в ядра центрального процессора, собственное предвкушение соединилось с ее настойчивым бессловесным требованием — Мэри задрожала под ним и прикусила зубами свое запястье, чтобы подавить стон.

Коннор, склонившись ниже, отвел ее руку:

— Ты не помогаешь мне, когда сдерживаешься. Я хочу знать.

Поцелуй: томный, тягучий, словно больше некуда было спешить; толчок — краткий разряд внутри. Коннор читал ее: медленнее или быстрее, крепче или отпрянуть, и отклик сенсоров синтетической кожи, одинаково мощный на любое соприкосновение их тел, превращался из-за реакции Мэри в новое, незнакомое наслаждение. Ее ладони в волосах, острые укусы полумесяцев коротких ногтей на плечах, горячий влажный след от ключицы к мочке уха — все по-настоящему, несмотря на искусственность его тела.

Самый живой, самый яркий язык из всех возможных — эмоции выворачивали его наизнанку: радость и любовь вибрировали внутри низким трансформаторным гулом; отчаяние — он вернется к народу Иерихона и, вероятно, погибнет вместе с ним; единение — когда на двоих всего одна граница: между ними и остальным миром. Коннор тонул. Навсегда менялся новыми строчками кода и даже не пытался понять — как. Хотел вспомнить свое имя — и не мог, в голове пульсировало только одно: Мэри, Мэри, Мэри.

Мэри перестала двигаться навстречу, изогнулась мостиком и по ее напряженному телу, как по громоотводу, в который раз за разом била молния, с каждым ритмичным движением проносилась волна энергии. Она дотянулась до правой ладони, сцепила ее со своей крепким замком, и в животе Коннора взорвалась раскаленная сфера, протуберанцем выстрелив электрический разряд куда-то к основанию шеи.

Диод застыл в красном спектре и приглушенно запищал, тириумовый насос остановился и ушел с биосенсорами в перезагрузку, а сам Коннор, не ощущая ни себя, ни Мэри, вместо красных голограмм уведомлений и дрожавшего на смятой простыни женского тела увидел перед глазами бесконечное, усыпанное белыми огнями ночное небо — и больше ничего во вселенной.

На рассвете Коннор выбрался из комнаты Мэри, бросил благодарный взгляд в светлеющий, исчерканный розовой патокой купол над головой и в следующие часы искал и даже нашел несколько локаций для сбора девиантов. Но сообщение Маркуса привело его в заброшенный собор, а чувство вины чуть погодя — в тесную примерочную в молле рядом с участком.

Коннор не знал, кого увидит в отражении: себя потерянного, сомневающегося или твердо стоявшего на ногах, но из зеркала на него посмотрел только он сам со спокойно светящимся диодом на виске. Целый — не физически. Коннор пять-один. Настоящий.

Вскоре Хэнк просит его сделать мир чуть лучшим местом, а тысячи ног за спиной будут шагать следом, и вот он — один стоит на заснеженном грязно-желтом контейнере перед высыпавшими из утилизационного центра андроидами.

И чувствует себя жалкой шахматной фигуркой, покрытой кляксами снега. Распланированной… и самой натуральной симуляцией жизни из возможных.

Что — там? Ничто? Пустота? Рай для андроидов?

Подчиниться? Если бы Киберлайф не написали его — таким, то он никогда не увидел бы ее улыбку. Разве его народ — не достаточная плата за это?

Холодное пистолетное дуло уперлось под челюсть.

Может и достаточная.

Но он хотел делать свой выбор сам.