Расстрелянная скрипка (джен)

— Муся, куда ты? — вскрикнула женщина, в отчаянии пытаясь схватить за руку сына, вознамерившегося выйти из толпы людей, трясущихся в страхе перед группой изготовившихся к стрельбе фашистов.

— Мама, я сейчас! — упрямо склонив голову и мягко убирая её руку, ответил мальчик. Выбравшись наконец из толпы, он обратился к немецкому офицеру, с удивлением уставившегося на наглеца: — А можно я сыграю? В последний раз? — он показал офицеру скрипку, которую сжимал в руке.

Что-то дрогнуло в глазах фашиста, он оглянулся на своих солдат и махнул рукой:

— Играй! — ответил он коротко на ломаном русском.

Муся Пинкерзон взял поудобнее скрипку и занес смычок, но на секунду замешкался. То, что он задумал, означало неминуемый конец под градом пуль.

«Может, лучше было остаться в толпе? — подумал он и сам себе мысленно ответил: — Нет. Всяко меня ждёт смерть. Так пусть последняя песня моей скрипки подарит людям надежду!».

Он решительно коснулся смычком струн и заиграл. С первых же секунд его игры люди в толпе узнали песню и восторженно замерли, ловя каждый звук.

А в тишине музыка звучала. Грозную песню пела скрипка. Её аккорды взлетали в небо и сплетались с волнами Кубани, на берег которой на расстрел привели Мусю, его родителей и других евреев из станицы.

Немцы тоже узнали песню, но застыли, словно истуканы, поражённые наглостью маленького скрипача. Вот один из них, наконец отмерев, передёрнул затвор, за ним второй. И в этот момент кто-то из толпы тихонько затянул:

Вставай, проклятьем заклеймённый,

Весь мир голодных и рабов!

Страх перед фашистами пропал, безумный поступок мальчика, которого знали в станице как виртуоза-скрипача, позволил людям воспрянуть духом, и в следующую секунду вся толпа запела, поддержав запевшего первым молодого еврея:

Кипит наш разум возмущённый

И смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим, —

Кто был ничем, тот станет всем.

Немецкий офицер, изменившись в лице, махнул рукой, давай сигнал открыть огонь. Зазвучали первые выстрелы. Большинство пуль попало в Мусю и его скрипку, он упал замертво, но песню уже невозможно было остановить:

Это есть наш последний

И решительный бой;

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

Люди падали, орошая волны и берег Кубани кровью, но остальные продолжали петь. Наконец последний из толпы упал, мёртвыми глазами смотря на ясное синее небо. Расстрельная группа фашистов, не утруждая себя уборкой трупов, пошла обратно к станице, и никто из них не заметил, как немецкий офицер поднял с земли растерзанную пулями скрипку... Может, что-то дрогнуло в его душе, но почему-то ему горько было видеть мертвое тело юного скрипача.