Цетаганда: полет на крыльях дракона (джен)

1. Кузены отправляются в иностранное государство с дипломатической миссией

Р. Хобб, Сага о живых кораблях

Солнце скользило по морской глади. Город постепенно приближался — уже не полоска зелени и тумана на краю горизонта, а различимые даже обычным глазом берега, сады и здания. Майлз и Айвен, забравшись на мачты, с жадностью наслаждались каждым мигом своего долгожданного путешествия. За время похода оба юноши загорели, отложили за ненадобностью вышитые гербами камзолы и важные манеры, и теперь сын и племянник канцлера далекого Барраяра ничем не отличались от обычных матросов. Увидев приближающийся корабль, Айвен засвистел, Майлз закричал приветствие, размахивая руками. Паруса поймали ветер…

Порт приближался. Телохранитель Майлза поднялся на палубу и окликнул юного лорда, напомнив, что того в каюте ожидает перемена одежды, а сразу по прибытии — важный разговор с послом фор Обио. Майлз нетерпеливо отмахнулся. Со всей страстью юности он вглядывался в стоящие на рейде корабли, изучал их оснастку, флаги, вчитывался в блестящие жаркой медью названия, боясь упустить миг знакомства с чудом.

Тем великолепным чудом, которым славилась «Небесная Жемчужина», и никакой другой город мира. Волшебством, источник которого был скрыт в дождливых чащобах вокруг Перл-Целестии, в землях, населенных диковинными созданиями, волнах, то теплых и щедрых, то жестоких и яростных…

После того, как телохранитель повторил настойчивое приглашение, Айвен решил его послушаться и спуститься вниз, но заметил, как расширились глаза кузена. Высокий темноволосый юноша немедленно повернулся и увидел то, что на секунду раньше заметил Майлз.

Носовая фигура приближающегося трехмачтового судна, правой рукой легко балансируя бронзовым, позеленевшим от времени трезубцем, зачерпнула свободной левой ладонью набегающую теплую волну. Плеснула, попробовала ухватить верткого дельфиненка, проскочившего между деревянными пальцами, добродушно рассмеялась неудаче, ответила что-то окликнувшему ее моряку и замахала руками, приветствуя старого знакомого. Тот, вернее, та — ибо носовая фигура второго корабля изображала красивую молодую женщину, — раскрыла объятия и ответила на приветствие.

Живые корабли.

— Настоящие живые корабли, — прошептал Майлз.

— А я и не верил, что они на самом деле существуют… — откликнулся потрясенный до глубины души Айвен.

Вырезанные из серого прочного диводрева волшебные корабли стали первым, главным, но отнюдь не единственным чудом, которым встретила Перл-Целестия молодых чужестранцев. Не в силах сдерживать любопытство, юные лорды приказали спустить им шлюпку и немедленно доставить их на берег, пока капитан решает вопросы с таможней. Наблюдая, как Майлз то и дело вскакивает, рискуя раскачать лодку и перевернуться с ней, Айвен утешался тем, что его растерянность со стороны может показаться аристократической сдержанностью. Но и он едва справлялся с волнением, видя корабли из дальних стран и людей разных народностей, столпившихся на пристани.

Здесь были крепкие и надежные корабли-торговцы с Бетты, и управляли ими столь же обстоятельные и достойные капитаны — как мужчины, так и женщины, и в ушах каждого из них раскачивались серьги — золотые кольца, рубиновые, изумрудные или гранатовые капельки-подвески, жемчужины, а то и вырезанные из янтаря и диводрева бусины. Рядом кружили ладьи с далеких северных Фростийских островов; их моряки, с синими от татуировок лицами, угрюмо переговаривались между собой. Среди малых и средних судов, как лебеди посреди пруда с утятами, выделялись огромные галеры, пришедшие из Джексалии. Прищурившись, Айвен различил фигуры рабов, прикованных у длинных весел, и счел необходимым обратить на них внимание кузена. Майлз нахмурился, повел носом, будто мог учуять с такого большого расстояния исходящие от галер работорговцев миазмы отчаяния и безысходности, но почти сразу отвлекся, рассматривая толпу.

Наибольшая суматоха царила у причала, у которого стоял живой корабль по имени «Морской змей». Его хозяин, важный купец, неспешно спускался по сходням, здоровался с друзьями, раскланивался со знакомцами, ворчал на кучера наемной кареты — настолько неспешно, что юные лорды успели и выйти на берег, и узнать, в какой стороне искать дом посланника фор Обио, и разжиться кульком жареных каштанов. Айвену толстяк-купчина был неинтересен, его гораздо больше привлекали девушки, которые по моде Перл-Целестии носили длинные косы, короткие (на ладонь выше щиколотки) пышные юбки и расшитые цветами блузы, но Майлз так схватил кузена за руку, что не отреагировать было невозможно.

— Чего еще? — буркнул Айвен.

— Смотри! — в радостном экстазе выдохнул Майлз.

Одновременно с ним выдохнула и вся толпа, каждый, вышедший на пристань житель и гость Перл-Целестии: по сходням «Морского змея» спускалась женщина, от макушки до пяток закутанная в искрящееся серебряными слезами шелковое покрывало. Сквозь тончайшую, как стрекозиное крылышко, ткань без труда угадывались странные черты лица — почти треугольного, резко сужающегося от скул к подбородку, темные, настороженно следящие за толпой глаза, а главное — странные выросты, украшавшие вместо волос череп этой странной таинственной леди. Проказник-ветерок отогнул край покрывала, и толпа изумленно ахнула: на краях рогатой «короны» вспыхнули нестерпимым блеском самоцветные камни.

— Посланница из дождевых чащоб, — пронесся по толпе возбужденный шепот.

— Она тоже будет принимать участие в церемонии, — добавил Майлз. — Я уже мечтаю с ней познакомиться!

— У тебя странный вкус на женщин, — ответил Айвен.

Таинственная леди, при всём богатстве ее наряда, выглядела слишком странной, чтобы юный лорд фор Патрил счел ее привлекательной. Поэтому Айвен выбросил случайное знакомство из головы и потянул кузена за собой: следовало сосредоточиться на миссии, которую поручил им Канцлер фор Косиган. И для начала разыскать жилище посланника Барраярского княжества.

Живые корабли — дело хорошее, а богатства и диковины Перл-Целестии — еще лучше, но долг зовет, пора сосредоточиться на деле.

2. На корабль наших героев нападает переодетый незнакомец и оставляет таинственный предмет

М. Муркок, «Вечный воитель»

Чужак напал, стоило барраярцам переступить порог и закрыть за собой дверь.

В один момент имперец ловким ударом нейтрализовал более крупного физически и более ловкого Айвена. Тот отлетел к противоположной стене, обрушился на коллекцию развешенного на стене оружия и вместе с ней под грохот кинжалов, мечей, щитов и старых арбалетов рухнул вниз. Майлзу повезло — или не повезло? — больше. Воспользовавшись своим низким ростом, он вывернулся из захвата чужака, подкатился ему под ноги, вцепился в сапоги, уподобившись ручной обезьянке. Ловкость и сила нападающего резко контрастировала с его сединой; в какой-то момент Майлз оказался наверху того клубка тел, что сейчас перекатывался по покоям барраярских гостей, и выдрал длинную белую прядь. После чего пропустил добротный крепкий удар в челюсть, но добычу — или все же нападающего? — не отпустил, впился зубами в ладонь. В следующий момент Майлз краем глаза увидел приближающегося Айвена, вооруженного короткой дубинкой. Удар!

Искры посыпались из глаз.

В следующий раз Майлз очнулся в углу, полупридавленный великим чучелом белого медведя откуда-то с северных окраин Империи. Свалив его с себя, отбросив откуда-то взявшийся посох, изукрашенный рунами, маску в виде головы цапли и прочий хлам, источавший слабый аромат древней магии и еще более древнего золота, барраярец поднялся на ноги. Айвен и чужак, схватив друг друга за грудки, неуклюже топтались по комнате. От их ударов — равно умелых, и в равной же степени бесполезных, — разлетались кресла и предметы убранства.

От одного особенно неуклюжего приема, проведенного барраярцем, из-за отворота одеяния чужака выскользнул блеснувший неярким металлом предмет, отрикошетил от стены и завис в воздухе.

Майлз из своего угла почувствовал эманации зла, волнами распространяющиеся от этой вещи, и замер в растерянности. На секунду замер и таинственный враг; на его лице, странно гладком и молодом, учитывая кустистые седые брови, длинную седую шевелюру и горящие совершенно юным азартом глаза, проступило выражение отчаянной решимости.

В следующий миг чужак отшвырнул от себя Айвена, прыгнул в окно, прочитав заклинание левитации уже за пределами помещения. Барраярцы дружно подбежали, чтобы увидеть, как их обидчик, хлопая длинными полами и рукавами своих вычурных одежд, летит вниз, к подножию скалистых берегов Райского Сада, а потом, подхваченный порывом сотворенного магией ветра, взмывает вверх, к стае морских чаек.

— У-у, мерзкий колдун, — бессильно погрозил кулаком Айвен. После короткой, но чувствительной для самолюбия и тела драки он двигался неуклюже. Отороченная парчой шуба обвисла оторванным рукавом, камзол покосился, недосчитываясь многих пуговиц. На румяной физиономии кузена красовался свежий синяк.

— Проклятый альбинос! — добавил Майлз. Его-то внешность, хоть и отличавшаяся от канонов красоты, и просто, по мнению некоторых лекарей Беттии, оскорблявшая представление о здоровом теле, не была столь явно порождением сил и фантазий демонов.

— Не альбинос, — сварливо проворчал Айвен. Как раз сейчас он снимал с пальцев прилипшие белые пряди напавшего. — Посмотри, это всего лишь материальное заклинание личины.

Пряди волос, действительно, медленно таяли, превращаясь в ничто.

— Проклятый колдун! — исправился Майлз. Сплюнул кровавую, из-за разбитой губы, слюну и обернулся — осмотреться и оценить ущерб.

Металлический предмет, негромко жужжа, продолжал висеть посреди комнаты.

— Это ключ, — шепотом известил Айвен.

— Вижу.

— Из метеоритного железа, черный, с магическими символами вдоль всего стержня. С мелкими самоцветами вдоль бородки и с печатью орла на головке.

— Спасибо, Айвен, — едко поблагодарил Майлз. Как будто он не видел собственными глазами!

Ключ сделал несколько выпадов в сторону сначала одного, потом другого барраярца. Айвен дернулся, будто это был не обычный магический ключ, а как минимум острый, словно зуб дракона, летающий меч. Майлз предусмотрительно держался на расстоянии.

— Что будем делать? — поинтересовался он. Ключ по-прежнему бросался то на него, то на кузена. Эманации зла и некий таинственный, улавливаемый не слухом, но магическим даром шепот по-прежнему распространялись от него, как от брошенного в озеро камня.

Однако где-то там, в крепости, вдали от покоев барраярских гостей, уже протрубили вечернюю зорю, и гонг прозвенел, предупреждая о скором начале вечернего пиршества.

На которое следовало явиться, хотя бы чтобы не обострять отношения с всесильным Императором Цетагандэ и посланниками Барраяра — одного из Молодых королевств, всего-то полтысячелетия назад возникшего на краю Вздыхающей Пустыни.

— Лови его, — заговорщицким шепотом подсказал Майлз.

Проще сказать, чем сделать! Им потребовалось еще полчаса, разорванная шуба, сеть, сплетенная из простыни, и позаимствованный у стражника шлем, чтобы добиться победы.

— От чего этот ключ? — спросил Айвен, тяжело переводящий сбитое погоней и охотой дыхание.

— Скоро узнаем, — пообещал Майлз. Он уже предвкушал бесподобный вечер: который, помимо со знакомством с всесильным Элриком из Цетагандэ, Императором Мира, предполагал танцы, наслаждение искусством пения и музицирования бесчисленных рабов, измененных соответствующими заклинаниями, а также погружения в придворные интриги.

— Надеюсь, ты не забыл, кому твой род поклялся в верности?— напомнил Айвен. Майлз нетерпеливо отмахнулся:

— Ах, оставь! Королю Грегору пойдет на пользу, если я чуть-чуть поворошу местное осиное гнездо.

— Ты сказал «поворошу», или «поворожу»? Майлз, я спрашивал тысячу раз и задаю вопрос снова: твое ученичество у мастера Иллиана предполагало знакомство с основами боевой магии?

Ухмыльнувшись, Майлз ответил с максимально возможной для ученика мастера Иллиана честностью:

— Моя хорошая знакомая — ты должен помнить ее, девушка-луковица по имени Элли, — недаром называет меня космическим магом. Уверяю, с простой интригой я справлюсь!..

Всё еще сомневающийся Айвен покачал головой.

3. Глава посольства просвещает геров относительно правил этикета

Г. Кук. "Приключения Гаррета"

— Постарайтесь не слишком выделяться, — посоветовал Форобио. Айвен и Майлз, внимательно слушая наставления, перешагнули длинные ноги расположившегося у стены трактира пьяницы. Тот забормотал что-то неразборчивое.

— Здесь столько разного народу, — отметил очевидное Айвен. — Темные и светлые эльфы, вампиры…

— Всё очень просто, — оглушительно высморкался Форобио. Бывалый путешественник, он ловко перепрыгивал через лужи и шмыгающих по земле обитателей подвалов. — Увидел вампира — бей его в челюсть. Увидел единорога — отпили рог, потом принеси мне, я знаю, кому продать. С троллями не связывайся. Когда они выпьют, лупят всех, кто не зеленого цвета.

— Значит, если я вдруг окажусь зеленым, то с троллем конфликтовать все-таки можно? — поинтересовался Майлз. Форобио и Айвен остановились и посмотрели на хромого коротышку, как и положено мастерам меча, бывалым воякам и вообще мужчинам шести футов ростом смотреть на убогого дурачка. — Просто спросил, ради информации.

— Больно твой приятель разговорчив, — посетовал Форобио. Айвен скромно признал, что да, Майлз таков.

— С крысами не церемонься, — продолжались советы. — С покойниками не спорь. Кляйнских ящериц не покупай, а если все-таки втюхают, лучше сразу неси в ближайший трактир и обменивай на курицу. Или даже на куриный суп. Увидишь рыжеволосую красотку, по виду полуэльфку, в платье с вышивкой незабудочками — зови меня.

— Что, такая опасная волшебница? — хором спросили Айвен и Майлз.

— Нет, совсем не волшебница. Обчистила она меня, стервина дочь. За ней два золотых…

Форобио резко остановился. Через секунду на то место, где он должен был оказаться, если бы продолжал идти неспешным важным шагом, свалился тощий черный кот с трепыхающимся голубем в зубах. Заметив людей, он извернулся и метнулся в темноту переулка.

Майлз осторожно ущипнул себя за запястье: ему показалось, что за котом волочилось девять хвостов, а когти высекли из брусчатки самые настоящие искры.

— В общем, — закончил перечень наставлений Форобио, — лучше здесь быть повнимательнее.

Барраярцы поспешно согласились.

4. На героя совершено унизительное, но не грозящее жизни покушение

Л. Спрэг де Камп, Ф. Прэтт, «Дипломированный чародей»

Ветер подхватил горсть листьев и бросил их Майлзу в лицо. Прикосновение мокрой после вечернего дождя растительности напомнило легкий шлепок — не смертельный, но обидный до ужаса.

Но на этом ветер не остановился. Со следующим порывом в Майлза полетела пригоршня веточек и прочего лесного сора.

Осталось только крепче сжать зубы и идти вперед.

Сквозь качающиеся ветки зеленого лабиринта Майлзу был виден Йенаро, любезничающий с хозяевами и гостями Железного Замка.

— Магия — благороднейшее из искусств! Пожалуй, единственное занятие, которому может посвятить свои силы и время человек высокого происхождения, — вещал цетагандиец. Неспешная, но явно не раз отрепетированная перед зеркалом, можно сказать — драматическая жестикуляция позволяла рассмотреть в деталях каждую драгоценную безделушку, которой Йенаро украсил свой наряд: к накидке плотного из шелка с вышитыми знаками рода, прилагались и браслеты, и брелоки-нэцке, и изысканный веер в виде цветка орхидеи.

— Я слышала, вы специализируетесь на выращивании цветов для Райского Сада, — проворковала леди Мия. Черно-белые полосы, украшавшие длинные рукава ее парадного платья, указывали на родство с прославленным герцогом Мазом Верванским. — Выходит, не стоило верить досужим сплетням: ваших талантов, лорд Йенаро, хватает не только чтобы составлять букеты для Императрицы Лизбет и ее дам, но и дабы взрастить терновую изгородь вокруг какой-нибудь хижины…

Господин Берно — особа совершенно не королевских кровей, но благодаря верной службе маркграфу Марилака стяжавший известность человека надежного и сведущего — захихикал, сотрясаясь огромным брюхом, пышным кружевным жабо и павлиньим пером на берете, а за ним засмеялись и граф Форобио, и леди Ф’Лоримель, и прочие гости. Улыбка сделала леди Мию похожей на очаровательного бурундучка; цетагандиец сбился с вычурного танца жестов и забормотал объяснения, что, дескать, истинному художнику что терновник, что солома, что кошки на ёлке — лишь бы росло.

Стены зелёного лабиринта, чувствуя настроение своего создателя, затряслись. Стебли продолжали лезть из-под земли; корни, которыми они цеплялись за почву, стали толще руки, а верхние побеги давно возвышались над головой барраярца, рискнувшего войти в сотворенную магией чащобу. Пролезая под арку, Майлз бросил взгляд через дыру в живой изгороди и заметил Айвена. Тот от неожиданности забыл расточать комплименты золотисто-рыжей и медовокосой красавицам, которые весь вечер заманивали его в свои шелковые сети.

— Идиот, — бессильно выдохнул Майлз. Если кто-нибудь заметит удивление второго из барраярских гостей, конец всему маскараду! Зачем, спрашивается, выдавать себя за бывалых путешественников, свидетелей чудес белой магии, и вот так, как Айвен сейчас, стоять, приоткрыв рот и выпучив глаза при виде самого обычного заклинания, ускоряющего рост растений?

— Я таких заклинаний могу сотню соорудить, — злился Майлз. После следующего поворота он задел макушкой низко склоненную ветку, и на него посыпались желуди и шишки. С колючего кустарника, местами напоминающего дикую розу, а местами переходящего в остролистый клен и почти даже дуб. Б-б-ботаники! Друиды недоделанные! — Вот спущу на вас Айвена, попляшете! Это в доспехах он сойдет за благородного рыцаря, ведь, по сути дела, он им и является! Но стоит вам познакомиться с его садоводческими талантами, мало не покажется! Он вам все клумбы вытопчет! Все цветочки засушит, и без гербария!

Самым ужасным было то, что ни Айвен, ни граф Форобио, ни кто либо другой в бедах Майлза виноваты не были. Исключительно он сам. Майлз собственным почином закрутил интригу, которая в итоге привела его в Железный Замок, сам выбрал костюм паломника, путешествующего по святым местам, и исключительно собственной болтливости он был обязан славе «сведущего в белой магии дипломированного специалиста». Он сам решил испытать на прочность магию лорда Йенаро, сам зашел в сотворенный им лабиринт…

И теперь сам, чуть-чуть заблудившись, злится на всяких там Айвенов, хорошеньких леди, трясущихся в смехе толстяков, глупого жеманного Йенаро в его ста накидках, прическе с палочками и веером-семицветиком…

«Соберись!» — приказал себе Майлз. В конце концов, не так уж он и соврал. Диплом у него действительно имеется. Правда, наука, освоенная под руководством сверхкомпетентного, проницательного и энергичного Саймона Иллиана, вряд ли известна местным дворянам и магической элите, но в том-то и дело! Майлз сам вызвался быть шпионом, и это — еще одна причина, почему именно он, а не дуболом-Айвен в своих громыхающих доспехах, с двумя мечами за спиной, пробирается через магические заросли.

Он сделал еще шаг, отряхнулся от очередной порции растительного мусора и вдруг почувствовал, как что-то держит его за щиколотки. Майлз остановился, посмотрел вниз и увидел, как снизу вверх по его ногам ползут, уподобившись зеленым змеям, гибкие побеги. Один из них замер, обернулся наверх и вдруг выстрелил в лицо Майлзу красным длинным раздвоенным лепестком.

— Ах ты, ф-ф-флора! — еще больше разозлился барраярец. Из объятий змеевидных лиан он вырвался, но почти сразу попал в «паутину» из тонких травинок.

«Тот факт, что в нашей вселенной общеприняты пять векторов, или измерений, вообще не означает, что мы не можем добавить в формулу шестой вектор…» Когда в шею Майлза, узкую полоску кожи над воротом грубоватой хламиды паломника, вонзился очередной шип, на самозваного «дипломированного чародея» вдруг снизошли не только воспоминания об их долгих беседах с Иллианом, но и неожиданное спокойствие. Док Иллиан утверждал, что законы магии, ставшие для Барраяра забавной сказкой, в других мирах вполне могут иметь силу; именно эту закономерность два добровольца, Майлз и Айвен, и проверяли, и уже успешно перебрались в мир Цетаганды, вот уже который день собирают информацию, общаясь с завсегдатаями и гостями Железного Замка, и не настала ли пора перейти от теоретических изысканий к их эмпирической проверке?

Майлз выпутался из очередной ботанической ловушки, хлопнул по пестику настойчивый желтый цветок, преследовавший его на протяжении тридцати футов, и запустил руки в карманы.

Первое заклинание… Все подслушанные Майлзом магические ритуалы, в том числе и эксперимент Йенаро по выращиванию лабиринта, представляли собой стихотворения. Док Иллиан тоже предполагал нечто подобное, потому первое заклинание, извлеченное Майлзом из недр кармана, представляло собой небольшую оду. А что должно получиться? Майлз снова щелкнул настырный цветочек, тот обиделся и ловким движением отщипнул половину бумажки.

— Повезло тебе, — проворчал Майлз. — Если бы у меня была под рукой летучая мышь, цветки львиного зева, орлиные крылья и кошка, быть бы тебе кормом для грифона.

Цветочек обиделся, схлопнулся и уполз.

— Здесь что? — Майлз развернул вторую бумажку. — Все чаще сквозь пучину дней и лет Проделки прежние мои смущают думы, все чаще в прошлом я ищу ответ — с чего так мрачны мы, тоскливы и угрюмы? А… не получится. Это для обращения воды в вино. Отличный вариант, но сейчас не пригоден. Что еще…

Прочесть оставшиеся двадцать записок Майлз не успел. Цветочек вернулся.

Судя по плетям, торчащим из-под его «губ», то есть, конечно же, плотно сомкнутых лепестков, цветик успел подзакусить кем-то из своих растительных собратьев. А еще — где-то разыскать компостную кучу, ибо за каких-то несколько минут цветочек подрос, и его бутон размерами напоминал не спичечный коробок, а средних размеров тыкву.

Приблизившись к человеку, цветочек замер, поднялся на длинном извилистом стебле и принялся активно дожевывать пойманные лианы. «Тыква» на глазах увеличилась.

— Хороший, хороший цветочек, — Майлз ощутил себя заправским дрессировщиком. — Сидеть… лежать… голос… ой…

Цветочек запрокинул бутон и издал — нет, не вой, но вполне различимый шелест.

— Расти! Цвети! — Никогда раньше Майлз не ощущал себя настолько бездарным! Стихосложение — не та наука, которую он считал достойной своего интереса, и вот сейчас ямбы, хореи, гекзаметры и прочие рифмы мстили за пренебрежение ими!

Но отступать было некуда. Майлз вжался спиной в жесткие, узловатые и колючие стены лабиринта и скороговоркой выдал единственный пришедший на ум вариант:

— Как у нас в садочке, как у нас в садочке — розочка цвела-а!

С пальцев «дипломированного чародея» сорвалась искра. Разъевшийся цветочек поймал ее на лету, слопал с многозначительным чавканьем. Задрожал. (А может, ему передалась дрожь, которая сотрясала Майлза и весь прилегающий к нему лабиринт.) Бросился на барраярца, закрутил его, будто был не лианой, а голодным драконом.

Майлз попробовал сопротивляться и упорно отбивался от сомкнувшихся вокруг него желтых лепестков, нежных, вялых, но неисчислимых ударов тычинок, агрессивного внимания пестиков. Почувствовал, как цветочное чудище поднимает его в воздух, и забарахтался еще отчаяннее. Выхватил из ножен дедов кинжал и принялся кромсать стены своей живой темницы.

Тут он почувствовал падение. Цветочек, которому не понравилась проглоченная еда, перебросил бутон через стены лабиринта и выплюнул «колючку». Майлз, весь покрытый липким соком, запорошенный желтой пыльцой, свалился под ноги графу Форобио, господину Берно и ледяной красотке леди Ф’Лоримель.

Веселью гостей не было предела.

Майлзу стоило немалых трудов вытереть лицо от противного липкого, отдающего гнилыми апельсинами сока. Усилившийся шум (в котором явно звучало имя его непутевого кузена и мольбы остановиться), заставили горе-шпиона поторопиться.

Лорд Йенаро, которого Айвен держал за глотку и вполне целенаправленно душил, к этому моменту еще дергался, но уже успел потерять и веер, и левую сандалию, и всю свою великосветскую томность.

— Я вовсе не хотел зла вашему кузену! — завопил цетагандиец, когда граф Форобио, Майлз с помощью нескольких телохранителей и множества увещеваний оттащили рассерженного рыцаря Форпатрила от его жертвы. — Это была всего лишь шутка! Никто же не пострадал!..

«Кроме моего достоинства и нашей репутации», — мрачно продолжил про себя Майлз.

Похоже, для знакомства с местной магией его личных талантов явно недостаточно. Придется просить помощи у более сведущих волшебников. Знать бы, где их найти…

5. Происходит торжественная церемония, и в погребальной ротонде находят лишнее мертвое тело

Р. Гаррет, цикл «Лорд Дарси» («Магия и смерть»)

Церемония прощания с Императрицей Лизбет проходила в белокаменной ротонде — чуде архитектурного искусства. Под бдительным оком посла лорда Форобио Майлз и Айвен притихли и вели себя, как подобает молодым людям древнего прославленного рода. Айвен пыхтел под тяжестью ларца с дарами Князя Грегора, которые полагалось поднести скорбящему сыну Императрицы Лизбет. Хоть между Барраярским княжеством и Цетагандией и произошло несколько размолвок (только за последние сто лет государства сорок семь раз объявляли друг друга лжецами, еретиками, колдунами и угрозой для всей человеческой цивилизации; зато по-настоящему воевали всего четыре раза), это не повод уподобиться дикарям с Островов Джексона. Наоборот. Его величество божьей милостью верховный Князь Барраяра, когда ему сообщили о трагическом событии в семействе давних недругов, изволил на это заметить: «Чем ненавистнее кумушка, тем красивее сервиз ее ожидает в подарок», — после чего отрядил своих родичей — графы Форкосиганы и Форпатрилы принадлежали к потомкам Князей Форбарра по женской линии — участвовать в траурной процессии.

«Спасибо тебе, Грегор», — утомленно вздохнул Майлз. Дрожащие огоньки свечей и лампад, казалось, отталкивались от стен и плыли навстречу сияющими желтыми островками. Несмотря на множество народу, слышались только ангельские голоса певчих, исполнявших реквием.

— Говорят, мальчиков для этого хора специально кастрируют, — не утерпел Айвен. Форобио зашипел, призывая подчиненного к порядку. Айвен нахмурился. Майлз прекрасно понимал кузена: ему тоже было не по себе. Эта ротонда… будто кружево из мрамора и солнечного света… пышные наряды цетагандийской знати, впечатляющие здания и парки, которые они увидели за день пребывания в столице, даже элегантность и грация местных жителей, — всё это было вызывающе… да, к сожалению, другого слова не подобрать, и придется назвать вещи своими именами. Всё здесь, в столице Цетагандии, было прекрасно.

Эта красота казалась совершенно несправедливой, если вспомнить серые и бурые камни, из которых сложены барраярские замки; их вымощенные неровной брусчаткой дороги, дремучие леса, деревеньки на склоне Дендарийского ущелья, их жителей в домотканых рубахах и сарафанах… Ностальгия по дому проснулась в душе Майлза совершенно не вовремя. Чтобы справиться с нахлынувшими чувствами, юный лорд Форкосиган принялся рассуждать об источниках конфликтов между Цетагандией и Барраяром.

Двенадцать столетий, в течение которых род Плантагенетов правил Британской Империей, подарили цивилизации мир и процветание. С него-то и начались проблемы: основанные Британией колонией выросли, почувствовали свою силу и попросили независимость. Хотя в случае Цетагандии вернее сказать — «поставили перед фактом», а в случае Барраяра — «были настолько бесполезны для метрополии, что та счастливо вздохнула, лишившись каменистой пустоши, населенной задирами, обманщиками и потомками ссыльных воришек». Благодаря родственным связям Император Цетагандии с полным правом именует себя преемником Британии в Новом Свете.

Вот только никакой хрен с горы, как говаривал в подобных случаях покойный дед Майлза, генерал граф Петер Форкосиган, не вправе требовать, чтобы свободный народ уважал его исключительно в силу традиций. Вежливость — всего лишь вежливость. Цетагандия и Барраярское Княжество останутся врагами. «И похоронный ритуал — прекрасный повод начинающему шпиону проявить свои таланты», — добавил про себя Майлз.

Если посмотреть на присутствующих глазами не молодого дворянина, которому честь предков предписывает сохранять вид неприступный и добропорядочный, а глазами соглядатая, сыщика…

— Что там происходит? — осведомился Майлз, привстав на цыпочки и вытянув шею. Более высокий Айвен посмотрел на небольшую группу слуг, шепчущихся возле одной из боковых колонн, и пожал плечами.

— Эй, куда ты?! — всполошился лорд Форпатрил, когда его коротышка-кузен двинулся в направлении беседующих цетагандийцев.

— Спокойно, — ответил Майлз. — Не будут же они испепелять меня при всем честном народе.

И верно. Стоило барраярцу приблизиться, охранники — высоченные мужчины в кроваво-красных мундирах, с похоронной белой раскраской на лице (на неподвижной фарфоровой глади выделились только кружки на левых скулах — такой грим у цетагандийцев обозначал принадлежность к родам гем-лордов, немагической элиты общества) заволновались, офицер положил ладонь на рукоять сабли, прибежавший волшебник в официальной синей мантии судорожно сжимал шестифутовой ясеневый жезл, украшенный кристаллами и рунами. Но запустить в чужестранца огненный шар они действительно не посмели.

Поэтому ничто не помешало Майлзу увидеть за спинами слуг тело в белой накидке и расплывшееся кровавое пятно.

— Идеальное убийство! — с восторгом сказал лорд Форкосиган некоторое время спустя. После небольшой заминки, вызванной обнаружением в трех шагах от траурного помоста Императрицы, трупа неизвестного, процессия восстановила свой ход. Распорядители сбились с ног, но превзошли самое себя, сумев удалить все следы насильственной неучтенной смерти за какие-то минуты.

— Не понимаю, чему ты радуешься, — проворчал Айвен.

— Но это же действительно идеальное убийство! — не унимался Майлз. — Оно совершено практически у всех на виду. Но никто ничего не заметил! В подобных случаях принято приглашать волшебника и изучать материальные и астральные улики, но будет ли сделано это сейчас? Конечно же, нет, ведь все следы уничтожены, чтобы не смущать иноземцев и не отвлекать их от прощания с ее покойным величеством!

— Чуть полюбезнее, — потребовал лорд Форобио. — Вы все-таки говорите о леди, да еще и усопшей. Скорее всего, вы ошибаетесь, милорд Майлз. Нет никакого убийства, а был всего лишь несчастный, покончивший с собой из чувства преданности своей хозяйке. Конечно, он совершил смертный грех, и душа его попадет в ад, но для Цетагандии подобная преданность — я бы даже сказал, собачья верность — отнюдь не редкость. К тому же, мне доводилось слышать, что некоторые аут-лорды, из которых каждый второй обладает магическим Талантом, иногда накладывают на своих рабов некие чары. Если их не обновлять должны образом, такой итог… — барраярец дипломатично и почти незаметно провел ногтем по подбородку, намекая на случившееся событие, — почти неизбежен.

— Вот именно! — Если раньше Майлз еще оставлял пять процентов вероятности, что стал свидетелем извращенных, но обычных для Цетагандии событий, то теперь, выслушав доводы посла, он убедился в своей правоте окончательно.

— О чем ты? — потребовал объяснений Айвен.

Майлз воровато оглянулся. Дождался момента, когда, возложив посмертные дары и наскоро прочитав молитву, можно было покинуть ротонду. И только на полпути к выходу из парка, убедившись в отсутствии подслушивающих артефактов, озвучил свои соображения:

— Лорд Форобио, дорогой кузен, давайте примем за вероятность, просто как вариант, что у слуги, даже самого зачарованного и самого преданного, была возможность совершить самоубийство в другом месте. Разве стал бы он устраивать переполох у гроба своей госпожи? Рисковать тем, что нарушит церемонию прощания с нею? — По скривившимся лицам собеседников Майлз понял, что выбрал правильный аргумент. — Но если рассуждать о возможности убийства…

— В присутствии нескольких десятков гостей и сотен слуг? — вскричал пораженный лорд Форобио.

— Всего лишь заклинание или артефакт, отводящий глаза. Таким может воспользоваться любой воришка, — невинно добавил сын графа Форкосигана.

— И рисковать тем, что рядом может оказаться более сильный маг, способный почувствовать заклинание, или сензитив, улавливающий настроения и чувства? — скептически протянул Айвен.

— Разве ты не слышал пояснения лорда Форобио, который не далее как вчера вечером рассказывал, что во избежание эмоциональных бурь самые сильные сензитивы Цетагандии временно покинули столицу и проводят свой собственный поминальный обряд за ее пределами? Что же касается другого довода, — тут Майлз позволил себе тонкую улыбку, — мы вынуждены прийти к выводу, что преступник был уверен — именно он окажется тем сильным магом, чье заклинание подействует наверняка. А это означает… — барраярец выдержал драматическую паузу. — Что преступником является кто-то из аут-лордов.

— Что?! Да мыслимо ли такое?!

— Ерш твою клеш, брось заливать!

Майлз терпеливо дождался, когда возмущение чуть стихнет.

— Не вы ли говорили, что среди аутов каждый второй обладает Талантом, и довольно сильным? Кроме них были только гем-лорды, среди которых магический дар — все-таки исключение, но не правило, и иноземцы, большинство из которых съехались на траурную церемонию, а, следовательно, не располагают достаточными сведениями, кто из охраны и распорядителей может создать помехи в исполнении ими задуманного. Нет, поверьте, преступником окажется кто-то из местных. Из самых высокородных. То есть — кто-то из аут-лордов.

Майлз насладился эффектом своих слов, и небрежно добавил:

— Или, если угодно, аут-леди.

— Это немыслимо, — потрясенно прошептал лорд Форобио. — Вы подозреваете, что человека могла убить женщина? Высокородная аутесса?!

Лорд Форкосиган передернул плечами и, насвистывая, направился к выходу. Лорд Форобио обратился к Айвену за поддержкой:

— Умоляю, скажите, что ваш кузен неудачно пошутил!

— Кхм… не хочу подталкивать Майлза к греху гордыни, видит Всевышний, он и без моих усилий погружается в него, как в озерный омут. Но, вообще-то, я с ним согласен. Магические способности проявляются и у мужчин, и у женщин, и если какая-нибудь леди пройдет ученичество у сведущего волшебника, разовьет свой Талант… Взять, к примеру, мать Майлза, леди Корделию. Своими чарами она почти излечила от безумия Ботари, и тот верно служил Форкосиганам до самой своей смерти.

О колдовских способностях графини Корделии Форкосиган знало все Княжество Барраяр. Форобио не спорил с леди-колдуньей (тем более, зная о судьбе князя Фордариана, позволившего себе подобную глупость), но в рассудке ее юного сына явно сомневался. Поэтому Айвен прибег к самому убойному из имеющихся в его арсенале «заклинаний»:

— Среди аут-леди вполне может найтись злодейка и убийца. Моя маменька часто повторяет, что такое возможно.

Мнение леди Элис Форпатрил решило дело. Форобио сдался.

«Счет 412:0 в пользу маменьки, — подумал Айвен. — А еще говорят, что миром правит магия…»

6. В гостях у местных один из героев становится объектом интереса двух сексуальных дамочек

А.Сапковский, Сага о ведьмаке

Майлз с Айвеном остановили лошадей у ворот трактира, который назвал им давешний знакомец. «Под Задумчивым Драконом», гласила сбившаяся набок доска. За домом надрывались, урча, лягушки, и что-то подозрительно большое хрустело ветвями в подлеске.

— Дух благородной, курва, нищеты. — Айвен поправил шапочку с белым пером и вошел в распахнутые, никем не охраняемые ворота. — Думаешь, там, внутри, есть что-то стоящее?

— Пусть сам дом и обветшал, но наш приятель Йенаро божился, что тамошней кухне нет равных на сто верст окрест, — коротко пояснил Майлз и поправил парные мечи.

Внутри, под закопченным потолком, оказалось неожиданно светло и жарко, хоть не многолюдно. Видавшие виды доски разномастных столов блестели как навощенные от многократно пролитого и вытертого с них пива.

Йенаро приветливо помахал рукой из эркера, подзывая пришедших. Его черный кафтан был вольготно расстегнут, а глаза блестели — не хуже, чем тонкие золотые V на сложном черном узоре, украшающем его щеку.

По обе стороны к нему прильнули две девицы. Не какие-нибудь там застенчивые служаночки, призывно выставившие из-под оборок пухленькое плечико, а пара воительниц. Мускулы играли на их крепких бедрах, видных в разрезах короткой юбочки, и на нагих округлых предплечьях. Они смеялись, сверкая зубами и щуря глаза, подведенные густыми полосами грима. Медово-рыжая и красотка с золотыми волосами, не уступавшие друг другу в привлекательности.

— А это мои девочки, Арвин и Бенелло. Настоящие леди, об их полные имена язык можно сломать, — пояснил Йенаро.

Айвен впился в обеих глазами и пробормотал: «Цетагандийки, искусай меня гусыня!».

— Не желаю попортить вечер прекрасным дамам, — коротко прояснил Майлз, все еще не присаживаясь. — Я слыхал, цетагандийки не жалуют естественнорожденных. Таких, как мы. Не хочу, знаете, чтобы тут вкралась какая-нибудь неясность.

Он ловко пнул в бок кузена, желавшего было его возмущенно перебить. Айвен скривился и угрюмо одернул свой новенький зеленый кафтан с рукавами пуфом. Йенаро махнул рукой.

— Кое-кто — да. А есть и такие, которые предпочитают в постели ба. И тем, и другим можно только посочувствовать. Садитесь, милсдари, проведем время в приятной беседе. Что будем для начала?

— Пива?

— Можно. Полный бочонок, дорогуша, и к нему чего-нибудь остренького, — окликнул он трактирщика, который мухой метался по залу вместе с единственным слугой. Трактир, без сомнений, переживал не лучшие времена. — А нам для начала — за знакомство…

Он извлек откуда-то из-под стола плотно запечатанный кувшинчик и разлил по глиняным чашечкам жидкость цвета бледного меда. Айвен разом воспрял:

— Золотой туссентский эль?

Майлз машинально потянул носом. Ведьмачье чутье обычно предупреждало его о яде, но это, незнакомое ему доселе, питье пахло только пряностями и полынью.

Айвен опрокинул стопку залпом и с удивлением поднял брови. Девочки захихикали и переглянулись. Рыжая споро соскользнула с колена Йенаро и перебралась к высокому барраярцу. Блондинка потянулась, при этом ее захватывающий дух бюст, против всех ожиданий, не выскользнул из низкого выреза рубахи.

— Позволь спросить, ведьмак, — непринужденно начал Йенаро, воспитанно рыгнув и откинувшись на стуле с кружкой в руках, — ты здесь по делу или просто проездом?

— Я еду по приглашению, — ответил Майлз, ничего толком не сказав. — А что?

— Значит, тебя специально куда-то вызвали? И ты так спешишь, что никак не задержишься подработать по пути?

— Еще раз спрошу: а что? Хочешь меня нанять? Поговорим. Все дорожает, а жить надо.

— Напротив. Где ведьмак, там чудовища. Где чудовища, там опасность. Я вот подумал, может, нам с девочками свернуть с твоего пути? Я человек мирный, даже оружия не ношу... — Йенаро лениво потянулся.

Золотоволосая цетагандийка подмигнула Майлзу через стол. Рукоять сабли у нее за плечом выразительно качнулась.

— Давайте без околичностей. Я знаю, что цетские женщины у себя дома соревнуются в том, кто выведет более чудовищное чудо, — неохотно пояснил Майлз. Он не любил всяческих недоговорок и намеков. — А может, и возят эти чуда за собою. Ваше либо квакает, либо сопит, и росту в нем локтей шесть, как я погляжу. Ближе я не подходил.

— Гм, — сказал Йенаро и положил ногу на ногу.

— Знать не знаю, что у вас там за домашняя зверушка, — Майлз показательно отхлебнул пива, — но если не что-то страхолюдное, не имею намерения охотиться за нею, пока она не разинет на меня пасть. Или не начнет жрать по пути домашний скот и поселян. Вот если уж станет — не обессудьте.

— За любой зверушкой?

— За любой. Да хоть бы и за драконом, милсдарь Йенаро.

— Не очень-то ты впечатляюще смотришься для таких подвигов, ведьмак, позволь тебе сказать. Без обид.

— Это еще что, милашка, посмотри, как я танцую, — оскалился Майлз.

Цетагандийка еще раз смерила его внимательным взглядом, с улыбкой поднялась и присоединилась к своей рыжей подруге возле Айвена, который в жаре уже расстегнул пояс и сбросил кафтан. Майлз разжал в кармане пальцы, которые сомкнул было на метательной звездочке.

— Нравишься ты им, парень, — удивленно сообщил Йенаро Айвену. — Чтоб меня скособочило, нравишься! Мой тебе совет, не теряйся. Если поднимешься с девочками наверх да закажешь туда здоровенную бадью с горячей водой, они сумеют тебя удивить…

Айвен подскочил на стуле: мускулистая ручка рыжей цетагандийки прокралась ему за пояс штанов.

Майлз стиснул зубы и отвернулся — увы, если и бывают воительницы, которым нравятся низкорослые, бледные и насупленные ведьмаки, сюда они не забредали. В этом трактире ему, кроме пива и разговоров, ничего не светило.

7. Доброжелательный собеседник просвещает героев в местных экзотических культурных обычаях

Т. Х. Уайт, «Меч в камне»

— Забыл, как называется, — Мерлин нетерпеливо защелкал пальцами. Айвен за спиной наставника закатил глаза, Майлз постарался сохранить невозмутимость. — Его еще куда-то вставляют и что-то там делают…

Айвен, уже который год восхищавший собой всех девушек во владениях Герцога Красного Листа, отчего-то зарделся. Майлз же посочувствовал старому волшебнику и попробовал догадаться, о чем он говорит.

— Наверное, это имеет отношение к соколиной охоте? — предположил юноша, ведь и четырех дней не прошло с того замечательного урока, от которого у Майлза в буквальном смысле слова выросли крылья. Пребывание в перьях хищной птицы до сих пор нет-нет, да вспоминалось: то зрение вдруг обострится так, что станут заметны даже следы муравьишки на песке, то нога вдруг захочет сжать когтями ветку (странное ощущение, особенно когда вдруг вспоминаешь, что вообще-то едешь верхом, и обнаруживаешь, что лошади не нравится, когда ее используют вместо насеста), то в желудке проснется лютый голод при виде мышки, случайно выскочившей из угла на середину амбара…

— Соколиной? — задумался Мерлин. — Возможно. В конце концов, нет ничего более стройного и хорошо продуманного, чем соколиная охота. Каждый имеет право на определенную птицу: принцы могут охотиться с сапсанами, дамы — с пустельгой, Архимед имеет право чертить чертежи…

— Чертежи не существуют, — подал голос из темного угла мрачный филин.

— Да, но право-то у тебя в любом случае не отнимешь, — мудро возразил Мерлин. Его поблекшие от старости глаза затуманила очередная мысль, которая никак не желала обращаться в словесную форму: — Право… Неотъемлемое право…

— Право — это ведь правила? — решил внести свою лепту в разговор Айвен. Майлз было собрался возмутиться, но тут кузен изрек нечто действительно здравое: — Как правила могут быть куда-то помещены и «что-то такое» там «сотворить»?

Теперь задумался не только Мерлин, но и Майлз.

Тишина постепенно становилась невыносимой. Майлз потер пальцем лоб, вычисляя: если не подходит соколиная охота, может быть, волшебник намеревался поведать им с кузеном об истории? Географии? Хороших манерах? Обязанности Мерлина в том и состояли, чтобы напутствовать молодых господ мудрым советом и добрым словом.

Проблема же заключалась в том, что мудрость волшебника была настолько необъятна и невыразима, что слова при ее приближении разбегались в стороны с паническими воплями.

— Сотворения тоже не было! — отчаянно заверещал со своего насеста филин Архимед.

— Не было, — кивнул Мерлин. — Но, возможно, будет? Именно! — захлопал он в ладоши. — Грядущее! Я ошибался, оборачиваясь назад, а надо было смотреть вперед! И под ноги. Штука… эта штука должна как-то найтись… и она очень важна, поскольку кое-что символизирует!

— Что именно? — ухватился Майлз за долгожданную подсказку.

Мерлин ответил ему ехидной улыбочкой:

— Не спешите, юный хомячок, не спешите. Вы слишком торопитесь узнать про размножение, хотя на вашем месте я бы приналег на садоводство. Или на некромантию. Сам не знаешь, когда вдруг потребуется оживить труп или прорастить корешок. О чем это я?

Оба юных «хомячка» затаили дыхание. Майлз обдумывал, как понимать слова Мерлина: некоторое время назад ему вдруг пришло в голову, что оговорки и вроде бы бессмысленное словоизвержение волшебника таит массу полезной информации — если, конечно, суметь ее правильно проанализировать и верно истолковать. Айвен же просто испугался. Он с детства недолюбливал сумасшедших. От общения с кузеном этот факт не спасал, но терпеть еще и закидоны наставника? Э-э, нет, увольте…

— Тебя тоже не существует, — мстительно напомнил пернатый противник экзистенциализма.

— Давайте начнем с начала, — предложил Майлз. — Вы рассказывали нам о трудностях определения истинного наследника престола в королевстве Пендрагонов. Так?

— Не рассказывал он!.. — попробовал возмутиться Архимед. Айвен метко запульнул в филина шишкой. Философа это обидело, и он, сердитый, вылетел через слуховое окно.

— И вспомнили, что есть нечто, способное указать на наиболее достойного претендента? — осторожно продолжил Майлз.

— Которое… р-раз, — Мерлин сжал нечто невидимое, покрутил, после чего изумленно уставился на свою ладонь. — Очень полезная штука. Но у вас ее все равно нет. Хотя, может быть… — он с подозрением осмотрел своих учеников — высокого, в чистой, ладно сидящей одежде Айвена и скособоченного, в полинявшей рабочей куртке, вытертых на коленях штанах и шляпе со сломанным петушиным пером Майлза. — Но давайте я лучше вам расскажу о жизни улья! Нигде больше вы не найдете живой иллюстрации к столь многим закономерностям теоретической социологии! Улей! Это же целая вселенная! Им правит царица… — Наставник вдруг запнулся. Снова защелкал пальцами. — Мне кажется, у нее точно нет того, о чем мы договорились временно не вспоминать. Но зато у нее есть камни… Или лягушки? Или кукушки? Давайте начнем с начала…

8. Герой встречается с прекрасной женщиной, которая обвиняет его в преступлении

Д.Батчер, «Досье Дрездена»

Я ускорил шаг вслед за своей провожатой. Над покрытыми красной эмалью решетчатыми воротами трепетал небольшой, размером с баскетбольный мяч, шар голубого света. Я мог рассмотреть внутри очертания крошечной человекоподобной фигурки.

— Дальше вас будет сопровождать он, — сказала женщина.

— Короткая прогулка, — пропело создание и, не дожидаясь моего ответа, рвануло вперед маленькой кометой.

За воротами раскинулся ледяной сад. Лед покрывал ветви деревьев, образуя причудливые, призрачные очертания и хрупкие цветы. А там, где не было ни деревьев, ни цветов, змеились покрытые шипами ледяные лианы, холодные и совершенные.

Снег укутывал их, как вата — хрустальную статуэтку. С каждым моим шагом за ворота он валил все гуще. Я не видел ничего, даже собственных начищенных сапог, как ни пытался их разглядеть. И в какую-то минуту вдруг осознал, что метельный вихрь передо мною соткался в сияющий белый, с зелеными прожилками подол. Я поднял взгляд и застыл столбом.

Передо мною стояла женщина той красоты, которая вдохновляет художников и поэтов и наводит страх на простых смертных. Из-за такой развязывают войны или пускаются в бега. Тело ее представляло собой безупречное сочетание соблазнения, красоты и силы. Белоснежные покрывала без единой ненужной складки обнажали изящную шею, от их глубокого выреза не хотелось ни на секунду отводить взгляда — вдруг она сделает вдох. Губы были цвета мороженой ежевики, сладкой и спелой, голубые глаза мерцали переливами арктических льдов. Длинные, до пола белоснежные волосы сливались с вихрями снега — но по сравнению с ними сам снег казался тусклым. Ее духи были ядовитыми и приторными — словно неуместные в этом ледяном царстве тропические цветы.

Я приложил уйму усилий к тому, чтобы не дать своей упавшей челюсти окончательно стукнуться о землю. Та часть мозга, которой управляли напрямую тестостероны, завопила, что мне бы только дотронуться до ее руки, а там будь что будет.

Сколько ей лет? Двадцать? Сто? Неважно, хаут-фея все равно была сногсшибательна.

Шар маленькой фэйри завис над ее плечом. Голос донесся именно оттуда, неестественный, словно гортань говорившего издавала его по принуждению:

— Чародей. Я позвала тебя, чтобы оговорить условия безопасного возвращения моего... предмета.

— Великого Ключа от врат, — сумел выговорить я. Голос мой звучал хрипло, но все-таки звучал.

— Ты знаешь, — прошипел вихрь снега.

Еще бы! Не один час я проторчал вчера в магической лаборатории — холодном бетонном подвале. Я просмотрел все доступные книги по сверхъестественным артефактам, должные дать мне хоть какое-то понимание в этом вопросе. У меня даже шея заболела, пока я, согнувшись, листал один за другим солидные рукописные тома в кожаных переплетах. Некоторые из них архивариус Совета, чародей Фор-Риди, знающий все и немного больше о правилах безопасности, дал мне посмотреть с большой неохотой. Свет забрезжил лишь на середине восьмого тома — там, где были описания и рисунки Врат Феерии.

— Знаю. И обладаю. — Замерзшими пальцами я расстегнул китель и вытащил Великий ключ. Благодаря метаболизму чародея мою иммунную систему можно было считать первоклассной, иначе я бы уже давно подхватил здесь простуду.

— Отдай его! — на несколько голосов сразу взвыла вьюга.

Я отступил назад:

— Не так быстро! Я сохранил его в целости и верну. Но должен удостовериться, кому именно я его возвращаю. Я не намерен становиться жертвой обмана.

— Тебе должно быть известно, чародей, что все наше племя, от мала до велика, не способно произнести ничего, кроме правды. Такова наша природа, — при этих словах фигура не шевельнулась, идеально очерченные губы не дрогнули.

— Это не мешает вам водить людей за нос. Я хочу получить в качестве подтверждения ваше имя. Имя, которым я смогу вас призвать. Иначе как мне убедиться, что передо мною не снежный фантом, которым управляет и за который говорит вон та фитюлька в шаре?

Ветер взвыл на все голоса. Небо потемнело. Подол зеленого платья хлестнул меня по ногам горстью колючих ледяных кристаллов.

— Довольно, смертный!!! Перед тобой Райан-Мэб, Королева Райского Сада, императрица Зимней династии сидхе.

Блин-тарарам! Гребаная королева фэйри, владычица половины Небывальщины стояла передо мной, и я только что разозлил ее ультиматумом.

— Я вынуждена разговаривать с вором. Я гневаюсь, — продолжала она, и сила зимнего ветра начала давить на мои уши с угрожающей силой. — И силы этого гнева достаточно, чтобы от моего голоса кровь пошла из глаз смертных. Ты согласен и дальше выслушивать мои слова из уст маленького создания или хочешь испытать это на себе? — вдруг громыхнуло в воздухе одновременно с ураганным порывом ветра, бросившим меня на колени.

Страх похож на ледяную воду. Он сковывает мышцы, лишая тебя возможности удирать со всех ног. Именно такой волной обдало меня сейчас. А я терпеть не могу, когда мне страшно. Угрозы бесят меня, а когда я злюсь, то могу натворить глупостей.

Я заставил себя встать на ноги, покрепче расставил их, как в качку, и убрал руки с Ключом за спину.

— Учтите, я в курсе: то, что не будет отдано вам добровольно, потеряет силу. Если вы меня напугаете, я могу, чего доброго, развернуться и убежать вместе с тем, что у меня в руках. Дома мне как раз не хватает красивого грузика для штор. А?

Ветер внезапно стих.

— Отдай мне Великий Ключ, — это было все, что она могла ответить. — Он не твой.

— Я фор, а не вор, леди. И, как фор-чародей, желаю знать, кто хотел положить вражду между вашим и нашим миром. Я верну вашу собственность, нечаянно попавшую в мои руки, если вы ответите на три моих вопроса. Справедливая цена.

— Три вопроса? — прошелестела Райан, для выразительности подняв в воздух три пальца. — Стоит мне ответить на три любых твоих вопроса, и моя цена уплачена?

— Правдиво и полно. И я не попрошу больше ничего, — подтвердил я со смутным чувством, что ступаю сейчас с обрыва на тоненькое облако, и дальше мне останется только зависнуть в воздухе, работая локтями, как крылышками. Обычно одна сделка с фэйре влечет за собой другую, завлекающую тебя все глубже и глубже, а я собирался нырнуть в них с головой, да еще захватить с собой тяжелый предмет, способный утянуть меня прямо на дно.

Прекрасные, опасные губы Райан изогнулись в улыбке. И я пропал.

9. Офицер местных спецслужб наносит героям визит и делится информацией

Т.Пратчетт, «Стража, стража!»

Помещение поражало тоской о былом величии. А еще облезлостью. Но тоской — больше. Над закопченным камином топорщился ржавыми пиками и нарисованными кленами старинный герб с неразборчивым девизом «Я …ю драконов». С балок свисали древние знамена и клочья паутины. Устилавший пол коврик местами шевелился — похоже, он служил прибежищем какой-то особой, таинственной расе, которая вот прям сейчас объявила мышам и сквознякам войну за мировое господство. Со стен дышали унынием капустные пейзажи равнины Сто; рядом дротик с линялым оперением удерживал от попыток бегства портрет орангутана — вида совершенно уголовного, но зато в горностаевой мантии и вооруженного тропическим фруктом. Полюбовавшись на горы-бонсай в потертом лаковом футляре, капитан Дворцовой Стражи Даг Бенин попытался решить загадку: что охраняет в пустой, захламленной комнате человек совершенно тролльих размеров в начищенном до блеска слишком маленьком шлеме, кирасе, достоверно воспроизводящей анатомию небольшого слона, и собранных из четырех разных наборов поножах и наручах?

Было бы понятно, если бы охранник сторожил двери. Но нет! Он стоял спиной к окну (маленькому и пыльному) и прикрывал мощной спиной неплотно закрытую форточку. Прорывающийся из оконных щелей сквозняк ворошил морковно-рыжие патлы стражника.

Так как прочих сквозняков в помещении присутствовало изрядное количество, Даг Бенин вынужденно пришел к выводу, что форточка на самом деле является окном в соседнее измерение.

Ибо только такой вывод согласовывался с напряженной воинственной бдительностью троллеподобного стражника.

Проклятые барраярцы…

— Чаю? — с радушием заправского отравителя предложил гостеприимный хозяин, господин Воробио. Бенин не счел нужным снисходить до ответа. Вместо этого он выпятил подбородок, со всей возможной суровостью прикусил остаток сигары и приступил к основной цели визита — допросу двух недорослей, которые каким-то странным непостижимым образом оказались причастны к похищению Главного Секретаря Патриция и явлению над городом настоящего Дракона.

Первый из молодых барраярцев вид имел настолько глупый, что Бенин еле удержался, чтобы не щелкнуть его в нос — проверить, отзовется ли пустотой глиняная голова с тщательно прорисованными пустыми глазами и крупными кудряшками. На все вопросы он отвечал «нет»: летающего дракона не видел, огрызками яблока в него не кидался, девственниц ему не скармливал и штаны при виде его не намочил. Тут господин Воробио издал громкое «кхм!», отчего големообразный молодчик смутился, исправился, признал, что испуг имел чрезвычайные последствия, смутился еще больше и под укоризненными взорами патрона и сотоварища опал, как пирог госпожи Торт.

— Значит, Дракона вы все-таки видели? — уточнил Бенин. — Может быть, заметили и тех, кто в него стрелял?

Тонкие бескровные губы Воробио издали задумчивое «м-м-м», пальцы пробежались по желтоватым манжетам старого камзола, разномастным пуговицам, сложились в тайную азбуку, известную только дипломированным выпускникам Гильдии Воров, и Бенин уверился: интуиция его не подвела. Барраярцы что-то знают. Ах, жаль, что миролюбие Патриция запрещает на этой неделе пытки! А до следующей недели и преступление может раскрыться, и Дракон — спалить оставшийся город, и не будет официального повода поиздеваться над барраярцами.

Чтобы лишить исключить вероятность подсказки со стороны пройдохи Воробио, Бенин стремительным движением приблизился ко второму из недорослей и навис над ним, неизбежный и неумолимый, как Край Диска, Аудиторская проверка или визит тёщи.

— А вы, — для пущей убедительности Бенин выпустил в лицо барраярцу облако табачного дыма, — что можете добавить к показаниям своего кузена?

— Ничего, — кротко ответил недоросль. Кстати, действительно недоросль — макушка барраярца едва доставала Бенину до середины груди. Рост заставлял подозревать его в родстве с гномами, но отсутствие окладистой бороды, некоторая щуплость телосложения, болезненная бледность, значок в виде косточки (с надписью «Люблю Обаротней с махнатого годда») и черная ленточка волонтёра антикровного движения намекали, что и кроме гномов в далеких Барраярских Овцепиках водится много странных существ. — В момент, когда секретарь Патриция, господин Стукдазвон, выскочил на крышу и принялся размахивать волшебным посохом, я отвернулся.

— Вот как, — пробормотал Бенин. Снова выдохнул облако дыма. Големообразный недоросль закашлялся, мелкий же пакостник держался стойко и отказываться от своих слов не собирался:

— Вот именно. Я как раз в этот момент повернулся к Айвену и сказал ему: «Какая жалость, Айвен, что ты не смотришь на крышу дворца Патриция! Там как раз Стукдазвон читает заклинание, вызывающее Дракона!». И поэтому, когда Дракон материализовался над дворцом, я как раз смотрел в другую сторону, поэтому не могу сказать точно, проглотил ли Дракон Стукдазвона, или же наоборот, Стукдазвон как-то перевоплотился в Дракона. С точки зрения логики первый вариант вероятнее, зато второй, согласитесь, — коротышка каким-то неуловимым образом посмотрел на высоченного Бенина сверху вниз и подмигнул ему, как старому приятелю, — политически интереснее. Знаете, даже если принять первый вариант за гипотезу, второй все равно остается главным: ведь проглоченный секретарь стал частью проглотившего его дракона, а, следовательно, действительно неким образом в него перевоплотился. Что открывает интересные возможности для продолжения интриги. Согласитесь, за неимением тела Стукдазвона предъявить ему обвинение в злонамеренном вызове чудовища вы не можете; но если вы обвините в сем деянии Королевского Дракона, за то, что он сам себя вызвал, а потом еще и управлять собою не смог, — это будет весьма, весьма сильным ходом с вашей стороны…

Бенин попробовал всплыть из океана слов и расставить островки смысла по порядку: он пришел, чтобы узнать, кто призывал Дракона. Барраярцы говорят, что не знают, но при этом указывают на Стукдазвона. Спрашивать Стукдазвона бессмысленно, так как вот уже второй день (как раз с момента впечатляющего пожара, устроенного Драконом вокруг Дворца Патриция) секретаря никто не видел. И в любом случае, Стукдазвон пользуется репутацией завзятого дурачка, только и способного, что выполнять приказы Патриция. Значит, надо спросить Патриция, а не приказывал ли он вызвать Дракона. Но зачем Патрицию вызывать Дракона, который спалил его Дворец? Патриций умный, он наверняка знает ответ. С другой стороны, и этот вот бледный тощий коротышка тоже знает множество ответов, хоть и утверждает, что ничего не знает.

Какой из этого можно сделать вывод?

Бенин впал в глубокую задумчивость. Юный барраярец, наконец, заметил отсутствие реакции собеседника, несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но Воробио и големоподобный Айвен грозно на него шикнули.

Сигара медленно тлела.

Ее пепел падал на останки ковра.

Троллеподобный охранник охранял форточку, из которой немилосердно сквозило другое измерение.

Капитан Дворцовой Стражи взвесил все известные ему аргументы и доводы и вдруг содрогнулся. Открытие поразило его.

— Патриций? Это вы? — прошептал он, не веря своим глазам.

Тощий бледный коротышка сморгнул. Воробио округлил глаза и от удивления украл у себя кошелек. Айвен чуть не рухнул грудой глиняных осколков в обморок.

— Не буду убеждать вас в обратном, — по-прежнему кротко и деловито ответил Майлз. — Скажу только, что у меня есть документ, подписанный повитухой и шестью свидетелями, утверждающий, что, скорее всего, существует вероятность принадлежности меня к человеческому виду. И терьеры мне всегда нравились. А от крыс я вообще без ума. И если я когда-нибудь захочу власти…

— Кхм!!! — снова не выдержал Воробио.

Майлз ухмыльнулся краешком губ. Едва сдержался, чтобы покровительственно не похлопать капитана Стражи по плечу. Ограничился сдержанным кивком:

— У вас прекрасно получается вести расследование, капитан Бенин. Я буду ждать вашего доклада о его результатах.

Даг Бенин браво щелкнул каблуками и, чеканя шаг, отправился продолжать следствие.

Значит, явление Дракона — одна из множества затей Патриция. Хорошо. И что повелитель желает, чтобы Бенин сделал дальше?

На секунду Даг пожалел о своем слишком быстром продвижении по карьерной лестнице. Нелегко, подобравшись к вершине пирамиды, угадывать, куда двигаться дальше. Бенин позавидовал своим (и не своим) подчиненным, простым сержантам, капралам и рядовым. Вот где жизнь: найди себе форточку, сторожи ее, и никаких забот…

А кому-то приходится разыскивать Дракона.

10. Герои присутствуют на парадных состязаниях и тихонько сочиняют свои лимерики

Дж. Мартин, Песня Льда и Огня

Столица еще не видела подобной роскоши. На турнирном поле раскинулось море шатров; шелковых и парчовых у знатных рыцарей, холщовых — для воинов попроще. Все мальчишки сбежали из окрестных деревень посмотреть на поединки или сами участвовать в соревнованиях лучников; придворные, вместо того, чтобы плести интриги, спорили о шансах на победу Золотого Льва, Грохочущей Скалы, Бешеного Пса, Стража Грифонов, Длинного Шипа и бойцов масштабом поменьше. Дамы готовились жертвовать рукава и ленты победителям, девы падали в обморок, случайно зацепив взглядом поезд очередного защитника или чемпиона.

Утомленный хлопотами кастелян Форобио категорически запретил сыну и племяннику лорда Форкосигана участвовать в турнире. Он произнес длинную речь, которая повергла Айвена в уныние (ибо запрещала ему появиться перед столичными красотками в новой броне, с украшенным сапфирами мечом, и повергнуть всех негодяев во славу Королевы Любви и Красоты), и чуть развеяла меланхолию Майлза (ибо Айвен, наконец, заткнулся и перестал перечислять достоинства тех пяти, нет, все-таки семи прекрасных леди, которым прочил венец из голубых роз).

В итоге Майлз сидел на галерее, ерзая на неудобной деревянной скамье и покачивая своими слишком короткими увечными ногами. От моросящего дождя его укрывал коричневый плащ с фибулой в виде кленового листа; в серебряном кубке остывало сдобренное специями вино; рядом весело болтала Миа Маз со своей септой, а чуть поодаль сидела юная дочь нынешнего десницы — робкая и очень хорошенькая девочка. Позади почетных гостей толпились девушки происхождением попроще, шутил дурак-карлик, мерзко, с надрывом, орал черный котище, изукрашенный шрамами изрядней, чем иной наемник; толстяк в тунике с гербом в виде изумрудной лягушки поглощал нанизанных на вертел перепелок… Айвен от созерцания турнира отказался, пожаловавшись на утомление от вчерашних занятий бальными танцами и вечеринок с фокусами пиромантов и имея на сегодняшний вечер еще несколько приглашений подобного рода. Майлз позволил кузену сбежать. Побуждение заставить Айвена мучиться от тоски и безделья во время представления приехавших на турнир рыцарей Майлз с огромным трудом преодолел: главной его задачей было выяснить, под чьими знаменами кто сражается и кто чего стоит. Это он мог сделать и сам, без помощи кузена.

А Айвену он как-нибудь вернет должок, но позже.

На специальные подмостки выступил герольд. Тощий и важный, он двигался как цапля, высоко поднимая колени и тщательно выбирая, куда поставить ногу в модном башмаке. Развернув длинный свиток, он поклонился деснице, замещающего отбывшему на охоту короля-дракона, и приступил к оглашению имен.

Храбрецы и герои северных, южных, западных и восточных земель выстроились у северной стороны ристалища. Шелковые полотнища флагов, потемневшие от дождевой влаги, липли к древкам. Комья грязи отлетали от копыт застоявшихся лошадей. Галереи шелестели девичьими восторгами, толпа простолюдинов, напиравшая на ограждение турнирного поля, взрывалась то одобрительным свистом, то шуточками на грани приличий. Кое-кого приветствовали молчанием, и Майлз постарался запомнить имена этих грозных воителей.

В турнире пожелали принять участие и иноземцы; на поле выехала четверка дотракийских воинов с длинным косами, украшенными серебряными и бронзовыми колокольчиками. Несколько знатных летнийцев выразили свое почтение деснице, королю с королевой, столице, стране и восходящему солнцу и испросили разрешения показать мастерство стрельбы из изготовленных из златодрева луков. Появилось существо в темно-синем балахоне, с лаковой маской, закрывающей лицо, объявило себя евнухом из Асшая-у-Тени и предложило свои услуги и волшебный рубин как дар всесильному королю-дракону. На ристалище вышел крепкий, с клочковатой бородой, мужчина в красном одеянии огненного жреца и пообещал сражаться во славу своего бога.

Вот перед королевским помостом проехался рыцарь из Простора — мальчишке едва исполнилось семнадцать, но перечисление его подвигов повергло девиц в экстаз, а Майлза — в зевоту. Плащ рыцаря скрепляла изумрудная роза, под поднятым забралом виднелось лицо с тенью каштановой бородки, самодовольное и до неприличия самоуверенное.

Впрочем, когда сей потомок славного рода кланялся деснице, его конь дернул хвостом и мастерски унавозил истоптанное поле. Толпа взорвалась: нет для простолюдина радости больше и слаще, чем напомнить властительным господам о прозе жизни.

Кстати, о прозе…

Явился юнец из Простора

Не ведал он в жизни позора,

Подвоха бедняга

Не ждал от коняги,

Наклавшего целую гору.

Стишок сложился так лихо, что Майлз фыркнул. Мия и ее септа строго посмотрели на молодого человека, и юный барраярец поспешил придать себе серьезный и неприступный вид.

Продержался он вплоть до появления воина в темно-зеленых доспехах, одного из присягнувших рыцарей лорда Ланнистера. Ланниспортский кузнец постарался предать броне сходство с могучим дубом, а поскольку воин был ростом не менее семи с половиной футов, шире пивной бочки в обхвате, а его кулаки — размером с голову обычного человека, эффект получился поразительный. Глядя на покачивающийся шлем, в виде курчавой дубовой кроны, Майлза снова пробрало вдохновение:

Вышел рыцарь из-под Холма,

Он по виду грозен весьма

И доспех себе латный

Подобрал аккуратно

Под дубовую крепость ума.

На этот раз Майлз фыркнул так, что поперхнулся вином. Пока барраярец стряхивал капли с подбородка и рукава, пока слуга заново наполнял кубок, на турнирном поле началась первая драка. Цапля-герольд замешкался и мог лишь дергать седой бороденкой, такой же длинной и унылой, как вся его внешность, но предотвратить побоище не успел: один из дотракийцев что-то сказал, отчаянно коверкая общий язык, воительнице со знаком вечного солнца Мартеллов на плаще. Женщина, черными глазами и острыми чертами лица похожая на злую, взъерошенную ворону, охотно прошлась по родословной дотракийца, возведя ее к псам, сторожившим рудники Валирии, а когда иноземец обнажил аракх и атаковал с леденящим кровь воплем, ловко приняла удар на круглый щит. И тут же, не теряя времени, попыталась достать обидчика короткой пикой.

Драчунов разняла стража, но к тому времени страсти накалились. Столичные жители недолюбливали южан (еще слишком свежа память потерь, случившихся в неудачном походе отца нынешнего короля на владения Мартеллов), но иноземцев-лошадников, чьи обычаи смущали цивилизованный мир, сторонились еще больше. В трех оставшихся дотракийцев полетели гнилые овощи; поединщики лорда Мартелла сцепились с давними недругами — рыцарями из Простора, и, судя по долетающему до зрителей шуму, только что на глазах у всей столицы у кое-кого появился повод для кровной мести.

Пусть ворона с далекого юга

И лошадники хают друг друга,

Но лишь драться начнут,

В оборот их возьмут,

И придется зачинщикам туго.

Похоже, единственным, кто сохранял спокойствие, был десница. Северный лорд, холодный и спокойный, наблюдал за суетой с высокого места. Тихо поднял руку, шепотом отдал приказ капитану своей гвардии, и спустя какое-то время на ристалище вышел целый отряд северян в плотных серых куртках, не слишком вычурных, но крепких кольчугах, в островерхих шлемах. Несколько минут — и порядок был восстановлен.

Майлз смаковал вино и скандал. Теперь он смотрел на лорда-десницу. Похоже, он недооценивал его, считал слишком обычным человеком. И в самом деле! В столице есть волшебники всех мастей, начиная с короля и его семейства, повелевающими самыми удивительными, опасными и могущественными созданиями подлунного мира — драконами. И продолжая пиромантами, провидцами, заклинателями теней, Слепыми Братьями, Красными Жрецами и просто шарлатанами.

Много и других игроков. Знатных лордов, добывающих золото из недр земель, или создающих богатство торговлей. Они могут собрать армии в несколько тысяч мечей, но, если хорошенько подумать, золото и магия, безусловно, сильные аргументы. Но еще сильнее — тот, чья рука непосредственно сжимает рукоять меча.

Об этом стоило поразмыслить. Майлз потягивал вино и, прищурившись, смотрел на собравшихся на галерее, под навесом, за спиной десницы, у пустующего королевского трона и вообще вокруг турнирного поля людей. На кого из них он может положиться, если решит продолжить затеянную игру? Кого может использовать?

Явился юнец с Барраяра,

Без дракона, меча и драккара.

Всех умом обошел,

И кузена приплел,

Победил всех юнец с Барраяра!

11. Герой гадает, кто из власть имущих — преступник, и занимается провокациями

Р. Желязны, «Хроники Амбера»

Восемь принцев Цетаганды.

Я откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком. Властители восьми Отражений смотрели на меня тонко прорисованными лицами.

Я выложил на стол еще одну карту — с изображением Небесного Сада. Стоило сосредоточить на ней взгляд, деревья начинали дрожать листьями, на дорожки выходили праздные гости, а мраморные статуи оживали и поворачивали голову. Кто-то хотел прибрать к рукам это Отражение. Или, наоборот, план состоял в том, чтобы ослабить соседей?

К картам на столе добавились прочие предметы: табакерка с секретом, привезенная мною из Отражения Бети, вырезанная из ляпис-лазури пешка — из того набора, которым мы играли партию в шахматы с Хранителем Уныния Джексона; браслет из Вервании, краюха хлеба, выращенная на Аслунде… Скоро столешница превратилась в звездную карту.

Последним я выложил на стол свой кинжал.

Отражение, в котором прошли мои детские и юные годы, не баловало ни роскошью, ни особыми успехами в постижении магических тайн. Честно говоря, многие считали нас порождениями Хаоса и относились соответственно. То есть считали самым правильным поступком, на который мы годились, — стать собственностью более сильных магов. Дать поглотить себя более великим.

То есть — Цетаганде.

Стоило прикоснуться к кинжалу, и я снова погружался в мир Барраяра. Чувствовал невыразимое очарование дикой, еще не прирученной силы, дремавшей в его недрах. Запах осенних кленовых листьев. Прохладу горных ручьев.

С одной стороны, это Отражение слишком далеко от Дома, а значит, законы магии в нем практически не действуют. С другой… в ходе войны отнюдь не всё решают заклинания. Может быть, на этом и строится расчет одного из заговорщиков? Заставить рассредоточить силы, отвлечь от того, что должно произойти в центре сплетаемой интригами паутины?

Гадать можно бесконечно.

Я смахнул мусор со стола, вернул кинжал на пояс и снова уставился на восемь лиц.

Какие разные люди… впрочем, отнюдь не люди. Каждый по-своему красив, но у одного это красота мощи и действий, у другого — задумчивости и воображения. Каждый — великий волшебник, каждый — мастер интриг.

На мгновение я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок паники: «Майлз! Что ты делаешь в столь блестящей и ужасной компании?!».

Я дал себе пинка. Конечно же, спасаю свое родное Отражение — Барраяр.

Второго шанса не будет. Надо действовать тонко.

Я взял карту Слайка Джияджи. На меня холодно воззрился истинный воин, не знающий страха и сострадания. Испугает ли его известие о плене или несчастье кого-то из близких? Да нет у третьего из принцев Цетаганды никаких близких.

Но его явно волнуют успехи его ближайшего родственника — Флетчира.

Я положил руку на козырь и почувствовал тепло исходящей от меня энергии. Шепот. Тень. Отражение мысли. И вот нарисованный принц Слайк нахмурился. Ему вдруг пришло в голову, что не так уж он и нужен Владыке Флетчиру.

И что его вполне могут заменить другим — менее родовитым, а значит, более зависимым военачальником.

Не спать тебе спокойно, Слайк Джияджа.

Эсте Ронд. Сухарь и ученый, развивающий технологии в управляемом им мире. Не будем считать трупы, которыми гениальный Ронд вымостил путь к торжеству прогресса, но парень явно любит похвалу.

Поэтому внушим ему мысль, что его успехи не ценят. И все его дела — так, пустячок. К чему строить аэроплан, если летать с помощью волшебного ветра дешевле и проще? И все достижения науки, с точки зрения магов Дома, не более чем детская забава.

Изображение Эсте Ронда нахмурилось и брезгливо поджало губы. Кажется, именно сейчас он изобрел способ превратить всё вино своего Отражения в уксус.

Илсюм Кети. Моложавый старик, или, наоборот, юноша, специально посеребривший себе виски, чтобы казаться более почтенным и надежным? О нем ходили слухи, как о человеке нетерпеливом, не умеющем ждать.

Поэтому внушим ему мысль, простую, как солнечный свет. Что именно его назначат Хранителем Дома, Небесного Сада и Зеркального Лабиринта.

Но не сейчас. А через какие-то сто-двести лет…

Справившись с тремя потенциальными противниками, я помассировал виски. С непривычки волшба отдавала тупой постепенно нарастающей тяжестью. Ну, ничего страшного.

Осталось еще пять потенциальных угроз. Придумать страшилки для них — плевое дело для мастера интриг.

«Я заставлю вас шарахаться от собственной тени. Тогда вы забудете о войнах между Отражениями!»

12. Начальник допытывается у героя, отчего тот такой борзый

Р.Л.Асприн, МИФы

Сложившаяся ситуация требовала глубоких трезвых размышлений. Я сел за стол, водрузил на край свои бедные ноги, подтянул поближе кувшин пива и задумался. Аазвен всей своей темно-зеленой, убийственно-обаятельной личностью профессионального демонстратора измерений оседал стул по другую сторону стола.

— Давай посчитаем баланс, — он достал из кармана горсть золотых и принялся выкладывать монеты аккуратными стопочками. — Сначала положительные итоги. Ты знаешь, кто подбросил тебе ключ.

Я скривился. Вспоминать о той схватке с розовокожим бесом, который столь ловко выдавал себя за настоящего девола, было все равно, что тыкать вилкой рассерженного и не привязанного крысокрокодила.

Аазвен продолжал:

— Знаешь, какую дверь этот ключ открывает.

— Может, — осторожно предложил я, — стоит собрать всех наших — Тананду, Корреша, Гэса, Машу, Аякса и Беферта, и проверить, что находится в том измерении?

Минуту мой личный демон обдумывал такую возможность.

— И думать забудь, — потребовал он. — Открыть замок тот ключ сможет, вот только ты уверен, что он справится с задачей запереть вход как можно более надежно? Может быть, план сбагривших тебе ключ торговцев в том и состоит, что ты провалишься в соседнее измерение без всяких шансов на возвращение? Или, к примеру, откроешь дорогу стае каких-нибудь кровососущих коров? Или любвеобильных вервольфов? А помнишь ту гусеницу, которая влюбилась в тебя, вернее, в того червячка, личину которого ты использовал? Может, именно она сидит по другую сторону портала и только и ждет, чтобы обнять тебя всеми ложноножками, потереться своими усиками о твои, да приблизить яйцеклад к твоим светящимся фонарикам?

Я в жизни не замечал у себя фонариков, тем более светящихся, но, судя по экспрессии Аазвена, подобная ситуация до сих пор вспоминалась ему в тяжких кошмарах. А если что-то пугает демона родом с Извра, — простому, хоть и Великому, пентюху вроде меня этого тем более стоит избегать.

— Тогда другой вариант, — предложил я. — Берем И-скакун и прыгаем в Поссилтум. Жалуемся королю Родерику, что нас обижают, получаем от него армию и генерала Плохсекира.

— Зачем? — подозрительно поинтересовался Аазвен.

— С поддержкой армии лично я не боюсь всяких там влюбленных гусениц. Чисто статистически, если явиться в соседнее измерение во главе нескольких сотен вооруженных людей, среди них найдется хотя бы один, чьи фонарики будут сверкать ярче моих. Может, в другой ситуации я и сочту это оскорблением, но когда речь идет о безопасности… мои личные интересы подождут, — лицемерно потупился я.

Аазвен поразмыслил:

— Ты что, знаком со статистикой?

— Нет, — честно ответил я. — Слышал, как Саймон — ну, помнишь, тот самый «ценный специалист Синдиката», благодаря которому мы провернули несколько удачных Сделок с джексонами, — говорил это слово. По-моему, звучит круто.

— По-моему, ты все-таки болван, — с непонятным мне наслаждением заключил Аазвен.

Я решил не ссориться.

— Давай подсчитаем минусы, — вздохнул демон. — Во-первых, ты пятнадцать раз мешал мне во время свиданий.

— Три раза тебя хотели обокрасть! — возмутился я несправедливостью обвинения. — Четырежды травили, а однажды чуть не уволокли жениться!

— Вот за то, что вмешался в тот раз — спасибо, а в остальных ситуациях ты только мешал мне развлекаться. Поэтому не спорь. Во-вторых, ты взорвал ковер.

— Он был старый!..

— Какая разница! Хороший ковер, моль могла еще несколько месяцев его глодать! А главное, ты обменял хороший подслушивающий артефакт на какого-то глупого дракона!

— Нейсмит хороший! — вступился я за своего питомца.

— Он сжевал твои тапочки! — мстительно напомнил Аазвен. — Иногда я думаю, что твоего Нейсмита нам вообще подбросили враги!

— Брось, — отмахнулся я. — Обменять дракона на разрядившийся артефакт было отличной сделкой!

— Сколько раз тебе повторять, — золотистые глаза демона полыхнули гневным пламенем, — если ты заключаешь сделку с деволами, не забудь пересчитать все монеты, пальцы, руки и родственников!

— Ну, — не сдавался я, — у меня где-то был кузен, настолько тупой, что только и годится — отдать его каким-нибудь бесам или троллям в счет долга.

Аазвен поразмыслил. Подвинул кувшин пива и надолго к нему припал.

— Годится, — он со смаком вытер пену, оставшуюся на верхней губе. Я на всякий случай не спешил, поскольку не понял, одобряет ли мой друг напиток или же план сдать кредиторам родственника. Все ж таки родня… хотя давайте смотреть правде в глаза: мой кузен — самый обычный пентюх.

— А еще мы можем кому-нибудь отдать тот магический ключ.

— Отдать?

— Продать, — тут же исправился я. И меня осенила действительно гениальная мысль. — Мы же можем продать его не одному покупателю, а сразу нескольким!

Аазвен поперхнулся пивом и как-то странно на меня посмотрел.

— Что? — забеспокоился я.

— Да вот присматриваюсь, может, я тебя плохо знаю. Какой-то ты слишком ловкий для пентюха…

— Я маг! — привычно возмутился я. Аазвен продолжил:

— …даже для «великого» мага. У тебя случайно лоб не чешется? Хвост и копыта не беспокоят? У молодых деволов проблемы с рожками и прочими конечностями — дело обычное.

Я фыркнул и демонстративно поднялся. Судя по настроению Аазвена, деловые предложения у него закончились.

А значит, принимать окончательное решение мне предстояло самостоятельно.

На то я и Великий Майлз.

13. Герой присутствует на совещании девяти красавиц и решается на квест

Дж.Р.Р.Толкин, «Властелин Колец»

С утра Майлз чувствовал себя бодрым и готовым к приключениям. Церемония Призывного пения освежила его. Он стоял, разглядывая цветущие фигурные кусты, на которых сверкала роса, и мозаику камней под ногами на извилистой дорожке, когда в воздухе пропел чистый, ясный звон колокольчика.

— Это призывный колокол Совета консортов! — воскликнула подплывшая в своем шаре Пел. — Идем же. Они хотели видеть тебя.

Она провела его в чертог, отделанный в приглушенных, успокаивающих серебристо-серых тонах. Одно из немногих мест в этих палатах, оно лишено было отвлекающих внимания живых декораций, но эту строгость с лихвой восполняла красота его гостей. Семь женщин в белом ожидали их, рассевшись молчаливым кругом; из них Майлз знал только Райан, ледяную и прекрасную. В кругу оставалось лишь два свободных места, и на одно из них, прямо рядом с Райан, бесшумно скользнула его провожатая.

— Это, леди, Майлз Форкосиган с Барраяра, — представила она его. — Мало кто столь невысокий ростом приносил нам такие большие новости.

Красота остальных женщин была столь же ослепительной, сколь разной: среди них были белокожие и темные, с косами белокурыми или шоколадными, с медными кудрями или с серебряными волосами, говорящими о почтенных годах. Райан назвала их именами их сатрапий, звучащими словно заклинания.

— Не все, что стоит обсудить консортам Империи, мы вправе упомянуть при барраярце, — сказала Райан. — Но есть одно дело, неотложное и важное, и для него вы созваны сюда. Именно мы, и никто другой, должны держать совет, чтобы предотвратить грозящую всем опасность.

Все слушали, а Райан своим ясным голосом рассказала о судьбе Великого Ключа. О том, что подобные ему жезлы были созданы загодя и должны были разойтись во все уголки подвластной Небесной Империи Вселенной, чтобы утвердить там ее власть руками мужчин-правителей. Девять Ключей — и один изначальный, который позже должен был их себе подчинить и наделить силой знания. Некоторые из присутствующих знали о том, что что-то неладно с Великим Ключом — но полностью эту историю не знал никто, и множество глаз с ужасом устремились на Райан, пока та рассказывала, что он утрачен.

— Все эти дни, — прибавила Райан, — я выискивала след Ключа, но безуспешно. Барраярец может засвидетельствовать.

Она замолкла, и тут же, высокая и гордая, встала леди с медными волосами.

— Вор подменил волшебный жезл игрушкой, спрятал бесценный алмаз среди осколков стекла, — сказала она с отвращением. — Печальные новости узнали мы сейчас о наших мужчинах. Мы верили им, и они были в курсе всех наших дел. Увы! Такие падения и измены случались и прежде.

— Леди, чаяния и надежды ваших сатрап-губернаторов ведомы всякой из вас лучше, чем кому-либо другому, — с надеждой проговорила Райан. — Кто из них человек честный, а кто способен на подобное предательство? Кого поработила власть Единого ключа?

Красавицы как одна покачали головами. «Я не знаю о нем ничего, что препятствовало бы таким обвинениям», — сказала про своего повелителя одна из них. «Это не лежит за гранью способностей моего сатрапа», — добавила другая.

— Но, даже получив в руки украденное, они не достигнут желанной власти без помощи женщин. Только леди, обладая великой силой, могут владеть Ключом, и то не все. Слабую духом власть Ключа подчинит, и она сама станет игрушкой в руках предателя. Иначе, как свергнув одну из вас, ему не достичь своей цели, — мудро заметила Пел.

— Я не вижу здесь старейшую из всех, леди Надину. Она не вернулась к нам, — кивнула Райан.

— Прошлой ночью я видела сон, который не могла истолковать, — сказала седовласая леди. — Леди Надина ходила одна по площадке башни, с которой наблюдают звезды; спуститься оттуда можно было только по узкой лесенке из многих тысяч ступеней. Должно быть, ее сатрап заточил ее там.

— Илсюм Кети! — воскликнули прекрасные леди в ужасе и отвращении.

— Разве мы не можем еще послать вестника к Императору и просить его о помощи? — спросила леди с волосами светлыми и прямыми, будто овсяная солома на солнце, спускающимися до самого пола — она служила принцу Слайку на Кси Кита. — Он имеет безграничную власть над сатрапами.

— Вряд ли, — сказала Пел. — Будущность нашего рода — дело аут-леди. Император занят одной политикой, и границ этих он никогда не переступает. Но если бы он и отдал такой приказ — что помешало бы вору ослушаться и нашего Небесного Господина?

Майлз жадно вглядывался в прекрасных леди, но ни одна из них не повернулась к нему. Они сидели, опустив глаза и глубоко задумавшись. Беспокойство и предвкушение охватили его: все эти дни он ждал объявления своей судьбы, колокола, призывающего к подвигу, и вот, наконец, все сбылось.

— Я добуду ключ из сокровищницы сатрап-губернатора, — сказал он, — хотя и не знаю пока, как туда проникнуть.

Райан подняла взгляд, и Майлз ощутил, как надежда и сочувствие в ее глазах сладкой мукой пронзают его сердце.

— Впрочем, — торопливо добавил он, — если одна из вас отправится вместе со мной, любые трудности окажутся мне по плечу. Не будем заставлять ждать лорда Кети.

14. Одного кузена похищает прекрасная преступница, а другой вместе с союзницами ставит ей ловушку

К.С.Льюис, «Нарния»

Когда Майлз рассказал товарищам про Райский Сад — с пригласившей его красавицей, летающими шарами, поющими лягушками и маленькими человечками, которые были ни женщины, ни мужчины, — ему, разумеется, никто не поверил. Самые простодушные заметили: «Да ты придумал все для интереса», — а Форобьев, который был тут самым главным, сурово сказал: «Ну, пошутили, и хватит». Так что несколько следующих дней выдались для Майлза печальными. Старшие хотя бы не трогали его, но братец Айвен бывал иногда порядочным злюкой, особенно когда дело касалось красивых леди, и он то и дело дразнил Майлза и приставал к нему, допытываясь, не получал ли тот еще приглашений на свидание от аут-красавиц. А ведь если бы не ссора, они бы неплохо провели эти дни. Разноцветные надушенные листочки с приглашениями так и сыпались на адрес посольства одно за другим. Но Майлзу все было немило. Так продолжалось до первого же официального приема в Небесном Саду.

Дорожки Небесного Сада были такими запутанными, что Айвен чуть сам не потерялся, разыскивая своего кузена. И когда впереди, за цветущим кустарником, мелькнул кто-то маленький, с виду не женщина и не мужчина, он разозлился и подумал: «Вот вас поймаю, шутников!» — и побежал вперед.

И вдруг остановился как вкопанный.

Зазвонили нежные бубенцы, словно ниоткуда, все громче и громче, и над разноцветной дорожкой сам собой поплыл королевский трон. Он сверкал ослепительно, словно был из самого чистого серебра, а по бокам его шагали прислужники, обряженные в халаты из алой парчи, и на лысой голове у каждого был водружен колпак с золотой кисточкой. А на троне восседало создание, не похожее ни на одного из них. Это была высокая стройная дама, с кожей белой, как лучшие сливки, волосами темными, как расплавленный шоколад, и глазами яркими, как корица. Она была закутана в белый шелк, словно наилучшая на свете конфета в тонкую бумажку. Великолепное это было зрелище.

— А это что за безобразие? — спросила дама, пристально и надменно глядя на Айвена.

— Я… лорд Форпатрил… то есть вообще, — смешался Айвен. Он был хорош собой и совсем не привык, чтобы красивые леди называли его такими словами.

— И еще и невежа, — прибавила со вздохом дама. — Не знает, что с аут-леди заговаривать не положено. Откуда ты такой взялся?

— С Барраяра, миледи, — обрадовался Айвен, что может ответить на понятный вопрос. В голове у него все смешалось от ослепительной красоты дамы, и рот был восторженно раскрыт, хоть он сам этого не замечал. — Там не все такие горбатые карлики, как мой кузен Майлз, если мне будет позволено заметить.

— Ха! — сказала красавица задумчиво. — Кузен того неугомонного! Ну, с ним будет с ним нетрудно управиться. Иди ко мне, мальчик.

Вот это предложение пришлось Айвену по вкусу. Разве может женщина навредить ему, такая молодая и любезная? Он тотчас бросился к трону и сел на приступочку у ее ног, а дама повела над ним рукавом накидки. Рукав пах слаще самой сладкой карамели, и из него веяло облачко радужного тумана. Глаза Айвена закатились, и он не почувствовал, как рухнул на колени аут-леди, и не увидел, как вокруг шара соткалась пелена, и тот заскользил прочь, сопровождаемый маленькими прислужниками в красном.

Зато Майлз издалека видел все это. Айвен все-таки был его кузеном, хоть и бывал порою настоящей врединой, и он побежал ему на помощь так быстро, как только позволял его рост. Но кустарник крепко сплелся ветвями, и вперед не было пути. В переплетении дорожек, мощеных белым, как сахар, резным нефритом, исчез и волшебный шар, и дама с шоколадными волосами.

Сердце у Майлза стучало, словно молот. И тогда он закричал:

— Райан! Райан!

В тот же миг духи деревьев подхватили его под руки и понесли через лес, настолько стремительно, что ветер трепал его волосы. Высоко раскинувшие кроны могучие вязы, слившиеся в сплошную чащу цветущая смородина и боярышник, затеняющие мрачные лощины тисы — все так и мелькало у него перед глазами.

На большой поляне парили шесть облаков тумана, круглых, как луна, и белых, как лед. А рядом стояла Райан, такая красивая, какой Майлз не видел в своей жизни, и духи деревьев окружили ее вместе с другими престранными созданиям. Там был и золотой единорог, и алый, как кровь, орел, и всех их окутывала музыка, которую слаженно выводили сидящие в ряд крошечные лягушки.

Едва Майлз услышал эту музыку, у него что-то дрогнуло внутри, и теплое и щекотное чувство разлилось у него в груди. Он не сразу сообразил, что это чувство называется надеждой.

— Я Владычица Райского Сада, — произнесла Райан мягко и спокойно, и от ее слов в воздухе повеяло благоуханием. — Его деревьев, его туманов, его обитателей и его волшебства. В одной руке моей жезл, который разрушает и отменяет, и его властью я заставлю растаять волшебное облако, которое увезло твоего брата.

Она повела рукой, и туманные шары исчезли все разом. Айвен упал на землю, глаза у него закатились, и лицо было бледное. Вот что значит надышаться волшебными духами. И вместе с ним с растаявшего трона упала и волшебница, что увезла его, но тут же, подхватив юбки, бросилась наутек.

— В другой моей руке должен быть жезл, который рождает и создает, но его похитили, — сказала Райан печальным голосом и развела руками. — Ты вернешь мне его, мой маленький рыцарь?

15. Герой спасает мудрую бабушку и уникальный артефакт из рук врага, рискнув своей жизнью

Диана Уинн Джонс, «Шагающий замок Хоула»

Надина, кряхтя, поднялась на ноги. Заклятие, которое наложила на нее ведьма, укравшая ее облик и волшебное облако, было таким же настоящим и добротным, как лучшие дорожные ботинки. Да еще и не расскажешь никому, что тебя заколдовали! Тут она пробормотала себе под нос слово, которое не полагается знать ни старушкам, ни юным девушкам. Но, пускай двигалась она медленно, всё же из нее получилась крепкая старуха. Она не чувствовала ни малейшей слабости — только скованность.

— Неважно, что у меня скрипят на ходу суставы, — сказала она себе самой. — Когда отправляешься на поиски самого главного, становится не до мелочей.

Зато она уже находится не где-нибудь, а в самом замке чародея.

Она спрятала легкие белые волосы под покрывало, подобрала широкие рукава на тощих старых руках и решила, что прогуляется по замку везде. Если засунуть нос в каждый уголок, то рано или поздно наткнешься на тайный склад похищенных Кети ключей, а среди них непременно отыщется тот, Великий.

По замку шел длинный коридор с множеством дверей, и всюду стояли прислужники в голубом. У каждой двери они допытывались, по какому ты делу, и лишь затем пропускали внутрь. А к покоям хозяина замка вела лестница, обшитая панелями из сотни разных сортов дерева.

Сначала Надина не отваживалась даже одним глазком заглянуть в само обиталище чародея. Но такое несносное любопытство одолело ее в последнее время, что стоило хозяину замка уехать по делу в королевский дворец, как она собралась с духом и ринулась наверх, в его комнаты. Вот она открыла дверь, вот разглядела ряды странных книг вдоль стен и загадочные волшебные механизмы, секретные и, вне всякого сомнения, злоехидные. Свет исходил от танцевавших в камине языков зеленовато-желтого пламени, толком не дававшего тепла. Подумаешь! Опять какое-то колдовство, только и всего!

— Так-так, — раздалось у нее за спиной. Там стоял чародей Кети собственной персоной. Он был красив, с темными волосами, в нарядном голубом с серебром костюме, и пахло от него гиацинтами. Вот только его зеленоватые глаза были похожи на стеклянные шарики. — Какая чудовищно любопытная старая дама! Все-то вы шпионите, и вынюхиваете, и суете нос куда не следует.

— Никуда я ничего не сую! — возмутилась Надина. Красавицей она съежилась бы от стыда за свой обман. А старухой обнаружила, что собственные слова и дела ни капельки ее не заботят.

— Ничего, я вас научу, как должны себя вести достойные пожилые леди! — Кети вытянул руку, произнес одну непонятную фразу, и на бедняжку Надину навалились сразу все неудобства старческого возраста. Сердце у нее прыгнуло, запнулось и вдруг стало пробивать себе дорогу из груди, а суставы скрутило ломотой. Кресло само подскочило ей под ноги, и она упала в него, задыхаясь и держась за грудь. — Вот так! Будете смирно сидеть у камина, и чтобы ни шагу оттуда.

Надина было попыталась дернуться, и тут оказалось, что она прилипла. Оранжевая липкая дрянь оплела ей ноги и больно тянула за волосы. С каждой секундой путы становилась все более прочными и упругими. Стоило ей шелохнуться, и ее со страшной силой притягивало обратно.

Но тут в чародея со всего маху врезалась невысокая черная фигурка. Майлз! Он налетел на Кети, словно кошка на большого пса. Обоих окутало магическое облако, оно клубилось, вздымалось, словно каша на огне, его так и крутило. Волшебный вихрь поднял с мест почти все, что было в комнате. Свертки подпрыгивали. Порошки в бутылочках клубились. С полки свалилась какая-то книга и лежала теперь на полу, раскрывшись и вороша страницами туда-сюда.

Надина страшно встревожилась. Кети был сведущ во всяком волшебстве, а Майлз был всего лишь подмастерьем чародея, ему оставалось еще три года ходить в учениках, и с заклятьями у него не всегда ладилось. Он был хорош только, когда требовалось на скорую руку сладить какие-нибудь чары. Хороший мальчик, но в кризисной ситуации разве стоит ждать от него спасения?

Но тут фигурка поменьше воздела руки и прокричала длинное непонятное слово, похожее то ли на «беники», то ли на «бенин». И в ту же секунду взрывом вышибло часть стены, и раздался грохот, словно с лестницы грянулась тысяча сервизов. В узкий зигзагообразный пролом хлынули солдаты в алых мундирах, такие одинаковые, как будто их вылепили на одном гончарном круге.

Чародей издал злое скрежещущее шипение, какое испускает сырое полено в костре, черное облако растаяло, и зеленый огонь в камине погас. А с полки упал, звеня, вырезанный прихотливыми бороздками Великий Ключ.

16. Герой предотвращает войну и получает награду от монарха враждебного государства

Урсула Ле Гуин, «Волшебник Земноморья»

— Я скоро вынужден буду покинуть эти края, — сказал Майлз старейшине Фор-о-би. — И поэтому прошу вас разрешить мне сегодня же отправиться в Небесный Чертог и там попробовать сразиться с сатрапами-драконами и их Небесным Господином. Мне есть, что им сказать и чем пригрозить. Только тогда я с чистой совестью смогу уехать отсюда.

Старейшина был настолько потрясен, что у него отвисла челюсть. А его правая рука, лучший страж крепости Фор-ри-ди, тихо сказал, что, должно быть, молодой фор сошел с ума и в безумии своем ищет смерти.

— Милорд Форкосиган, а знаешь ли ты, что там целых девять драконов?

— Но восемь из них правят своими сатрапиями лишь по несколько лет.

— Зато старейший осеняет своими крыльями престол целых полвека!..

Все поколения барраярцев прокладывали курс своих кораблей так, чтобы избежать губительных поборов и ловушек со стороны драконов-цетагандийцев и держаться как можно дальше от их столицы, ибо жадность драконов известна каждому. Никто не являлся сюда бросить им вызов, несмотря на то, что из внутренних миров Расселения их злобные воинственные караваны были изгнаны давным-давно. Уже никто и не помнит, когда налетели они на эти земли, превратили в стекло и пепел всех, кто сопротивлялся, а простых жителей взяли в рабство, несмотря на их жалобные стоны и плач. Ни один из них с тех пор не ступал на землю Небесного Чертога, лежащего в самом сердце империи, точно драгоценная жемчужина на золотом блюде. Он оставался в полной власти дракона, его жен и свиты, и крылатый повелитель, именуемый Отцом-Небожителем, правил много лет, охраняя свою сокровищницу, приумноженную диковинами.

Все это Майлз отлично помнил, как и то, что он когда-либо читал или слышал о драконах — и во времена своего ученичества в Школе Магов, и во время пребывания в гостях у Фор-о-би. Взяв курс на большой купол, он впустил в автопилот волшебный дух и смело правил вперед. Чем ближе была цель его путешествия, тем больше его страх сменялся веселой яростью. Серые тучи неслись над головой, подгоняемые северным ветром. Вскоре он увидел, как на горизонте, подобно полной луне, поднимается совершенный в своей гладкости купол Небесного чертога.

У самого входа в Чертог Майлз возвысил голос и позвал:

— Выходи, Небесный Господин! Владение твое в опасности!

У драконов слух тонкий, а мысль быстра, и вот уже один обернулся из человеческого облика в летучий и взмыл над своим павильоном, шурша перепончатыми крыльями и чешуйчатым телом. Узоры на его чешуе складывались в магический знак Мю. Кругами он стал спускаться к тому месту, где находился потревоживший его покой человечек, юный варвар из далеких земель. А тот засмеялся и снова крикнул:

— Ты правишь своими землями слишком долго. В твоих крыльях не осталось должной мощи, и у меня нет к тебе вражды, если ты не нападешь. Ступай, позови Старого Дракона!

Было ясно, что при всей своей ужасной внешности это лишь младший в стае. Огромного размаха кожистые крылья только подчеркивали узкое тело. Майлз связал ему крылья заклинанием хедженского круга, и тот рухнул вниз, возвращаясь к человеческому облику.

За первым драконом последовал второй, поднявшийся с высокой башни. Он был длинен, изящен и гибок, и чешуя его отливала слепящим блеском. Его осеняла руна Кси, и в его жилах текла кровь самого Дракона-властелина. На этот раз Майлзу пришлось поднять посох и лучом тяжести пригвоздить его к земле.

Третий, под знаком Сигма, был молод и юрок и умел менять обличия, но не способен на подлинную драконью хитрость, которая порой позволяет им пестовать свои планы в течение десятков лет. Против него Майлз применил заклинание «иэнаро», вынудившее того отпрянуть и, неудачно заложив вираж, приземлиться.

Четвертый дракон, отмеченный знаком Ро, был гораздо крупнее и массивнее остальных, и из пасти его вырывались языки пламени. Майлз произнес заклятье Превращения и сам взмыл в небеса в обличье дракона. Улучив момент, он сложил крылья и камнем бросился вниз, выставив страшные когти, и вонзил их в бок врага.

Одержав победу в поединке, Майлз немедленно принял свой прежний вид. В человеческом виде пальцы его жгло от черной драконьей крови, а голова кружилась, но он выждал лишь несколько секунд, чтобы перевести дыхание, и по-прежнему громко воззвал:

— Четверых я видел и поверг, Небесный Повелитель, долго ли мне тебя дожидаться?

Ничто сначала не шелохнулось среди куп деревьев и россыпи павильонов, но потом Майлзу показалось, будто самая высокая башня медленно меняет свои очертания, вытягиваясь то в одну сторону, то в другую. Это Отец-Небожитель расправил чудовищные крылья.

— Ты так молод, заклинатель, — сказал дракон. — Я не знал, что люди вступают в силу такими молодыми.

Майлз не обманулся его словами, казалось бы, такими простыми и ясными. В империи драконов, где все принадлежит старикам, молодость — это недостаток. Они воспринимают время не так, как люди.

— Ты пришел сюда, чтобы просить моей милости, маленький варвар?

— Нет, — мотнул головой Майлз. — Я пришел, чтобы заключить сделку.

Острый, смертоносный хвост дракона раздраженно мотнулся в воздухе, словно у гигантского кота.

— Я всегда сам беру то, что мне нужно. Что ты можешь предложить мне из того, что я не смог бы взять?

— Безопасность. Поклянись, что ты и твои дети не полетят в сердце человеческой Вселенной, а в ответ я дам тебе клятву, что не заберу самое дорогое тебе.

Жуткий рев, подобный грохоту взлетающего корабля, вырвался из глотки дракона.

— Ты осмеливаешься угрожать мне? И каким заклинанием, человечек?

— Большого Ключа, — широко улыбнулся Майлз. Его голос чуть дрогнул на этом слове, и все же он произнес его громко и ясно. — Не я его потерял, но я нашел.

Он играл в опаснейшую игру, поставив на кон собственную жизнь против всего лишь догадки. Но догадка оказалась верной.

— Ты повелеваешь восемью островами и старше моего отца. Ты размером с гору и дышишь пламенем. Но мы с тобой равны, Флетчир. У тебя — могучая сила, у меня — твое будущее. Так станешь ли ты заключать со мной сделку? В обмен на возвращение Ключа поклянешься ли именем своим, что никто из твоего рода не появится больше близ миров Барраяра и не нападет на наши корабли?

Дракон выдохнул сноп пламени, и когда дым рассеялся, на месте чудовища стоял человек в ослепительно-белых одеждах — высокий, худощавый, с ястребиными чертами лица и иссиня-черными волосами.

— Клянусь, — сказал он и склонил голову. — Клянусь своим именем!

Какие бы разрушения ни претерпели Небесные Чертоги, когда позже в гневе Отец-Небожитель сокрушал их, Майлз об этом не узнал. Но слово связывало великого дракона, и никогда он и его народ больше не летали в сторону Барраяра.

17. Прекрасная женщина обещает, что никогда не забудет героя

Дж. М. Барри, «Питер Пэн»

— Майлз, ты ждешь, чтобы я полетела с тобой?

— Конечно. За этим я и прилетел.

— Я не могу, — сказала Райан извиняющимся тоном. — Я разучилась летать.

— Чепуха! Я научу тебя снова.

Тогда она поднялась и встала в полный рост. Блестящие черные волосы заструились вдоль ее стройного тела. Белые складки простого одеяния подчеркивали безыскусную, но совершенную красоту цетагандийской аутессы.

— Оставайся со мной, и я подарю тебе целую планету.

— Что? — закричал Майлз, отшатываясь. — У меня уже есть одна. И зовется Нетландией.

— Довольно детских игр. Пора становиться взрослым, Майлз. Я научу тебя мудрости, открою пред тобой сокровищницу знаний… Мои лучшие художники и мастера сотворят для тебя меч, способный победить любого крокодила…

— Аллигатора, — автоматически поправил нетландец.

— Даже дракона, Майлз, — совершенно серьезно ответила Райан. — Оставайся со мной, и ты станешь сильнейшим волшебником моей страны. Оставь мечту о полётах, детские шалости… оставайся, Майлз.

Она протянула ему руку.

Низкорослый нетландец, смешно ковыляя на хромых ногах, подошел к подножию трона Райан и, преклонив колено, поцеловал самые кончики её пальцев.

— Я буду помнить тебя, мальчик, — прошептала цетагандийка.

Майлз хотел сказать что-то нейтральное и вежливое. «Прощайте, Императрица». Или: «Долгих лет жизни вам, ваше величество».

Но прощаться он не хотел. А желать долгих лет представительнице расы аутов… ну, как-то совсем по-детски.

Ему хотелось схватить ее в охапку — вместе с троном, закружить, взлететь под своды дворца, обмануть дворцовую стражу, пронестись под кронами деревьев Небесного Сада, смеясь и озорничая — вместе. Ему хотелось еще раз увидеть улыбку прекраснейшей женщины на свете. Объяснить ей, что краткий миг сражения за счастье близких — лучше, чем жизнь долгая, но лишенная любви.

Объяснить ей, насколько она не права.

И что когда-нибудь она пожалеет, что выбрала свой, осторожный, разумный, всесильный, но бессердечный мир.

Сказать надо было слишком много, а волшебной пыльцы осталось только на возвращение в Нетландию.

Поэтому Майлз поклонился последний раз и прошептал:

— Я верю в фей.