В общем-то, это выход (джен)

— Руди, — Рабастан стоит в дверях с непривычно смущённым, зато очень знакомым видом и смотрит в пол.

— Что стряслось? — Родольфус, вздохнув, отрывается от бумаг и разворачивается к брату. Ему некогда: смерть отца открыла немало неприятных сюрпризов, связанных, большей частью, с семейным делом, которое, как он как раз сейчас выяснял, было совсем не в том состоянии, как ещё совсем недавно полагал Родольфус. А теперь, разбираясь с бумагами, он каждый день выяснял что-нибудь новое, и среди новостей этих пока не было ни одной приятной. Долги, сомнительные контракты и обязательства… А теперь вот и Рабастан, чьё выражение лица обещало проблему. И хорошо ещё, если только одну…

— Ты занят, да? — спрашивает Рабастан, не двигаясь с места и не поднимая взгляда.

Плохо. Очень плохо. Смущённый и тихий Рабастан — явление редкое и всегда предвещающее серьёзные неприятности.

— Для тебя — нет, — подбадривает его Родольфус. — Входи, садись и рассказывай.

Злиться на брата он не умеет — разучился уже очень давно, с тех пор, как… впрочем, он не любит вспоминать ту историю. Просто любые действия Рабастана он воспринимает как данность — и просто работает с ними, как, к примеру, с природным явлением. Он же не злится на не вовремя поднявшийся шторм или на слишком жаркое солнце? Так же и с Рабастаном. Тут уж что есть.

— Руди, — Рабастан смотрит на него исподлобья, неохотно отрывается от косяка, к которому стоит, прислонившись, и садится на скамью у самой двери.

Интересно. Что же он такое мог вытворить, что чувствует себя до такой степени виноватым? Обидевшись на результаты ТРИТОНов, сжёг Министерство? Или, может быть, Хогвартс?

— Ну говори уже, — слегка улыбается Родольфус, в очередной раз удивляясь величине спектра эмоций брата. Сам он человек очень спокойный, и выражение его лица, как правило, меняется от спокойствия до благожелательного интереса или некоторого неудовольствия. А вот на лице Рабастана сейчас написаны вина, смущение, досада, раздражение, неуверенность и даже испуг — и всё это разом. В этом он в мать — но сходство давным-давно уже не вызывает у Родольфуса неприязни.

Он вспоминает вдруг, как когда Рабастану исполнилось семь, как-то за завтраком — обязательным их семейным завтраком — его мать и мачеха Родольфуса, игриво заулыбавшись, спросила своего сына:

— Ты не хочешь ещё одного братика или сестричку?

— Нет! — неожиданно для всех кричит, даже потемнев лицом, Рабастан и, вскочив с места, кидается вдруг к Родольфусу и буквально вцепляется в его руку. — Он только мой брат! — яростно сказал он, сжимая губы в одну тонкую белую линию.

Родольфус с некоторым трудом подавляет улыбку, но не растроганную и даже не насмешливую, а горькую. Знал бы ты, что чуть было не сделал тот, кому так радуешься, братишка… впрочем, ты прав — совершенно прав. Я только твой брат. И так всегда будет.

Родольфус молча обнимает брата за плечи, успокаивая его — а мачеха, у которой даже имя совсем не лестрейджевское: «Амалия», вскидывает удивлённо свои слишком тонкие, выщипанные брови, и говорит:

— Но Рэбби, разве ты не хочешь ещё одного?

— Нет! — мотает головой Рабастан — длинные тёмные кудри взлетают в воздух и бьют его по лицу. — Не надо нам никого больше! — говорит он неожиданно для такого маленького ребёнка зло, а Родольфус, пристально разглядывая мачеху, пытается понять, беременна ли она уже, или вопрос пока чисто теоретический.

— Но почему? — удивляется она, кажется, искренне — а потом спрашивает Родольфуса: — Ну а ты?

— Рэбби, иди к себе, — просит Родольфус, кладя руку брату на голову. — Пожалуйста, нам надо поговорить. Без тебя. Как взрослым.

— Ты скажешь, что нам не нужен больше никто? — неожиданно не спорит с ним Рабастан, который обычно бурно возмущается всем попыткам удалить его во время «взрослых» разговоров.

— Скажу, — кивает Родольфус. — Иди к себе — я приду, как только мы здесь закончим.

— Вот! — говорит Рабастан матери, сверкая глазами. — Руди тоже никто не нужен!

— Иди, — Родольфус требовательно подталкивает его в спину, и тот, взяв со стола и рассовав по карманам булочку, два кекса, несколько печений и розетку с абрикосовым джемом, уходит, несколько раз обернувшись и требовательно посмотрев на своего брата. Когда дверь за ним закрывается, Амалия Лестрейндж вздыхает и говорит… Родольфус никак не может определить её интонацию: вид у неё расстроенный, но ему чудится в ней совершенно иное:

— Ты сказал это просто чтобы его успокоить, или действительно думаешь так?

— Скажите, — невежливость ответа вопросом на вопрос Родольфус старательно компенсирует очень серьёзной и подчёркнуто спокойной интонацией, — сколько было лет Рэбби, когда он научился читать?

— Руди, — начинает раздражаться отец. — Не изображай из себя Дамблдора! Ответь на вопрос.

Родольфус слегка улыбается — сравнение с директором Хогвартса, которого они оба с отцом недолюбливают, считая манипулятором и лицемером с очень опасными идеями, должно бы его обидеть и осадить, но он давным-давно уже научился не реагировать на подобные вещи.

— Это, в некотором роде, и есть ответ, — говорит он. — Так когда же?

— Понятия не имею, — недовольно выдыхает отец. — Когда там положено — в пять? В четыре? Это твои дела, — обращается он к жене.

— Может быть, вы дадите ответ, мадам? — очень вежливо интересуется Родольфус у мачехи.

— Кажется, в пять, — говорит она не очень уверенно. — Я не помню. При чём здесь это? — спрашивает она недоумённо.

— Он не умеет читать, — с любезной улыбкой сообщает им обоим Родольфус. — До сих пор.

Он сам выяснил это буквально пару недель назад, причём совершенно случайно: когда читал брату любимые им самим в шесть-семь лет скандинавские саги. И когда на самой середине истории отец через эльфа передал старшему сыну просьбу зайти немедленно, и он отложил книгу, Рабастан тут же заныл:

— Расскажи, чем всё кончилось!

— Дочитай без меня, — без всякой задней мысли сказал Родольфус. — Вечером, если хочешь, обсудим.

— Я не умею! — возмутился Рабастан.

— Что ты не умеешь? — улыбнулся ему Родольфус — и, думая, что иронизирует, спросил: — Читать?

— Да! — Рабастан нетерпеливо хлопнул ладошками по столу. — Дочитай мне!

— Ты не умеешь читать? — с шутливым недоверием переспрашивает Родольфус. Рабастан вообще склонен был при любых сложностях первым делом заявлять: «Я не могу!» или «Я не умею!», и его слова не производят на старшего брата ни малейшего впечатления.

— Не умею! — подтверждает Рабастан, для убедительности даже тряхнув головой.

— Рэбби, — вздыхает Родольфус, присаживаясь перед братом на корточки. — Я тебе не однажды уже говорил: мне врать не нужно. Мне это не нравится, и я сержусь на тебя.

— Я не вру! — обиженно говорит мальчик. — Я правда не умею!

— Ну как так, — качает головой Родольфус. — Ты хочешь сказать, мама тебя не учила?

— Нет! — Рабастан нетерпеливо придвигает к нему книгу. — Ну дочитай мне! Пожалуйста!

— Погоди, — Родольфус хмурится. Обычно после его напоминания о вранье Рабастан тут же сдаётся, в крайнем случае начиная бубнить что-нибудь вроде: «Мне просто очень не хочется» и такая его настойчивость кажется Родольфусу странной. — Рэба, скажи мне честно — ты в самом деле читать не умеешь?

— Нет! — мотает Рабастан головой.

— И мама тебя не учила? — продолжает расспрашивать брата Родольфус. Тот опять мотает головой головой. — И папа? И эльфы?

— Да нет же! — Рабастану надоедают его расспросы, и он начинает терять терпение. — Руди, ну дочитай мне! Ну пожалуйста! А то папа тебя до самого вечера не отпустит… ну Руди!

— Не могу, — Родольфус встаёт и подхватывает его на руки, и так серьёзно смотрит, что тот сразу же затихает. — Потерпи до вечера — я обещаю тебе, что даже если очень поздно освобожусь, я приду к тебе в комнату и всё дочитаю. А завтра мы с тобой начнём учиться читать, — говорит он не допускающих возражений тоном.

Рабастан морщится. Учиться он не любит — вернее, не любит осознавать процесс обретения новых знаний и навыков именно как учёбу. Откуда он мог набраться такого странного отношения, Родольфус не представляет: с другими детьми Рабастан общается не так уж и много, и обычно они при этом просто играют во что-нибудь, или же сидят за общим столом и стараются вести себя как можно приличнее. Дети эти все принадлежат к старинным волшебным семьям и ни в какие маггловские учреждения не ходят, да и семьи все очень приличные, и знания там ценят… Однако же слово «учиться» в применении к Рабастану лучше вообще не употреблять, здесь Родольфус сглупил, конечно. Но он был слишком ошеломлён сделанным только что открытием: как вообще могло так случиться, что его семилетний брат не умеет даже читать?! А как, во имя всемогущего Мерлина, он сам умудрился упустить это?

— Стыдно взрослому человеку быть безграмотным, — покачав головой, говорит брату Родольфус. — Как ты в Хогвартс поедешь?

— А я не поеду, — сообщает ему Рабастан. — Не хочу. Я останусь с тобой, — он обнимает брата за шею.

— Ну как это ты не поедешь в Хогвартс? — смеётся Родольфус. — Поедешь, конечно. Все туда едут.

— А я не хочу! — Рабастан тоже смеётся. — И не буду!

— Ну, посмотрим, — не спорит с ним Родольфус сейчас. До Хогвартса ещё больше четырёх лет — его брат сотню раз передумает.

Но вот чтение…

…— Как это не умеет? — скорее даже озадаченно, чем удивлённо спрашивает отец. — Амалия?

— Маден, — она смущается — и Родольфус, который меньше всего желает присутствовать при внезапно наметившейся ссоре, вмешивается:

— Поэтому я считаю, что если вы даже этим ребёнком не занимаетесь, рожать ещё одного вам незачем. Но это не моё дело, — добавляет он тут же, — так что я просто должен предупредить: этим новым ребёнком я заниматься не буду. Лично мне вполне достаточно одного брата — а если я захочу ещё и других детей, я женюсь и заведу собственных, — говорит он чуть резковато.

— Руди, — хмурится Маден Лестрейндж, но Родольфус, поднявшись, аккуратно складывает салфетку, кладёт её на сиденье своего стула и, слегка поклонившись, говорит, твёрдо взглянув отцу в глаза:

— Я ваш наследник, отец, а не нянька. Сэр, мэм, — он кланяется ещё раз, — приятного дня.

Но всё это было очень давно — а когда время приходит, Рабастан, разумеется, отправляется в Хогвартс, и даже увпевает уже закончить его. Правда, его ТРИТОНы весьма далеки от идеальных — и, как точно знает Родольфус, в половине случаев не потому, что брат действительно мало знает, а потому, что… а Мерлин его знает, почему. То у него плохое настроение в день экзамена, то лень писать много, то просто попалается неудачный билет… Экзамены Рабастан ненавидит — и если СОВы по интересующим его предметам он сдаёт прилично, чтобы иметь возможность взять нужные курсы, то результаты ТРИТОНов его, кажется, вовсе не интересуют. Отец в ярости — а Родольфус… а ему, в общем-то, всё равно. Какая разница? Не в Министерство же Рабастану устраиваться. Сдал — и ладно. А знания его и умения от результатов экзаменов всё равно не зависят. Когда-то, когда он учился сам, ему это казалось важным — каким же он был дураком! Как будто бы кто-то, кроме него, помнит эти оценки.

— Ну говори уже, — слегка улыбается Родольфус. — Всё равно ведь расскажешь.

— Я… Руди, я сам не знаю, как так получилось, — Рабастан вдруг вздыхает и бросает на него по-настоящему несчастный взгляд. — Так глупо вышло…

— Рэб, — Родольфус вздыхает. — Не тяни уже время. Я так понимаю, проблема серьёзная — и чем раньше я обо всём узнаю, тем проще будет её решить.

— Я не хочу жениться! — выпаливает вдруг тот, умоляюще и упрямо глядя на брата.

Что?

— Что, совсем никогда? — шутит Родольфус, хотя вообще-то ему сейчас совсем не смешно. Брак — дело серьёзное… что такого мог натворить Рабастан, что вопрос этот вообще возник? Родольфус слегка холодеет: ответ кажется ему очевидным… но это так не похоже на его брата! Подраться — легко, зачаровать кого-нибудь — запросто, испортить чьи-нибудь вещи — бывало, но это… он что, кого-нибудь… изнасиловал?! Или подлил какой-нибудь амортенции, переспал, а девушка забеременела? Зачем?! Мерлина ради, зачем это Рабастану, на которого девицы и так гроздями вешаются?

— Я, — Рабастан нервно сглатывает. — Понимаешь… Так глупо… Я, вообще-то, пришёл к Нарциссе…

Мерлин. Конечно. Звезда его и ещё пары курсов — Нарцисса Блэк. Просто потому, что она Блэк — сама-то она, на взгляд Родольфуса, довольно скучная, хотя и миленькая блондинка, хорошо воспитанная… и очень богатая. А это, кстати, может быть, выход… Однако она, вроде бы, встречалась с Малфоем? Неужто передумала и загляделась на его брата? Родольфус задумчиво окидывает того долгим взглядом, но Рабастан выглядит таким расстроенным и несчастным, что он со вздохом отбрасывает едва появившуюся у него идею. Нет, он не может вынуждать брата поправлять их финансовые дела таким образом. В конце концов, Рабастан-то в этом точно не виноват — это отец наделал долгов, а он, Родольфус, не уследил. Вот ему, если он не найдёт другого выхода, и жениться на ком-нибудь побогаче.

— Я могу воспользоваться легилименцией, — предлагает брату Родольфус.

— Не надо, — бурчит тот в ответ, и Родольфус говорит с некоторым нетерпением:

— Тогда не молчи. А то у меня ощущение, что я допрашиваю тебя.

— Я просто хотел помочь Люциусу! — восклицает Рабастан.

— Чем? — по-настоящему удивляется Родольфус. Вот уж кому помогать — только себе вредить. Да и не нуждается Малфой ни в какой помощи… угораздило же его брата с ним сдружиться! Впрочем, Рабастан тоже хорош — они потому и сошлись, что оба любят искать и отлично умеют находить приключения. И оба привыкли, что их, если что, кто-то прикроет: Люциуса отец, а Рабастана, конечно же, он, Родольфус. И что же на этот раз?

— Они же готовят помолвку, — начинает объяснять Рабастан. — И подарки друг для друга… и ему нужно было знать, что это будет, ты понимаешь? Чтобы не подарить то же самое — и чтобы получилось красиво!

— Купил бы колье какое-нибудь, — с некоторым удивлением говорит Родольфус. — И серьги. Точно не повторился бы.

Мерлин! Умеет же человек придумать проблему на ровном месте!

Малфой Родольфуса раздражает. Он слишком самоуверен — Родольфус, в принципе, не имеет ничего против подобного качества, но лишь в том случае, когда оно имеет под собой основания. А тут… Нет, Малфой достаточно одарённый волшебник, и явно неглуп — хотя и не до такой степени, как любит изображать. И это вечное павлинье желание продемонстрировать себя всем желающим и не желающим! Хорошо хоть он предельно везуч и, как правило, выбирается сухим из воды — и даже про приятелей при этом не забывает. Вот за это последнее Родольфус и терпит их дружбу, не пытаясь отвадить младшего Малфоя от своего брата — и, кажется, зря. Однако что же у них случилось?

— Колье — это скучно! — возмущается Рабастан. — Они договорились найти что-нибудь необычное…

— Давай покороче, — обрывает брата Родольфус. — Итак, ты решил влезть в дом к Блэкам и узнать, что Нарцисса приготовила Люциусу? И, — его губы вздрагивают, — тебя поймали у неё в комнате, и завтра мне ждать Блэков с претензиями?

Он пытается не смеяться, но у него не выходит. Нет — так им и надо! Придуркам. Восемнадцать лет же — взрослые люди! Оба! Это же надо было такое устроить… что, дезиллюминационные чары слишком сложными оказались? Или эльфы поймали — а портал подготовить на этот случай мозгов не хватило? Однако же шутки шутками, а Блэки — это серьёзно. Ветвь-то, конечно, младшая — вот было бы радости увидеть здесь Ориона и Вальбургу — но Блэки есть Блэки.

Мордред.

— Не совсем, — вздыхает, прерывая его мысли, Рабастан.

— Не совсем что? — несмотря на серьёзность ситуации, не может не веселиться Родольфус. — Не совсем поймали? Не совсем Блэков? Не совсем в комнате?

— Не совсем в её, — шёпотом говорит Рабастан.

— Ты влез куда-то ещё? — искренне изумляется Родольфус. — Зачем?!

— Там просто было открыто, — виновато говорит Рабастан

Как ни странно, Родольфусу это многое объясняет. Его брат умудрился, доживя до своего совершеннолетия, сохранить какое-то детское любопытство, и, пожалуй, пройти мимо открытой двери в чужом доме ему действительно было сложно — вот он и не прошёл.

— И куда ж ты попал? — улыбается Родольфус, вставая, наконец, со своего стула и, подходя к брату, устраивается рядом с ним. Рабастан привычно придвигается к нему вплотную — и, кажется, слегка успокаивается.

— К Беллатрикс, — говорит он после небольшой паузы. — Но она спала! — добавляет он торопливо. — И я бы просто ушёл, и ничего не случилось бы, если бы не эти драккловы эльфы! Это наверняка они, Руди!

— Ну, — подумав, говорит Родольфус, — если она просто спала, а ты стоял у дверей — я, честно сказать, не вижу ни единого основания для…

— Ну, — повторяет за ним Рабастан, и его интонация говорит Родольфусу, что не всё так просто, как только что ему представлялось. — Я не то чтобы просто стоял у двери… а она, — он вдруг сглатывает и краснеет.

— Рэба, — опасно сощурившись, предупреждает Родольфус, — моё терпение всё же не безгранично.

— Она спит голой! — говорит тот рассерженно и смущённо. — Откуда же я мог знать?!

— И ты, — снова начиная посмеиваться, хотя ситуация, на самом-то деле, совсем не смешная, спрашивает Родольфус, — конечно же, не мог просто уйди, увидев такое? Погоди, — соображает он, наконец. — Так речь, что же, идёт о старшей? О Беллатрикс? Это на ней ты жениться не хочешь?

— Да! — Рабастан снова смотрит на него глазами несправедливо обиженной и побитой собаки. — Руди, ну только представь — я и Белла! Она меня на три года же старше!

— Это всё, что тебя не устраивает? — беззвучно смеясь, спрашивает Родольфус. — Так это не такая большая разница — лет через двадцать она уже не будет иметь значения.

— Руди! — обижается вдруг Рабастан. — Ну что ты смеёшься — ты не понимаешь, что теперь будет?

— Ну, что будет, — вздыхает Родольфус. — Скандал, конечно. Давай, рассказывай всё до конца — будем думать, что делать.

— Ну, — тут же супится Рабастан. — Я… в общем, я всего чуть-чуть приоткрыл одеяло и… а потом, — он стукнул стиснутым кулаком себе по колену, — ты знаешь, что она сделала?! Она чокнутая!

— Беллатрикс?— уточняет Родольфус — и в ответ на кивок брата спрашивает: — Это новость? Рэба, кем надо быть, чтобы вообще с ней связаться? Ладно, — тут же останавливает он сам себя. — Так что она сделала?

— Она проснулась, — Рабастан снова краснеет. — Открыла глаза — и ТАК на меня сморит… а потом говорит, мол, ну что ты стоишь? Иди сюда, раз пришёл.

Ох, как всё плохо-то…

Вот теперь Родольфусу уже совсем не смешно. Одно дело — застать Рабастана в спальне пусть и голой, но спящей дочери, и совсем, совершенно другое…

— И ты пошёл, — утвердительно уточняет Родольфус.

— А ты не пошёл бы? — огрызается Рабастан.

— Нет, — вздыхает Родольфус.

Но действия брата его не удивляют. Рабастан порывист и легко увлекается — а Беллатрикс по-своему очень красива и, Родольфус признаёт это, весьма сексуальна. Так что, пожалуй, Рабастан и не мог бы никак иначе отреагировать… однако же что теперь делать-то?

Брака этого он, конечно же, не допустит — тут даже говорить не о чем. Ломать жизнь брату он не позволит — однако, похоже, сделать это будет очень непросто.

Мордред.

— И в какой же момент вошли родители? — спрашивает Родольфус.

Счастье, что Беллатрикс давно уже совершеннолетняя — а то с Блэков сталось бы пригрозить Азкабаном. Но она старше Рабастана — так что если уж кто кого и будет тут обвинять, то явно не Блэки.

И всё-таки до чего неприятная ситуация. Умеет всё-таки Рабастан устроить что-нибудь… вот такое.

— Ну, — мнётся Рабастан. Ему неловко обсуждать с братом эту историю — не потому, разумеется, что он полагает, будто брат до сих пор считает его девственником, а потому что прекрасно понимает, что вёл себя глупо, а разбираться теперь с последствиями Родольфусу. — Потом, — бурчит он, отворачиваясь. И тут же теряет терпение: — А это важно? Какая разница, Руди? Они застали нас с… ней — и…

— И что? — спрашивает Родольфус очень спокойно.

Конечно, официально Блэки ничего не могут никому из них сделать. Рабастан с Беллатрикс оба взрослые, она даже старше — двадцать два года против восемнадцати это приличная разница — но… Но кто тут говорит о законах? Блэки весьма влиятельны — но ладно бы даже Блэки, в конце концов, у Лестрейнджей с ними традиционно нет никаких дел. Но Розье! Ведь мать Беллатрикс — из Розье! А вот с ними как раз Лестрейнджи традиционно ведут дела — и как раз им они сейчас больше всего и должны. Не лично Друэлле, по счастью — но это же вскроется… Мордред! Если Розье сейчас стребуют с них все долги разом — они разорятся! Что же делать?

— И я аппарировал, — говорит Рабастан. — Правда, не сразу — так что они меня, наверное, узнали. Ну и Белла расскажет, — добавляет он грустно.

— Расскажет, конечно, — кивает Родольфус.

Они замолкают. Потом Рабастан тихо спрашивают:

— Всё скверно, да?

— Да, — кивает Родольфус. — Но не потому, почему ты думаешь… Рэба, ну почему надо было выбрать именно её, а? — спрашивает он с откровенной досадой. — Вот кого бы угодно — но Розье!

— Она Блэк, — с некоторым удивлением поправляет его Рабастан, но Родольфус так на него смотрит, что тот смущается и замолкает.

— Ладно, — Родольфус встаёт. — Жениться ты, конечно, не будешь, — говорит он решительно, — а об остальном мне надо подумать. Ступай к себе — и носа не высовывай из своих комнат, понятно? — велит он Рабастану — меньше всего ему нужно, чтобы тот случайно столкнулся с их ожидаемыми посетителями.

Те появляются меньше чем через час — но Родольфус уже готов к их визиту. И предложения у него готовы — несколько самых разных, и хотя он очень надеется, что до некоторых из них дело не дойдёт, он готов выдвинуть их все. До последнего.

Разговор начинается неприятно: Сигнус Блэк сурово говорит о том, что дочь его была обесчещена, и теперь… Родольфус слушает молча — не спорит, но и не соглашается, лишь кивает время от времени понимающе и немного сочувственно. Обесчещена, как же… когда это произошло с Беллатрикс, его брат вообще ещё вряд ли был на такое способен просто физически. В силу возраста. Он не осуждает её — в конце концов, она молодая красивая женщина, почему она должна сдерживать собственные желания? — но слышать подобное от её отца ему было бы, пожалуй, смешно, не будь ситуация такой напряжённой.

— Я сожалею, — говорит Родольфус, когда Сигнус, наконец, замолкает. — Однако же Беллатрикс, как я должен заметить, старше моего брата, который едва только школу закончил — и мне странно думать, что она не смогла бы дать отпор вчерашнему школьнику, — его голос звучит очень спокойно, — если бы захотела. Я полагаю, всё произошло вполне добровольно.

— Это не имеет никакого значения, — вмешивается Друэлла. — Ваш брат был ночью в спальне Беллатрикс — это позор.

Родольфус с некоторым усилием удерживается от того, чтобы уточнить, что, собственно, такого уж позорного для Беллатрикс в том, чтобы провести ночь именно с его братом. Вместо этого он спрашивает очень вежливо:

— Я сожалею — но это уже случилось. Что я могу сделать сейчас?

И слышит тот самый ответ, которого и ожидал Рабастан.

— Ваша дочь хочет видеть моего брата своим супругом? — вежливо удивляется в ответ Родольфус — но это, конечно, лишь начало долгой игры.

Которую он, к сожалению, проигрывает в тот момент, когда посреди разговора Друэлла молча и совсем ненавязчиво приоткрывает лежащую у неё на коленях тёмно-зелёную сумку и вытягивает из неё край пергамента с отлично известной Родольфусу подписью.

Мерлин! Так быстро?!

— Я уверена, — говорит Друэлла, убедившись в том, что Родольфус его увидел, — что даже если Беллатрикс подвергнет наше с вами решение сомнению, мистер Риддл легко её убедит.

А, да. Риддл! Беллатрикс влюблена в него — это знают, кажется, все, включая, разумеется, и Родольфуса. И это, сказать по правде, ещё одна причина, по которой он категорически против этого брака: его брат заслуживает жену, которая хотела бы быть именно с ним. А не подчинялась «убеждениям мистера Риддла».

Какое-то время Родольфус раздумывает, не стоило ли и вправду прийти к Тёмному Лорду и попросить у него помощи в этом деле — в конце концов, у него, в отличие от Сигнуса или Друэллы, есть Метка, и Родольфус давно уже входит в его ближний круг. С другой стороны, он вовсе не хочет продемонстрировать ему свою неспособность самостоятельно разобраться в своих семейных делах. Родольфус ценит уважение Лорда и считает себя одним из самых разумных его соратников — и тут вдруг такое. К тому же, в последнее время Лорд ведёт себя… странно, и Родольфусу всё реже вообще хочется с ним общаться — он даже порой начинает задумываться о том, а нужно ли было до такой степени с ним сближаться. Но дело-то уже сделано — да и говорит, и действует он по-прежнему, на взгляд Родольфуса, разумно и правильно. Почти что всегда.

Что-то он не о том задумался…

— Мой брат слишком юн для женитьбы, — говорит Родольфус, понимая, что, кажется, ему остаётся сделать то единственное, чего он делать совершенно не хочет. Но это лучше, чем то, чем может ответить ему Друэлла, если пустит в год имеющиеся у неё расписки.

Что ж поделать… в конце концов, рано или поздно ему бы всё равно пришлось это сделать.

— Мне он этой ночью показался достаточно взрослым, — возражает она.

— Я предложил бы иную кандидатуру, — неожиданно тепло улыбнувшись, говорит Родольфус.

— В каком смысле? — хмурится Сигнус.

— Кого же? — спрашивает Друэлла.

— Себя, — Родольфус опять улыбается. — Я старше и, говоря откровенно, в последнее время думал о том, чтобы жениться — но так сложно сейчас найти достойную партию, — он едва слышно вздыхает.

Ну вот… слово сказано и, кажется, не вызвало у его собеседников отторжения. Значит, так тому и быть… что же — в конце концов, Беллатрикс Блэк не самая худшая партия. А её бешеный темперамент он со временем обуздает.

…— Что? — говорит Рабастан, неверяще глядя на Родольфуса. — Ты?!

— Ну а что было делать, — слегка пожимает плечами тот. — В общем-то, это выход. Тут не совсем в тебе дело, — говорит он, заставляя брата умолкнуть — и рассказывает тому всё как есть.

Честно.

Что они почти что разорены, что всего содержимого их сейфа сейчас вряд ли хватит, чтобы погасить долги, что ему нужно время на то, чтобы восстановить их состояние — а его, этого времени, нет, срок многих выплат уже подошёл или вообще просрочен. И что брак с Беллатрикс, кроме того, что невеста, без сомнения, чистокровна, спасает их от финансовой катастрофы — ибо в качестве приданого она принесёт большую часть оставленных отцом долговых расписок. И тогда они легко заплатят по остальным, и у них ещё очень много останется.

И что ему всё равно бы пришлось рано или поздно жениться — так почему бы и не на ней?

— Я надеюсь, что ты не против, — говорит, наконец, Родольфус.

— И что, — подумав, спрашивает Рабастан, — она будет теперь здесь хозяйкой?

— Хозяевами здесь всегда будем мы, — возражает ему Родольфус. — Но она будет жить здесь и, безусловно, получит определённые права.

— Как моя мать?

Родольфус морщится.

С мачехой сразу после смерти отца у него состоялся откровенный и весьма неприятный разговор.

— Я не смогла войти в сейф! — возмущённо сказала она, буквально ворвавшись на следующее после церемонии похорон утро в кабинет своего пасынка.

— Да, действительно, — кивнул тот. — Я вчера вечером наложил на его дверь кровную защиту — пока что туда войти могут только Лестрейнджи по крови.

Она настолько удивлена, что вместо того, чтобы начать скандалить, как он, говоря честно, и ожидал, спрашивает недоумённо:

— И что мне делать? Мне нужны деньги!

— Денег нет, — сообщает ей он — и рассказывает о том, что обнаружил вчерашней ночью, разбирая бумаги отца. — Таким образом, — говорит он очень мирно, — у вас есть выбор. Или вы остаётесь жить здесь — и тогда делите с нами все долги вашего мужа и отдаёте на их покрытие всё ваше приданое. Его не хватит, конечно, но уж что есть. Или, — он открывает ящик стола и точным эффектным жестом достаёт оттуда шкатулку, — вы забираете деньги, что принесли с собою когда-то в наш дом — и устраиваете вашу жизнь самостоятельно. Но сюда возвращаетесь разве что в качестве гостьи. Вам решать.

— Я не готова жить в нищете, — кривит она свой аккуратненький носик.

Родольфус понимающе кивает. Ответ его не то что не удивляет — он его ждёт. Именно вот такой. Вот и отлично… всё равно эти деньги бы не решили проблему кардинально — зато дом теперь принадлежит только им.

Рабастан к известию о переезде матери относится на редкость спокойно: они давно, с самого его детства, с ней не близки, а в последние годы отношения у них и вовсе портятся — Амалия после ставших всё более частыми теперь ссорами с мужем пытается иногда, если Рабастан в это время находится на каникулах, воспитывать сына, и тот, совершенно к этому не привыкший и давным-давно воспринимающий поучения только от брата, реагирует на эти попытки сперва раздражённо, а после и яростно, скандаля и буквально выставляя её из своей комнаты. Они давно уже с ней чужие, и новость эта его даже радует — и потом, он как раз заканчивает учиться и даже не прощается с нею толком, вернувшись в школу почти сразу после смерти отца. А после его возвращения они живут просто вдвоём — и вот теперь…

— Не совсем, — осторожно отвечает Родольфус. — Я надеюсь, она всё-таки будет лучшей хозяйкой и лучшей Лестрейндж.

Свадьбу назначают на зиму — а пока что объявляют об официальной помолвке, накануне которой Родольфус чуть ли не впервые серьёзно беседует с Беллатрикс. Они говорят очень долго — и в результате приходят к некоторому соглашению, в целом, устраивающему их обоих.

Родольфус оказывается прав — Беллатрикс действительно оказывается отличной Лестрейндж. Даже, пожалуй, больше Лестрейндж, чем он сам — но это ему предстоит понять позже.