Чудачка (гет)

Сегодня случится что-то хорошее. Сивилла проснулась с этим ощущением и оно не развеялось за день. Прорицательница не заглядывала в стеклянный шар, не раскладывала карты и не всматривалась в кофейную гущу: предчувствие не имело ничего общего с предвидением и не нуждалось ни в каких инструментах. Сивилла просто знала, что чудо неподалеку, и не доискивалась истоков своего знания.

С наступлением мая работы для профессора Трелони в Хогвартсе стало совсем мало. Прорицания в экзаменационную программу не входили, предмет популярностью не пользовался, а приближающиеся СОВы и ТРИТОНы вынудили даже самых убежденных сторонниц профессора отвлечься от толкования снов и вернуться к действительности.

Такое положение дел обычно огорчало Сивиллу, но в тот день ожидание счастья добавило света даже в пустой класс, полутемный из-за вечно задернутых штор на окнах. Она неожиданно для самой себя отвела в стороны плотную ткань, распахнула окно, впуская солнце и свежий воздух. Из высокой башни открывался простор безоблачного неба, где стремительными черными точками носились ласточки, виднелись дальние горы, все еще укрытые снегом, и зеленая долина, в которой лежал Хогсмид, отсюда совершенно игрушечный. Сивилла зажмурилась, чувствуя на веках тепло солнечных лучей, и поняла, что хорошее уже началось.

Вернувшись к себе, она первым делом решила переодеться. Ее любимые тяжелые шали и темные длинные шерстяные юбки показались невыносимо скучными. Сивилла бесцеремонно выбросила их из шкафа, докапываясь до легких и ярких вещей из шелка и батиста. Вытащила, расправила и надела, ежась от зимнего холода, которым за долгие месяцы успела пропитаться одежда.

Оставаться в замке не хотелось, к тому же в кошельке обнаружились деньги, тут же определенные лишними. Сивилла кокетливо сдвинула на бок соломенную шляпу с целой клумбой, рассыпанной по тулье, накинула на плечи радужный газовый шарф. Еще раз посмотрелась в зеркало — и решительно сдернула с носа большие круглые очки с толстыми стеклами. Она не так уж сильно нуждалась в них, но они, по ее мнению, придавали некоторую солидность мягким чертам веснушчатого лица. Очки никак не вязались с нарядом и потому остались ждать хозяйку на подзеркальной полке.

— Сиби, чудесно выглядишь! — ахнула Помона Спраут, столкнувшись с Сивиллой на лестнице. — У тебя сегодня какой-то праздник?

— Да, наверное, — мечтательно улыбнулась Сивилла.

— То есть как «наверное»?

— У меня праздник, но я еще не знаю, какой.

— Вот чудачка, — добродушно проворчала Спраут, глядя вслед удаляющейся пестрой фигуре. Хаффлпаффского декана ждало множество важных дел, которые невозможно взять и отставить. Но в какую-то секунду ей так захотелось сменить черную мантию на легкомысленное платье и побежать прочь из замка...

Впрочем, Сивилла об этом и не подозревала. Она вышла за ворота Хогвартса, пересекла границу аппарации, но не воспользовалась возможностью попасть в Хогсмид тотчас же. Зачем торопиться, когда перед тобой замечательно утоптанная ровная дорога, обсаженная старыми вязами, и можно не спеша идти в их пятнистой тени, смотреть на цветущие луга, зеленые холмы, и думать, что впереди еще целый день. День, в котором точно не случится ничего плохого.

Вскоре послышался знакомый звон — это извещала о себе деревня, скрытая за поворотом дороги. Путника, входящего в Хогсмид, встречала кузня, где всегда кипела работа. Сивилле нравился ритмичный звук ударов молота по наковальне, она всегда с интересом рассматривала лошадей у коновязи. Кого только ни приводили к здешнему кузнецу! И точеных легконогих скакунов с бешеными глазами, и мохнатых пони с потешными челками, и могучих тяжеловозов, от поступи которых дрожала земля. Сегодня, поравнявшись с кузницей, Сивилла увидела настоящего великана. Черная с белой «звездой» на лбу лошадиная морда поднималась вровень с высокой крышей, а ноги напоминали стволы сосен. Из-за вороной спины, широкой, как стол, выглянуло довольное бородатое лицо.

— Хороший денек, профессор!

— Здравствуйте, Хагрид, — Сивилла остановилась на безопасном расстоянии от внушающих оторопь копыт. — Это ваше... ваша?

— Моя, — ласково прогудел лесничий. — Ночкой звать.

— Красивая, — искренне восхитилась Сивилла.

Кобыла встряхнула головой, разбрасывая по крутой шее густую волнистую гриву, покосилась на девушку влажным фиолетовым глазом и вдруг подмигнула, точно давней знакомой.

Сивилла рассмеялась, помахала ей рукой и пошла дальше. В самом деле, если у нее с утра превосходное настроение, почему его не может быть и у лошади-великанши?

В лавках Хогсмида царило всегдашнее оживление. Трелони с удовольствием приценивалась к муслину и шифону, перемерила все летние мантии в магазинчике готового платья, и вышла оттуда с шалью прямо-таки королевского пурпура; азартно торговалась с ювелиром за одно серебряное колечко, чтобы потом купить другое, а в «Сладком королевстве» так наелась мороженого, что засаднило в горле. Когда она с пакетиком леденцов в кармане покинула кондитерскую, солнце уже клонилось к вечеру.

Сивилла вспомнила, что в Хогвартсе хвалили новую летнюю террасу, которую мадам Розмерта недавно открыла при своем заведении: мол, столики там установлены так, что можно сидеть и любоваться закатом и горами.

В кошельке еще болталась какая-то наличность. Эх, гулять так гулять!

Терраса при пабе и впрямь выглядела уютно. Цветущий хмель оплетал столбики, поддерживающие крышу, а настурции и петунии в деревянных кадках и глиняных горшках многоцветной кудрявой оградой замыкали внутри себя десяток столов, покрытых скатертями в зеленую, синюю и красную клетку. С балок крыши на цепях свисали лампы, вокруг которых вились стайки мошкары.

Сивилла, еще с улицы услышав веселую мелодию, подумала, что нынешним вечером волшебный музыкальный ящик у Розмерты заколдован на повышенную громкость. Но нет, громоздкое деревянное сооружение покоилось под чехлом в дальнем углу паба. Вместо него на террасе выступали живые музыканты — трое мужчин и женщина: две лютни, гитара и маленький звонкий бубен. Чернявые, бородатые, в черных атласных рубахах с широкими рукавами, лютнисты и гитарист смотрелись близнецами. На их темном фоне женщина напоминала ожившее пламя — подвижная, гибкая, вся в алом и с красной лентой в длинных русых волосах. Волшебный ящик выдавал репертуар Селестины Уорлок и рождественские гимны, а эта четверка играла что-то незнакомое ни Сивилле, ни, судя по удивленным и заинтересованным лицам, большинству клиентов.

Посетителей пока было не слишком много. Сивилла взяла сливочного пива и села за стол в углу.

Лютни и гитара понимали друг друга с первой ноты. Выждав одному ему известное время, к ним присоединялся уверенный голос, чистый, выразительный и необычайно мягкий. Женщина отбивала ритм бубном и пела то по-английски, то на других языках, и каждая песня в исполнении этого квартета становилась маленьким представлением. После одной особо залихватской песни, когда многие из сидящих уже принялись в такт стучать кружками по столам, солистка объявила перерыв: «перекусить и промочить горло». Музыкантов пригласила к себе какая-то шумная компания и Сивилла вернулась к своему пиву, о котором позабыла, заслушавшись.

— Вечер добрый, коллега, — сказали над ухом с хорошо знакомой интонацией. — Не помешаю?

Сердце ухнуло в пятки, подпрыгнуло обратно мячиком и забилось чаще. Несмотря на все сегодняшнее ожидание радости она и представить не могла, что ее ждет такая встреча.

В то время самыми молодыми учителями Хогвартса числилось трое: сама Трелони, декан Слизерина Северус Снейп и преподаватель магловедения Квиринус Квиррелл. Сходный возраст нередко сближает людей, в случае Снейпа и Квиррелла так и произошло, но Трелони подружиться с ними не удалось. Декан питал к ней необъяснимую неприязнь, которую даже не пытался скрывать, а магловед хоть и здоровался всегда очень любезно, был равнодушен и временами насмешлив. Сивилла догадывалась, что прорицания остаются в школьной программе исключительно волей директора, а она сама имеет в Хогвартсе репутацию полоумной и бесполезной особы. К тому же и начинающей алкоголички из-за неумеренной тяги к хересу. Совсем другое дело — Квиррелл. Студентки всех курсов сходили с ума по красивому и обаятельному профессору, учителя единодушно признавали не только его компетенцию в преподаваемом предмете, но также отменную эрудицию, искреннее дружелюбие и незаурядный ум. Министерские экзаменаторы, ежегодно посещавшие Хогвартс, не сомневались в его скорой и блестящей научной карьере. Магловед всерьез увлекся историей магической Британии и свободное время проводил за изучением древних рукописей и в исследовательских авантюрах вместе с угрюмым слизеринским деканом и его еще более мрачным приятелем — факультетским призраком. Возможно, поэтому у него до сих пор не появилось не только жены, но даже подруги, и тщетными оставались все авансы старшекурсниц и педагогических дам.

Сивилла, как и все, заглядывалась на красавчика, но никаких надежд не питала. И вот он собственной персоной, в светло-серой мантии, очень идущей к его голубым глазам, стоит перед ней с такой же, как у нее, кружкой сливочного в руке и выжидательно улыбается.

— Не помешаешь, — просияла Сивилла. Они давно уже были на «ты». — Решил скоротать вечер на свежем воздухе?

— После лондонской духоты Хогсмид настоящий рай, — Квиринус пристроил на свободный стул объемистый портфель и сел напротив Сивиллы. — Хотел бы я бывать в столице пореже, но увы...

— Изучаешь маглов, так сказать, живьем?

— Наоборот, изучаю магов с помощью маглов, — рассмеялся Квиринус.

Вообще-то он любил поговорить о своих исторических изысканиях и умел быть увлекательным. Правда, прорицательница до этого момента не входила в число его слушателей, но у нее такой заинтересованный и непривычный вид... Ба, она же без своих вечных очков, в которых похожа на растерянную стрекозу! Красивые глаза, как он не замечал этого раньше? И Квиринус с удовольствием пустился рассказывать о том, как с помощью магловских приборов удалось установить с точностью до десятилетия возраст Распределяющей Шляпы, и что она не принадлежала никому из Основателей и появилась в Хогвартсе намного позже.

— У меня почти готов доклад, но пришлось пересмотреть некоторые показатели, потому я и зачастил в Лондон. Уф, умираю от жажды, — он надолго приложился к кружке. — Без малого три года бьюсь с этой Шляпой, а она подкидывает новые загадки.

— Например?

Вместо ответа Квиринус полез в портфель и вытащил оттуда что-то темное, зажатое между двумя тонкими стеклами.

— Это кусок от полей, его Пивз откромсал по моей просьбе. Взгляни на просвет, видишь ряд мелких дырочек? Это не моль, и не ветхость материала... Ума не приложу, зачем они там.

Наверное, мне когда-нибудь придется крупно заплатить за такую удачу, подумала Сивилла. Мало того, что самый привлекательный мужчина Хогвартса дружески с ней разговаривает и не спешит уходить, так у нее вдобавок появился отличный шанс помочь ему.

— Эти дырочки — следы от проволоки, к которой крепились искусственные цветы, — объяснила она, стараясь ничем не выдать переполнявшего ее ликования. — Шляпа принадлежала женщине. Кажется, в семнадцатом веке возникла мода на такие украшения, но продержалась она совсем недолго.

Какое-то мгновение Квиррелл смотрел на нее в полнейшем недоумении.

— Гениально! — его громкий возглас заставил обернуться несколько голов. — И просто, как все гениальное. Но откуда ты это знаешь?

— Моя тетка когда-то зарабатывала шитьем мантий. У нее сохранилось несколько редких альбомов с рисунками одежды волшебников разных эпох... Мне нравилось разглядывать картинки. Ты думаешь, Распределяющая Шляпа принадлежала кому-то из директоров?

— Скорее всего. А благодаря твоей подсказке можно сузить круг предполагаемых владелиц до двух или трех волшебниц. Достаточно расспросить портреты.

Квиринус смутился. Вспомнились все нелестные эпитеты, которыми в Хогвартсе награждали прорицательницу. «Глуповатая», «пьянчуга», «мошенница»... Положа руку на сердце, откровенно пьяной он ее ни разу не видел. Говорит так, что язык не поворачивается назвать ее глупой. Мошенницей ее считали из-за предсказаний, которые почти никогда не сбывались. Но она не искала выгоды в своих пророчествах, наоборот, пыталась как-то предупредить других...

Тем временем музыканты вернулись на эстраду и заиграли что-то неторопливое и легкое, очень подходящее к теплым весенним сумеркам, свежему сливочному пиву и хорошей беседе.

Сивилла сняла шляпу и тряхнула густой каштановой шевелюрой, никогда не знавшей шпилек. Удивленное восхищение, с которым смотрел на нее Квиринус, сделалось сильнее. На нее еще никогда не смотрели так... С мужчинами ей вообще не везло. Когда в кругу хогвартских кумушек разговор заходил о свиданиях, объятьях и поцелуях, Сивилла предпочитала помалкивать или пугать всех очередным пророчеством. Ну не признаваться же, что весь ее интимный опыт сводился к неуклюжему тисканью с каким-то гриффиндорцем на выпускном вечере после седьмого курса! К тому же она прочно забыла его имя. Вечная нерешительная улыбка на бледных губах, дурацкие очки, странное поведение, причудливый вкус в одежде, — кому такая нужна? И вдруг неподдельный интерес, явная симпатия... Вот у него и голос зазвучал по-другому...

— Сивилла, больше тебе спасибо за подсказку. Я и представить не мог, что...

— ...что чокнутая Трелони способна на что-то еще, кроме идиотских предсказаний? — быстро закончила за него Сивилла и усмехнулась, видя, как покраснел собеседник. Потом продолжила без улыбки: — На самом деле, я очень боюсь свихнуться по-настоящему. Из-за прабабкиного дара я часто не различаю, где настоящее, а где будущее, и какое оно — сбудется ли наверняка, или возможно, или могло бы сбыться, или не сбудется никогда. Я не могу быть такой, как все, потому что я и есть не такая... И поверь, радости мне от этого нет никакой. А-а, к дракклам все! Напьюсь, — закончила она и залихватски осушила свою кружку.

— Прости меня, — попросил Квиринус. Он был очень серьезен. — Прости нас обоих с Северусом. Два болвана и больше ничего.

Сивилла не успела ответить: заговорила солистка квартета, до этого молча подыгрывавшая лютням и гитаре. Ее голос безо всякого «Соноруса» скользнул поверх общего шума.

— Дамы и господа, сейчас мы сыграем для вас нашу самую любимую песню. Ее нельзя петь в четырех стенах и под крышей — она требует простора. Вы сами почувствуете это... Итак, пусть взойдет «Лиловая луна»!

С первым же аккордом терраса изменилась до неузнаваемости. Стена паба, деревянный пол, цветочные горшки — все исчезло, и слушатели оказались вместе со столами на просторном лугу у широкой реки, хотя никаких рек в окрестностях Хогвартса не протекало. Повсюду разливался мерцающий сиреневый свет луны — впрямь лиловой и без привычных пятен. Небо от нее сделалось густо-фиолетовым, только у самого горизонта переходившим в глубокую ночную синеву.

Майский шест встал за рекой,

Дома нас не удержать.

Будем сегодня петь и плясать

тут, под лиловой луной.

Женщина шла по лугу и бубен в ее руке походил на пригоршню звезд.

Белая роза в черных кудрях,

кружка браги хмельной,

выпьем за нас, что собрались сейчас

здесь, под лиловой луной.

Звезды взлетели, ритм ускорился, плеснул бесшабашным весельем:

Пиво рекой и песни рекой!

однажды в году ночь бывает такой —

прошлое с будущим в танце сошлись

здесь, под лиловой луной!

Какая-то сила вынесла Сивиллу из-за стола и вот она уже посреди луга, а рядом еще женщины и мужчины, молодые и в возрасте, луна преображает их лица, меняет одежды...

В круге волшебном рыцарь и шут,

ведьма и домовой...

Хочешь войти в наш хоровод,

здесь, под лиловой луной?

Квиринус не заметил, когда сгинули последние столы и ничего не осталось кроме сцепленных рук и огромного разноцветного человеческого кольца. Но пропажа портфеля, как и выходной мантии почему-то ничуть не огорчила: в рубашке и летних брюках гораздо удобнее бежать за танцующими, чтобы разглядеть в их мельтешении светлый силуэт Сивиллы.

Он нашел ее сразу и, уверенно расцепив чужие пальцы, встал рядом и ничего уже больше не видел кроме смеющихся глаз, в которых плясала луна.

Ты позабудь до утра обо всем,

ношу тревог долой,

нынче судьбу ты встретишь свою

здесь, под лиловой луной.

Круг не прервался, но они выпали из него куда-то к реке, где мелодия звучала чуть тише. Горячая кожа под тонким полотном рубашки, каштановые волосы пахнут диким хмелем, под нетерпеливыми руками отлетают в траву пуговицы... Сивилла на миг застывает и видится ей: за спиной Квиринуса луг и хоровод рушатся в черную бездну, он на самом краю, еще шаг и... Будь ты проклят, дар Кассандры!

Сивилла крепче обнимает Квиринуса и кошмар тает, как дым. Чем бы ни грозилось будущее, сейчас прорицательница твердо знает одно: тот последний шаг она своему мужчине сделать не даст. И они будут счастливы назло всем пророчествам.

Пиво рекой и песни рекой,

однажды в году ночь бывает такой:

прошлое с будущим в танце сошлись

здесь, под лиловой луной!

Текст песни и дословный перевод можно посмотреть тут: http://perevod-pesen.com/perevod/blackmores-night-under-a-violet-moon/