Вальс для троих (гет)

― Сколько можно меня лапать?! ― возмутилась Гермиона, привставая. Спала она по-королевски, на середине большой кровати, её подушка была самой мягкой из трёх, и тепла ей тоже доставалось больше всех, а пару раз за всё это время она даже ухитрилась во сне спихнуть с кровати тощего Рудольфуса.

― Я тебя не лапаю, а грею, ― возразил Рабастан, и не думая убирать руку с её бедра.

― Это называется греть?! ― прошипела заспанная девушка. ― Слушай, дай поспать, ночь уже давно!

― Тихо, Руди разбудишь...

Сердце Гермионы колотилось быстро-быстро, и она даже забыла прикрыть рукой живот. Рудольфус, не просыпаясь, обнял её со спины, ткнулся носом в шею. Зажмурившись, Гермиона облизывала сухие губы. В темноте спальни тонко-тонко звучали хрустальные нотки зарождающегося вальса, которые грозили перерасти в оглушительный вой. «Это гормональный выброс, ― напомнила себе девушка. ― Так написано в книге для беременных...». Низ живота наливался теплом, и она едва удержалась, чтобы не потрогать себя там. Но воспоминания о пытках в Лестрейндж-Холле уже не казались такими страшными, и когда Гермиона представила себе, как в неё снова входит нечто большое и крепкое, ей пришлось укусить подушку, чтобы не застонать. А от ощущения тёплой ладони на бедре стало совсем худо.

― Ты чего там сопишь?

― Пошёл прочь! Руки убери, я сказала!

― Тихо вы. Люмос. Развоевались, ― щурясь, сказал Рудольфус. Его длинные волосы бронзовой рекой текли по белой подушке в неровном свете огонька на кончике палочки. ― Что, Грейнджер, хреново тебе?

― Хреново... ― пробормотала Гермиона, села и для уверенности прижала к животу свою подушку. ― С установлением матриархата не справляюсь. Всякие тут руки распускают...

― Ага, близко, да не укусишь, вот ты и бесишься, ― рассмеялся Рудольфус, переворачиваясь на спину и глядя куда-то в потолок. ― Только руки мы убирать не будем.

― Сволочи, ― для виду выругалась Гермиона.

― Какие есть, ― буркнул Рабастан. ― Только когда мы просыпаемся тут, в темноте...

― Не надо, Баст!

Но Рабастан закончил:

― ...первое, что чувствуем, это тебя: ты лежишь тут, такая тёплая, мягкая, и мы понимаем...

― Баст!

― ...где мы на самом деле.

«Дура. Какая же я дура, ― думала Гермиона, раскачиваясь туда-сюда и кусая уголок многострадальной подушки. ― Матриархат тут устроила. А то, что они сами за меня, может быть, цепляются...». Она не представляла себе, что значит пятнадцать лет провести в холоде и темноте рядом с дементорами, тем более ужасным это казалось.

― Не куксись, ― велел Рабастан, обнимая её и как бы невзначай кладя руку ей на живот. Рудольфус тоже привстал, потянулся к Гермионе:

― Да, а ведь я ещё тоже не трогал... Он, наверное, подрос...

― Она, ― всхлипнула девушка. ― Это девочка. И вообще, я хочу креветок!

― А больше ничего? ― ласково спросил Рудольфус. ― Ага, вот и я о том же. Мне кажется или ты вся горишь и пылаешь?

Гермионе пришла в голову мысль, что делить постель с двумя изголодавшимися мужчинами было не лучшей идеей, но оказалось, что уже поздно.

― И кого ты хочешь первым?

― Как я понимаю, отказаться не могу? ― пискнула Гермиона. У неё отобрали подушку, с двух сторон погладили бока.

― Да ты и не хочешь отказываться, ― заверил Рабастан и укусил её за ухо. ― Мучила нас, теперь расплачивайся... О нет, я не то хотел сказать, ― охнул он, когда увидел в глазах Гермионы настоящий ужас.

Рудольфус отложил погасшую палочку, привстал, и Гермиона оказалась затиснутой между двух тел.

«Мечтала? Получи и распишись», ― подумала она.

* * *

От автора: в строку ли здесь придётся рейтинговая сцена с подробным описанием, кто, как и куда, и с повышением рейтинга до NC-17?