Десятый (гет)

Все вокруг было серым. Даже тусклый свет редких светильников. Казалось, они были зачарованы таким образом, чтобы последняя надежда на что-то хорошее испарилась. Каменные стены грузно нависали над узким проходом, на грязном полу то и дело что-то попадало под ноги. Гермиона шла вперед по коридору, хотя это жуткое место лишь отдаленно его напоминало. Ее аккуратные туфельки упрямо перешагивали мусор, а гулкий перестук каблуков эхом прокатывался по серому камню и тонул в звенящей тишине.

Азкабан. Она не впервые была здесь. Но каждый раз это место ужасало ее и одновременно вдохновляло на борьбу с системой, предубеждениями и заскорузлыми взглядами магического сообщества. Десять долгих лет прошло с окончания войны, а на ее счету всего девять положительных исходов, несмотря на огромное количество запросов на пересмотр дел, свидетельств, доказательств и ходатайств. Но девять бывших Пожирателей оправданы и освобождены благодаря ее упорству и самоотдаче.

Гермиона Грейнджер — героиня войны, кавалер Ордена Мерлина первой степени за победу над Волдемортом, по совместительству главный защитник всех угнетенных, обиженных, несправедливо заключенных. Уже два слушания по текущему делу она проиграла. И это только в этом году. Люди не хотели прощать Пожирателям войну. Даже тем, за кого так отчаянно боролась Гермиона. Тем, кто принял Метку по принуждению, против воли или вообще стал жертвой, преследуемой обеими сторонами. Ведь в каждой семье были жертвы. Родственники или друзья, родители или дети. Гермиону и ее убеждения мало кто воспринимал всерьез. Никто не понимал того, что было так отчетливо видно ей. Смену полюсов. Угнетенные становились обидчиками, освобожденные стали тюремщиками. Добро отплясывало дикие танцы на костях побежденного зла, и не было конца этому безумию.

Гермиона добивалась этой встречи все годы своей активной работы по делу. И только сейчас, десять лет спустя, ей наконец разрешили увидеть его.

Коридор был бесконечным. Казалось, сердце принялось стучать в унисон с каблуками, так же нетерпеливо и гулко.

— Поднимайся, ты, кусок дерьма!

Вслед за этими словами послышалась отборнейшая ругань, затем влажный звук льющейся жидкости. Она пришла.

— А-а-а-а-а, мисс Грейнджер, как же, как же, — мерзко улыбнулся низкорослый мужчина в серой мантии с большим грязным ведром в руках, выходя из камеры номер одна тысяча сто десять. — Ублюдок в вашем полном распоряжении, раз уж он еще жив. Как всегда, я не отвечаю за вашу безопасность.

— Конечно, Блэкстон, — Гермиона постаралась выдавить из себя вежливую улыбку, хотя ее передернуло изнутри. Она еще никогда не встречала человека более неприятного, за исключением, разве что, Волдеморта. Интересно, как часто Бертольд Блэкстон проверял, живы ли его подопечные? Был ли здесь хоть раз за эти десять лет? Еда и вода появлялись в камерах благодаря тюремным эльфам, существам настолько испорченным, что им и дела не было до состояния заключенных. Местные домовики не вызывали ни капли сочувствия даже у Гермионы.

— Дементоров на вас нет, защитники чертовы, — бормотал Блэкстон под нос, зачарованным ключом номер тысяча сто десять открывая тяжелую каменную дверь.

Она переступила порог, чуть не поскользнувшись на чем-то склизком, а в нос ударил самый отвратительный запах. В магическом мире бездомных не было, но Гермиона хорошо запомнила эту нестерпимую вонь после прогулок по лондонским трущобам в поисках крестражей.

Заклятье свежего воздуха не сильно помогло, но хотя бы теперь можно было вздохнуть. И выдохнуть. Дверь за ней с грохотом захлопнулась, и все погрузилось в кромешную тьму. Гермиона сделала шаг вперед. У нее было два часа.

Она постаралась сфокусировать зрение, чтобы отыскать источник света. Но его не было. Внутри что-то сжалось, сердце заныло. Не может быть. Она достала из своей безразмерной сумки несколько свечей и зажгла их, тут же заставив взмыть вверх, освещая пространство камеры.

Увиденное заставило ее всхлипнуть от ледяного ужаса, сковавшего горло. Помещение было большим, абсолютно каменным и… пустым. Пол, стены, грубо обтесанный камень. Все в невообразимой грязи. Тарелки, ложки, объедки… похоже, эльфы не удосуживались прибираться в камерах. Из удобств — дырка в полу. И ни одного окна, ни единого светильника.

Гермиона осторожно прошла вперед, сопровождаемая плавно скользящими свечами. Узник камеры номер тысяча сто десять сидел, привалившись к стене. Он не двигался, молча застыл, словно каменное изваяние, часть этих жутких стен. Худые истощенные руки плетями обвивали острые колени. Волосы беспорядочными длинными прядями грязного цвета свисали почти до пола. С них стекала мутная вода, похоже Блэкстон окатил его из ведра, чтобы привести в чувство. Стиснув зубы, чтобы не закричать от боли и ужаса, Гермиона подошла ближе. Она присела, чтобы разглядеть его лицо, и уже не смогла сдержать слез. Его глаза были открыты и смотрели куда-то вдаль, не фокусируясь, не двигаясь. Щеки впали, нос заострился, рот приоткрыт и скривлен в неподвижной гримасе. Длинная редкая борода, такая же грязная, как и волосы, делала его похожим на узника замка Иф.

— Драко… — отчаянно прошептала Гермиона, чтобы хоть как-то развеять гнетущую неживую тишину.

Невозможно было поверить, что это Драко Малфой. Тот самый величественный, гордый, заносчивый и совершенно невыносимый. Это должно быть глупой ошибкой. На секунду она решила, что это не он, что подобного попросту не могло произойти, только не с ним.

Гермиона знала, что он невиновен, но доказать этого не могла до сих пор. Воспоминания Снейпа не являлись достаточным доказательством. Метка обличала его. И хоть не было никакого другого доказательства вины, свидетельств об убийствах или пытках, им учиненных, для всего магического мира он был виновен. И ей нужно было выяснить хоть какие-то подробности у него. Только бы он еще помнил хоть что-то, только бы он мог говорить.

Вспомнив о деле, Гермиона взяла себя в руки. Слабым люмосом проверила реакцию зрачка и облегченно выдохнула. Неизвестно, сколько времени он пробыл в кромешной тьме. Хвала Мерлину, что не ослеп. Она побывала в нескольких камерах до этого. Но еще ни разу не видела, чтобы не было даже окна. Да, условия были жуткими, однако свет, кровать, еда были у других заключенных. Неужели это все специально для него? Неудивительно, если вспомнить, насколько ненавидят Малфоев в магическом сообществе за их верность и преданность Темному Лорду.

Взмахом палочки Гермиона расчистила пол. В ее сумке нашелся теплый шерстяной плед, с которым она редко расставалась на работе. Она уже сто раз пожалела, что не додумалась взять с собой чистой одежды, приличной еды…

Гермиона принялась осторожно накладывать очищающие заклинания, слегка поглаживая Драко по плечу. Повинуясь ее магии, длинные волосы заструились по спине, собираясь в хвост, жуткая борода уменьшилась до короткой щетины. Это придало ему неожиданное сходство с отцом, отчего Гермиона невольно поморщилась. Следом пошли легкие исцеляющие заклинания, обычно посылающие приятное тепло по телу. Однако Малфой так и не пошевелился. Похоже, он пребывал в состоянии удобного ему забытья, позволяющего отрешиться от окружающего кошмара.

Гермиона накинула ему на плечи свой плед, наложив на него несколько долгосрочных согревающих заклинаний.

— Энервейт! — ее голос звонким эхом прокатился по каменным стенам, и если бы она тут же не подхватила его, Драко бы попросту завалился на бок.

Пришлось осторожно уложить его на жесткий пол. Тюремная роба под воздействием очищающих заклинаний превратилась в мятые ошметки, с трудом напоминающие одежду, которые не сильно прикрывали истощенное тело. Малфой глухо простонал, и Гермиона заметила, что он, наконец, сфокусировал взгляд на ней. Мерлин, что это был за взгляд! Полный ужаса и… непонимания. Он не узнал ее.

— Драко, — она медленно присела рядом, осторожно прикрыла его руку своей, — это я, Гермиона. Я здесь, чтобы помочь тебе.

Он смотрел на нее. Теперь пустым, отсутствующим взглядом. Гермиона снова взяла в руки палочку, медленно повела вдоль его тела, шепча тихо заклинания-индикаторы, которые, впрочем, показывали, что никаких магических манипуляций с памятью Драко не производилось. Это было самым важным. Его память. Если только он не забыл все самостоятельно, медленно сходя с ума в этих жутких стенах.

Судя по наручным часам, которые Гермионе подарили родители на прошлое Рождество, ей оставалось чуть меньше сорока минут. Сглатывая подступающую к горлу панику, она подхватила Драко за плечи, усаживаясь на пол, и опустила его голову к себе на колени.

— Послушай, — тихо начала она, — я здесь, чтобы помочь тебе. Вытащить тебя отсюда. Домой, понимаешь? Но мне нужна твоя помощь. Я знаю, ты сможешь. Драко, помнишь, как ты получил Метку? Вспомни, пожалуйста, вспомни…

Она прижала палочку к его виску, плечом вытирая слезы с щеки. Ничего не происходило. Сначала. А потом вдруг тонкая серебристая ниточка заструилась между светлых волос. Гермиона бережно собрала ее в небольшую колбу.

Драко вдруг глубоко вздохнул, все так же не открывая глаз, и ей показалось, что его болезненное забытье перешло в обычный сон. Черты осунувшегося лица слегка разгладились, а Гермиона принялась успокаивающе поглаживать его по острым скулам, высокому лбу, обводить кончиками пальцев знакомые черты. Чертово время даже не попыталось замедлить свой бег.

— Эй, мисс Грейнджер! — в дверь колотили ногой. — Пошевеливайтесь уже, в конце концов!

Тяжело вздохнув, она поднялась и уложила Малфоя на каменный пол.

— Скоро увидимся, Драко, — сказала чуть дрогнувшим голосом и решительно вышла из камеры.

* * *

Гермиона Грейнджер снова шла по коридорам Азкабана спустя несколько месяцев. Даже с неоспоримыми доказательствами невиновности Драко Малфоя получить допуск на визит оказалось очень и очень сложно. Однако, сегодня у нее были хорошие новости. Визенгамот согласился на повторное слушание. Не могли же они допустить публичного разглашения всех тех ужасов, что творятся в Азкабане. Особенно теперь, когда влияние американского магического сообщества так возросло, а маги Британии стали проникаться духом борьбы со всякого рода несправедливостями. И кто как не героиня Войны могла умело сыграть на этом?

На этот раз Блэкстон молча и понуро открыл дверь камеры. Гермиона мрачно усмехнулась. Хоть ей и пришлось вовлечь Гарри, как бы она этого ни хотела, оно того стоило. Надзирателю явно укоротили острый язычок вместе с размером пособия.

Внутри тоже произошли изменения. Чисто здесь не было, нет, пришлось снова очищать пространство заклинаниями, зато было достаточно светло. Магические факелы мерцали приятным светом, а в одной из стен появилось узкое окошко с видом на предрассветный туман. Старая кровать на полусгнивших ножках заняла свое место возле него. Гермиона облегченно вздохнула. Ее козырной туз, Гарри Поттер, всегда выручал.

На кровати лежал Драко, свернувшись в клубок. Он дрожал под тонким пледом. Ее пледом. Сердце беспокойно затрепыхалось в груди.

— Драко? — тихо окликнула его Гермиона, не сильно надеясь на ответ.

Она точно не ожидала, что он приподнимется на слабых руках с едва слышным вздохом и посмотрит прямо на нее. Он выглядел иначе. Волосы подстригли по ее просьбе, теперь они свисали неровными грязными прядями до плеч, а неаккуратная челка падала на острые скулы и лезла в глаза. Гермионе срочно пришлось подавить желание заправить прядь ему за ухо.

Пауза затянулась. Малфой поморщился, заерзал и сел, спустив босые ноги на пол. Его тюремная роба выглядела новой. Вдруг он скривил тонкие губы в злой ухмылке.

— Располагайся, Грейнджер. — его голос был сиплым и слабым. — Чувствуй себя как дома. Могу я предложить тебе тухлой воды?

Гермиона проследила за его взглядом в угол, где валялось несколько ржавых мисок. Ее передернуло.

— Как ты себя чувствуешь? — начала она.

— Как кусок дерьма. — выплюнул он в ответ. — Что тебе от меня понадобилось? Так сложно было оставить меня в покое? Позволить мне спокойно здесь сдохнуть?

Сердце Гермионы вновь сжалось от невыносимой жалости. Она нервно сглотнула, сделав шаг вперед, осторожно, словно к опасному зверю, позволяя ему привыкнуть к ней.

— Я не могу тебе этого позволить, Драко. — Она сделала еще шаг вперед. — И я намерена вытащить тебя отсюда.

— Мне не нужна твоя чертова жалость, Грейнджер! — прошипел Малфой, пытаясь встать, но ноги не слушались его. — Убирайся прочь.

Ей не стоило реагировать. Гермиона была готова к чему угодно, даже к агрессии. Но эти слова все равно каким-то образом зацепили ее, так или иначе причиняя боль. Она зажмурилась, взывая к своему самообладанию, которое едва не покинуло ее.

— Что ж, мистер Малфой, увидимся десятого декабря в суде,— подчеркнуто холодно сказала она, извлекая из своей сумки большой тяжелый пакет. — Здесь вы найдете все необходимое.

Не желая больше слушать оскорбления, Гермиона поспешила покинуть камеру.

Шестой курс был тяжелым временем для Гермионы. Неумолимо надвигалась война, это ощущение давило, душным маревом висело в воздухе. Ученики старательно не замечали этого, учителя изо всех сил цепляли дежурные улыбки на обеспокоенные лица. Осень прошла как в тумане. Гарри был постоянно занят с Дамблдором, Рон с трудом тащил учебу. Никогда еще Гермиона не чувствовала себя такой одинокой. Она все так же проводила много времени в библиотеке, но чтение больше не приносило ей былого удовольствия.

Незадолго до Рождества, когда занятия уже заканчивались, а ученики начинали разъезжаться, произошло из ряда вон выходящее событие. В этот декабрьский вечер Гарри снова был занят, а неукротимая жизнерадостность Рона откровенно раздражала. Захлопнув книгу, Гермиона поспешила покинуть душную библиотеку. Ноги сами несли ее по полутемным коридорам и лестницам на самый верх Астрономической башни.

Гермиона вышла на площадку, запорошенную снегом, и с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух. Легкий ветер трепал ее непослушные волосы, снежинки кружились в свете факелов на стенах и путались в ее кудрях. И даже страх неизбежной войны на время отступил, выпустил ее из своих липких объятий.

Ученики редко поднимались сюда, кроме как на занятия. Возможно, благодаря длинной витой лестнице, довольно узкой к выходу. Однажды Гермиона приходила сюда с Виктором в поисках уединения. С тех пор она никого не встречала здесь. До сегодняшнего вечера.

За завесой снегопада вырисовалась черная фигура у дальнего края площадки. Гермиона нерешительно потопталась, не желая нарушать чьё-то уединение. Но вдруг до нее донесся тихий стон, тогда она решительно подошла ближе.

— Малфой?! — удивленно воскликнула она, никак не ожидая его здесь увидеть.

Он как-то заторможенно обернулся и нахмурился, увидев Гермиону.

— Св-свали, грязнокровка, — сдавленно прохрипел он.

И в этот момент Гермиона заметила, что он стоит в тонкой школьной форме, без шарфа и плаща, а его губы почти посинели от холода. При этом рукава высоко засучены, а руки по локоть в снегу, шапкой лежащем на ограничивающем площадку башни бортике.

— Я же по-просил, исчезни, — повторил он, скривившись, — почему ты такая ту…

Гермиона не выдержала. Свойственное ей сострадание к людям победило ненависть к отдельно взятому Малфою. Она схватила его за руку и потащила за собой к двери внутрь замка. А он не успел даже выдернуть руку, по инерции сделал несколько шагов и оказался на лестнице. Здесь было значительно теплее.

Гермиона ожидала большего сопротивления, но Малфой вдруг обессиленно опустился на ступени и закрыл лицо руками.

— Идиотка, зачем ты это сделала… — пробормотал Малфой, запуская пальцы в свои растрепанные, намокшие от снега волосы.

— Всего лишь усомнилась в твоей адекватности, — пожала плечами Гермиона. — Или ты решил нагулять простуду перед сдачей эссе для МакГонагалл?

Вдруг Малфой резко втянул воздух ртом и прижал свою левую руку к груди, качнувшись вперед.

— Что… — Гермиона не успела договорить, как он громко выругался, а рука словно сама по себе разогнулась, и…

— О, Мерлин!

Гермиона не была пугливой или впечатлительной. И уж точно не принадлежала к числу истошно визжащих по каждому поводу девиц. Но вот сейчас ее передернуло от отвращения. На руке, которая, похоже, отчаянно болела, у Малфоя красовалась свежая, яркая и пульсирующая Метка. Впрочем, удивляться было нечему. Как зима сменяет осень, Драко неизбежно пошел бы по стопам Люциуса. Рано или поздно. Или прямо сейчас.

Гермиона вздернула подбородок и собралась было уйти. Но сердце вдруг сжалось от сострадания, когда Малфой снова зашипел, и она потянулась к палочке, чтобы помочь.

— С ума сошла?! — он вдруг перехватил ее руку с палочкой своей здоровой, крепко сжав запястье. — Эта чертова штука реагирует на любые магические воздействия еще большей болью. Думаешь, я не пробовал? Я…

Его вновь скрутило.

— Магические? — задумчиво повторила Гермиона. — Идем со мной, Малфой.

И она снова потащила его за собой. Кажется, у него попросту не было сил сопротивляться. Несколько лестниц и коридор спустя они оказались в ее комнате.

Переступив порог, Драко пошатнулся и снова зажмурил глаза. Гермионе пришлось усадить его в свое любимое кресло. Она тут же испытала укол стыда, когда он оперся здоровой рукой о ее письменный стол. Гостей она не ждала, потому на столе царил особый порядок, все книги, свитки и принадлежности рассортированы по понятному ей одной алгоритму. Хотя со стороны это выглядело как множество громадных стопок книг и аккуратные кучки непонятного хлама. С другой стороны, это рабочий момент, подумала Гермиона, вытаскивая с верхней полки книжного шкафа небольшой чемоданчик.

— Давай сюда руку, — скомандовала она и, не дожидаясь реакции, схватила его запястье и щедро покрыла Метку обезболивающим спреем.

— Ч-то, что ты делаешь, ненормальная? — взвился Малфой и принялся тереть Метку рукавом. — Она немеет, немеет!

Гермиона не могла сдержать ехидной ухмылки при виде его паники.

— Успокойся, Малфой, это всего лишь лидокаин. Обезболивающее. Никакой магии. Я просто поражаюсь этой вашей потрясающей логике. Совсем ничего не знать о своем враге… И заранее обрекать себя на поражение.

— О чем ты вообще?

— О том, что прежде, чем принять эту чертову Метку, мог хотя бы поинтересоваться, с кем вообще ты собираешься воевать! — Гермиона тяжело опустилась на стул, переводя дыхание. Как же она злилась! Теперь, когда она помогла Малфою с его проблемой, постепенно приходило осознание, что помогла она врагу.

— Думаешь, я хотел этого? — Драко нервно одернул рукав, в его голосе звучало плохо скрываемое отчаяние. — Хотел стать рабом этого… Темного, ты поняла. Думаешь, только одна сторона несет потери? Вы хотя бы не убиваете друг друга.

Он закашлялся. Гермиона смотрела на Малфоя, широко распахнув глаза.

— Я не…

— И каждый чертов день мне приходится гадать, живы ли еще мои родители! А если нет, кто добрался до них первым? Авроры? Пожиратели? Или они не так с утра улыбнулись Лорду?! — Малфой вскочил с кресла и теперь нервно расхаживал по комнате.

Гермиона замерла. Это откровение было настолько ошеломительным, настолько внезапным, что она не могла подобрать слов. То, что не все Пожиратели слепо и фанатично преданы Волдеморту, было сенсационной новостью. А что некоторые живут в страхе перед ним, и вовсе выходило за рамки ее понимания обстановки. И совсем невозможно было поверить, что Драко Малфой раскрылся перед ней, ходит по ее комнате, выворачивает душу наизнанку. И не спешит спасться бегством от ее порочащего общества. Великий Мерлин, может, он собирается ее убить? А не уговорил ли он бутылочку огневиски, прежде чем пойти вымочить Метку в снегу?

— Ты, Грейнджер, такая умная, думаешь, что вы в безопасности здесь? Очнитесь! Мы на войне! Ваш старый дурак погубит вас всех…

Еще никто не осмеливался поднять эту тему. Слово «война» стало страшным табу, словом, которое-нельзя-называть. И не только Министерство, но и Дамблдор всеми способами заминали очевидную правду. Ведь если глаза закрыть, может, все само образуется?

— Скажи, кто из нас доживет до следующего Рождества, Грейн-джер? — он вдруг осекся и закашлялся. Кашель был сильным и хриплым, явным последствием ночных прогулок на Астрономическую башню.

Гермионе не пришлось долго уговаривать его сесть обратно в кресло. Она быстро развела горячий шоколад в большой кружке и впихнула Малфою в руки. Он осторожно молча попробовал и одобрительно кивнул. Даже не возмущался явно магловскому способу приготовления шоколада из цветного пакетика с готовым порошком.

И в страшном сне не могло Гермионе присниться, что она будет сидеть вот так с Малфоем в своей комнате и уютно молчать. Но было отчего-то тепло.

* * *

В это Рождество Гермиона не поехала домой. Она еще не знала, как расскажет о происходящем родителям, да и не хотела портить им праздник. В Нору она не поехала под предлогом слежки за Снейпом и Малфоем, которых Гарри просто мечтал видеть врагами номер два и три после Темного Лорда. На самом деле ей совершенно не хотелось видеть семью Уизли, особенно после истории с Лавандой.

Зато Хогвартс, Хогвартс снова был волшебной сказкой. Снег валил хлопьями, ровным пушистым слоем укутывал замок, лес, озеро… и Хагрида, волокущего очередную огромную ель. Несколько оставшихся младшекурсников играли в снежки под строгим взглядом префекта Грейнджер. Который все же смягчился, когда они уговорили ее сходить в Зал. Дети восхищенно раскрыли рты при виде профессора Флитвика, развешивающего блестящие шары на ели. Игрушки восхитительно звенели, а пучки омелы, стараниями МакГонагалл заполонившие потолки, напевали рождественские мелодии. Каждое окошко в замке обвивал остролист, он пробрался даже в комнаты оставшихся учеников. Этим утром Гермиона застала у себя Добби, подвешивающего гирлянды по полкам ее книжного шкафа. Ей хотелось остановить его, объяснить, что это Рождество ей бы не хотелось отмечать, но его огромные глаза сверкали таким неподдельным счастьем, что пришлось заставить себя промолчать.

За ужином в Большом Зале было пустынно. Накрыт был всего лишь один стол, за которым сидели учителя в парадных мантиях и ученики в праздничных колпаках. Но среди них не было Малфоя. Как и за завтраком и обедом. Гермионе кусок в горло не лез, поэтому она тихо сидела с краю стола и разглядывала собравшихся. Трелони крутила в пальцах бокал с искрящимся золотом вином и вдохновенно что-то шептала на ухо МакГонагалл, снисходительно кивавшей. Дамблдор обнаружил на столе серебряное блюдо, полное лимонных долек, и упорно пытался угостить ими троих первогодок. Если бы мысли Гермионы были меньше заняты Малфоем, она придала бы больше значения отсутствию Снейпа. Извинившись, она пожелала всем счастливого Рождества и вышла.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как он покинул ее комнату, сжимая пузырек лидокаина в кармане мантии. Разыскивать его в подземельях совершенно не хотелось, в Зале он не появлялся, да и на Башне тоже, она проверяла. Возможно, Гермиона немного волновалась за него.

У дверей Большого Зала ее ждал Добби, волновавшийся за мисс, которая совсем ничего не попробовала со стола. Он оставил мисс еду в ее комнате, даже, только лучше об этом никому не знать, два бокала огневиски. Гермиона рассеянно поблагодарила домовика, слегка удивившись количеству бокалов. Но это же Добби, в конце концов, со своей особенной логикой.

Она неспешно шла по коридорам Хогвартса, погруженная в свои мысли, ни одна из которых не была о Малфое. За все это время она так и не видела тех, за кем обещала проследить. Правильно ли она поступила, не рассказав Гарри и Рону о том, что узнала? Впрочем, Гермиона была уверена, что с «заданием от Волдеморта» Гарри ошибался. Но Малфой действительно вел себя очень странно, особенно… прямо сейчас, сидя на полу у двери в ее комнату. Кажется, он спал.

— Малфой? — Гермиона потрясла его за плечо. — Что ты здесь делаешь?

— Что ты трясешь меня, Грейнджер? — завозмущался он сонным голосом. — Не видишь, человек спит? У меня закончилась эта твоя глупая пшикалка.

Он встал и брезгливо отряхнул мантию. Гермиона покачала головой и открыла дверь паролем, сделав мысленную заметку его поменять.

Переступив порог, она восхищенно охнула. Уютно потрескивал камин, украшенный мерцающими гирляндами, освещая мягким светом два кресла напротив. Столик между ними сервирован корзиной с едой, явно припасенной с Рождественского ужина, и двумя громадными бокалами огневиски.

— Так-так-так… У кого-то сегодня намечался особенный вечер, не так ли? — Малфой мерзко ухмыльнулся и плюхнулся в кресло. — Не то чтобы я был против, но мне очень нужна твоя идиотская маггловская штука.

— Не твое дело, — отмахнулась Гермиона, отнимая у него флакончик, который был полон не меньше чем на половину. — Малфой! Здесь еще на месяц хватит!

— Да? Я не виноват, что твои тупые магглы не смогли сделать открывающийся флакон или хотя бы прозрачный! Как я должен понять, сколько там еще есть? — капризным тоном протянул он. — Тогда сделай мне шоколаду, раз я зря пришел.

— Пошел вон, — процедила Гермиона, изрядно задетая его повелительным тоном и непобедимым расизмом.

— Так ты все-таки ждешь кого-то, я угадал? — он подскочил с кресла и подошел к ней, вдруг схватил за руку, до боли сжал и прошипел. — Вислого? Или он теперь у нас Бон-бончик?

Гермиона вырвалась и поморщилась. Ну и хватка у него.

— Малфой, — она распахнула дверь взмахом палочки, — пошел вон.

— Подожди, Грейнджер, не бесись, — он закрыл дверь и прислонился к ней спиной. — Я никуда не спешу. Ты еще не поздравила меня с Рождеством, кстати. И где твои манеры?

Гермиона внимательно посмотрела на него. Похоже, у нее не выйдет просто так прогнать этого возмутителя спокойствия. Она устало пожала плечами, развернулась, стянула мантию, оставшись в форменной юбке и блузке, и уселась в кресло, поджав под себя ноги.

— В этом вся-я Грейнджер. В каникулы в форме, — фыркнул Малфой.

Секундой позже он скользнул в соседнее кресло и стянул мантию. Гермиона покосилась на него и усмехнулась. Кажется, раньше она не видела его без мантии или формы. В джинсах он казался больше обычным подростком, чем пафосным чистокровным ублюдком.

— Это Добби накрыл мне стол и разжег камин, — зачем-то сказала Гермиона, тут же мысленно отругав себя за то, что оправдывается перед каким-то хорьком.

— А почему два бокала? — тихо спросил он.

Гермиона задумалась. Она сама задавала себе этот вопрос с тех пор, как они зашли в комнату, но от Малфоя она не ожидала его услышать. С другой стороны… и как это она сразу не поняла!

— А как долго ты сидел под дверью? — она внимательно посмотрела на него, но, казалось, чуть ли не впервые Малфою было нечем крыть. Он неуютно завозился и уставился в камин. Но не прошло и минуты, как знаменитая малфоевская наглость взяла верх.

— Ну, значит, это мне, — безапелляционно заявил он и схватил бокал. — С Рождеством, Грейнджер.

Гермиона перевела взгляд на часы над камином. Полночь.

— С Рождеством, Драко.

* * *

Рождественский вечер они провели вместе. С тихой беседой у камина и нерешительным смехом, но не без привычных Малфою издевок и колкостей. Впрочем, Гермиона убедилась, что для него это защитная реакция. Если не отвечать на его выпады, Драко терялся, путался и начинал, наконец, общаться как нормальный человек. И оказался вдруг достаточно интересным собеседником. Он читал почти все любимые ее книги и высказывался о них достаточно свободно и умно.

Теперь он приходил почти каждый вечер. За исключением тех, когда они договаривались погулять или сходить на Астрономическую Башню. Пару раз даже пересеклись в библиотеке. С удивлением Гермиона обнаружила, что это общение доставляло ей гораздо больше удовольствия, чем последнее время праздники в Норе. И не только из-за Лаванды.

В один из таких вечеров все опасения Гарри подтвердились.

У Драко снова болела Метка, лидокаин помогал ненадолго. Пришлось выйти на Башню. Он разнервничался, натер до красноты зудящую кожу снегом и даже назвал Гермиону грязнокровкой, чему она не сильно удивилась. А вот когда он извинился, ее удивлению не было предела.

И он рассказал о том, что мучило его больше Метки. О задании, о своей нелегкой дилемме — убей или умри и погуби семью.

И вместе с этим откровением на плечи Гермионы словно упал огромный груз. Страшной тайны, которую она не могла никому рассказать, безвыходной ситуации, в которой находился Малфой и в которую он затянул и ее.

И это странным образом сближало, объединяло. Она смотрела на него в тот момент совершенно другими глазами.

Она не сказала ни слова с тех пор, как он закончил говорить. Они стояли на Башне. Он молча ожидал ее приговора, прижимая к оголенному предплечью тающий комок холодного снега. Он избегал ее взгляда, смотрел себе под ноги, казалось, до боли ненавидел ее, себя, чертов снег, войну. Гермиона глотала слезы, кусала нижнюю губу, стараясь заставить себя не смалодушничать, не уйти, не рассказать все сию же минуту Дамблдору. И вдруг приняла единственно верное для себя решение. Сделав шаг, она крепко обняла своего врага, который вдруг стал ближе друга.

Драко медленно опустил руку, снег стек мутными каплями по запястью. Он облегченно выдохнул, прикрыл глаза и обнял ее в ответ, крепко прижимая к себе.

Гарри Поттер сидел за столом, скрестив руки на груди. Он исподлобья смотрел на Гермиону, беспокойно меряющую шагами его новый кабинет.

— И что же произошло после того, как ты пообжималась с Пожирателем? — язвительно спросил он. — Давай, Гермиона, раз уж начала.

— О, Гарри, ты говоришь словами Рональда! Я ожидала от тебя большего благоразумия, — вскинулась она.

— А я от тебя, — парировал Поттер.

— Ты сам согласился помогать мне с его освобождением, и теперь, когда ты наконец возглавил Аврорат, у нас появился хоть какой-то шанс, — Гермиона нервно обняла себя руками и повернулась к большому витражному окну, отсутствующим взглядом заскользила по изображенной на ней сцене битвы. Там доблестный король Артур скакал на коне впереди своего несметного войска, Экскалибур указывал острием на врага. Мордред посылал вперед себя свои отряды, которые сокрушал стоящий на горе Мерлин, спуская с неба молнии.

— Я уверен в том, что он невиновен. Более того, прекрасно понимаю, что у него не было выбора. И вряд ли такой трус, как он, принял бы Метку по своей воле. Но это не меняет того, что он придурок, и того, что я в ужасе от одной мысли о тебе и Малфое.

— Мы простояли на Башне до поздней ночи. Вот так, обнявшись, не шевелясь, — Гермиона опустила голову, стоя вполоборота к Гарри. — Иногда мне казалось, что он засыпает, а иногда, что вздрагивает и плачет. Я не могла больше испытывать к нему ненависти, или злобы, или обижаться на его колкости и оскорбления. Вы с Роном сказали бы, что он трус, хлюпик, мерзкий Пожиратель. Но я увидела в нем что-то большее, понимаешь? Силу, стойкость. Способность… любить.

Гарри фыркнул.

— Думаешь, это смешно? — Гермиона подлетела к его столу и села в кресло напротив, с вызовом скрестив точно так же руки на груди. — Думаешь, легко быть сыном Люциуса Малфоя? Драко показал мне, что такое настоящая преданность своим корням. Мы все видели в нем глупую мальчишескую гордость своим богатством и именем, но за всем этим всегда была беззаветная любовь к родителям.

— Возможно, — Гарри поднял руки в защитном жесте, — но где ты нашла там силу и стойкость, я не представляю.

— Знаешь, ведь его с детства учили ложным понятиям, — задумчиво сказала Гермиона, — и даже если он понимал, что не все это правильно, им двигало желание угодить отцу, который его не замечал. Я поняла это из его рассказов, хоть он и не говорил никогда подобного напрямую. Думаю, это не так-то просто — самому докопаться до правды, осознать, что все, чему учили тебя, — ложь. И все равно принять Метку.

— Но, Гермиона! Я слышал его разговор со Снейпом. Он гордился тем, что Лорд выбрал его, дал ему задание.

— А что еще он должен был сказать Снейпу, думая, что он самый близкий Волдеморту Пожиратель?

— Возможно, — повторил Гарри, — и все же. Визенгамот возразит тебе тем, что Малфой сидит за покушение на Дамблдора. Тройное. И если у нас есть доказательства, что Снейп действовал как двойной агент по приказу Дамблдора, то инициатива Малфоя вполне очевидна. Даже если мы предъявим воспоминания о том, что Метку он получил не по своей воле.

— Я покажу свои, — тихо, но твердо сказала Гермиона.

— Нет! — Гарри вскочил из-за стола. — Нет, я не позволю тебе на это пойти! Гермиона, это разрушит твою карьеру. Твою жизнь! А когда они узнают, что ты была настолько близка с ним, ты попросту займешь соседнюю камеру!

— Я знаю.

И все. Два слова, которые, возможно, решали судьбу Гермионы. Хотелось думать, что она выглядит решительно, а не отчаянно, когда Гарри отвел взгляд.

— Ты любишь его? — тихо спросил он.

— Я… не знаю. Десять лет прошло, Гарри.

— Десять лет, каждый день из которых ты искала способы освободить его. Гермиона, он пытался убить Дамблдора. Я видел это своими глазами и не могу простить его так просто. Ты просишь от меня слишком многого, понимаешь?

— Я понимаю. У нас у всех была возможность выбора, Гарри. Вот только не все смогли выбрать смерть, как ты.

Гарри снял очки и устало потер глаза.

— Гермиона Грейнджер встречалась с Драко Малфоем на шестом курсе. Тайно, — он грустно усмехнулся. — И ты спала с ним?

— Гарри! — возмущенно воскликнула Гермиона.

— Ладно, тогда какого черта ты делала с Роном? И еще три года после школы, или сколько там длились ваши отношения, в которых я теперь начинаю сомневаться.

— Я не встречалась с Драко, Гарри. Сядь и послушай.

Он послушно присел на край собственного стола, а Гермиона продолжила свой рассказ.

— Когда все вернулись с каникул, он стал приходить ко мне реже. Я сама не хотела искать встреч, боялась нарваться на грубость, но всегда ждала его. Драко боялся, что нас обнаружат, переживал, что потеряет и родителей, и меня, если кто-то о нас узнает. Он даже пытался заставить меня принести Непреложный обет, чтобы я не проболталась, но я не пошла на это. Потому что «нас», можно сказать, и не было. Он приходил и рассказывал мне о своих проблемах. Я рассказывала о своих.

— Ты… ты рассказывала ему о делах Ордена?! — прервал ее Гарри.

— О, ну конечно нет! За кого ты меня принимаешь? Успокойся. Так вот, мы говорили. Иногда сидели у камина, укутавшись в один плед. Он обнимал меня и говорил, что чувствует себя в безопасности. Один раз даже сказал, что мог бы провести так всю жизнь. Хотя мне до сих пор кажется, что я ослышалась. Это же Малфой, в конце концов!

Гарри хмыкнул.

— А потом он пришел ко мне и сказал, что ему не оставили выбора. Что скоро все произойдет и ему придется убить Дамблдора.

— ЧТО?! Он все-таки собирался это сделать? — Гарри практически задохнулся от негодования. — И ты знала об этом?! Знала?

— Да.

Гермиона выжидающе смотрела на Гарри Поттера, который медленно вытащил из кармана палочку и направил на нее.

— И ты ничего не сделала? Отвечай, — не своим голосом прорычал он.

— Нет, не сделала, — Гермиона спрятала лицо в ладонях. — Я надеялась, что все обойдется. Что у него не получится. В конце концов, это Дамблдор. Величайший волшебник. Я… я думала, он поможет Драко. Я даже ждала этого дня! Я не верила, что для Дамблдора есть хоть что-то невозможное, Гарри. Я же не знала, что он решил умереть…

— Почему, почему, Мерлина ради, ты не сказала нам?

— Тогда Лорд бы убил его, — Гермиона подняла взгляд, стирая пальцами слезы. — Ты видел воспоминания Снейпа. Мы ничего не могли сделать. Это все было спланировано. Убери палочку, Гарри. Что вдруг на тебя нашло?

Он послушно положил ее на стол.

— Десять лет прошло, — устало начал Гарри, — а я все не могу смириться с этим. Со всем этим. Смертью Дамблдора, Сириуса, Люпина, Тонкс, Фреда, Снейпа… Я так хотел бы узнать его получше! Просто поговорить с ним. Я все еще не могу отпустить это, Гермиона, прости меня. Иногда мне кажется, я бы убил Волдеморта еще раз. И еще. По разу за каждую жертву его безумия.

Гермиона молча подошла и обняла его. Так же, как Драко много лет назад на Астрономической башне.

— Помнишь, мы поднялись туда после всего? И я спросила, что ты видел. Спросила, сделал бы Драко это? Ты сказал «нет».

— Заключенный номер одна тысяча сто десять Малфой, Драко. Год рождения одна тысяча девятьсот восьмидесятый. Сын Люциуса Малфоя и Нарциссы Малфой, урожденной Блэк. Слушается дело номер семьсот десять — шестидесятая рассмотренная апелляция по делу Пожирателя Смерти Драко Малфоя. Сторону защиты представляет Гермиона Джин Грейнджер. Слушание проводится в полном составе. Представители Визенгамота на процессе…

Гермиона знала их имена, титулы, заслуги наизусть. Ей предстояло сегодня всеми возможными способами убедить этих людей в невиновности врага, Пожирателя. Она снова перевела взгляд на Малфоя. С тех пор как его грубо затащили в зал и приковали к креслу, он не поднимал голову, словно разглядывал сковавшие его руки тяжелые цепи. Это было по меньшей мере возмутительно! Как будто он мог кому-то навредить! Да он не смог бы даже встать с этого кресла, Гермиона видела, как его практически волокли на руках двое авроров. Он выглядел иначе, чем в последнюю их встречу. Волосы коротко неаккуратно острижены, его роба выглядела новой и даже чистой, но явно не подходящей ему по размеру. Штаны болтались на худых бедрах, а из ворота мешковатой рубашки торчало бледное плечо. Драко раздраженно дергал им, но очевидно не мог поправить ткань из-за крепко скованных рук.

— Что побудило вас подать аппелляцию, мисс Грейнджер? — Гермиона встрепенулась, а мистер Томас Каррингтон, возглавляющий обвинение, продолжил. — Что позволяет вам усомниться в решении верховного суда сегодня, спустя целых десять лет? Позволю себе напомнить уважаемым судьям, что мы вынуждены с вами, господа, заново рассмотреть дело врага магического мира, Пожирателя Смерти, совершившего как минимум три покушения на бывшего члена Визенгамота, директора Хогвартса и главы Ордена Феникса, Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора!

Каррингтон перевел дыхание, выдать такую фразу на одном вздохе оказалось нелегко.

— Интересы подсудимого сегодня представляет мисс Грейнджер, — угрюмо сказал Кингсли с трибуны министра. Накануне он долго разговаривал с Гермионой, пытался убедить ее отказаться от идеи освободить Малфоя. Он даже обещал ей посильную поддержку в зале суда, но уверял, что магическая общественность обратится против нее. Он искренне сочувствовал ей, впрочем так и не поверив в невиновность Драко за все эти годы обивания порога в его кабинет.

— Для начала я хочу попросить уважаемых судей ознакомиться с подборкой всех моих апелляций, прошений и ходатайств вместе с официальными отказами за последние десять лет, — Гермиона взмахнула палочкой, и перед Бруствером на стол рухнул ящик с бесчисленным множеством свитков.

Мазнув взглядом по фигуре Малфоя, который сидел к ней спиной, она заметила, как он снова нервно повел плечом и вздрогнул.

— Суд примет это во внимание, мисс Грейнджер, — сухо кивнул Кингсли.

— А также я хотела бы обратить внимание суда на свидетельство целителя Гарднера, колдомедика Святого Мунго, который обследовал мистера Малфоя после десяти лет, проведенных в ужасающих условиях.

Мистер Чарльз Гарднер вышел к трибуне, с которой выступала Гермиона. Его речь была краткой и содержала в основном медицинские термины. Он подтвердил плачевное состояние здоровья мистера Малфоя, подорванного плохими условиями содержания в Азкабане. Гермионе лишь оставалось покачать головой. В действительности ведь никого не волновала судьба Пожирателей, заключенных в Азкабан. Кроме нее никому не было дела до «плохих» условий в камерах.

— Вам слово, мисс Грейнджер, — министр слегка кивнул Гермионе, как бы уверяя в своем к ней хорошем отношении, несмотря на всю возмутительность ее желания защищать очередного Пожирателя. Этот кивок был уже десятым на ее счету, и надо было отдать Кингсли должное, он ненавидел всех их одинаково, не делая какого-то исключения для Драко Малфоя, даже фамилия которого вызывала нервный тик у большинства магов.

Гермиона, встав со своего места, нервно оправила строгую юбку и вышла вперед, позволив себе скользнуть взглядом по лицу Драко. Она успела заметить, как он тут же опускает глаза, чуть отворачиваясь.

— Прошу суд обратить внимание на Омут номер один, — она указала палочкой на заранее подготовленный омут, ее собственное нововведение, размер которого увеличивался на глазах, ровно настолько, чтобы все судьи разом могли увидеть изображение. — То, что вы увидите сейчас, — подлинное воспоминание подсудимого, полученное мною в ходе нашей встречи в Азкабане. Прошу вашего внимания.

— Драко, открой, это я.

Юный Драко Малфой, одетый в черную парадную мантию Пожирателя Смерти, распахивает дверь. В просторную светлую комнату входит Нарцисса, ее лицо еще более белое, чем обычно, а глаза красные.

— Драко, послушай, — ее голос охрипший, слабый.

— Ты не скажешь мне ничего нового, матушка, — сквозь зубы шипит он, опасливо выглядывая в коридор. — Лучше уходи.

— Драко, я всего лишь хочу сказать, что буду рядом, — всхлипывает Нарцисса. — Прошу тебя, будь храбрым мальчиком, каким ты всегда был!

Она берет его лицо в дрожащие ладони, Драко медлит какую-то долю секунды, но все равно отворачивается.

— Зачем ты говоришь мне все это, если у меня нет выбора, нет, и никогда не было. Эти слезы не доведут до добра, мама. Приведи себя в порядок, если не хочешь еще одно Круцио за неподобающий внешний вид!

Драко достает из кармана белый платок, сложенный треугольником, и подает его матери, почти незаметно сжимает напоследок ее руку и выходит из комнаты быстрым шагом.

Возле двери он вдруг останавливается и, стоя к матери спиной, глухо окликает ее:

— Матушка, поверь, я бы сделал что угодно, чтобы избежать этого. Ведь мы обречены в любом случае. И неважно, кто победит.

Нарцисса всхлипывает, закрывая лицо руками.

— Пути назад нет, милый, — глухо отвечает она. — Отец в немилости, его жизнь полностью в твоих руках. У нас с тобой действительно никогда не было выбора.

По глади омута прошла рябь, и изображение сменилось.

Около сотни Пожирателей, все в черных парадных мантиях, стоят словно застывшие статуи в огромном зале мэнора. Малфои в самом центре. Нарцисса едва стоит на ногах, глаза красные, лицо еще более осунувшееся, чем в предыдущем воспоминании. Люциус держит подрагивающую руку на плече сына. Он выглядит уставшим, больным и измученным.

— Я так горжусь тобой, сын, — шепчет он Драко на ухо, того заметно передергивает.

Вдруг все приходит в движение, черные фигуры расступаются и склоняют головы перед Лордом в серой мантии, который смотрится светлым пятном на фоне Пожирателей.

— Драко, Драко, мальчик мой, выйди вперед, склонись перед своим повелителем! — его голос сипит, источает яд.

Младший Малфой выходит вперед, его походка твердая, решительная, но в глазах плещется паника. Тем не менее он поднимает взгляд и смотрит прямо в лицо Лорда. Волдеморт обнимает его костлявой рукой, театрально зажмурив глаза. Его рот искривляется в деланной улыбке.

— Твоя матушка все глаза свои выплакала от радости, верно? — длинные пальцы проводят по светлым волосам Драко. — Или ты больше не рада дорогому гостю, Нарцисса, дорогая? Круцио!

Взмах палочки, и Нарцисса падает на пол, с глухим стоном обхватывает свою голову руками и сотрясается от беззвучных рыданий. Люциус делает шаг назад от жены, а Драко отчаянно кусает губы, но не двигается с места.

— Какой умный мальчик!

Волдеморт резко разворачивается, направляет палочку на Драко, нараспев проговаривает слоги длинного заклинания.

Тело младшего Малфоя вдруг взмывает в воздух, сопровождаемое одобрительными взглядами Пожирателей. Он бьется в агонии, кричит что-то нечленораздельное, голова безвольно болтается, а торс неестественно выгнут, руки заломаны за спину. Лорд подходит к нему и тихо смеется.

— Ты мой.

Драко падает на пол бесформенной черной грудой, Волдеморт склоняется и берет его за руку, и вдруг Малфой издает истошный крик, несколько Пожирателей даже прикрывают уши. По его руке тонкими струйками стекает кровь, невидимые ножи вырезают Метку на бледной коже.

На этом моменте воспоминание оборвалось, темная гладь омута подернулась густой дымкой.

Гермиона нерешительно подняла взгляд на Драко, изо всех сил кусая нижнюю губу. Казалось, он пребывал в каком-то оцепенении, застыл, схватившись за жесткие подлокотники, а в глазах плескался неподдельный ужас.

В зале повисла напряженная тишина. Никто не решался ее прервать. Министр ошеломленно разглядывал подсудимого, остальные судьи нерешительно переглядывались.

— Вынужден снова напомнить уважаемым судьям, — мерзко вежливо пропел Каррингтон, который первым пришел в себя, — что мистер… Малфой отбывает пожизненный срок в Азкабане за три покушения на жизнь Альбуса Дамблдора по предварительному сговору, а также за соучастие в его убийстве. Мы с вами увидели сейчас печальный конец семьи последователей Волдеморта, перед глазами остальных дрожащих перед ним тварей. То, что подсудимый боялся Темного Лорда, не оправдывает его ни в коей мере.

За спиной Гермионы, возмущенно слушавшей речь Каррингтона, звякнули цепи. Она резко обернулась. Драко прожигал говорившего взглядом, тяжело дышал и пытался встать с кресла. Но это было бы невозможно даже без оков, он был слишком слаб.

Гермиона посмотрела на него со всей строгостью, на которую только была способна. Она слишком хорошо знала, что опаснее Каррингтона здесь только сам Драко, который запросто может все испортить.

Однако, под ее взглядом он вроде слегка успокоился.

— Мистер Каррингтон, — Гермиона сделала несколько решительных шагов вперед, совсем как Драко в своем воспоминании, — все мы, и вы в том числе, боялись даже произнести имя Волдеморта, даже те, кто ни разу не видел его лично. Как вы можете говорить о трусости человека, ради своей семьи шагнувшего навстречу своим страхам, боли и смерти? Что бы на его месте сделали вы?

— Я бы нашел способ помочь Ордену, даже находясь в цепких руках врага!

Патетики ему было не занимать. Гермиона отметила про себя, что хуже фанатика может быть только фанатик-герой войны, безумно гордый собой. Она сдерживалась изо всех сил.

— Не всем посчастливилось родиться такими героями, как вы, мистер Каррингтон, — она спрятала улыбку, чуть опустив голову. — Однако я знаю лично лишь троих людей, которые могли прямо смотреть Лорду в глаза. И это Альбус Дамблдор, Гарри Поттер и Драко Малфой.

Зал Визенгамота номер десять весь пришел в движение. Некоторые повскакивали со своих мест, что-то крича, отчаянно жестикулируя. Министр пытался успокоить поднявшийся вдруг ураган, но ему пришлось сначала заняться Каррингтоном, который вдруг выхватил палочку и направил на Гермиону. А она тем временем улыбалась своей небольшой победе, скрестив на груди руки. Экспеллиармус Кингсли, и палочка Каррингтона у него в руках, это было даже больше, чем она ожидала. Она тихо засмеялась, наблюдая эту сцену.

За ее спиной Драко Малфой пытался справиться с душащими его непривычными эмоциями, он тяжело дышал, грудь словно сковало железным прутом. Его бледные сухие губы, трескаясь, пытались вспомнить, каково это — улыбаться.

Был объявлен перерыв, чтобы угомонить всех разошедшихся не на шутку магов. В зале стоял шум, собравшиеся громко обсуждали сам процесс, «подлого убийцу» и «ненормальную Грейнджер», ни секунды не смущаясь их непосредственного присутствия. Кругом шныряли репортеры с самопишущими перьями, число наблюдателей и заинтересованных росло с каждой минутой. Гермиона готова была поставить на то, что в Пророке уже напечатали ее дерзкое заявление на первой странице. Уважаемый суд вовсю пользовался передышкой. Кто-то пил чай прямо в зале, некоторые вышли размять ноги, одна пожилая ведьма капала себе в стакан с водой успокоительное зелье.

Воспользовавшись моментом, Гермиона подошла к Малфою, который запрокинул голову назад и прикрыл глаза.

— Тебе плохо? — тихо спросила она, оглядываясь вокруг, чтобы никто не заметил их взаимодействия.

— Прекрасно себя чувствую, — он скривил рот в ухмылке.

В его случае здоровый сарказм это неплохой знак, решила Гермиона.

— Хочешь пить? — она заметила, что он смотрит на Кингсли, который как раз с удовольствием отхлебывал свой чай из изящной кружки.

Малфой болезненно поморщился и отвернулся. Это вполне можно было расценивать как «да». Гермиона подозвала проходившего мимо эльфа.

— Тобби, если тебя не затруднит, подай, пожалуйста, мистеру Малфою стакан воды.

— А что-то не меняется, да, Грейнджер? — он фыркнул и повел плечами, разминая их.

Он взял стакан, предложенный Тобби, но цепи не позволили бы донести его до лица, поэтому ему пришлось склониться. Пил он жадно, чуть прикрыв глаза. Шум в зале слегка стих, собравшиеся начали обращать внимание на общение подсудимого и его защитника. Гермиона отошла на несколько шагов, а Малфой отдал пустой стакан эльфам. Ей безумно хотелось сказать ему хотя бы несколько слов личных, без свидетелей. Или улыбнуться, ободряюще погладить по острому плечу. Предупредить, чтобы молча ждал, уверить в предстоящей победе.

— Перерыв окончен, прошу всех занять свои места! — провозгласил Кингсли. — Мисс Грейнджер, прошу, продолжайте.

— Три покушения, которые так любезно упомянул мистер Каррингтон, — начала Гермиона, — являются основными вменяемыми подсудимому обвинениями. Это — проклятое ожерелье, переданное через студентку Хогвартса мисс Бэлл; отравленная медовуха и, наконец, его действия на Башне. Я прошу уважаемый суд обратиться за свидетельством к Омуту номер два. На этот раз вам будут показаны мои личные воспоминания.

Омут развернулся, как и в прошлый раз, в его плотном тумане заскользили тени минувших событий. Гермиона вздрогнула и обняла себя за плечи, стараясь совладать с нахлынувшими эмоциями.

Гермиона сидит за партой в просторном классе. Перед ней пустой котел, рядом листает учебник Гарри Поттер. На задних партах кто-то из слизеринцев комментирует отсутствие Рона в особенно нелестном тоне, Гарри морщится, но не реагирует на провокации.

— Как Рон? — тихо спрашивает он.

— Мадам Помфри напоила его настоями, как только он очнулся, и выпроводила меня на занятия, — шепчет в ответ Гермиона, — как думаешь, почему Слизнорт так задерживается?

— Наверное, вчерашняя история с медовухой…

— Минус десять очков с Гриффиндора! — в класс врывается профессор Снейп, полы его мантии разлетаются от быстрой ходьбы. — Поттер, вы когда-нибудь закрываете свой рот? Открываем страницу… Впрочем, к черту страницы!

Снейп пролетает между рядами, касанием палочки наполняет котлы учеников разными субстанциями. Когда он проходит мимо Драко Малфоя, незаметно касается его плеча рукой, Гермиона как раз пристально смотрит в их сторону.

— У вас ровно половина часа, прежде чем котлы опустеют. Необходимо определить состав, название, назначение. Для особенно пустоголовых, — он разворачивается лицом к классу, — да-да, мистер Лонгботтом, не советую пробовать содержимое вашего котла на вкус!

Со слизеринской половины класса слышатся плохо сдерживаемые смешки.

В долю секунды класс заполняют густые клубы черного дыма.

— Не вставать с мест! — рявкает Снейп, дым постепенно рассеивается, а его палочка светится ярким белым светом.

Малфой вскакивает, опрокинув стул, и выбегает из класса.

— Мисс Грейнджер, будьте так добры проводить мистера Малфоя в больничное крыло. Очевидно, что сидеть рядом с мисс Дэвис опасно для здоровья. Минус двадцать…

Гермиона вылетает вслед за Малфоем. Коридор пуст, она мечется в одну сторону, в другую, вдруг видит его у витражного окна, прижавшегося лбом ко стеклу.

— Драко, что с тобой? — подбегает, хватает за руку, разворачивает к себе лицом.

— Дэвис… — он хрипит, прижимает к груди левую руку.

— Идти можешь? — Гермиона приобнимает его за плечи, увлекает в сторону лестниц.

Несколько пролетов и коридор спустя они в ее комнате. Гермиона усаживает его на кровать, подпихнув под спину подушки. Малфой закатывает рукав и отчаянно скребет кожу предплечья ногтями.

— Тише, тише, дай сюда, — хватает его запястье, вытягивает руку к себе, пшикает из белого флакончика прямо на метку, — этот должен действовать сильнее.

Драко шипит, сжимает зубы, жмурит глаза.

— Лучше?

— Вроде, — Малфой заваливается на кровать, прижимает к себе руку. — Эта дура безмозглая разбрызгала какое-то обезболивающее зелье вокруг себя. Похоже, капля попала мне на руку, а он почувствовал воздействие.

Малфой падает лицом в подушку.

— Тебя не было утром в Большом Зале.

Гермиона пожимает плечами.

— Я была у Рона в больничном крыле. Слизнорт напоил его какой-то отравой.

— Что?! Повтори! — Малфой вскакивает на ноги, морщится от боли в руке.

— Я была у Рона, — медленно отвечает Гермиона. — А что… что ты знаешь об этом?

Он не отвечает, растерянно смотрит под ноги.

— Слизнорт сказал, что он сам хотел ее подарить… профессору Дамблдору. Малфой?

Гермиона подходит к нему ближе, но он отворачивается, прячет лицо.

— Это ты подсунул Слизнорту отравленную медовуху? — требует ответа. — Я слышала, как он сказал Дамблдору, что хотел подарить ее ему!

— Я…

— Малфой…

Гермиона сжимает раскрывшийся рот рукой. Медленно опускается на стул, всхлипывает.

— Гарри был прав.

— Грейнджер, подожди, — он опускается рядом с ней, пытается отнять ее руки от лица, — у меня не было выхода, помнишь? Да послушай же ты!

— А Кэти… Это ты проклял ожерелье, Драко? — голос тихий, слабый, не отнимает руки от лица.

Малфой молчит.

— Иди, — вдруг встает, отходит к единственному в комнате окну, — доложи обо всем в Орден. Давно бы пора.

Молчание затягивается.

— Тогда Лорд убьет тебя и твою семью, — Гермиона не спрашивает, утверждает, избегая смотреть на застывшую у окна фигуру.

— Или Дамблдора. Это ведь тупик, Грейнджер.

— Расскажи мне, — глухо, тихо просит она. — Кэти все еще без сознания. Рон мог погибнуть…

— Плевать я хотел на твоего драгоценного Уизела, — огрызается Малфой. — Этого вообще не должно было произойти! Как вы втроем умудряетесь влипнуть в любую неприятность?! Даже если ловушка расставлена для другого… Каждый же хренов раз.

— Ловушка, Малфой?!

— А ты думаешь, я просто разбросал по Хогвартсу отравленные напитки и проклятые вещи, вдруг клюнет хоть на одну?! — отвернувшись от окна, он кричит, голос срывается. — Ты думаешь, я идиот, Грейнджер? К твоему сведению, если бы не вы, рыжий придурок и тупоголовая Бэлл, все могло бы случиться совсем иначе!

— Например?

— Ожерелье было проклято. Сильно. Так сильно, что даже я видел магию, исходящую от него. Я хотел, чтобы оно предупредило Дамблдора о покушениях. Чтобы он был осторожен. А эта дура решила его примерить! Он бы и пальцем его не тронул!

— Драко, пожалуйста…

Гермиона кусает губы, украдкой вытирает глаза тыльной стороной ладони. Малфой меряет комнату шагами, избегает взгляда.

— Я подкинул отравленную медовуху Слизнорту. Я налил туда смесь из самых явно пахнущих ядов. Любой, хоть немного соображающий в искусстве зельеварения волшебник, за версту бы это учуял. А старый маразматик поит ею учеников… Лучше бы он выпил сам! Более бездарного преподавателя не было в Хогвартсе! Долбанутая Трелони компетентней его, Мерлин свидетель!

Он вдруг выдохся. Остановился, понурил голову.

— Я не хотел никому навредить, Грейнджер. Я могу сбить с метлы, подставить на баллы, издеваться над первокурсниками. Ты думаешь, я смогу убить?

Смотрит на нее, ждет ответа на вопрос, но не получает его.

— Я не знаю, Драко.

— И я. Тогда действительно тебе лучше его предупредить.

— Я не стану.

— Почему? — на лице изумление, шок.

— Поэтому.

Гермиона в два шага преодолевает расстояние, разделяющее их.

Комната старосты Грейнджер вдруг покрылась рябью, и, смазав изображение, Омут свернулся.

Тишину, повисшую в зале, можно было резать ножом. Гермиона чуть запрокинула голову и зажмурила глаза, умоляя ненужные сейчас слезы не проливаться. В этой вязкой тишине она вдруг отчетливо услышала тяжелое дыхание Драко. Повернулась. Он смотрел на нее так… странно. Эти серые полупрозрачные глаза… Он словно искал что-то в ней, рассматривал, задумчиво вглядываясь в ее лицо. У Гермионы перехватило дыхание, она не могла, просто не имела права отвести взгляд, которым пыталась сказать ему что-то, сама пока не представляла, что именно.

Гермиона слышала, как Каррингтон распинался, обвиняя ее в пособничестве, сокрытии и преступной связи. Как срывался на хриплый визг, призывая арестовать ее прямо в зале.

Она смотрела Драко в глаза. В этот самый момент ничего важнее не было, ничего важнее этого. Казалось, еще чуть-чуть, и растает лед, ярким лучом проскользнет тепло в его ответном, таком странном взгляде.

Потом вышел Гарри, необычно суровым голосом заявил, что поддерживает кампанию по пересмотру дел осужденных Пожирателей. Что считает подсудимого невиновным ввиду отсутствия каких-либо прямых доказательств его вины. Затем обратился к министру.

— …и я считаю недопустимым то, с каким рвением уважаемый мистер Каррингтон сейчас пытался унизить человека, которому мы обязаны нашими жизнями, ничуть не меньше, чем остальным героям войны.

Гермиона вздрогнула, осознав, что речь идет теперь о ней. Гарри поймал ее взгляд и едва заметно подмигнул, сверкнув очками. Даже дыхание вдруг перехватило, как это было похоже на…

— Я прошу уважаемый суд освободить мистера Малфоя. Дополнительно я бы хотел принести лично свои извинения за то, в каких нечеловеческих условиях содержат узников. Наше общество застряло в эпохе Средневековья. И пока мы не разожгли костры, я считаю, что необходимо срочно поддержать инициативу мисс Грейнджер по проверке Азкабана и пересмотру дел всех заключенных.

Гермионе казалось, ее ударили по голове подушкой. В ушах звенело, перед глазами все кружилось. Еще чуть-чуть, и она бы упала в обморок, что было ей крайне несвойственно. Драко тоже пребывал в состоянии глубокого шока, он изумленно таращился на Гарри, который торжественно подошёл к нему и пожал руку, чуть склонив голову. Было непонятно издалека, ответил ли он на рукопожатие, насколько это вообще возможно со скованными руками.

А потом началась настоящая суматоха. Суд превратился в балаган. За несколько минут было нарушено больше двух десятков протоколов, все спустились со своих трибун, громко обсуждали и одобрительно хлопали Гарри по плечу. Решение об освобождении Малфоя было принято практически единогласно, Каррингтон даже как-то потерялся среди всего этого сумасшествия. Несколько человек его сторонников скрипели зубами, но молчали. Гермиону оттеснили в сторону. Она не видела, как освободили Драко. Но несколько минут спустя его вывели из зала под руки. Рядом шагал дежурный колдомедик, на ходу копаясь в немаленьком чемоданчике с зельями.

Гермиона пошла было следом, но теплая ладонь Гарри легла ей на плечо.

— Идем, — сказал он, — Кингсли ждет. С Малфоем все будет в порядке.

И она потеряла его из виду в толпе.

Гермиона поправила выбивающуюся из строгого пучка прядь. Волосы сегодня отказывались её слушаться, словно специально лезли в глаза, липли к пересохшим от волнения губам. И это несмотря на то, что она убила больше часа на их усмирение с утра.

Старинное зеркало в гардеробной Святого Мунго немилосердно подчеркивало черные тени под глазами. Она вздохнула. Слишком тяжелый день ей предстоял после бессонной ночи. После суда она попала домой только под утро, нагруженная документами, личными вещами и ответственностью за только что освобожденного из Азкабана Пожирателя. Кингсли радостно взвалил на ее плечи все хлопоты по оформлению процесса востановления Драко Малфоя в его правах. С самого рассвета она обивала пороги различных отделов Министерства, где ее не спешили вежливо принимать.

Вернувшись домой, она поняла почему. Сова принесла ей свежий Пророк, экстренный выпуск, освещавший вчерашний суд. На первой странице она сама недвусмысленно краснела, протягивая стакан воды Драко. Все это безобразие было подписано огромным шрифтом: «Грейнджер готова на все ради Пожирателя Смерти». И где-то внизу мелко-мелко: «Драко Малфой оправдан и освобожден в зале суда». Это было по меньшей мере возмутительно! Гермиона пылала праведным гневом, читая статью, в которой весь процесс суда был вдоль и поперек исковеркан самым похабным образом. Оказывается, она показала через Омут «откровенную сцену, которая ославила героиню войны на всю магическую Британию!». С тех пор, как в редакции начали осваивать маггловские технологии, репортерский беспредел достиг своего апогея. Ведь теперь стало возможно редактирование колдографий, которые якобы подтверждали любую чушь, написанную писаками вроде Скитер. И как умело! Гермиона даже не брала в руки этот стакан, Тобби сам передал его Драко. И уж тем более она не краснела при этом. А самое ужасное, в эту чушь все, похоже, верили!

Целитель Мейси, молодой талантливый колдомедик, общался с Гермионой вполне цивилизованно. Даже сочувственно покачал головой, задергивая шторы, когда напротив окна его кабинета завис на метле очередной репортер.

— Мисс Грейнджер, — он снял очки в тяжелой оправе и устало потер переносицу, — мне абсолютно безразличны репортерские склоки. И вообще… — он замялся, вдруг вспомнив. — Простите, присаживайтесь, пожалуйста.

Сейчас, сев напротив его стола в жесткое кресло, Гермиона заметила, что его черные волосы на висках были уже тронуты сединой, а лицо испещрено морщинами. Мейси пристально посмотрел на нее и продолжил:

— Знаете, я только закончил Хогвартс, сдал ЖАБА на превосходно, за исключением зельеваренья, и поступил на целителя, когда началась война. Весь первый курс превратился для нас в практику. Нас учили не на оживленных магией скелетах, а на живых людях. На моих руках погибали жертвы войны, и я даже не знал, на какой стороне они сражались. Впрочем, я не знал, на чьей стороне были мы. А спустя десять лет я понял, что мы были и будем на стороне жизни. Это не Лорд пытался победить смерть, а мы, студенты-колдомедики, совсем дети. И вот вы вроде выиграли свою войну, мисс Грейнджер, а я до сих пор сражаюсь за жизнь.

Гермиона глубоко вздохнула, стараясь скрыть раздражение. Почему-то все эти люди, покореженные войной, абсолютно уверены, что именно их боль самая сильная, их судьба самая сложная. Она не раз сталкивалась с такими вот непрошеными откровениями. Казалось, они думают, раз она герой войны, она готова десять лет ее обсуждать, вспоминать, купаться в этой боли. Да только так не легче.

— Целитель Мейси? — вежливо окликнула она погрузившегося в воспоминания колдомедика. Судя по черным кругам под глазами, ему самому не помешала бы медицинская помощь.

— Да? Ох, простите меня, мисс Грейнджер, — он схватился за темный пузырек, принялся капать себе нечто тягуче-бирюзовое* в грязную кружку и продолжил: — мистер Малфой очень сильный человек, знаете… Маггл бы не выдержал и года в таких условиях. Любой из нас — пять, от силы шесть лет прожил бы. Но Драко Малфой. Это интереснейший феномен для колдомедицины.

Мейси подогрел содержимое кружки, от которой тут же заструился серебристый пар. Гермиона мысленно усмехнулась. Судя по густоте пара, варил он сам, или же покупал у неопытного зельевара. Однако, сделав глоток, он удовлетворенно улыбнулся.

— О-о-о-о, мистер Малфой очень сильный маг, — повторил целитель, будто Гермиона не расслышала с первого раза. — Он пережил эти десять лет только благодаря внутренней силе своей магии. Он нашел в себе ее источник и укрылся в нем, как в… хм… раковине, и не замечал хода времени. Возможно он выжил и сохранил рассудок только благодаря этому. Но есть и другая сторона медали. Возвращение в реальность оказалось очень сложным. Ему непривычно воспринимать самого себя на десять лет старше. Чем-то он даже напоминает мне новорожденного ребенка, чей очень маленький мир, темный, но комфортный, только что обрушился.

Гермиона с трудом подавила внезапно и некстати проснувшийся материнский инстинкт. Ведь речь шла о Драко заносчивом хорьке Малфое, при мысли о котором у нее сводило живот и покалывало в мизинце левой руки. Сначала это было состраданием, желанием помочь, дружбой? Потом она скучала по нему, боролась десять лет за его свободу. А сейчас она представила его ребенком на руках у молодой Нарциссы, и в груди заворочалось что-то огромное, жаркое и покалывающее. Гермиона тяжело вздохнула и заставила себя вновь обратить внимание на доктора.

— …а якоря у него нет, — продолжал он, — вот мистер Малфой и стремится обратно в комфортное для него забытье. Если вы знаете, чем его расшевелить, мисс Грейнджер, связать с реальной жизнью, сделайте это, иначе у меня появится еще один постоянный пациент.

И Гермиона точно знала, как помочь мистеру Малфою.

* * *

— Драко?

Он лежал в отдельной палате. Не акт благотворительности, а меры предосторожности. Репортеры толпились под дверью, на которую специально повесили портрет одноглазой Ганхильды*, чтобы отгонять любопытствующих. Старая ведьма демонстрировала всем желающим войти органы погибшего от драконьей оспы. Пароля не было, только список лиц с разрешением на вход.

Палата оказалась небольшой и абсолютно белой. Посередине кровать и пара стульев. Окно за спинкой плотно зашторено светлыми гардинами.

Малфой лежал на боку, поджав под себя ноги.

— Драко? — Гермиона подошла ближе и присела на стул.

Его глаза были закрыты, даже, скорее, с силой зажмурены. Было сложно понять, спит он или категорически не хочет никого и ничего видеть.

— Малфой! — она легко потрясла его за плечо.

Он вдруг словно резко очнулся и, распахнув глаза, уставился на Гермиону.

Дыхание перехватило. Впервые за все это время они были наедине, так близко друг к другу. Гермиона усилием воли заставила себя дышать и отвела взгляд.

— Как ты себя чувствуешь?

В ответ он попросту отвернулся и уставился в стену.

— Как хочешь, — она разложила на коленях документы, которые принесла с собой, — я здесь по делу. Итак, мне нужно, чтобы ты подписал несколько бумаг. Здесь о возвращении тебе палочки, вот она. Здесь о возвращении остального имущества и восстановлении в правах на наследство Малфоев.

В ответ он едва слышно хмыкнул.

— Целитель Мейси говорит, что ты проведешь здесь еще несколько недель, а потом сможешь вернуться домой, — Гермиона заметила, как сильно напряглись его плечи. — В это время я прослежу за тем, чтобы мэнор подготовили, если ты, конечно, перестанешь изображать обиженного ребенка и подпишешь бумаги о возвращении тебе дома вместе со всеми, хм… эльфами.

И снова никакой реакции.

— А еще я должна рассказать тебе о состоянии твоего здоровья. Эти годы в жутких условиях не прошли бесследно, Драко. Правда, отделался ты очень легко. У тебя сильное общее истощение, как физическое, так и магическое. Но ничего такого, что не смогли бы поправить в Мунго. А вот со зрением дело обстоит хуже… — Гермиона тяжело вздохнула, — тебе придется некоторое время носить очки со специальными чарами, иначе ты рискуешь потерять зрение.

— Спасибо.

— Что? — Гермиона не поверила своим ушам.

— Спасибо, Грейнджер, — он вдруг резко сел на кровати, — этого ты ждешь за свои старания? Ты молодец, спасла очередную жертву.

— Драко… — она уставилась на него в полной растерянности, — что ты говоришь такое, я…

— Меня спасла святая Грейнджер! — грубо прервал он. — Будет что рассказать потомкам. Осталось только нацепить носок и радоваться, что я теперь свободный эльф. Мои права в руках Великой Защитницы Всех Несправедливо Униженных. А сама-то, а, Грейнджер? Пост в Министерстве потеряла, все считают тебя чуть ли не новой Пожирательницей. А глянь Пророк! Твой Уизел и ваши несомненно рыжие отпрыски уже видели, что ты — подстилка Малфоя? Давай, Грейнджер, беги к ним, оправдывайся, спасай свою репутацию. Твой святой долг выполнен.

— Ты не представляешь, как не прав, Драко.

Она хотела много всего сказать, встряхнуть его, доказать, что он ошибается, сказать, что он остался таким же мерзким хорьком, как и был десять лет назад. Но все эти слова вдруг застряли комком у нее в горле. Она судорожно вздохнула, встала, стараясь не смотреть на него, и оставила ворох бумаг на прикроватной тумбочке. А небольшой вытянутый сверток положила ему на одеяло.

— Твоя палочка, — тихо сказала она и поспешно вышла из палаты.

Драко еще долго сидел, словно застыв, смотрел на захлопнувшуюся дверь, чуть сощурив уставшие глаза.

* Зелье, которой пьёт Мейси, — Умиротворяющий бальзам (англ. Draught of Peace) — зелье, достаточно сложное по составу. Позволяет успокоить нервы и умерить все тревоги. (с) http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Умиротворяющий_бальзам

* Ганхильда из Горсмура (англ. Gunhilda of Gorsemoor; 1556-1639) — одноглазая, горбатая ведьма, которая приобрела известность благодаря разработке лекарства от драконьей оспы.

Та самая горбатая ведьма, через чью статую можно пробраться в "Сладкое Королевство" в Хогсмиде.

(с) http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Ганхильда_из_Горсмура

Покореженные ворота противно скрипели на ветру. Гермиона потянула створку на себя, спокойно проходя через защитный барьер, настроенный на нескольких сотрудников Министерства, включая ее саму. Дорожка к Малфой Мэнору оказалась практически затоплена из-за ливней, поливавших Лондон и окрестности весь декабрь. Мечты о снеге на Рождество с каждым днем становились все более несбыточными. Кутаясь в зачарованный дождевик, Гермиона принялась обходить огромные лужи.

С ее визита в Мунго прошло почти два месяца. Все это время Гермиона пребывала в крайне растрепанных чувствах, из-за чего ушла с головой в работу. Ее действительно сняли с должности в Отделе регулирования магических популяций, впрочем, Гарри тут же предложил ей пост своего заместителя, сделав официальное заявление, что полностью поддерживает ее инициативу относительно бывших Пожирателей. Пророк разразился очередной статьей, явно намекающей на попытку тандема Поттер-Грейнджер подсидеть Кингсли. Надо заметить, что их отношений с министром статья ни капли не испортила, напротив, они вместе зачитывали ее вслух на воскресном ужине в Норе.

А потом Гермиона собралась с мыслями. Да, общаться с Драко было безумно сложно, но и бросить его ситуацию на самотек она тоже не могла. Гермиона постаралась как можно более удачно распределить выделенные средства на реабилитацию освобожденного Драко Малфоя, чтобы привести в порядок хотя бы несколько комнат Мэнора и нанять двоих освобожденных ею же эльфов. Процесс разморозки счетов Малфоев был запущен, но пользоваться своими средствами Драко смог бы не раньше и не позже, чем десятого марта. А торопить гоблинов было бесполезным и достаточно опасным занятием. К выписке его из Мунго в Мэноре все было готово, но Гермиона поспешила покинуть дом до того, как Джексон, закрепленный за делом Малфоя аврор, доставит его самого по каминной сети.

И до сегодняшнего дня Джексон докладывал Гарри, а Гарри рассказывал ей все о жизни Драко в Мэноре. Это были сухие доклады, не отражающие сути даже и близко. Бывший хозяин дома жил в отреставрированной специально для него части дома. По настоятельному совету Аврората, больше звучавшему как приказ, что возмутило, впрочем, Гермиону до крайности, ему не стоило покидать пределы поместья, пока не уляжется шумиха. Поэтому Драко не выходил из дома, по большей части сидел у камина и читал Пророк.

А позавчера Тики, пожилая свободная эльфийка, давняя знакомая Гермионы, работающая теперь у Малфоя, появилась в центре ее гостиной с самым несчастным выражением лица. Она рассказала, что дела в Мэноре идут совсем не так хорошо, как хотелось бы. Хозяин Драко вел себя странно, часами смотрел в камин, забывая моргать. Часто отказывался от еды, зато требовал налить ему огневиски и ругал последними словами эльфов, которые отказывались выполнить просьбу из-за возможного вреда здоровью хозяина.

И тогда совесть, грызшая Гермиону все это время, окончательно взбунтовалась. Нельзя было больше откладывать визит, как бы обижена она ни была. А еще, похоже, она безумно скучала все эти годы по своему однокурснику Драко Малфою. А теперь, когда он на свободе и так близко, она сгорала от желания его увидеть, несмотря на то, что он стал куда более несносным, чем был когда-то в школе.

Она с трудом пробралась сквозь разросшиеся колючие кустарники — останки великолепного сада, к заднему входу со двора. Старая покосивашаяся дверь жалобно скрипнула, когда Гермиона постучала. Через мгновение на пороге появилась улыбающаяся Тики в пестрой красной тунике. Она была одной из немногих, кто обрадовался возможности носить одежду, и теперь внешне напоминала Гермионе экстравагантно одетую престарелую леди.

— Мисс Гермиона, я так рада, что вы пришли! Ох, вы совсем вымокли, — принялась причитать Тики, снимая с гостьи мокрый плащ. — Хозяин Драко сегодня совсем ничего не ел, мисс. А еще он до смерти напугал бедного Плэйка, который начал украшать к Рождеству дом! Проходите за мной, мисс!

— А что Плэйк? — Гермиона проследовала за Тики по темному коридору.

— Он же свободный эльф, он сказал, что не собирается слушать оскорблений, ведь он ничего плохого не сделал, верно, мисс? Тогда хозяин совсем рассвирепел, схватился за палочку, и мы с Плэйком скрылись с его глаз, чтобы больше не беспокоить его. Плэйк, правда, не смог удержаться и прищемил себе пальцы дверцей кухонного шкафчика, он все никак не привыкнет…

Гермиона посмеивалась, слушая щебетание Тики. Драко Малфой, ругающийся с эльфом, который может за себя постоять, жаль, что она пропустила это.

Они вошли в крохотную, но очень уютную гостиную. Тики тут же спряталась за Гермиону, взглядом показывая ей на своего хозяина. Он сидел в старом бархатном кресле близко-близко к камину и смотрел на потрескивающий огонь. Над камином уныло болталась порванная гирлянда из остролиста. На небольшом круглом столике лежали перевернутые тарелки с едой, под ним валялась большая кружка в лужице чая.

Гермиона сделала пару глубоких вздохов, безуспешно пытаясь подавить непонятный приступ восторга. Она вдруг поняла, что очень счастлива видеть его угрюмый профиль.

— Здравствуй, Драко, — мягко сказала Гермиона, сделав несколько шагов вперед.

Он дернулся, обернулся и скривил губы, даже не потрудившись встать с кресла, чтобы поприветствовать ее.

— Грейнджер. Чем обязан?

Он выглядел чуть лучше, чем в Мунго. Гермиона рада была увидеть его одетым в рубашку и брюки вместо больничной пижамы. Однако черты лица его не смягчились. Под воспаленными глазами темные тени, скулы болезненно заостренные, все его лицо казалось серым и почти прозрачным. Волосы были небрежно собраны в небольшой хвост, короткие пряди выбивались и падали на лицо.

— Как твое самочувствие? — не дождавшись приглашения, Гермиона расположилась в кресле напротив. Это было безумно сложно — вот так спокойно говорить с ним, при том, что где-то внутри нее рушились огромные плотины, выстроенные по кирпичику за эти годы.

— Уверен, ты прекрасно осведомлена о состоянии моего здоровья, Грейнджер. Кстати, заканчивай с этим уже. Аврор, колдомедик два раза в неделю, подкупленные эльфы. Я не собираюсь накладывать на себя руки, как и выходить за пределы Мэнора, — Малфой отвернулся и глухо добавил, — возвращение в Азкабан не входит в мои планы.

Гермиона зажмурилась, внутри все скрутило от нахлынувшей жалости-нежности, ей пришлось срочно взять себя в руки, чтобы не оскорбить этим сочувствием его и без того уязвленную гордость. Даже десять лет спустя она слишком хорошо его знала и понимала.

— Как тебе дома?

— Десять баллов за попытку перевести тему, Грейнджер, — он усмехнулся, — или так больше не говорят?

Гермиона улыбнулась. Когда-то очень давно она уже выковыривала его из этой раковины отчужденности и озлобленности. И сейчас он действительно был чем-то похож на моллюска, выброшенного прибоем на берег жизни.

— А мне кажется, здесь неплохо все обустроили. Стало очень уютно, — заметила она.

— Так это твоих рук дело? Тогда все понятно.

Гермиона заставила себя промолчать. Они общались. Впервые после второго ее визита к нему в Азкабан они более-менее нормально разговаривали. Малфой огрызался, но вяло и нехотя. Как бы ни пытался он скрыться за показным равнодушием и сарказмом, было видно, что одиночество съедает его.

— Я принесла тебе кое-что, — Гермиона достала из сумки толстую папку, — здесь подшивка Пророка за все годы твоего заключения. Она огромна, я уменьшила ее и усовершенствовала. Ты можешь искать здесь статьи по именам, датам, событиям при помощи пары заклинаний, которые указаны в начале.

— Но… где ты ее взяла? — он пристально наблюдал за тем, как Гермиона расчищает столик и бережно кладет на него папку, открывая ее заклинанием.

— Собрала, — Гермиона старательно отводила взгляд. — Здесь… здесь есть мои пометки на полях, сам знаешь, информация в Пророке редко бывает достоверной. Где-то я, кхм, поправляла авторов и комментировала события со своей точки зрения. Мои комментарии можно сделать невидимыми, если хочешь.

— Грейнджер.

Это было сказано так твердо и требовательно, что она тут же замолчала. На чем свет стоит ругая свою нерешительность и непонятно откуда взявшуюся нервозность, Гермиона наконец нашла в себе силы взглянуть на него.

Он смотрел ей прямо в глаза с нечитаемым выражением на лице.

— Ты собирала их… сама? — его голос чуть дрогнул. — Зачем?

— Драко, я думала, что смогу вытащить тебя гораздо раньше, — она тяжело вздохнула. — Я начала собирать их сразу, первый выпуск как раз о суде над тобой.

— Я тоже, — он отвернулся к камину, блики пламени скользнули по его лицу.

— Ты тоже — что?

— Думал, что ты найдешь способ, — Малфой отвечал словно нехотя. — Считал дни по количеству принесенной еды, недели, месяцы, ко второму году сбился, но еще какое-то время ждал.

Гермиона не смогла удержаться, всхлипнула, закрыв глаза руками. Но Малфой и не думал заканчивать.

— А потом были видения. Может, я спал, может, нет, все смешалось в кромешную темноту. А в ней… — он сделал паузу, собираясь с мыслями, — ты приходила снова и снова, приносила то палочку, то книги, то новость об освобождении. Иногда я видел Дамблдора. Снейпа. Родителей…

— Драко… — прошептала она сквозь слезы, не представляя, что можно на это ответить, — прости.

— Грейнджер, скажи, — он снова перевел на нее взгляд, — ты молчишь об этом специально? Где мои родители?

— Вовсе нет, — как же благодарна она была, что он сменил тему. — Еще в Мунго я собиралась тебе это передать.

Гермиона достала из сумки лист пергамента и небольшой альбом.

— Здесь несколько фотографий Нарциссы, — объяснила она, передавая его Малфою, — по настоянию Гарри её выслали из страны, но предоставили ей доступ к личным счетам. Она поселилась недалеко от Парижа со своей сестрой Андромедой. Мне прислал их Тедди Люпин, он живет с ними.

— А отец? — Драко листал альбом дрожащими от волнения пальцами.

— Посмотри на этот пергамент. Он жив, но очень слаб, мы с Гарри оформили его перевод в хорошую камеру, к нему приставлен колдомедик.

Он сощурился, рассматривая пергамент, который она протянула ему, но вскоре недовольно поморщился, отыскал очки на каминной полке и надел их. Они странным образом ему шли, хотя сам Малфой, похоже, так не считал, он постоянно поправлял их и явно чувствовал себя неудобно.

— Я смогу его увидеть?

— Я работаю над этим, но пока к нему может войти только специально выбранный авроратом целитель.

Он сложил принесенные ею документы себе на колени, снял очки и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Он сейчас казался ей не повзрослевшим на десять лет, а состарившимся на много, много больше.

— Спасибо, — вдруг сказал он, подняв голову, — спасибо… Гермиона. На этот раз я действительно имею это в виду. Я и не знаю, чем заслужил все это.

— Драко… — сдавленно прошептала Гермиона, в горле застрял противный комок, она не могла больше выдавить ни слова.

Какое-то время они просто молчали, избегая смотреть друг на друга. Гермиона пыталась справиться с эмоциями, утирала украдкой слезы, но взять себя в руки никак не получалось. Потом Малфой снова открыл альбом и принялся рассматривать Нарциссу. Гермиона знала, что на одной она тепло улыбается, на другой машет рукой, на третьей срезает белые розы. На некоторых она с Андромедой и маленьким Тедди. Он нежно водил кончиками подрагивающих пальцев по снимкам, словно хотел прикоснуться к матери, вновь ощутить ее забытое тепло.

Сердце Гермионы больно сжималось, безумно хотелось обнять его, быть рядом, стереть все ужасные воспоминания. Но как она могла? Между ними были десять долгих лет и Азкабан… И просто тонны недопонимания, недоговорок, замалчиваний. И всего один поцелуй на шестом курсе, который Гермиона до сих пор не может забыть.

— Там есть адрес, ты можешь написать ей, — сказала она наконец. — Я пришлю тебе сову.

Он закрыл лицо руками, уронив при этом очки на колени, и судорожно кивнул.

— Мне лучше оставить тебя одного?

Он снова кивнул, не опуская рук. Гермиона подошла к нему и сжала его плечо на прощание. А затем быстро вышла.

* * *

«Драко,

Приходи к нам в сочельник, будем вместе праздновать Рождество. Тебе открыли каминную сеть для одного перемещения на Гриммо, 12.

П.С. Оставь себе этого филина, можешь считать его рождественским подарком. Он иногда клюется, но я надеюсь, ты сможешь найти с ним общий язык.

Гермиона».

В качестве иллюстрации вот эта гифка: https://vk.com/doc14819201_444184333?hash=858f46431f1f0bd133&dl=ad50d553c8cb2228ed&wnd=1&module=im&mp4=1

Автор elentori

В десять вечера камин в гостиной Малфой Мэнора озарился яркой вспышкой, и из него вышла, отряхиваясь, разъяренная Гермиона Грейнджер. Ее появление прервало хозяина поместья, отвлекая его от очень занимательного хождения из угла в угол.

Больше всего Гермионе хотелось высказать ему все прямо в лицо, она даже набрала в грудь побольше воздуха для гневной тирады, но осеклась, когда он остановился прямо перед ней. Малфой выглядел таким потерянным, что она вдруг забыла, почему, собственно, так зла на него.

Этот день вообще не задался с самого утра. Проснувшись раньше, чем хотелось бы, Гермиона не могла больше уснуть. Она впотьмах спустилась на первый этаж своего новенького коттеджа, на который она так долго откладывала, и вдруг наступила во что-то неприятно мягкое. Включив свет, она обнаружила, что весь пол за ночь порос густым мхом и лишайниками. Да, освободив Малфоя, она заработала себе множество недоброжелателей, которые заваливали ее гневными письмами, но все потенциально опасные успешно отфильтровывались защитными чарами и не попадали в дом. А здесь кто-то не поленился самостоятельно прийти и подкинуть ей под дверь несколько семян, полив их зельем быстрого роста. Последствия этого приятнейшего инцидента Гермиона расхлебывала до полудня, не позволяя лишайникам захватить ее дом полностью. С мхами она справилась, но вот неприятный запах сырости и позеленевший пол остались.

На Гриммо она опоздала, хотя обещала Джинни и Лаванде помочь с подготовкой. В предпраздничной суете все валилось из рук, и у Гермионы получился совершенно несъедобный пудинг. Гарри и Рон задерживались на официальном приеме у министра, что совершенно не радовало их жен, мечтавших провести с ними такой долгожданный тихий вечер без детей. К слову сказать, младших Поттеров и Уизли увезли на праздники в Румынию.

Малфой все не появлялся. Каминная сеть давно была открыта, о чем Гермионе пришло оповещение с министерской совой. К вечеру она совсем разнервничалась, и Джинни, желая сохранить в целости остатки посуды, усадила ее отдохнуть. Лаванда громогласно причитала, искренне полагая, что Гермиона сама не своя из-за приема, на который ее впервые после победы не пригласили. В конце концов, устав прожигать взглядом часы, она взяла горсть пороха и переместилась к Малфою в гостиную. Теперь она стояла прямо перед ним, отчего-то смущенно расправляя складки на платье.

— Грейнджер, чем обязан?

— Ты не пришел, я думала, что-то случилось, — Гермиона заметила полупустой бокал с янтарной жидкостью на столе, — а ты, похоже, решил отмечать один.

— Вот только не надо мне твоих нравоучений! — вскинулся Малфой. — Или моя явка к… вам, — он запнулся, — или это был приказ, а не приглашение?

Гермиона вздохнула.

— Драко. Я пригласила тебя, потому что хотела тебя видеть. И ждала, но ты не пришел.

Ей было почти физически тяжело разговаривать с ним. Каждый раз Гермиона словно прорывалась через полосу препятствий и недоверия, общаясь с ним. Малфой щетинился, выпускал иголки, доводил ее до бешенства презрительными взглядами и хлесткими обидными словами. Между ними стояли десять лет и толстые холодные стены Азкабана, она пыталась достучаться до него сквозь все это, но Драко словно нарочно игнорировал ее попытки. Да, он приоткрылся в прошлый раз, но ближе не подпустил, забившись в свое одиночество как дикий раненый зверь. Зато теперь Гермиона знала, что кое-что общее у них все же было. Общая горечь разлуки, которая теперь казалась еще более обжигающей, чем когда-либо раньше.

Он молча разглядывал ее. Гермиона обхватила себя за плечи, скорее пытаясь скрыться от его взгляда, чем согреться. Впрочем, сегодня в Мэноре было действительно холодно.

— Драко? — она сделала шаг к нему. — Идем со мной.

Вместо ответа он прошел мимо нее к каминной полке и взял оттуда лист пергамента.

— Приходи к нам в сочельник, — зачитал он. — Кто такие «мы», Грейнджер? Куда ты меня тащишь? Как я должен догадаться? В аврорские застенки, к рыжему семейству, к друзьям-маглам или к благоверному и вашим отпрыскам?

— Малфой, ты мог бы мне просто написать! — возмутилась Гермиона. — Я ждала от тебя сову. И нет у меня семьи, если именно это тебя интересует. Мы — это Гарри, Рон, их жены и я.

— А у вас какой-то благотворительный клуб вместе с Поттером, да? — выплюнул он и кивнул на подборку газет. — Я теперь осведомлен о твоей деятельности. Героиня войны освободила эльфов, жаль только большинству из них это оказалось совершенно не нужно. А теперь вытаскивает из Азкабана несправедливо осужденных Пожирателей. Да на твоем счету уже целых девять спасенных жизней, Грейнджер! Теперь я, десятый, бедный несчастный Малфой, которого нужно притащить в компанию своих героических дружков, чтобы все вдоволь насочувствовались?

Он взял бокал и жадно допил оставшийся там огневиски.

— Ты не десятый, — сказала Гермиона очень тихо, чтобы не выдать волнения, чтобы не сорвался голос.

— Что? — он резко развернулся к ней.

— Ты не десятый, Драко. Ты первый, и всегда был. Я подавала апелляции с первого же дня твоего заключения, — ей еще никогда не было так сложно выговаривать слова. — Я не помню дня, когда бы не работала над твоим делом. Все эти годы я проклинала каждый следующий день, который ты вынужден был провести в камере.

— Почему? — он в два шага сократил расстояние между ними и теперь смотрел ей прямо в глаза каким-то безумным взглядом. — Гермиона, скажи, почему?

— …Драко, — она всхлипнула, задыхаясь от эмоций, почти теряя сознание от его близости, от своего имени на его губах.

В его потемневших до черноты глазах бушевало пламя, он все приближался, пока не прошептал:

— Гермио-она…

И сомкнул на ее губах свои, исступленно целуя, прижимая ее к себе.

Она отвечала на его поцелуи со всей нежностью, полностью отдаваясь чувствам, растворяясь в нем без остатка.

Почему? Потому что безумно люблю тебя, Драко Малфой.

* * *

Малфой подал Гермионе руку, помогая выбраться из камина в гостиной. Здесь никого не было, зато из кухни слышался веселый смех, доносились обрывки разговора:

— И тут, Гарри, представляете, выдает, — голос слегка нетрезвого и явно что-то уже жующего Рона, — «Сэр, со всем уважением, позволяет ли формат мероприятия мне называть мистера Каррингтона подлой и лживой свиньей?» Каково, а?!

— Да, — смеялся в ответ Гарри, — а Кингсли и отвечает: «Простите, мистер Поттер, но формат мероприятия не позволяет вам назвать мистера Каррингтона подлой и лживой свиньей». Тут бедняга Томас весь пошел красными пятнами.

— А Гарри в ответ: «Что ж, прошу простить мою оплошность, я тогда не буду называть мистера Каррингтона подлой и лживой свиньей!»* И все…

Последние слова Рона потонули в дружном хохоте. Гермиона оглянулась на застывшего Драко и заметила легкую улыбку на его лице.

— Идем? — она улыбнулась в ответ и взяла его за руку, а он крепко сжал ее ладонь в своей.

— Идем.