Первая свадьба Северуса Снейпа (гет)

— Ну где ты ходишь? Вечно то опаздываешь, то появляешься раньше времени. Я уже все приготовила.

— Занят был, — буркнул он. Правда, ей вовсе незачем знать…

Она недовольно сморщила нос:

— Ты должен быть в черном. И с цветным поясом. Так и знала, что забудешь.

— Мне не нравится черное. Как на похоронах.

— А, по-моему, тебе идет. Ты похож на сказочную птицу. Или на Зорро.

— Скажешь тоже…

Заклинание прошептали хором, и розовая рубашка поменяла цвет.

По воздуху проплыл шарф — ярко-синий, с дырочкой у верхнего края. Раньше он всегда лежал у тележки в саду, и миссис Эванс скручивала его петлей, подбирая волосы.

— Стой спокойно!

Он боялся вздохнуть, пока ее пальцы затягивали неровный узел импровизированного пояса.

— Что я должен делать?

— Ждать здесь и волноваться. А вдруг я не приду? Убегу с этим Диланом с соседней улицы. А потом радоваться, что пришла. И восхищаться. Жди!

Волноваться было проще простого. Он всегда волновался, когда думал о ней. Сначала о том, что никогда не посмеет подойти, потом от страха, что покажется ей слишком скучным. Позже от того, как настойчиво она угощала его конфетами, пачкая сомкнутые губы шоколадом. Еще из-за мыслей о том, что совсем скоро, всего через несколько лет, она заведет новых друзей и подруг. Может быть, даже умнее, чем он. И уж точно веселее.

— Зачем она все это придумала? — спросил он у свидетеля. Тот опирался о толстый ствол дерева и загадочно молчал.

Здесь, под склоненными до земли ветками старой ивы, им всегда хватало места, чтобы укрыться от чужих взглядов. Это было их убежище. Здесь он рассказывал ей о магии. Здесь Лили впервые зажгла волшебный огонь, а потом погладила его по руке, и он испугался, что на стук его сердца сбегутся все окрестные хулиганы. Она всегда была здесь. Смешно хлопала ресницами, если не понимала его слов, осторожно трясла за плечо, когда он погружался в книгу, ковыряла осеннюю грязь носком резинового сапожка, притворно обижаясь. И когда уходила на уроки танцев, и когда лежала с простудой прошлой зимой. И той ночью, когда он прятался тут, стуча зубами от холода и обиды.

Восхищаться было еще проще. Всегда, а сейчас, когда ветки ивы шевельнулись и разъехались в сторону, будто занавес — особенно. Исцарапанными ногами в летних сандалиях, выглядывающими из-под белой юбки — позавчера она поскользнулась, рванувшись с качелей ему навстречу. Выбивающейся из-под кружева рыжей прядью. Переплетенными вокруг небольшого букета пальцами. Центаурея цианус — вот как они назывались, эти цветы. И тем, как она шла к нему — маленькими шажочками, приставляя носок к пятке, словно плыла под зеленым шатром. И, наверное, лицо ее под плотным кружевом было серьезным и сосредоточенным, как тогда, когда она все же решилась спрыгнуть с поваленного дерева в реку.

— Убери это!

Он протянул руку, чтобы снять дурацкую занавеску с лица, но она зашептала:

— Не сейчас, я скажу, когда. Сначала мы должны дать друг другу клятвы.

Молчаливый свидетель пялился на них фарфоровыми глазами.

— По-моему, ты никогда не видел, как это делают, — вздохнула она и начала. — Северус Снейп, ты очень умный и смелый. Ты читаешь вслух книги и рассказываешь смешные истории, когда мне грустно. Ты защитил меня от ужасного пса миссис Филипс и научил не закрывать глаза под водой. Ты мой самый лучший друг, хоть Тунья и говорит, что дружить с мальчишками глупо. Я клянусь отдавать тебе самые вкусные конфеты и самые лучшие карандаши, которые у меня есть. И если мы переедем, я все равно никогда не забуду тебя, потому что ты рассказал мне, что я волшебница. Теперь ты.

Он набрал в легкие воздуха и, стараясь не заикаться, начал:

— Лили Эванс… Лили… Я никогда тебя не обижу. Даже если ты пересолишь суп или потеряешь кошелек на рынке. Я всегда буду носить твою сумку. Потому что сумки в школе очень тяжелые, очень. Не буду смеяться, если ты чего-то не поймешь на занятиях. И я всегда буду восхищаться тобой и защищать. Потому что ты добрая и веселая, а еще ты… ты очень красивая, Лили.

Ему показалось, что зеленые глаза радостно сверкнули под плотным кружевом.

— Даже красивее, чем Анжелика? Папа говорит, что лучше нее только мама.

— Ты самая-самая красивая, — выдохнул он, каменея от собственной дерзости. — Теперь ты снимешь это?

— Еще нет. Сейчас нужно…

Она протягивала на раскрытой ладошке два кольца с пластиковыми маргаритками.

— У Туньи второе выменяла. На тот желтый бант. Чтобы одинаковые. Вот. Ты должен надеть мне на палец, а я тебе.

Ему было жалко банта — большого и красивого, как распустившийся цветок кувшинки.

— Еще клянусь, что подарю тебе настоящее кольцо. Волшебное. Чтобы ты никогда не смогла его продать.

— Ой!

Они разом отдернули руки: узкие пластмассовые ободки на миг обожгли кожу.

— Я же говорил, что у волшебников все иначе.

— Откуда ты знаешь? Вдруг у всех так. Теперь ты должен меня поцеловать. Мистер Тедди не будет подглядывать.

Она наконец-то стащила с головы кружевную занавеску и накрыла морду потертого медведя — единственного свидетеля их церемонии.

Он испуганно отступил на шаг — внутри, где-то в горле и животе, взмахнула крыльями горячая бабочка, и от этого странно защипало в носу.

— Северус, какой ты смешной. Ну что такого? На свадьбах всегда так делают.

Он стиснул зубы и, наклонившись, прижался губами к стайке веснушек на розовой щеке. Словно отхлебнул горячего чаю — задохнулся и замер, боясь пошевелиться.

— Лили, детка, скорее домой! — послышалось издали. — Папа привез вам с Петуньей котенка!

— Ух ты, — взвизгнула она. — Завтра будем играть в цирк. Чур, я — укротительница тигров!

Ухватив мистера Тедди за лапу, она потащила его по тропинке. Кружевной клочок съехал с морды, оставляя в пыли длинный извилистый след.

— У волшебников совершенно точно должно быть иначе, — прошептал он, пряча пластмассовое колечко поглубже в карман. Пнул ногой круглый камешек и побрел в сторону дома. Если поторопиться, то можно успеть спокойно поужинать до прихода отца.