Amantes — amentes (гет)

Дю Талон никогда не считал себя трусом. У него было два оружия — острый клинок и острый язык, причём он пускал в ход первое чаще, чем следовало бы, и сдерживал второе реже, чем одобрялось большинством. Его наставником был Салазар Слизерин, но, вопреки всеобщему заблуждению, слизеринцам тоже присуща храбрость. С горечью дю Талон размышлял, как однажды волшебники забудут, что отвага приносит куда больше пользы, если сочетается с благоразумием, и воспитанники Салазара превратятся для Хогвартса в охочих до наживы хитрецов. Однажды Распределяющая Шляпа шепнула ему, что благородное происхождение, умение ловко держать меч и не давать спуску обидчикам придутся ко двору в Гриффиндоре, но юный Робер не для того прибыл с континента, чтобы размахивать мечом. Он жаждал новых знаний и признания, мечтал о другом обществе, где не будет ни оборванных крестьян, мрущих от голода и чахотки, ни напыщенных соседей, грызущих друг другу глотки за каждый клочок земли. В тот момент будущее казалось волнительным, кристально ясным — и Робер выбрал Слизерин. Годы спустя Салазар словно ненароком обмолвился, что Шляпа впервые предложила кому-то выбор, и дю Талон жил со счастливой убеждённостью, что он — особенный.

Ничто не длится вечно, а вера в собственные силы — особенно. В сорок пять дю Талон встретил Елену Равенкло и три года добивался согласия её матери на их помолвку. Никто не знал отца Елены, но заострённые черты лица, врождённая стать и властность натуры позволяли сделать определённые выводы. В один из дней в окно постучала неприметная сова с запиской. На пергаменте до боли знакомым паучьим почерком были начертаны всего два слова — «Ровена согласна». Однако выяснилось, что заполучить согласие на брак с неприступной красавицей и заполучить её саму — две абсолютно разные вещи. Елена отказывала снова и снова, Ровена, поглощённая собственными изобретениями, ничуть не помогала незадачливому кавалеру, а во взгляде Слизерина ожидание постепенно уступило место сочувствию. Дю Талон, к тому моменту уже получивший титул барона и одолевший полдюжины оборотней, был готов к любым испытаниям, но не к тому, чтобы стать предметом насмешек. Он уступил. В конце концов, Елена не проявила интереса ни к кому из своих поклонников, и, возможно, однажды, когда ей наскучит собственное отражение в зеркале, она начнёт озираться в поисках подходящей компании. Барон не выносил ожидание, но любовь нередко превращает людей в тех, кем они не являются. Ждать пришлось долго — Елену заботила не только красота, но и библиотека Хогвартса, которая стараниями Основателей и их учеников разрасталась с каждым годом. Поговаривали, будто Елена не уступает матери в своей тяге к знаниям и после смерти Ровены возглавит её факультет. Барон наблюдал за ней со стороны и был уверен, что всё это не более чем досужий вымысел.

Оказаться правым приятно, но только не в тот момент, когда твоя возлюбленная бесследно исчезает.

— Отправилась путешествовать, — процедил Салазар, не поднимая головы от записей. — Полагаю, ей пойдёт на пользу смена мест.

Стол в его апартаментах был усеян клочками пергамента, а в камине скопилось подозрительно много золы.

— Нам нужно больше домовиков, — раздражённо продолжил Слизерин, заметив взгляд дю Талона. — В Уэльсе есть несколько чистокровных семей, оставшихся без наследников. Четверо детей — сплошные сквибы. Я договорился: они подпишут завещание в пользу Хогвартса. Кто-то должен чистить камины, застилать кровати и печь хлеб!

— Сэр, если позволите, я бы хотел узнать, куда отправилась леди Елена.

— Я не знаю, — Салазар принялся перебирать бумаги, какие-то записи о курицах и жабах. Наконец он дошёл до сделанного углём рисунка клыкастой змеи и вздохнул. — Поверьте, дю Талон, я помог бы вам, если бы сам не был в неведении. Елена Равенкло — загадочная юная леди, но её загадочность достигает того предела, когда подобное свойство перестаёт идти женщине на пользу. О, посмотрите-ка, дю Талон!

Робер повернулся и увидел серебристого полупрозрачного ворона. По-видимому, птица прошла сквозь дверь и теперь нерешительно переминалась возле умывальника, поглядывая в сторону барона.

— Что это было? — спросил он, когда диковинное создание растаяло в воздухе.

— Патронус, — Слизерин грустно улыбнулся. — Древнегреческие чары, которые считаются давно утерянными. Леди Ровена несколько лет трудилась, чтобы их воссоздать. Судя по всему, она отправила его за вами. Если удастся сделать их более устойчивыми, начнём обучать им студентов. Вероятно, со второго курса.

— Вы полагаете, чары, которые леди Ровена освоила только сейчас, смогут осилить двенадцатилетние юнцы?

Слизерин рассеянно кивнул.

— Нельзя недооценивать молодость, дю Талон. Спросите леди Ровену о Патронусе, если хотите. Я знаю лишь то, что в основе чар лежат приятные воспоминания. Нечто яркое, волнительное, запомнившееся. Видите ли, в двенадцать мир кажется куда более счастливым местом, чем, скажем, в пятьдесят. Или в сто. Парадокс, верно?

* * *

Ровена Равенкло — воспетая при жизни женщина редкого ума — внушала дю Талону не столько уважение, сколько благоговейный ужас. Тонкость черт сочеталась в ней с пронзительным взглядом, спокойная уверенность в себе — с редкой гордыней. Она шествовала по жизни с таинственной улыбкой, позволяя каждому, кто хоть раз перемолвился с ней словом, чувствовать себя избранным.

Рядом с Ровеной Равенкло дю Талон ощущал себя мальчишкой. Встречаясь с ней взглядом, он словно возвращался во времена ученичества и, как прежде забывал сложные руны, забывал слова.

Впрочем, в этот раз всё было иначе. Ровена, закутавшись в шаль, сидела возле потухшего камина. Она отрывисто кивнула в знак приветствия и, прежде чем Робер успел открыть рот, спросила:

— Барон, что вам известно о побеге моей дочери?

Дю Талон, опешив, уставился на Основательницу.

— Миледи, я не знал, что это побег. Все говорят, леди Елена отправилась путешествовать.

Ровена смутилась.

— Прошу прощения. С моей стороны было грубо начинать разговор с вопроса, — она помрачнела. — Я была уверена, что Елена придёт к вам. Признаться, я даже подозревала, что она сбежала с вами.

— Как видите, нет, миледи.

— Жаль. С вами я была бы уверена... — она осеклась. — Теперь это не имеет значения.

Ровена замолчала, и в этом молчании дю Талону почудилось нечто зловещее.

— Миледи, вы уверены, что леди Елена сбежала?

— Да. У меня есть доказательство, — привычным жестом она набросила Квиетус. — Барон, мне жаль, что я не смогла вам помочь. Вы были безукоризненно вежливы в своих ухаживаниях и проявили терпение, достойное вашего факультета. Я прошу прощения, что не оказала должного содействия, когда вы нуждались в нём, — Ровена замолчала, взгляд её увлажнился, и Робер понял, что произойдёт дальше.

— Умоляю вас, — в глубине синих глаз мелькнуло то, что при желании можно было бы назвать страхом, — верните её. Верните мою дочь и то, что она... забрала с собой. Я больна. Об этом никто не знает — и не должен узнать, пока болезнь не станет очевидной. У меня не хватит сил на поиски, и я обращаюсь к вам, потому что вы никогда не причините ей вреда. Я надеялась, что она вернётся, но теперь... Барон, я буду в долгу перед вами.

Дю Талон рассеянно подумал, что, должно быть, Ровена Равенкло впервые в жизни кого-то о чём-то просила.

— Миледи, вы хотите, чтобы я отправился за Еленой?

— Да.

— Хорошо.

Казалось, Ровена в один миг лишилась остатков хладнокровия. Бледная, растерянная, неловко устроившаяся в грубом кресле женщина имела мало общего с легендарной Основательницей.

— Хорошо? — переспросила она. — Барон, вы даже не знаете, где она.

— Разве это мешает мне её найти?

Ровена смерила его внимательным взглядом.

— Вот оно что. Студент, которому предложила выбор Распределяющая Шляпа. Это были вы.

— Да, миледи.

— Вы поступили мудро, барон, — заметила Ровена. — Слизерин остудил ваш пыл, хотя, насколько мне известно, даже ваш наставник не смог окончательно побороть вашу горячность.

Робер помрачнел.

— Я не сказала, что это плохо, — добавила Ровена в наступившей тишине. — Именно склонность к риску и тяга ко всему неизведанному пробудили в вас чувства к моей дочери. И теперь, в час беды, мне есть на кого положиться.

Дю Талон поклонился.

— Есть ли что-то, что мне стоит знать, прежде чем я отправлюсь в путь?

— Да, — Ровена посуровела. — Моя дочь сбежала, взяв то, что ей не принадлежит. Она... — Основательница запнулась и тихо закончила: — Она украла мою диадему.

Робер замер. Диадема Равенкло была своего рода символом факультета, не говоря уже о том, какой силой она обладала.

— Разумеется, другие Основатели ничего не знают, — неохотно продолжила Ровена. — Я надеюсь, вам удастся найти мою дочь, а она к этому времени не потеряет бесценный артефакт, на создание которого я потратила почти половину жизни.

— Я сделаю всё, что в моих силах, миледи. Никто не узнает о случившемся, я даю вам слово дворянина. И слово слизеринца.

— Я не сомневаюсь в вас, барон. Возьмите с собой вот это, — она протянула крупный перстень чернёного серебра. — Это портал до континента. Прикоснитесь к нему палочкой, и он сработает. Не исключено, что моя дочь уже в Бретани, так не теряйте же времени. Если вы найдёте её... клянусь, она станет вашей женой, хочет того или нет!

Дю Талон принял перстень, поклонился и направился к выходу. Только покинув башню, он понял, что не давало ему покоя.

Обвиняя или умоляя, Ровена Равенкло ни разу не назвала Елену по имени. Барону было не по себе.

* * *

В Бретани дю Талон купил крепкого гнедого скакуна и неприметный плащ. Скучному страннику люди доверяли больше, чем знакомому феодалу или тем более волшебнику. Расспросы не дали результата. Чары поиска — тоже. Барон в очередной раз подумал, как мало известно о магии: поисковое заклинание можно было бы усовершенствовать, чтобы оно распространялось не на сотню миль, а на куда большее расстояние. Такие чары стали бы куда более полезным приобретением для магического мира, чем, скажем, Зелье болтливости — результат неудачного эксперимента Годрика Гриффиндора. Сам изобретатель считал своё открытие забавным и называл Болтушкой, Салазар Слизерин находил его занятным, а леди Хельга — полезным. Леди Ровена такие мелочи попросту не удостаивала внимания. По мнению дю Талона, из всех Основателей только Хельга Хаффлпафф обладала должным терпением и старанием, чтобы превратить простые, но недолговечные чары в стойкое заклинание, но её занимали травы и зелья, трансфигурация живого в неживое и наоборот. Ровена Равенкло обладала живым, но беспокойным умом, который не позволял ей сосредоточиться на одном занятии. Долгая работа утомляла её, и хмурая Основательница вышагивала по коридорам замка с таким видом, словно потеряла смысл жизни.

Прямо сейчас хорошие Чары поиска были бы неоценимы, но приходилось довольствоваться рыночными сплетнями и рассказами несносных кумушек, заправляющих трактирами.

— Молодая, темноволосая, в бархатных одеждах? Нет, не видел, сэр.

— Молодая, темноволосая, крестьянка? Ох, милорд, выбирайте любую! Здешние дев... Простите... Простите, милорд!

— Давеча одна юная особа искала, с кем бы уехать из Франции, — осторожно произнёс болезненного вида мужчина с жидкими седыми волосами. Лицо его раскраснелось от выпитого за вечер, во рту не хватало половины зубов. — Если вам угодно... — он замолчал и уставился на дю Талона заискивающе и жадно.

На стол упало несколько монет.

— Дом возле церкви, сэр. Спросите Джонатана Грина.

Джонатан Грин оказался молодецкого вида кузнецом. За последние шесть лет он успел повоевать за двух маггловских королей и собирался воевать за третьего. Смотрел он прямо, но оценивающе, в глазах плясали черти, и Робер решил, что, будь в Джонатане хоть капля волшебной крови, Шляпу ожидало бы несколько нелёгких минут.

— Леди не назвала своего имени, но у неё были деньги. И да, сэр, она была красивая, очень красивая! В плаще... да, кажется, в тёмном, но он был дорогой, я сразу понял, что дама знатная, никто здесь не может купить такой плащ! Да у торговцев и нет таких. Она сказала, ей нужно пересечь Империю.

— Империю?

— Да, сэр. Если эта леди преступница, надо сказать...

— Нет. И если ты хотя бы...

— Ни в коем случае, сэр.

— С кем она уехала?

— С семьёй Хромого Барри, сэр. Они торгуют полотном. Здешняя ярмарка закончится со дня на день, он уехал пораньше. Хочет быть первым в Эдингене, не иначе. Вы можете нагнать их, сэр, двигаться с поклажей нелегко.

— Когда они уехали?

— Позавчера, сэр. После полудня.

— Возьми, — дю Талон протянул монету. — И никому ни слова. Иначе...

— Ни в коем случае, сэр.

Джонатан Грин барону понравился.

* * *

Никто не знал, какой дорогой поедет Хромой Барри, и дю Талон направился сразу в Эдинген. Едва ли Елена знала, что он преследовал её, значит, она будет вести себя как маггла и держаться поближе к торговцам. Сам барон презирал кочующую братию — то ли за угодливость, то ли за умение выживать, то ли за их промысел. Порой ему казалось, что, будь они волшебниками, оказались бы на Слизерине — эта мысль пугала и вызывала отвращение.

Эдинген — крошечное селение, лежащее в блёкло-зелёной долине, — встретило дю Талона проливным дождём, первым за неделю пути. Он отстегнул промокший воротник, завернул в него броские перстни, надвинул капюшон и направился к ближайшему постоялому двору. Словоохотливый хозяин рассказал, что никто из торговцев ещё не прибыл, а ярмарка начинается только через два дня. Дю Талон молча поел, заплатил за комнатушку под самой крышей и уснул под стук тяжёлых капель.

Хромой Барри прибыл три дня спустя. Барон из-за угла наблюдал, как пёстрое семейство выбирается из повозки. Последней вышла высокая женщина в забрызганном плаще. Низко склонив голову, она что-то сказала жене торговца и быстрым шагом пошла прочь от площади. Дю Талон медленно двинулся следом — эту походку он знал, пожалуй, слишком хорошо. Елена пару раз оглянулась, скользнула по нему равнодушным взглядом и продолжила путь. Она остановилась возле полуразвалившегося дома и постучала четыре раза подряд. Дверь приоткрылась — Елену впустили. Барон свернул в грязный переулок, убедился, что все окна заколочены и ему не выльют помои на голову, подобрал обуглившуюся деревянную чурку и приготовился ждать. Ждать пришлось долго. Он изрядно промёрз, когда дверь снова распахнулась. Из дома вышел паренёк лет двенадцати — щуплый, с цыплячьей шеей. Шедшая рядом Елена поминутно оглядывалась, и подступившие сумерки оказались дю Талону на руку.

— Сюда, — мальчишка повернул за угол, потом ещё и ещё... К удивлению и ужасу барона, он остановился возле церкви. — Святой отец очень добр, — прошептал мальчишка. — Он помогает таким, как мы.

— Но не стоит рассказывать об этом всем подряд, — заметил кто-то из темноты. Тусклый огонёк на конце волшебной палочки выхватил круглое лицо, принадлежащее, несомненно, священнослужителю. — Должно быть, вы Елена? Я получил записку.

— Спасибо, что согласились помочь, святой отец.

— Держите. Сожалею, что не нашлось ничего менее вызывающего, — барон не видел, что именно священник передал Елене, но в груди закипал гнев.

— Остановитесь сейчас, или это будет ваше последнее доброе дело!

Священник охнул и отступил назад, мальчишка бросился наутёк. Красивое лицо Елены исказилось, и Робер некстати подумал, что, быть может, следовало обставить своё появление более деликатно.

— Вы! Оставьте меня, несносный вы человек!

— Оставить? Меня послала ваша мать, истерзанная сомнениями и страхами! Она больна! Вы знали, что мать этой женщины умирает, святой отец? Вы знали, что эта юная леди украла ценнейший артефакт? Вы знаете, кто вообще эта особа?

Священник отступил ещё на шаг.

— Послушайте, сэр... Всё не так, как вы поняли. Я... Эта леди... обратилась за советом...

— За советом? К священнику, владеющему магией? — едко уточнил барон.

— Умоляю вас, тише! Боже правый, сюда идут! Уходите, уходите оба! Ну же!

Елена не раздумывала. Она выхватила палочку, коснулась крошечного деревянного крестика и исчезла.

Портал.

Сожалею, что не нашлось ничего менее вызывающего.

Крест, ставший порталом, — вполне естественно, что священник счёл это вызывающим. Увы, когда дело касалось Елены, дю Талон забывал уроки своего наставника куда быстрее обычного. Ему хватило ума сгрести незадачливого колдуна за шиворот и почти оттащить в сторону, за угол. Мимо прошла стража, совершающая ночной обход, бряцанье доспехов стихло. Священник сглотнул и с опаской покосился на барона.

— Вы могли бы выдать меня.

— За кого вы меня держите?

— Простите. Я совершил дурное дело. Мне сказали, девушка в беде, её преследуют. Знаете, мне ведь это знакомо, — он закончил почти шёпотом.

— Почему вы здесь?

— Пытаюсь делать добрые дела. Моя наставница... Знаете, это было давно, но она — мудрая женщина! — объяснила мне, что сила бывает разной. И волшебство тоже бывает разным. Магия — умение помочь тому, кто в беде. Магия — умение побороть свой страх. В этом городе живёт полдюжины волшебников, им не у кого учиться, они боятся своей силы, боятся, что о них узнают. Я помогаю им. Быть может, однажды они объединятся. Может, моё дурное дело однажды окажется добрым.

— Хаффлпафф?

Священник замер.

— Да... Вы из Хогвартса!

— Разумеется. А та леди, которой вы только что помогли сбежать, Елена Равенкло, дочь леди Ровены.

Священник схватился пухлой ручкой за сердце.

— Значит, леди Ровена умирает?

Барон с досадой поморщился. Взывая к совести Елены, он совершенно забыл о лишних ушах.

— Она больна и попросила меня вернуть леди Елену. А я не представляю, как, — мрачно закончил он.

— Вы сказали... упомянули... воровство... Быть может, мне послышалось...

— Нет, всё верно. Она похитила одну из величайших ценностей Хогвартса, нечто, созданное её матерью на благо школы. Уверен, сама леди Елена не понимает всей ценности украденного.

— Абенберг.

— Прошу прощения?

— Портал доставил леди Елену в Абенберг.

— Где это?

— Баварское графство, я бывал там однажды. Оттуда недалеко до границы Священной Империи. Если бы я только знал!..

— Сокрушаясь, вы не поможете ни мне, ни леди Ровене. Но вы можете сделать по-настоящему доброе дело.

— Вам нужен портал?

— Совершенно верно.

* * *

Дю Талон провёл в Абенберге две недели и возненавидел проклятое графство. Он трижды чуть не попался на колдовстве и провёл две ночи на улице возле дома, где скрывалась никому не известная дама, прибывшая в город незадолго до барона. Узнав, что на деле незнакомка — замужняя любовница наместника, дю Талон пришёл в ярость и в очередной раз подумал, что, как только найдёт Елену, сначала свяжет непокорную девицу, а уже потом будет разбираться, как доставить её к матери.

Удача улыбнулась барону в лице старого знакомого — Гийома де Варенна, графа Суррея, выпускника Слизерина. Гийом, теперь предпочитавший, чтобы его называли не иначе как «Вильгельм», окреп, обзавёлся первой сединой и титулом и возвращался домой после удачного сватовства. Рассказ дю Талона он выслушал с присущим всем слизеринцам любопытством, хотя тот не назвал ни одного имени.

— Женщины, — протянул он, когда барон замолчал. — Моя первая жена была настоящей красавицей. К сожалению, её принципы оказались сильнее здравого смысла. Мне отказывали, потому что по происхождению я француз! И что же? После завоеваний славного сюзерена Вильгельма никто не сказал и слова! Её родитель был готов на коленях вымаливать прощение! — он шумно хлебнул вина. — Женщину надо брать делом, не словом! Властью, силой! Если не будете для неё господином, она найдёт другого, того, кто им станет. Жаль, что померла, — Вильгельм мрачно уставился на кубок.

— Мне нужно найти эту девушку, де Варенн. Я потратил чересчур много времени, а её мать умирает.

— Слышали вы когда-нибудь про Зелье удачи? — спросил Суррей. — Нет? Славно.

— Разве можно придумать зелье, приносящее удачу? Это же смешно.

— Отнюдь. Если бы вы не знали, что можно превратить гусеницу в перо, вы бы тоже не поверили. Его придумала Гундреда, моя покойная супруга. Пока это секрет семьи. Однажды рецепт узнают, разумеется. Либо я оставлю его детям, а те продадут, когда придётся туго. Неважно. Я дам вам немного, — он вытащил из-за пазухи маленький флакон. — Здесь ровно на два глотка. Первый — чтобы узнать, где прячется Елена. Второй — чтобы понять, как её найти, когда прибудете на место.

— Елена. Откуда вам...

— Бросьте, дю Талон. Все, кто хоть раз видел вас и её в одном зале, знают. Все, кто хоть раз слышал, как вы о ней отзываетесь, знают. Едва ли вы разорвали помолвку, значит, она сбежала, а вы гонитесь за ней. Ровена правда умирает?

— Леди Ровена.

— Не будьте ханжой.

— Не знаю, де Варенн. Я не получал вестей из Хогвартса.

— Жаль, она была великолепной чародейкой.

— Не говорите о ней так раньше времени. И благодарю за зелье.

— За вами будет должок, дю Талон. Кстати, — Суррей помедлил. — Я понимаю ваш пыл, но будьте осторожны. Елена всегда была немного не от мира сего, а вы становитесь безумны, лишь взглянув на неё.

Барон ничего не ответил. Флакон с зельем обжигал пальцы.

* * *

Дю Талон нашёл Елену в Эпирском царстве. Сложно сказать, что привело женщину, возжелавшую свободы, в деспотат, где одна война сменяла другую. Впрочем, барону это было только на руку: испуганная и измождённая Елена скрылась в лесах, а местные жители охотно поделились сведениями, предпочитая сохранить голову на плечах, а не чужую тайну.

— Как вы узнали, что я здесь? — Елена приметила его издалека.

— Мне повезло. Миледи, пора возвращаться.

— Я не вернусь в Хогвартс.

— И что вы будете делать дальше? Жить в лесу, просить милостыню у ворот в город, воровать у крестьян яблоки, а у торговцев хлеб? Потом угодите на виселицу или на костёр?

— Как знать. Так или иначе, я буду свободна. В жизни и в смерти. Не это ли главное?

— Елена, очнитесь! Вы измучены, у вас нет сил, нет денег, вы совершенно одна! У вас же есть диадема! Наденьте её! Если вам не хватает мудрости, чтобы увидеть смысл в том, что я говорю, доверьтесь ей! Ваша мать — мудрая женщина, так воспользуйтесь этим хоть раз, или я заставлю вас вернуться, хотя, видит бог, не хочу!

Елена медленно встала. Глаза у неё были безумные.

— Не смейте, — прошипела она. — Не смейте попрекать меня моей матерью, не смейте сравнивать меня с ней! Вы сказали, что моя мать умирает. Пусть моё имя умрёт вместе с ней! Вы знаете, что за диадему я украла? Думаете, она придаёт мудрости? Нет! Она позволяет отделить идеи истинные от ложных, позволяет мыслить широко, не отвлекаясь на детали. Знаете, что принесла моей матери эта диадема? Славу? Да. Почёт? Несомненно! Она сделала столько открытий, придумала столько заклинаний, к ней идут тогда, когда другие не в силах помочь, — Елена перевела дух. — Из-за этой диадемы от моей матери, от моей любящей, доброй матери осталось только имя. В её сердце не осталось места ни для чего, кроме новых знаний, новых истин. Она перестала называть меня по имени... — Барон нахмурился. — Она разочаровалась во мне. Она собиралась отдать меня в жёны вам! Вам — отвратительному, надоедливому старику! Французу! Полукровке! Я никогда не буду вашей, дю Талон! Я скорее умру!

И она плюнула барону в лицо.

Женщину надо брать делом, не словом! Властью, силой! Если не будете для неё господином, она найдёт другого, того, кто им станет.

Рукоять кинжала легла в руку так, будто ждала этого момента.

* * *

Отец Франциск считал, что не зря прожил свою жизнь. Он был священником и волшебником, помогал магглам и магам. Возможно, было не слишком честно убеждать одних в том, что магии не существует, а других — что её надо освоить, но святой отец предпочитал об этом не задумываться. Смерть настигла Франциска поздним вечером, когда он запирал двери церкви. Удара проржавевшей кочергой по голове хватило, чтобы прервать жизнь, полную добрых дел.

Очнувшись, отец Франциск решил, что всё произошедшее накануне ему привиделось, и только истошный визг уверил его в обратном. Святой отец взглянул на прихожан, взиравших на него с ужасом, на свежую насыпь земли и простой крест... и подумал, что либо он слишком много грешил в своей жизни, либо ему ещё предстоит сделать кое-что полезное. Он любезно поклонился собравшимся и покинул кладбище.

Появление отца Франциска в Хогвартсе произвело незабываемое впечатление. Ученики смотрели на привидение во все глаза, а постаревшая Хельга Хаффлпафф всплакнула, когда бывший ученик вплыл в Большой зал в разгар ужина, и, к его изумлению, предложила остаться в Хогвартсе.

— Мы нанимаем новых преподавателей, — пояснила она. — Ровена умерла двадцать лет назад, Салазар ушёл через год после её смерти. Он оставил в школе чудовище. Мы не знаем, какое, не знаем, как его найти. Годрик и я стареем, а детей, готовых обучиться волшебству, становится всё больше. Мне всегда хотелось, чтобы у студентов были покровители, те, кто сохранит историю Хогвартса, а в трудный час поможет детям повзрослеть.

Франциск рассеянно парил у окна и слушал Основательницу.

— Леди Хельга, я был бы рад помочь, но как?

— В школе уже есть два призрака.

— Так вот почему ученики не испугались!

— Именно. Вы, должно быть, знали, что у Ровены была дочь?

— Ох, — он отвёл взгляд. — Миледи, если бы вы знали, какой ужасный проступок я совершил! Я ведь помог юной Елене бежать из Эдингена, а потом, узнав, что она сделала, отправил следом того человека, барона... ох, уже не помню!

— Барона дю Талона.

— Да-да, вы знали его?

Хельга беспокойно теребила косу.

— Его теперь знают все. Он стал привидением факультета Слизерин.

Франциск потерял дар речи.

— Но как так вышло?

— Мне лишь известно, что он нашёл Елену, а она отказалась возвращаться с ним. Она... задела его чувства, полагаю. Елена всегда была вспыльчива. В гневе он заколол её кинжалом, а потом, когда понял, что сотворил, заколол и себя. С тех пор он носит цепи в знак покаяния. Ровена не пережила потрясения, — Хельга замолчала.

— И всем известно, что сделал дю Талон?

— Что вы, нет! Это тайна Основателей, и должна таковой остаться. Дю Талон стёр себя из истории. Он никому не говорит своё имя, и студенты привыкли называть его Кровавым Бароном. Возможно, ему это даже льстит.

— А второй призрак?

— Вы найдёте её в Башне Равенкло. Студенты зовут её Серая Дама, потому что она всё время молчит.

— Почему?

— Вероятно, потому что её мать чересчур любила поговорить, — неожиданно резко ответила Хельга. — Навестите их, если у вас будет желание. Вам же я предлагаю остаться здесь, со студентами моего факультета.

— А что же Гриффиндор?

Хельга грустно усмехнулась.

— Безголовые храбрецы с огромным сердцем. Поверьте, друг мой, долго ждать не придётся.

И Франциск, который уже завтра получит прозвище «Толстый монах», поверил.