Кадровая политика Персиваля Грейвза (джен)

Бывали минуты, когда Микел начинал думать, что лучше бы их темница была настоящим казематом. Холодным, сырым, с ледяной водой, капающей с потолка, и ползающими вокруг слизняками, совсем как в старых немаговских легендах. Так было бы проще. Или хотя бы понятнее. Наверное.

— Спи давай, сколько можно колобродить, — раздраженно бросил Дженс откуда-то из дальнего угла своей клетки. — Дырку в полу протопчешь, топтун.

— Значит, протопчу и через неё вылезу, — огрызнулся Микел, но расхаживать по камере все-таки перестал. На ходу ему обычно думалось лучше, но пять шагов в одну сторону и пять в обратную по сравнению с ежевечерними прогулками по окраинам Централ-Парка были попросту смешны; повторявшиеся чуть не слово в слово мысли, будто копируя его путь, шли по одному и тому же замкнутому кругу.

По правде сказать, клетка у него была достаточно просторная. Пять — даже шесть, если вначале вжаться спиной в одну решетку, а потом уткнуться носом в противоположную — шагов по одной стене, столько же по соседней, почти как в камерах предварительного заключения в подземельях Вулворт-билдинг. Только в аврорате МАКУСА в такие запихивали человек по десять, а тут все эти шесть на шесть шагов были отданы Микелу в единоличное владение.

Чарду досталось столько же. Дженс заявлял, что у него камера в длину была самое большее шагов на пять, но из них троих Дженс был самым высоким, и ноги у него были длиннее. Как и язык — трепался он обычно поменьше, чем горько сокрушавшийся о своей участи Чард, но зато каждое словцо било точно в цель. Не от большого ума, просто немажья кровь придавала многим низким инстинктам почти звериную остроту.

Иногда Микелу страшно хотелось ему врезать, причем желание это обычно казалось вполне взаимным; однако клетки отделяли друг от друга проходы шириной ярда в полтора, так что дотянуться друг до друга они с Дженсом смогли бы разве что кончиками мизинцев. А может, и не смогли бы вовсе.

— По-моему, мы чего-то не замечаем, — усевшись на матрас, проговорил он. Другой мебели в камере не было, да и матрас едва ли мог считаться за таковую. Просто соломенный тюфяк, сухой и достаточно толстый для того, чтобы сберечь тело от холода каменного пола, но не более того.

— Заткнись уже, инквизитор недобитый, я сплю, — тоскливо простонал Дженс. В следующей за его клеткой камере Чард, у которого приступы трепливости сменялись острой жаждой действия, тихо хмыкнул и снова принялся ковыряться в замке.

Микел был человеком широких взглядов и признавал, что каждый имеет право на свои увлечения, но от бесплодности чардовых попыток его уже тошнило. Наверное, он даже предпочел бы просто не знать, насколько те были тщетны.

А ведь замки-то были — не замки, а посмешище, на которое ученической Алохоморы с лихвой хватит. Или хорошего гоблинского ломика.

Вот только ломика ни у кого из них не было, а Алохомора не работала. В этом клятом подземелье вообще не действовала никакая магия, они даже простенького Люмоса сотворить не могли — так и приходилось сидеть считай что в темноте, словно дошколятам неученым. А ведь палочки им оставили, словно бы даже в насмешку: проку с них сейчас было меньше, чем от дамских шляпных булавок. Теми, как поговаривали в "Слепой свинье", очень славно было вскрывать немаговские замки.

— Чард, а Чард, — задумчиво позвал Микел, проигнорировав дженсов мученический стон. Ничего, в другой раз поспит, все равно им больше нечем было заняться. — А где именно ты находился в момент, который помнишь последним?

— На Манхэттенском мосту, — после секундного промедления отозвался тот. — Вот как знал, что не стоило туда тащиться, через Бруклинский мне куда ближе до дому. Так ведь нет, стукнуло же в несчастливый час в голову пойти какой-нибудь новой дорогой, будто сам не мог додуматься, что от добра добра не ищут…

— Ну да, аппарировать небось и вовсе разучился, на бумажной-то работе, — прокомментировал Дженс совершенно не сонным голосом. — Или у тебя там в соседях немажь одна, так что даже угла за помойкой не найдется для точки выхода?

— Помолчал бы немного, а? — раздраженно рявкнул Микел. — Я вообще-то пытаюсь понять, что тут происходит!

— Да ты уже вторую неделю пытаешься, аврореныш, — звучно зевнув, пренебрежительно отозвался Дженс. — Прямо охренеть как много напонимал, да? Микел, руку на сердце положа, скажу: задрал ты по десятому разу одни и те же вопросы задавать! Я уже чардову скорбную жизнь хоть во сне во всех подробностях пересказать смогу!

— Он хотя бы пытается! — неожиданно вступился за него Чард. — А ты что? Сидишь, ждешь рыцаря на белом фестрале, принцесса шестифутовая? Или королеву Мэб на колеснице, запряженной рыжими кошками?

— Какие ещё, к мерлиновой бабушке, кошки? — искренне изумился Дженс. — Я с тобой про кошек, что ли, разговариваю? Сам же видишь: магия не работает, замки вскрывать нечем, а решетки такие, что их даже великан не выломает. Баланда эта унылая и то как будто сама по себе появляется, видать, эльфы носят — а как ты чужого домашнего эльфа ловить будешь, да ещё и без магии? Или ты, светоч канцелярской мысли, думаешь через канализацию сбежать? Ну давай, объяви голодовку, авось через пару лет как раз похудеешь достаточно, чтобы пролезть в эту дырку — я-то в неё сжатый кулак едва просунуть могу, у меня тут вообще шансов нету.

Микел заскрипел зубами и мотнул головой, словно надеялся вытряхнуть из неё мысль о том, что клятый безродыш был прав и все его старания действительно были бесполезны. Точно так же, как бесполезно было бы орать на грызущихся товарищей по несчастью — Старый Джефф в аврорской учебке умел рявкнуть так, что всякая ерунда в тот же миг прекращалась, да только он-то совсем не Старый Джефф. Микел вздохнул и, чуть повысив голос — лишь настолько, чтобы перекрыть разгорающуюся свару — уточнил:

— Так на каком именно участке Манхэттенского моста?

— На лестнице, на стороне Бруклина, у самого низа, там, где закуток за дверью и ничерта не видно ни в одну сторону, ни в другую, — вместо Чарда скучающим тоном ответил Дженс. — Даже я все это уже наизусть помню, хочешь, и про тебя расскажу? Пошел однажды юный аврор в рейд с товарищами, да потерял их в нью-йоркских доках... а потом и сам потерялся. С концами.

— Про себя я и сам все знаю. — Микел раздраженно пнул тюфяк — и в последний момент все же успел подхватить едва не опрокинувшуюся миску с овсянкой, которая появилась у самых его ног. Овсянка была дрянная, только и проку, что с голоду не помрешь, и до того, чтобы подбирать её с полу, он ещё точно не дошел. — Пошел. Потерял. И вообще-то этот рейд должен был стать последним перед моим переводом на другую должность, в моем устранении не было никакого смысла. Все равно трясти портовых гоблинов всерьез стали бы уже без меня.

— Это если дело в гоблинских бандах, — невнятно, будто с набитым ртом, возразил Чард. Потом, как видно, проглотил свою кашу и уже заметно отчетливее сообщил: — Я тут уже три недели и четыре дня. Ну, если принять, что нас кормят два раза в сутки примерно в одно и то же время. В чем я, если честно, не уверен, потому что мои часы — их ещё дед зачаровывал — тут начали сбоить, а без них…

— Ну я вот последним как раз гоблинскую рожу и помню, — перебил его Дженс. С его стороны послышался звук скребущей о дно посуды ложки, потом какое-то почти сладострастное причмокивание, и он добавил: — Я даже имя его тебе скажу, если у тебя уже старческий склероз начался. Рипрахх Приблуда его звали, приторговывал побрякушками от паразитов — стоят не дороже обычного доксицида, зато хватает их не на месяц, а почти на два с половиной. Наверняка и ещё чем барыжил потихоньку, да только мне не признавался, не дурак все-таки.

— Вообще-то это воровство, — осуждающе заявил Чард. — Или ты сейчас скажешь, что сэкономленные деньги честь по чести возвращал в бюджет МАКУСА? Так ты меня извини, Дженс, я тебе тогда не поверю. Да и твою должностную инструкцию тоже не просто так писали, думал, казначеи в МАКУСА дурнее тебя и не умеют экономить? Да эти акромантулы за четвертак удавятся, от них даже директор Грейвз потрепанным уходит.

— Да и срать мне, веришь ты или нет, — снова начал заводиться Дженс, и Микел поспешил вмешаться:

— Чард, так у тебя там точно гоблины нигде не засветились?

— Да сколько можно уже повторять! — внезапно взвился Чард. Из темноты прилетела пустая деревянная миска, ударилась о прутья решетки у самой головы Микела и отскочила на середину разделявшего клетки прохода. Дженс удивленно хохотнул, и Микел, напрягая зрение, сумел разглядеть высунувшуюся из его клетки руку, которая пыталась подцепить миску за краешек. — Не было у меня никаких гоблинов, я их иначе чем в банке и не видал никогда!

— Я понял, понял, — успокаивающим тоном проговорил он и, торопливо доскребая остатки собственной овсянки, попросил: — Попробуй все-таки вспомнить ещё что-нибудь, какие-нибудь подробности — любая мелочь может оказаться ключом к разгадке...

Чард ответил — прочувствованно, но нецензурно и неинформативно, Дженс заржал — и Микел, сплюнув, развернулся к ним спиной и повалился на тюфяк.

Не складывалась картинка. В гоблинские козни Микелу не верилось — слишком уж выходило просто, да и не по-гоблински все это было сработано, особенно с Чардом. И в подземельях этих носатых ублюдков Микелу тоже как-то раз довелось побывать, на их нынешнее обиталище они походили не больше, чем пакваджи на вампуса. Кормежку пленникам гоблины точно своими руками носили — домашние эльфы были с ними во вражде, а собственная магия зубастого племени в делах бытовых была почти бесполезна.

— Эй, Микел, спишь уже?.. — словно специально дождавшись, пока он погрузится в собственные мысли, громким шепотом позвал Дженс. Жутко хотелось выдать в ответ что-нибудь из любимых конструкций того же Старого Джеффа, но Микел сжал зубы и все-таки промолчал. Даже глаза закрыл, хотя и так не видел ничего, кроме маячившего в полумраке края матраса.

Грражданские, мать их! Век бы их не встречать.

Сны здесь тоже снились тяжелые и мутные, словно продолжение невеселой реальности. Темнота в их подземелье не была совсем уж непроглядной, но непонятно откуда лившегося света было ровно столько, что глаз то и дело обманывался, видя в пелене сумрака то, чего там вовсе не было. Спросонок могло померещиться такое, что никакой магией не отмашешься.

То, что неясный абрис человеческого лица и белоснежный подклад любимой мантии директора Грейвза ему не привиделись, Микел осознал лишь тогда, когда тот знакомым, не по-хорошему мягким тоном полюбопытствовал:

— Долго собираетесь разлеживаться, Салливан?

— Никак нет, сэр! — тут же вздернувшись на ноги, машинально отозвался Микел. И бесцеремонно вытаращился на дивное явление, не в силах поверить в его реальность.

Это, в конце концов, только в сказках на помощь попавшему в беду герою является какой-нибудь великий маг, небось, ни разу об этом герое и не слышавший.

— Собирайте вещи и на выход, — распорядился Грейвз. Его ровный тон ослушания не предполагал; Микел немедленно кинулся за шляпой, за ненадобностью брошенной в угол, подхватил с тюфяка пальто и лишь затем, опомнившись, виновато посмотрел на шефа:

— Но, сэр, мы же заперты! Нам никак не выбраться, мы уже все перепробовали, и без толку.

— Разумеется, — без выражения произнес Грейвз, поднял руку и, сжав один из крайних прутьев двери — так крепко, что резко проступившие под кожей костяшки сделали его кулак похожим на шипастую рыцарскую перчатку, — плавно потянул её на себя.

Оказалось, что петли скрипели. Тоненько, едва слышно — но этот негромкий звук поразил Микела, словно гром с ясного неба.

Грейвз насмешливо поднял бровь, и он, очнувшись, выскочил из клетки. И захлопнул дверь за спиной, поклявшись себе, что больше никогда туда не вернется.

И обязательно найдет тех, по чьей милости проторчал тут чуть не целый месяц и предстал перед шефом беспомощным неумехой — покажет им, что с американским авроратом связываться себе дороже. Потому что плечом к плечу с молодыми и неопытными встанут те, чья сила и хитрость уже прошли испытание временем, огнем и темной магией. И тогда…

— Раны, травмы, признаки тяжелых болезней есть? — окинув их быстрым цепким взглядом, сухо осведомился Грейвз. Микел, увлеченный мечтами о сладкой мести, молча покачал головой, Чард с Дженсом вразнобой пробормотали что-то отрицательное, и Грейвз, удовлетворенно кивнув, приказал:

— Сдайте палочки!

Микел торопливо повиновался и лишь затем, уже увидев, как все три волшебные палочки одновременно легли в протянутую ладонь и скрылись во внутреннем кармане директорской мантии, спохватился:

— Но шеф, как же мы без них!..

— Сильно они вам тут помогли, — саркастично хмыкнул Грейвз, и Микел прикусил язык. Три года в аврорате приучили его к тому, что спорить со старшими по званию, мягко говоря, не рекомендуется — хотя, Мерлин свидетель, он не раз пытался, — а спорить с Директором и вовсе немыслимо.

К тому же шеф явно знал, что делает — как и всегда.

Грейвз тем временем извлек из-за пазухи какой-то мелкий предмет — Микел успел различить только мелькнувший между его пальцев металлический блик, — тряхнул кистью, и из его кулака змейкой выскользнула длинная, почти в полный фут, цепочка.

— Держитесь, — велел Грейвз. Микел торопливо схватил цепочку почти у самой его ладони, Чард и Дженс уцепились ниже, едва не коснувшись руки Микела, и Грейвз четко проговорил: — Портус.

Лучшей вещью во всей невеселой микеловой жизни стал тошнотворный рывок сработавшего портала.

— Следуйте за мной, — не дав им даже пары секунд на то, чтобы перевести дух, распорядился Грейвз. Микел торопливо разогнулся, надеясь, что ему хоть в этот раз удастся не сблевать, ухватил за шкирку бледного чуть не в прозелень Дженса и, тычком направив пошатывавшегося Чарда в нужную сторону, кинулся вслед за шефом.

Шаг у Грейвза был широкий, Микелу приходилось едва не бежать, чтобы не отстать от него слишком сильно — и он успел только раз оглянуться назад.

Не помнил он в Вулворт-билдинг таких вот комнаток — небольших, словно предназначенных специально для аппарации, с одним-единственным выходом и без окон. Авроры обычно аппарировали в малый тренировочный зал, выведенный за пределы основных барьеров МАКУСА; остальные же ходили по зданию собственными ногами, как немаги — даже мадам Президент и иностранные гости из Конгресса.

— Закрытый уровень, — словно отвечая на его мысли, пробормотал под нос несколько пришедший в себя Чард. Дженс, встрепенувшись, тут же принялся вертеть головой с жадным любопытством гражданского, угодившего на место преступления.

Микел снисходительно хмыкнул, несколько успокоенный правдоподобной догадкой — и, мельком глянув в сторону, вдруг встревожился снова. Коридор как коридор, ровным счетом ничего необычного, возле, скажем, отдела регистрации палочек были точно такие же... и все же мимолетному, искоса брошенному взгляду он отчего-то казался совершенно и абсолютно чужим.

Перехватить неожиданно ускорившего шаг Дженса он просто не успел.

— Сэр! А, этта... сэр! — почти нагнав директора, начал тот нарочито наглым тоном полуграмотной немажи. — А кудай-та мы идем? Сэр.

— Скоро узнаете, — не удостоив его даже беглым взглядом, ответил Грейвз. Микел немедленно преисполнился глубокой зависти: в голосе шефа не было не то что угрозы, даже намека на раздражение — но хамоватая ухмылка Дженса тут же исчезла, и он приотстал, без возражений позволив Микелу задвинуть его за спину.

Узкая, изогнутая полукругом лестница вывела их в более обжитые помещения: здесь уже были окна, в которых виднелось хмурое низкое небо, и кое-где за приоткрытыми дверями мелькали человеческие фигуры, одетые, как принято у зельеваров и невыразимцев, в темные мантии. Микел на ходу заглянул в три или четыре окна, только в последнем сумел разглядеть тусклое пятно скрытого за облаками солнца и решил, что время подходит к полудню. Получалось, что в подземелье они и впрямь совершенно потеряли счет времени, потому что по его расчетам в Нью-Йорке уже должны были сгущаться сумерки.

После третьего или четвертого поворота народу вокруг стало заметно больше, навстречу то и дело попадались спешащие куда-то маги и ведьмы. Грейвз не обращал на них ровным счетом никакого внимания, они же со знакомой привычной почтительностью уступали дорогу и ему, и его спутникам. Под их короткими, равнодушными взглядами Микел вдруг почувствовал себя неуютно, словно он, как последний дурак, явился в гоблинские трущобы в форменном аврорском пальто. Дженс, уж на что непрошибаемая скотина, тоже скалился как-то нервно, будто боялся, что его сейчас шмальнут Режущим в спину.

— Какие-то лица у них... не наши, — растерянно заметил то и дело сбивавшийся с шага Чард. — Будто и не американцы вовсе.

— Не говори ерунды, — вполголоса, чтоб не услышал директор, прошипел Микел и на всякий случай ощутимо ткнул Чарда локтем. Вот же нашел время изображать из себя аврора! Любой стажер знал, что никакого такого "американского" лица не было и быть не могло; слишком много кровей — что магической, что немажьей, а то и волшебных созданий — смешалось в жилах обитателей американских континентов.

Хотя белобрысых им и вправду попадалось как-то многовато.

Один такой, совсем светлый, почти как седой, даже попытался заступить Грейвзу путь. Тот, не останавливаясь, бросил какую-то короткую фразу — слов Микел не разобрал, уловив только непривычный ритм, — и белобрысый тут же опустил взгляд и, согнувшись в почтительном поклоне, отстал. Дженс даже обернулся, глядя на него с какой-то мальчишеской мстительной радостью, и Микел раздраженно поморщился. Этот-то по какому праву вздумал гордиться его шефом?..

Очередная лестница оказалась большой, почти во всю ширину коридора; через два поворота они поднялись ещё на этаж и в просторном шестиугольном зале с высокими стрельчатыми проемами в каждой стене свернули в другой коридор — этот был поуже и казался почти уютным, как на президентских этажах Вулворт-билдинг. Их обитатели обживали свои кабинеты годами, не то что рядовые авроры, редко задерживавшиеся за одним и тем же столом дольше, чем на пару лет — и это чувствовалось сразу.

Чард завистливо вздохнул.

Не сбавляя шага, Грейвз поднял руку и чуть пошевелил пальцами, словно постучав в невидимую дверь. Потемневшие от времени деревянные створки в паре ярдов впереди него отозвались настоящим звуком — негромким, но отчетливым, именно таким, каким достойный джентльмен должен был возвестить о своем прибытии. Впрочем, дожидаться приглашения он не стал.

— Кого там ещё принес... А, Грейвз, — поприветствовали изнутри. — Ты в курсе, что вообще-то полагается вначале получить ответ и лишь затем открывать дверь? А вдруг я был бы тут с дамой?

— Это были бы проблемы дамы, — невозмутимо отозвался Грейвз. — У меня мало времени.

— Как всегда, — фыркнул человек, поднявшийся из-за стола ему навстречу. — Честно говоря, пару лет назад это утверждение вызывало у меня немало сомнений. Но сейчас…

Он развел руками, и при виде этого жеста в голове у Микела как будто что-то щелкнуло: знакомая по досье и плакатам о розыске внешность, характерная, заметная даже на колдографиях манера двигаться и едва уловимый немецкий акцент сложились в единую картину. И, словно подтверждая его догадку, его накрыло тяжелым, давящим ощущением чужого присутствия — чужой магии, дикой и темной, которая могла бы сокрушить его, даже не заметив… но вместо того замерла — и плавно качнулась назад, будто наткнувшись на достойное неё препятствие.

Которым была вовсе не его, Микела, невеликая сила.

— Прими мое сочувствие, Персиваль, — сказал Геллерт Гриндевальд и, протянув директору руку, добавил: — И, кстати, guten Tag.

— И тебе доброго дня, — отозвался Грейвз, ответив на рукопожатие. Их ладони оставались сомкнуты чуть дольше приличного, будто они украдкой мерились крепостью хватки.

— Как насчет бокала огневиски? — наконец разжав пальцы, непринужденно осведомился Гриндевальд. — У меня как раз есть отличный огденский двенадцатилетней выдержки, вам в своей Америке такого не достать.

Грейвз помедлил с полсекунды, словно бы в раздумье, и пожал плечами:

— Почему бы и нет.

Коротким повелительным жестом он отправил Микела и его товарищей на относительно свободное место у камина, а сам без приглашения, будто имел на это полное право, занял стоявшее подле стола кресло. И Гриндевальд, принявший это как должное, плавным взмахом руки послал к нему низкий стакан с темно-янтарной жидкостью.

— Должен сказать, мне изрядно повезло добыть эту бутылку, — присев на край стола, светским тоном заметил он. — Старина Огден нынче не горит желанием торговать с Европой, а посылать в Шотландию людей за выпивкой — это…

— Старинная скандинавская традиция, — продолжил вместо него Грейвз и, не потрудившись достать палочку, привычным движением наложил на стакан заклинание проверки на яды. — Особенно была распространена у магглов где-то в девятом-одиннадцатом веках.

— Не обижай меня, Персиваль, я не стал бы портить хороший огневиски лишними добавками! — заметив его жест, несколько нарочито оскорбился Гриндевальд. Микел вздрогнул и, поежившись, отступил на шаг: ему от одного присутствия столь могущественного мага делалось не по себе, а недовольство оного — пусть, возможно, и шутливое — проходилось по нервам наждачной бумагой.

— А я бы стал, — словно не замечая этого, невозмутимо отозвался Грейвз. Или, может быть, ему и впрямь было все равно.

— Параноик, — сухо прокомментировал Гриндевальд.

— Трепло, — не отводя глаз, в тон ему отозвался Грейвз.

Повисла пауза. Чард тихо икнул. Микел торопливо огляделся по сторонам, пытаясь найти хоть что-то, способное послужить ему укрытием. О могуществе Гриндевальда ходили легенды, директор Грейвз тоже был магом не из слабых — и если они сейчас схлестнутся, от попавших под случайное заклятие останется разве что воспоминание.

Сцепившиеся жесткими взглядами волшебники, будто сговорившись, усмехнулись и отсалютовали друг другу стаканами. Микел едва не упал от облегчения.

Кажется, Гриндевальд тоже проверил свой огневиски заклятием перед тем, как поднести его к губам — даром что ни на миг не выпускал стакан из рук.

Чард переступил с ноги на ногу, задев Микела локтем. Сзади, с другой стороны, едва не касался его плечом Дженс, и Микел вдруг заметил, что они почти прижимались друг к другу, словно стараясь занимать как можно меньше места на чужой территории. Причем гражданские, будто бы признав наконец его претензии на лидерство, почти выпихивали его вперед в стремлении укрыться за его не такой уж широкой спиной.

Конечно, именно в их защите и состоял его аврорский долг, но… Вот ведь выбрали время, дракон их заешь!

— Микел Салливан, — сухо произнес Грейвз. Микел встрепенулся и чуть было не шагнул вперед, только в последний момент сообразив, что его на самом деле не звали — просто упомянули мимоходом, словно вещь или домашнюю зверюшку навроде шишуги. — Считается чистокровным, на деле же среди бабок, прабабок и далее наберется порядочно сквибов. Выпускник Ильверморни, с Гром-Птицы, закончил без отличия, едва натянул проходной балл в училище аврората при МАКУСА, в дальнейшем также не демонстрировал особых талантов…

— Сомнительной ценности приобретение, — прокомментировал Гриндевальд, но затем, заметив мелькнувшее на лице Грейвза раздражение, хмыкнул и примирительным жестом поднял раскрытые ладони: — Не испепеляй меня взглядом, Персиваль, я внимательно слушаю.

— Три года продержался на должности младшего аврора, за это время получил двадцать восемь выговоров, все по мелочи, в основном за неуместные споры со старшими по званию. — Грейвз помедлил и неохотно добавил: — Стоит признать, что пару раз он даже оказывался прав в своем негодовании, однако умения выражать его в подобающей ситуации форме за ним замечено не было. Как боец практически бесполезен, его командир уже отчаялся добиться хоть какого-то проку и с пару месяцев назад ходатайствовал о переводе на какую-нибудь тихую хозяйственную должность при училище аврората.

За спиной тихо зафыркал Дженс, и Микел заскрипел зубами, чувствуя, как лицо заливает краской унижения. Одного лишь того, что о его позоре знал весь аврорат, уже было слишком много; невысказанное пренебрежение Дженса и вовсе оказалось почти невыносимым. Чард, против обыкновения, промолчал, и от этого стало ещё хуже.

— Примерно через полторы недели после последнего предупреждения Салливан вышел на нью-йоркскую ячейку Вершителей общего блага, — равнодушно проговорил Грейвз, и Микел похолодел. Одного подозрения в связях со сторонниками Гриндевальда в аврорате хватало для увольнения без выходного пособия, подтвержденный же факт стоил тюремного заключения на весьма приличный срок. — Впрочем, будущему младшему помощнику завхоза там обрадовались куда меньше, чем он рассчитывал, и в попытке доказать свою ценность Салливан устроил небольшую демонстративную диверсию во время проведения ежегодной аттестации младшего командного состава аврората. Никакого серьезного вреда его выходка не нанесла, так что официально он остался вне подозрений. Зато своим новым друзьям он пообещал, что в следующий раз будет иначе.

Микел сглотнул, не решившись возражать. Слухов про скелеты в шкафу достойного джентльмена Грейвза ходило множество, и степень их достоверности разнилась, как слепки лапок нюхлера и сносорога. Но в одном маги по обе стороны закона сходились единогласно: тот был редкостно памятлив и мстителен, а за тех, кого считал своими, и вовсе готов был вывернуть наизнанку хоть весь магический мир. Поговаривали даже, что в самом что ни на есть буквальном смысле.

— Дженсен Фаундлинг, — тем временем продолжал Грейвз, и Микел вдруг сообразил, что выворачивать его наизнанку пока не будут — ни его злосчастное тело, ни тщательно хранимые — и все равно раскрытые — тайны. Облегчения эта мысль не принесла, скорее напротив. — Немагорожденный, после первых магических выбросов был переведен в приют для сирот Раппапорт в Бронксе, затем поступил в Ильверморни на факультет Пакваджи. В приюте верховодил среди сверстников, но выделялся скорее силой, чем умом; в школе попытался было добиться аналогичного положения, но не преуспел. Особых успехов в учебе не показывал, после нескольких провальных попыток поступления в работу к магам-мастерам устроился в хозяйственный отдел МАКУСА на должность младшего смотрителя.

— Когда-нибудь ты меня своим бюрократическим сленгом просто убьешь, — насмешливо заметил Гриндевальд. — Что, на мою сторону уже переходят уборщики?

— Как убью, так и воскрешу, — хмыкнул Грейвз, покачал стакан в ладонях и, сделав небольшой глоток, заговорил снова: — Довольно скоро он сообразил, что на людей его профессии многие просто не обращают внимания — и на этом можно что-нибудь поиметь. Причем что-нибудь посерьезнее лишней кучки драготов.

— Да я ж не сделал ничего, сэр! Вот ровнехоньким счетом ничего, честное магическое! — внезапно выкрикнул Дженс — пронзительным, совершенно не похожим на обычный его голос тоном. Микел аж вздрогнул от неожиданности — и, осознав, что Грейвз не стал смеяться над нелепой шуткой своего собеседника, потрясенно уставился на Дженса.

Вот это немажье отродье — и сторонник Гриндевальда?.. Мерси Льюис, бред какой.

— Сэр, да что ж вы такое говорите! — побледнев чуть не до синевы, сбивчиво продолжал тот. — Оговорили меня, сэр, точно оговорили, совсем из МАКУСА выжить хотят! А все...

— Молчать.

Дженс заткнулся. Сглотнул, задышал часто-часто, как истеричка перед приступом, открыл рот — и не издал ни звука. Только вцепился в обтрепанный манжет своей рубахи так, что ткань чуть треснула по краю.

— Стоит отметить, — равнодушно проговорил Грейвз, — что мистер Фаундлинг все же не рискнул искать контактов с Вершителями напрямую, предполагая, что те воспримут его явление без особого восторга. Посему он счел необходимым вначале доказать свою полезность личностям не столь привередливым и с более приземленными потребностями. Благодаря его предупреждениям о рейдах в Ущелье Теней кое-кому и впрямь удалось уберечь свою задницу, однако эти же личности сочли, что информация о том, как выйти на Вершителей, стоит гораздо больше.

— И почему у меня такое чувство, что это всего лишь затянувшаяся предыстория — а настоящая история ещё впереди? — устроив подбородок на сцепленных в замок пальцах, полюбопытствовал Гриндевальд.

— Откуда бы мне знать? — пожал плечами Грейвз. — Герхард прослышал о столь рьяном неофите и разыскал его сам, приведя тем самым в трепет и великое воодушевление.

Прозвучавший в ровном голосе сарказм заставил Микела немного прийти в себя, а вот Дженс, напротив, крупно вздрогнул и замер — будто полупридушенная мышь, которую слишком сильно сжали зубы скучающего кота. Микел украдкой оглянулся на дверь, сам ещё толком не зная, действительно ли он ищет возможности сбежать — и оцепенел вновь, когда взгляд разноцветных глаз Гриндевальда на миг остановился на нем и на губах темного мага мелькнула холодная, пренебрежительная усмешка.

Бежать было поздно.

— Высокая ирония мироздания, — заметил Гриндевальд и, явно потеряв к ним интерес, вновь повернулся к Грейвзу. — Доступа к действительно важным сведениям у сего неофита не было, а для того, чтобы свести воедино те мелкие детали, которые могли ускользнуть от систем безопасности МАКУСА, Герхарду просто не хватило бы информации. Знаю за ним этот недостаток, вечно упускает из виду то, что происходит вне порученной ему территории. Даже если стоило бы обратить на это внимание.

— Слишком верит в мудрость своего вождя, — усмехнулся Грейвз. — С людьми случается.

В наступившей тишине вдруг стало слышно, как тяжело и неровно, с отчетливым влажным присвистом, дышал ждавший своей очереди Чард. Микел уже понял, что случайных людей в их маленькой компании не было, и теперь с каким-то болезненным любопытством ждал подтверждения своих догадок. Было почти смешно: а ведь догадайся он спросить раньше, ещё в пещере, когда они пытались понять, почему их собрали вместе — и все сразу стало бы ясно.

Только вот кто стал бы признаваться двум случайным знакомым — в подобном? Микел точно молчал бы до последнего.

— Ричард Пемброк, — как будто смилостившись, наконец заговорил Грейвз. Чард всхлипнул на вдохе и вдруг поднял взгляд, словно надеясь отыскать в лице директора хоть какой-то повод для надежды. Как будто в самом деле верил, что это ещё возможно. — Чистокровный, сирота, родители погибли во время вспышки драконьей оспы на побережье, им с сестрой посчастливилось избежать сей печальной участи. Поначалу находился на домашнем обучении, после гибели родителей поступил в Ильверморни, сразу на третий курс. Во многом — типичнейший Рогатый Змей, однако из той их породы, которая крайне редко добивается успеха. Вот только мистер Пемброк именно успеха и жаждал — а секретарская должность предоставляет для этого не так уж много возможностей. Тем более что мисс Джилленген, бессменный заместитель начальника отдела контроля производства малых артефактов на протяжении уже более восьмидесяти лет и его непосредственный начальник, славилась полнейшим отсутствием честолюбия. А избавиться от её… опеки можно было только уволившись из МАКУСА, каковой вариант мистера Пемброка тоже не устраивал.

— Отравить сию не в меру почтенную даму было бы куда проще, — равнодушно, словно констатируя очевидное, прокомментировал Гриндевальд. — Готов даже поспорить, что аврорат не стал бы слишком усердствовать в расследовании её кончины.

— Зато достаточно усердствовала сама дама, — усмехнулся Грейвз и, помедлив, покачал головой: — Поверь мне, отравить Джиллинген — задачка не для заурядного ума, а мистер Пемброк, увы, достаточно адекватно оценивал свои возможности в отравительском деле. Как, впрочем, и свои перспективы в сложившейся структуре магического сообщества. Не могу отрицать логику его рассуждений, приведших к идее посодействовать изменению этой самой структуры, однако при переходе от теории к практике все сразу не заладилось. — Он хмыкнул и задумчиво добавил: — Хотя бы потому, что использовать в качестве руководства к действию архивные документы нулевого и первого уровней допуска — те самые, из которых вырезано едва ли не все, что действительно имело значение, — было не самым удачным решением.

Бледный едва не до синевы Чард вдруг вспыхнул, залившись краской до самых ушей, словно стыд за неправильное решение задачи оказался сильнее страха за собственную жизнь. В другой раз Микел даже посмеялся бы — вот уж и правда, типичный Змей! — но сейчас как-то не получалось.

— Впрочем, к тому моменту, как ему удалось и в самом деле добраться до связного Вершителей, мистер Пемброк сумел собрать достаточно стоящей информации для того, чтобы его не послали по какому-нибудь нецензурному адресу, — бесстрастно продолжил Грейвз. — И даже выслушали его прочувствованные уверения в преданности идее Общего блага. На чем, как ты уже догадался, и закончилась история его проекта о возвышении.

Он наклонился вперед и поставил опустевший бокал на стол — с негромким, отчетливым звуком, от которого Микела вдруг обдало холодом, — а затем поднялся на ноги и вытащил из внутреннего кармана мантии три волшебных палочки. Микел невольно потянулся вперед, к тому, что привык считать средоточием своей сути — и едва не закричал, когда Грейвз перехватил их посередине древка и будничным жестом вложил в протянутую ладонь Гриндевальда. Их руки соприкоснулись, сцепились в замок, на мгновение обняв зачарованное дерево кольцом заключенной в человеческую плоть магии… а затем Грейвз разжал пальцы и развернулся к онемевшим в ужасе зрителям.

— Микел Рой Салливан, — заложив руки за спину, холодно проговорил он. Микел замер, как под Петрификусом: под пристальным взглядом директора даже дышать слишком громко стало попросту страшно. — Вы погибли при исполнении четырнадцатого марта тысяча девятьсот двадцать седьмого года, во время планового рейда аврората в доках нью-йоркского порта. Вашей семье будет выплачена подобающая компенсация. Вы меня поняли?

— Так точно, сэр! — торопливо отчеканил Микел — и лишь после этого начал понимать, что именно это могло значить. Что именно это значило: "обжалованию не подлежит".

— Ричард Джон Пемброк, — все так же равнодушно и неумолимо продолжал Грейвз, пригвоздив взглядом и без того полуживого от страха Чарда, — вы пропали без вести. Ваше исчезновение было обнаружено, когда вы не вышли на работу четвертого марта тысяча девятьсот двадцать седьмого года, с этого же дня отсчитывается время вашего отсутствия. По истечении предписанного срока вы будете признаны мертвым, а вашей сестре будет выплачена компенсация.

— Д-да, сэр, — часто и мелко сглатывая, выдавил из себя Чард, но Грейвз, не дожидаясь его отклика, уже обращался к последнему из них:

— Дженсен Фаундлинг, вы стали жертвой стычки между гоблинскими бандами в конце февраля тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Все, кто был прямо либо косвенно виновен в вашей гибели, были арестованы и преданы суду. Поскольку у вас нет семьи, все расходы на ваши похороны взял на себя бюджет МАКУСА.

Грейвз выдержал паузу, давая им возможность осмыслить сказанное. А затем сухо приказал:

— Смотрите мне в глаза.

Микел повиновался — и оцепенел, придавленный жаркой, тяжелой мощью его взгляда. Взгляда мага, чье могущество ставило его выше привычного разделения на темных и светлых, и более не считавшего нужным это скрывать.

— Я не желаю видеть вас на своей земле, — негромко и четко проговорил он. — Не пытайтесь вернуться в Америку или связаться с семьей и друзьями. Ваши письма будут перехвачены; если вы все же сумеете найти способ обеспечить их доставку адресатам, они будут признаны подделкой, имеющей целью месть семьям и близким служащих МАКУСА. После чего будут предприняты адекватные меры по пресечению подобных происшествий.

Микел сглотнул. Сейчас слова "адекватные меры" звучали до усрачки страшно.

— Вам все ясно, господа? — осведомился Грейвз.

— Да, сэр! — вразнобой отозвались они, и Грейвз, сухо кивнув, вновь развернулся к Гриндевальду:

— Владей и пользуйся, Геллерт. Предавший единожды — и дважды предаст, так что едва ли есть смысл их беречь.

— А то сам не разберусь, — усмехнулся тот, рассеянно поглаживая их волшебные палочки. Кончики его пальцев скользили по дереву, знакомясь с каждой впадинкой и выпуклостью — будто рука объездчика, оценивающая стать гиппогрифа, — и Микел окончательно осознал, что все это по-настоящему. Не ошибка, не шутка, не оригинальный способ напомнить оступившимся о цене неверных решений. Вот она, цена, названа и уже уплачена. — Передавай привет Солнышку, Персиваль.

— Что, прямо так? — удивленно поднял бровь Грейвз и, чуть наклонив голову, с интересом посмотрел на собеседника: — Геллерт, ты давно вопиллеров не видел? Так я и сам показать могу, незачем утруждать даму.

— Никогда не пойму, откуда у вас, американцев, такая любовь к официозу между добрыми друзьями, — хмыкнул Гриндевальд. — Ну да Мерлин с вами, формулировку оставляю на твое усмотрение.

В прощальном их рукопожатии не было ровным счетом ничего официального: ладонь Грейвза сомкнулась не на кисти, а на предплечье Гриндевальда, почти у самого локтя; пальцы Гриндевальда небрежно смяли широкий рукав грейвзовой мантии и разжались, мимоходом стряхнув с дорогой ткани какую-то невидимую пылинку.

Микел уставился директору в спину, почти надеясь одной лишь силой воли обратить все произошедшее вспять, но Грейвз даже не оглянулся.

— Какие-нибудь вопросы, господа? — развернувшись к ним, осведомился Гриндевальд. Выражение его лица казалось вполне доброжелательным, а вот интонацию Микел ещё в аврорской учебке выучился распознавать с полуслова — и она подразумевала, что единственным приемлемым ответом будет "никак нет, сэр!"

— И... и что теперь будет? Нельзя же так просто взять и… — Чард осекся и растерянно пробормотал: — Но ведь правда, так же нельзя!..

Микел даже отодвинулся от него на всякий случай. Это в аврорате за сомнение в приказах начальства можно было получить разве что резкую отповедь или, может, пару бранных слов, если угораздит нарваться на аврора старой школы — а вот как будет наказывать за дерзость Геллерт Гриндевальд, Микел не знал и узнавать не очень-то хотел.

— А палочки вы нам когда вернете? — нагло осведомился Дженс. Правда, под насмешливым взглядом Гриндевальда он уже через пару секунд притих, ссутулил плечи и почти съежился, словно пытаясь сделаться как можно меньше и безобидней.

Великого темного мага их поведение явно забавляло, но Микел был не настолько наивен, чтобы находить в этом что-то ободряющее.

— Забирайте, — почти весело сказал Гриндевальд и, перехватив их палочки кончиками к себе, протянул вперед. Чард нервным движением вцепился в рукоять своей и тут же отдернул руку, будто палочка лежала в середине настороженного капкана, а не в ладони такого же мага, как он сам. Жест получился откровенно жалким, и Микел, поморщившись от отвращения, приложил все свои силы к тому, чтобы его пальцы не дрожали… и ни в коем случае не коснулись руки Гриндевальда. Кажется, у него даже получилось. Дженс медлил, словно и до него наконец-то дошло, во что именно они умудрились вляпаться, но за своей палочкой потянулся деловито и невозмутимо, будто дома.

Теперь они, вооруженные, стояли втроем против одного-единственного мага — который даже не коснулся собственной палочки, словно зная, что они не осмелятся напасть. А если бы и осмелились… ни оружие, ни численный перевес ничем бы им не помогли.

— И что… что нам делать дальше, сэр? — дрогнувшим голосом проговорил Микел — и почти против собственной воли поднял взгляд, словно надеясь найти в чужих цветных глазах хоть какую-то опору.

— Вы хотели внести посильный вклад в торжество моего дела, — спокойно сказал темный маг. — Теперь вам дана такая возможность. Воспользуйтесь ею с умом, потому что ничего другого у вас не осталось.