Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

Дойдя до последней ступени, Венцеслава остановилась, не осмеливаясь сделать шаг и оказаться совсем рядом со спальней горячо любимого племянника.

— Сестра, что с тобой? — с беспокойством задал вопрос граф Христиан.

— Я… я не могу решиться на это в одиночестве… — проговорила она, чуть обернувшись вниз к остальным, но после этого всё же поднялась на этаж, и стала ожидать, когда другие — и, прежде всего, Консуэло — поднимутся вслед за ней.

Комната Альберта находилась в почти в самом начале коридора, и потому графиня встала в нескольких шагах от начала лестницы.

Ближе к концу пролёта движения Консуэло становились всё медленнее. Дыхание её было сбито, а румянец на щеках стал ярче и теперь был и вовсе похож на лихорадочный, напоминая тот, что появлялся на лице её избранника во время изматывающих приступов. Наша героиня ощущала усиливающийся приступ жара.

«Господи, только бы со мной не случилось то же, что и с Альбертом, — с тревогой подумала она. — Я чувствую, что мне становится хуже, силы покидают меня. Доктор Сюпервиль был прав и на этот раз».

Когда она делала последние шаги, доктор быстро поднялся на несколько ступеней выше и и пошёл рядом с нашей героиней, так как под конец этого, вновь ставшего для Консуэло таким долгим пути походка её верно показалась врачу особенно нетвёрдой.

— Мадемуазель, я всерьёз опасаюсь за ваше здоровье. Быть может, не стоило…

Сосредоточенная на своём состоянии, она не сразу заметила рядом с собой Сюпервиля, но когда всё же увидела — то бросила на него взгляд, говоривший: «Мне не нужна ваша фальшивая забота». А вслух же сказала:

— Стоило, — в её глухом от физической слабости голосе прозвучала твёрдая уверенность.

За этим кратким разговором пролёт лестницы был наконец благополучно преодолён всеми, кто в этот вечер присутствовал в Замке Исполинов.

На несколько секунд наша героиня замерла, остановилась, немного склонила голову чтобы перевести дыхание и немного прийти в себя.

— Консуэло, что с вами? — вновь с беспокойством подошла к ней канонисса. — У вас теперь крайне больной вид…

— Я думаю, что со мной не происходит ничего особенно серьёзного и после ночи отдыха всё пройдёт, — в который раз поспешила заверить Консуэло пожилую женщину. — Мне нужно будет зайти с вами?

— О, нет, нет — просто будьте рядом — этого мне будет достаточно.

— Хорошо.

И Венцеслава медленно подошла к двери и так же несмело — словно в каком-то трансе — протянула руку к ручке.

— Сестра, тебе нечего бояться. Это же твой любимый племянник, твой Альберт.

Эти слова немного ободрили её.

— Да, Христиан, ты прав, — ответила женщина. — Я сама не знаю, что со мной. Наверное, это оттого, что я теперь знаю, что мне в моей земной жизни суждено видеть моего мальчика лишь два последних дня. А потом — кто знает, что будет потом… Встретимся ли мы в вечной жизни?.. Да и даст ли мне Господь её — зная о моём страшном грехе против искреннего сердца Альберта?..

— Ну что вы такое говорите, пани Венцеслава? — конечно же, не смогла промолчать Консуэло. — Вы — самое святое существо на этой земле.

— Нет, это звание по праву принадлежит вам. А я — всего лишь обычная, земная женщина. Да, я люблю Альберта как сына, но мне не сравниться с вами — хотя бы потому, что я не настолько проницательна и не обладаю той степенью мужества, что заложена в вас, — и графиня вновь обратила взгляд к закрытой двери. — Ну что ж, я иду к тебе, мой родной…

Она наконец решилась и повернула ручку. На несколько мгновений канонисса застыла на пороге. Консуэло увидела, как в глазах Венцеславы сначала мелькнул како-то безотчётный страх, а затем выступили тихие слёзы. Не оборачиваясь назад, пожилая женщина тихо затворила за собой дверь.

Консуэло с долгожданным облегчением опустилась на банкетку рядом с са́мой дверью, прислонившись спиной и головой к стене и закрыв глаза. Порпора робко подошёл, не смея высказать вслух просьбу о разрешении сесть рядом. Но, видя на лице своей бывшей ученицы лишь крайнюю изнеможённость и не обнаруживая ни капли возмущения, злости или раздражения в её чертах, занял место на второй половине банкетки. Наша героиня даже не подняла на него свой взгляд — у неё не было на это сил.

— Как ты себя чувствуешь, родная моя? У тебя и вправду лихорадочный вид.

— Да, я знаю, — ответила она, по-прежнему не поворачивая головы и не размежая век.

— Быть может, тебе всё-таки пойти в… Без сомнений, сегодня тебе здесь выделят комнату — так почему бы сейчас не…

Разумеется, Консуэло не хотела, чтобы профессор знал о том, как и где собиралась провести эту ночь его бывшая воспитанница. Она справедливо предполагала, что тот совершенно не поймёт её и станет тактично отговаривать, но в мыслях непременно жёстко осудит.

Поэтому наша героиня, уже не испытывая такой сильной, испепеляющей изнутри злости на того, кто лишил жизни самого родного и дорогого ей человека — всё так же утомлённо и глухо, но с заметными нотами мягкости проговорила в ответ:

— Простите, но позвольте мне самостоятельно решать, что и когда делать и как поступать. Я знаю, что вы любите меня и искренне заботитесь обо мне, но сейчас я считаю своим долгом быть рядом с этими людьми.

— Но я вижу, что тебе тоже нужна поддержка и вижу, как плохо ты чувствуешь себя.

— Вы же слышали, что я сказала? Одна ночь отдыха — и всё пройдёт, — хотя, Консуэло была совершенно не уверена в этом и боялась, что к тому времени, когда все из близких её возлюбленного смогут остаться наедине с тем, кого каждый из них любил больше своей жизни — её придётся уносить из этого коридора на руках.

— Как знаешь, родная моя…

И Порпора занял ту же позу, что и его бывшая подопечная — он лишь не закрыл глаз — и погрузился в свои мысли.

Барон Фридрих медленно ходил взад и вперёд по узкому коридору, прижав кулак ко рту — словно пытаясь сдержать слёзы. Нашей героине было от этого несколько неловко, Консуэло хотелось сказать этому человеку, чтобы он не стыдился своих чувств, но из почтения она сдерживала себя.

Граф Христиан сидел с другой стороны, опустив руки локтями на колени, склонившись, закрыв глаза и приложив ладони в виде треугольника к губам и носу — было видно, что он также пытался справиться с новым приступом рыданий.