Через тернии к звездам (гет)

And when he swam out

in his black void of nothing

he was anxious, but excited

and he didn?t know

he wouldn?t come back

to shore again.

Johnossi — Mavericks

Авроры в семи метрах от Джорджа отреагировали многим быстрее. Вынимая на ходу палочки, они рванулись к нему, застывшему в обличии Джеркинса. Лишь, когда расстояние сократилось до трех метров, Джордж, наконец, опомнился от своего ступора и, наколдовав невербально щитовые чары, поспешил нырнуть в камин за Гермионой:

— Двадцать два по Шафтсбери-стрит, — в порыве этого стремительного момента он прокрутил в голове одну единственную застрявшую фразу.

Последним, что Джордж увидел, были искристые вспышки заклятий, ударившихся о защитный купол.

Стоило зеленым языкам пламени рассеяться, перед глазами замаячили яркие огоньки. Это был какой-то торговый зал. Кто-то схватил его за руку и вытянул из камина. Гермиона развернула к себе Джорджа.

— Быстрее идем отсюда, — она рванула его за собой, и Джордж понял, что они очутились в небольшом магазинчике с котлами, а впереди белела дневным светом стеклянная дверь.

— Куда мы…? — он попытался было сформировать вопрос, который бы охарактеризовал всю бурю эмоций и вопросов, сгущавшуюся в его голове, но красноречие подвело остряка Уизли…

Гермиона распахнула стеклянную дверь настежь, и они очутились на широкой ветреной улице, уткнувшись носом в проезжую часть.

-Скорее Джордж, аппарируем, — она пронзительно взглянула на него снизу вверх, крошечная фигурка в тонком деловом костюме на осеннем ветру.

— Куда?.. — вымолвил Джордж, не совсем понимая, почему позволяет ей вот так без объяснений помыкать собой

Мимо пронеслась с шумом машина, развевая на нем расстегнутое пальто Джеркинса.

— Кроч-роуд, быстрее, пока камин не отследили, — Гермиона прижалась к его предплечью, обхватив то обеими руками.

Джордж крутанулся на месте, не позволяя панике смешать рассудок, полагаясь на рефлексы, руководствуясь инстинктами. Из удушливой тьмы они вынырнули в какой-то тесный серо-голубой закуток.

Здесь Гермиона отпустила его руку и на секунду замедлила теп. Запуская пальцы в волосы, она медленно отошла в сторону, даря им обоим момент осознать, что только что произошло.

Они сбежали из министерской тюрьмы. Гермиона сбежала. А Джордж — точнее Джеркинс, пока его не найдут в туалете под оглушающим — содействовал ей в этом.

На секунду голову даже поразила молнией мимолетная радость. Гермиона осталась с ним, только вот…

Со стальным щелчком сомкнулась позади и неизбежность. Теперь ее родителей наверняка арестуют, а Рона ждет огромный сюрприз.

Гермиона остановилась на тротуаре. Похоже, ее терзали сейчас абсолютно те же мысли. Опуская руки и сжимая ладони в кулаки, словно собирала в них свое самообладание, она подняла голову и повернула ее к Джорджу:

— Мы должны идти, — произнесла она ровно и четко.

Джордж удивился, как мало эмоций прозвучало в ее голосе, и как много расчетливого холода. Нет, она не была холодной, как если бы испытывала неприязнь, она была напряженно холодной — усмирившей эмоции. И Джордж не мог сказать, что скрывалось за этой маской, даже пусть и знал Гермиону много лет. Сейчас он не мог, нет.

— Угу, — кивнул он почти беззвучно.

Сознание с тончайшим свистом рассекло подозрение — спровоцированный страхом вопрос: «Я теперь соучастник? Какого?...». Может все еще можно исправить? Вернуться? Найти тело Джеркинса и…

Гермиона, торопливо шагавшая впереди, съежилась от порыва ветра. Сквозь узенький переулок Джордж следовал за ней. Он накинул без спроса пальто на ее дрожащие плечи, сам оставшись в одной хлопковой светло-голубой рубашке. Гермиона… Вот и ответ. Ее не оставить.

По похожему на кишку длинному проходу он тенью ступал по ее следам, чувствуя, как все новые резонные вопросы наполняют его голову, как вода затопляет днище тонущего корабля. Почему она это сделала? У нее есть какой-то план? Куда она ведет его?

Яркий свет открывшегося впереди широкого двора полоснул по глазам и позволил на секунду отвлечься от закручивающегося вихря душевных противоречий — от разрастающейся паники.

Прямо над их головами от дома к дому протянулись десятки разного диаметра труб. Они блестели в лондонской влаге конденсатом на своей металлической облицовке: одни совсем новенькие, другие прогнившие и почерневшие, роняющие капельки воды на землю далеко под собой. Они громоздились друг над другом: изогнутые, как червяки и прямые, тонкие и толстые, от вторых этажей зданий до четвертых и пятых. Казалось, раструбы их свивают запутанные косы, а между ближайшими к земле, по самой середине, пролегала решетчатая полоска трапа.

— Что это за место? — пробормотал Джордж, испытывая почти что благоговение от этой жутковатой урбанистической верши.

— Здесь недалеко жила моя подружка из магловской школы, — буркнула Гермиона откуда-то справа.

Она уже взбиралась с пыхтением по ржавой лестнице, протянувшейся вдоль кирпичной стены, так и не потрудившись пояснить своих намерений.

Джордж исподтишка последовал за ней.

Взобравшись на трап, они оказались внутри извивающегося трубного монстра. Гермиона быстро и твердо прошагала вдоль примерно до середины конструкции. Джордж нетерпеливо втянул носом воздух.

Она остановилась там, где над поручнем, особенно сильно выдавался толстый полукруглый раструб. Из щелей клочьями торчал желтый утеплитель, а заклепки опоясала ржавчина. Джордж приблизился к своей склонившейся над поручнем путеводительнице.

Встав немного позади, он посмотрел поверх ее плеча на трубы, тянущиеся в своих хитросплетениях далеко вперед. Местами, со стальными змеями чередовались протянутые бельевые веревки и такие же узкие решетчатые трапы для людей.

Гермиона отковыряла заклепку с самого края раструба и отодрала алюминиевый лист. Под ним затолканная в желтый, отсыревший местами утеплитель виднелась черная коробочка. Джордж проследил движение, по-прежнему не задавая ни единого вопроса.

Он все ждал, когда Гермиона сама заговорит, и, кажется, сейчас вот-вот должен был настать момент. Любопытство перевешивало в Джордже его нетерпеливое возмущение.

Гермиона открыла коробку, поставив ее предварительно на квадратный поручень, и стала поочередно извлекать оттуда какие-то документы и пластмассовые карточки с металлическими вкраплениями. Джордж увидел небольшую красную книжечку с золотой короной и обнимавшими ее львом и единорогом на обороте. Потом он выхватил взглядом странный черный кирпичик с антенкой, мелькнувший в руке Гермионы.

— Я сделала кое-какие запасы, — вдруг заговорила та, взметнув на него свои уставшие глаза.

В этот раз в них проскользнул отблеск оправдания.

— Когда?

— Давно... — Гермиона, вздохнула, закрывая коробку.

Казалось, что ее маска начинает понемногу спадать, но Джордж не был до конца уверен. Он затаил дыхание, готовый услышать, наконец, любую страшную правду, любые угрызения совести и успокоить. Дабы это он был когда-то проказником Уизли, а она всегда была умницей Грейнджер.

— Не думала, что когда-нибудь воспользуюсь этим местом.

— Я не тороплю тебя конечно, Герми, но может, ты все-таки объяснишься? — Джордж вяло улыбнулся, пытаясь выглядеть менее встревоженным, чем он на самом деле был.

Ему казалось, все его существо сейчас натянулось, как струна, звенело в пустой тишине, тронутое непредвиденными обстоятельствами.

— Да, — ответила Гермиона кратко. — Но мы должны скорее идти. Действовать нужно быстро.

Снова холод. Она развернулась стремительно и прошагала в обратную от лестницы сторону. Джордж не сдвинулся с места, и она подстёгивающее поманила его рукой. Не смотря на то, что впереди он видел одну только стену, Джордж все же пошел за ней.

— Нужно достать мне палочку, — Гермиона, как ни в чем не бывало, сунула ладони в рукава его пальто.

— Ну, твою мы вряд ли сможем вернуть...

— Я слышу раздражение? — Джордж увидел боковым зрением, как ее бровь взвилась вверх.

Гермиона косилась на него через плечо.

Он ничего не ответил. Да. Она все правильно услышала. Он решительно ничего не понимал, и шарик терпения почти достиг пределов своего растяжения. К тому же, еще один мятежный вопрос застучал в висках: она использовала его?

Гермиона ощутила буквально кожей отталкивающую волну его раздражения. Затаившийся страх сомкнул на ней кольцо. Конечно, чего еще она ожидала? Она сама ненавидела себя — что ей было ответить? Джордж ее не примет — забилось в голове Гермионы. Пульсирующая паника. Она сама не могла себя принять. Она подставила его под удар.

Гермиона не знала, что сказать ему и поэтому выбирала молчать, двигаться вперед. Торопиться. Действовать. Не думать, не поддаваться бившейся в висках правде — реальности. Только вперед.

Но убегать дальше было нельзя. Джордж ждал ее ответа. Она должна была попробовать хоть что-то. С единственной мечущейся в голове отчаянной мыслью: «Джордж, пожалуйста, прости меня!» Гермиона посмотрела ему в глаза:

— Слушай, — Джордж увидел, как она храбрится сквозь свою маску собранности. — Я не могла позволить вам с Малфоем отправиться туда одним. Нет, не так. Я не могу этого позволить.

-Это что, настолько опасно Гермиона?! — он запустил руки в волосы, уставившись на Гермиону широко раскрытыми от своего вселенского непонимания глазами.

Что за ересь она несла?! Кого она пыталась убедить своей невнятной твердостью? Где были ответы?!

— Ты жертвуешь всем! Ты ненормальная?! Твои родители…их же... А Петэр?

«Ты же Гермиона Грейнджер! — хотелось прокричать ему. — Почему ты такая?!» Другая. «Почему ты такая?…»

— Знаю! — она закусила губу, отводя глаза в сторону, и Джордж тут же пожалел своей резкости. — Я просто…

Она слышала в голосе Джорджа нотки подорванного доверия и презрения. Переносицу защипало от обиды и боли. Но она заслужила это, и Петер….

Лицо прокурора всплыло перед глазами Гермионы. Родители, Рон, кто угодно… Все они могли легче перенести это — непосвященные, но Петэр. Она разделила с ним свою тайну, впустила его. Он с пониманием принял ее такой и обещался помочь. Он назвал ее дочерью и доверился ей, а она швырнула его доверие в пламя, когда ударила Джорджа по руке в Министерстве.

Или она сделала это еще раньше? Конечно. Она с самого начала знала, как поступит.

Перед глазами Гермионы вновь выросли призрачные стены белой камеры в Министерстве. Там, когда Джордж ушел в первый раз, она сидела, вцепившись руками в волосы. Она почти заплакала — такими противоречивыми вспыхнули ее чувства. Решение, пришедшее в ее голову раньше, чем ее логика успела обдумать; губы сформировавшие звуки в слова, прежде чем она успела прикусить язык.

Когда Джордж сказал ей об избушке, о горе, снеге и канатах… Паззл сложился сам собой. И в тот же момент ее мозг сам все решил: быстрее, чем Гермиона успела осознать, он подсунул ей план действий.

Она просила Джорджа вернуться к ней в камеру в обличии Джеркинса лишь для того, чтобы убедиться — узнать, отправится он с Малфоем или нет. Чтобы если, что сбежать…

Все то время в камере, она пыталась не думать, как поступает. Она намеренно втягивала Джорджа в преступление, так получалось. Гермиона старалась отбросить эти мысли в дальний пыльный угол, поверить в иной исход. Джордж бы ни за что не пошел с Малфоем, уговаривала себя она. Но если пойдет… Невольный комок тут же сжимался где-то в легких. Нет! Гермиона вцеплялась судорожно в коленку — она не могла отпустить его одного.

Эгоистичное желание, эгоистичный страх больше никогда не увидеть его лица. Она сама не могла объяснить себе почему, она просто не могла по-другому. Разум был не властен над ней — впервые в жизни. Ею руководили инстинкты. Какая-то безумная нужда, как тогда ночью в Норвегии.

Безумная нужда, которую никто из нас не в силах ни растолковать, ни понять. Она просто существует. И порой, когда кажется, контроль над ней взят, она вновь окатывает нас с ног до головы, стоит только обстоятельству, ставящему ее исполнение под угрозу прикрыть горизонт.

Но борьба Гермионы за совесть была иллюзорной. Конечно, она с самого начала сделала свой выбор и смирилась с ним. Все уговоры, все оправдания — все это она пыталась сплести в ленту надежды: Джордж не пойдет с Малфоем, ей не придется совершать преступление, не придется бежать из тюрьмы, не придется подставлять Джорджа.

Но когда последний объявил в Министерстве, что отправится на Сояллай, что-то внутри даже успокоилось. Вроде как, шестое чувство сказало: «Ну, я же предупреждал, что выиграю этот спор. Деньги на стол».

Смирение сдавило Гермиону в тиски оцепенения. Каждый шаг давался с трудом и с легкостью. Словно это уже не она плыла по коридору Министерства навстречу своему преступлению.

Джордж секунды три колебался, наблюдая, как Гермиона пытается вымолвить еще что-то. Он дрожал от гнева и прокрадывающегося стыда. Чувствовал, как приливает к ушам кровь, и как в груди вздымается ком негодования. Но тут глаза Гермионы начали краснеть, и он сдался. Он протянул руку, позволяя себе прижать ее к своей груди.

Все вдруг стало неважным. Только одна ядовитая фраза обжигала ему горло: «Перегнул».

Слепая надежда обволакивала теперь все мышцы в его теле. Может все как-нибудь само разрешится? Может все это нереально? Реально только теплое дыхание Гермионы на его плече. Остальное потом. Вся-вся тревожная какофония предчувствий потом.

— Оборотное зелье… Оно почти сошло, — услышал он гнусавый голос около своей ключицы. — Теперь, когда ты касаешься меня, это не так странно…

Джордж шелохнулся от этих ее слов:

— Тебе было странно, что тебя трогает Джеркинс? — улыбнулся он еле-заметно в волосы Гермионы.

— Да немного… — хихикнула та, шмыгая носом, а потом добавила уже тише:

— Спасибо, Джордж.

Джордж почувствовал, как плавится. Всего минуту назад мир казался беспросветно тугим и скользким — вырывающимся из под ног. А теперь… Гермиона дернулась в Министерстве не из-за контакта с ним, а из-за контакта с Дженкинсом.

Как хотелось Джорджу просто утонуть в этой светлой дымке, в этом отголоске былой реальности. Тогда, час назад, это бы много значило для него, верно? А теперь? Теперь он не знал еще столько всего:

— А как же Рон, Герми? Братец с ума сойдет.

Он еще мог представить себе реакцию Рона на заключение Гермионы под стражу, но на ее побег и всю эту противозаконную, ничем не обоснованную вакханалию… У Джорджа просто кончалось воображение.

Гермиона странно смешалась и ответила как-то неопределённо, бегая глазами по трубам вокруг:

— Все нормально, Джордж, он поймет, — она отвела взгляд.

Еще больнее. Ну, куда уж больнее? Гермиона почувствовала, как ее руки слабеют. В вихрь этого идеального шторма, причиной которому была она, врезалось еще и это.

Каждый раз, когда речь заходила о ее псевдо браке с Роном, Гермиону подташнивало. Каждый раз, вскользь упомянутая фраза или вопрос, больно кололи целым букетом отрезвляющих шипов. Джордж всегда видел в ней жену своего брата. На что она вообще надеялась? Еще одно подтверждение глупости ее поступка — ее побега. Зачем она это сделала?! Но иначе….

Хранение тайны еще, куда ни шло, но Джордж ей нравился. Было больно, как минимум неприятно — каждый раз врать и каждый раз слышать опровержение собственных надежд. Каждый раз быть неспособной просто сказать о том, что она чувствовала.

Вот и сейчас. Что она должна была ответить? Рон поймет. Это ведь было правдой. Это было правдой настолько, насколько Гермиона имела право описать его реакцию — сложившуюся ситуацию — сейчас, пока договор о фиктивном браке еще не был расторгнут. Пока ее язык все еще был связан обетом.

И все же, она не могла не ощущать остро этой пантомимы. Вот Джордж стоял перед ней, вот стояла она. Гермиона чувствовала себя шаром — огромным бетонным слитком, который, раскачиваясь на цепи, разрушает Джорджа удар за ударом. Ложь за ложью.

Джордж воспринял слабое бормотание Гермионы как очередную невнятную отговорку.

— Но черт, Герм, — он сложил ладони домиком вокруг рта и проговорил в них с легким эхом. — Я и сам не понимаю, что ты творишь. Почему ты это сделала? Зачем?! Это нелогично, это опасно! Тебя бы выпустили через пару недель. А теперь… Теперь мы все в большой заднице! И ты!...

«Почему ты такая?!»

— Слушай, — Гермиона решительно посмотрела на него, хотя ее голос дрогнул. — Эта гора… Дело последних лет моей жизни и я... я…

«Какая глупость!» А что ей было сказать ему? Она не могла признаться. Не могла открыть идиотской иррациональной правды: «Все только из-за тебя, Джордж».

Только вперед.

Джордж видел, как Гермиона снова замялась, словно искала слова, и, в конце концов, стараясь говорить как можно более твердо, бросила быстро и неразборчиво, отмахиваясь рукой:

— В общем, это важно для меня, Джордж. Вот.

Несколько секунд тихого сопения спустя она добавила, оправдываясь немного жалобно, и он вдруг почувствовал всем своим существом, как сильно она действительно жалеет, стараясь казаться контролирующей ситуацию:

-И да, я выкопала себе, вам, своим родителям — всем выкопала могилу! Но я просто не могла по-другому. Вот.

Твердость в ее голосе смешалась с судорожным вздохом в конце.

— Ладно… — Джордж кивнул.

Негодование спало резко.

Он опять прижал ее к своей груди. Что еще им теперь оставалось делать, в конечном счете? Могила была уже вскопана, как правильно подметила Гермиона. Теперь, единственный выход -постараться не свалиться в нее как можно дольше и успеть как можно больше, чтобы все оказалось не зря.

— Что мы должны сделать? — он ободряюще сжал плечо Гермионы.

Но, не смотря на то, что внешне он выглядел спокойным, в голове у него зазвучал тревожный звоночек.

— Пошли. Я все объясню по пути, — Джорджу показалось, в ее глазах мелькнула облегченная улыбка.

Она развернула его за руку и второй раз за день потянула за собой.

«Соберись!» — шептала про себя Гермиона. Ворох безвозвратности обступил их со всех сторон, и из него было не выпутаться человеку со слабой волей. Она не могла изменить то, что натворила, так пусть хотя бы ее тело будет идти вперед и делать то, чему его учили.

Стоило им ступить несколько шагов вперед, как у самой кирпичной стены, в которую упирался трап, Джордж, наконец, увидел узкий закрытый решеткой поворот вправо и дверь в самом его углу.

— Сюда, — Гермиона повернула металлическую ручку, юркнув в стальную клетку. — Я сделала этот тайник на всякий случай после того, как вернулась из Лхаса, понимаешь?

Джордж расплывчато промычал в знак согласия, ныряя за Гермионой в открывшийся дверной проем.

Вокруг он увидел очертания комнаты — темной коморки с единственным косым лучом света, проникавшим сквозь зашторенное наполовину небольшое окно.

— Работа такого рода связана с риском, — пробормотала отрешенно Гермиона, продвигаясь наощупь к чему-то походившему на шкаф в дальнем углу комнаты. — За мной!

Ее темная тень на противоположной стене махнула Джорджу рукой.

— Мы же работаем с воспоминаниями — с данными. Кто знает, какой информацией будет обладать тот или иной клиент: преступники, министерские чиновники…

Ее слова доходили до ушей Джорджа, они просачивались в его мозг, но не оставляли там отпечатка. Он слушал, словно сквозь толщу воды, сквозь свою собственную установку к действию.

— Нас готовили к работе со всеми типами людей…

Перед Джорджем распахнулось черное очертание двери.

— …и естественно нас готовили к тому, что может из этого получиться. Тренировали проходить следовательские допросы, сопротивляться сыворотке правды, предостерегали создать путь отхода…

— Это наш путь отхода? — Джордж выхватил окончание фразы, переступая порог и недоверчиво косясь на плохо освещённую лестницу, окруженную бетонными стенами.

— Да, — Гермиона начала спускаться. — А то был мой тайник со всем необходимым.

— Ты ведь взяла не все, — Джордж последовал за ее спиной, перескакивая через две ступеньки и поворачивая резко на лестничной клетке.

Гермиона проигнорировала его замечание — в очередной раз:

— Сейчас мне нужно добыть палочку.

Они преодолели еще два пролета.

— Нам придется немножко погрузиться в мир подпольной торговли, — она резко обернулась, вновь обнаженная перед Джорджем без своей строгой маски. Ее глаза пылали умоляюще, и он поддался. — Боже, мне так жаль, что ты видишь меня такой!..

Гермиона спрятала в руки лицо.

— Тише! — Джордж устремился вниз к ней. — Не будь дурочкой, Грейнджер, — поддел он ее как можно веселее, аккуратно приглаживая пальцами ее идеально уложенные в ракушку волосы и называя девичьей фамилией. — Кому-кому, а уж мне судить?! Я поражаюсь и восхищаюсь!

Здесь он слукавил. Он больше поражался, чем восхищался. Ему все это не нравилось. Все, во что они ввязались.

Звоночек превратился в колокол, и стучал уже набатом. Необъяснимое беспокойное чувство. Он понимал его, но пока еще не мог придать форму словами. Или не хотел…

— Пойдем, — сказал он. — Пойдем, посмотрим на твою подпольную империю.

Гермиона рассмеялась, и толкнула его легонько в грудь. И снова все перевернулось с ног на голову. Будь Джордж павлином, он бы гордо распушил перья, смакуя этот ее жест. Рядом с ней он вновь ощущал себя тринадцатилетним подростком, и, может, именно за то чувство, что дарило ему присутствие Гермионы, он так особенно ее любил.

Она позволяла ему забыть на мгновения обо всей той черноте, поджидавшей за углом прошлого. Ее улыбка, словно яркий свет факела, рассеивала мглу, дарила ощущение безопасности, может, ложной, и проблемы — знал Джордж — боль, воспоминания и утраты, никуда не девались на самом деле. Они навсегда останутся с ним, но в ее присутствии... Нет, в ее присутствии они блекли, теряли остроту. Меркли, слабыми тенями оттесненные по углам — больше не такие важные.

Так было и сейчас. Рокот опасения стал глухим в его голове. Почти исчез в это мгновение.

Джордж вместе с Гермионой преодолел последний пролет. Когда дверь подъезда распахнулась, их глаза ослепил яркий свет. Присмотревшись, он различил иероглифы на вывесках прямо под английскими буквами. Это был Китайский Квартал.

В ушах тут же зашелестел разношерстный шум. Машины с бешеной скоростью проносились по блестящей от влажности дороге, а люди на тротуаре с недовольным бормотанием обходили Гермиону с Джорджем в своей спешке. В открытых лавчонках через дорогу торговцы-маглы выкрикивали, зазывая покупателей, свои специальные предложения.

— Сюда, — шепнула Джорджу на ухо Гермиона, перед тем как податься вперед по тротуару.

Теперь опять реагировало его тело, а не его мозг. Он просто шел за ней, впитывая события и сбивая препятствия, как ледокол крошит замерзшую корку на своем пути, а растение пробивается сквозь землю, извиваясь меж камней.

Они скитались по магическому китайскому кварталу. Заглядывали в маленькие магазинчики, собирали какие-то снадобья и зелья у подозрительно косящихся пожилых ведьм. Гермиона складывала все в небольшую черную сумку, купленную на первом или втором повороте — Джордж уже не помнил.

Заглянули в небольшой закуток, и там, у седого китайца с лысой головой и одной только косичкой на затылке, Гермиона приобрела себе палочку с сердцевиной похожей на ее прошлую. Китаец запросил непозволительно много и плотоядно скалился на них всю дорогу, пока она рассчитывалась и проверяла несколько заклятий. Джордж готов был поспорить, что если бы не пятнадцатилетний мальчонка, вбежавший и шикнувший быстро: «Мракоборцы, Мастер Си-Зу! Сворачиваемся!», жадный пигментно-желтый старик парализовал бы их обоих и ограбил прямо на месте, в этом темно-синем заплесневелом среди стен и труб закоулке.

Тревожный звоночек не переставал отдаваться тонким пронзающим дребезгом где-то на задворках сознания Джорджа.

Гермиона вздрогнула, когда мальчишка предупредил торгаша о мракоборцах

— Пора, Джордж, идем! — она взволнованно заспешила к другому выходу из переулка, пряча на ходу палочку за пояс.

Спиной она почувствовала, что Джордж следует за ней. Гермиона заметила сразу — понимала, что его внешний вид не скажет правды о его мыслях. Он просто реагировал — существовал сейчас, как и сама она. Но в его голове…

Гермиона боялась представить, что он о ней думал, и в то же время признавала: что бы это ни было — то было правдой.

Только вот на плечах она все еще чувствовала тепло его ладоней. За сегодня он прикоснулся к ней больше, чем за несколько лет их общения. Почему сейчас? Почему при таких обстоятельствах? Гермиона не заслужила все это!

Внимательно осмотревшись, они сиганули по тротуару. Пару минут спустя, впереди показался поворот на Чарринг-Кросс-Роуд.

— Осторожно, — шепнула Гермиона через плечо.

Джордж увидел на углу двух мракоборцев, с видом ищеек оглядывавших перекресток.

На секунду мелькнула мысль сдаться и покончить со всем.

— Сюда! — Гермиона нырнула в застекленный магазинчик.

На витрине Джордж успел разглядеть манекены в магловской одежде.

Гермиона проследовала между стройных рядов с вешалками. Джордж пытался не отставать от нее, но все-таки обернулся и увидел через стекло, как мракоборцы перешли улицу и направляются прямо к магловскому магазинчику.

— Скорее, Джордж, — шикнула Гермиона.

Она подхватила с низкого столика серый шарф и ткнула Джорджа в бок, указывая на мужской манекен в сером пальто и водолазке неподалеку. Послушно прошмыгнув к вешалкам под моделью, Джордж сгреб несколько вещей в охапку и поспешил за Гермионой.

Они чуть не сшибли два женских манекена в сарафанах, и свернули в детский отдел, а оттуда в узкий зеркальный проход с кабинками. Гермиона с ловкостью и непонятным Джорджу мастерством отгадала незанятую кабинку, ничем не отличающуюся еще минимум от десятка таких же, распахнула дверцу и прошмыгнула туда.

— Сюда, Джордж, скорее! — прошептала она, встаскивая его за рукав.

Внутри кабинки оказалось тесно: со всех сторон крючки и зеркала в пол. Джордж не успел толком осмотреться, потому что Гермиона вдруг стащила с себя пальто Джеркинса вместе с пиджаком, а затем одним стремительным движением и блузку. Он сглотнул, не в силах отвести взгляда.

— Переодевайся скорее, — щеки Гермионы запылали, и она поспешила натянуть подхваченный где-то серый свитер.

Джордж одернул себя, чувствуя, как заливается краской. Он отвернулся, пытаясь найти глазами крючок, куда смог бы повесить кулек набранной одежды, но вместо этого снова наткнулся на отражение Гермионы в зеркале. Миг, и она уже без штанов.

По шее пробежал жар.

Неловко Джордж стащил с себя рубашку, чтобы хоть как-то отвлечься.

Гермиона не удержалась и окинула торс раздевающегося рядом Джорджа взглядом. Ей стало жарко в только что одетом шерстяном свитере. По ту сторону раздевалки послышались шаги и два низких голоса.

Гермиона насторожилась, кидая на своего полураздетого спутника многозначительный взгляд. Она ведь специально выбрала детскую зону, значит двое взрослых мужчин маглов вряд ли бы просто так забрели сюда, особенно в немноголюдное утро вторника.

Соображать пришлось быстро. Оглянувшись молниеносно, она не обнаружила в кабинке ни одного стульчика. Джордж как раз просунул по локоть свои крепкие жилистые предплечья в рукава черной кашемировой водолазки, когда Гермиона с тишайшим писком: «Прости!» прыгнула прямо на него, обхватывая шею руками и обвивая ногами торс.

Джордж не успел сообразить, что произошло. Мгновение и он просто подхватил ягодицы Гермионы своими ладонями, ощутил ее мягкую упругую грудь ключицами, горячее дыхание губами.

Полуодетый свитер душил Гермиону, но она, тем не менее, извернулась и поднесла к губам палец, кивая подбородком вниз. Джордж в мгновение перевёл глаза к щели между дверцей кабинки и полом. Мимо прошаркали две пары мужских ног с волочащимися следом полами мантий.

Гермиона повернула голову. Вся розовая от неловкости она виновато посмотрела на него. Это был самый тяжелый момент для Джорджа. Он почти поцеловал ее, окутанный ореолом ее цветочного тепла. Изо всех сил он попытался приподнять ее выше, к животу, чтобы она, не дай Мерлин, не сползла и не почувствовала, как сильно он возбудился.

А та в свою очередь, не могла не думать о губах Джорджа оказавшихся так близко от ее собственных, о его мускулистых руках, сжимающих тиски вокруг ребер, и о горячих ладонях под ее бедрами. В животе затянулся тугой узел. Гермиона ощутила голодное желание прижаться еще крепче к оголенному твердому прессу Джорджа и зарыться лицом в его горячую шею, на которой играли от напряжения жилки, и пульсировала венка. Она бы коснулась той губами, втянула бы носом грубоватый аромат его горьковатого парфюма.

За дверцей снова послышались шаги. Две пары ног стремительно прошлепали обратно.

— Кажется, пронесло, — выдавил из себя Джордж, пытаясь отвлечься от животного желания, оттягивающего вниз весь его самоконтроль.

— Ага... — выдохнула Гермиона.

Она выскользнула из его рук и спорхнула вниз, к счастью или к сожалению, не задев его, словно окаменевший, детородный орган. Джордж ругнулся про себя. Все нутро его взвыло, когда контакт с Гермионой оказался разорван.

"Она жена твоего брата!" — прокричал мысленно Джордж.

И все же, ему на краткий миг показалось похожее сожаление в ее глазах. Могло ли такое быть или это просто распаленное похотью воображение играло с ним злую шутку?

Джордж совсем не к месту вспомнил их с Роном полупустую квартиру— никаких признаков брата. Нигде. Только Гермиона. А как она сказала тогда в зале встреч: "…заглянуть еще разок ко мне домой..."?

Знакомое злорадное желание вновь затопило голову Джорджа. Натягивая до конца колючую водолазку, он не мог перестать думать об этом. Не мог усмирить желания верить в то, что видел — что могло оказаться правдой. И ему так сложно стало удержаться не развернуть сейчас же застегивающую черный плащ Гермиону и не впиться в ее губы поцелуем — прижать к себе ее хрупкую фигурку так, чтобы она не могла дышать ничем кроме него.

Он даже дернулся в ее сторону, но тут тревожный звоночек опять издал свой пронзительный визг в его голове. Словно сговорившись с холодным потом, выступившим на задней стороне шеи, тот провозглашал теперь совершенно четко все то, что прежде Джордж смутно осознавал, но не мог сформулировать.

Холодная расчетливость Гермионы, ее план отхода, ее прошлое в Лхаса, ее отношения с Роном, ее сожаление в глазах секунду назад.…Знал ли он ее? Знал ли он вообще Гермиону?

Набат застучал в голове Джорджа, мучительно накрывая тенью светлое желание, но и распаляя только больше, делая только больнее. Все теперь казалось иным — запутанным и неизвестным. Будущее, настоящее, прошлое. Гермиона. Джордж.

Гермиона торопливо застегивала пуговицы, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. Потемневший взгляд Джорджа, когда тот отпустил ее, не давал сознанию покоя. Она не могла перестать фантазировать, пыталась одернуть себя: «Он разорвал контакт!».

Может, Джордж, как мужчина и не мог не отреагировать на ее близость, но это еще ничего не значило. Для Гермионы это ровным счетом ничего не меняло. Ее руки и язык все еще были связаны, а Джордж... И все же надежда, промелькнувшая в ее голове, вместе с чернотой его расширившихся зрачков, не могла не взрываться по ее телу маленькими фейерверками.

Хотя, безусловно, она просто преувеличивала. Перевозбудилась. Ей следовало угомонить свою фантазию.

Вся совесть за то, во что она втянула его полетела в тар-тарары…Вся ее собранность и сознательность меркли на фоне этого ничего не значащего взгляда. Этой игры света и тени в раздевалке.

Она сделала только хуже, что вообще прыгнула на него. Только сильнее затянула гайки.

"Как школьница, честное слово! — чертыхнулась Гермиона, дрожащими пальцами застегнув последнюю пуговицу на воротнике. — И все же, может бы-ыть...".

Надежда умирает последней.

Она замотала стремительно серый шарф вокруг шеи и схватила повешенную на крючок в спешке черную шляпку.

Джордж проследил это ее движение, как раз закончив со своим черным пальто.

— Уходим, — услышал он ее тихий неуверенный голос.

Утопая в потоке непрошеных мыслей и поиска подоплек, он открыл защелку на дверце кабинки.

Они вместе уставились в просвет на коридор. До поворота в торговый зал было чисто: среди бесконечных рядов с вешалками и постаментов с манекенами прохаживалась молодая мама с грудным младенцем на руках. Пусть к лестнице справа был свободен. Джордж пошел первым, хватая со столика с вещами очки-авиаторы.

Спустившись на первый этаж, Гермиона с Джорджем осторожно выглянули из-за перил, проверяя магазин на наличие мракоборцев. Хлопнула дверь.

За стеклом витрины показались два человека в темно-синих мантиях. Гермиона подождала пока они отойдут влево и скроются за стеной.

— Куда ты?!

Вместо ответа она подошла к невысокой стойке в углу, за которой светилась доброжелательной услужливостью молодая девушка.

— Пробейте прямо на нас, пожалуйста, — невинно улыбнулась Гермиона.

После минуты странных процедур с черной пищащей штуковиной вокруг их тел, продавщица спросила почти требовательно, щелкая чем-то за стойкой:

— Оплата наличными?

— Карточкой, — Гермиона засуетилась, вытаскивая откуда-то маленькую прямоугольную пластмасску с небольшим медным вкраплением на одной стороне. Эту вещицу Джордж видел прежде — у тайника среди труб.

Еще через несколько секунд «карточка» вернулась к Гермионе со словами: «Ваш чек, пожалуйста. Спасибо за покупку!».

Когда они вышли, крадучись, из магазина и оглядываясь осторожно по сторонам, позади на тротуаре Джордж заметил двух мракоборцев, внимательно рассматривающих противоположную улицу. Он скорее отвернулся и надвинул на переносицу очки

Как ни в чем не бывало, медленным обычным шагом они с Гермионой двинулись вперед. И снова инерция. Набат утих в голове, уступая место рефлексам.

Волосы Гермиона, видимо, выпрямила заклинанием еще в раздевалке в магазине, и теперь те прямой россыпью лежали на ее плечах, выглядывая из-под шляпы. Не оглядываясь, Джордж и она дошли до поворота на Чарринг-Кросс-Роуд. Зашли за угол, нырнули в узкий проулок между домами слева. Пронесло.

— Малфой... — выдохнула Гермиона. — Как его забрать?

Она сосредоточенно посмотрела Джорджу в лицо.

— Он дал мне свой адрес в Дувре.

Джордж протянул ей огрызок с виллой на фотографии.

— Па-де-Кале?.. — Гермиона прищурилась, разглядывая волны, прибивающие к скалам свою белую пену. — Сомнительно. Ее ведь разнесли в щепки пожиратели.

Джордж переступил с ноги на ногу:

— Он сказал, туда не сунутся так скоро.

— Что верно, то верно, — Гермиона кивнула, насупившись. — Не скорее чем в Мэнор и усадьбу в Уэльсе.

— Тогда аппарируем?

— Давай ты, — она обхватила его крепко выше локтя.

Джордж сделал глубокий вдох, и их потянула в свой резиновый тугой плен темнота.

Секунду спустя лицо омыл холодный ветер. Ступни моментально увязли в песке. Джордж поднял глаза, заглянул поверх головы Гермионы и ее развевающихся на ветру прямых волос. Чуть дальше, на высокой белой скале виднелись развалины.

Куски камня громоздились мелкие на крупных, и покосившиеся балки торчали то здесь, то там, врытые в землю. Не уцелело ничего. Только слева, все еще лесенкой вгрызался в воздух остаток второго этажа, и с деревянных зубцов свисала рваная перина утеплителя. Флюгер расшатался, мотаясь длинной острогой из стороны в сторону. Некогда величественное загородное поместье чистокровной семьи превратилось в развалины — обломки прошлого, уже занесенные кое-где песком времени.

Гермиона с Джорджем переглянулись, и ничего друг другу, не говоря, двинулись, зарываясь носами ботинок в песок, к омываемой морем скале. Волны нещадно хлестали, пытаясь добраться своими белыми языками до вершины, но им было не суждено. Что-то просто не тонет.

* * *

Малфой сидел у костра на берегу и потягивал тоскливо ром. Все его существо сосредоточилось в горлышке бутылки. Он слишком много пил. Но Уизли задерживался уже гораздо дольше допустимого. В три он должен был встретиться с Грейнджер. Максимум на час, рассуждал Малфой. Еще максимум час на личные дела, но потом уж, он надеялся, Уизли соизволит объявиться. Однако уже перевалило за шесть, и начинало темнеть.

Драко становился нервным. У него прямо под кожей зудело от бездействия. Ощущение, копившееся последние месяцы, наконец, достигло размеров огромной вздувшейся язвы, и он готов был взорваться от негодования, от страха и от сознания собственного невежества и беспомощности.

После того, как он вспомнил Сояллай, счет перешел на часы. Когда вспомнил Бриель — на минуты. Он удивлялся, как мог так спокойно пить и слушать откровения Уизли только вчера ночью. Все дело было в шоке, это точно. Драко сам еще тогда не поверил. Оттягивал момент, зная, что когда кто-то еще увидит окровавленное тело Бриель повисшее на канате, это перестанет быть просто сном или видением. Это станет реальностью.

Он аппарировал сюда почти сразу, как проводил Уизли. Забился в погреб, тесный и отсыревший, как белье после дождя, ухлебал залпом прихваченную склянку "Зелья без снов" и отрубился в одному Мерлину ведомой позе. Поутру он очухался и принялся пить вприкуску с какой-то пресной едой, собранной ему домашними эльфами.

Драко никому не сказал куда отправился, даже родителям. Единственным человеком, кроме Уизли и, надо полагать, Грейнджер, знавшем о его планах, был Ганс Розенберг — его адвокат. Драко сразу же отправил тому записку, как только пятки Джорджа исчезли в камине.

Он просил Ганса о помощи и об убежище, но ответа так и не дождался. Решив, что оставаться в Мэноре дольше — слишком опасно, Драко, скрепя сердце, аппарировал на Па-Де-Кале. Теперь оставалось только ждать. Ждать в абсолютной неизвестности. И это сводило с ума.

Он метнул со злости недопитую бутылку в огонь. Послышался звон, а потом хлопок, и пламя на секунду вспыхнуло ярче. Вверх повалил клубящийся дым.

— Ты идиот, Малфой?! — услышал Драко вдруг знакомый визгливый голос с подветренной стороны клифа.

Повернул голову, и узрел, как к нему, пыхтя, несется Грейнджер, а за ней с тяжелой миной еле поспевает Уизли.

— Какого?.. — он выпучил глаза, когда она с разбегу пнула горсть песка в огонь. — Грейнджер?.. Ты же, мать твою, должна быть в тюрьме! Уизли, что здесь происходит?

Малфой с надеждой вскинул взор на Джорджа.

— Она сбежала, — в голосе того было не больше знания, чем в голове у самого Драко.

— Ты что?! — визжание Грейнджер разрезало соленый ночной воздух. — Совсем ополоумел?! Нельзя ни знаком показывать, что ты здесь!

Драко очнулся от своего ступора:

— Какого хрена ты тут хозяйничаешь, Грейнджер?! — он подскочил с корачиков, приближаясь вплотную к ее темной на фоне летящих во все стороны искр фигурке. — Возомнила себя всемогущей?!

С тех пор, как Драко вспомнил о Сояллае, он постоянно чувствовал эту необъяснимую злость на Грейнджер. Она слишком глубоко сидела у него в печенках. Знала и видела слишком много.

Сначала Малфой радовался, как ребенок за возможность прозреть, которую она подарила ему, а потом ненавидел — потому что, только благодаря Грейнджер он мог ощущать эту боль сильнее, чем прежде — зная причину — зная, как все было на самом деле.

И Грейнджер делила с ним это чувство все это время. Делила или притворялась, что делит. Подбиралась ближе и ближе, словно мерзкое расчетливое земноводное, скрываясь за кромкой поддерживающих улыбок — подслащенной пилюлей для своих пациентов. А когда он, наконец, вспомнил все, отвернулась — оставила одного в момент, когда он был наиболее уязвим благодаря ее изощренным техникам.

Драко даже не мог вспомнить, после какой по счету рюмки забрел в кабинет Уизли. Наверное, только жадное любопытство и дикое удивление обнаружившимся внезапно у того чувствам к Грейнджер, удержали Малфоя тогда на плаву.

Он словно переключился со своих страхов и боли на мимолетные страсть и горе, сверкнувшие в глазах Уизли там, на промерзшей набережной Темзы. И лишь, когда он окончательно потопил в водке отклики выстроившегося в голове воспоминания, ужаса, он отправился в Министерство к Рыжему, чтобы хоть как-то отвести душу. Кто же знал, что душу отведут они оба, а Джордж окажется в разы лучшим лекарем, чем Грейнджер с ее степенями и уловками.

— Ты псих, Малфой! — разъяренное лицо последней выросло прямо перед носом Драко, угрожающе освещенное только снизу. — Что ты вообще собирался сейчас делать?! Как вы собирались выбираться?!

Она вскинула руками на Джорджа. Тот же попытался двинуться с места, но незримые гири не позволили его ногам сделать этого. Джордж вдруг почувствовал такое безразличие. Пусть сами разбираются.

Он стыдил себя — пытался заставить вмешаться, но не мог. Что-то останавливало его. Может то, с каким болезненным Jamais Vu[1] он пронаблюдал, приближение Гермионы к Малфою: руки в боки, подбородок угрожающе вздернут, лед в голосе и глазах? Он не узнавал ее.

— Я написал письмо Розенбергу! — Драко передразнил позу Грейнджер, вполне сознавая, что лишь пытается выкарабкаться из ловушки, которую она над ним захлопнула. Сучка слишком хорошо знала ситуацию. И все же кое-какой козырь у Драко был припасен: — Сначала мы с Джорджем аппарировали бы во Францию... — он с благоговением словил взглядом вскинутую бровь Грейнджер.

Да, он назвал Уизли по имени вслух. Было за что, однако. Тот до сих пор не принял ни чьей стороны, и Драко плавился внутри от этого легкого превосходства. Возможно, назвав его по имени, он надеялся одной частичкой своего сознания завоевать таким образом расположение Уизли, обратить того против Грейнджер, хотя и знал, что подобное в принципе не возможно.

— ...у меня там связи, — холодно выродил он. — Помнишь Чжоу Чанг? Так вот!.. У нее в Париже имеется парочка заведений. Невинной букашке есть, где сныкаться...

— Это ты себя-то назвал невинным?! — Грейнджер глухо рассмеялась. — Ты невиновен разве что в том, что родился безмозглым!...

Рука Малфоя сжалась в кулак. Он дернулся — почти занес ту для удара, но незримое бдение Джорджа за спиной остановило его. Драко замешкался всего на секунду, а Грейнджер уже продолжала пылко, насмешливо кривя губы:

— Аппарировать! Ну, надо же быть таким идиотом! Тебя ищут, Малфой! А теперь еще и Джорджа, но это ладно... — она расхохоталась. — Предположим, последнего ты не знал, но аппарация через границу!.. Тебя же отследят в два счета!

Слова застряли в горле Драко. Он хотел плюнуть ей в лицо, ударить. Ударить себя и себе в лицо плюнуть, если бы мог.

— И что ты предлагаешь?.. — выдавил он, словно мочу гоблина из сырой тряпки выжал.

Грейнджер самодовольно ухмыльнулась. Как всегда, она наслаждалась своей маленькой победой над ним. Тянула низзла за яйца. Раздражала. Сколько раз в кабинете ее центра Малфой готов был черпнуть отдушки из блюдца на столике, и пульнуть в ее полуприкрытые задумчивые глаза.

— А как, по-твоему, нам пересечь границу, если не одним из магических способов?! — она посмотрела на Драко как на годовалого ребенка.

Идея Грейнджер потихоньку начала просачиваться в охмелевшие уголки разума.

— Магловским, — послышался из-за спины тихий голос Джорджа.

Малфой повернулся. Тот стоял в темноте, скрестив руки на груди и серьезно вглядываясь в затухающие уже угольки костра. Грейнджер добилась-таки своего. Потушила.

— Что?!.. Какое, на хрен?!.. — Драко вопросительно уставился на Джорджа, ожидая поддержки. — Вы издеваетесь, верно?

Он перевел взгляд на Грейнджер.

— У тебя нет выхода, — холодно парировала та. — Я сейчас позвоню другу, он все сделает.

— Другу? — Джордж напрягся, подходя, наконец, ближе к потухшему костру и Малфою с Гермионой. Здесь было теплее.

— Это долго объяснять... — Гермиона юркнула из поля зрения, туда, откуда доносился шум плещущихся о скалы волн.

Малфой тухло улыбнулся:

— Дру-угу... Долго объяснять...

— Бога ради заткнись! — Джордж посмотрел на горизонт. Туда, где еще виднелся тонкий переход из черного в ультрамариновый. — Я видел, как ты чуть не ударил ее. Не смей.

Он холодно окинул Малфоя взглядом.

Драко понял, что означал этот стальной тон. Уизли выбрал сторону. Знал ведь, дурак, с самого начала, что так и будет. «Почему же это все равно так бесит?». Все внимание Грейнджер! Теперь она звезда парада, а на Драко плевать.

Странно, но он чувствовал себя ущемленным. Но не только выбором Уизли — самой ситуацией. Грейнджер же сбежала из тюрьмы! Тот еще нонсенс, однако именно это теперь на повестке дня. Волнует ли кого теперь вообще Бриель? Или только Драко? Волнует ли кого теперь Драко?

Из темноты, наконец, появилась Гермиона, и Джордж уже без удивления приметил в ее руке маленькую черную коробочку с антенкой. Видимо и этот прибор, она неспроста взяла из тайника.

— Я позвонила Кристофу… — начала Гермиона.

Еще одно темное пятно. Кто такой Кристоф?

— …он подгонит машину...

Но договорить она не успела. Темнота вокруг засияла вспышками белизны. С громкими хлопками, откуда ни возьмись, начали появляться фигуры.

— Стоять, ни с места!...

Джордж опять не успел отреагировать — его утянуло в давящую тьму. Мгновение спустя Гермиона выпустила его руку, и он увидел рядом согнувшегося пополам Малфоя в свете уличного фонаря.

— Скорее! — крикнула Гермиона. — Аппарируем каждый по отдельности в любое место, а потом на Виктория-Пьер.

Не успел Джордж осознать ее слов, как Гермиона с поворотом и хлопком испарилась в воздухе.

Джордж с Малфоем переглянулись. Последний аппарировал на долю секунды раньше.

Ноги Джорджа коснулись пола в квартире Ли Джордана. Не успел он рассмотреть дернувшуюся за спинкой дивана макушку друга, как темнота снова поглотила все вокруг и живот скрутило. Бедняга Ли, что он подумает?

Джордж приземлился в маленьком порту. Рядом било море, и почти сразу он увидел бегущих к нему с разных сторон Малфоя и Гермиону.

— Теперь дайте руки, — выдохнула последняя, протягивая ладони. — Думаю, так безопаснее, на случай если они могли что-то услышать или закинуть эти новые следящие примочки.

Все трое взялись за руки, и Гермиона аппарировала всех троих в новое место. Когда под ногами снова почувствовалась почва, Джордж не увидел вокруг ничего. Только мглу. Но постепенно глаза привыкли, и он различил вдали неяркий свет и силуэты домов.

— За мной, — Гермиона все еще тяжело дышала от бега. — Думаю, Кристоф еще не подъехал, можно не бежать.

Она побрела медленным шагом куда-то вперед. Джордж с Малфоем поплелись вяло за ней.

Сочувствие к последнему все еще оправдывало грубость того в глазах Джорджа. Парень, как-никак, пережил шок. Вспомнишь такое! Да и Малфой все— же не ударил Гермиону… Джордж понимал одной частью своего сознания, что сегодня слишком часто пытался наделить людей теми качествами, которыми они вполне вероятно не обладали.

Было в этом что-то жалкое — попытка удержаться за борта прошлой жизни. Тревожный звоночек выстукивал дробь очевидного: Джордж ни черта не знал о людях, с которыми очутился в бушующем море бед. Но, тем не менее, он до сих пор ничего не предпринял. Кодекс бутылки? Любовь?

Свет от домов приближался, и небо перестало быть угольно-черным. Большой желтовато-зеленый кусок темного полотна, раскинувшийся над неизвестным городом. Где-то справа послышался гудок.

Джордж дернулся. Вдалеке правее огней шоссе светились в лучах ярких ламп железной дороги линии электропередач. Загрохотал приглушенным стуком поезд.

Малфой шел последним. Ему не нравилась неизвестность. Но теперь она все же была другого рода — не та, что на пляже и до того. Теперь они куда-то шли. Хоть куда. Двигались к цели, да и у Грейнджер было подобие плана. Пусть Драко не одобрял ее методов, он был одной частью сознания все же рад, что будущее стало более определенным. По крайней мере, таковым оно теперь казалось. Движение создавало иллюзию действия, а действие облегчало душу. Впереди выросли три невысоких здания — квадратные коробки, окружавшие яркий маленький дворик.

— Кристоф мой двоюродный дядя. Магл. Ни слова о магии, — обернулась Гермиона, когда они проходили в арку между двумя домами. — Лучше, вообще молчите.

— Хорошо, — кивнул обрадованно Джордж.

Тепло комфорта разлилось тонкой струёй по его телу. Не все было настолько мрачно и не изведано. Кристоф был лишь дядей, а не очередным подпольным торговцем-преступником, или того хуже.

Источником света во дворике оказался большой белый фонарь. Он возвышался в левом дальнем углу и слепил косыми лучами. На маленькой парковке у ближайшего здания были припаркованы несколько магловских автомобилей. Выглядели они странно — гораздо более чудаковато, чем тот, на котором в девстве Джордж с Фредом и Роном выкрали Гарри из дома его тетки с дядей.

Эти были все как одна высокие и гладкие, блестели в свете фонарей и походили на овальные капельки на колесах.

— О, вот и он, — Гермиона подалась вперед, и Джордж заметил в просвет между соседними домами отблеск фар.

На секунду автомобиль исчез за одним из зданий, и затем прямые лучи белого света ударили по глазам. Машина ехала прямо на них, появившаяся из-за поворота. Когда расстояние сократилось до пяти метров, послышался визг тормозов и через несколько секунд из передней дверцы вывалился тучный мужчина лет пятидесяти.

Он о чем-то пошептался недолго с Гермионой, несколько раз обнял ее и потом, прощаясь, похлопал по плечу. Перед расставанием последняя чиркнула что-то в маленькой книжечке, которую достала из кармана, вырвала листочек и протянула тот дяде. Скорее всего, это был еще один вид магловских денег. Затем Гермиона подала Джорджу с Малфоем знак рукой, и они проследовали к горящему фарами автомобилю.

Драко с уже знакомым чувством омерзения залез на заднее сидение высокого магловского автомобиля. Однако признать, что в этом было намного комфортнее, чем в тех, что он сидел прежде, ему все же пришлось. Сидения, кожаные и высокие, плавили уставшее тело своей мягкостью. Ноги, казалось, можно было при желании вытянуть хоть в полную длину, а в самом салоне приятно пахло чем-то сладковато-свежим.

— Это премиум класс, Малфой, — самодовольно кинула с переднего сидения Грейнджер. — Все для твоей аристократической задницы.

Машина тронулась мягко. Мотор приглушенно заурчал.

— Если бы я понимал, что ты несешь, дал бы тебе конфетку.

Он чувствовал себя безвольной марионеткой на этом большом шикарном диване на колесах.

Конечно, ведь прежде Драко так усердно пытался удержаться во главе парада, держать лидерство, хотя и совершенно не знал, что делать. Теперь же он уже абсолютно точно оказался во власти Грейнджер с ее мурлыкающим катящимся вперед монстром. Куда же, черт возьми, он катился? К чему все это приведет?

— Куда мы едем, Грейнджер? — Малфой просунул голову между передними сидениями, впиваясь подушечками пальцев в светлую кожу.

Гермиона ответила не сразу. Она не водила машину с тех пор, как приехала из Лхаса, в первые полгода отучившись на права — зная, каким будет один из ее отходных путей.

Рука непроизвольно потянулась к магнитоле. Тихая музыка затопила темный салон. Гермиона повернула, наконец, из дворика на узенькую подъездную дорожку, которая вела к освещенной дорожной магистрали.

— Ты вообще меня слышишь, Грейнджер?! — донеслось до ее ушей раздраженное замечание Малфоя.

Как же он злил ее весь этот вечер. Она не могла даже объяснить толком почему. Еще пару часов назад, все сводилось к привычным жалости и сочувствию, заинтересованности, докторскому сопереживанию. Сейчас же Гермиона готова была убить Драко. Невольно, она винила во всем его. Все чувства, снедавшие изнутри последние несколько дней, в особенности часов, нашли отдушину в лице Малфоя.

Это из-за него ей пришлось подставить себя с Калгари. Из-за него Джордж мог уехать на Сояллай один. Из-за него она сбежала из тюрьмы. Из-за него ее родители были сейчас в опасности, из-за него Веллингер считал ее предательницей.

Да, все это звучало необоснованно жалко. Гермиона знала это. В конце концов, только сам человек делает свой окончательный выбор. И вина тут была только ее, и ничья больше, но все же... Она не могла не ненавидеть его. Не могла не злиться на него за всю его глупость, за лишние проблемы, за бесконечные споры и капризы. Малфой раздражал ее сейчас — довел до белого коленья своими выкрутасами по поводу того, куда и как им ехать. Своими дурацкими чистокровными предубеждениями, которые до сих пор так усердно отказывались выводиться из-под его кожи, даже когда на кону стояла свобода.

— Мы не должны показываться в магических частях мира, пока добираемся до Сояллая. Хватит с нас и его самого, — безапелляционно заявила она, глядя на приборную панель. — Сейчас мы пересечем границу с Францией через Ла-Манш.

— Это как? — Джордж тоже проснулся от своего забытья и повернул на нее голову.

— Увидите, — в груди у Гермионы потеплело на секунду от родного голоса, но тут же по спине пробежал колющий холодок.

Он был так спокоен, когда Малфой ее оскорблял там на пляже. Он не вмешался. Острые зубцы капкана, щелкнувшего вокруг ее лодыжки только сейчас стали видны из-за высокой травы сумбурности. Гермионе стало почти физически больно.

Если бы обернуть все вспять… Может, можно сдаться? Может, это оправдает Джорджа? Но тогда.… Тогда он уйдет с Малфоем.

Вперед… Только вперед. Действовать. Действовать.

— Потом, — продолжила Гермиона размеренно, выправляя машину на главное шоссе. — Внутри страны, можно аппарировать. Границу с Германией пересечем на поезде. Но все же... Нужно где-то переночевать во Франции. Спрятаться.

Она зарывалась в этом действии. Пряталась от реальности. Заглушала свою совесть нелепой надеждой. Повторяла самой себе, словно мантру: «Мы найдем девушку Малфоя, и меня оправдают в связи с открытием. Все будет хорошо!». А все сомнения «Но ты же сбежала из тюрьмы. Это другое!» Гермиона гнала прочь.

— Мы не знаем, что ждет нас на Сояллае. Примет ли нас Розенберг, или придется действовать впопыхах и с оглядкой. Лучше хорошенько отоспаться сейчас, пока есть возможность.

— На счет Розенберга не волнуйся, Грейнджер. А сныкаться во Франции я предлагаю у Чжоу! Лучше места ты просто не найдешь!

— Я же сказала, Малфой! Ты глухой?! — Гермиона хлопнула рукой по рулю.

Послышался гудок по ту сторону кузова.

— Черт бы тебя драл, тупая...

— Довольно! — Джордж не выдержал..

Его стальной тон обрубил мигом все пререкания. Обрубил фразу Малфоя, которую тот чуть не закончил. Джордж почувствовал это — услышал наперед, как Малфой чуть не назвал Гермиону грязнокровкой. И это определило все. Окончательно.

Если прежде он все еще давал Малфою мысленно шанс, спускал гадливость на усталость — теперь отвращение бесповоротно затопило его. Терпение накалилось и лопнуло. И почему Джорджа так разочаровала эта окончательная трансформация?

Ему не хотелось видеть настоящую личину Драко. Несдержанный высокомерный хам, склизкий слизень, в свои двадцать один все еще не способный воспринимать критику. Таковым он и был.

А тут еще и Гермиона. Одно дело, когда Джордж сам сомневался в ней, но другие не имели на это право. Оскорбляя ее, они оскорбляли и его. Так это чувствовалось

Малфой дал ему слово тогда в баре... Это стало последней каплей.

— Едем к Чжоу, — обронил Джордж сухо.

Он посмотрел в окно. Мимо проплывали темные окраины города и проносились другие машины. Вздохнув тоскливо на пейзаж, он буквально услышал сгущающийся в воздухе вопрос пораженной и возмущенной Гермионы. Это разозлило его еще больше:

— Герм, я слышал от Ли, — произнес Джордж, напряженно выделяя каждое слово, пока та снова не развела холивары. — У нее там, и правда, что-то вроде своей сети таверн. Куча скрытых ходов и комнат. Ли был в восторге.

Он повернулся к Гермионе, с горьким комком в горле любуясь ее точеным профилем на фоне желтых огней за окном. Все еще та же девушка, но уже другая.

Последние несколько часов он слушал ее беспрекословно, доверял и поддавался обстоятельствам, заглушал колокольчик, трезвонивший в его голове. Но сейчас, когда, сидя в машине, Джордж, наконец, смог обрести дух, когда появилась минутка подумать — необозримое море, прежде скрытое за бортом парохода с выгравированным на стенах девизом: «Бежать!», предстало перед его глазами во всей красе. И берега, теперь, когда волны перестали бить, все еще не было видно. Скорее напротив — одинокий горизонт, замкнувший в свое давящее кольцо три их жалкие душонки.

Джордж устал от неведенья. С него было довольно. Злость сформировала в нем силы сказать, наконец, «нет» — повернуть штурвал в свою сторону. Он принял решение ехать туда, куда знал.

Ли говорил ему о Чжоу и ее маленьком бизнесе. Это было хоть что-то знакомое. Это было в пределах досягаемости маяка его зоны комфорта. И еще, это было его решение, а Гермионе придется с ним смириться.

Джордж посмотрел на нее. Он вновь попытался свести знакомое родное лицо с поступками, которые совершила и совершала его обладательница.

— Ладно, — спустя какое-то время произнесла та — другая Гермиона. — Если Ли ручается...

Она тяжело вздохнула:

— Да поможет нам Мерлин...

Джордж отвел глаза. Со смешанным чувством он посмотрел на проносящиеся мимо кустарники. Гермиона продолжала ехать, как ни в чем не бывало. В этом была вся она сегодня. Где пряталась совесть? Откуда столько безразличия? Кто должен был нести ответственность? Отсутствие хоть малейшего такта там, на пляже, хоть малейшего раскаянья пять минут назад пока она опять собачилась с Малфоем. Джордж не узнавал ее.

Он вновь почувствовал раздражение. Нет, не только Малфой был источником оного. Сама Гермиона с каждым проплывающим мимо дорожным фонарем становилась все мрачнее для глаз Джорджа, словно вместе с ярким образом ее идеала блекло и растворялось в темноте ее лицо. Она казалась ему чужой. Было ли это разочарование? Примешивались ли к его аромату легкие нотки отвращения?

Дикое желание послать все к черту обожгло Джорджу легкие. Каким надо было быть идиотом, чтобы ввязаться в это?... Малфой? Самодовольно раздувался на заднем сидении, словно задетая пальцами рыба-ёж. Сейчас Джордж ощущал по отношению к нему такую неприязнь, если не сказать ненависть. Злость, гнев.

Как было бы хорошо, если бы он не согласился на предложение Малфоя — если бы сидел сейчас тихонечко в своем мягком кресле и перелистывал «Ежедневный пророк».

Вся эта авантюра будила в Джордже давно позабытые чувства азарта — ощущения адреналина в крови. И может, при всей разности обстоятельств и неуместности момента, это было не справедливо — думать только о себе, но Джордж не мог думать. Не мог не вспоминать и не тосковать. С катастрофической болью в его сердце отдавалось желание: если бы Фред был здесь... «Если бы только он был здесь, мы бы повеселились!».

Но Джордж несся один по этой дороге. И он не умел и не знал — каково это — быть на ней одному. Он боялся этого. Избегал все эти годы. Не потому ли он предпочел стать Зам Министра Магии? «Эти синие занавески…». Чем скучнее, тем лучше.

Спесивая дихотомия чувств выливалась в еще одно — самое главное. Не согласись он, как последний кретин, на оборотное зелье, Джордж бы никогда не увидел и не узнал Гермиону такой. Хотел бы он просто забыть обо всем, что видел…

Но впереди освещаемая фонарями и сигнальными огнями машин простиралась дорога.

Она петляла и вилась, то опускаясь, то поднимаясь. Мимо проплывали разноцветные знаки всех форм и размеров, по краям обступала тьмой пустота. На лобовом стекле периодически отражались блики и отблески чужих фар, рябили в салоне полосы встречных огней.

Потом впереди вдруг выросли светящиеся дверцы. Автомобиль нырнул под табличку с зачеркнутой надписью "Фолькстоун", потом под такую же зачеркнутую "Англию" и спустя меньше минуты подъехал к «дверям», оказавшимся шестью парами ворот для машин.

— О, черт! — взвизгнула вдруг Гермиона. — Чуть не забыла! Дайте скорее что-нибудь. Два предмета, что не жалко, скорее!

Машина медленно катилась в сторону ворот.

— Что за хрень, Грейнджер?! — подал сзади голос Малфой.

Джордж же схватил со своей стороны две небольшие листовки с изображением шин и сунул их торопливо Гермионе.

Она вырвала бумажки, и, одной рукой мечась между рулем и рычажком снизу, достала другой из кармана палочку и неожиданно трансфигурировала их в две маленькие бордовые книжечки со львами и единорогами на обложках — такие же, как та, что Джордж видел, Гермиона доставала из тайника.

Машина, наконец, остановилась. Гермиона опустила стекло, и Джордж с удивлением обнаружил, что прямо напротив ее лица нарисовалось небольшое окошечко.

Человек в ярко-зеленой форме, протянул оттуда руку и требовательным голосом попросил:

— Ваши паспорта.

Гермиона порылась в кармане и протянула ему свою бордовую книжечку и две, только что транфигурированных из листовок.

Мужчина в окошечке внимательно осмотрел Гермиону, потом заглянул мимо ее плеча на Джорджа и потом произнес шутливо:

— Третий, пока-жись!

— Малфой! — шикнула Гермиона, явно нервничая. — Не тормози, покажи лицо.

Малфой однозначно недовольный, но пришпиленный их с Джорджем синхронными грозными взглядами, высунулся между сидений и приторно оскалился мужчине в форме.

Тот же взглянул в книжечку, потом пошебуршал у себя за окошком, щелкнул чем-то и протянул все три "паспорта" обратно:

— Все в порядке. Можете ехать. Дальше просто следуйте указателям, и вас погрузят на поезд. Приятного путешествия! — он улыбнулся.

— Спасибо, — Гермиона подняла стекло и нажала на газ.

На ее лице Джордж прочитал явное облегчение.

— Думала трансфигурация может не прокатить. Нигде не читала прежде, вдруг запрещено. Мой-то паспорт настоящий, — говорила она сама себе. — Ух... Слава, Богу...

Они медленно покатились вперед к видневшемуся метрах в двадцати повороту налево.

— Кого ты все время благодаришь, Грейнджер? — Малфой зашевелился на заднем сидении, и Джордж увидел его вытянутые попрек ноги.

— Аналог Мерлина в магловском мире, — Гермиона повернула руль. — Здесь власти больше у него, так что смирись, — сухо добавила она.

Сзади послышалось только безразличное: "М-м...".

Еще несколько раз они проезжали в светящиеся ворота, спускались и поворачивали, петляя между столбиками и различными ограничителями. В конце концов, автомобиль спустился в какое-то крытое помещение, где по обеим сторонам протянулись железнодорожные рельсы и стояли два поезда.

Так, по крайней мере, предположил Джордж. Эти поезда не были похожи на Хогвартс-Экспресс. Передние вагоны их были вытянутые и застекленные, больше похожие на автомобили, которые он видел недавно на парковке в маленьком дворике. А позади выстроились стальные прямоугольные вагоны, схожие со зданиями на колесах — окна в них были редкие и маленькие, и высота почти в два раза превышала высоту переднего.

— Это скоростные магловские поезда, — перехватила его удивленный взгляд Гермиона и понимающе улыбнулась. — Грузовые, — подчеркнула она. — Точнее, даже не знаю... Специальные, для машин. Поэтому они такие странные.

Джордж промычал что-то нечленораздельное. Он не знал, что ей ответить, да и к тому же, все его внимание было приковано к раскрытому проходу в ближайшем из вагонов "для машин". Туда-то они, судя по всему, и направлялись.

Притормозив немного, Гермиона развернулась, и они въехали внутрь. Перед глазами открылся длинный коридор с двумя линиями для колес.

Какое-то время они плелись еле-еле вдоль по ним, пока мужчина в зеленой форме не подал знак остановиться у одного из проездов в следующий вагон. Затем он ушел, и проезд неожиданно запечатали три стальные двери одна за другой, откуда-ни-возьмись выдвинулась панелька с красными и зелеными кнопками, а еще спустя какое-то время поезд тронулся.

* * *

К Чжоу аппарировали прямо с вокзала Кале, оставив машину на парковке около границы и спрятавшись от глаз маглов в туалете.

Пристанище Чжоу располагалось в тихоньком районе недалеко от центра Парижа.

После портала между магловской и магической частью Джорджу, Гермионе и Малфою открылся парк. С невысокого холма к ним крест-накрест спускались две узенькие дорожки, вымощенные светлой брусчаткой. Вдоль примостились трехэтажные пагоды и невысокие домишки.

Малфой с невозмутимым видом наколдовал патронуса, прошептав: «Чжоу. Это по проекту» и пустил его в сторону холма.

-Что еще за проект? — Гермиона с любопытством оглядывалась по сторонам.

— Это кодовое слово, Грейнджер, — выдал ядовито в ответ тот. — Я не такой дурак, каким ты меня считаешь.

Джордж с безразличием отвернулся от них.

Минут через пять по одной из тропок спустилась взволнованная Чжоу Чанг. Джордж плохо помнил ее со школы. Черные волосы, болезненная тревога на лице. Она не особо изменилась с тех пор. Испуг, наверное, впечатался в эти черты навечно. Видел ли Джордж ее хоть раз улыбающейся? Он с сомнением покачал сам себе головой.

После кратких расспросов девушка провела их прямо по тропкам на верх холма, потом через небольшое травянистое поле позади всех семи пагод и пяти домиков. В самом конце, у трех раскинувших свои ветви буков она взмахнула палочкой, и из лунного полумрака, дрожа, выплыл темный силуэт двухэтажного строения.

Окна, или точнее то, что ими являлось в этом изогнувшемся на трех исполинах шалаше, светились несколько тускло, но все же весьма заметно на фоне обступающего сзади мрака.

Следом за Чжоу все вошли внутрь через появившийся низенький проход в стволе центрального из буков. Помещение за древесным коридором оказалось полукруглым.

По стене напротив входа вытянулась барная стойка, и массивный горбатый бармен бросал из ее угла недовольные косые взгляды, протирая стаканы грязновато-желтым полотенцем. С правой стороны лился тусклый коричневатый свет и слышались щелчки столовых приборов.

Там сидели трое волшебников, сгрудившись вокруг маленького столика, и о чем-то тихонько шушукались. Подле них лежали палочки и связки амулетов. Все трое подняли головы и недружелюбно оглядели новоприбывших с ног до головы. Один плотоядно оскалился и громко рыгнул. Его спутники раскатисто заржали, кривя свои обсохшие губы в беззубой ухмылке и похрюкивая.

Джордж отвернулся с отвращением. Со стены слева на него тут же выпучила глаза огромная голова тролля, уши которого старательно оплел паутиной паук, и восседал теперь гордо прямо на широком приплюснутом носу. Рон бы обрадовался этому зрелищу.

Чжоу вернула Джорджа к реальности, делая знак рукой. Она подвела их к стойке. Тихая музыка перемежалась со скрипом досок наверху и под ногами. У лестницы в дальнем конце дымила большой вытянутой трубкой потасканная годами ведьма в одном красном нижнем белье и с раздувшимися от бородавок губами. Под глазами ее темнели черные тени.

Горбатый бармен в оборванной мантии неприязненно гаркнул из-за стойки, хищно косясь на Гермиону:

-Что пить будем?!

Но Чжоу тут же осадила того. Она начала говорить что-то вроде: «Свои…» и «Как дома…», а Джордж слушал ее, следя за тем, как угрюмый бугай смягчается и наливает четыре полных бокала темного бургундского вина, и думал о том, как сильно они попали.

Только сейчас, в этом мрачном заведении, в окружении колоритных морд всех сортов, яма осознания открыла перед ним свои недра. Джордж, Малфой, Гермиона... Они были здесь своими — преступниками, скрывающимися от закона, как и все эти люди вокруг.

Он подумал о родителях. Если бы они узнали... Увидели это место? Разве мало было страданий на их голову?

Болезненная неприязнь уколола Джорджа. Это было сильнее того осуждения в машине. Гермиона... Гермиона поставила их будущее на карту, будущее его семьи на карту, будущее Рона на карту. Сбежав, без какой либо внятной причины она бросила их секрет публике, придала огласке происходящее.

Джордж опустошил поданный ему бокал залпом, ни кому конкретно не адресуя своего благодарственного кивка и не поддерживая завязавшейся беседы.

Он злился на Гермиону. Но не за себя — за своих близких. За маму, которая будет страдать, если все кончится плохо, за Рона…

Желание послать тому сову почти сорвало Джорджа с табурета у стойки, но хозяйка заведения опередила его. Чжоу спорхнула стремительно на пол и, зазывая их за собой, поплыла, виляя бедрами, к лестнице.

Они поднялись наверх. Ракушкообразное помещение с неоновыми лампами, протянувшимися вдоль потолка, словно змеи открыло перед ними свои чертоги. Лестница кончалась, упираясь закругленными перилами в стену подле окна.

Джордж удивился: на черных оконных рамах играли отблески света. Но откуда? Ведь хибара стояла на трех деревьях в лесу. Темном и мрачном. Он выглянул в окно, пока остальные расползались по комнате неторопливым цепным движением.

— Между первым и вторым этажами — слом, — это был голос Чжоу.

Она подошла к нему из-за спины и положила руку на подоконник совсем рядом с его запястьем:

-Посмотри, это Париж….

— Как такое возможно? — Гермиона приблизилась к балконным дверям.

Они были полностью стеклянными.

— Парижане нас не видят. Ну, вы же понимаете. Магический квартал рано или поздно заканчивается. А эти деревья слишком высокие — я решила использовать размер себе на руку. Забавно… Место чтобы скрыться — одно из самых живописных. Если бы только маглы могли видеть эту красоту! Иногда мне, правда, обидно за этих бедных людей. Однажды я проходила мимо, по магловскому кварталу... Это великолепно!

Джордж представил себе ветви трех исполинских буков, раскинувшиеся посреди шумного сияющего огнями города. А на них, завиваясь причудливыми формами вслед за древесными изгибами, зависла над головами прохожих потрепанная хибара. И из ее маленьких полукруглых оконец, маня своей загадочностью и уютом, лился теплыми лучами свет.

Только вот это ощущение было обманчивым.

Внутри не было уютно. Совсем нет. Джордж с грустью отвернулся от окна, поднимая глаза от протянувшегося под карнизом шоссе.

— Она просто появляется из воздуха? Или ствол тоже видно? — услышал он вопрос Гермионы.

Будничная восторженность ее тона выводила его из себя.

— У маглов есть эти деревья, но для них они пустые и мрачные, — Чжоу развернулась вслед за ним.

— А для нас?

— А мы видим только второй этаж, — Чанг прошагала в другой конец комнаты. — Кальян будете?

— Еще бы! — Малфой, все это время молча стоявший где-то у лестницы, тут же подскочил к ней. — У тебя есть эликсир эйфории?

Джордж отвел от них взгляд. Он осмотрелся, нарочно упуская кудрявую шевелюру из-виду.

Комната была не очень большая. Круглые стены сменялись местами тупыми углами. В одном из таких, прямо рядом со стеклянной дверью на балкон, притаилась в тени маленькая уютная софа.

Пока Чжоу с Малфоем возились с кальяном, Гермиона решительно подобралась к ней, врываясь все-таки в поле зрения Джорджа, и застелила наколдованным из-неоткуда постельным бельем. Сам же он, тем временем, распахнул балконную дверь. Белый тюль заструился в комнату, подгоняемый сзади потоками ветра.

— Готово! — взмахнула руками Чжоу в торжественном жесте. Она придвинула к тумбочке с кальяном большое темно-синее кресло и уселась в него, смеясь и закидывая ногу на ногу.

Джордж яростно вдохнул пьянящий дурман, когда очередь дошла до него. Мысль о Роне не покидала головы, только теперь в порыв вмешался разум.

Полутемную комнату постепенно заволок дым, и зеленоватый свет неоновых ламп едва пробивался сквозь эту дрожащую завесу, вгоняя в сон и заставляя голову болезненно кружиться.

Они вчетвером говорили о чем-то. Джордж и сам не заметил, как Гермиона оказалась с ним на одной софе, той самой, что она застелила с четверть часа назад.

Все пили и смеялись, хотя и словно сквозь стену отчуждения. По сути, связующими звеньями в этой беседе были Чжоу и вежливость. И вино. В какой-то момент вздутая труба из белого тюля смялась, всколыхнувшись в обратную сторону.

Это ноги Гермионы коснулись оборок снизу. Она сползла плавно из полусидячей позы прямо Джорджу на плечо. Он осторожно повернул голову, и не увидел движения. Только размеренное дыхание пощекотало едва заметно его щеку. Гермиона спала.

Джордж почувствовал, как в животе и груди все стягивается в один тугой узел. Только в этот раз узел не был таким уж теплым. Он обжигал и колебался, ударяя то чем-то тяжелым, то чем-то обволакивающе мягким, словно преодолевал кочки. Дыхание Джорджа участилось, во рту пересохло, однако где-то в груди отдавалось сомнение. Весь гнев. Вся правда. Но губы Гермионы... Тот ее взгляд в раздевалке, ее невинно прикрытые глаза сейчас. Разве имело что-либо значение кроме этого?

По ту сторону призрачной занавеси тонко засмеялась Чжоу. Это отрезвило Джорджа. Он снова с острой болью вспомнил, где они и почему. Снова ощутил злость, ползущую от шеи к затылку.

Он злился на нее — злился на Гермиону — еще больше. Почему она казалась таким ангелом во сне? Он злился на себя, ибо несмотря ни на что, он видел в ней ангела.

Здравый смысл отяжелял, говорил, утверждал, поражался как, а сердце продолжало учащенно биться при виде ее нежной кожи. И Джордж злился на свое слабоволие: даже сквозь опасливую неприязнь он не мог погасить желания.

Он отвернулся порывисто. Соблазн послать все к черту и скрыться от иррациональных эмоций только усилился. А был ли теперь путь назад? Все ли мосты были сожжены? Он снова вспомнил про сову.

Знал ли его брат уже, что происходит? Как он ко всему этому отнесется? «Он поймет», — откликнулись в голове слова Гермионы. Что Джордж вообще знал об их с Роном браке? Следовало воспринимать эту ее реплику как эгоистичную или как правдивую?

Стоило ли предупредить Рона о тайнах Гермионы или он уже о них знал? Не правильнее ли бы было поставить его в известность о том, что происходит? Признаться во всем, и пусть рядом с Гермионой будет он? Ведь это его место Джордж сейчас занимал. Справедливо ли это было по отношению к Рону? А к Гермионе?

На своем плече Джордж почувствовал движение. Теплая рука легла ему на грудь и едва заметно сжала. Гермиона причмокнула во сне, устраиваясь поудобнее.

Джорджа снова сковало оцепенение, и в голове заскреблись совсем иные доводы. Ввязывать своего брата — значило бы лишиться такого вот причмокивания у себя под боком. Джордж выругался мысленно — за эгоистичное ли желание или за идиотское непостоянство собственного мнения, он уже не знал. Однако одно решение ему все же пришло в голову, пусть, отчасти и спровоцированное корыстью — втягивать Рона в заваренную ими кашу было нельзя. В конце концов, именно он — Джордж — стал спусковым механизмом этого побега.

Не согласись он с Малфоем, не приди он к Гермионе в обличии Джеркинса, она бы не сбежала — ни чья репутация не стояла бы сейчас на кону. Только репутация Малфоя. Ответственность за произошедшее косвенно лежала и на плечах Джорджа. Вина? На Гермионе. Причина?… Причина была в Малфое.

Это преступление на троих. И Рону в этой каше делать нечего. Джордж ее заварил, Джорджу и расхлебывать. Он отбросил мысль о сове, кидая беглый взгляд на Малфоя.

Проследил искоса, как тот берет Чжоу за руку, вытягивая ее тонкую фигурку из широченного кресла, и ведет танцевать. Эти двое закачались потерянно, утопая в тягучей, слегка тревожной мелодии одной из забытых од Стравински, а старенький граммофон Чжоу потрескивал еле слышно в ультрамариновом полумраке комнаты.

Два силуэта кружились размыто вместе с полосками лучей на стене. Тени плыли, перемежаясь с отсветами зеленого и голубого. Ночь брала свое, и белоснежный тюль режущим пятном вздымался от балкона прямо к софе.

В оставленных на столике у перил винных бокалах кружил отблеск пурпурного, и Джордж следил за ним неотрывно взглядом. Шаги Малфоя с Чжоу мерно утихли, и послышался шум ветра.

Ногам стало холодно, а ближний из бокалов отразил вдруг тысячи огней неизвестного гигантского здания. Джордж резко приподнялся на локтях. Его лицо омыло ветром, тонкое покрывало сползло между рейками с широкой каменной плиты и колыхалось по воздуху. Он обернулся.

Рядом с ним лежала полуобнаженная Гермиона, свесив одну руку вслед за покрывалом. Далеко под ее ладонью проносились сотни огоньков, и оттуда же доносился шум: магловская дорога для машин, а правее снуют маленькие точки самих маглов.

Джордж вскинул взор на бокал и проследил отражение — прямо за его спиной возвышался небоскреб. Он оглянулся. Дверь в хибару захлопнулась — они с Гермионой как-то оказались на балконе: под одним покрывалом на холодном бетоне, оба без одежды, а под шалашем стальной каркас в форме буков Чжоу скрючился посреди Парижа на самом перекрестке дорог.

Джордж поднялся, недоумевая. Он попытался толкнуть стеклянную дверь, но та не поддалась. Он хотел надавить еще раз, но тут в отражении за плечом мелькнуло лицо Фреда. Опешив, Джордж обернулся резко. Брата рядом не оказалось — только Гермиона, раскинувшаяся в мирной позе на полу с покрывшими плечи мурашками. Он поднял взгляд на город, но не увидел больше ни небоскреба, ни перекрестка с машинами — перед ним темнел косой переулок.

Это был самый угол улицы. Яркой вывеской пылал магазин Всевозможных Волшебных Вредилок, но внимание Джорджа привлекла не она. У самого входа мелькали вспышки десятка колдокамер, гудел люд, и на крыльце стоял одиноко Рон. Его лицо было печально.

Русая ведьмочка двадцати лет вприпрыжку прорвалась сквозь толпу и подскочила к нему:

— Рональд Уизли, как вы считаете, вы справитесь с управлением известным магазином близнецов Уизли, когда обоих близнецов больше нет?!

Рон замешкался. Выражение его лица разрывалось между гневом и печалью, а русая ведьмочка не дала времени ответить и продолжила, ехидно кривя свой белоснежный оскал:

— Как вы считаете, отразится ли на продажах тот факт, что одного из главных создателей магазина посадили в Азкабан?!

Рон попытался было что-то сказать, но его прервал уже другой голос из толпы:

— Вы ведь не допустите, чтобы этот преступник Джордж Уизли вернулся к управлению, когда его выпустят? Рональд?! Вы ведь не допустите, чтобы мои дети покупали игрушки у такого мерзавца?! Моя дочь!....

Толпа загудела, заглушая вопль неизвестной женщины, и Джордж в ужасе отшатнулся назад. В его спину врезалось что-то теплое и твердое.

Он обернулся неуклюже. Перед носом выросло презрительное лицо Фреда.

— Трус! — брат толкнул его со всей силы в грудь.

Джордж не удержал равновесие. Он повалился назад, пытаясь нащупать руками перила, но тех не оказалось. Правая нога не нашла почвы под ногами, и тело накренилось назад, заставляя вестибулярный аппарат ухнуть в вибрирующий унисон крику. Джордж уже подумал, что это конец, чувствуя, как срывается необратимо вниз, и вокруг свистит воздух, но тут ребра стукнулись обо что-то твердое.

Он, ударившись, прокатился по деревянной площадке на несколько метров.

— Джордж, — над ним, откуда ни возьмись, нависла кудрявая голова Гермионы.

Джордж осторожно вынырнул из-под струящихся завитками волос, оглядываясь в поисках Фреда, но нет — брата рядом не было, а они с Гермионой оказались на крыше хибары. Вокруг снова был Париж и вместо стальной конструкции пронзали воздух серые ветки деревьев.

Порыв ветра сорвал простынь с белого матраца в метре от него. Протёртое тряпье унеслось куда-то вниз, и повисло на антенне одного из домов.

Тут шею Джорджа обхватили горячие пальцы:

— Мы не закончили, милый, — прошептала ему в губы Гермиона, обвивая руками спину.

Ее глаза горели каким-то демоническим огнем. Она плотоядно улыбнулась и потянулась поцеловать его.

Джордж отпрянул от неожиданности:

— Кто ты?!

— Гермиона, милый, — почти прошипела девушка. — Ты что меня не узнаешь?

Гибкими и точными движениями она повалила его на матрац у самого края крыши. Нет. Он ее не узнавал. Это была не та Гермиона, которую он знал.

— Я же всегда была такой, Джордж, — знакомая холодная маска сковала ее лицо. — Ты сам виноват, что не заметил!

Джордж попытался вырваться из ее цепких объятий, проклиная себя за не вовремя взявшееся желание. Мужские инстинкты то были, или эта девушка похожая на Гермиону...

— Ты же хочешь меня, — та поймала его запястья ладонями, не давая отползти в сторону, и придавила к матрацу. — Не притворяйся! Рон поймет...

Лоснясь к нему всем телом, она коснулась языком шеи:

— Или ты думаешь, меня не учили справляться с такими как ты?..

Джордж оттолкнул ее. Эта девушка вызывала у него отвращение.

— Меня к этому готовили, — лед послышался в голосе незнакомой Гермионы.

Вдруг в ее руках появилась подушка:

— Нас готовили работать со всеми типами людей...

Джордж не успел увернуться. Его лицо оказалось в мягком хлопковом плену. Тонкие женские руки с невероятной силой вдавливали его голову в матрац, опираясь на подушку. Он начал задыхаться. Он кричал, кашлял, пинался и пытался убрать с ткани впившиеся пальцы, но ничего не получалось. Джордж услышал смех и шум ветра:

— Джордж!

Он подскочил резко на софе. Голова закружилась, и перед глазами замелькали синие и зеленые тени. Справа колыхался белый тюль. Джордж повернулся, судорожно сглотнув.

— Джордж, все в порядке? — на него смотрела заспанная взъерошенная Гермиона.

В ее глазах повисла тревога, дрожащие пальцы потянулись взволнованно к его лицу:

— У тебя опять были кошмары?

— Да... — ответил Джордж обрывисто и холодно.

Он увернулся от руки Гермионы, и снова опустился на подушки, ложась спиной к ней.

В дальнем конце комнаты спал, развалившись в кресле, Малфой. Без Чжоу. Дым кальяна рассеялся.

Джордж услышал, как заскрипели пружины. Гермиона робко прилегла позади. Он не повернулся к ней, и это нежелание чувствовалось по-новому. Он никак не мог отойти от увиденного во сне.

Да, его воображение сильно утрировало правду, но оно показывало правду. Он не мог сказать с уверенностью, кто она. И до тех пор, пока он не сможет, пока не узнает причины поступков Гермионы, он не хотел ее видеть, прикасаться — сближаться. Слепому и безотчетному доверию пришел конец, как и безответной откровенности.

Джордж уткнулся носом в пододеяльник.

Магазин. То, что он увидел во сне... Если его посадят, он не сможет вернуться в магазин. Сколько лет? Что будет? Что бы сказал Фред? Фред назвал его трусом, потому что так оно и было.

Джордж так долго избегал возвращения, все откладывал, сваливал дело его с братом жизни на плечи Рона. Он поступал как трус, и вот получил по заслугам. Возможно, теперь он никогда не сможет туда вернуться.

В душе Джордж всегда знал, что рано или поздно снова зайдет в «ВВВ» как хозяин, встанет за стойку и будет радовать детей. Но никак не думал он, что возможность способна ускользнуть. Подобный исход отозвался болью в сердце — такому Джордж не был готов. Сон, словно возмездие, вспыхивал вновь и вновь перед его мысленным взором.

Он не может допустить, чтобы это стало явью. Он должен выйти сухим из воды. Должен вернуться в магазин. Рассказать, как все было и ради чего. Очистить свою репутацию, репутацию Рона, своей семьи.

Спиной Джордж почувствовал, как Гермиона отвернулась к стене. Тепло ее ребер обожгло его позвоночник. Ее репутация тоже на кону. Он должен очистить и ее.

Как же он надеялся, что у Гермионы есть причина. Что-то что оправдало бы ее поступок. Даже для себя он, и то, не хотел этого так сильно. А мысль, что Гермиону может ждать по ту сторону, перекрывала даже его настоящее громадное сомнение в ней — пугала его так же сильно, как перспектива потерять магазин. Он должен очистить их репутацию от грязи. Иначе просто быть не может.

Потребуются доказательства. Доказательства, что все не просто так. А зачем он собственно в это ввязался? Джордж попытался вспомнить ту превалирующую эмоцию, захлестнувшую его тогда в омуте памяти, когда он увидел окровавленное тело Бриель. Черт! События сегодняшнего дня напрочь заслонили собой этот кошмар. Стоило ли спасение и поиск бедной девушки всего этого? Может быть, и нет. Вряд ли бы он согласился, знай, что ждет их впереди, еще раз.

Однако сейчас дороги назад уже не было. Как бы ни хотелось бросить все к чертям — нельзя. Только вперед.

И пусть будущее по-прежнему маячило даже не размытой картинкой, а бесформенным пятном впереди, Джордж теперь, наконец, был готов вступить в него. Он готов был отпустить борта и бороться с волнами, искать ответы. Искать доказательства и надеяться, что те найдутся. А главное, надеяться, что у Гермионы была причина. И он попытается ее найти — узнать.

Теперь он был уверен хотя бы в самом себе. За себя он знал точно, и этого было достаточно. Этого и долгожданной безопасности. Тихой зашоренной гавани, в которой можно было скрыться и переждать ночь. Страстно желая быстрее уснуть, чтобы скорее наступило и прошло пугающее завтра, Джордж закрыл глаза, наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Это не было тем спокойствием, что можно считать абсолютным счастьем, но своего рода гармонией мыслей, которую обретает усталый и шокированный человек в конце безумного дня. Это тот вид определенности, что ставит запятую в бесконечном предложении внутренней борьбы. И кто знает, может, именно эта запятая станет последней перед той точкой, именуемой знанием.

---

[1] ощущение противоположное Deja Vu (когда не узнаешь ситуацию, в которой бывал, человека, которого знаешь или, например, знакомое слово).