Дом по соседству (гет)

Конечно, и в Хогвартсе было много интересного, и ходить в Хогсмид почти каждую неделю, как делали некоторые третьекурсники, было совсем не обязательно. Во-первых, в Хогвартсе была совятня, там жила большая полярная сова Гарри, которая Гермионе нравилась настолько, что она даже предложила держать ее у себя в комнате, хотя раньше про идею поручить ей уход и за совой, и за котом она и говорила «фигушки». Но сова любила летать ночью и в клетке по ночам ухала, так что в совятне ей было лучше, и Гарри часто ходил туда с Гермионой вечером, чтобы она сову немного потискала. А каждую неделю они отправляли с совою письмо домой, которое писали в четверг и пятницу по очереди и по частям, чаще всего на истории магии, которую привидение Биннза читало так скучно, что Гарри и Гермиона предпочитали читать учебник. Иногда, правда, Биннз начинал рассказывать что-то, что Гермиона из учебника не помнила, и тогда она начинала его слушать и даже писала для Гарри конспект, оставив Гарри трудиться над письмом, и в результате письмо прыгало с темы на тему.

— Я писала про кота! — смеялась Гермиона, перечитывая написанное за обедом. — А из-за тебя теперь получается, что это у нас лохматость повысилась.

— Ну давай я исправлю «лохматость» на «косматость», — предлагал Гарри, — чтобы дома не подумали, будто мы тут совсем одичали и можем теперь в свитерах по зимнему лесу ходить.

Гарри и Гермиона смеялись и вспоминали Сириуса, который ненавидел шагистику и всякий раз, когда в его третьей бригаде намечался смотр, просился в лазарет, в том числе с обоснованиями «я тут линять начал» и «у меня то лапы ноют, то хвост отваливается».

Во-вторых, в Хогвартсе был таинственный коридор на четвертом этаже: Дамблдор на приветственном ужине говорил, что каждому, кто пойдет туда, угрожает мучительная смерть, но не был при этом похож на того, кто будет ее причинять и осуществлять возмездие любыми средствами. С горячностью юных и влюбленных Гарри и Гермиона решили, что если они пойдут туда вдвоем, то бояться им будет нечего: в коридоре нашлась единственная дверь, которую можно было легко открыть, а за дверью — трехголовая собака, у которой были самые странные музыкальные вкусы, что они когда-либо встречали: из уроков античной словесности Гермиона припомнила миф об Орфее и спела церберу свою любимую Stairway to Heaven, и собака довольно обидно в ответ на это захрапела. Вскоре после того, как Гермиона закончила петь, собака стала просыпаться — Гарри спел собаке Living on a Prayer, и собака, к его удивлению, заснула снова. Петь песни своего детства Гарри и Гермионе понравилось, и вскоре они выяснили опытным путем, что собака засыпает под Yellow Submarine и под Take a Chance on Me, под Hell Patrol и под Another Brick in the Wall — одним словом, у собаки не было никакого музыкального вкуса, и она даже минор от мажора не отличала. Эксперименты закончились тем, что в коридор зашел Снейп и снял с них обоих баллы, вероятно, обидевшись на текст песни Пинк Флойд.

— Кажется, собака сидит на каком-то люке, — припомнил Гарри по пути в башню Гриффиндора. — Вот бы ее столкнуть и посмотреть, куда ведет люк.

— Если это Цербер, то люк ведет в Аид, — резонно заметила Гермиона. — И как только мы перестанем петь и полезем посмотреть, что там, она снова уляжется на люк, и пойди ее спихни.

В-третьих, в одном из пустых классов нашлось зеркало, подписанное задом наперед.

— Арабы писали, что ли, — сказал Гарри, с трудом расшифровывая надпись, сулящую открыть каждому его заветное желание. — Или евреи, они тоже пишут справа налево. Ого, какая у меня тут береточка!

Как и всякий боевой пацан, Гарри видел в зеркале себя в форме, с орденами и со звездочками — и, конечно, Гермиона была с ним рядом, в милитари и в гимнастерке в талию, все-таки Гарри был еще очень-очень молод.

— Никуда я тебя не отпущу, — ответила Гермиона, она хоть и потакала любым проделкам Гарри, но не хотела, чтобы он рисковал собой всерьез. В зеркале она видела взрослого Гарри в белой просторной рубахе и в рваных джинсах, похожего на его отца на свадебной фотографии.

— Ты тоже нас тут видишь? — спросил Гарри, и Гермиона только кивнула, в том, что именно она видит, она признаваться не стала: все-таки видеть свадьбу — это так обычно, а она хотела быть для Гарри необычной, пусть и не до такой степени, чтобы ходить в милитари.

Дамблдор довольно долго прождал их у зеркала на следующий день, думая, что Гарри и Гермиона придут за своими мечтами снова, но главная мечта, быть всегда вместе, у них уже исполнилась, а мелкие ее детали были им не так уж важны.

— Мы там просто старше, а это и само случится со временем, — сказал Гарри. — Хотя если ты хочешь, чтобы я что-то сделал, не в зеркале, а по-настоящему, ты только скажи.

— Потом, — подумав, отказалась Гермиона, она верила, что Гарри сделает ей предложение прямо сейчас, если она захочет, но все-таки это можно было обставить поинтереснее, не как пару фраз в углу шумной гриффиндорской гостиной.

И Гарри тоже ничего просить у нее стал, главное ведь было в его уверенности, что, если ему действительно придется воевать, Гермиона пойдет за ним — Гарри успел об этом хорошенько подумать и теперь был согласен с ней, что лучше бы этого не случилось.

В-четвертых, неподалеку от Хогвартса была хижина Хагрида: в семейном фольклоре Грейнджеров Хагрид описывался с юмором, как похититель чужих мотоциклов и неудачливый умыкатель самых лучших мальчиков, и за последнее Гермиона Хагрида недолюбливала, но хижина Хагрида стояла у дальнего края озера и совсем рядом с Запретным лесом, Гарри и Гермиона порой бегали в те края то за поцелуями, то за приключениями и потому решили приучить Хагрида к себе.

Это было приятно и увлекательно: в первый же раз, когда Хагрид непонятно с чего пригласил Гарри в гости, Гермиона забралась к Гарри на колени, чуть только они сели за стол, и обняла его руками за шею — пусть лучше Хагрид удивляется сейчас, чем когда найдет их целующимися в куче осенних листьев.

— А эта… вы и дома так сидите? — удивился Хагрид, видя, как ловко Гарри и Гермиона с голодухи уписывают его кексы, словно им все привычно и ничего не мешает.

— Ага, — легко соврала Гермиона, а Гарри добавил: — И на уроках тоже.

Пока Хагрид соображал, верить ему или смеяться, Гарри приметил, что чайник Хагрид зачем-то накрыл шапочкой, свернутой из газеты, и ровно на той стороне, которая была повернута к Гарри и Гермионе, можно было прочитать короткую заметку о попытке ограбления Гринготтса. Гарри нарочно прошептал об этом Гермионе на ухо, а уж она не могла сдержаться и не припомнить Хагриду старые грешки.

— Хагрид, а банк — это тоже твои проделки?

В смысле хищений Гермиона была к Хагриду, конечно, несправедлива, но проделок за Хагридом водилось много, начиная с акромантула, из-за которого его исключили из Хогвартса и который по-прежнему жил в Запретном Лесу, и заканчивая навязчивой идеей разжиться драконьим яйцом. И что было особенно замечательно, простодушный Хагрид своих проделок скрывать не умел и потому на подозрения Гермионы особо не обиделся.

— А вот как бы не так! — заявил Хагрид. — Я, если хочешь знать, чудом успел забрать ту самую штуку, которую оттуда похитить хотели. Прозорливый все-таки человек наш директор! Ох, не надо бы было мне вам про это рассказывать…

В следующий раз Гарри и Гермиона пригласили себя к Хагриду сами: Хагрид вышел посмотреть, что это за птица у него топчется по крыше, и увидел, как Гарри и Гермиона лежат на скате крыши и любуются закатом. Гермиона нарочно сползла по крыше чуть пониже и положила голову Гарри на грудь, и закатные краски скрыли ее порозовевшие щеки: когда Хагрид нашел их на крыше и на них уставился, Гермиона поняла, что розыгрыш зашел далековато, и они с Гарри выглядят уже как любовники. Конечно, если сейчас Хагрид это переживет, все остальное он потом переживет тоже…

— Мы просто шли из Запретного Леса, а тут такой обалденный вид, — пояснил Гарри их местонахождение.

— А ну слазьте оттуда живо! — распорядился Хагрид, слова Гарри про Запретный Лес он пропустил так легко, словно и сам собирался их туда вскоре сводить, и Гарри скатился с крыши, в процессе перевернувшись на живот и умудрившись потом зацепиться руками за край крыши, повисеть секунду и легко спрыгнуть вниз. Гермиона тоже сползла вниз и немного посидела на краю крыши, болтая ногами словно от нерешительности: она подумала, что будет лучше, если Хагрид не станет ее воспринимать только как подельника Гарри — вдруг Хагрид из тех странных людей, которые думают, что с одними девушками мальчики дружат и ходят за приключениями, а с другими целуются. Да и Гарри тоже надо было иногда напоминать, что она хрупкая девушка, день в Хогсмиде в образе легкомысленной блондинки Гермионе понравился.

Гарри, конечно, понял все правильно, протянул Гермионе руки навстречу и ухитрился ее почти поймать, не больно и весело: Гермиона спружинила крепкими ножками, приземлившись на мысочки, и выглядело все так, словно она тут же подпрыгнула и угодила Гарри прямо на руки.

— Заходьте давайте, — пригласил их Хагрид в свою хижину, — а то Филч, мерзавец, устроит вам отработки за одни только подозрения.

Можно было подумать, что Хагрид имел в виду вылазку в Запретный Лес, да так оно и было, но прозвучали его слова так, будто Хагрид имел в виду совсем другие проступки, на мысли о которых наводит вид девушки на руках у юноши, и собирался уже и это покрывать — а именно такое отношение Гарри и Гермионе и было от него нужно.

В хижине у Хагрида грелось в очаге драконье яйцо — Гермиона припомнила про себя, что разведение драконов уголовно наказуемо, но Хагрида совсем не волновало, что они двое яйцо увидели: похоже, он платил им той же монетой и, пока они исподволь вовлекали его в свои делишки, проделывал то же самое и с ними.

— Это его ты из Гринготтса забирал? — поинтересовался Гарри.

— Да что ты все про Гринготтс этот, — махнул рукой Хагрид. — Это, что в Гринготтсе, то Дамблдора и Фламеля дела, до вас они не касаются. А это вот яйцо я недавно купил по случаю.

— Гарри, это какая-то разводка для детей с задержкой развития, — поделилась соображениями Гермиона, когда они с Гарри шли обратно к замку. — Нас с тобой, похоже, кто-то хочет отправить на охоту за философским камнем.

— Почему? — спросил Гарри, ему было неинтересно про это думать, но он пару секунд подумал и сообразил. — А, Фламель — это же из Гюго, мы в школе читали. Ну я не знаю, зачем нам философский камень — я, конечно, готов прожить с тобой и пятьсот лет, и тысячу, но камень же омолаживает, мы можем подождать с его поисками еще лет двадцать, а то и тридцать.

— А кому еще может быть нужен философский камень, из тех, кто решился бы попытаться ограбить Гринготтс?

— Знаешь, мы скоро про это с Сириусом поговорим, — серьезно сказал Гарри, намек он уловил. — Сириус же вернется из Ирака на Рождество.

Но сначала Гарри и Гермиона поговорили с Малфоем, тем более что тот был под рукой и нуждался в воспитательном воздействии.

— Драко, стой, ать-два! — окликнул Гарри, догоняя Малфоя — Крэббу и Гойлу Гарри сделал лицо «убью-покалечу», и они благоразумно прошли дальше. — Мы спросить хотели: философский камень — это байка или нет?

— В каком смысле? — не понял Драко.

— Нам нужно знать, существует ли в действительности философский камень, — уточнила Гермиона, — или про него просто ходят слухи «когда-то давно Фламель его создал, но последние триста лет никто ни камня, ни Фламеля не видел».

— Философский камень существует, и Фламель еще жив, ему уже больше шестиста лет, — чуть удивленно ответил Драко. — Слушайте, как вообще можно знать и про Фламеля, и про философский камень, но не знать, что Фламель жив?

— Мы про Фламеля у Гюго читали, в «Соборе Парижской Богоматери», но там написано, что Фламель умер в начале пятнадцатого века, — объяснила Гермиона.

— У кого такое написано про Фламеля? — еще больше удивился Драко, он привык верить книгам.

— Собор Парижской Богоматери, Драко, — напомнил Гарри. — Ты бы хоть на мюзикл сходил.

Belle, c'est un mot qu'on dirait inventé pour elle!

Quand elle danse et qu'elle met son corps à jour, tel

Un oiseau qui étend ses ailes pour s'envoler.

Alors je sens l'enfer s'ouvrir sous mes pieds.

— Вы что, говорите по-французски? — спросил Драко, от неожиданности тоже на французском, он вполне оценил подходящие к словам жесты Гарри и Гермионы.

— У меня плохо получается, — признал Гарри, уже на английском, — язык надо учить, в нем нельзя просто главное понять, как в тригонометрии или в латинской грамматике. Нужно время — а именно времени у нас и не было. Хотя Гермиона выучила французский получше меня, она упрямая.

— И еще одно, Драко, — добавил Гарри, решив, что удивленного Драко надо брать тепленьким, — говорю сразу, пока ты не узнал сам: Хагрид выращивает дракона, и, возможно, нам придется еще ему с драконом помогать. Ты про это молчи.

— Ты нам должен, — напомнила Гермиона.

— Ладно, закладывать вас не буду, — согласился Драко. — Но после этого я уже вам больше ничего не должен, идет?

— Не стучать — это ты сам себе должен, как пацану, — возразил Гарри, он все не терял надежды привить Драко правильные понятия.

— Ну тогда ты тоже сам себе был должен меня выручать, когда я у тебя на глазах летел к земле!

— Правильно, наконец-то ты сообразил, — кивнул Гарри и слегка усмехнулся, все-таки в чем-то уже он с Драко преуспел. — Но мы тебя еще и на поруки брали, помнишь?

— Чего ты добиваешься, Гарри, а? — наконец вышел из себя Малфой и окончательно стал похож на нормального пацана. — У тебя проснулась тяга к завоеваниям? Ну давай тогда, очертя голову, с риском для жизни, как ты любишь — пойди и завоюй пару третьекурсниц, сейчас Гермиона и тебе, и мне за одни такие идеи поставит по фингалу. Что тебе от меня надо — встретиться со мной в каникулы в кафе у Фортескью и угостить меня мороженым? Черт тебя возьми, давай встретимся, ну давай, можем даже обняться при встрече у всего Косого переулка на виду. Только учти, что, когда Темный Лорд вернется, и мне, и тебе придется объясняться по поводу этого перед своими, понял? Что ты меня не сдашь и я тебя не сдам, мы уже решили. И теперь нам от нашего знакомства никакой пользы, одна головная боль, понял?

— Ты зря думаешь, Драко, что, когда Вольдеморт вернется, дело будет только в том, что наши семьи будут враждовать друг с другом, — серьезно сказала Гермиона. — Когда Вольдеморт вернется, и в твою, и в нашу семью придет война. Ты об этом подумай и реши, нужно тебе это возвращение или нет.

— Послать бы матом войну прокляту, хоть плачь-ори — ты только маме, что я воюю, не говори, — напел Гарри, он несколько раз сидел у костра и с сослуживцами Сириуса, и с сослуживцами Джона Грейнджера, и многое уже понял. — У тебя ведь, Драко, еще и мама есть, о ней хоть подумай.