Негаданная Судьба (гет)

Рассыплются в прах цепи звенья,

И сталь клинка прозвенит в тиши,

Я за любовь не прошу прощенья,

Прости меня лишь за каплю лжи...

Гермиона замерла, натянувшись, как струна, и почувствовала, что предательский холодок уже бежит по спине липкой струйкой, а сердце неуклонно ускоряет свой ритм.

Она перевела на эльфов недоуменно-взволнованный взгляд. Трандуил стоял, повернувшись к ней боком, и Гермиона не увидела ничего, кроме безупречно спокойного чеканного профиля эльфийского Владыки. Однако она заметила, что его сын пребывает в не меньшем удивлении. Похоже, отец не потрудился поставить сына в известность касательно своих планов, — подумала она, подавив нервную усмешку. Впрочем, гномы выглядели гораздо более впечатленными. Гермиона заметила, что Торин явно пытается прожечь глазами дыру в венценосном эльфе. Если бы взглядом можно было убивать, от Трандуила давно осталась бы кучка пепла.

Леголас тем временем тенью метнулся к отцу и заговорил звенящей эльфийской скороговоркой.

— Отец, что ты делаешь? Мы не держим в плену невиновных! Тем более истари!

— Она не истари, Леголас, — возразил Трандуил. — Просто слабый человеческий ребенок, которому по случайности была дарована магия огромной силы. Пусть Торин уходит, нам он без надобности. Но девочка — другое дело. Ее нельзя отпускать с гномами.

На прекрасном лице Леголаса отразилась внутренняя борьба. Юноша не одобрял действий своего отца, но перечить ему приучен не был.

— Поверь, сын мой, — продолжал Владыка. — Я лишь забочусь о благе своего народа. Подумай, что может случиться, если гномы помимо своей Горы, сокровищ и Аркенстона обзаведутся еще и собственной волшебницей?

Леголас отступил, склонив голову в знак повиновения, но все же произнес:

— Ты совершаешь худое, отец.

Гермиона быстро сделала несколько глубоких вдохов, подавляя приступ паники. Эльфы говорили быстро, но она была старательной ученицей и достаточно знала по-эльфийски, чтобы вникнуть в суть разговора, и поняла, что теперь ей светит безрадостная перспектива надолго застрять в Лесном Королевстве. Ибо единственным, кто мог бы повлиять на тронувшегося умом Трандуила, был Гэндальф. Но от чародея не было вестей с тех самых пор, как он покинул отряд вместе с Радагастом и будто бы в воду канул.

Торин поймал ее взгляд. Девушка искала его поддержки.

Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не растерять наигранное спокойствие. Внешне он даже не поменялся в лице, но внутри теснились вопросы, мысли неслись с чудовищной скоростью. Соображать, и быстро. Переиграть Трандуила, связать ему руки. Так и только так. Сосредоточиться мешали обступившие его плотным кольцом воинственно настроенные гномы, от возмущения начавшие переходить на родной язык. Под ногами у них вспугнутым кроликом метался встревоженный не на шутку Бильбо. Торин раздраженно вздохнул и жестом заставил всех замолчать.

— Зачем тебе девушка, Трандуил? — как можно спокойнее осведомился он. — Клянусь памятью Дарина, от нее больше неприятностей, чем пользы!

— Я оценил твою жалкую попытку, Торин, — язвительно проговорил венценосный эльф. — Убирайся, пока я не приказал своим лучникам перестрелять вас, как зайцев, и помни мое великодушие.

Глаза подгорного короля опасно сверкнули. Он скрестил руки на груди и не двинулся с места.

— Ты думал, стоит тебе прикрикнуть, и я тут же брошусь спасать свою шкуру и оставлю друга и члена отряда? Предатель здесь только один — и это ты, Трандуил. Ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что я сделаю хоть шаг отсюда без леди Эмин.

— И что же ты сделаешь, Торин? — насмешливо изрек Владыка. — Устроишь потасовку прямо здесь? Я уверен, что ты и твои друзья достаточно дурно воспитаны, чтобы быть способными на это, но ты не находишь, что численный перевес на моей стороне?

Он отвернулся от гнома и не спеша зашагал по залу, сложив руки за спиной.

— Ты — недоразумение, Торин, — продолжил он, и в его голосе послышалось нескрываемое презрение. — Весь твой род — одна большая, чудовищная ошибка, которую ваш создатель допустил то ли от отчаяния, то ли от безысходности. Он сам раскаивался в том, что сотворил.

В стальных глазах гнома на мгновение полыхнула ярость. Он глубоко вздохнул, и глядя королю эльфов прямо в глаза, громко и четко произнес:

— Я вызываю тебя на честный поединок, Трандуил Лихолесский, — и в воцарившейся абсолютной тишине добавил: — Я в своем праве. Ты не можешь отказаться.

Как по команде сразу все головы повернулись в сторону Торина, но тот остался невозмутим. Зато Гермиона была уверена, что прежде никогда еще не видела такого разноцветья эмоций на лице эльфа. Впрочем, гномы выглядели не менее удивленными.

— О-хо-хо, вот дела... — качая седой головой, пробормотал старый Балин.

Взметнулись вихрем полы серебристых одежд, и Трандуил в мгновение ока оказался рядом с гномом. Приблизив лицо вплотную к его, он прошипел:

— О, значит все же есть для подгорного короля нечто более ценное, чем Аркенстон, не правда ли? Ты не боишься, Торин Дубощит, что сгинешь здесь навеки вместе с горсткой своих дружков? А дракон будет и дальше пускать под гору клубы дыма да посмеиваться над тобой, пока не найдется тот, кто продырявит ему брюхо и заберет сокровища. Кому, как не тебе, знать, сколько найдется охочих до гномьего золота! Неужели человеческая девчонка, пусть и колдунья, стоит этого?

Она стоит и большего.

Торин медленно обвел взглядом пребывающую в ступоре гномью компанию и остановился на младшем племяннике, который с нечитаемым выражением на лице пытался высвободиться из рук удерживающих его Фили и Ори. Его сердце мучительно заныло — столько пустоты и боли было во взгляде молодого гнома. Он сорвался с места и в несколько шагов оказался рядом с Кили, порывисто схватил его за плечи и прижался лбом к его лбу.

— Почему, дядя? — прошептал Кили, подняв на него покрасневшие глаза. — Зачем ты это делаешь?

— Послушай меня внимательно, Кили, — скороговоркой пробормотал Торин. — Мне жаль, очень жаль, но ты не воин теперь. Сделаешь сейчас глупость — и Трандуил убьет тебя, не моргнув глазом, а Эмин останется в Лесном королевстве, а я не смогу возразить ему хоть одним словом, потому, что это поединок чести. Я не буду вправе даже мстить за твою смерть. Мы потеряем вас обоих, ты этого хочешь?

— Я хочу умереть, — повесив голову, мрачно отозвался Кили. — Это должен был быть мой бой...

— Мне жаль, — повторил Торин, отпуская племянника и утешающе хлопая его по плечу. — Но только так мы можем сохранить Эмин.

Он отвернулся от Кили и, подняв глаза, встретился с серьезным и очень настороженным взглядом Гермионы. Все эмоции настолько ясно были написаны на ее миловидном лице, что Торин невольно улыбнулся. Храбрая, сильная, но вместе с тем такая чистая, искренняя и бесхитростная, каким может быть только невинный ребенок. Он мог читать ее, словно открытую книгу.

И сейчас он сделает все, что в его силах, и даже превзойдет самого себя, если понадобится, чтобы вызволить Эмин из этой передряги. Он сделает это для нее, потому, что взгляд, полный недоумения и испуга, глаза с блеском непролитых слез, ранят его сильнее, чем любые насмешки из уст Трандуила. Он сделает это для Кили, который раздавлен собственной беспомощностью и лишен возможности защитить ту, которую любит.

Если все твои цели так высоки, почему ты так боишься заглянуть в собственную душу? Что ты так боишься там отыскать? Как назвать то чувство, которое сейчас скребет ее драконьими когтями?

— Ты боишься, Трандуил? — криво ухмыльнувшись, прошипел Торин. — Хочешь отказаться от поединка и стать посмешищем даже для своих эльфов?

Лицо Владыки стало белее снега на вершине Одинокой Горы. Торин спокойно следил, как тот молниеносно с тихим шорохом извлекает меч из ножен, любовно, словно лаская, пробегает пальцами по длинному серебристому лезвию клинка.

— Даже когда наступит конец мира и небо рухнет на землю, а из Серой Гавани отплывет последний корабль в Валинор, не случится так, что я, Трандуил Лихолесский, испугаюсь заносчивого невоспитанного коротышку!

Торин в ответ закатил глаза, показывая, как ему надоел этот бесконечный треп.

— Тогда хватит приплясывать, — хмыкнул он. — И я был бы благодарен, если бы ты вернул мне Оркрист.

* * *

Едва лишь рукоять его меча знакомой, почти родной тяжестью легла в руку, Торин ощутил, как вместе с энергией, заключенной в древнем клинке и словно бы перетекающей сейчас в его тело, в крови рождается ярость, струится по венам раскаленным металлом, тысячью ножей вонзается в сердце. Память о собственной боли и боли его народа, о предательстве, о мучениях помогла высвободить ее.

Торин впервые чувствовал себя настолько гармонично, погрузившись в страшные воспоминания дней своей юности. Видения багровой стены драконьего огня с его черной сердцевиной, в котором горели и сгорали, словно факелы, его собратья, снимающего уже хрупкую, как пергамент, углящуюся плоть с костей, уничтожающего и тело, и камень, не вызывало боли, а сублимировались в кристально чистый, холодный, словно черное зеркало Келед-Зарам, гнев.

Сейчас он хотел смерти Трандуила как ничего другого в этом мире. Но больше, чем его смерть, Торин хотел лицезреть его поражение, унижение, он хотел стереть эту пренебрежительную улыбку с его не имеющего возраста лица.

На поверхности этого холодного черного моря ярости дрейфовали щемящие душу и сердце мысли о маленькой человеческой девушке, почти ребенке, по иронии судьбы оказавшейся могущественной волшебницей, и по той же иронии вошедшей в его жизнь. Нет, она ворвалась подобно буре, смешала все, забрала рассудок, отравила чувства. Это ее он видел в коротких мучительных снах, тайком, словно вор прислушивался к ее смеху, слушал ее дыхание, пока она спала. Эти мысли были столь светлыми, что даже в этот отчаянный момент они вызывали у Торина внутреннюю улыбку и тесноту в груди. Он хотел заслужить право взять ее за руку и увести отсюда, он хотел этого так отчаянно, что это придавало ему невероятных сил.

Ярость, жажда мести и любовь поделили его сердце на равные части, и помогали они ему в равной мере.

Лицо Владыки напряглось, когда он, играючи, вращал меч над головой, со свистом описывая широкие дуги. Торин не удержался от ухмылки. Это представление — все, на что ты способен?

Трандуил был эльфом. Он был высок ростом, потрясающе ловок и быстр, но гномий король не уступал ему в сноровке, а уж грубой силы и опыта ему было не занимать. И уж точно Торину не мешала изрядная разница в росте.

Удары мечей следовали один за другим под всеми мыслимыми углами. Трандуил сразу попытался загнать гнома в угол, не давая ему предпринять мало-мальски серьезных действий, но Торин отбивался блестяще. Это злило эльфа все больше и больше. А потом он сделал то, на что и надеялся Торин. Ошибку.

Злость и возмущение сыграли с Трандуилом дурную шутку. Он сделал ошибку, бросившись на Торина прямолинейно и открыто, бесхитростно, и тут же поплатился за это. Гном был гранитной скалой, о которую эльф разбился, словно серебристая морская пена.

Где твоя знаменитая эльфийская невозмутимость? Успел растерять мастерство, сидя в своем каменном дворце?

Торин сделав кувырок откатился в сторону, но Оркрист успел полыхнуть в его руке и вспороть серебристую ткань на трандуиловом плече. Выпрямившись, гном увидел на голубоватой стали клинка тягучие багровые капли. Они медленно сползали по его кончику, падая на пыльный пол. Торину показалось, что он слышит, как они ударяются о камень.

Трандуил коснулся раны, и собственная кровь тут же окрасила его пальцы. В следующую секунду, зарычав от ярости, он бросился вперед, крепко сжимая эфес меча обоими руками и кружа им перед собой.

Торин отступил на шаг, потом на всякий случай еще на один, внутренне торжествуя. Ему удалось вывести эльфа из себя, и теперь, ослепший от ярости, движимый яростью, он являл собой более уязвимого противника. Короткий взмах эльфийского меча по касательной больно ожег щеку гнома. Торин смахнул кровь быстрым движением ладони, и поднырнув под руку Трандуила, обрушил тупой удар на его спину, и в следующую секунду, воспользовавшись его замешательством, приставил острие Оркриста к его шее, слегка вспоров кожу и выпустив несколько капель крови.

— Довольно? — тяжело дыша спросил Торин. — Или ты нуждаешься в других доказательствах моей правоты?

Трандуил уставился на него взглядом, полным бессильной злобы. Несмотря на бедственное положение Владыки, с места не двинулись ни его эльфы, ни даже его сын, который изваянием застыл подле Гермионы.

Девушка видела, как тщательно маскируемое под безразличие беспокойство, время от времени пробивает себе путь на его совершенное лицо, и тогда синие глаза эльфа темнели, как море перед бурей. Леголас боялся за отца. Гермиона протянула руку и безотчетным движением едва коснулась руки эльфийского принца.

— Он ничего не сделает твоему отцу, — заверила она. — Торин — предельно честен, он не позволит слепому гневу завладеть его сердцем.

Леголас вздрогнул, бесстрастная маска окончательно сползла с его лица. Он внимательно посмотрел на девушку и остался безмолвен, однако кивнул и заметно расслабился.

— Я повторяю вопрос, Трандуил Лихолесский! — уже нетерпеливо прогремел Торин. — Ты признаешь мое право? Отвечай сейчас!

— Признаю! — рявкнул эльф, и Торин незамедлительно убрал меч, позволяя ему встать. — Убирайся из моего леса, Торин Дубощит, будь проклят тот день, когда ты родился!

— Я не верю в проклятия, — сухо обронил Торин, пряча Оркрист в ножны. — Закаленная сталь меча да тяжесть боевой гномьей секиры — куда более веский аргумент. Да еще достоинство и честь, хотя сомневаюсь, что ты понимаешь, о чем я толкую.

Он подошел к Гермионе, проигнорировав двух ее тюремщиков, все еще стоящих с мечами наизготовку, будто их не было вовсе.

— Идем! — приказал он, беря ее за руку.

Гномы и хоббит, уже успевшие поделить между собой свои вещи, тотчас потянулись за своим вожаком.

Торин обернулся к Трандуилу.

— Прикажи своим эльфам довести нас до северного выхода, — жестко сказал он. — И не делай того, о чем тебе потом придется пожалеть, — предостерег он.

— Сейчас ты думаешь, что победил, Торин, — прокричал ему вслед Трандуил. — Но удача вряд ли улыбнется тебе еще хоть единожды. Твой маг, что оставил тебя одного, Гэндальф Серый, больше не вернется никогда, ибо любопытство привело его в Дол-Гулдур, крепость Некроманта, где орки и прищемили его слишком длинный, сующийся не в свои дела нос. Он сгинул, Торин, навсегда пропал там и не сможет помочь тебе больше.

Гном остановился и, не выпуская руки Гермионы, медленно обернулся в сторону Владыки, стоящего с торжествующим выражением на лице.

— Я надеюсь, что на то будет воля Ауле, и я никогда не увижу в своей земной жизни твоего лица, Трандуил, — тихо и твердо произнес Торин. — Но если ты сунешься ко мне или моему народу еще хотя бы раз — я без предупреждения пущу в ход свою секиру, и на этот раз ты не отделаешься царапиной, — он кивнул на заалевший от крови рукав эльфа. — Помни, что я сказал.

* * *

Едва только за ними захлопнулись Северные ворота Лесного Королевства, путники вышли на все ту же злополучную тропу, потеряв которую единожды, они попались в сети к огромным паукам. Однако, в этой части Лихолесья уже не водилось подобной нечисти. Вместо привычного полумрака они вступили в свежее и потрясающе солнечное утро, под розоватое небо.

Лес тут оказался совсем другим, нежели та его часть, где так бесславно прервалось их приключение. Темных вековых деревьев становилось все меньше и меньше, вместо них все чаще попадались целые рощицы молодых, зеленых, почти не тронутых осенью деревцев и заросли гибкого ивняка. Воздух здесь не казался тяжелым и затхлым, вместо этого влажными от прошедшего дождя древесными листочками играл свежий, пахнущий речкой ветерок, и путникам наконец-то дышалось полной грудью.

Скоро обнаружилась и сама река Бурая, как прозвали ее эльфы за темный цвет ее вод. Она вытекала из эльфийской пещеры неподалеку от Ворот, бежала дальше через все Лихолесье к самой опушке, где, наконец, соединялась с Долгим озером. Это была неширокая бурная речка, стиснутая невысокими каменистыми берегами, поросшими жидким кустарником. Теснясь между камней, она непокорно бурлила и шипела, плюясь ледяными брызгами и обрывками пены.

Шли не останавливаясь весь день, стремясь поскорее оставить позади Лесное Королевство. Гермиона понуро плелась в хвосте отряда, то и дело цепляя землю носками своих сапог. Сказать, что она чувствовала себя не в своей тарелке, было бы явным преуменьшением, и если бы не ни к месту накатившая апатия, девушка давно бы извела вопросами всех в отряде, начав, конечно, с их вожака.

Торин молча шагал рядом. Он не проронил ни слова с тех самых пор, как за руку вывел Гермиону из владений Трандуила, но упорно продолжал держаться подле нее, погруженный в свои мысли и более мрачный, чем обычно. Настолько, что девушка за весь день не рискнула заговорить с ним ни разу. Наконец, Торин дал сигнал остановиться.

Лагерь разбивали в полном молчании, лишь Бильбо стрекотал, будто заведенный, и Гермиона подумала, что стресс сказался на нем не меньше, чем на других. Обычно неунывающие языкастые гномы, которых сложно было заставить молчать, теперь выглядели настороженными и непривычно серьезными. Гермиона списала это их нетипичное поведение на волнения последних дней и почти заставила себя успокоиться.

В лесу быстро вечерело. Белесое небо с проглядывающими льдинками звезд стремительно темнело, будто кто-то невидимой рукой подливал в него синьку, и скоро в реку канула высокая половинчатая луна.

Гермиона помогла Бильбо, которого Торин отрядил дежурным по полевой кухне, приготовить нехитрый ужин, но сама к еде не притронулась и, отойдя от костра, близ которого расположилась гномья компания, стала устраиваться на ночлег, углядев удобную, заросшую мягкой жухлой осенней травой ложбинку, раскинувшуюся между двух больших, еще хранящих тепло солнца камней.

Беспокойство не желало отпускать ее. Оно усилилось после того, как Кили шарахнулся от нее как от прокаженной, когда она подошла, чтобы сменить повязку на его ране. Он просто-напросто исчез за спинами других гномов, пробормотав нечто нечленораздельное, да еще и с таким выражением лица, что Гермионе мгновенно расхотелось настаивать. Она постояла с минуту неподвижно, переваривая ситуацию и пожав плечами, решила сделать вид, что все в порядке. Утро вечера мудренее.

Прислонившись к теплому каменному боку, она завернулась в плащ и, прикрыв глаза, попыталась уснуть.

— Это плохая идея, — она вздрогнула, вынырнув из дремоты, когда услышала рядом с собой голос Торина. Он держал в руках миску с тушеным мясом и флягу с водой. — После заката камень быстро остынет, ночной холод вытянет из него солнце, и тогда он начнет тянуть тепло из твоего тела.

Гермиона послушно пересела. Торин протянул ей еду и питье.

— Твой ужин, — сказал он, усаживаясь рядом. — И без того на немощь из одних глаз похожа, а ну как упадешь по дороге?

Гермиона нерешительно улыбнулась, силясь понять говорит ли он серьезно или шутит.

— Зачем ты ввязался в это? — решилась она на мучивший ее вопрос.

— Во что? — Торин казался застигнутым врасплох.

— Не хочу, чтобы ты понял меня неправильно, я благодарна за то, что ты вытащил меня оттуда, — начала Гермиона. — Но ты мог не рисковать и оставить меня в Лесном Королевстве. Не думаю, что Трандуил собирался причинить мне вред. А Гэндальф, вернись он, сумел бы вразумить его.

Торин помрачнел.

— Гэндальф не вернется, — сказал он, отводя взгляд. — Я вполне допускаю, что Трандуил говорит правду, если учесть, что именно в Дол-Гулдур они с Радагастом и направились. Нам придется войти в Эребор одним, без чародея.

Гермиона закусила губу и с надеждой взглянула на гнома. Она успела привязаться к эксцентричному волшебнику, так напоминающему ей Альбуса Дамблдора.

— А если он все же солгал, чтобы разозлить тебя?

Торин покачал головой.

— Мы не станем на это надеяться. И ждать тоже не будем. Время на исходе, и если мы не доберемся до потайной двери до заката солнца в День Дарина, нам не останется ничего другого, как повернуть назад.

— Так почему ты рисковал из-за меня жизнью? — снова спросила Гермиона. — Я — всего лишь досадное недоразумение, не ты ли это говорил? Ты никогда не хотел, чтобы я и Бильбо шли с вами.

— Не хотел, — согласился Торин. — Но менять что-то уже нет смысла, хотя мне по-прежнему не нравится то, что твоя жизнь подвергается опасностям. Ты — полноправный член отряда, да и, по правде говоря, приносишь больше пользы, чем любой из нас. И я не считаю тебя помехой, — мягко добавил он. — Хотя порою ты бываешь невыносимой.

— Ты не ответил на вопрос.

Торин с минуту помолчал, обдумывая ответ. Не уверен, что тебе понравится правда, девочка.

— Я забочусь о тебе, — осторожно проговорил он, посчитав такой ответ достаточным, и поднявшись, пошел прочь, прежде, чем девушка продолжила задавать вопросы, оставляя ее в еще большем недоумении.

Некоторое время Гермиона лежала, закинув руки под голову, и бездумно наблюдала за перемигиванием звезд в ночном небе. Сон не торопился к ней. Через некоторое время, сообразив, что скоро уснуть ей не удастся, девушка потихоньку встала и спустилась по отлогому берегу к тихо рокочущей речке. Отсвет от пламени костра едва доставал сюда, и, мечась по темной воде красноватыми бликами, создавал причудливую игру света и тени.

Гермиона машинально подбирала у кромки воды круглые серые камешки и по очереди кидала их в реку, стараясь почему-то попасть по кудрявым белым бурунчикам пены, что неслись по поверхности. Камешки исчезали с тихим бульком, а речка уносила в темноту круги на воде.

Подобно речной воде текли и мысли Гермионы. Полнейшая неразбериха, царившая в них, утомляла и вызывала назойливую головную боль, и девушка, чувствуя потребность освежиться, легла грудью на большой камень у самой воды и, зачерпнув горстью, с наслаждением умылась. В голове сразу прояснилось, боль ослабла и отступила вглубь. Подумав, Гермиона расстегнула ворот рубашки и, зачерпнув еще, протерла шею.

Мокрые ладони заломило, и ей показалось, что в них впиваются сотни ледяных игл — такой холодной была бурая от торфяников речная вода.

— На твоем месте я бы не стал так увлеченно плескаться в Бурой, — произнес совсем рядом смутно знакомый голос. — Она течет с северных гор, вода в ней мало отличается от снега с их вершин. А вы, люди, такие хрупкие создания...

Гермиона подскочила, как ужаленная, и непременно ухнула бы в воду со скользкого камня, если бы ее не поддержала ловкая твердая рука. Она пораженно воззрилась на высокую тонкую фигуру, бесшумно выступившую из темноты.

— Леголас?!

Эльф отбросил за спину длинные белые волосы и улыбнулся. Его синие глаза отражали свет, и, казалось, мерцали в полумраке.

— Помнишь мое имя?

— Ваше гостеприимство сложно забыть, — саркастично усмехнулась Гермиона. — Как ты смог так тихо ко мне подобраться? Я не услышала и шороха.

— Эльфы ходят неслышно и умеют, когда нужно, быть невидимками. Шум реки помог мне стать незаметным для тебя. Я шел за вами с самого утра.

— Если хочешь быть невидимкой, спрячь под капюшон волосы и опусти глаза, — парировала Гермиона. — Они выдают тебя с головой.

Хрустнули камешки под тяжелым сапогом, и длинная тень упала на Леголаса и Гермиону. Наверху, заслоняя свет от пламени костра, застыл Торин. Он стоял, сжимая кулаки, и, судя по всему, был в ярости. Позади него появился Двалин, а потом и другие гномы.

— Эмин, отойди от него. Немедленно, — последовал короткий приказ. — В лагерь, я сказал! — рявкнул он, увидев, что девушка замешкалась.

Гермионе даже не пришло в голову перечить, ибо гном был зол. Очень зол.

— Что. Ты. Здесь. Забыл. — голосом Торина можно было убивать. Ничуть не хуже, чем гномьей боевой секирой. — Кажется я ясно выражался, когда говорил, что больше не намерен наблюдать ваши с Трандуилом физиономии?

— Я все еще в своем лесу, в котором ты, гном, всего лишь нежеланный гость, — не полез за словом в карман Леголас. — Но я пришел не затем, чтобы искать ссоры.

— Трандуил послал тебя шпионить за нами? — прорычал Торин, делая шаг вперед. — Или он решил нарушить слово чести?

Леголас покачал головой. На его лице тенью промелькнуло сожаление.

— Отец тут ни при чем. Я пришел по собственной воле, — сказал он. — Я успел уйти, прежде чем Ворота Лесного Королевства закрылись по его приказу. Трандуил понятия не имеет, где я.

Торин помедлил лишь мгновение. Несогласие внутри венценосной семейки, кто бы мог подумать.

— Даю тебе минуту на правдоподобное объяснение твоего появления в моем лагере. — жестко сказал он. — В противном случае, я посчитаю, что ты пришел за волшебницей, и с чистой совестью раскрою тебе башку.

Леголас остался спокойным.

— Вы идете в Эсгарот. Думаешь, городская стража будет в восторге от появления у городских ворот дюжины гномов, вооруженных до зубов мечами да секирами? В лучшем случае они возьмут вас под стражу и отведут к градоправителю, в худшем — просто перестреляют из луков.

— Какой мне прок от тебя? — осведомился Торин.

— Эсгарот ведет дела с Лесным Королевством испокон веку. Я могу убедить их позволить вам пройти через город.

— С какой стати я должен тебе верить, эльф?

— Я не прошу верить мне, — пожал плечами Леголас. — В конце концов, ты ни чем не рискуешь — я один. Отец изменился, — помрачнев, добавил он. — Его больше не интересуют дела, что творятся за пределами нашего Королевства. Он не позволяет нам очистить лес от гигантских пауков, от этих отвратительных порождений Унголианты... Как и не позволяет преследовать орков, разоряющих людские селения. Он перестал понимать, что приди в Средиземье большая беда — она станет общей.

Торин заколебался. Ему было сложно это признать, но в словах эльфийского принца была логика.

— Хорошо, — согласился он. — Можешь остаться. Мне все равно, где ты будешь спать, но не приближайся к лагерю.

— Я не нуждаюсь в сне. И не побеспокою твой лагерь потому, что твои гномы так безобразно храпят, что я не услышу и собственных мыслей, — насмешливо произнес он, и, не дожидаясь комментариев Торина, легко вспрыгнул на камень, на котором несколько минут назад сидела Гермиона, и застыл изваянием, не мигая уставясь на темные воды.

* * *

Гермионе не спалось. Она, нервничая, сидела у костра и с беспокойством прислушивалась к голосам на берегу, тщетно пытаясь уловить хоть что-нибудь. Она яростно ощипывала подобранную с земли сухую ветку, бросая в огонь скрученные пергаментные листочки. Те вспыхивали, не долетая до пламени, и рассыпались горячим красным прахом.

Старый Балин тоже не спал и, меряя шагами отлогий берег, вглядывался в темноту. Однако он выглядел не в пример более спокойным, чем волшебница. Он остановился напротив Гермионы, с улыбкой наблюдая, как она с ожесточением тычет палкой в костер. К небу взметались тучи искр и пепла. Балин чихнул и потер слезящиеся от дыма глаза.

— Милая, костер в чем-то провинился? — миролюбиво спросил он.

Гермиона подняла на него перепачканное в саже лицо.

— Ты выглядишь... Беспокойной, — тщательно подбирая слова, пояснил гном.

— Просто не хочу спать, — пробурчала Гермиона, но Балин только покачал головой.

— Ты ерзаешь, милая. Причем с тех самых пор, как Торин вызвал Трандуила на поединок. — Балин мечтательно закатил глаза. — Наконец-то он сумел надрать ему задницу!

— Да. Нет. О, черт!! — Гермиона вскочила и заметалась по лагерю. — Ты уверен, что они там все-таки прислушаются к здравому смыслу и повременят убивать друг друга?

Балин рассмеялся.

— Ты боишься за Торина или за того светловолосого красавчика? Все будет в порядке, уверен. Иногда наш вожак бывает более рационален, чем это может показаться со стороны. Но поговорим о тебе, — неожиданно перестав улыбаться, сказал седовласый гном. — Сдается мне, что ты не в своей тарелке, Эмин.

Да, я действительно там. А еще я совсем перестала понимать окружающих.

Гермиона внезапно ощутила потребность выговориться. Она тяжело вздохнула и бухнулась на землю.

— Что-то поменялось, — сказала она. — И я чувствую себя неуютно оттого, что не могу понять причин.

— Не бери в голову, — беззаботно отозвался Балин. — Возможно, тебе просто кажется. Воздух здесь дурманит, понимаешь ли. Вспомни, как твоему дорогому дядюшке почудилось, что деревья разговаривают.

— Полагаю, ему не так уж и почудилось, — пробурчала Гермиона. — Торин стал по-другому ко мне относиться, — неожиданно добавила она. — И от этого мне не по себе. Я слишком привыкла к тому, что он считает меня досадным недоразумением и всячески пытается напомнить, что я всего лишь помеха, — она хохотнула, — Огрызаться друг на друга превратилось для нас в образ жизни. А сегодня утром он, не задумываясь, рискнул ради меня жизнью, был рядом весь день и прямо сейчас заявил, что я, оказывается, приношу пользу и для него имеет значение моя безопасность.

Балин деликатно откашлялся, но промолчал, давая ей возможность продолжать.

— Кили не сказал мне ни слова с тех самых пор, как мы вышли из Лесного Королевства, более того — он упорно избегает меня. Напряжение, исходящее от него, я, кажется, могу даже потрогать руками. Может, я чем-то обидела его? — спросила она, с надеждой глядя на старого гнома. — Мне, наверное, нужно извиниться.

— Не стоит, — осторожно возразил Балин. — Кили вовсе не злится на тебя. Не беспокой его, ему нужно время, чтобы прийти в себя после того, что случилось в Лесном Королевстве.

Гермиона насторожилась.

— После чего? — спросила она. — Почему мне кажется, что я единственная, за исключением, пожалуй, Бильбо, кто ничего не смыслит в происходящем?

— Видишь ли, девочка... — начал Балин, но осекся, увидев Торина.

— Ни одного слова! — резко бросил он, в упор глядя на старшего гнома. Тот поднял ладони вверх в примирительном жесте и улыбнулся.

Гермионе же было не до смеха. Она застыла в напряженной позе, и теперь сверлила гномов подозрительным взглядом.

— Кто-нибудь, наконец, возьмет на себя труд и объяснит мне, что тут творится? — осведомилась она, наблюдая, как Балин аккуратно ретировался в сторону своих спящих сородичей. Она перевела вопросительный взгляд на Торина.

— Ложись спать, Эмин, — устало потирая лоб, сказал он. — Прошу тебя, послушайся. Хотя бы раз.

* * *

Гермиона открыла глаза и не увидела ничего, кроме молочно-белой пелены тумана, недвижно висящей над землей. Было сыро и холодно, и единственным звуком, нарушившим безмолвие, был хруст примороженной травы под подошвами ее сапог, когда она встала на ноги.

К своему изумлению, вместо облачного неба, тусклого солнца и собственного отражения, она увидела в водном зеркале темно-синий бархат ночного неба и сияющие звезды. Открывшийся вид завораживал, темная глубина затягивала, кружила сознание... Гермиона почувствовала, что падает в эту неизвестную жуткую и прекрасную глубину. Она вскрикнула от удивления и резко выпрямилась, выставив вперед руки и будто отталкивая наваждение...

… И проснулась.

Тяжело дыша и хватая ртом воздух, она вскочила на ноги и дико заозиралась по сторонам, тут же угодив в объятия Торина, уже успевшего проснуться и почуять неладное.

— Эмин! Что случилось?! — он встряхнул ее, заставляя прийти в себя. Гермиона сфокусировала все еще туманный взгляд на его лице. В ее глазах промелькнуло узнавание и она прекратила вырываться.

— Что случилось? — повторил Торин, видя, что она успокаивается.

— Я видела странный сон. Место, где я никогда не бывала... запустение и каменные плиты дороги, заросшие травой, разбитые статуи и надписи, стертые ветрами... будто люди ушли оттуда давным-давно. И три самые высокие горы, которые я только могла себе представить, будто стояли плечом к плечу, как воины, которых окружают враги... было так страшно, когда я едва не упала...

— Куда ты чуть не упала? — терпеливо спросил Торин, успокаивающе гладя ее по растрепавшимся волосам.

— В озеро, — прошептала Гермиона, прикрывая глаза. — Там было большое озеро со страшной черной водой, в которой не отражалось ничего, кроме звездного неба, хотя небо было вовсе не звездное... светило солнце. Странно правда? — она взглянула на Торина, который уже смотрел на нее со смесью беспокойства и шока на лице.

Заповедное озеро?... Откуда ей о нем знать?

Несмотря на собственное удивление и желание понять случившееся, он подумал и решил, что пока не будет ставить ее в известность о том, что сон был вещим.

— Успокойся, — сказал он, осторожно привлекая ее к себе. — Это был всего лишь ночной кошмар, новый день и солнечный свет быстро развеют его. Я прогоню твои страхи, Эмин, и не дам тебе упасть.