Всё должно быть не так! (джен)

После случая с троллем что-то изменилось. Между мной, Гарри и Роном возникла странная связь, которую я не могла объяснить. Мы не стали друзьями в обычном смысле этого слова — в Хогвартсе, казалось, вообще не было места для настоящей дружбы. Но мы стали... союзниками. Теми, кто прошел через кровь и смерть вместе и выжил.

Невилл и Лаванда провели неделю в больничном крыле. Мадам Помфри смогла срастить сломанные кости Невилла, но его плечо осталось изуродованным — глубокие шрамы от дубины тролля, которые не поддавались магическому лечению. Лаванда отделалась сотрясением мозга и ушибами, но в её глазах поселился страх, который, казалось, никогда не исчезнет.

Перси был потрясен нашим "успехом" в испытании. Как выяснилось, он действительно не ожидал, что мы встретимся с троллем — это была проверка нашей реакции на опасность. Большинство первокурсников просто спрятались в пустых классах и вернулись с пустыми руками, как он и предполагал. Тот факт, что мы не только нашли тролля, но и убили его, вызвал среди старшекурсников смесь уважения и настороженности.

Особенно их впечатлило поведение Гарри. История о том, как он выколол троллю глаза и методично разбил его голову камнем, быстро разошлась по школе. Теперь даже некоторые слизеринцы смотрели на него с опаской. "Мальчик, который выжил" приобрел новое значение.

Что касается меня, я никак не могла избавиться от образа Гарри, покрытого кровью тролля, с тем диким, почти нечеловеческим блеском в глазах. Это пугало меня, но в то же время давало странное чувство защищенности. Если нам снова придется столкнуться с опасностью, я хотела бы, чтобы он был на моей стороне.

Ноябрь принес с собой холодные ветры и первый снег. Замок стал еще более мрачным и неприветливым. В коридорах гулял ледяной сквозняк, а в подземельях на уроках зелий мы могли видеть собственное дыхание. Но холод снаружи был ничем по сравнению с холодом, который я чувствовала внутри.

Я начала замечать изменения в себе. Раньше меня ужасала жестокость этого места, теперь же я все чаще ловила себя на мысли, что принимаю ее как должное. Когда Снейп заставил третьекурсника выпить неправильно сваренное зелье, от которого тот начал задыхаться и покрылся волдырями, я не отвернулась, как раньше. Я наблюдала, анализируя симптомы и мысленно отмечая, какие ингредиенты могли вызвать такую реакцию.

Мои ночные кошмары не исчезли, но изменились. Теперь я не была в них беспомощной жертвой. Теперь я тоже причиняла боль, тоже убивала. И просыпалась не в холодном поту, а с тревожным чувством удовлетворения.

Это пугало меня больше всего — не то, что Хогвартс менял меня, а то, что я начинала принимать эти изменения.

Однажды ночью, когда бессонница снова не давала мне уснуть, я решила прогуляться по замку. Это было нарушением правил, но после случая с троллем правила казались мне чем-то далеким и незначительным. Я тихо выскользнула из спальни, стараясь не разбудить соседок, и спустилась в гостиную.

К моему удивлению, там был Гарри, сидевший у потухшего камина и смотревший в пустоту.

— Не спится? — тихо спросил он, не поворачивая головы.

Я вздрогнула — не думала, что он заметил меня.

— Кошмары, — честно ответила я, подходя ближе.

— У меня тоже, — кивнул он. — Хотя не уверен, что это кошмары. Иногда они кажутся... правильными.

Я села в кресло напротив него, чувствуя странное облегчение от того, что не одна испытываю такие мысли.

— Ты меняешься, — сказал Гарри, наконец посмотрев на меня. В тусклом свете его зеленые глаза казались почти черными. — Я тоже. Этот замок что-то делает с нами.

— Я знаю, — прошептала я. — Иногда я не узнаю себя. Мысли, которые приходят мне в голову... они не мои. Или, может быть, мои, но такие, о которых я раньше даже не подозревала.

Гарри кивнул, словно точно понимая, о чем я говорю.

— Я собираюсь прогуляться, — сказал он, вставая. — Хочешь со мной?

Я колебалась лишь мгновение.

— Да.

Мы выскользнули через портретный проем. Полная Дама что-то недовольно пробормотала нам вслед, но не подняла тревогу. Коридоры замка были погружены в темноту, лишь редкие факелы бросали тусклый свет на каменные стены.

— Куда мы идем? — шепотом спросила я.

— Не знаю, — ответил Гарри. — Просто иду, куда ноги несут.

Мы бродили по замку, избегая мест, где могли быть преподаватели или Филч с его кошкой. Гарри, казалось, инстинктивно чувствовал, где могла быть опасность, и уводил нас в другом направлении.

В какой-то момент мы оказались в незнакомом коридоре на четвертом этаже. Здесь было особенно холодно, словно все тепло высосали из воздуха.

— Странно, — пробормотал Гарри, оглядываясь. — Я никогда здесь не был.

— Я тоже, — сказала я, чувствуя непонятную тревогу. — Может, вернемся?

Но Гарри уже двинулся вперед, словно притягиваемый чем-то. Я последовала за ним, не желая оставаться одна в темноте.

В конце коридора была дверь, приоткрытая ровно настолько, чтобы через щель пробивался слабый серебристый свет. Гарри толкнул ее, и она бесшумно открылась.

Мы оказались в заброшенном классе. Парты и стулья были сдвинуты к стенам, покрытые толстым слоем пыли. Но в центре комнаты стоял предмет, который, казалось, не принадлежал этому месту — огромное зеркало в богато украшенной золотой раме, стоящее на двух когтистых лапах.

Именно от него исходил тот странный серебристый свет, который мы видели из коридора. На верхней части рамы была вырезана надпись: "Eиналеж еовт он юавызакоп оцил еовт ен Я".

— Что это значит? — прошептал Гарри, подходя ближе к зеркалу.

Я прочитала надпись задом наперед: "Я не твое лицо показываю но твое желание".

— Это зеркало показывает не отражение, а то, чего ты больше всего хочешь, — сказала я, вспомнив что-то из прочитанных книг. — Зеркало Еиналеж.

Гарри встал перед зеркалом, и его лицо мгновенно изменилось. Глаза расширились, рот приоткрылся в безмолвном удивлении.

— Что ты видишь? — спросила я, заинтригованная его реакцией.

— Я... я вижу себя, — прошептал он. — Но не ребенком. Я взрослый, сильный. И вокруг меня... люди. Много людей. Они боятся меня. Уважают меня. — Он протянул руку, словно пытаясь коснуться видения. — У меня в руке что-то... какой-то жезл или палочка. Она светится зеленым. И все склоняются передо мной.

Я почувствовала холодок, пробежавший по спине. То, что описывал Гарри, не было похоже на невинное детское желание. Это было желание власти, абсолютной и безграничной.

— Твоя очередь, — сказал он, словно с трудом отрываясь от зеркала и делая шаг в сторону.

Я нерешительно встала перед зеркалом, готовясь увидеть... что? Себя с родителями, которые помнят меня? Себя, признанную лучшей ученицей Хогвартса? Себя в безопасности, вдали от этого ужасного места?

Но зеркало показало мне пустоту.

Абсолютную, всепоглощающую пустоту.

Там, где должно было быть мое отражение, был лишь серый туман, клубящийся и бесформенный. Я моргнула, думая, что это какая-то ошибка, но ничего не изменилось.

— Я ничего не вижу, — прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает паника. — Совсем ничего.

— Как это возможно? — Гарри нахмурился, глядя то на меня, то на зеркало. — Зеркало должно показывать твое самое сокровенное желание.

— Может быть, у меня нет желаний, — сказала я, и от этой мысли стало еще страшнее. — Может быть, я больше ничего не хочу.

— Или, может быть, то, чего ты действительно хочешь, — это пустота, — раздался голос позади нас. — Небытие. Конец всему.

Мы резко обернулись. В дверях стоял директор Дамблдор, его высокая фигура казалась еще более внушительной в полумраке комнаты. Его длинная серебристая борода слабо светилась в темноте, а глаза за очками-полумесяцами смотрели с холодным интересом.

— Профессор Дамблдор! — выдохнул Гарри. — Мы не хотели...

— Нарушать правила? — закончил за него Дамблдор, входя в комнату. Дверь за ним закрылась сама собой. — О, я думаю, именно этого вы и хотели, мистер Поттер. Вы всегда стремитесь нарушать границы, не так ли? Это... похвальное качество.

Он подошел ближе, и я почувствовала, как волосы на затылке встают дыбом. Было что-то неправильное в том, как он двигался, — слишком плавно, слишком... нечеловечески.

— Зеркало Еиналеж, — сказал Дамблдор, глядя на артефакт с чем-то похожим на нежность. — Одно из самых опасных магических предметов, когда-либо созданных. Оно показывает нам не правду, не ложь, а лишь то, что скрыто в глубинах нашего сердца.

Он повернулся к Гарри.

— Что вы видели, мистер Поттер?

Гарри колебался лишь мгновение.

— Я видел себя сильным, сэр. Могущественным.

Дамблдор улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз.

— Конечно, видели. Амбиции всегда были вашей движущей силой, даже если вы сами еще не осознаете этого полностью. — Он перевел взгляд на меня. — А что видели вы, мисс Грейнджер?

— Ничего, — честно ответила я. — Только пустоту.

— Интересно, — протянул Дамблдор, разглядывая меня с новым интересом. — Очень интересно. Знаете, за все столетия существования этого зеркала лишь горстка людей видела в нем пустоту. И все они были... особенными.

— Особенными? — переспросила я, не уверенная, хочу ли знать, что он имеет в виду.

— Сломленными, — уточнил Дамблдор. — Или, возможно, освобожденными — зависит от точки зрения. Когда человек теряет все, что связывает его с жизнью, когда все желания угасают, остается лишь пустота. Некоторые назвали бы это отчаянием. Я предпочитаю думать об этом как о чистом листе.

Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно отступила.

— Не бойтесь, мисс Грейнджер. То, что вы видите пустоту, не делает вас менее ценной. Напротив, это делает вас... интересной.

Было что-то в том, как он произнес слово "интересной", что заставило меня содрогнуться.

— Что это зеркало показывает вам, профессор? — внезапно спросил Гарри.

Дамблдор повернулся к зеркалу, и на мгновение его лицо изменилось. Маска добродушного старика соскользнула, и я увидела нечто древнее и страшное, скрывающееся за ней.

— Я вижу себя, держащим пару толстых шерстяных носков, — сказал он с улыбкой, но его глаза оставались холодными. — Никогда не получаю носков на Рождество. Все дарят мне книги.

Я знала, что он лжет. И, судя по выражению лица Гарри, он тоже это понимал.

— А теперь, — продолжил Дамблдор, — я думаю, вам обоим пора вернуться в свои кровати. Уже поздно, а завтра вас ждет насыщенный день.

Он отошел от двери, давая нам пройти. Мы с Гарри поспешили к выходу, но когда я проходила мимо директора, он мягко коснулся моего плеча.

— Еще одно слово, мисс Грейнджер, — сказал он тихо. — Пустота, которую вы видите, это не отсутствие желаний. Это их отрицание. Глубоко внутри вы знаете, чего хотите, но боитесь признаться в этом даже себе.

— И что же это? — спросила я, не в силах отвести взгляд от его пронзительных голубых глаз.

— Выживание, — просто ответил он. — Любой ценой. Даже если эта цена — ваша человечность.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица.

— Это... это неправда, — прошептала я.

— Нет? — Дамблдор наклонился ближе, и я почувствовала запах чего-то древнего и опасного. — Тогда почему вы не видите в зеркале своих родителей? Почему не видите себя далеко отсюда, в безопасности? Потому что глубоко внутри вы уже приняли этот мир, мисс Грейнджер. Вы уже стали его частью.

Я хотела возразить, сказать, что он ошибается, но слова застряли в горле. Потому что часть меня знала, что он прав.

— Идите, — сказал Дамблдор, отпуская мое плечо. — И помните: Хогвартс всегда поможет тем, кто готов заплатить цену.

Мы с Гарри поспешили покинуть комнату. Всю дорогу до гриффиндорской башни мы молчали, каждый погруженный в свои мысли. Только когда мы уже стояли перед портретом Полной Дамы, Гарри наконец заговорил:

— Он не тот, за кого себя выдает, — прошептал он. — Дамблдор. Он... что-то другое.

Я кивнула, не в силах выразить словами тот ужас, который испытала в присутствии директора.

— И зеркало, — продолжил Гарри. — Оно показало мне не просто власть. Оно показало мне... путь. Как будто оно знает, кем я могу стать.

— А мне оно показало пустоту, — тихо сказала я. — Как думаешь, что это значит?

Гарри долго смотрел на меня, и в его зеленых глазах было что-то, чего я не могла прочитать.

— Может быть, это значит, что ты еще можешь выбирать, — наконец сказал он. — В отличие от меня.

Прежде чем я успела спросить, что он имеет в виду, Гарри произнес пароль, и портрет отъехал в сторону. Мы вернулись в гостиную, которая казалась теперь безопасным убежищем по сравнению с тем, что мы только что пережили.

Той ночью я долго не могла уснуть, думая о словах Дамблдора. Неужели он прав? Неужели глубоко внутри я уже приняла этот жестокий мир и готова стать его частью, лишь бы выжить?

И если это так, что осталось от той Гермионы Грейнджер, которая приехала в Хогвартс всего несколько месяцев назад?

Я закрыла глаза, и перед моим внутренним взором снова возникло Зеркало Еиналеж с его клубящейся пустотой вместо моего отражения. Может быть, пустота была не отсутствием желаний, а отражением того, что я уже потеряла свою сущность? Что от меня ничего не осталось?

Эта мысль была настолько ужасающей, что я резко села в кровати, задыхаясь от внезапного приступа паники. В темноте спальни я вытянула руку перед собой, пытаясь убедиться, что я все еще существую, что я не растворилась в той пустоте, которую показало мне зеркало.

Мои пальцы были едва различимы в темноте, но они были реальны. Я была реальна. Пока еще.

Но как долго это продлится в мире, который с каждым днем все больше поглощал мою душу?