Неправильно... или? (версия 2.0) (гет)

Не уходи… пожалуйста… не уходи… не надо… Когти скребли по гладкой металлической поверхности, пытаясь найти хоть какой-то выступ. Хоть какую-то трещину, за которую можно было уцепиться и выбраться туда, наверх. Обратно. К голосам, которые иногда доносился сквозь черноту и обрывочные видения.

— Была сегодня у Совета… Они сказали, что если ты умрешь — оправдают посмертно. Если выкарабкаешься — все сложней, но хоть в тюрягу не посадят…

Снова все прекращается. Снова не приходится выбираться — он чувствует, как руку сжимает что-то теплое (Ладонь? Мягкая? Почему такая маленькая?). И в какой-то момент понимает, что стены, вдоль которой он падает вниз, на самом деле нет. Что его крепко держат, не давая провалиться. Что он все еще слышит голос оттуда. Что он скоро… выкарабкается. Да, выкарабкается отсюда.

— Знаешь, я никогда не понимала, какого хера вот так вот люди приходят друг к другу в больницу. И даже зная, что их не слышат, пытаются говорить и что-то рассказывать.

«Я слышу! Слышу!!!» — сказать это сил нет. Все доносится, как будто сквозь толстое-толстое стекло. Едва можно разобрать слова, но он слышит. И чувствует, что его держат. Голос исчезает. Подожди… Подожди, куда ты… Не уходи! Останься!!! Скажи еще что-нибудь… Пожалуйста, хоть что-нибудь…

Снова когти пытаются уцепиться за гладкую стену. Снова он пытается выбраться куда-то. Наверх, к голосам. Выкарабкаться.

— Мда, костемордый… А ты меня прямо удивил… Я думал, у тебя яйца-то подожмутся, с Властелином воевать. А ты молодец — и ему мозги в кашу сварил, и сам умудрился не сдохнуть. Ты давай… это… Выкарабкивайся там.

В этот раз только голос. И едва ощутимый хлопок по плечу. Снова металлическая стена, за которую он пытается уцепиться. Снова голоса. Там, наверху где-то.

— Он все еще не пришел в себя, — этот голос тоже знаком. Но его не хочется слушать как те, другие.

— Ему больно? Он хотя бы слышит нас?

— Нет. Нет.

— Богиня… — снова прикосновение. Знакомое. Руки, запах, все это… Он ее знает. Не может вспомнить. Кто ты? Неважно. Просто… Просто приходи еще, хорошо?

Они постоянно приходят. Говорят с ним, как-то подбадривают. Уверены, что он не слышит, но все равно приходят. А он… Иногда действительно не слышит, проваливаясь еще дальше, но все чаще замечает, когда они приходят. А они не замечают, что он все слышит. Все чувствует. Как будто у него совсем нет контроля за собственным телом. Впрочем… скорей всего, так и есть, потому что как он не старается — так и не может крепче ухватиться хотя бы за одну из тех рук, что вытаскивают его наверх. Главное — продолжать цепляться за металлическую стену. Пытаться выбраться. И не смотреть вниз. Ни в коем случае не смотреть вниз. Туда нельзя смотреть…

Он не знает, сколько проходит времени. Но вскоре падение прекращается. Он отчетливо слышит над головой писк медицинских приборов. Чувствует знакомый и оттого — еще более ненавистный запах. Сразу же понимает, где он. И уже зная, что именно увидит, открывает глаза. Белый пластиковый потолок. Если повернуть голову влево, можно разглядеть медицинское оборудование. Справа — дверь, кнопка которой мерцает зеленым цветом. Все. Ясно. Больница. Слева — стеклянная стена, за которой видно многочисленные снующие аэрокары и… Обломок Властелина совсем рядом. Чуть поодаль видны еще обломки, доказывающие, что все, происходящее ранее на Цитадели, Сарену не привиделось и не показалось. Все кончено. Они победили. Все кончено. Все хорошо. Он свободен. Теперь — окончательно свободен.

Звук открывающейся двери вынуждает повернуть голову. Он не «дома», он — в неизвестной больнице. И здесь может быть небезопасно, поэтому инстинкты заставляют действовать по алгоритму даже в таком состоянии. Алгоритм в данном случае один — ни к кому нельзя поворачиваться спиной. На то, чтобы повернуть голову, уходят все силы. Так что был бы неизвестный саларианец врагом — расправиться с Сареном ему труда не составит. Но это не враг. Это врач, судя по медицинской униформе.

— Очнулись? Очень рад. Маску можете снять, она вам уже не понадобится, судя по результатам осмотра.

С трудом подняв занемевшую руку вверх, Сарен умудрился нащупать на лице ту самую маску, о которой говорил врач. Пальцы плохо слушались, еще хуже — слушался голос. Но говорить надо было. Говорить… хотелось.

— Сколько… я здесь? И чему… рады?

— Трое суток. Рад тому, что ваши друзья перестанут мне угрожать рубкой на шаурму.

— Кто? — он мог бы сразу догадаться, о ком речь.

— Сумасшедшая девушка-человек. Айрин Шепард. Еще два турианца, кроган, кварианка, трое людей, две азари… Вроде все.

— Можно мне поговорить с ними?

— Со всеми — нет. Сейчас как раз пришли Шепард и турианец-Спектр. Пригласить их к вам?

— Да, — он постарался, чтобы это было произнесено не слишком быстро. Чтобы саларианец не понял, насколько сильно Сарен хочет с кем-то из них увидеться. Он перечислил весь «десант», значит — с остальными все в порядке. Значит, он… никого не убил, пока был под контролем. Значит… Почему сердце так колотится…

— Только недолго, — предупредил врач и выше из палаты. А Сарен пристально уставился на дверь ожидая и в то же время — чего-то опасаясь. Механически нажал кнопку, чтобы изголовье кровати поднялось. Встречать гостей хотелось сидя, а сесть самому сейчас не хватало сил.

— Ну наконец-то очухался! — первые слова Рин при виде Сарена. — Сарен, блять, если ты еще раз посмеешь начать подыхать прямо на задании, я тебя сама прибью, потом воскрешу, потом еще раз убью. Все понятно? Как же ты нас всех напугал…

Миг — и он сам не понимает, как на его спине смыкаются теплые человеческие ладони. И сам не понимает, почему отвечает на этот жест, осторожно сгребая Айрин в объятия. Почему-то старается украдкой посмотреть на Найлуса опасаясь, что соотечественник сейчас разозлится. Поймет этот жест как-то… иначе, чем следует. Хотя Сарен сам не может понять, что это такое происходит сейчас. Просто… руки теплые. Очень спокойно. И даже… как будто радость от того, что за него все это время беспокоились.

— Ты вообще всех каждые три дня пугаешь… — едко заметил Найлус.

— Последние три дня я ни во что не влезала, так что не ври, — мягко отстранившись от Сарена, Рин повернулась к Найлусу и с вызовом посмотрела на зеленоглазого турианца.

— А угрозы изготовления шаурмы из врача-саларианца? — улыбнулся Сарен. Руки он со спины Рин уже убрал, но та по-прежнему сидела совсем рядом и не спешила отходить в сторону. Миг — и на край койки садится Найлус.

— Э… ну… Он что, уже наябедничал? Убью… — Рин привычно фыркает и таращится в сторону. На мгновение Сарену даже кажется, будто девчонке стыдно, хотя интуиция подсказывает — не стыдно ей нихрена. — А вот нехер было тебя хоронить раньше времени. Козел лупоглазый… Ты же у нас еще и этого саларюгу, и внуков его переживешь.

— Что произошло после того, как я… — он обрывает фразу на середине. Пытается подобрать нужное слово, но не может.

— У тебя каким-то образом получилось отключить щиты Властелина. Жнец уничтожен. А сейчас мы все боимся лишний раз выйти на улицу — нас все время пытаются порвать на сувениры. Ну или как минимум интервью взять. Кстати, мне Спектра дали! Ну… пока еще официальной церемонии не было — ждем тебя.

— Зачем?

— Как зачем? А отметить?

— А тебе, детеныш, уже по закону разрешено?

— Хорош меня подъебывать, — отмахивается Айрин. — Да, кстати, с тобой все тоже более-менее утряслось. Раскрутить советников на возвращение тебе статуса Спектра мне не удалось, но тюрьма точно отменяется, пока ты в моей команде. Ну а если со мной что случится — дадут возможность покинуть Пространство Цитадели и не объявят в общегалактический розыск.

Он чувствует, как начинают дрожать пальцы левой руки. Чтобы скрыть эту дрожь, он быстро прячет ладонь под одеяло и отворачивается, глядя в сторону. За окно. На обломки Властелина… И своей прежней жизни. Девочка, которая несколько недель назад, рискуя жизнью, лишила его статуса Спектра, сейчас пыталась «раскрутить советников» на… уничтожение, по сути, всех результатов ее работы. Ведь если бы Сарену вернули звание Спектра — список заслуг Айрин стал бы короче… А то и вовсе пришлось бы ей признать ошибкой свои действия тогда, после Иден Прайм. Сарен знал, что не признает. Скажет, что обстоятельства изменились, или вообще бросит свое обычное «просто так получилось»… Как же просто у нее все получается. Как… Просто все меняется в ее жизни. А теперь — и в его жизни. Чуть больше недели назад они смотрели друг на друга через винтовочные прицелы, а сейчас — она обнимает его и пытается защитить от дерьма, в которое он сам вляпался от души… Да и ее втянул, получается. Альянс не простит ей сотрудничества с Сареном, в этом Артериус был уверен.

— Что с остальными? Врач сказал, что вы все сюда наведывались, пока я в отключке был, — он старается не показывать своего напряжения. Не показывать, как зацепили, в очередной раз, слова этой девчонки.

— Тали обещала вернуться завтра к вечеру — погнала отчитываться Флоту. Ну и судя по всему, вернется ненадолго — усвистит на оставшуюся неделю к своим. Матриарх и Лиара здесь — на Цитадели. Эшли повезла Ричарда на показ к своим родителям — у них, похоже, все серьезно. Рекс, Гаррус и Кайден — на Цитадели. К тебе еще успеют зайти, обещали — я их уже обрадовала, что ты оклемался наконец. Ну а потом разбегутся кто куда. Мы ведь пока что без корабля — пока «Нормандия» сюда доберется, пока всякие техосмотры пройдет. Ну и мы все типа в отпуске. Так что это… Как выпишешься — маякуй, потусим на Цитадели, я на наши жопы приключений найду.

— Ты не улетаешь? — он постарался, чтобы это прозвучало без сочувствия. И постарался отогнать мысль о том, что это странно — искать общие черты и проводить параллели между собой и этим человеком. Но кое-что общее он нашел — ни у него, ни у Рин не было семьи. Некуда было торопиться в отпуск.

— Неа. Мы с Гаррусом остаемся. Он к своим не хочет.

— А ты? — он повернулся к Найлусу. Насколько он помнил, у бывшего ученика тоже были нелады с родными.

— Я к сестре. Рин со мной не согласилась идти. Даже не знаю, почему. Наверное, это как-то связано с воспоминаниями о блевотине торианина, от которой весь десант отмывался. Чувствительная она у нас.

— Слышь, Крайк, я тебе сейчас по шапке настучу. Вы хотя бы спали, пока на вас блевали, а я весь этот беспредел помню. До сих пор в кошмарах снится. Хоть бы не пришлось еще где столкнуться с этой редкой, блять, формой жизни. Ну а ты чего ржешь? — последнее было адресовано Сарену. Не смеялся он на самом деле. Так, улыбался просто. Сам не знал, почему. Может, потому, что уже «интегрировался» в ненормальный коллектив и свихнулся окончательно, приучившись ради психологической защиты от окружающего бреда ржать вообще по любому поводу?

— Так, посетители, на выход, — голос саларианца заставил Сарена и Найлуса прекратить смеяться, а Рин — сменить обиженной выражение лица на более привычную мину. Еще более возмущенную, чем раньше.

— Да какой на выход? Мы же только пришли.

— Точно, не больница, а тюряга какая-то, — поддержал возмущения Найлус.

— А между прочим, в тюрьме, если встретиться разрешают, час дают, — козырнул своими знаниями Сарен.

— Больница — не тюрьма. Пациенту нужен отдых. И соблюдение режима дня, — не терпящим возражений тоном произнес врач. Обиженно фыркая, Рин и Найлус все-таки ушли, пообещав напоследок Сарену зайти еще и на следующий день.

Самого турианца после ухода друзей обкололи лекарствами, сняли какие-то показатели и сказали отсыпаться. Но стоило только закрыть глаза, как под когтями оказалась металлическая стена, за которую никак не получалось уцепиться. Снова ощущение, будто он падает. Снова понимание, что вниз смотреть нельзя. И все же он смотрит. Туда, вниз, где в черно-красном мареве видны смутные, но очень знакомые контуры. Очертания Властелина.

Нет… Нет-нет-нет, не может быть. Все закончилось! Все уже кончено! Этого не может… Этого не может быть!!! Это неправда! Не надо!!!

Что вырывает из сна — писк приборов или собственный крик? Он не понимает. Почти не чувствует очередные уколы, не слышит, что ему говорят люди в медицинской униформе. Люди… Это Рин так говорит, обычно. У нее все — «люди». Турианцы, саларианцы, азари, сами люди — все одно и то же. Все одинаковы, все равны…

— Вы меня слышите? Спокойней, это просто страшный сон. Нервная система нестабильна. Постарайтесь успокоиться и заснуть. Препараты скоро подействуют, вы…

Голос врача почти исчезает. Последней осознанной мыслью было желание написать о том, что только что произошло. Но потом… Потом эта мысль исчезла вместе с сознанием. А по пробуждении — все показалось настолько абсурдным, что… Да идиотом она его посчитает! И права будет, между прочим. Кстати, сообщение он ей все равно отправить не сможет — инструментрона нет. Да даже если и был… Что это меняет? «Рин, привет, у меня тут проблема — снятся страшные сны». И что это даст? Сны и ощущения к делу не пришьешь… Ощущения… Глянув на обломки за окном, Сарен почувствовал, как по спине пробежала неприятная дрожь. Да что это за дерьмо! Такое ощущение, что, проведя на «Нормандии» несколько дней он раскис, как… Как вот эти вот все! Которые по любому чиху к Рин обращались, или друг к другу. Он что, свои проблемы сам решить не сможет? Ясно же все, как дважды два — косяки с психикой. В его состоянии — вообще вариант нормы. Надо просто расслабиться и постараться заснуть. Постараться вытащить себя. Потому что вытаскивать его некому. В этой ситуации — точно некому. Просто надо собраться, усмирить свою паранойю и сосредоточиться на выздоровлении. Выспаться нормально, собраться с силами, отдохнуть… Но ничего у него не получилось. Ни в первый день, ни во второй. И с каждым днем нарастало странное ощущение тревоги. С каждым днем казалось все более правильным рассказать обо всем Рин и попросить у нее… Помощи? Совета? Он не знал, что именно сможет помочь в такой ситуации. И выхода никакого не видел. Да и какой выход? Откуда? С ним все в порядке, Властелин мертв. Он просто сходит с ума. Ему просто нужно отдохнуть…

— Привет, — Рин широко улыбнулась и привычно приземлилась на стул рядом с его койкой.

— Привет, — он все еще чувствует неловкость, видя кого-то из них. Он… не привык, чтобы кто-то приходил к нему в больницу. Он знал, что так бывает, но не думал, что когда у него самого появится такой… Такие существа. — Остальные уже разбежались?

— Ну да. Сейчас из наших только я и Гаррус на Цитадели. Он, кстати, к тебе попозже заглянуть собирался. Мы с утра созванивались.

— Ясно, — в палате повисла тишина. А вместе с ней возникло смутное чувство беспокойства, которое не утихало вот уже третьи сутки.

— Что-то не так? Ты вчера и сегодня как-то… странно держишься. Что-то случилось?

— Ничего.

— Но, — Рин подтянула колени к груди, обхватывая их руками и наклоняя голову набок. А потом — оставила где-то свою веселость, ребячливость и даже ставшую привычной улыбку от уха до уха.

— Что?

— Фраза должна полностью звучать, как «ничего не случилось, но…». И после «но» как раз перечисляются вещи, которые тебя тревожат.

— Просто плохо сплю.

— Кошмары? Так по идее от этого дела должна помогать вся та дрянь, которой тебя по неврологии пичкают.

— Она не помогает. И это не кошмары.

— Тогда что? — мягкая человеческая ладонь опустилась на плечо. — Сарен, расскажи мне все, хорошо? Помочь, может, и не помогу, но глядишь, что дельное посоветую. Или хотя бы выговоришься.

— Не о чем рассказывать. Просто… — Он хрипло выдохнул, чувствуя нарастающее раздражение. — И хватит меня постоянно трогать, достала.

— Мне уйти? — голос Рин зазвучал напряженно. Сама девочка словно демонстративно встала со стула и сделала шаг назад.

— Я не понимаю, зачем ты вообще сюда приходишь.

— Потому что… — начинает было она, но турианец зло рычит, заставляя замолкнуть этого несносного ребенка. Который подчас все прекрасно понимает, но иногда в самых элементарных вещах начинает настолько сильно тупить, что зла не хватает.

— Не почему. Зачем.

— Чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Чтобы поговорить. Но больше не «зачем», а «почему» все-таки.

— Поговорить можно и по связи. Узнать, как я — позвонив в больницу. Приходить необязательно.

— Ты не хочешь, чтобы я приходила?

— Мне непонятно, зачем ты это делаешь.

Смех в этот раз был издевательским. Не звонким и совсем не привычным.

— Блять, теперь я понимаю, как Кэю и Ричу со мной сложно было в первое время. Я разок с бронхитом попала в наш медсанбат, так они ко мне в гости приперлись. Я тоже не понимала, нафига это делается. Потом дошло. У тебя, видимо, впервые так, да? Что, раньше никто не беспокоился? Не хотел с тобой увидеться, поддержать, просто убедиться, что ты в порядке, и все у тебя хорошо?

Он откидывается на подушку и закрывает глаза. Знакомое приятное тепло проходит по телу с каждым ее словом. Куда-то отступает ощущение беспокойства, чувство, будто что-то не так. Становится… легче. Да, легче.

— А что, есть причины для беспокойства? — это он спрашивает просто чтобы сказать хоть что-то. А Рин внезапно хмурится и становится очень серьезной. Щелкает пальцами, поворачивается кругом вокруг своей оси и принимается расхаживать по палате. Три шага к двери, поворот, снова к койке. Поворот. Снова три шага к двери. Сарен не прерывает этого странного занятия. Он знает — если девчонка так мельтешит, она над чем-то думает. В данном случае — думает, как правильно подать ему информацию.

— Знаешь, у нас, у людей, есть такая штука… Мы ее называем «шестое чувство», или «чутье» или «интуиция», или «чуйка»… Неважно. Важно то, что она работает криво-косо, но у некоторых работает. У меня, например. И вот прямо сейчас мне моя чуйка в голос вопит, что что-то блять не то вокруг происходит. Что-то… не так, понимаешь? А объяснить, что именно, я не могу. И тут два варианта — либо мне пора отдохнуть, а может — и психиатру показаться на досуге, либо происходит действительно какая-то непонятная хрень.

— Может, это воздушно-капельным путем передается? — совсем тихо произносит он. — У меня примерно такие же ощущения.

— Из-за них спать не можешь? — с пониманием в голосе произносит Рин.

— Возможно. Я не уверен. Ни в чем не уверен, если честно. Все то, что я чувствую, можно списать на последствия, да и тебе от Властелина досталось в свое время. Стараюсь убедить себя, что все нормально, но ничего не получается.

— Сейчас спать хочешь?

— Что? — взгляд фокусировать было все тяжелей. Как будто он действительно засыпал.

— Я разбужу, когда буду уходить. Заодно и проверим, паранойя у тебя, или реально что-то не так.

Он не успевает ответить. Уставшее тело отключается, услышав обещание разбудить. Пока она рядом — здесь безопасно. Она не сделает ему ничего плохого. Он это знает. Насчет остальных… не уверен.

Просыпается он сам. Времени прошло… часов пять по галактическому, если верить собственным ощущениям. Рин все еще сидит рядом.

— Как ты?

— Порядок, — по крайней мере, голова перестала болеть. Хотя общее ощущение разбитости никуда не делось. — У меня паранойя, да?

— У тебя паранойя, — припечатывает Айрин. Сарен уже было собирается подавить странную горечь внутри и признать, наконец-то, что все эти сны и его ощущения — лишь плод больного воображения. Но девочка тут же добавляет к своей фразе. — Но это не значит, что за тобой не следят. У меня здесь ощущения… Странные. Здесь… Не так, как дома. Опасно. И я не знаю, почему. Объяснений нет, догадок тоже. И от ощущения неопределенности все только усложняется… Еще и ландшафт этот за окном, как напоминание.

— Может, в обломках все дело?

— Вряд ли. Неподалеку от квартиры Андерсона тоже такая красота упала. Да и в Президиум я заглядывала пару раз. Все чисто. А здесь все совсем не так. Разве что это какой-то особенный обломок. Но я грешным делом поразнюхивала тут все вокруг — нет, непохоже. Все в порядке и с людьми в больнице, и с жителями окрестных домов. В смысле, никаких преступлений, вспышек гнева, массовых обращений к врачам со странными симптомами и прочего дерьма. Я… Не знаю, что творится, Сарен. Хочешь я тебя отсюда заберу? Я теперь Спектр, что хочу — то творю, никто мне не указ.

— Ты мне веришь, — чувство облегчения накатывает волной. Смывается куда-то весь страх пережитого за последние три дня. Все опасения, ненужные метания. Остается только злость на себя за то, что не рассказал все сразу. Сам себя загнал в ловушку. Снова.

— Конечно, верю.

— А если врачи скажут, что у меня паранойя?

— А у меня тогда что? К тому же, врачей я не знаю вообще нихуя, а ты в моей команде. Я не говорю, что буду верить всему безоговорочно, но определенный кредит доверия к тебе есть. И он в любом случае выше, чем у местных светил со шприцом наперевес. К тому же, в отношении тебя они один раз ошиблись. Когда сказали, что ты не выживешь. К тому же, у меня самой ощущения, что здесь что-то не так. А с ума, Сарен, поодиночке сходят. Это только гриппом вместе болеют. И то — мы с тобой технически даже грипп друг другу передать не можем — говорят, разные они у нас и на нашу «левую» ДНК большая часть вашей «правой» хери не прицепится.

— Организуй мне инструментрон, хорошо? И оружие. Лучше всего — нож. Тебя ведь не обыскивают, когда сюда проходишь, верно?

— Не обыскивают, — тихо произнесла Айрин. Потом нахмурилась и наклонилась, вытаскивая из-за голенища ботинка обычный такой металлический нож. Судя по характеру заточки и обмотке из изоленты на рукояти — самодельный. — Держи. Его, если что, и бросить можно. Сбалансированная хрень. Уник этот бери. Номер мой помнишь?

Сарен машинально кивает.

— Запомни еще и эти два, — Рин набирает на клавиатуре две комбинации, дожидается кивка Сарена и тут же их стирает. Только надев на запястье чужой инструментрон Сарен понимает, что Рин ходит по Цитадели с «левым» уником. Ее СПЕКТРовский бы просто заблокировался, окажись в чужих руках.

— На вот, еще это возьми, — два прямоугольника оказываются на одеяле. В этих прямоугольниках Сарен не без изумления опознает карточки. — Они для мелочевки, так что отследить их в случае чего нельзя. На каждой по полторы тысячи кредитов. Хватит за такси заплатить или пожрать купить, если вдруг что.

Он медленно вертит в руках прямоугольники и, недолго думая, прячет их и нож под матрас. Надо будет придумать, куда переложить, но это потом. Подняв голову, турианец долгим взглядом смотрит в серые глаза.

— Рин… Знаешь, с этого дня каждого, кто скажет, что у меня паранойя, я буду отправлять к тебе. Ты им сначала мозг вынесешь своим распиздяйским поведением, а потом — весь арсенал свой покажешь.

— Весь — не буду. Надо же пару козырей в рукаве оставлять. Ладно, пойду я. Ты давай, осторожней тут. И Сарен…

— Да?

— Не дуркуй. Если что-то случится — мне звони. В одно рыло из дерьма всегда выгребать сложней, чем в хорошей компании. Уж поверь, я в этом шарю.

— Верю, — абсолютно честно отвечает он. И, стоит за Шепард закрыться двери, ложится на спину. И закрывает глаза, при этом продолжая вслушиваться во все, что происходит в палате. Звук открывшейся двери заставляет слегка сунуть руку под подушку. Туда, где лежит оставленный Шепард нож. Для обхода еще слишком рано. Врача он не вызывал. Кем бы ни был неожиданный визитер — Сарену он явно не друг.