Сердце проказы (гет)

Фигуры двигались по шахматной доске медленно, тихо постукивая по дереву. В покоях короля царила полутень, в камине тлели угли, отдавая редким теплом.

Балдуин сидел прямо, не сутулясь, движения его были медленны и выверены. В его руках каждая фигура двигалась так, будто имела особый вес. Он играл с терпением, со вниманием, с холодной ясностью человека, привыкшего мыслить на десятки шагов вперёд.

Балиан напротив двигался быстрее. Его ходы были прямыми, иногда резковатыми, в них угадывалась военная решимость: лучше рискнуть и потерять, чем бездействовать. Пешки он бросал вперёд без колебаний, словно штурмовал стены.

Ладья Балиана резко встала в линию, отрезав путь белому коню. Балдуин молча посмотрел на ход, его пальцы неторопливо обхватили пешку. Он переставил её на соседнюю клетку, будто закрывая дыру, которую противник пытался пробить.

— Пешки, — хмыкнул Балиан. — Ты всегда держишься за них.

В ответ последовала только лёгкая усмешка глазами. Балдуин сделал ещё один ход, и теперь под ударом оказалась одна из фигур Балиана. Тот нахмурился, но не замешкался. Его конь рванул вперёд, обходя преграду. Стук — и фигура короля оказалась под угрозой.

Балдуин не дрогнул. Он аккуратно переставил ферзя, и конь тут же оказался пойман в ловушку.

Фигуры одна за другой сходили с доски. Пешки Балиана шли вперёд, сметая всё на пути, но платили за это высокую цену. Его атака выглядела стремительной, но постепенно доска пустела, и каждый шаг давался всё тяжелее.

— Ты снова суетишься, — заметил король спокойно, взяв ладьёй ещё одного коня.

— А ты снова тянешь время, — отрезал Балиан, толкнув пешку к последней линии.

Фигура дошла до конца — и он, с лёгким удовлетворением, заменил её на ферзя. Стук. Но удовлетворение длилось недолго: ход Балдуина оказался зеркальным. Его собственная пешка прошла вперёд и тоже обернулась в ферзя.

Балиан нахмурился. На доске осталось мало фигур, но у короля теперь было преимущество.

— Ты подставился, — тихо сказал Балдуин.

Балиан резко наклонился вперёд, проверяя доску. Его ладья оказалась поймана. Попробовал спасти — но ферзь Балдуина уже стоял на пути.

Стук. Ладья исчезла с доски.

Балиан шумно выдохнул.

— Признаю, это был красивый ход.

— Скорее неизбежный, — ответил Балдуин.

Осталось несколько фигур. Балиан упорно защищался, но медленно доска сжималась вокруг его короля. Каждая клетка была перекрыта, каждый путь отрезан.

Стук. Стук.

Ферзь Балдуина встал напротив, ладья замкнула линию, и тишина стала почти осязаемой.

— Шах… и мат, — произнёс король. Его голос прозвучал спокойно, без торжества, как будто это было не победой, а просто завершением того, что должно было случиться.

Балиан откинулся на спинку стула и чуть усмехнулся.

— Ты был бы страшным противником и без армии.

Балдуин перевёл взгляд с доски на него.

— Партия закончилась уж слишком быстро сегодня. Расскажешь, в чём дело?

Балиан сделал глубокий вдох и медленный выдох, глядя на расставленные фигуры.

— Забавно, — тихо сказал он, проводя рукой по краю стола. — Сначала кажется, что у тебя тысячи путей, сотни шансов… а в конце остаётся один-единственный.

— И он неизбежно ведёт к мату, — спокойно подхватил Балдуин. Его голос был ровным, но глаза за маской блеснули. — Неважно, сколько ходов мы сделаем, конец всё равно один.

— И всё же, — продолжил король, чуть сдвинув оставшиеся фигуры, будто проверяя их вес, — смысл партии не в том, чтобы избежать конца. А в том, чтобы дойти до него достойно.

Балиан тихо усмехнулся:

— Я всегда думал, что твоя сила в выдержке. Но иногда… иногда я вижу, как сильно тебе хочется сделать иной ход. Я прав?

Балдуин медленно поднял глаза. Маска скрывала выражение лица, но в голосе прозвучала спокойная ясность:

— В моём случае иных ходов уже нет. Я словно твоя фигура короля. Остаётся только достойно завершить партию.

Балиан на миг замер. В его глазах вспыхнула искра.

— А если… иной ход всё же есть, просто ты о нем не знаешь? — его голос прозвучал низко, осторожно, будто он пробовал лёд, не зная, выдержит ли он вес.

Балдуин чуть склонил голову и перевёл взгляд с доски на него.

— Какой? — спросил он спокойно.

Балиан аккуратно передвинул чёрную пешку ближе к королю.

— Что, если она всё это время стояла здесь? Прикрывала тебя… и давала возможность уйти от мата?

Балдуин задержал взгляд на доске.

— В таком случае, — негромко произнёс он, — это будет мухлёж, Балиан. Я думал, ты знаешь: фигуры нельзя ставить туда, где их уже нет.

Балиан нахмурился, недоумённо глядя на короля.

— Но…

За маской раздался приглушённый смешок. Балдуин поднял взгляд и спокойно добавил:

— Ты ведь имел в виду не шахматную партию, верно?

Балиан тоже усмехнулся, а Балдуин, выдержав короткую паузу, продолжил:

— Всё утро я вижу, как ты чего-то не договариваешь.

Он слегка кивнул в сторону чёрной пешки, всё ещё стоящей рядом с королём.

— Так расскажи… кто эта пешка, что не даёт тебе покоя?

— Ты слишком метко сказал, — ответил Балиан, откинувшись на спинку стула. — Есть кое-что… или вернее, кое-кто. Помнишь Изабель, вдову Алена де Монпелье, врача из Ордена Святого Лазаря?

— Алена я помню, — сказал Балдуин.

— Так вот. В наш последний визит в Орден я столкнулся с ней, когда хотел навестить Тибо. Изи тогда рассказала о молодой женщине, которая будто бы творит чудеса. Лечит все болезни.

Балдуин чуть иронично качнул головой.

— У меня была та же реакция, — признал Балиан. — Но я знаю Изи достаточно давно. Она всегда была не менее умна и искусна, чем её муж. И если уж её впечатлила чья-то работа — это стоит внимания. Поэтому я решил сам убедиться.

Он опустил взгляд, будто заново переживая увиденное.

— Она привела ко мне простую женщину, с виду ничем не примечательную. Пока та не показала следы от язв… почти полностью заживших. По ней и не скажешь, что она когда-то болела проказой.

— Проказой? — уточнил Балдуин, словно не расслышав.

— Да. Я тоже не хотел верить. Но, государь… — Балиан набрал воздух. — Она сняла платок. На её лице были те же самые раны, что и у тебя. — Он поднял палец, указывая прямо на Балдуина. — Только зажившие. Совсем.

Балдуин медленно откинулся на спинку стула.

— Чем же она её лечила? — спросил он ровно.

— Она показала мне лекарство, но на вопросы отвечала уклончиво: то ли хранит секрет, то ли и вовсе не она его сделала. Биография этой Аделин тоже туманна — неизвестно, откуда она и где училась. К тому же, похоже, у неё бывают провалы в памяти.

Балдуин внимательно изучал собеседника, затем тихо спросил:

— А ты, Балиан… что думаешь о ней?

— Я доверяю Изи. Но не слепо, — ответил он твёрдо. — Эта молодая лекарка не выдаёт себя за волшебницу, денег не берёт, ведёт себя скромно. Быть может, это лишь камуфляж… Но главное для меня — то, что я видел последствия её лечения. И признаюсь откровенно — я был впечатлён.

Король на миг задумался, взгляд его стал особенно тяжёлым.

— Но… — продолжил Балиан, склонившись ближе. Его голос перешёл почти в шёпот. — Что если она действительно сможет тебя вылечить, мой король? Это изменит ход всего Иерусалима.

Балдуин не пошевелился. Лишь в своей привычной спокойной манере произнёс:

— Я вижу, ты впечатлён этой лекаркой. И признаюсь, я впервые вижу тебя таким... воодушевлённым.

Он сделал короткую паузу.

— Ты знаешь, что я доверяю тебе всё — включая собственную жизнь. Ты один из моих ближайших советников. И если ты говоришь, что это стоит внимания, я, конечно, прислушаюсь.

Он на миг замолчал, затем добавил:

— Но давай не будем делать поспешных выводов. Слишком многое в этой истории настораживает: кто она, откуда, чем лечит… Ответов нет.

Балиан нахмурился.

— Шпионка?

— Разузнай о ней всё, что сможешь, — твёрдо сказал король.

— Ладно, государь, я всё выясню. — Балиан выдержал паузу. — А что насчёт встречи?

Балдуин откинулся назад.

— Если она действительно способна вылечить проказу, это поднимет волну напряжения при дворе. Ей будет угрожать опасность — в первую очередь от Ги. Церковь и Орден непременно заинтересуются ею. Начнётся ненужная шумиха.

Он сделал короткую паузу и добавил:

— А если всё-таки она самозванка — было бы глупо открыто афишировать такой провал.

Балиан кивнул.

— Я понял. Значит, встреча должна быть неофициальной.

Ранее утро. Дом Изи.

Аделин проснулась на рассвете от стука в дверь. Изи поспешила открыть, на ходу прикрываясь платком.

— Иду, — кратко произнесла она.

Кто мог прийти в такую рань?

На пороге стоял Балиан; он привычно кивнул Изи в знак приветствия.

— Есть новости? — сразу спросила она.

— Да, — ответил он, входя в дом.

Аделин не спешила выходить. По звуку звенящего металла она поняла, что они уселись за стол.

— Что вы решили? — спросила Изи.

— Значит так: завтра, после полудня, встречаемся у восточного входа башни, — сурово объявил Балиан.

— Хорошо, — серьёзно отозвалась Изи. — И ещё… где госпожа Аделин? Мне нужно с ней поговорить.

— Наверное, ещё не проснулась.

— Я здесь, — раздалось за его спиной.

Он обернулся.

— О чём вы хотите поговорить со мной? — спросила Аделин и насторожилась, уловив, как взгляд Балиана беспокойно блуждает по её лицу.

Она перевела глаза на Изи; та показала пальцем на лицо. Девушка забыла прикрыться. Закатив глаза, Аделин поспешно натянула платок и села напротив Балиана.

Балиан всё так же внимательно рассматривал Аделин.

— Вы не похожи на простолюдинку, — заметил он. — Ваша кожа слишком белая, словно у знати.

— Я не помню, — ответила она ровно, без эмоций.

— А что вы помните? Расскажите о себе.

Аделин заставила себя говорить сухо:

— Моё имя — Аделин Леони Дюран. Всё, что я помню, — как очнулась за стенами Иерусалима. Две женщины помогли мне и привели к Изи. Так всё и началось.

— Дюран? — Балиан хмыкнул. — Значит, вы всё же из наших краёв?

— Не знаю, — тихо сказала девушка.

— А сами не пытались искать родных?

— Э-эм… нет. Мне комфортно здесь, с Изи.

— Послушайте, — Балиан понизил голос. — Дело набирает серьёзные обороты: скоро вас представят нашему королю. Но я не могу привести к нему человека, который не знает, кто он и откуда.

— Разве это так важно? — отозвалась она. — Я всего лишь хочу помочь. Если бы я хотела навредить королю, разве не стала бы я самой искать встречи с ним?

— Так вы не пытаетесь встретиться с королём? — уточнил Балиан.

— Нет, — спокойно ответила она. — Если король не захочет меня принять, я это переживу.

Балиан нахмурился.

— В ваших словах есть разумное зерно, — сказал он, — но я не могу рисковать.

— Моя работа — лечить людей, синьор Балиан. Я не смотрю на статус, — коротко ответила Аделин.

— И всё же… неужто вы никогда не думали, что прямо сейчас вас могут искать? — его слова прозвучали размеренно.

Перед глазами Аделин резкой вспышкой врезались лица тех, о ком она уже давно не вспоминала.

— …переживают о вас…

Лулу с распухшими от слёз глазами, метущаяся в поисках её.

— …места себе не находят…

Подавленный Пьер, дающий показания полиции о пропаже медикаментов.

Аделин резко встала, но пошатнулась и потеряла равновесие. Балиан подхватил её за предплечье и помог не рухнуть.

— Аделин, что с вами? — беспокойный вопрос Балина казался слишком глухим и далеким.

Когда она сумела выровняться, он отпустил её, и девушка поспешила выйти на крыльцо, пытаясь отдышаться. Волны паники накатывали одна за другой, грудь сжималась так сильно, что она согнулась и опустилась на колени. Изи подбежала, что-то громко спросила, но для Аделин звуки были приглушены собственным шумом в ушах. Она могла лишь сидеть там, на крыльце, судорожно ловя воздух и мысленно повторяя:

Дыши, Аделин… просто дыши.

Спустя несколько минут.

Мир постепенно возвращался в привычные очертания, а встревоженные лица Балиана и Изи требовали объяснений.

— Всего лишь паническая атака, — с улыбкой попыталась разрядить ситуацию Аделин, будто ничего и не было.

— Паническая… что? — переспросила Изи.

Балиан обменялся с ней коротким взглядом.

— Я напугал вас?

— Нет, — Аделин слабо усмехнулась. — Это сложно объяснить. Давайте просто вернёмся к разговору.

— Скоро к нам начнут приходить люди… — сказала Изи.

— Ты права. Мне пока нет нужды оставаться здесь. Встретимся завтра. — подытожил Балиан и, кивнув на прощание, поспешно вышел из дома.

Вечер следующего дня. Башня Давида.

Балиан уже стоял у назначенного места, когда вдали заметил две приближающиеся тёмные фигуры.

Всё было организовано так, чтобы никто не узнал о предстоящей встрече. Вокруг царила тишина — только ветер касался каменных стен башни, унося с собой сухой песок.

Изи шла уверенно — в её походке чувствовалась решимость.

Аделин — немного позади, глядя под ноги, одной рукой придерживала длинный подол накидки.

За её спиной виднелась большая кожаная сумка, и по её тяжёлой походке было ясно: ноша нелегка.

Балиан выпрямился и шагнул им навстречу, коротко кивнув.

— Следуйте за мной, — произнёс он негромко.

Он обернулся и двинулся вдоль узкого коридора, освещённого редкими факелами. Каменные стены отбрасывали дрожащие тени, и звук их шагов отдавался глухо, будто башня сама затаила дыхание.

Они спускались по лестнице всё глубже в недра башни. С каждым шагом становилось тише, пока звуки города не растворились совсем.

У основания лестницы скрывалась тяжёлая дверь из тёмного дерева, окованная железом.

Балиан вставил ключ, повернул — замок щёлкнул приглушённо, будто боясь нарушить тишину.

— Госпожа Аделин, проходите, — тихо сказал он. — Изи, ты останешься здесь.

Та коротко кивнула, пока Аделин переступала порог небольшой каменной комнаты.

Комната встретила Аделин тишиной и запахом горячего воска. Несколько свечей освещали письменный стол у стены, заваленный свитками и пергаментами.

Король сидел за ним, склонившись над бумагой. Белый капюшон, ниспадавший вперёд, скрывал его лицо.

Слышно было лишь, как перо скользит по сухому пергаменту, оставляя за собой тонкую шуршащую линию.

Он не поднял головы даже тогда, когда дверь закрылась за её спиной. Лишь спустя мгновение, не отрывая взгляда от письма, произнёс ровно:

— Не примите за грубость, госпожа Аделин. Ещё один документ — и я весь к вашим услугам.

— Не торопитесь, я подожду, — ответила Аделин, спокойно осматриваясь по сторонам.

Через минуту молчания она громко выдохнула, будто напоминая о себе.

Король на миг остановился , словно хотел что-то сказать, но передумал и продолжил писать.

Спустя короткое время Балдуин отложил перо, тщательно стряхнул песок с письма, поднялся и откинул капюшон.

Свечи отразились на холодном металле — теперь Аделин ясно увидела маску, закрывающую его лицо. Но глаза… эти глаза она вспомнила сразу.

Так это был он?

— Простите, что заставил ждать, — произнёс король.

— А вы простите, что я тогда воспользовалась вашим колодцем. Я не знала, что он королевский.

Он чуть склонил голову.

— Колодец?

— Да, тот, что за башней.

И тогда перед Балдуином всплыло то утро: солнце, ослепительно бьющее по камню, звон воды и она — склонившаяся над колодцем.

— Так это были вы? — произнёс он, чувствуя, как к горлу подступает смущение.

Образ, что не выходил из его головы, ожил — словно старый сон. Теперь она стояла перед ним: настоящая, земная. Те же глаза. То же дыхание жизни.

Но без смеха. Без той лучезарной улыбки, что когда-то заставила его на миг забыть о своей боли — теперь она пришла, чтобы окончательно избавить его от этих мук? Как символично.

— Вы не подумайте… я тогда хотел сказать вам, но меня отвлекли, — он чуть запнулся, будто оправдываясь.

Аделин мягко улыбнулась.

— Давайте я лучше приступлю к своей работе, Ваше Величество.

Она с шумом поставила сумку на пол и принялась доставать необходимое.

Балдуин взял стул, поставил его в центр комнаты и сел, не отводя от неё взгляда.

— Балиан говорил мне, что вы не помните, откуда вы.

Чёрт! Вот сколько можно спрашивать меня об этом…

— Это так. Я не помню, как попала сюда и откуда я, — ответила она ровным тоном, как ни в чём не бывало.

— Если вы позволите, госпожа Аделин, — спокойно произнёс Балдуин, — Балиан поможет найти вашу семью и разузнать откуда вы.

— Как любезно с его стороны, — язвительно бросила Аделин, яростно натягивая перчатки.

Повернувшись к королю, Аделин на миг застыла, почувствовав напряжение в воздухе, но попыталась игнорировать это.

— Мне нужно видеть вашу кожу… то есть… ваши раны, Ваше Величество, — проговорила она, чувствуя, как пересыхает горло.

Господи, Аделин, да соберись же ты, блин! Какой ты профессионал после этого? Да, перед тобой известная историческая фигура — молодой король. Король! Вот почему я нервничаю. Что, если я сделаю что-то не так? Меня ведь убьют! А как здесь обычно поступают — голову с плеч или костёр? О боже, кажется, я уже чую запах гари… А нет, это просто воск от свечи. Выдыхай, Аделин.

Король лишь спокойно взглянул на неё и ровным тоном сказал:

— Конечно. Но мне нужна будет ваша помощь — обычно этим занимаются лазариты.

— Никаких проблем, — выдохнула Аделин с нервной ухмылкой, пытаясь унять тревогу.

Она подошла ближе. Теперь взгляд короля был куда яснее — спокойный, сосредоточенный, будто умиротворённый. Их глаза встретились и на миг застыли: его — сдержанные, будто море перед бурей; её — живые, дерзкие, тёплые, словно берег, который это море омывает.

— Приступите? — нарушил тишину Балдуин, показывая рукой на завязки накидки.

Аделин будто очнулась.

— Да.

Она торопливо обошла его. Потеряв зрительный контакт, ощутила, как тревога постепенно отступает.

Пальцы осторожно взялись за завязки — и она принялась развязывать его одежду.

Преодолев несколько слоёв накидок, Аделин сняла последнюю. Ткань мягко соскользнула с его плеч, оставив лишь бинты. Король сидел ровно и молча, не шевелясь — будто задумался о чём-то своём.

Распустив бинты, она небрежно бросила их на пол. Перед ней открылась его спина — израненная, покрытая следами болезни, словно карта страдания, выжженная на коже. Местами плоть выглядела воспалённой, в других — зажившей, с грубыми следами старых шрамов.

О короле заботятся куда лучше, чем о больных в лазарете. Следов инфекции не видно — лишь кровоточащие язвы… и, кажется, раздражение кожи. Вероятно, от уксуса?

Аделин осторожно приложила ладонь к его коже. Она была горячей. Температура?

Нет… это не просто температура… просто он такой горяч… а, ну заткнись, Аделин!

Проказа оставила след на коже, но под ней угадывались статный силуэт и рельеф мускулов — тренированная форма, сохранившаяся с детства, у человека, привыкшего к тяжёлым тренировкам и рыцарской жизни.

Я сказала — заткнись и сосредоточься на болезни, Аделин!

Ровная осанка выдавала привычку нести тяжесть и стать — не только собственного тела, но и целого государства.

Свет свечей скользил по его спине, выхватывая из мрака контуры тела, и всё вокруг вдруг стало странно тихим.

Она провела пальцами по линии лопатки — там, где кожа была особенно воспалена, края язв наливались красным.

— Боль усиливается? — тихо спросила она, не поднимая взгляда.

— Только по ночам, — ответил Балдуин. Голос его был хрипловат, но спокоен.

Аделин не могла понять, что сильнее — жалость или восхищение. Он был как древняя статуя, изуродованная веками, но не утратившая величия. На мгновение ей показалось, будто он сам — воплощение противоречия: живое тело, медленно сдающееся болезни, и дух, которому нечего сдаваться.

Она резко убрала руки, стараясь не выдать себя. Но Балдуин словно услышал её мысли — чуть повернул голову, и она увидела лишь профиль маски.

— Что ещё вас беспокоит? — осторожно спросила Аделин.

Он чуть повёл плечом, будто собираясь что-то сказать, но замешкался.

Секунда — и голос прозвучал ровно, почти отстранённо:

— Я теряю зрение.

Аделин подняла голову.

— Будто мой правый глаз покрывается пеленой, — продолжил он тем же спокойным тоном, словно описывал не болезнь, а перемену погоды.

Внутри у неё всё сжалось. Она чуть отстранилась и, собравшись, сказала:

— Я должна вас предупредить, Ваше Величество. Я могу остановить болезнь… но, к сожалению, ни зрение, ни чувствительность вернуть не в силах.

Ей показалось, что сейчас она словно выносила приговор невиновному.

Но Балдуин лишь чуть усмехнулся — спокойно, с какой-то усталой мягкостью, — и это вызвало у неё невольное удивление.

— Госпожа Аделин… — в его голосе прозвучало что-то тихое, почти болезненное.

— Что? — сорвалось у неё слишком резко.

— Давайте просто продолжим, — произнёс он, вновь обретая привычную ровность.

— Хорошо, — едва слышно ответила Аделин.

Она обошла его и встала напротив, медленно поднеся руки к металлической маске. Из прорезей на нее по-прежнему смотрели два океана — глубокие, уставшие, непостижимые.

Края маски были прохладны; шнурки мягко ослабевали под её пальцами, и с каждым мгновением всё больше открывалось его лицо.

Аделин невольно задержала дыхание. Она старалась не встречаться с его взглядом, не замечать этих глаз, которые будто ослепляли её — заставляли руки дрожать, а мысли путаться и уноситься куда-то совсем не туда.

Перед ней открылось лицо.

Молодой мужчина — едва ли старше её, но в нём чувствовалась зрелость, которую редко даруют годы.

И Красота.

Он был красив так, как бывает красива боль — до онемения, до дрожи в пальцах.

Правая сторона — словно вырезанная из мрамора: спокойные, благородные черты, высокий лоб, чёткая линия скулы, чуть усталые губы, на которых не было ни тени улыбки.

Левая — иная: кожа там утолщилась, потемнела, у виска проступали пятна, похожие на следы пепла. Но даже они не портили его — напротив, придавали странное, почти священное величие, как трещины на древней иконе, что делает её живой.

Он поднял руки, медленно стягивая капюшон. Из-под ткани рассыпались густые, белокурые волосы, поймавшие в себя отблески свечей.

Свет свечей скользил по его чертам, словно боясь ослепить. И Аделин вдруг поняла, что видит не больного — а человека, которого болезнь сделала почти нечеловечески прекрасным. В нём не было ни жалости к себе, ни стыда. Только тихая, ровная сила.

Это преступление — быть таким красивым при его болезни.

Он поднял взгляд — и встретился с ее глазами.

Трепетно, будто ища ответы на свои собственные вопросы — или, может, без слов молил её о чём-то, чего сам не до конца понимал.

Но было в этом взгляде нечто ещё, что Аделин не смогла понять — и всё же от этого по коже её пробежали мурашки.

Звук мысленной отрезвляющей пощёчины от трезвомыслящей Аделин — для замечтавшейся Аделин.

Она опустила взгляд на маску, что лежала в её руке, и, подойдя к столу, аккуратно положила её.

— Давно вы её носите? — стараясь отрезвиться, спросила Аделин, подбирая профессиональный тон.

— Эту — с пятнадцати лет. Раньше была другая, закрывающая не всё лицо, — ответил он спокойно.

Аделин взяла свой фонарик и повернулась к королю:

— Мне нужно посмотреть на ваши глаза. С помощью вот этого, — пояснила она заранее, во избежание лишних вопросов.

Король едва заметно улыбнулся:

— Забавная штука.

Аделин, не ожидавшая такой реакции, вновь силой прогнала лишние мысли и, включив фонарик, осмотрела глаза короля.

Закончив, она осторожно положила ладони ему под подбородок — там, где находятся подчелюстные лимфоузлы — и прощупывала их, стараясь смотреть куда-то вверх, лишь бы не встречаться с его взглядом, прикованным к ней.

— Больно? — спросила она, удерживая голос ровным, почти холодным.

— Нет, — коротко ответил король.

Тогда Аделин присела на корточки и, взяв его руку, провела пальцами вдоль периферических нервов.

— Чувствуете?

— Нет, — вновь коротко отозвался он, следя за движениями её пальцев.

Она взяла обе его кисти в свои. На длинном безымянном пальце красовался большой серебряный перстень с тёмно-красным камнем. Пришлось собрать всё самообладание, чтобы не задать ненужных вопросов — о том, что значит этот перстень и какой это камень. Вместо этого она сосредоточилась на коже — такой сухой и утолщённой. Левая кисть выглядела хуже: были признаки воспаления суставов.

— Сожмите руки в кулаки, — попросила Аделин, но голос предательски потеплел.

Балдуин послушно выполнил просьбу. Пальцы дрогнули, но не смогли сомкнуться до конца. Аделин убедилась в своих подозрениях.

Отпустив его руки, она встала и пошла к сумке за стетоскопом. Почувствовав, как остро не хватает воздуха, Аделин мысленно выругалась на платок, что дала ей Изи. Мало того, что он всё время лез в глаза — теперь ещё и дышать мешает.

Хотя… может, дело было вовсе не в платке?

С усилием вернув себе врачебную собранность, Аделин взялась задавать вопросы, роясь в сумке:

— Как у вас с аппетитом?

— Я почти не чувствую голод.

— Плохо, — пробормотала она, продолжая поиски. — Наверное, быстро утомляетесь?

— Утомление — мой постоянный спутник, — ответил он спокойно. — Но в этом есть польза. Уставшая душа не думает о слабости тела.

— Да вы оказывается оптимист, — с лёгкой усмешкой ответила Аделин, по локоть зарывшись в сумку.

Почему он всегда на самом дне?

Достав наконец заветный предмет, она подошла к королю, но платок снова загородил ей обзор. Раздражение вспыхнуло мгновенно. Закатив глаза, Аделин резко стянула его со своего лица и бросила куда-то в сторону сумки:

— Как же ты меня достал! — выдохнула она, не сдержавшись.

Она обернулась — и встретилась с ошарашенным взглядом Балдуина. Он слегка отпрянул, растерянно моргнув, и теперь пытался решить — то ли улыбнуться, то ли сохранить королевское достоинство.

— Ох… простите, Ваше Величество, — быстро сказала Аделин, вспыхнув. — С этим платком невозможно работать: то на глаза лезет, то дышать мешает. Вы ведь… не возражаете?

— Н-н… нет, — чуть запнувшись, ответил он.

Аделин облегчённо улыбнулась:

— Отлично. Тогда я послушаю вас этим? — Она показала стетоскоп и вопросительно подняла брови.

Балдуин молча кивнул, не отводя глаз от её лица.

Она надела стетоскоп, подошла ближе и, приложив диафрагму к его груди, внимательно вслушиваясь спросила:

— Я сильно напугала вас?

— Что? — переспросил король, будто вынырнув из собственных мыслей.

— Я про ваше сердцебиение, — спокойно ответила она.

Балдуин нахмурился, заметив трубку, тянущуюся от её ушей к его груди.

— Что это? — спросил он.

Аделин невольно улыбнулась его растерянности:

— Это прибор, чтобы слушать сердце и лёгкие. Вот, послушайте сами.

Она положила его руку на мембрану, направленную на его грудь, сняла дужки стетоскопа и надела их ему.

Раздалось глухое, учащённое биение его сердца. Король замер, наблюдая, как Аделин с лёгкой улыбкой следит за его реакцией.

— Здорово, — коротко ответил он, не отводя от нее взгляда.

Аделин сняла с него стетоскоп и обошла за спину, изо всех сил стараясь сдержать смех от того, как смутился король — как на его щеках заиграл румянец.

Боже мой, как это мило… Так, стоп, Аделин, прекрати сейчас же!

Откашлявшись, чтобы скрыть нарастающий смешок, Аделин послушала его легкие.

Закончив, она сменив тон на серьёзный, констатировала:

— Осмотр я закончила. Как вы понимаете, проказа уже затронула нервы рук и глаз, из-за чего вы теряете чувствительность и зрение. Начинается атрофия мышц — это когда они становятся тоньше и слабее. К этому добавляются потеря аппетита и нарушения сна.

Она сделала короткую паузу, словно давая ему время осмыслить услышанное, а затем мягко улыбнулась:

— Что ж, давайте это исправлять.

Король выслушал её внимательно, не перебивая, и коротко кивнул — спокойно, будто в этот момент был не здесь, а где-то далеко, затерявшись в собственных мыслях.

Подойдя к сумке, Аделин достала свежие бинты, современные мази, обеззараживающее и, главное, таблетки.

— Вам нужно проглотить это целиком, запивая водой. Принимать один раз в день, — спокойно произнесла Аделин.

Пока король с внимательной серьёзностью рассматривал пилюлю в ладони, она поставила рядом всё необходимое для обработки ран и, смочив тампон в обеззараживающем растворе, осторожно принялась очищать язвы.

— Скажите, если будет больно, — тихо попросила она.

— Хорошо, — отозвался король, и Аделин почему-то была уверена, что уловила в его голосе оттенок печали.

Молчание растянулось. В комнате слышалось только ровное дыхание и редкое потрескивание свечей.

— У меня к вам просьба, — решилась нарушить тишину Аделин.

— Слушаю, — ответил Балдуин привычно сдержанно.

— Не позволяйте лазаритам обрабатывать ваши язвы. У вас раздражение от уксуса — вот здесь, — она провела пальцем от лопаток вниз, к рёбрам на его груди.

Их взгляды вновь столкнулись.

— Хорошо, госпожа Аделин, — ровно произнёс король, переведя взгляд обратно на пилюлю в руке.

Закончив обработку кожи, Аделин аккуратно собрала всё обратно в сумку. Уже на выходе она остановилась, достала блистер таблеток и протянула его королю:

— Ах да, чуть не забыла. Это для сна.

— Тоже нужно проглотить целиком, перед сном. Понятно? — уточнила она тоном, будто говорила с ребёнком.

— Хорошо, госпожа Аделин, — ответил Балдуин и едва заметно улыбнулся.

Он проводил её взглядом, пока она не скрылась за тёмной дверью. Когда дверь закрылась, комната погрузилась в тяжёлую тишину — она легла на плечи короля, словно плотное покрывало. Он попытался сосредоточиться, найти опору в привычных мыслях — но не смог. Такого вечера он явно не ожидал. И впервые в жизни он понял, как это — быть потрясённым до глубины души одним взглядом.