Фора (джен)

Грохот волн, каждые пару минут обрушивавшихся на палубу, заставлял корабль стонать и вибрировать. Из-за двери доносились взволнованные крики и топот шагов, и по лицу Гриндевальда расползалась усмешка.

— Жалкие магглы, — шептал Геллерт, наслаждаясь паникой пассажиров трансатлантического парохода, — вы все сгинете в пучине вод морских.

Очередной солёный вал заставил судно накрениться особенно сильно; Геллерта швырнуло на стену каюты, и он недовольно поморщился — цепи мешали контролировать своё положение в пространстве.

Из коридора послышали болезненные стоны, и он забыл о собственных неудобствах.

— Нужно расковать мистера Гриндевальда.

— С ума сошёл?! В сопроводиловке чётко указано, что он «особо опасен»!

— Если корабль пойдёт ко дну, это не будет иметь значения. Нам нужны люди для работы с насосом.

— Делай что хочешь…

Геллерт прислушивался к разговору охранников, но, стоило одному из них остановиться у двери его каюты и вставить ключ в замочную скважину, он тут же притворился, что потерял сознание от качки — покрасневшая шишка на лбу служила отличной иллюстрацией.

— Эй!.. Чёрт!

Охранник поспешил приблизиться и наклонился над Геллертом, потянувшись проверить пульс; этого хватило, чтобы одним точным ударом по горлу вырубить его.

Отбросив тело, ничуть не заботясь о его состоянии, Гриндевальд прикрыл дверь своей временной камеры и невербально призвал чужую палочку. Самодовольно усмехнувшись, он быстро избавился от кандалов и трансфигурировал отвратительно полосатую робу в обычный костюм. Оглядев себя со всех сторон, он остался доволен полученным результатом.

— Империо! — едва ли не пропел он, направив оружие на незадачливого конвоира.

Когда он вышел в коридор несколькими минутами спустя, в маленькой душной каюте осталось бессознательное закованное в цепи тело в полосатой арестантской робе.

Корабль швыряло на волнах, и принявший облик рыжеволосого тщедушного парня Гриндевальд с трудом удерживался на ногах, пока шёл на палубу.

— Мистер! Вы куда собрались?.. — бросился к нему один из пассажиров.

Небрежно отмахнувшись, он магией отшвырнул с дороги помеху и продолжил путь.

Ему давно надоела Америка, лишь поиски Обскура заставляли мириться с ограниченными волшебниками, чей менталитет так сильно отличался от европейского. Но перепуганное стадо, недостойное называться магами, уничтожило обскури, и больше его ничего не держало на том континенте.

Глупышка Серафина уступит требованиям о депортации «ужасного тёмного мага» — он был абсолютно в этом уверен, а поскольку он давно чувствовал на хвосте ищеек, посланных по его душу, такой поворот ситуации был в чём-то даже на руку. И Геллерт не стал противиться аресту.

Пиквери не тянула на президента, она была слишком не уверена в себе, слишком по-женски относилась к должности. Играя роль Грейвза, Геллерт абсолютно искренне советовал ей проявлять жёсткость, но Серафина лишь опускала взгляд да смущённо улыбалась. Если дома его окружали трусы, то в Америке — сплошь глупцы… Одна Голдштейн чего стоила!

Он едва удержался, чтобы не закатить глаза. Серафина хотя бы пыталась скрывать свои недостатки, старательно изображая «неприступную мадам президент», а Порпентина даже не понимала, насколько глупо себя ведёт…

О том, что именно Тина с мальчишкой Скамандером сумела его разоблачить, он предпочёл не вспоминать.

Геллерт знал, что большая часть пути пройдена. Знал он и то, что, ступив на берег Европы, он тут же окажется под серьёзной охраной, и шанс скрыться исчезнет как дым.

Ха! И эти кретины возомнили, что переиграли его! На деле же всё шло строго в соответствии с его планами.

Он снова рассмеялся, как и в день ареста, когда оказался в каменном мешке, куда его от страха засунули вчерашние коллеги-мракоборцы.

Ухватившись обеими руками за поручни лестницы, Гриндевальд преодолел последние шаги и согнулся под мощью шквального ветра. Наколдовав верёвку, он завязал её морским узлом и, таким образом обезопасив себя от падения за борт, уже собрался сотворить головной пузырь и двинуться в корме, где располагалась рулевая рубка, когда почувствовал, что его кто-то держит.

Незнакомец что-то кричал, но шум стихии уносил снова. Устав бороться, Геллерт позволил утащить себя обратно в коридор, и, когда захлопнувшаяся дверь отрезала их от грохота волн и ветра, услышал:

— …не дойти. Смоет в воду, как ни привязывайся. На мостике капитан с офицерами, нам там делать нечего.

— Далеко до берега? — наудачу поинтересовался Гриндевальд.

— По чьим меркам? — хмыкнул собеседник. — Для человека — очень, а для корабля…

— А в милях? — начиная злиться, перебил Геллерт.

— Миль пятьсот, наверное. Точно не скажу…

С души словно все древние камни Рима разом упали. Пятьсот миль — это ерунда. Пятьсот миль — даже раненный и пьяный с лёгкостью преодолеет. Пятьсот миль — и никаких магглов поблизости…

— В порт прийти должны были послезавтра, — продолжил незнакомец, не замечая, что его уже не слушают.

Сутки форы — эта мысль и так, и эдак крутилась в мыслях Геллерта.

Можно было аппарировать прямо сейчас, и, к тому моменту, когда на пароход взойдут конвоиры, готовые препроводить «ужасного тёмного мага» в Азкабан, его след успеет затеряться.

Можно было одним небрежным жестом отправить судно на дно… И тогда его фора увеличится до двух, а то и трёх суток… Но за уничтожение нескольких сотен магглов искать его станут с особенным пристрастием.

А можно ничего не предпринимать, и спокойно сойти на берег под видом охранника, чью личину сейчас носил Геллерт.

Или же…

— А если шторм не утихнет? — спросил он.

— Ну, топлива хватит надолго, — добродушно улыбнулся тот, — а уж припасов-то — хоть туда и обратно снова плыви.

— Топлива не хватит на «туда-обратно».

— Хватит. Уж поверь.

И Геллерт поверил.

Наложив Империо, он двинулся за безропотно подчинившимся моряком в сторону кают персонала. И, дождавшись окончания шторма, без каких-либо проблем вместе с ним поднялся в рубку, где, не переставая радушно улыбаться, приказал сменить курс.

Без единой капли крови Геллерт Гриндевальд получил свободу и фору.

— Ну здравствуй, Англия, — широко улыбнулся он, вынырнув из аппарационной воронки на каменистом берегу Кардиффа. И, прежде чем снова переместиться, на этот раз подальше от неприветливых берегов Великобритании, пообещал: — Мы ещё непременно встретимся.