Hurricane. "Give me a sign" (гет)

— Ох, неужели это не сон?

Гермиона, стоя на ванном коврике с обернутым вокруг талии полотенцем, взмахами палочки укрощала непослушные пряди, норовившие превратить ее голову в гнездо. Она оглянулась на звук его голоса.

— Нет, мистер, Вы не спите, и все это сокровище почти Ваше, — коварно улыбнувшись, девушка вернулась к своему занятию. Гарри прочистил горло и шагнул к ней, замерев прямо за ее спиной. Гермиона в зеркале выглядела просто волшебно; клубы пара обволакивали их фигуры, воскресая в его памяти образы, рожденные крестражем из медальона — те, что открылись ему, когда он готов был уничтожить темную магию мечом Гриффиндора.

— Я видел твое сердце, Гарри Поттер, — шептал голос, — я знаю, чего ты хочешь, но никогда не получишь...

Крестраж создал ему щемящую душу иллюзию, порождение его самых желанных и ужасных снов, которые мучили юношу на протяжении всего времени поисков.

Гарри вдруг с удивлением понял, что всегда хотел видеть Гермиону своей возлюбленной, даже когда сам еще не осознавал степень своей любви к ней. Наверное, с самой первой их встречи он думал об этом — вот почему ему не понравилось, когда Рон обозвал ее, вот почему сердце одиннадцатилетнего мальчика сладостно забилось, когда маленькая мисс Грейнджер приняла его наивное предложение: «Будем дружить?»; вот почему он так сильно испугался за нее на втором курсе и сидел потом рядом с ее кроватью, желая только вернуть ее к жизни, и по той же причине краснел, когда Симус рассказал Гермионе о гарриных посиделках в ее палате.

Наверное, его сердце всегда принадлежало ей, даже когда разум еще не понимал его чувств.

— Ну, и что теперь? — притворно-сердито спросила Гермиона, глядя на их отражение. — Я вся мокрая стою посреди ванной, одетая лишь в улыбку, а ты загородил мне дорогу. Эй, ну-ка убери эту ухмылку с лица, наглец!

Гарри смущенно отвел глаза в сторону, но тут же вернул взгляд к ее лицу — красивому, свежему, покрасневшему лицу.

— Зачем одеваться? — парировал он, голова кружилась от собственной наглости. — На тебе сейчас мой любимый наряд.

Гарри выбежал из душевой до того, как его любимая женщина запустила в него каким-нибудь заклятием. Она смеялась, когда он прикрыл за собой дверь, но испытывать судьбу ему не хотелось.

Юноша спустился вниз, прошел через длинный коридор, минуя малую гостиную и вход в библиотеку и примыкающий к ней кабинет, потом обогнул гостевую ванную и по главной лестнице поднялся на второй этаж, в малую столовую, единственную из трех, которую они использовали для трапез. Все это заняло у него гораздо больше времени, чем полагалось, и, сравнивая свой нынешний дом с особняком Блэков, он нашел первый плюс с наследии Сириуса: то старое здание было меньше. Определенно, огромный пятиэтажный замок с тридцатью помещениями и подвалом ему был не нужен, разве что он собирался открыть здесь еще один Хогвартс. Стоило бы поискать себе жилище поменьше, а это оставить для...

Что именно должно было располагаться в особняке Поттеров, Гари додумать не успел, ибо картина, открывшаяся ему при входе в столовую, поразила своей невозможностью: Рон сидел рядом с Драко и попивал кофе. Больше здесь никого не было, и оттого вполне мирная атмосфера между этими двумя настораживала.

— Доброе утро, лорд Поттер, — фамильярно бросил через плечо Малфой, подавая Гарри утренний Пророк. С обложки на него смотрело его собственное изображение в праздничном камзоле, а рядом, обвив его руками за талию, стояла Гермиона. Снимок был сделан сквозь высокий в пол оконный проем его же замка неделю назад.

— Ненавижу репортеров, — зло сплюнул Гарри, отбрасывая в сторону статью, заголовок которой пестрел провокацией: «Мирная жизнь национального героя: почему главный холостяк Великобритании медлит со свадьбой?».

Рон, проследив взглядом за его рукой, пожал плечами и сделал еще один глоток кофе.

— Я думал, ты к такому привык, — отстраненно заметил он. — Газетчики могут проникнуть куда угодно, ты же знаешь. Установи еще один уровень охранных чар.

— Не поможет, — покачал головой Драко. — Вспомни Риту Скитер — она даже в Хогвартс умудрялась пробираться.

Гарри хмыкнул, нетерпеливо поглядывая на дверь — когда же спустится Гермиона? После той неожиданной и удивительной ночи его настоящего рождения он стал думать о ней постоянно, все время находясь в физической потребности касаться ее и быть рядом безраздельно и неотрывно. Гермиона, скорее всего, ощущала себя более скромно, но каждые его взгляды в свою сторону только поощряла, что не могло не взвинчивать еще больше.

Дверь отворилась, но вошла всего лишь Луна, как всегда, излучая спокойное умиротворение и нежность. Рон протянул ей руку, поцеловал хрупкие пальцы, чем заслужил легкое касание ладонью щеки. Гарри разочарованно вздохнул.

— Поттер, прекращай ломать комедию, иначе меня стошнит, — натурально бледнея, кивнул Драко в его сторону. — Самому не надоело?

— Что я сделал? — удивился Гарри. Рон снова — снова! — согласился с Малфоем и, даже не обращая внимания на непонимающего друга, повернулся к блондину.

— Это все ты со своими увещеваниями. Магический фон, магический фон! Вот теперь сам втолковывай ему, что делать это на людях неприлично.

— Че-чего? — Гарри даже поперхнулся от неожиданности, расплескивая на себя кофе. Двое собеседников, казалось, не обращали на него внимания вообще, и только Луна понимающе улыбнулась.

— Рон хотел сказать, Гарри, что вокруг Гермионы раньше было полно мозгошмыгов, а теперь их почти не осталось. И это только твоя заслуга.

Гарри покраснел одновременно с ушами Рона, но тот умудрился выглядеть более-менее прилично, лишь фыркнул, зато Малфой не удержался от комментариев.

— Молодец, Поттер, наверстываешь упущенное так, что аж пятки сверкают! Теперь в какую комнату не войди, везде глаза закрывать приходится на всякий случай — мало ли вы, кролики, там окажетесь и...

Он вдруг захлопнул рот, мгновенно из вальяжного хама превратившись в немую аристократическую рыбу: мог только открывать и закрывать рот.

— Достаточно слов, Драко, — убирая на ходу палочку, бросила Гермиона вместо приветствия и прошла к креслу Гарри. — Оставим свои мысли каждый при себе.

Малфой возмущенно промычал, но Поттеру уже было глубоко наплевать на чьи-либо недовольства: он поймал руку девушки, когда она почти села на стул, притянул к себе и поцеловал долгим внимательным поцелуем, не обращая внимания на обреченные вздохи со стороны друзей. Гермиона сердитой отнюдь не выглядела, только улыбнулась, чуть прикусив губу.

— Ой, да вы шутите! — наконец, Драко обрел голос. — С самого утра!

* * *

Кухня была гораздо больше, чем в особняке Блэков, и заметно светлее — хотя бы потому, что находилась не в полуподвальном помещении, а на первом этаже, и имела широкие окна и большую вентиляционную трубу. Гарри не был силен в архитектуре и строительстве зданий, но даже он понимал все плюсы такого расположения.

— Хозяин лорд Поттер, сэр, — пропищал в его ногах тонкий голосок. — Вам чем-нибудь помочь?

Он опустил глаза, наткнувшись на одного своего неожиданно приобретенного домовика, Санти. У того были огромные серые глаза и маленький нос, напоминающий пятачок, но это был, пожалуй, самый говорливый из всех пятерых его новых помощников по хозяйству.

— Нет, спасибо. Я просто хотел приготовить Гермионе кофе.

Домовик попытался взяться за дело сам, но Гарри все его увещевания пресек на корню, отослав того подальше, и остался в светлом помещении один на один со старой кофеваркой.

«Нужно купить новую», — подумал он, когда машина в третий раз неприлично хрюкнула, разливая не готовый еще напиток на поверхность стола.

Запах кофе с нотками корицы и мяты тем временем распространялся по кухне, дразня нос. Гермиона пила такой кофе, сколько Гарри ее помнил, и этот аромат невольно напоминал о ней, поэтому он пил этот напиток, когда в прошлом году проводил одинокие вечера в палатке наедине со своими мыслями. Каким же он тогда был глупцом.

— Ты здесь, Поттер, — раздался за его спиной знакомый язвительный голос, и Малфой нарисовался перед его глазами секунду спустя. — А где Гермиона? Я никак не могу ее найти.

— Она заперлась в библиотеке и штудирует литературу, — недовольно бросил Гарри — Малфой нарушил его идиллию, и видеть сейчас его лицо совсем не хотелось. Вот если бы это была Гермиона...

— Учится? — удивленно спросил блондин, снова прерывая Гарри.

— МакГонагалл предложила ей написать работу по Трансфигурации, и, если у Гермионы найдется стоящий материал, профессор сможет помочь ей. Я рад за нее, но теперь Гермиона будет жить в этой треклятой библиотеке, пока не получит результат. Но я рад. Хотя лучше бы она не упорствовала так сильно.

Гарри не лукавил, серьезно считая девушку достойной кандидаткой в ученицы МакГонагалл, лучшей, какая могла бы у нее быть. Но такой расклад предполагал отсутствие у Гермионы свободного времени — шутки в сторону, она не позволяла уделить его даже себе, что уж было говорить о ее почти-женихе.

Этот термин придумал Рон, чтобы хоть как-то скрасить невеселый настрой Поттера по поводу упрямства его любимой женщины. Их свадебное противостояние перешло на новый уровень — теперь они старательно избегали этой темы, не упоминая запретных слов. Гарри было, конечно, что сказать по этому поводу, но он, придерживаясь тактики Гермионы, молчал.

— Я поговорить хотел, Поттер, — кашлянул Драко, выглядя — совсем немного — сконфуженным. Гарри заинтересованно повернулся в его сторону: есть ли на свете разговор, способный смутить это ходячее высокомерие?

— Это насчет Гермионы. Помнишь, я говорил тебе, что помолвка не поможет исправить ее магический фон? — Гарри кивнул, разом потеряв весь интерес. Он уже нашел в книгах библиотеки Поттеров всю информацию касательно светлого обряда очищения и понял, что он помогает только в случае небольших нарушений. Состояние Гермионы, к сожалению, никак нельзя было характеризовать, как таковое, и этот факт привел Гарри в бешенство, снова заставляя вспоминать свои эмоции и мысли о мести.

— Я был неправ, — вдруг сказал Малфой. — Это может помочь ей. Теперь может.

Поттер тряхнул головой, боясь, что не так расслышал, но Драко стоял, как ни в чем не бывало.

— Поясни, — нахмурился Гарри, пытаясь не пускать в свое сердце даже намеки на надежду. Ему нужны веские доказательства.

Блондин скрестил руки на груди — волновался, это стало теперь заметным — и посмотрел куда-то за спину Поттера.

— Ее магический фон постепенно светлеет, и это здорово, но... — он запнулся, взглянул на Гарри так, словно оценивал, стоит ли ему говорить, и продолжил. — Тебя не достаточно, чтобы исправить его полностью. Нужен обряд.

— Что ты имеешь в виду, говоря: «Меня не достаточно»? — спросил Гарри, постепенно напрягаясь. Недосказанность в словах Малфоя была уже неприкрытой. — И откуда тебе знать, что ее фон светлеет? Как ты вообще это определяешь?!

Он вдруг вспомнил случайно брошенную им фразу: «Наверное, ты не очень-то стараешься, Поттер, раз ее фон все еще такой темный...» и чертыхнулся, понимая, что так и не поговорил об этом раньше. Если и существовало подходящее время для выяснения всей подноготной — это было оно.

— Выкладывай, Малфой, — Гарри разозлился, поэтому сейчас почти приказал аристократу, но тот, знакомый с внезапными вспышками гнева Поттера, даже бровью не повел. — Откуда ты знаешь о магическом фоне Гермионы?

Драко поднес ко рту чашку с уже готовым кофе, отпил, поморщился на содержимое, и отставил ее.

— Не хочу хвастаться, Поттер, но некоторые особо необычные ауры я могу видеть: они собираются вокруг людей, словно облака, — нехотя признался он. — Фон Гермионы было трудно не заметить и определить, отчего он такой темный.

— Не неси чушь, Малфой, — прервал его Гарри, потирая лоб. — Фон могут видеть только вейлы и...

— Четверть, умник, — высокомерно бросил блондин. — Я на четверть вейла.

Глаза Гарри полезли под челку, но потом он вдруг вспомнил, что Гермиона говорила об их семье и предках.

— Ладно, допустим. Но это не объясняет, почему ты на меня вешаешь изменения фона у Гермионы.

— Вот тут уже мне не понятно, почему ты не в курсе. Раз уж перерыл столько литературы, мог бы и найти информацию касательно энерго-фоновых обменов между людьми. — Поттер все еще выглядел непонимающим, и Малфой, вздохнув, сел к столу. — С чего я вообще должен заниматься этим... Слушай, неудачник: нарушения магического фона могут быть не только отрицательными, но и положительными. Ты, я думаю, читал об этом, когда не знал, что там с нашей тихоней случилось.

Гарри поморщился, сжимая край стола рукой, но блондин, сделавший вид, что ничего не заметил, продолжал как ни в чем не бывало. Поттер замер, стараясь унять собственную дрожь — воспоминания о том, каким образом он узнал правду, все еще били его по незащищенным местам, и били крайне болезненно.

— Ну, Поттер, влияние на ауры было подробно прописано в той поучительной книженции, которую ты штудировал! Неужели не помнишь?

— Малфой, я не брал ее в руки с тех пор, как узнал об изнасил... — Гарри запнулся, делая глубокий вдох — до сих пор у него внутри все болело за Гермиону. — Мне думать об этом не хочется, а уж читать дальше, как наука все объясняет...

Драко кивнул.

— Понимаю. Хотя на твоем месте я бы прочел все подробности, чтобы знать, как с этим бороться... Так, Поттер, ты в курсе, что такое энерго-фоновый обмен?

— Да, узнал, когда искал способ вылечить Гермиону, — признался он. Малфой остался доволен.

— Значит, ты должен понимать, почему именно ты влияешь на ее ауру.

Поттер не понимал.

— Издеваешься? — блондин поперхнулся недопитым кофе и взглянул на героя так, словно тот был всего лишь мальчишкой. — Поттер, у тебя физическая связь с Гермионой, и твой фон благотворно влияет на ее. Вы друг другу помогаете,скажем так: ты даешь ей самое лучшее от себя, она делает то же самое. Поэтому теперь ее аура светлеет.

«Видимо, ты не сильно стараешься...»

Гарри успел пожалеть, что завел этот разговор с Малфоем, похвалить его сообразительность и покраснеть оттого, какие подробности тот знает из его личной жизни. Блондин довольно хмыкнул, видя, в какое смятение привел сожителя.

— Все тут взрослые люди, Поттер, прекрати смущаться, как девчонка.

— Я просто даже не подозревал, во что это все выльется, — тихо произнес Гарри. — И думал сначала, что ей навредят наши... близкие отношения.

— Ой, посмотрите на него — близкие отношения! Умоляю, Поттер, мы не в девятнадцатом веке живем! И потом, ей это только на пользу.

Гарри умудрился побороть хлынувшую в лицо краску, и как раз вовремя — к их смущающей беседе присоединился Рон.

— О, кофе, отлично! — он, даже не оценив обстановку, забрал у Поттера из рук кофеварку и плеснул отрывающий напиток себе в чашку. — О чем секретничаете?

Малфой, нацепив на лицо самую ехидную из своих ухмылок, повернулся к Уизли.

— Да вот, посвящаю наше невинное дитя в тонкости амурного ремесла, так сказать, даю ценные советы Казановы.

Рон поперхнулся, но, как оказалось, от смеха, а не от удивления.

— Зачем Гарри это? Он и так прекрасно справляется!

— Да ну вас! — возмутился Гарри под смех двух идиотов, внезапно нашедших друг друга. — Ты, Малфой, должен был раньше рассказать мне про ауры, а не темнить до последнего! Я чуть с катушек не съехал за ту неделю, мог бы и прояснить.

— Благотворительностью не занимаюсь, Поттер, — Драко манерно закатил глаза. — К тому же, теперь я жалею, что вообще об этом заикнулся — вы с Гермионой и без всяких стимулов друг от друга не отходите.

— Поберегите наши нервы! — громогласно объявил Рон, совершенно некстати перебив Малфоя, отчего они тут же затеяли очередную почти-драку — но Гарри не было до них ровно никакого дела.

— Эй, Поттер, ты куда? А как же светлый обряд? — голос бывшего аристократа, а ныне всего лишь высокомерного сожителя, ударил Гарри уже в спину — он решительно покидал кухню.

— Если ты предлагаешь мне очередной разговор, то я пас! — бросил Поттер через плечо. — Сам все узнаю, хватит мне твоих колкостей. Я буду в верхней столовой, готовить кофе Гермионе, которое вы выпили.

Двое школьных врагов уже не обращали на него внимания, поэтому Гарри, покачав головой, вышел из небольшой кухни и направился на второй этаж. Он намеревался как следует изучить всю информацию, касающуюся светлого обряда, чтобы найти, наконец, ключ к полному выздоровлению Гермионы.

* * *

Она никогда не думала, что сможет запросто гулять по художественному музею под руку с Гарри и не думать о том, заподозрят ли их маглы. Такое бы ей и в голову не пришло, потому что из всех реальных и нереальных мыслей в ее сознании этой явно никогда не было. Наверное, Гермиона не могла связать вместе Гарри и работы Ван Гога и Рубенса, как не могла вообразить себя, гуляющей с ним и показывающей ему изысканные манеры письма у Мане.

— О, милый, посмотри, это же Айвазовский! Наверное, здесь временная выставка, его картины в лондонском музее не висят...

— Тебе виднее.

Гермиона потянула Гарри к небольшой картине с изображением моря в шторм. Энергию, бьющую от этого пейзажа, можно было почти ощутить, и девушка замерла, желая насладиться морским бризом, готовым сорваться с полотна и устремить свои соленые капли ей в лицо. Гарри стоял рядом и просто смотрел на картину, не ощущая, возможно, и половины тех эмоций, что испытывала Гермиона.

— Мне нравится Айвазовский, — наконец, сказала она, отстранившись. — У него такой стиль... Сразу веет свободой и непокорностью.

Гарри улыбнулся, покосившись на нее, но все еще рассматривал картину.

— В тебе живет неутомимый романтик, Гермиона, — ответил он с теплотой в голосе, которую не сумела скрыть легкая язвительность. — Мне кажется, в прошлой жизни ты была писателем или моряком. Или, в крайнем случае, странником и искателем приключений.

— Не верю я в реинкарнации, Гарри, — тряхнула головой девушка. — Я знаю только, что живу здесь и сейчас, и каждый миг для нас может стать последним, поэтому за него стоит держаться изо всех своих сил. Ты никогда не будешь для меня притягательнее, чем теперь, и я не смогу любить кого-то другого в какой-то другой выдуманной жизни так же сильно и безрассудно, как тебя. И мы оба знаем, что других для нас нет и не будет.

Она подняла на него глаза — Гарри смотрел прямо на нее, не отводя взгляда, и этот взгляд жег в ней самой что-то сокровенное, что она не смогла спрятать от него.

— Вау, — сказал он спустя полминуты. — Я ожидал банального ответа аля Гермиона Грейнджер — ученый и скептик, а не такого откровенного признания. Ты меня поражаешь.

Она пожала плечами, уводя его от Айвазовского к Рублеву, пока юноша приходил в себя.

— Некоторые вещи, Гарри, стары, как мир. Я просто повторила изречение одного древне-греческого старца, слегка дополнив своими соображениями.

— «Ты никогда не будешь красивее, чем сейчас, и мы больше не будем здесь никогда», — внезапно процитировал он. — Гомер, Иллиада.

Гермиона замерла в удивлении посреди зала итальянской живописи девятнадцатого века.

— Верно. Ты меня поражаешь.

— Не будь со мной слишком сурова, Гермиона. Твоя предвзятость огорчает, — Гарри покачал головой и уже сам потащил ее в следующий зал. Она опомнилась только во Франции середины шестнадцатого века.

— Но Гарри! Ты не можешь не согласиться со мной — в последнее время ты все больше удивляешь нас обоих своими познаниями в разных областях, которые раньше я за тобой не замечала! — Гермиона вывернулась из его руки и заставила его остановиться. — Что с тобой произошло, и почему до этого ты не говорил, что так много знаешь?

Гарри, казалось, выглядел пристыженным и огорченным, нежели довольным, и это насторожило Гермиону. Она подняла за подбородок его успевшее опуститься в пол лицо, заглянула в зеленые глаза и вновь повторила свой вопрос, надеясь, на этот раз, получить ответы. Он явно знал что-то, о чем не признавался ей вот уже три дня.

— Я думаю, это не моя заслуга, а твоя, — признался Гарри, уводя взгляд в сторону. — И это как-то связано с энерго-фоновым обменом между нами.

Гермиона перебрала в уме все, что знала об этом, и ее мысли неожиданно выстроились в логическую цепочку, совершенно идентичную гарриной.

— Ты думаешь, это я тебе помогаю?

— Другого объяснения я пока не нашел, — кивнул он. — Ты же знаешь, что при... — опомнившись, Гарри понизил голос до шепота, что Гермиону невольно рассмешило, — при физической близости ауры людей смешивают границы. Обмен может произойти только в случае несоответствия двух систем, а у нас с тобой фоны раньше разительно отличались.

— И оттого, что ты отдаешь мне часть своего более светлого фона, я делюсь с тобой своими знаниями? — изумленно закончила девушка.

— Вроде так это работает для сохранения баланса, — Гарри поджал губы, будто сама мысль о том, что Гермиона что-то ему должна за свое, так называемое, лечение, не радовала его. Девушка взяла его за руку.

— Если это так, то ты ничего не можешь сделать. Это естественно, ты же понимаешь, — она улыбнулась, и юноша сжал пальцы ее руки чуть крепче. — И потом, я рада, если это действительно так. Разве не это главное в жизни любимых — делиться друг с другом всем и тем самым развиваться? Ведь ты не отнимаешь у меня мои знания, я просто даю тебе стимул.

Гарри недовольно буркнул себе под нос, но Гермиона уже не стала обращать на него внимание — это было всего лишь его задетое самолюбие.

— Пойдем, Гарри, нам еще столько всего надо успеть посмотреть!

С тех пор, как юноша получил наставления от мадам Помфри насчет отдыха Гермионы, он словно поставил перед собой цель сделать ее лето как можно более спокойным, в противовес тем страшным событиям, что им пришлось пережить во время войны и в течение двух месяцев после. Нервная система, так шатко восстановленная за это время, уже почти успокоилась, и кошмары практически перестали мучить его и Гермиону, а за последнюю половину месяца они и вовсе оставили их, будто никогда и не приходили. Гарри хотел устроить им настоящий отпуск и отправиться куда-нибудь в Грецию или Италию, где можно было бы беззаботно нежиться под солнцем, но черная метка на руке Гермионы закрывала им доступ ко всем теплым странам материка.

Поэтому теперь Гарри таскал девушку по всем музеям и галереям, которые были в пределах ее вынужденной ограниченной области, чтобы скрасить им последние дни лета.

Гермиона не могла утверждать со всей уверенностью, что сейчас ему это нравилось точно так же, как в самом начале, но Гарри не жаловался — наоборот, с все большим рвением он каждый день водил их по все новым и новым залам, отвлекая Гермиону от книг в библиотеке Поттеров, в которой она хотела провести остаток лета, чтобы найти хоть что-то, что дало бы ей стимул писать работу по трансфигурации.

— Значит, если это все влияние магического фона, — рассуждала девушка, вышагивая по квадратным плитам мраморного пола в зале греческой скульптуры, — то ты будешь получать от меня все хорошее, что во мне есть, — потому что я беру у тебя светлые волны твоей ауры.

— Скорее всего, — согласился Гарри, а потом, словно нехотя, добавил: — Малфой сказал, что твой фон светлеет с каждым днем, и это началось после моего дня рождения.

— Это естественно для него: он на несколько процентов вейла, — без колебаний ответила Гермиона и — к своему удивлению — увидела, как Гарри просто кивнул. Значит, сам понял. Поразительно. Если это все из-за их физической связи, то что мог бы сделать их ребенок — результат их близости и самого естественного скрещения двух аур? А ведь информации об энерго-фоновом обмене так мало...

— Гарри! — внезапно воскликнула Гермиона, остановившись в центре зала. Посетители музея оглянулись на их пару и недовольно отошли подальше, но девушку так поглотило ее собственное открытие, что она, наплевав на все правила приличия в обществе, в едином порыве кинулась на шею юноше и неожиданно поцеловала, так страстно и безудержно, что многие, наверняка, отвели взгляд.

Гарри недовольным отнюдь не был, только, пожалуй, удивленным больше обычного такому внезапному проявлению чувств с ее стороны.

— Не подумай, что я жалуюсь, но... Что все это значит?

Она счастливо улыбнулась.

— Гарри, я нашла тему будущей работы! Я хочу изучить энерго-фоновый обмен!

Юноша поморгал пару раз и улыбнулся — мгновенно просияли и глаза, и все лицо, так что Гермионе захотелось поцеловать его еще раз.

— Это здорово. Я уже вижу титульный лист твоей работы: кандидат в докторы Гермиона Джейн Грейнджер под руководством профессора Минервы МакГонагалл, тема дипломной работы «Магический фон и энерго-фоновый обмен».

Они довольно хмыкнула.

— Ну, возможно, тема не совсем относится к трансфигурации, но...

Ее прервал взволнованный женский голос, раздавшийся эхом за спиной.

— Гермиона? Гермиона, это ты?

Девушка увидела, как побледнело лицо Гарри, и медленно обернулась на неожиданный зов. На нее смотрела пара, мужчина и женщина, и оба выглядели так, словно только что увидели привидение.

Все, что успела отметить Гермиона, это карие, немного напоминающие ее, глаза женщины брюнетки и высокий лоб мужчины шатена — а потом они оба вдруг заключили ее в крепкие объятия.

— Гермиона, доченька, ты живая! — в ушах раздались синхронные хриплые стоны, и у Гермионы помутнело перед глазами от внезапно хлынувших слез.

Конец этой части...