Холмс и Холмс (джен)

* * *

Утро должно начинаться в шесть тридцать с “Венгерской рапсодии” на звонке будильника, с горячего душа и крепкого зеленого чая — но все идет не так с самого начала.

Когда вместо “Рапсодии” раздается требовательный звон, похожий на сигнал трамвая.

Когда на черно-белом экране высвечивается имя звонящего: “Д.Руди”.

Когда Майкрофт видит три цифры в углу: 5:35.

— Майк, — коротко приветствует дядя, и его голос, отрывистый и хриплый, подтверждает: произошло что-то не просто плохое, а критично плохое. Майкрофт выдыхает на счет три.

— Да, дядя. Что случилось?

Дядя ограничивается всего одним словом:

— Шерринфорд, — и Майкрофт, уже составив список вероятных происшествий, мысленно стирает его весь. Кроме последнего пункта. Эвр.

— Я заеду в восемь, — так же кратко информирует дядя. — И нужно поговорить с вашими родителями.

— У Шерлока тест в восемь тридцать, — ровно говорит Майкрофт. — Он вернется к обеду.

— Отлично.

Раздаются гудки. Майкрофт моргает, глядя на погасший экран, делает вдох и медленный выдох и направляется в ванную. Отодвигает мысленные картины того, что могло случиться в Шерринфорде. Терпение. Ему нужно терпение. Через два часа и десять минут он узнает все. Это явно не телефонный разговор, раз дядя Руди предпочел ограничиться только упоминанием клиники.

Но тревога сжимает легкие, и ни душ, ни горячий чай, ни техники мышечного расслабления не помогают. Эвр. Вот проклятье. Что ты сделала?

* * *

Автомобиль тормозит в дрожащем пятне света от мигающего фонаря, плавно и мягко, и справа мелькает темная вывеска — “Книги и журналы”.

— Здесь… не очень-то безопасно, да? — водитель с сомнением косится в окно, ежится, словно его продувает сквозняками, и ловит ее взгляд в зеркале. — Я знаю хостел на соседней улице, ночью там тоже открыто и можно…

— Ты такой умница, — шепчет она и тянется в проем между передними сидениями.

Влажный рот и судорожное дыхание — словно он умрет прямо сейчас от нехватки кислорода. Мокрая ладонь на секунду касается ее щеки, но она отстраняется и тут же касается его сама. Проводит прохладными пальцами по щеке, по шее, ласково ерошит волосы ниже затылка и ощущает, как его прошибает мелкая дрожь.

— Ты так много сделал, — хвалит она. — Но мне нужно еще кое-что.

Невнятное мычание явно означает “все, что угодно”, и она легко целует его в лоб, прижимается щекой — он весь в мелкой испарине, — медленно выдыхает, чтобы он ощутил это движение и подался вперед — он и его руки, конечно, — и шепчет снова:

— Ты дашь мне свою карточку, свои наличные и... пригласишь меня в гости, — она перехватывает дрожащую руку в дюйме от своей груди и ласково сжимает. — Ты же позволишь мне прийти?

— Д-да, конечно…

Она терпеливо ждет, а он опустошает карманы: бумажник, там же пластиковая карта, два ключа на брелоке с пластмассовой игрушкой, фантики от мятных леденцов. Ни один из них он не додумался сжевать по дороге.

— А теперь я подарю тебе кое-что. Но ты должен закрыть глаза, — ее голос становится ниже и мелодичнее.

Он слушается. Хороший мальчик. Послушный мальчик. Скучный до невозможного, как полудохлая мышь, но сегодня это ее подарок. В конце концов, он ей помог, этот дурачок.

— Ты должен слушать очень внимательно и дышать очень глубоко, — произносит она. — Ветер споет тебе песню.

...И ветер спел.

* * *

— У вас есть сорок пять минут, мистер Холмс.

— Хватит пятнадцати, — отрывисто говорит Шерлок, с размаха усаживаясь на стул. Ярко-синий, как черничная жвачка, а ручка на столе апельсиново-рыжая и толстая. Идиотизм. — Могу я приступать? Спасибо, — не дожидаясь ответа, он поднимает ручку и подвигает поближе листок.

Через пару минут он отрывается от заданий, кидает недовольный взгляд на часы — конечно, такие же плюющиеся в глаза кислотным цветом, как и все остальное в этом помещении: тиканье отчетливое и неровное, словно чертовы стрелки орут по слогам “а-рит-ми-я!”.

Ладно, это можно фильтровать. Поморщившись, он возвращается к листку, уже наполовину исписанному.

Каждый поход сюда — пытка мало того что незаслуженная, но еще и не имеющая ни грамма смысла. Ради простого итога, галочки в документах, тратить почти час на дорогу плюс в среднем полчаса на эти идиотские тесты и инструктаж перед ними (ради бога, они правда считают, что он не в состоянии пользоваться ручкой и ставить крестики в нужных местах?) — да это просто немыслимо.

В углу класса две женщины шепотом переговариваются — Шерлок распространяет звуковую фильтрацию и на них. С этой придурью стоит покончить как можно скорее, потому что в девять тридцать он должен быть на Вудлоу-роуд. И желательно оказаться там заранее, чтобы занять удобную наблюдательную позицию…

В коридоре слышится топот ног и хохот. Господи, сколько можно. Скрежет металлических ножек и стук каблуков — аритмичный, неловкая походка... Это она переборщила с успокоительными или просто криво ходит? Скрип двери, приглушенные голоса. Хохот смолкает.

Невероятно много звуков. Как они живут? Шерлок ставит очередной крестик — последний в тестовой части, наконец-то! — и принимается за оставшиеся два задания. Такие же элементарные, но вписать ответ нужно полностью.

Каблуки стучат снова. Приближаются.

— Мистер Холмс, если вдруг у вас возникнут проблемы…

— С математикой за десятый класс? Не смешите меня, — фыркает Шерлок, откидывая ручку. — Все. Я свободен?

Он наконец-то поднимает глаза на женщину с ужасной походкой — она оказывается полной брюнеткой лет тридцати, в клетчатой юбке и вязаной розовой шали.

— Так быстро? — И конечно, она округляет глаза. — Что ж… Вам стоит проверить еще раз ваши ответы, если вдруг вы что-то пропустили…

— Я ничего не пропустил.

— У вас не будет шанса что-то исправить.

Боже, почему она говорит с ним, как с умственно отсталым?

— Не переживайте, Дебора, — подает голос вторая женщина из конца класса. Седая и худосочная, в строгом костюме, но с красным ухмыляющимся ртом. Она подмигивает Шерлоку. — Мистер Холмс всегда прекрасно пишет тесты. Уверена, вы можете даже не тратить время на проверку, а просто поставить “отлично” и пойти выпить чаю. В прошлый вторник он писал у меня тест по химии. И знаете что? Я случайно дала ему вариант для одиннадцатиклассников. А когда через десять минут спохватилась, этот мальчишка уже сдавал мне все готовое. Я не удержалась, признаюсь, и подсунула ему контрольную для выпускного класса. Угадайте, через сколько минут он закончил?

Женщина в шали пожимает плечами и забирает листки со стола, за которым Шерлок уже нетерпеливо постукивает пальцами по столешнице. Эту, вторую, он только что вспомнил — да, говорливая профессорша, давно разведенная мать троих детей, любительница песочного печенья и кофе без молока. Когда он все это озвучил, она пришла в восторг и не отпускала его еще полчаса. Сейчас эта женщина представляла некую опасность. Не то чтобы она ему не нравилась — по крайней мере, она не была похожа на остальных членов педсостава, по интеллекту и гибкости мышления напоминающих пряничных человечков… Но сейчас ее болтовня некстати.

— ...а потом он выкинул удивительную штуку: вот скажите, Дебора, что я ела сегодня на обед?

Шерлок встает и придвигает стул к столу, коротко прощается, поймав мельком растерянный взгляд женщины в шали, и быстрым шагом идет к двери.

— В четверг у вас тест по английскому! — торопливо напоминают ему вслед, и он невнятно машет рукой.

Бога ради, никто еще не умирал от пропущенного теста по английскому. А вот подростки из библиотеки на Вудлоу-роуд под угрозой.

Он натягивает куртку, сбегая по лестнице перед главным входом, накидывает капюшон — на улице моросит и неприятно сквозит, и это не имело бы никакого значения, он никогда не боялся заболеть, но после дождя у него на голове — и чьи это гены, черт возьми? — начинает все торчать, и это раздражает. За воротами школы он тормозит, пропуская малышню на велосипедах. Быстрый взгляд на часы — восемь пятьдесят, отлично, он как раз успеет на автобус, который отходит в без пяти.

...когда он садится на потертое сиденье у окна, в кармане вздрагивает телефон.

“Как твой экзамен, милый?”. Мама, ну конечно.

“Отлично, — набирает он в ответ. И, потарабанив пальцем по экрану, дописывает: — Поздно вернусь. Все хорошо. Хорошего вечера”.

Отправить. С вероятностью девяносто пять процентов в ответ придет пожелание повеселиться с друзьями. Стратегия "новый друг", реализованная с помощью структурированной легенды и приглашения в гости вполне не легендарного, а реального десятиклассника Дэйва Йорка, которому Шерлок как-то оказал услугу, оказалась весьма эффективна и избавила маму от лишнего волнения, а Шерлока — от необходимости иметь с этим дело. Сосредоточиться на важном, когда тебя атакуют смс-ками с двух родительских телефонов, совершенно невозможно, зато теперь он всегда может сказать, что проводит время с другом. Одно препятствие, правда, оставалось: то, которое старше на семь лет и которое не поверило в Дэйва ни на секунду. Шерлок мысленно закатывает глаза, вспоминая выражение лица брата, заехавшего навестить родителей именно в тот момент, когда Дэйв в гостиной настраивал видеоигру.

Телефон вздрагивает, и Шерлок машинально щелкает по кнопкам, снимая блокировку. Ладно, если братца не накроет очередным приступом маниакального контроля именно сегодня, все пройдет нормально...

Мама. "Милый, ты не говорил, что куда-то идешь. Ты нужен нам дома".

Шерлок хмурится и строчит ответ: "Но у меня планы".

"Сын, мы ждем тебя дома". Теперь в игру включается папа. Шерлок потирает кончик носа, слегка раздражаясь.

"Вы не предупреждали".

"Шерлок, домой! Это не обсуждается!".

И в чем дело? Несколько секунд он разглядывает экран, недовольно покусывая губы. Самые очевидные варианты, почему он может понадобиться дома действительно срочно, он отметает сразу же. Далее — варианты "срочно в понимании мамы", и их значительно больше, от тревожного выпуска в новостях до спонтанного желания провести время всей семьей. Но это все может подождать. Ради компромисса Шерлок набирает еще одно смс матери — "Я буду в порядке" — и убирает телефон в карман.

* * *

Мягкие тряпичные балетки ступают по влажному асфальту, запахи наполняют легкие — неразличимые, неназываемые, коктейль из историй прошедшего дня. Мягкий пакет она несет подмышкой. Внутри — скомканные штаны и рубашка ненавистного белого цвета. В кармане джинсовой куртки звенят ключи. Через два поворота она уходит левее по улице — именно там находится жилище ее глупого спасителя, которого убаюкала сказка лживого ветра.

Ключ скрипит в замке, дверь поддается, и на нее обрушивается волна запахов. Пот, грязное белье, сырные чипсы, собака.

— Хороший мальчик, — она наклоняется мимоходом погладить ленивого мопса, который и не думает поднимать лай и только невнятно хрюкает, обнюхав ее ноги.

Она зажигает в прихожей свет и поворачивается к зеркалу, впервые за долгое время разглядывая себя. Отражение кажется чужим — и очень интересным. Отражение наклоняет голову, дергает уголком рта. Трогает густые темные волосы, поправляет ворот джинсовки, проводит рукой по животу, прикрытому синтетической синей майкой.

Раздается громкое чавканье — это пес лакает воду, погрузив плоскую морду в металлическую миску. Брызги летят во все стороны. Это ужасно смешно.

Отражение тоже смеется — они прекрасно понимают друг друга.

До рассвета есть еще немного времени.

* * *

Библиотека на Вудлоу-роуд — трехэтажное каменное здание, построенное в конце восемнадцатого века. За два с четвертью столетия в этом здании отметились “Клуб настоящих джентльменов”, адвокатские конторы, два ресторана с перерывом на запустение — и вот, с конца 2005-ого здесь открылась библиотека. Атмосферу джентльменского клуба удалось сохранить за счет высоких потолков, витых лепнин и громоздких столов. А просторные читальные залы, в которых эхом отдавался даже шепот, привлекли в библиотеку множество любителей высоких смыслов.

И вся эта информация, которую Шерлок узнал вчера у местного охранника, не имеет к делу никакого отношения, за исключением последнего факта: на Вудлоу-роуд по понедельникам и четвергам собираются члены поэтического кружка. В основном подростки. И все эти патетичные лирики не имеют ни малейшего понятия, во что вляпались.

— Ваша карточка, молодой человек?

Шерлок выкладывает на стол тонкую картонку. Пухлая рука — запястье в жемчужном браслете — утаскивает карточку, вторая рука поправляет очки в тонкой оправе. Шерлок мысленно записывает в колонку:

а) близорукость;

б) очки старые — приходится напрягаться, чтобы разглядеть текст, значит, давно не проверяла зрение;

в) браслет дорогой, но старый, застежка потемнела;

г) обручальное кольцо потемнело тоже;

д) черная вязаная кофта — следы шерсти; серая и тонкая, белая и толстая, рыжая;

е) пудра на щеках, на голове старомодные локоны, ногти аккуратно подстрижены.

Вдова, скорее всего. Небогатая, зарплаты библиотекаря на многое не хватает. Но привыкла к аккуратности и презентабельности, поэтому украшения все-таки носит. В то же время достаточно небрежна и не заботится о потемневших драгоценностях. Домашние животные — собака и кот или два…

— ...вы слышите? На что вы смотрите?

— Сколько у вас котов?

— Простите?

— Котов, — нетерпеливо повторяет Шерлок. — Домашних животных. Есть собака, скорее всего, некрупная, но породистая. И кот или несколько.

Несколько секунд она смотрит на него, как на сумасшедшего — ни удивительно и не впервые, хм, — и наконец фыркает:

— Нет у меня никакого кота.

— Должен быть, — упорствует Шерлок.

— Два кролика, — сдается библиотекарь и протягивает ему карточку. — Вы, наверное, хотите стать полицейским.

Кролик. Да, это стоило предположить. Глупое упущение.

Карточку он засовывает в карман джинсов и, бросив короткое “спасибо”, направляется к широким дверям в читальный зал. Большие напольные часы показывают час пятьдесят две. Отлично. Ему как раз хватает пары минут, чтобы неторопливо пройтись мимо стеллажей, симулируя поиски нужной книги, и усесться в конце зала с синим шершавым томом... Киплинга, как оказывается.

Если он правильно все просчитал, сегодня должен прийти один из двух типов — парень с дредами и косым шрамом над левым глазом, которого Шерлок видел уже дважды. И дважды упустил, как последний идиот.

Шерлок открывает книгу, не глядя, перелистывает пару страниц, кидает взгляд поверх и замечает двоих — суетливого прыщавого паренька в клетчатой рубашке и низкую рыжую девчонку в бейсбольной кепке. Они устраиваются за длинным столом справа от дверей. Через минуту к ним присоединяются еще трое — лохматый увалень под два метра, тонкий как палка тип в коричневом свитере с узором и с ним в обнимку — девчонка с торчащими как от электрошока волосами. Последняя пошатывается, когда отодвигает стул, и лихорадочно поправляет на шее голубой синтетический платок.

Шерлок вспоминает, что нужно перевернуть страницу, и немного съезжает вниз на стуле, то и дело бросая взгляды на компанию, рассаживающуюся за стол. Пока они жмут друг другу руки, переговариваются и достают из сумок и рюкзаков тетради и разрозненные листки, он успевает заметить:

а) “бейсболка” нервничает: кусает губы и ногти;

б) “электрошок” суетлива и раскоординирована; дважды роняет тетрадь; то и дело хихикает, как чокнутая;

в) “прыщавый” принес новый стих — сжимает отдельный листок в руках и нетерпеливо стучит по полу ботинком;

г) “палку” мучает жажда: он то и дело облизывает губы.

“В” можно удалить, остальное — пока оставить.

“Прыщавый” что-то говорит “бейсболке”, и та, помявшись, встает. Озирается, задерживает взгляд на Шерлоке — он демонстративно перелистывает страницу и шевелит губами, повторяя выхваченную наугад строчку, — и торопливо подходит к тому самому шкафу, откуда Шерлок вытащил Киплинга. Морщится и тихо охает, прижимая рукав ко рту: видимо, содрала с губы кожицу. У шкафа она копается долго, вытаскивая одну книгу за другой и возвращая на место. Шерлок досадливо вздыхает: с его места не видно, что именно она делает с книгами, а подойти ближе — не вариант сейчас. У него, конечно, есть отчетливая догадка, что они делают с книгами, но все же…

Большие двери открываются, когда “бейсболка”, вся красная и с пятном крови на рукаве, возвращается за стол, где к ней немедленно наклоняется “увалень” и что-то недовольно шепчет.

Шерлок закрывает Киплинга. Да. Отлично. Как он и предполагал. Тип с дредами оглядывается, скидывает на один из стульев рюкзак, демонстративно разминает плечи, достает из кармана листок и задумчиво разглядывает его несколько секунд...

Черт! Шерлок машинально лезет в карман, где вибрирует телефон, и на ощупь сбрасывает звонок. Затем встает и направляется к выходу, с бесстрастным лицом проходя мимо типа с дредами. Теперь дело за малым — не упустить его снова.

— Эй! Куда это ты понес это, скажи, пожалуйста! — возмущается хозяйка пса и кролика, и Шерлок мысленно чертыхается: Киплинг!

Быстро кладет книгу на стойку:

— Я возьму почитать.

— Мне нужна карточка.

Он выкладывает и карточку, и в этот момент снова оживает телефон. На этот раз надписью "Майкрофт". Шерлок раздраженно поднимает трубку, отходя на пару шагов от стойки, и шипит:

— Ну что?!

— Где ты?

— Нигде. Что вам нужно?

— Шерлок, — Майкрофт понижает голос.

— Я знаю свое имя, представь. И я занят. — Он слышит, что брат готов запустить очередную тираду, и скороговоркой произносит: — Я не идиот, Майкрофт, и у вас нет ни одной причины, чтобы устраивать этот цирк! Мама в порядке, отец тоже, ты сам явно не при смерти, и единственный, с кем могло что-то случиться — это дядя Руди, но из этого не надо было бы устраивать игру в шарады, значит, и он в порядке. Все остальное может подождать, так что оставьте меня в покое!

— Ради бога, перестань вести себя, как...

Шерлок жмет на кнопку отбоя, попадая со второго раза.

— Молодой человек?..

Женщина наконец-то возвращает ему Киплинга, и он хватает книгу и быстро направляется к выходу, по пути засовывая ее в переднее отделение рюкзака.

А из заднего он вытаскивает комок одежды, стоя около черного входа в библиотеку с другого конца здания. Удачное место, чтобы не попасться никому на глаза: с одной стороны забор и деревья, с другой — старые мусорные баки. Очень быстро Шерлок снимает куртку и рубашку, надевая взамен темную толстовку с капюшоном и натягивая на голову тонкую серую шапку. Рюкзак с Киплингом и ненужной одеждой он закидывает в мусорный бак: мусор вывозят по пятницам, так что маме даже не придется спрашивать, куда он дел очередную куртку.

Все. Готово. Шерлок сверяется с часами — отлично, еще минут десять в запасе (и две пропущенных смс, но хватит с него пока семейных разговоров), — и пружинистым шагом возвращается к главному входу. Теперь остается дождаться этого типа и проследить, где он обменивает деньги на наркотики. И, конечно, у кого.

* * *

Из окна квартиры открывается вид на набережную — совсем на малую часть, только маленький островок темной воды, остальное закрывают другие дома, но Эвр нравится и это. В Шерринфорде окон нет, и единственное, что ты можешь иногда видеть — каменные стены внутреннего двора, одинаково серые и в проплешинах голубого мха.

За окном начинает разгораться рассвет. По ее подсчетам, у нее еще около сорока минут. На кухне тихо разговаривает телевизор, картинка скачет и идет полосами, но звук отчетливый. Пока ничего интересного. Эвр щелкает каналы, свободной рукой поглаживая лежащего на коленях мопса.

Даже не пришлось прикладывать усилия, чтобы завоевать симпатию. Не легче и не сложнее, чем с людьми. Эвр проводит ладонью псу между ушами, и тот довольно хрюкает сквозь сон.

Оставив телевизор в покое, она возвращается к недописанному посланию на столе. Между сложным уровнем и задачкой для новичков она в этот раз выбирает последнее: как выяснилось, слова людей скорее путают, чем помогают. Поэтому она берет карандаш и накидывает рисунок. Четкие линии, портретное сходство неважно — хотя она помнит все до мельчайших деталей. И ямочки на щеках у старшего, и его полосатый любимый свитер, и эту гримасу обиды — о, это было забавно, так и слышится до сих пор “прекрати, ты должна слушать, я старше тебя!”. Милый, милый Майки. Еще она помнит идиотскую шляпу младшего и как он запрокидывал голову, когда смеялся. И тонкий шрам под коленкой — у пиратов очень опасная жизнь, особенно если они называют ветхий клен смотровой вышкой и карабкаются туда в сандалиях, которые велики. Маленький глупый Шерлок.

Эвр рисует их. Серьезного старшего в узорчатом свитере, на голову выше остальных; саму себя с детскими хвостиками; и младшего в шляпе с “веселым Роджером”. Рисунок сворачивает в трубочку, обвязывает ниткой, а концы закрепляет на зеленом ошейнике пса.

— Тебе повезет больше, чем твоему хозяину, — говорит она псу, спуская его с коленей.

Пора собираться.

Билли Сандерс, санитар с мятными леденцами и влажными руками, жил один, но к нему часто приезжала погостить сестра. Как он и говорил, в шкафу полно ее одежды. Эвр вываливает на не заправленную кровать, всю в мучных крошках, все, что находит, и скидывает подходящее в рюкзак. Немного, пара вещей на первое время. Нейтральная водолазка, толстовка, светлые джинсы. Захлопывая дверцу шкафа, она вновь встречается глазами со своим отражением.

— Да, с тобой что-то нужно сделать, — комментирует она. На столике в прихожей находится пара резинок, и Эвр заматывает волосы в тугой пучок. Сверху повязывает бандану с темно-синими ломаными буквами — название какой-то группы, наверное, но такими мелочами она свой мозг не засоряла, да и плевать.

Не нужно менять все, чтобы измениться: это простая истина, которую мало кто понимает. Обмануть людей легко — они никогда не видят сути. Эвр уверена, что сможет провести полдня на пороге полицейского участка в таком виде, и никто ее не заподозрит. Потому что — “кто не спрятался, я не виноват” — дело в игроке. Раз, два, три — время на маскировку, а после конца счета начинается игра.

Есть игры скучные, а есть интересные, и последние нужно создавать своими руками. И первое, что для этого нужно, — хорошая компания.

...в пять сорок пять утра Эвр выставляет за порог пса, которому сегодня предстоит играть в почтового голубя и передавать приветы, и чиркает зажигалкой.

Сестренке Билли Сандерса больше негде будет останавливаться. Сестренке Билли Сандерса не повезло.

Напоследок Эвр приматывает поводок к дверной ручке.

Ну что, мальчики, поиграем?

* * *

Ровно в восемь серая машина тормозит у подъезда дома, и ровно в восемь ноль одну Майкрофт, захлопнув дверь и перекинув через плечо ремень, жмет руку дяде. В салоне приглушенно играет что-то из кантри, и дядя Руди привычно шевелит ртом, неслышно подпевая. Когда куплет кончается, а машина разгоняется после первого светофора, он говорит:

— У меня тут есть радио, если хочешь.

— Не имеет значения.

Дядя пожимает плечами и подкручивает динамик. Несколько минут они едут в молчании, и статус ситуации выдает только повисшее, несмотря на заводные деревенские напевы, напряжение.

С последней их встречи прошел почти год, и дядя мало изменился. На вид — немного отрастил каштановую с проседью бороду и заменил стекла в очках на более толстые... А, и снова начал курить: силуэт в кармане и размазанный след пепла по нижней рамке окна со стороны водителя. А подтянутость, фирменная невозмутимость, которая так бесит мамулю, и дурной музыкальный вкус остались прежними.

На очередном светофоре раздается звонок.

— Да, — дядя кивает Майкрофту: приглуши звук. — Да… — Повисшая пауза красноречива даже, пожалуй, излишне. Майкрофт незаметно сжимает в кармане пиджака правую руку. — Пришлите снимок. Принято. Майк, — дядя закидывает телефон на панель над рулем. — Короткая сводка. Сегодня в четыре ноль семь Эвр Холмс покинула Шерринфорд в сопровождении санитара Билла Сандерса. В настоящий момент ее местоположение неизвестно, но этим занимаются.

Майкрофт коротко кивает, мысленно дописывая в дядину фразу окончание “мои люди”. Неофициально, но с согласия вышестоящих привлеченные лично Рудольфом Холмсом люди из спецслужб. Это, конечно, логично следовало из утреннего звонка дяди, но только сейчас Майкрофт представляет две чаши весов: на одной — Эвр, на другой — тренированные агенты британской разведки. Откровенно говоря, не так уж плохо.

— Ну разумеется, занимаются, — медленно повторяет дядя, выразительно поглядывая на Майкрофта в зеркало. — Так что разожми кулаки и подыши. И дослушай до конца.

Внутренне поморщившись, Майкрофт неторопливо складывает руки на коленях. Собственное напряжение раздражает всегда, когда задача справиться начинает напоминать попытку запихнуть выкипевшее молоко назад в кастрюлю, но в присутствии дяди — особенно.

Дядя продолжает, откинув тон профессионального докладчика:

— Наша девочка сумела не только подговорить этого идиота-санитара, но и завести друзей из числа охраны. С этим разбираются отдельно: пока неясно, как они вообще пересеклись. Но их не только выпустили, но еще и стерли все записи с камер с часа ночи до четырех.

Просто умница.

— На чем они выбрались? Им потребовался бы вертолет. Или лодка, на крайний случай.

— Нужно совсем потерять интеллект, чтобы не заметить вертолет, — хмыкает дядя. — Лодка, конечно. У них, очевидно, был сообщник со стороны, который и пригнал.

— И его не нашли.

— Зато нашли лодку. На ближайшей стоянке прогулочного водного транспорта. Нелегальной, как оказалось. В лодке никаких следов. — Дядя ненадолго замолкает, пока они сворачивают на шоссе, пропуская грузовик с рекламными слоганами, и продолжает: — Наша умница не оставляет свидетелей. Билла Сандерса нашли недалеко от Сохо — смерть от удушья, отравился угарным газом в машине. Предполагаю, сообщника с лодкой искать бессмысленно. Живого, я имею в виду.

Разумно.

Раздается трель, извещая о смс-сообщении. Дядя перехватывает руль одной рукой, притормаживая, и нажимает несколько кнопок. Лицо у него остается неподвижным, но рука на руле напрягается — взбухают светлые вены.

— Взгляни, — ровно предлагает он.

Майкрофт подносит телефон к лицу, разглядывая открытый снимок. Это… Он жмет кнопку увеличения, раз за разом, пока изображение не оказывается размытым, но даже в размытых чертах нарисованных человечков легко узнаются… персонажи.

— В квартире Сандерса был пожар, — отрывисто произносит дядя, не поворачивая головы. — Возгорание произошло около шести утра. Пожарная служба прибыла в половине седьмого.

Эвр и огонь. Ну конечно. Майкрофт откладывает телефон на панель, медленно выдыхает и сосредотачивает взгляд на дороге. Мимо проносятся каменные частные дома, мелькая черепицей. Через два поворота — дорога к дому родителей. Пять-семь минут езды.

— Там уже побывала полиция.

— Разумеется, это поджог.

— Да. Они нашли следы горючего вещества. Банальный бензин.

— А это… послание? — Майкрофт дергает уголком рта.

Дядя повторяет его жест точь-в-точь.

— Рисунок передал свидетель… Правда, сначала он покусал сержанта полиции и инспектора, но потом на помощь не пришла соседка. У Сандреса был пес, Майк. Видимо, девочке он понравился.

* * *

В нескольких кварталах от Сохо тип с дредами заворачивает в китайскую забегаловку и тратит почти час на тщательное поглощение лапши и смс-переписку. Шерлок наблюдает за ним, сидя на остановке на другой стороне улицы, и с каждой минутой смесь азарта и сосредоточенности вытесняется раздражением. Нелогичное и мешающее — разумеется, слежка никогда не бывает увлекательной от и до, он это прекрасно понимает. Так что раздражение — просто следствие желания поскорее найти ответ.

“Следствие полного отсутствия самоконтроля”, — снисходительно шепчет голос брата, и Шерлок мысленно шипит: “Иди к черту”.

По косвенным признакам можно предположить, что лавка с китайской лапшой — не конечная цель этого человека: никакого нетерпения, поза расслаблена. Он или никого не ждет прямо сейчас, или до встречи еще полно времени.

Стараясь не выпускать из поля зрения предполагаемого координатора, Шерлок поглядывает и на людей на остановке, отмечая очевидные детали. Женщина в красном плаще — вероятно, едет на свидание, а ухажер не в восторге от курящих, поэтому одеколоном тянет на всю остановку, а из кармана она вытаскивает несколько пачек жвачки: покупает постоянно, переживая, что может внезапно закончиться. И пепел на подоле, конечно, который она не заметила. Шерлок с минуту разглядывает ее, но так и не окликает. Не его дело.

За час он успевает вычислить вдову-швею из Ирландии, немолодую художницу с алкогольной зависимостью, отставного военного и пенсионерку-завсегдатая кондитерской. А потом, наконец-то, тип покидает забегаловку и направляется дальше.

Пешком он доходит до Сохо, останавливается на площади Пикадилли и утыкается в телефон. Шерлок притормаживает неподалеку, демонстративно рассматривая киоск с журналами и периодически поглядывая в сторону. Через минуту движения продолжается — они доходят до Риджент-стрит и там сворачивают в переулок за книжным магазином.

Сворачивает, точнее говоря, тип с дредами — а Шерлок спустя полминуты пытается последовать за ним, но, едва заглянув в узкий, заставленный мусорными баками и старыми коробками проход, натыкается взглядом на мрачные лица.

— Вот, — тип с дредами тыкает в него пальцем, — с самой Вудлоу-роуд тащится за мной.

— Мелкий нарик, небось, — пожимает плечами невысокий крепкий парень, немногим старше первого — лет двадцати-двадцати пяти, но значение имеет другое: характерная выпуклость над ремнем у него под левой рукой. — Чего надо, дружище?

Несколько секунд уходит на оценку ситуации. Можно убежать — он успеет оказаться на людной улице раньше, чем его настигнут, но это может похоронить начатое расследование. Плохо. Притвориться одним из их поэтического кружка? Плохо, но не критично: нужен расклад, в котором отсутствие подробной легенды и общей вменяемости будет вариантом нормы.

Две секунды — накидать план действий, еще секунда — поморщиться, лихорадочно облизнуть губы, судорожно выдохнуть, словно все это время он задерживал дыхание — ну же, это элементарно, при знании комплекса симптомов нет ничего проще, это не Шекспир. И выдавить прерывающимся высоким голосом:

— У меня есть деньги. — Настойчиво повторить, делая шаг вперед и спотыкаясь о собственные ноги: — Есть! Сколько… сколько вам надо?

Двое переглядываются. Тот, что старше, проводит языком под верхней губой, размышляя, — и тут раздается звук. И все летит к чертям.

Чертова полицейская сирена.

* * *

У сержанта полиции Грегори Лестрейда день не задался с самого утра.

Все началось с того, что в шестом часу он проснулся от звука пластика, бьющегося о кафельную плитку, и спросонья понял, что это оставленный на раковине телефон только что попрощался с жизнью. К счастью, оказалось, что только с аккумулятором.

Когда аккумулятор был вставлен назад, телефон зазвонил снова, рвано вибрируя, и хриплый голос стажера-эксперта, Мартина Стивенсона, доложил о том, что нужно срочно ехать на вызов куда-то в дичайшую задницу. Грег, конечно, был готов и не к таким подвигам, когда шел в полицию, но все-таки вежливо поинтересовался — какого, собственно, черта, если у него выходной? Но они оба со Стивеном знали, что “черт” именуется просто: нехватка людей.

Поэтому уже в половине седьмого Грег, поеживаясь от утреннего ветра, шагал к месту преступления. На шестом этаже многоквартирного дома, пропахшего гарью, его встретил мрачный инспектор Милтон. И группки соседей, шумно переговаривающихся этажом выше и этажом ниже — видимо, с пострадавшего этажа их все-таки выгнали. Где-то лаяла, захлебываясь, уже охрипшая собака, у кого-то трезвонил мобильник, дверь квартиры, почерневшая и покореженная, стояла прислоненной у стены.

По короткому кивку Милтона Грег разогнал галдящих свидетелей, записав их данные и пообещав, что всех их, разумеется, допросят в ближайшее время (половина из них сразу же заторопились по делам); отцепил от своего рукава старушку, которая держала под мышкой пучеглазого мопса, выяснил, что мопс принадлежал хозяину квартиры, и, присмотревшись, заметил свернутый листок бумаги у пса под мордой. Попытка дотронуться до ошейника стоила Грегу прокушенного пальца и трехминутных причитаний свидетельницы.

В конце концов, конечно, старушку допросили, ошейник с ее помощью изъяли и упрятали в пакет для улик, и дальше последовала нудная бумажная работа. Стивенсон умотал в участок первым, помахивая прозрачными пакетами и светя во все стороны двухнедельными синяками из-под глаз. Завидовалось ему, в общем, не очень. Через минут сорок он прислал сообщение со словами “ловите маньяка” и фото-вложением. Грег тогда как раз закончил опрашивать третьего из свидетелей, который через предложение повторял “у меня нет, ха-ха, проблем с законом, ха-ха, сэр, ха” (вашу травку мы поищем потом, мистер Ли, ха-ха), и задумался над ответом, когда на этаже появились парни из спецслужб.

Грег их недолюбливал, вообще-то, как и многие из полицейских, но заочно: это столкновение с правоохранительной элитой было у него первым. Не то чтобы он ждал чего-то особенного, но почувствовал легкое разочарование, когда два типа в гражданском просто перекинулись парой слов с инспектором, а Милтон, помрачнев, кивнул и отдал приказ не мешать этим типам тут во всем копаться. Один из них пристроился за спиной Грега, когда он начал опрашивать четвертого свидетеля, и это серьезно подбешивало. Грег уже подумал, что ему придется тихо скрипеть зубами до конца всех опросов, но тут его позвал Милтон и с лицом, ясно выражающим, где он видел всю их полицию с нехваткой кадров и маньяками-поджигателями, отправил в участок: там прислали ориентировку на какого-то пропавшего подростка.

По пути в участок Грег успел перехватить кофе и пару гамбургеров, и это было единственное, что он мог назвать приятным за этот день. Подросток оказался кудрявым мальчишкой с хмурым взглядом. Размноженная копия снимка разошлась по рукам, и со своим экземпляром Грег отправился патрулировать улицы. В напарники достался Боб Купер — толстяк-констебль, на которого всем участком делали ставки, продержится ли он до конца двухлетнего испытательного срока (и тот факт, что он об этом понятия не имел, понижал шансы тех, кто верил в беднягу Боба).

Еще одна неприятность ждала в машине — через час с небольшим чертова сирена начала заедать. Просто включалась с интервалами то в пять минут, то в полчаса, распугивая людей на остановках и возле уличных кафе, орала пару секунд и затыкалась.

...к полудню, откровенно говоря, Грег уже смирился с тем, что паршивый день будет так же паршиво тянуться и дальше, но за углом очередной улицы — сирена как раз проорала, сипло всхлипнула в конце и сдохла — все-таки ждало кое-что неплохое. Пару раз сверив описание и снимок, Грег пихнул локтем Боба.

— Посмотри, — и кивнул на правую сторону улицы, — наш парень?

Боб прищурился, разглядывая долговязого кудрявого парня с рюкзаком за спиной, и вынес вердикт:

— Похож.

Грег прибавил газ, опередив кудрявого, и затормозил. Опыт уже подсказывал, что “пропавший подросток” удрал сам и, скорее всего, не спешил возвращаться, но Грег надеялся, что мальчишка окажется сговорчивым и за ним хотя бы не придется гоняться по половине Лондона.