Гвоздь и подкова (гет)

1979 г.

Лето того года Гермиона попросту не заметила, ибо для нее оно почти полностью растворилось между работой и библиотекой. Наступившая осень, до неприличия теплая и сухая, оказалась совершеннейшей неожиданностью. О себе она напомнила лишь датой в библиотечном формуляре.

«Как так — первое сентября? Уже?»

Почти каждую свободную минуту Гермиона посвящала сбору информации о диковинном артефакте, что попал к ней в руки. Здесь все было глухо. Складывалось впечатление, будто все сведения были нарочно вымараны из справочной литературы. Гермиона буксовала в ворохе собственных догадок, порожденных отсутствием определенности, и необычайно злилась по этому поводу. После ее первого прорыва в поисках — и вдруг такой неожиданный, досадный затор.

Чувство угнетенности усиливала работа с ее однообразием и мрачной молчаливостью. В целом Гермиона научилась с нею мириться, если бы по-прежнему могла позволить себе отвлечься… Скажем, на спокойную прогулку или вечерок в кафе где-нибудь в Лондоне. Увы! В последние месяцы подобное стало непозволительной роскошью. Обстановка виделась Гермионе не просто опасной, а угрожающе опасной. Теперь нападения на магглорожденных становились настолько частым явлением, что большинство волшебников — таких, как она, «нежелательных личностей» — попросту боялись появляться в людных местах.

Раз Гермиона и сама едва не угодила в переделку. Случилось это ближе к концу сентября.

Мисс Грэйнджер как раз закончила очередную порцию заказанных ей зелий, упаковала, надписала и, предвкушая скорое «освобождение из темницы», чуть ли не бегом направилась к выходу, коротко кивнув хозяину. Тот стоял у выхода и напряженно что-то высматривал через мутноватое стекло. К изумлению молодой женщины, Оглви, который обычно ее присутствие едва замечал, преградил путь.

— Не выходи!

Затем принялся снова глядеть в окно, а лицо, и так довольно пугающее, ожесточилось более обычного.

— Совсем страх потеряли, — промолвил он, наконец, оторвавшись от своего занятия, и добавил к сказанному несколько крепких, заковыристых ругательств. Гермиона была удивлена: кажется, она только что услышала от хозяина больше слов, чем за всю предыдущую неделю.

Оглви тем временем бесцеремонно взял мисс Грэйнджер за рукав, с коротким: «Идем!» — потащил в заднее помещение лавки и втолкнул на склад. Там он ткнул пальцем в первый попавшийся ящик.

— Перебери это. Сгниет, — Гермионе показалось, что Оглви придумал это только что.

Она было хотела возмутиться таким произволом, мол, у них договор… Но хозяин уже снова выходил. В дверях Оглви задержался на секунду.

— Там эти… Тебе лучше отсидеться, девочка, — и, не уточняя насчет «этих», вышел и запер дверь. Впрочем, Гермионе пояснения были не нужны. Итак, Пожиратели смерти. Средь бела дня, да еще и почти в центре магического квартала.

«Действительно, они уже ничего не боятся», — чувствуя, как дергается веко, подумала молодая женщина. Ей стало не по себе от мысли, что она могла бы оказаться в самом эпицентре, если бы не своевременное вмешательство Оглви. Мисс Грэйнджер прониклась благодарностью или даже некоей симпатией к своему хмурому и неразговорчивому хозяину.

На темном, насквозь пропахшем тухлятиной и пряными травами складе, Гермиона промариновалась часа два, прежде чем Оглви, наконец, явился освободить ее из заточения. Она была весьма взвинчена, но сдержала резкость, понимая, что хозяин действовал из лучших побуждений. Просто так уж этот мрачный господин «лучшие побуждения» выражал.

— Как выйдешь, не мешкай, а проваливай домой, — напутствовал ее Оглви, отворяя дверь наружу.

Выходя из лавки, Гермиона узрела довольно удручающую картину. Стена соседнего дома была разворочена взрывом, обломки валялись в радиусе нескольких десятков футов, а на противоположной стороне лицом вниз лежал человек. Гермиона с внутренним вздохом облегчения разглядела валявшуюся рядом с ним маску Пожирателя смерти. От неожиданно злого — «получил по заслугам» — почему-то сделалось горько во рту. Нет. Это не была жалость. Что за жалость к убийце и мучителю? Гермионе четко вспомнился один из послевоенных — ее послевоенных — дней, когда, разглядывая в газете фотоотчет о котором-уже-по-счету процессе над Пожирателями смерти, она вдруг осознала: сколько же там молодых лиц. Нескольких мисс Грэйнджер, Герой войны, помнила по школе. Это было страшно. Сейчас подобное же чувство посетило снова. Гермиона отчаянно тряхнула волосами. Выкинуть из головы. Не думать. Это неизбежность, которую она не в силах предотвратить, безжалостно вторгается в ее существование. Сжать зубы и уходить. Гермиона сосредоточилась для аппарации, но… ничего не вышло.

«Антиаппарационый барьер не сняли?»

Она недоуменно огляделась. На первый взгляд причин для такой исключительной предосторожности не было. Пустынная улица, никакого оцепления. Еще пара десятков шагов и снова попытка. Безрезультатно.

«Стало быть, авроры еще работают. Но где?»

Гермиона тревожно озиралась, пытаясь определить вероятный источник опасности. Потом сообразила, что разрушенное здание могло быть отвлекающим маневром и на самом деле объект атаки — иной.

«Может, Пожиратели засели и выжидают? Вот мракоборцы и держат щит, надеясь выкурить преступников из убежища», — это показалось Гермионе разумным объяснением. Руки, правда, при этом покрылись гусиной кожей. Оказаться «на поле боя» не хотелось. И даже очень. «Пора уносить ноги. Немедленно», — подсказывал опыт. Гермиона перешла на бег.

— Эй, в сторону, барышня, — внезапно раздалось у нее по правую руку. Футах в десяти, под козырьком здания двое крепких мужчин в аврорских мантиях стояли с палочками наизготовку.

— Уходили бы вы отсюда, — прибавил один из них, что был пониже ростом и постарше. Гермиона метнулась в сторону.

— Да не туда, дуреха, — закричал ей вслед аврор, прибавив вполголоса что-то совсем уж нелестное в ее адрес, и принялся энергично махать рукой в сторону, откуда она только что пришла.

Тут только Гермиона сообразила, что взорванная постройка ввела ее в заблуждение. Вместо того, чтобы удаляться из «зоны боевых действий», она приближалась к ней… Несколько шагов она все же успела сделать и… замерла.

— Немедленно сложите оружие. Сдавайтесь. Вы окружены. Мы гарантируем вам жизнь в случае добровольной сдачи, — многократно усиленный заклятием голос буквально оглушил ее. Казалось, он звучал отовсюду.

«Господи, куда же?» — паника подползала, как гадкая слизь. Молодая женщина завертела головой, силясь понять, куда бежать безопаснее и стоит ли бежать вообще. «Вот угораздило, — ругала она себя, — ну, что стоило еще полчаса потерпеть. Не переломилась бы».

— Сюда, живо! — заорал кто-то совсем рядом. Инстинктивно, не думая, Гермиона одним прыжком рванула на голос. И тут же поперек тела ее обхватила крепкая рука, втащив в промежуток между домами.

Секунду спустя воздух точно взорвался от нескольких заклятий одновременно. Каких, было не разобрать: они, как и прежде голос, неслись со всех сторон. Гермиону и ее спасителя укрывал выступ стены, который вдруг показался таким хрупким, таким ненадежным. От одного из лучей — кажется, оглушающего, но она была не уверена — Гермиона едва успела прикрыться щитом. Потом прогремел взрыв. Молодая женщина невольно скукожилась и зажала ладонями уши.

«Да тут, похоже, не одна бомбарда, а как минимум три», — отрешенно, как на уроке, констатировал мозг. Гермиона закашлялась от поднявшейся в воздух пыли. Перед глазами метнулась аврорская мантия — ее спаситель выскочил вперед и нырнул в самую гущу возникшей вслед за взрывом суматохи.

— Не высовывайтесь, — долетел до нее хриплый голос.

Дальше все было по сценарию. Крики, грохот, крепкая мужская брань, вспышки заклятий — словно во вновь повторяющемся кошмаре. От этой какофонии в ушах звенело. Отчаянно хотелось выглянуть и одновременно оказаться за тысячу миль от проклятого места. Минут через пять шум борьбы стих. Гермиона осторожно высунула голову наружу. Дом на противоположной стороне, шагах в тридцати от ее убежища представлял из себя дымящиеся руины. Вокруг суетились люди. Человек пять-шесть, с ног до головы осыпанных пылью. Судя по их расслабленным позам, все было кончено.

Кое-как отряхиваясь, Гермиона шагнула из укрытия и буквально споткнулась о лежащего на боку человека. Присела, машинально приложила руку к шее…

— Похоже, попадать в переделки входит у вас в привычку, — раздалось сверху.

Гермиона так резко вскинула голову, что в шее хрустнул позвонок. Высокая, чуть сутулая фигура, молодое лицо, шрам на левой щеке. Он. Тот самый аврор, который несколько месяцев назад допрашивал ее в лавке Блоттса. Мужчина глядел на молодую женщину с неприязнью.

— Я работаю неподалеку, — забормотала она скороговоркой, будто оправдывалась. Но аврор уже опустился на корточки рядом с телом, перевернул. Гермиона ожидала увидеть остановившийся взгляд лежащего на земле человека, но тот неожиданно глубоко вздохнул и резко сел.

— Эк меня приложило, — крякнул он и, потирая затылок, поднялся. — Все путем, Фрэнк. Я много пропустил?

— Почти ничего, — с явственно читавшимся в голосе облегчением ответил тот и указал на группу, собравшуюся возле руин. — Похоже, всех накрыло.

Второй покивал и, чуть прихрамывая, заковылял к разрушенному зданию. А его собеседник снова уставился на Гермиону. Та занервничала, хоть никаких причин для волнения и не было.

— Я могу идти? — голос молодой женщины звучал неуверенно.

Мужчина — кажется, напарник назвал его «Фрэнк» — покачал головой.

— Пара вопросов, леди.

Дальше продолжить ему не дали. Рядом внезапно, словно из ниоткуда, материализовалась молодая, коротко стриженная девица в аврорском наряде, буквально бросившаяся ему на шею.

— Фрэнк, ты! Слава Мерлину, а то я уже… испугалась, — она виновато хихикнула и совершенно не по-аврорски ткнулась носом в пыльную мантию. Гермиона даже почувствовала некоторую неловкость: эти двое явно были не просто боевыми товарищами. Со стороны разрушенного дома донесся разноголосый мужской хохот. Фрэнк резко обернулся, нахмурился. Однако, грозность свою в миг утратил. Особенно, когда узрел, как две покрытых известковой пылью фигуры отделились от группы и направились в его сторону.

— Элис, перестань, — мужчина бормотал чуть смущенно, пытаясь оцепить от себя девушку. Потом он опять обратился к Гермионе, кажется, уже вовсе не сурово:

— Вы так и не объяснили, как оказались за оцеплением…

Ответить мисс Грэйнджер не успела.

— А… наш героический Лонгботтом в очередной раз кого-то спас? — хохотнул один из подошедших к ним вплотную мужчин и хлопнул приятеля по плечу, подняв облачко пыли.

Гермиона ошалело пялилась на всех сразу. Во-первых, она узнала этих двоих, щедро осыпанных строительным мусором. Джеймс Поттер и Сириус Блэк. От грязи, пыли и копоти они сейчас были на одно лицо, как оловянные солдатики. А во-вторых…

«Как же Невилл на нее похож», — Гермиона едва не сказала это вслух да вовремя прикусила язык.

Фрэнк и Алиса Лонгботтом. Узнать их без подсказки было бы сложно. У Гермионы перед глазами отчетливо вырисовывался образ помешанной женщины с белыми, как известь, волосами. Мунговская пациентка. Почти выходец с того света. И вот она здесь — Алиса, совсем не красивая, но живая и шустрая, смотрит темными невилловскими глазами и хмурит брови, совсем как ее муж.

Гермиона перевела взгляд на мужчину.

— И опять я вынужден просить, леди. Вашу палочку, — заговорил тот, пытаясь сделать суровое лицо, но в присутствии жены — или еще не жены — у Фрэнка быть суровым выходило плохо.

— Но ведь она же не… — Алиса, кажется, только сейчас заметила Гермиону.

Тут вмешался Джеймс Поттер.

— Ну, ты и формалист, Фрэнк. Да на барышне лица нет, а ты — «палочку покажите», — он пригляделся и заулыбался, как водится, во весь рот. — Ба! Сириус, глянь, кто тут.

Сдержанно ухмыльнувшись, Блэк пробормотал что-то сквозь зубы, надо полагать, приветствие.

— Расслабься, Лонгботтом, — продолжал меж тем Поттер неуместно беззаботным тоном. — Мы с Бродягой ее знаем.

И вдруг, резко развернувшись, обратился к Гермионе:

— Далековато же вас занесло, Джейн. От Хогсмида-то.

— Я уже говорила: работаю здесь.

— Вот как? Решили сменить конфетную лавку на что-то… престижное? — последнее слово Поттер произнес с откровенным смехом, впрочем, совсем не злым.

— Вроде того, — холодно ответила Гермиона. Почему-то с вмешательством Поттера на нее нахлынуло раздражение.

«Попала, как кур в ощип, а тут еще эти два…», — недовольно подумала она и протянула палочку Лонгботтому.

— Прошу.

После необходимых — формальных, как опять же показалось Гермионе — манипуляций палочка была ей возвращена с укоризненным: «Постарайтесь больше не влипать в истории, леди» — после чего Фрэнк, потянув за локоть Алису, наскоро распрощался и торопливо направился к занятым обследованием завалов аврорам. Гермиона провожала обоих Лонгботтомов тяжелым взглядом.

«Еще двое», — она словно перебирала четки, как монахиня. Что за странные насмешки Судьбы: устраивать ей рандеву с покойниками? А эти-то и не покойники вовсе. Хуже…

Она зажмурила глаза, пытаясь избавиться от навязчивого видения из своего прошлого. Потом отряхнулась, как смогла, от пыли и уже было собиралась уйти, но ее задержал оклик Блэка.

— Мисс Грэйнджер, — от обращения по фамилии молодая женщина вздрогнула. Откуда знает? Впрочем, она ведь особенно не таилась. «Но и не представлялась», — возразил внутренний голос.

— Позвольте все же полюбопытствовать, что привело вас в это… гиблое место.

Сириус смотрел на нее с нечитаемым выражением лица. Почему-то спокойный, но при этом такой начальственный тон вчерашнего мальчишки донельзя разозлил Гермиону и она, вопреки привычке сдерживать эмоции в присутствии питеровых дружков, вдруг гаркнула:

— Вы что, по-английски не понимаете? Я работаю вон в той лавке. Вышла, собиралась домой. А тут побоище. Простите, но я не виновата, что кругом такое твориться!

— Э-эй, тихо, тихо, — откровенно засмеялся Поттер. — Бродяга, ну, вот скажи, зачем ты леди пугаешь? Не видишь, она и так в шоке, кричит даже.

Он приблизился и, наклонившись к Гермионе, заговорил примирительным тоном:

— Никто вас, Джейн, ни в чем не винит. Просто очень уж бестолковое совпадение.

— Ага, — вставил Блэк, в упор глядя на молодую женщину, — совсем как там, у Блоттса. Верно, мисс Грэйнджер? Такая вот вы… невезучая.

Гермиона даже опешила от этого выпада. Это что же? Он подозревает, что она имеет какую-то связь с Пожирателями смерти! Злость молодой женщины мгновенно улеглась. У Блэка, как выражался когда-то Рон, «не все дома». Точно. И почему она раньше этого не замечала?

«Поэтому ты, голубчик, ко мне в дом залез?» — так и подмывало сказать это вслух. Что ж, решила Гермиона, пора поговорить без экивоков!

— У вас, мистер Бродяга, кажется, есть кое-какие сомнения на мой счет? Так почему бы не высказать их? — Гермиона сжала волю в кулак и пыталась говорить ровно. — Впрочем, разрешите мне самой высказать догадку… можете кивнуть, если я права. У вас по каким-то причинам возникли подозрения о моей связи с… преступниками, не так ли? Не стану говорить об абсурдности этого предположения. Допустим, у вас есть на то веские основания. С вашей точки зрения, веские, разумеется.

Гермиона перевела дух, искоса поглядывая на физиономии Поттера и Блэка, слушавших ее с насмешливым вниманием. Впрочем, она успела заметить недобрую искру в глазах «мистера Бродяги», видно, собственные подозрения и вправду казались Сириусу Блэку обоснованными.

— Не стану вас разубеждать, — продолжила она, выдохнув. — Хочу лишь просветить по части одного маленького нюанса: я магглорожденная. Собственно, из-за этого меня и попросили из «Сладкого королевства», вынудив искать новое занятие. Это, кстати сказать, было непросто. Нанимать на работу грязнокровок нынче немодно, — на последней фразе Гермиона все же сорвалась на самой ей неприятный сарказм.

— Да никто вас ни в чем не подозревает, — с простодушным недоумением перебил ее Поттер, а Гермиона сердито думала: «Говори за себя, парень», — и поглядывала на ставшее равнодушно-незаинтересованным лицо Блэка. Что-то Сириус имеет против нее. Только поди, догадайся — что.

И тут вдруг Гермиону, как обухом по голове, посетила мысль: что же она творит? На кой бес она ссорится и ведет себя вызывающе с людьми, ради спасения которых, собственно, она и плетет свои «интриги». Ей бы с ними контакт наладить, а она задирается. Стало вдруг совестно.

— Ладно, — Гермиона отвела глаза, — простите, что вспылила. Испугалась…

Она попыталась улыбнуться. Поттер тут же рассмеялся и потряс ей руку совершенно по-дружески.

— Ну, все же понятно. Мы вас помним, Джейн и, конечно, ни в чем не подозреваем. Верно, Сириус? — он пихнул Блэка в бок, тот едва склонил голову, будто соглашаясь. — Жалко, что с вами так эта ханжа обошлась… из «Королевства».

— Кики не ханжа, ее можно понять, она за детей боится.

Тут их прервал окрик: кто-то из авроров звал Поттера и Блэка. Нечего, мол, светские беседы вести, пора и за работу. Они наскоро простились и отчалили. Гермиона тоже пошла своей дорогой, заметив напоследок, как Блэк что-то шепнул на ухо Поттеру и мотнул в ее сторону головой. Джеймс в ответ сделал лишь неопределенный жест рукой.

«Да пошли вы к черту, павлины», — выругалась она про себя, но чувство досады, поселившееся после разговора с бывшими мародерами, не проходило.

«Ну, и как с ними можно иметь дело, скажите, пожалуйста?»

Впечатление от происшествия долго не давало мисс Грэйнджер успокоиться даже дома. Странная встреча, бестолковый разговор, нелепые домыслы… Пытаясь избавиться от злости, то и дело напоминавшей о себе, она даже взялась вручную мыть посуду после скромного ужина, чтобы забыться за монотонной работой. Разумеется, не помогло, только раздражения добавило. Оставался единственный доступный Гермионе — и он же самый действенный — способ прекратить психовать… Читать и думать. Думать и читать.

«Вот-вот, делом лучше займись», — наставляла себя мисс Грэйнджер на путь истинный, усаживаясь за стол и раскладывая записи, которые делала последние месяцы. Она даже головой потрясла, будто выгоняя из нее глупые мысли и настраивая на полезные умственные упражнения. Обычно это помогало.

Обрывки пергамента с торопливыми строчками заняли почти все свободное пространство стола. Гермиона подперла голову рукой, а второй механически передвигала то один лист, то другой.

«Я со стороны, наверно, на гадалку похожа», — мелькнула странная мысль.

Загадочный Гастон Дерби, его изобретение, о котором известно, кроме внешнего описания, только то, что оно, видите ли, уникальное. Малые хроновороты. О них было написано чуть больше, но тоже недостаточно, чтобы разобраться, в чем же, собственно, их отличие от первого прототипа… Да что там! Если бы Гермиона в свое время не имела дела с одним из этих устройств, половина сведений, почерпнутых ею из книжек нынче, казались бы пустым звуком, таким «эзоповым» языком они были изложены.

«Ради бога, к чему такая таинственность?» — сетовала она, отмечая, однако, что почти успокоилась, погрузившись в привычное занятие. Работа головой определенно шла мисс Грэйнджер на пользу, благотворно сказываясь на нервной системе. Проверенный способ сработал.

Она взяла в руки том с золотым обрезом, полистала, раскрыла на нужной статье…

«Интересно, сколько потребовалось времени, чтобы додуматься скопировать устройство? Небось, целый штат работал», — размышляла Гермиона, разглядывая изображение артефакта в энциклопедии.

«А Гастону Дерби тридцать лет было всего. Определенно, талант…»

Гермиона неожиданно пожалела, что в энциклопедии нет его портрета. Воображение рисовало худого, болезненного вида человека с темным, мрачным взглядом.

«Как Снейп», — Гермиона грустно улыбнулась: очень уж профессор подходил под типаж загадочного ученого. Глаза снова пробежали по строкам статьи, зацепившись за цитату:

«…выглядел глубоким стариком…»

«Нет. Снейп не подойдет. Тот умер молодым».

Молодым… А ведь когда-то он казался ей таким старым… и недобрым. Какая, однако, переоценка ценностей! Мисс Грэйнджер с горечью подумала, что вернувшись, в конце концов, в свой злосчастный две тысячи второй, она тоже будет если не старухой, то весьма зрелой женщиной, пожалуй, даже постарше покойного профессора Снейпа.

«А Рону будет по-прежнему чуть больше двадцати… И Гарри тоже. И Джинни», — с этой безмолвной репликой Гермиона даже подпрыгнула на стуле. Нет. Не от мысли о печальной перспективе стать «почти мамой» для прежних друзей. Ее поразило другое:

сколько же экспериментов со столь далекими перемещениями во времени можно поставить за свою жизнь? Одно дело вернуться на три дня — или даже на три года — назад. Совсем другое — на двадцать пять.

«А ведь могло быть и больше. Пятьдесят. Сто», — вдруг осенило ее.

Получалось, что знаменитый изобретатель должен был решить свою задачу за два-три, а то и за один удачный опыт. Но ведь такого не бывает?

«То есть, бывает, но только в теории, — тут же поправила себя Гермиона. — А на деле — слишком уж невероятно. А что если…»

Гермиона вскочила со стула и бросилась к тайнику. Осмотреть само устройство, что может быть разумнее? И как ей раньше не пришло это в голову?

«Малые хроновороты повторяют свойства лишь частично», — опять услужливо подсказала память нужную цитату. Так, может, в том и отличие копий от оригинала: они не способны вернуть человека назад.

— Назад — вот ключевое слово, — от волнения Гермиона даже заговорила вслух.

Дрожащими от возбуждения руками она вытащила из тайника Хроноворот, положила перед собой, достала лупу…

Через полчаса детального осмотра и осторожных прикосновений, молодая женщина, обессилев от крайнего волнения, в которое пришла под действием собственных выводов, опустилась на стул и закрыла глаза. Под сомкнутыми веками вращались цветные спирали, как после изрядного злоупотребления алкоголем.

«Я могу вернуться. Могу вернуться», — стучало в голове, как колокол на деревенской церкви, тихо и нудно. Шальная мысль — попробовать прямо сейчас — заставила ее протянуть к артефакту руку.

— Нет, — рука нехотя вернулась на колени. — Нужно убедиться…

Гермиона сердито напомнила себе, что случилось в прошлый раз, когда она опрометчиво надела на шею цепочку. Ведь просто надела, ничего не трогала! И где она сейчас?

— Нужно разобраться…Разобраться.

Тихий, но настойчивый стук в дверь вырвал Гермиону из размышлений, словно из глубокого запойного сна. По крайней мере, подскочила она, совершенно как разбуженная среди ночи пьянчужка. Сидела и непонимающе хлопала ресницами, пока стук не повторился опять, теперь уже громче и настойчивее. Мисс Грэйнджер судорожно сгребла бумаги, спешно запихала в тайник Хроноворот, едва не уронив рамку, закрыла ей дверцу в стене…

Из-за двери донесся мужской голос:

— Джейн! Джейн открой, это я, Питер!

Гермиона осторожно подошла к двери, палочка была в рукаве. Отворила.

— Почему ты не спрашиваешь ничего? А вдруг это не я, — проговорил Петтигрю назидательным тоном, таким комичным в его устах.

— Я же знаю, что это ты, — ее ответ был тоже глупее некуда.

Гермиона мягко улыбнулась и пропустила парня в прихожую.

Необычайному всплеску радости от этой встречи молодая женщина поразилась сама. В последние месяцы Питер заходил не слишком часто — кажется, он что-то говорил ей про работу — но почти всегда был в таком приподнятом настроении, что невольно распространял его и на Гермиону. Она-то сама не могла похвастаться обилием поводов для веселья. С Питером молодая женщина порой об этом забывала. Он выглядел таким счастливым, шутил, иногда очень смешно… Да, с Питером ей было нескучно. А разве этого мало?

— Я твой голос узнала, да и не приходит ко мне никто, — говорила она быстро, зажигая в прихожей свет, потом обернулась. — Боже, Питер, что это?

Весь рукав мантии Петтигрю был в крови, потом Гермиона разглядела раны на подбородке и на шее.

— Не обращай внимания, — произнес он нарочито небрежно и с такими «гриффиндорскими» интонациями, что Гермиона вмиг вспомнила приятелей. Впрочем, Рон — да и Гарри тоже — обычно говорили подобное с тайным расчетом, что личность, которой фраза адресована, сделает ровно наоборот. «У мальчишек тоже свое кокетство», — внутренне усмехаясь, думала Гермиона.

— Не говори ерунды, Питер, ты ранен.

Она подтолкнула его в сторону гостиной и увидела, как парень слегка пошатнулся. Гермиона покачала головой, вероятно, раны серьезнее, чем показалось с первого взгляда.

— Кто тебя так? — спросила она, зажигая больше света в гостиной.

Питер молча сопел, а Гермиона чертыхнулась на мальчишескую глупую скрытность: ну, какой смысл молчать, все равно рано или поздно она узнает. Впрочем, тут же оборвала эти мысли, вспомнив, какой таинственностью окружал Дамблдор возрожденный в памятном девяносто пятом Орден Феникса. Сейчас, надо думать, секретность не меньше.

— Ладно, не хочешь говорить — не надо, — Питер при этих словах виновато потупился и то ли всхлипнул, то ли горько усмехнулся. Гермиона решила не обращать внимания, деловито подошла к парню и принялась осматривать ранения. В целом — ничего смертельного, но раны были нехорошие.

«Режущее. Или что-то наподобие», — решила Гермиона. Зелий у нее толковых не было, только обычное обезболивающее, да кровеостанавливающее.

«Вот я, натуральный сапожник без сапог», — посетовала она. Смешно: работать в лавке зелий и ничем полезным не обзавестись.

«Потому что пока надобности не было», — не преминул заметить разговорчивый в последнее время внутренний голос.

— Будет больно.

— Я привык, — Питер улыбнулся побелевшими губами. — Мне в школе временами доставалось. Не так как Джеймсу и Сириусу, конечно, но тоже бывало, в госпитале валялся.

Он говорил явно для того, чтобы отвлечься от боли. А Гермиона уже вовсю врачевала. Умеючи, с ловкостью профессионального целителя. Военный опыт, ничего не попишешь. После обработки раны стали выглядеть получше, но затягиваться не торопились.

«В чем же дело? Действие другого заклятия?»

На ее памяти такое случалось. Мисс Грэйнджер лично видела, как вели себя обычные ранения, когда в человека одновременно посылали что-то темное. Два заклятья сразу… «Что ж, в бою такое случается», — покачала головой Гермиона. Вот уж не думала она, что ей придется снова об этом вспомнить.

— Какого цвета луч? — тон был как у профессора МакГонагалл, сиречь такой, который требовал немедленного и честного ответа.

— Луч?

— Заклятье, Питер. Лучи, которые испускает заклятье. Чем в тебя швырнули?

— Я н-не знаю, — физиономия у парня была растерянная и, как показалось Гермионе, даже испуганная. Впрочем, он тут же изобразил усиленный мыслительный процесс и, наконец, выдавил:

— Я не помню точно, кажется, фиолетового.

«Долохов! Вот черт», — у Гермионы кольнуло в боку от неприятных воспоминаний. Однако, она тут же успокоилась. Во-первых, Питер был в сознании. Стало быть, заклятье задело его либо вскользь, либо не имело по каким-то причинам достаточной силы. «Впрочем, чтобы усугубить эффект от ранения, этой силы достаточно», — заметила она, снова присматриваясь к порезам, неглубоким, но весьма плохо выглядящим.

Ну, а во-вторых, по иронии судьбы, от этого проклятья она излечить могла. Как-никак в свое время на собственной шкуре испытала. И была бы она не Гермиона Грэйнджер, если бы не разузнала досконально, как избавляться от его последствий. Мадам Помфри, помнится, чуть ли не лекцию ей прочла на эту тему. А потом еще и Люпин добавил что-то мудреное. После того боя в Министерстве школьная целительница пичкала ее микстурами, но Гермиона всегда предпочитала колдовство зельям…

«Что ж, вот и урок по защите от темных искусств, — мысль эта была невеселой и Гермиона невольно поежилась, как от озноба. — Может, вы, мисс Грэйнджер, и не зря изучали трактаты по темной магии…»

— Пошли, — она подхватила Питера под здоровую руку.

— Куда?

— Наверх, тебе надо лечь. Я попробую что-нибудь сделать с ранами. Они простыми зельями не лечатся. По крайней мере, теми, что есть у меня.

— А ты умеешь?

Кажется, Питер глядел на нее с еще большим обожанием, если такое вообще было возможно.

— Сказала же: попробую.

Услышав нетерпение или даже гнев в ее голосе, Петтигрю послушно поплелся в спальню. Там Гермиона уложила его на постель, велела снять мантию и рубашку. Кое-как с ее помощью Питеру это удалось.

Потом она колдовала. Так, как делала это над не одним десятком раненных после решающей битвы, когда проклятий было пущено столько, что со всеми не справлялась одна школьная целительница. Гермиона помнила, как она сама, Полумна и Парватти с Падмой несколько часов к ряду врачевали, перевязывали, выводили из болевого шока и колдовали, колдовали… Тогда она заснула прямо в Большом Зале, превращенном в филиал школьного лазарета. Потом уже прибыли бригады из Мунго…

— Где ты этому научилась? — вывел ее из тягостных воспоминаний голос Питера. Он глядел на Гермиону, как на божество.

— Приходилось сталкиваться, — туманно ответила она, потом еще раз осмотрела раны. Они выглядели не в пример лучше, а судя по тому, что Питер перестал кусать губы и на лицо его вернулись краски, боль тоже почти ушла.

Гермиона приняла самый «целительский» вид и аналогичным тоном произнесла:

— Поспи. У тебя, должно быть, большая кровопотеря. Но завтра все будет в порядке.

— Мне можно остаться? — недоверчиво, но с какой-то затаенной надеждой спросил Питер, его светлые глаза были сейчас почти темными и какими-то бешеными.

— Ну, не выгонять же мне тебя, раненого, за порог? — произнесла она, вдруг начиная нервничать. Очень уж в сильное волнение демонстрировал ее воздыхатель, самое лучшее состояние для разных глупостей. — Отдохни. А я спущусь вниз.

— Нет! — он почти закричал, потом прибавил умоляюще: — Побудь со мной, Джейн.

Питер настойчиво потянул молодую женщину за руку, вынуждая ее наклониться. Потом быстро, насколько это было возможно при его слабости, обхватил за шею и, притянув к себе, начал целовать. Губы, глаза, виски. Коротко, нигде не задерживаясь, будто боялся.

Гермиона не отстранялась, но и не отвечала.

Когда он отпустил ее, она присела рядом на край кровати, коснулась его лица.

— Тебе спать надо, а ты туда же… — голос был тихий и чуть насмешливый, хоть ни спокойствия, ни веселья она не чувствовала. Противный внутренний червь — должно быть, совесть — не уставал напоминать Гермионе, что она, продолжая тешить Питера иллюзиями, по большому счету, просто использует его. Пусть с благими целями и с пользой для его же собственной судьбы, но все же…

«И когда я научилась так играть?» — подумала Гермиона отрешенно.

Вздохнула глубоко, как перед прыжком.

«Заткнись», — велела она той, что продолжала укорять и насмехаться. Медленно наклонилась и сама поцеловала его. Мягко, без страсти, как целуют больного или умирающего. Питер пытался ей ответить, но Гермиона уже подняла голову.

— Джейн, я… — она коснулась пальцами его губ и покачала головой.

Потом, стряхнув с ног обувь, легла рядом и замерла, старясь не касаться раненого плеча.

— Спи, Питер, я не уйду.

А потом роковые слова все же прозвучали, тихо и неразборчиво, словно издалека. Гермиона же оставалась неподвижной и молчаливой и, уже засыпая, подумала:

«Прости, что не могу ответить тебе тем же».

Проснулась она ближе к рассвету. Питер лежал, прижавшись головой к ее плечу, тихо сопел и казался во сне почти выздоровевшим. Лицо было совсем мальчишеским, без наносной серьезности, появившейся в последнее время. Когда Гермиона пошевелилась, он завозился, что-то пробормотал, смешно, по-звериному потерся носом о плечо и снова затих. Осторожно высвободившись, молодая женщина сползла с кровати.

«Все равно больше не усну».

Спустилась вниз, умылась прямо в кухне. Согрела воды. Гермиона делала все машинально, как заведённая. Налила себе чаю, хоть пить совсем не хотелось. Прошла в гостиную. На столе все еще стояли склянки с зельями, которыми она пользовала Питера.

«Надо бы пополнить запас потом», — мимоходом отметила она. Грядут тяжелые времена — вдруг да понадобятся. Ему. Или ей.

И тут же вспомнились ее вчерашние размышления. Зачем ей все это? Она же может вернуться. Прямо сейчас.

«Но я еще ничего точно не знаю. Одни догадки», — Гермиона словно оправдывалась перед собой.

Нет. Не это останавливало мисс Грэйнджер. Не мысль о риске не давала сию же минуту начать экспериментировать с загадочным устройством. Она думала о человеке, который спал сейчас наверху.

Она уйдет. Умоет руки. Бросит начатое на середине из-за страха или слабости. А он?

Увы, что будет с ним, Гермиона знала точно. И еще она поняла, что, вернувшись обратно, не сможет считать себя непричастной к его неизбежному падению. Сейчас, когда Гермиона имела возможность наблюдать не только жалкого предателя и полностью уничтоженную личность, подобная деградация воспринималась ею стократ острее и болезненнее.

«Разве я могу предать его?» — подумалось вдруг. Эта мысль поразила Гермиону своим неожиданным ракурсом. Разве не предательством будет ее поспешное бегство? Ведь Питер верит ей. Господи, да ведь не просто верит — она слышала эти слова… Слышала. Впрочем, что слова, достаточно в глаза посмотреть.

Гермиона закрыла руками лицо.

«Я не вернусь».

Она сгребла все свои записи в неаккуратную кучу, достала палочку. Одно короткое заклинание и пергаменты на столе превратились в горстку пепла. Порыв ветра из открытого окна разнес мелкие серые хлопья по всей комнате, но Гермиона не обратила на это внимания. Рука ее сжимала ключ.

«Не вернусь».

Маленький кусок металла, с тихим свистом рассекая воздух, вылетел в окно и приземлился куда-то в темноту. Гермионе вспомнился Гарри, который после гибели Волдеморта признался друзьям, что выбросил Воскрешающий камень в тот роковой день, чтобы не бороться с искушением. Что ж. Она сделала почти то же самое.

«Гвоздю место в кузнице. Пусть он там и остается».

Солнце еще не выглянуло из-за горы, когда рама в гостиной старого дома захлопнулась. Погас свет. Словно растворившись в темной комнате, исчез силуэт хрупкой, коротко стриженной женщины, только что стоявшей у окна. Человек, наблюдавший за женщиной уже несколько минут, наконец, вышел из кустов, скрывавших его с трудом различимую в предутреннем сумраке фигуру. Легкий взмах палочкой, виртуозный жест рукой и миниатюрный предмет был у человека на ладони.

— Как же вы удивительно предсказуемы, Гермиона Грэйнджер, — едва слышный шепот прозвучал горьким упреком.

Человек долго разглядывал пойманный на лету ключ, потом со вздохом опустил его в карман плаща. Через минуту возле темного дома снова никого не было.

* * *

2002 г.

Гермиона опять потеряла сознание. Я смотрел на безвольно свесившуюся с кровати руку, на суетящегося возле Гермионы отчима и не мог взять в толк. Как? Еще несколько минут назад она была, казалось, вполне здорова, а вот теперь…

— Она очнется? — голос мой был вовсе не моим. Слишком уж серьезный, даже трагичный.

— Думаю, да.

— Послушай, ты ведь так и не объяснил, что с ней. Но ведь догадываешься, верно?

Северус устало опустился на свое место, но продолжал смотреть на женщину. Я думал, он снова начнет упрекать меня в невнимательности, но…

— Теперь да, — сказал он совершенно спокойно.

— И?

— Уверен, что поймешь? — и бровью повел так по-снейповски. Хотя голос был абсолютно серьезный, без тени иронии.

Я сделал неопределенный жест рукой. Мол, обещать не могу, но попытку сделаю. Он кивнул.

— Ладно, попробую разъяснить. Помнишь, что я говорил о временной петле?

— Ну.

— Вот тебе и ну, — небрежный жест палочкой и в воздухе возникла иллюзия, похожая по форме на гигантский боб, отчим ткнул в один из его концов пальцем. — Точка отчета. Она же точка возврата. Хроноворот срабатывает, и объект перемещается… — палец быстро скакнул к противоположному концу боба, — … сюда и начинается движение в обратном направлении.

Он снова чиркнул в воздухе палочкой, и через два узких конца иллюзорной петли протянулась тонкая линия. Снейп указал на нее палочкой.

— Это естественный ход времени. Если вмешательства не происходит, а вернее оно минимально, то рано или поздно перемещенный объект достигнет точки возврата и нормальный ход времени для него возобновится. Если же нет, — резкий взмах рукой, одна из очерчивающих контур «боба» линий разорвалась и поползла в сторону, — возврата не будет.

— Это я понял.

— Не сомневаюсь, — отчим не удержался от едкой усмешки. — Это пока самое простое.

Он по-лекторски откашлялся и продолжал:

— Надеюсь, ты догадываешься, что существование объекта вне времени невозможно. Следовательно, — тут по его команде прямая линия отклонилась от прежнего курса и потянулась вдоль змеящегося в воздухе обрывка разорванной дуги, — ход времени искажается и возникает…

— … другая реальность! — я даже голос повысил, будто выкрикнул известный мне ответ на особенно зубодробительном уроке. По трансфигурации, например.

Северус скривил губы.

— Фи, Поттер, что за бульварная терминология. «Другая реальность», тьфу. Реальность на то и реальность, что она одна единственная. Она искажена, это да. Этакое зеркало. В нем только одно отражение, а уж кривое оно или не кривое, от зеркала зависит.

— Ну, и как же тогда назвать эту? — я замялся, подбирая определение для все еще лежащей без сознания женщины.

— Можно назвать иллюзией. Можно фантомом. Дело не в определении. Если ты ждешь, что я тебе сейчас расскажу о ее природе, то, увы, спешу разочаровать. Этим занимаются только в Отделе Тайн, и то, насколько я знаю, безуспешно. Могу лишь предположить.

— Ну, так предполагай, чего уж там скромничать, — усмехнулся я его брюзжанию.

Редко случалось, когда мой отчим так открыто признавался в своем бессилии что-то объяснить. Энциклопедист чертов!

— Ну, так не строй из себя тупицу, хоть ты и не далеко ушел, и взгляни сюда, — он весьма агрессивно ткнул в один из концов «боба», оказавшийся теперь вне ушедшей в сторону линии. — Точка отсчета и точка возврата не вместе. Вот и ответ. Они стремятся к соединению, одна притягивает другую. Ибо одна — это реальность, а другая отпечаток реальности… Сон, иллюзия…Называй, как хочешь.

Снейп потер лоб и, чуть замявшись, добавил:

— Кроме того, есть еще одни аспект. Гляди.

Своей палочкой отчим «подцепил» обрывок дуги и потянул его вдоль стремительно растущей прямой линии, которая изображала «время». Следуя за острием волшебного инструмента, тонкая иллюзорная нить вздымалась и вздымалась, зрительно истончаясь. Натянулась, став похожей на прилипшую к щепке паутину. Наконец, нить лопнула, оставив на конце палочки светящееся пятно размером со светляка.

— Вот и все.

— Она не может жить здесь, ей надо вернуться?

— Примерно так.

Я в оцепенении уставился на Гермиону, будто ожидал, что она сейчас начнет растворяться в воздухе прямо у нас на глазах, как прежде начертанные Северусом тонкие линии, которые отчим заставил исчезнуть все тем же небрежным взмахом палочки.

— Она говорила что, ну… чувствует себя мороженым, которое тает.

— Значит, я прав, — пожав плечами, равнодушно констатировал Северус.

Я потряс головой. Как это может быть? Грэйнджер, наверно, умом повредилась, раз решилась на такое… безумство.

— Постой. Но разве она не знала об этом? Ну, что может не попасть в эту, как ты говоришь, точку возврата?

— Перед тобой, Поттер, пример высшей жертвенности, — не передать, какой это был тон: презрение в нем смешивалось с жалостью, жалость с восхищением — целый калейдоскоп, ей богу. — Отказаться от своего будущего во имя чужого. Твоего, в частности.

— И твоего, — мстительно ответил я. — Она обмолвилась, что там, откуда она, тебя уже нет в живых, и ты никогда не женился на маме и…

— Открыл Америку, тоже мне, — Снейп прервал меня так резко и зло, что я заподозрил: моего саркастичного отчима сей момент весьма и весьма тревожит. Только природная спесь не дает в этом признаться. — Благородная мисс Грэйнджер не предусмотрела одну вещь: такое серьезное вмешательство, которое она затеяла, могло сместить не только точку возврата, но и точку отсчета.

— С чего бы вдруг?

— Вот тут ты, Поттер, мог бы догадаться. Если бы слушал, а не глазел на смазливое личико.

М-да. Видать, сильно моего отчима пронял рассказ Гермионы, раз он начал бросаться подобными фразами. Сто раз замечал: чем больше Северус не уверен, тем более ядовит его тон.

— Мисс Грэйнджер отправилась в прошлое не просто так, с бухты-барахты, — продолжал он ворчливым голосом, — а потому что к этому ее подтолкнул ряд обстоятельств. Она их уже тут битый час пытается расписать. А вот теперь представь, Поттер: произошли изменения и эти обстоятельства попросту взяли и исчезли. Она ведь меняет не только чужое — твое или мое, или твоей матери — но и свое будущее тоже. Ну, ни на какие мысли не наводит?

— Я догадывалась об этом, — раздался тихий голос с больничной койки.

Мы оба резко обернулись. Гермиона, бледная, с горящими глазами, пыталась сесть. Я вскочил, принялся ей помогать, краем глаза замечая, как удивление на лице отчима сменилось понимающей усмешкой. Да плевать я хотел на твои намеки, Северус. Да! Я дурак, хам и оболтус. Но, черт побери, я способен быть благодарным.