Однажды на Диком Западе (гет)

У немногочисленных обитателей маленького городка Грин-Ривер, расположенного на юге Вайоминга и имеющего одну главную и единственную достопримечательность — железнодорожную станцию, утро не задалось с самого начала. То есть, понятное дело, когда ты живёшь в Грин-Ривер на юге Вайоминга, твои утра и так далеки от идеальных, но сегодняшний день бил рекорды отвратительности с семи тридцати трёх после полуночи.

В 07:30 Джо Кук по кличке Алый (которую заслужил, по его словам, залив кровью деревню краснокожих в трёх милях к западу от Эмбристер-крик, а на самом деле просто носил грязную красную повязку на шее) всматривался единственным глазом в туманную даль, откуда, по его представлениям, скоро должен был вынырнуть поезд, идущий прямиком из Солт-Лейк-Сити в Форт-Коллинс и груженый новёхоньким оружием. Шериф Форт-Коллинса Дерек Уайт замыслил глобальную зачистку окружных банд после того случая с его дочкой, но последнее оружие ушло в руки янки, и Уайт запросил помощи у генерала Борегара, немного приврав, что хочет отвадить северян, которых старик Пьер Борегар на дух не переносил.

Задача Джо была проста, как кроссворд в затёртой газетёнке на стойке местного бара: шериф Грейвс наказал передать машинисту, что поезд пойдёт через Ред Дезерт, а не Виста-Уэст, как предполагалось ранее. Прерии Виста-Уста кишели племенем пикани, в последнее время проявлявших слишком частые всплески агрессии и имевших очень быстрых лошадей, которым ничего не стоило догнать неповоротливый эшелон, который, к слову, не особо и охранялся: вся операция проводилась совершенно секретно, и Борегар решил, что набитый солдатами поезд слегка повредит секретности. Второй причиной служило то, что ему не хотелось выводить из Солт-Лейк-Сити даже десяток солдат, так как угроза повторного нападения янки себя окончательно не исчерпала, а терять город южанам было совсем несподручно.

Вдалеке послышалось мерное тарахтение, и Джо расслабленно передёрнул широкими плечами: всё шло по назначенному плану.

В 07:33 он ещё более расслабленно опустился на деревянную платформу, заливая её кровью из пробитой головы. Широко открытый голубой глаз уставился в неизвестность, а кончик красной повязки весело покачивался на ветру, будто приветственно помахивая вышедшему из тумана светловолосому незнакомцу с закрытой платком нижней частью лица. Светловолосый легко взобрался на скрипнувшую платформу, ткнул мыском сапога покинутое жизнью тело Алого и, немного подумав, ударил посильнее, скидывая его на землю рядом с рельсами. Кровь быстро впитывалась в тёмное дерево, и когда поезд замедлил ход, без остановки проезжая станцию Грин-Ривер, бывшее красным пятно уже казалось просто грязью.

Светловолосый без труда запрыгнул в поезд, задумчиво посмотрел на трёх спящих солдат и направился к машинисту, чтобы передать ему, что поезд должен проследовать через Синклер, где их уже ждала банда Джесси Джеймса. Потускневший глаз Джо с грустью следил за исчезающим в туманной дали эшелоном, вместе с которым исчезали надежды шерифа Уайта навсегда избавиться от головорезов южного Вайоминга.

В половину девятого, когда жизнь потихоньку выталкивала обитателей городка на улицы, внезапно закрапал холодный мелкий дождик, через несколько минут превратившийся в настоящий безжалостный ливень, заглушающий проклятья, несущиеся из домов в адрес переменчивой погоды. Сквозь пелену дождя старуха Льюис, вдова Дирка Льюиса, которому однажды пожал руку генерал Ли, увидела, как у дома шерифа остановилась лошадь, с которой скатился промокший насквозь десятилетний мальчуган, сразу кинувшийся стучать в дверь и кричать что-то про Рок-Спрингс.

В пятнадцать минут десятого в станцию ударила молния, но мокрое дерево даже не думало загораться, поэтому в напоминание об ударе остался только прожженный след на самой верхней ступеньке.

Старуха Льюис крикнула своей соседке, Тэнди Росс, что это второй Великий Потоп. Тэнди ответила, что Бога ради, если это единственный способ избавиться от черномазых, то пусть все они сдохнут к чёртовой матери, а там уж Господь разберётся и отправит негров на небесные плантации, а она, Тэнди, будет сидеть в небесном кресле и смотреть на небесных птиц.

Дождь понемногу стихал, пока не перестал совсем, и в этот момент в город въехала ещё одна лошадь, на которой, вцепившись в поводья, сидела высокая девушка. К мужскому седлу была пристёгнута пара сумок, с которых капала вода, теряясь в ручьях, текущих по главной и единственной улице Грин-Ривер. Тэнди, одна из первых вышедшая на улицу, смерила незнакомку подозрительным взглядом.

— Эй! — резко крикнула она, и незнакомка, вздрогнув, повернулась, остановив лошадь. Она выглядела такой растерянной, что сердце Тэнди дрогнуло, и ей захотелось помочь. — Если ты одна из новых шлюх Стивена, то бар дальше по улице, — уже мягче подсказала она, худой рукой указывая направление.

Бледные щёки девушки залились алым.

— Я не... — она закашлялась, и мокрые пряди волос затряслись, стряхивая воду. — Я ищу офис шерифа, — произнесла она, всё ещё краснея. — Мне нужен мистер Грейвс.

Тэнди цокнула языком. И как она раньше не поняла? Наверняка это одна из тех девчонок, спасённых бравым шерифом от бандитов в очередном окружном городке. Теперь думает, что он обязан на ней жениться, или по крайней мере решила его отблагодарить. А девчонка-то ничего, решила Тэнди. Шансы есть.

— Его сейчас нет в городе, — благосклонно сказала она. Девушка ей понравилась. — Подожди в офисе, это вон тот дом, где дверь не закрывается. Туда может скоро прийти его помощник, но ты не обращай на него внимания, а если сильно надоест, приходи ко мне.

— Спасибо, мэм, — благодарно склонила голову девушка. — Большое спасибо, — она тронула поводья, и лошадь послушно направилась вперёд.

Тэнди смотрела на прямую спину девушки, не зная, что это была ещё одна неприятность, свалившаяся на Грин-Ривер, не первая и далеко не последняя.

— Эти чёртовы пикани опять напали на Рок-Спрингс! А головорезы Джесси ограбили поезд с оружием из Солт-Лейк! И конфедераты потом удивляются, почему их ненавидят... — Грейвс с досадой ударил кулаком в выщербленную створку двери собственного офиса и провёл ладонью по взмокшей шее. — Джимбо!.. Поднимай свою толстую задницу, время нанести визит краснокожим... — он вошёл в небольшое душное помещение и замер, нахмурившись и автоматически протянув руку к кобуре на поясе.

Джима Санчеса, его верного напарника вот уже как три года и друга вот уже как семь лет, славного малого, который вёл явно проигрышную борьбу с алкоголизмом, но при этом умудрявшегося вскочить на мчащуюся лошадь и проскакать без остановки сто миль; короче, того толстого Джима, который пьяный в стельку дал в челюсть самому Дикому Биллу и после этого лишился всего лишь мизинца, так вот, его не было в офисе шерифа.

То есть, конечно, дело было не в этом. Джим вообще не особо любил маячить в офисе. Он предпочитал завалиться в "Закат у камня", заказать пару стопок горячей и весь вечер увиваться за Блонди, чтобы к полуночи получить отказ и след на загорелой щеке от хорошенькой ладошки.

Дело было в том, что в офисе явно находился кто-то ещё. И Грейвс ощущал это так же чётко, как в пятьдесят девятом ощущал дуло револьвера, приставленного солдатом армии Конфедерации к его виску.

— Я стреляю на поражение, — громко предупредил он, привычно обхватывая гладкое дерево рукоятки.

Снаружи громко хлопнула дверь ближайшего дома, и хриплый голос Одноглазого Роджерса отвесил пару щедро приправленных проклятьями смачных эпитетов в адрес Бетти Роджерс. Через пару секунд дверь хлопнула снова, выпустив на главную улицу вторую половинку славной четы: Бетти явно намеревалась продолжить диалог.

Грейвс вздохнул, надеясь, что она не прихватила что-нибудь огнестрельное, и демонстративно прокрутил барабан. Щёлкающий звук приятно разогнал душную тишину, но ожидаемого результата не принёс: Грейвс всё так же был один.

Немного подумав и произведя пару логических заключений, Грейвс рассвирепел.

— Джим, пикани тебя сожри! — прорычал он, быстрым шагом идя к двери, ведущей в кутузку. — Если ты опять нажрался и валяешься в камере, я привяжу тебя к самой чокнутой кобыле, которую найду в прерии, и отправлю гарцевать до Пойнт-Оф-Рокса... — он распахнул тонкую треснутую створку и застыл в дверном проёме, готовый поклясться, что забыл, как дышать.

На широкой скамейке напротив двух крохотных камер для преступников дремала девушка. Светлое платье, перепачканное дорожной пылью. Каштановые вьющиеся волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам. Тонкие загорелые пальчики, сжимавшие небольшую матерчатую сумочку.

Увидев Тину Голдштейн, Персиваль Грейвс влюбился в неё ту же секунду, абсолютно, беспросветно и навсегда.

Впрочем, это не помешало ему по-прежнему крепко сжимать рукоять револьвера.

Он откашлялся и сделал небольшой шаг вперёд, не отрывая взгляда от спокойного лица девушки. Она выглядела очень уставшей, а на её шее, если приглядеться, алела свежая длинная царапина. На ткани платья интересными кругами застыли разводы — попала под дождь, заключил Грейвс.

Он подошёл ещё ближе, и в этот момент девушка, заворочавшись, проснулась.

Грейвс успел подумать, что у незнакомки прекраснейшие карие глаза, когда она резким быстрым движением достала из сумочки маленький дамский пистолет и направила дуло на его самую драгоценную часть тела.

Грейвс считал самой драгоценной собственную голову. Девушка явно думала иначе.

— Два шага назад, ковбой, — процедила она, поднимаясь на ноги. — Я не промахиваюсь, когда стреляю в негодяев.

Грейвс внутренне восхитился и остался на месте.

— Тогда я в безопасности, — вежливо сказал он и постучал пальцем по звезде шерифа на лацкане потёртой жилетки.

На миловидном лице девушки появилась растерянность.

— О, — смущённо протянула она и опустила пистолет. — Прошу прощения, я не местная... — она виновато пожала узкими плечами и оправила складки чуть помявшегося платья, которое, честно говоря, могла спасти только тщательная стирка.

— Грейвс, шериф, — отрекомендовался Грейвс. Своё имя он не любил, считая его слишком вычурным. Впрочем, это не мешало окружающим дамам с придыханием называть его Пе-ерсивалем — строго за спиной, разумеется.

Девушка на мгновение замялась, но потом уверенно посмотрела ему в глаза. Она вообще легко стирала со своего лица предыдущие эмоции: первое смущение уже давно исчезло, уступив место решительности.

— Лита, — представилась она, убирая пистолет в сумочку и пряча её в складках платья. — Я приехала из Ривертона. Мне сказали, что вы можете помочь... — она на секунду задумалась, подбирая слова, — с временным обустройством здесь.

Грейвс чуть прищурился, в свою очередь убирая револьвер обратно в кобуру. Какой бы Лита ни была красивой, он был готов поклясться, что она врёт.

И в первую очередь — о своём имени.

В треснутое приоткрытое окно нагло светила яркая полная луна, без труда пробиваясь сквозь половину грязно-бежевой занавески. Условный матрас обтягивала приличного вида простыня, дырки на который были заметны только если хорошенько приглядеться — а приглядываться не хотелось. Сам же матрас был жёстким и больше походил на щедро сдобренное колючими комками ложе аскета в одном из перуанских монастырей.

В небольшой комнатушке царила духота, нещадно сохраняя все запахи городка, преобладающее количество которых составляли донельзя неприятные ароматы — как и многие другие блага эволюции окружающего мира, канализация до Грин-Ривер добираться не спешила. Тина распласталась на матрасе, закинув руки за голову и нервно глядя на луну. Пальцам ног отчего-то было холодно, но думать над этой загадкой Тине не особо хотелось: ей хотелось спать. Уже которую ночь она ждала прибытия Гриндевальда и последующей жестокой расправы; ну не мог этот чёртов умник обойти Грин-Ривер стороной, уж больно очевидна была связь между присутствующим тут шерифом и Эс Пиквери из Денвера, где всё и началось. Или продолжилось, это как посмотреть.

Где-то вдалеке завыли койоты, и Тине очень захотелось к ним присоединиться: жизнь явно не собиралась налаживаться.

Она жила в Грин-Ривер десять дней, и за это время успела обменяться с Куинни всего парой взглядов: "Закат у камня" совершено не привлекал её в качестве места времяпрепровождения, поэтому она заглянула туда три раза, в два из которых Куинни была за барной стойкой. В третий раз она прямо на входе столкнулась с шерифом и, криво улыбнувшись, поспешила ретироваться обратно в комнату.

Шериф явно что-то подозревал. Уж больно оценивающим был его взгляд. Уж больно пристальным.

Впрочем, это могло быть простой профессиональной деформацией, но Тина предпочитала не рисковать. Малейшая ошибка — и и без того полный неточностей и провалов план окончательно треснет и с пузырьками пойдёт ко дну, увлекая за собой Тину и, если совсем не повезёт, ещё и Куинни. Поэтому она целыми днями просиживала в комнатушке на втором этаже оружейного магазина, с владельцем которого любезно поговорил Грейвс, спускаясь только для того, чтобы пообедать у миссис Росс, окончательно потеплевшей к Тине. Прикидываться простенькой девушкой с севера штата было совсем не сложно и даже приятно, и порой Тине хотелось быть Литой из Ривертона, сироткой без гроша за душой и — что важнее — без дамоклового меча прошлого, который в её снах зло блестел разноцветными глазами и откидывал светлую прядь волос со лба.

Под окном заулюлюкали высыпавшие из бара ковбои; раздался звон разбитой бутылки, следом последовала громкая ругань. В последние дни в город приезжало много ковбоев из Рок-Спрингс: во время предыдущего нападения индейцы сожгли тамошний кабак, а ближайшим соседом был Грин-Ривер, так что прибыль "Заката у камня" выросла в разы, как и уровень недосыпа граждан. В кутузке отдыхало по восемь человек за раз; как Грейвс запихивал в крохотные камеры бессознательные тела — оставалось загадкой.

Одноглазый Роджерс три дня назад вышел в одной сорочке и с двустволкой, проорав, что ещё одно слово — и он перестреляет всех к чертям собачьим, перебудив этим заявлением остальную половину городка и заслужив уважение непрошеных гостей. Бетти потом всем растрепала, что спусковой крючок у двустволки заело ещё когда она принадлежала отцу Роджерса, и она, Бетти, использует эту никчемную груду металла как подпорку для двери.

Тина терпеливо ждала, пока лишившиеся второго дома погорельцы взберутся на лошадей, чтобы снова в тишине смотреть на луну и трепать себе нервы, когда очередной всплеск отборной брани показался ей до ужаса знакомым.

Холод катастрофически быстро распространился от многострадальных пальцев ног по всему телу, наследив мурашками. Тина затаила дыхание, вслушиваясь в звучный мужской голос с лёгкой хрипотцой и вспоминая, как этот самый голос звучно и с лёгкой хрипотцой говорил ей убираться вон из дома.

Сомнений не было: под её окном стоял Тесей Скамандер.

Прерия дышала ночной свежестью, едва слышно шелестя тонкими листками бизоновой травы. Галетты уже отцвели, оставив после себя сухие стебельки, грустно похрустывающие под копытами лошади. На горизонте неровным углами чернели очертания Скалистых гор, тёмными силуэтами возвышавшихся над Великими равнинами. Пахло землёй и травой, августовской печалью и ночным ветром, а если отъехать ещё дальше от Грин-Ривер, в воздухе разливался сладковатый запах цереуса.

Совсем рядом невнятно прокричал козодой, но Грейвс даже не шевельнулся, погруженный в собственные мысли. Поводья расслабленно лежали в жёстких пальцах, лошадь мерно хрустела стебельками. Вокруг неслышно витал аромат равнинных кактусов.

До Ривертона была всего пара дней пути, но дорога вела через Арапахо, в котором засел Джонни Ринго, весьма не жаловавший ни шерифов, ни ганфайтеров, о чём свидетельствовали две ни разу не пустовавшие виселицы на въезде в город.

Из этого следовал вопрос: а как, собственно, доехала Лита? И последующее заключение: она не была ни шерифом, ни ганфайтером. Но она была девушкой, и исключительно хорошенькой девушкой, которая не доехала бы от Ривертона до Грин-Ривер даже в том случае, если бы Ринго не существовал, а дорога была бы выстлана незабудками. Одинокие молодые девушки на дорогах Вайоминга — да и всего Запада, чего уж там, — были как масляная лампа для мотыльков-однодневок. Вот только мотыльки были при оружии, а масляные лампы предпочитали сидеть дома.

Лита врала.

Грейвс на мгновение стиснул поводья в пальцах, а потом снова отпустил. Лошадь, прядая ушами, вопросительно качнула мордой, и Грейвс автоматически потрепал её по холке, успокаивая.

Второй вопрос: зачем? Лицо Литы не значилось ни в одной розыскной бумажке; Грейвс пересмотрел их все, благо женщин в розыске было совсем немного. Большинство ганфайтеров охотилось на Белль Старр, оставшиеся рыскали в поисках Ржавой Рокси и Мередит Янг. Были ещё сёстры-аферистки Голдштейн, но они промышляли в Колорадо, а их портретного описания не было вовсе. Да и сестры рядом с Литой Грейвс как-то не приметил.

На ум приходил ещё один вариант, который Грейвсу совершенно не нравился; даже больше, чем версия о преступной стезе Литы.

Лита была замужем. Несчастливый брак, который она не могла расторгнуть по своей воле и была вынуждена бежать. С одной стороны — совершенно приемлемый вариант. С другой — Лита нравилась Грейвсу, а ухаживать за замужними дамами было не в его принципах.

Снова заухал козодой, вспугивая ночных бабочек. Грейвс помотал головой, взъерошил отросшие за месяц волосы и глубоко вздохнул.

Последние десять дней были сущим кошмаром. Разоренный Рок-Спрингс, в котором вовсю похозяйничали пикани, а затем и мародёры подтянулись с окрестностей, как мухи на гнилое мясо, нуждался в новом шерифе, так как предыдущий, Сэм Диас, которого за глаза звали Мексиканцем, сгорел заживо в кабаке во время атаки на город. А выборы шерифа в довольно большом городе были делом долгим: собрать кандидатов в трезвом виде, собрать горожан, подвести итоги голосования, снова собрать горожан, исключить любую возможность драки между кандидатами, как было на выборах шерифа Форт-Коллинса, когда Дерек Уайт просто перестрелял соперников, автоматически выиграл и тут же объявил покойников в розыск за нападение на шерифа. Пока всё это спустили на тормоза, восстанавливая разгромленный город, и Грейвс был вынужден работать на два фронта, так как ну а кто ж ещё?

Второй головной болью было ограбление поезда с оружием. Найдя тело Алого, Грейвс сразу понял, что это дело рук не индейцев. Хотя бы потому, что мозги Алого вышибла пуля, а не стрела, пропитанная ядом. Кто-то ещё вел игру, но наведываться в Синклер, где и был, судя по всему, ограблен поезд, Грейвс не спешил: его собственная голова всё ещё оставалась самой драгоценной частью тела, и идея ехать в Синклер через прерию не способствовала сохранению головы в целом состоянии.

В конце концов, ему ещё надо было выяснить, что за загадочная девушка, называющая себя Литой, жила на втором этаже оружейного магазина, куда он пристроил её в первый день её появления в Грин-Ривер, основательно поговорив с дядюшкой Барнсом и объяснив ему, что девушкам надо помогать, а также дав ему два доллара, что и послужило причиной окончательного положительного решения дядюшки.

Неподалёку завыл койот, и Грейвс решил, что пора возвращаться. Ночные прогулки успокаивали и вносили некоторую ясность в мысли, но встреча со стаей луговых волков способствовала совершенно обратному. Он тронул поводья, и лошадь послушно побрела обратно к городу, светящимися окнами выделявшемуся на фоне темноты.

Грин-Ривер был маленьким и, чего уж там, довольно паршивым городком, но Грейвс всегда испытывал к нему необъяснимую теплоту. Как старый дырявый плед, который давно пора выбросить, но ты всё равно каждый раз, садясь у камина, накидываешь его на ноги, привычно поглаживая выцветшую шерсть. Грейвс подумал, что если ему предложат должность шерифа Рок-Спрингс, он откажется, ни минуты не думая об обратном.

Он уже подъезжал к кривой табличке с прибитыми буквами, кое-как складывающимися в название города, когда из «Заката у камня» высыпала целая толпа гогочущих ковбоев из Рок-Спрингс. Подъехав чуть ближе, Грейвс окинул их взглядом, выискивая неизменных участников драк, которые были постоянными обитателями кутузки. Его узнали; кто-то махнул рукой с бутылкой, случайно разбив её о коновязь, вызвав громкий поток довольно изобретательной ругани: слава о Робе Нельсоне, который ругался так, что сам сатана с завистью смотрел из ада, давно достигла апофеоза, когда о нём написали в окружной газетёнке, в шутку назвав его местной достопримечательностью.

Грейвс бросил быстрый взгляд на окно второго этажа оружейного магазина. Интересно, спит ли Лита?

У одного из ковбоев сорвалось стремя, и он, чуть не сверзившись на землю, с чувством выругался, колоритно разбавляя голос лёгкой хрипотцой. Грейвс чуть прищурился, приглядываясь: нет, не ошибся. Тесей Скамандер. Вернулся из Форт-Коллинса? Выгоревшие рыжие волосы в свете тусклого уличного фонаря над баром казались живой медью, кудрями улёгшейся вокруг тонкого лица, оправдывая данное ему прозвище — Медный Тесей. Один смельчак тройку лет назад обозвал его Тесси, за что получил недобрую ухмылку и пулю промеж бровей — чуть позже. Свидетелей не нашлось, но только дурак отрицал бы то, чьих рук это было дело.

Ходили слухи, что младшего брата Тесея, Ньютона, окрутила одна из сестричек Голдштейн, да так, что остались у Ньютона только панталоны да чемодан, но слухами земля полнится, а спрашивать подробности у Тесея Грейвсу не особо хотелось. Голова — это драгоценность, и Грейвс её берёг изо всех сил.

Он снова посмотрел на приоткрытое окно. За стеклом, едва различимая в темноте, стояла Лита, не отводящая глаз от Тесея.

Синклер был небольшим, но уютным торговым городом, удачно расположившимся на пересечении нескольких железнодорожных путей. Рядом с путями блестело чистейшее озеро, которое отчего-то было без названия, поэтому его, особо не заморачиваясь, звали просто Озером. Озеро красиво отражало небосвод, мягкими волнами оглаживало песчаный берег, послушно холодело зимой и прекрасно хранило трупы, которые туда скидывали банды юга Вайоминга.

Гриндевальд стоял на прогнившем деревянном причале и смотрел, как над тёмной гладью Озера проносятся блестящие стрекозы. Рядом с причалом двое его помощников загружали тело судьи Хейза в лодку, уже закончив приматывать к обмякшим ногам веревку с грузом. Гриндевальд думал, что Хейз виноват сам; честным судьям на Диком Западе делать нечего, и Хейз это прекрасно знал. Предупреждён — значит вооружён. Хейз был вооружен до ушей. Но всё равно, всё равно продолжил гнуть свою линию, поэтому Гриндевальду оставалось только пожать плечами и пустить ему пулю в лоб — из того новенького револьвера, что оказался в одной из коробок, которые его люди вынесли из эшелона, идущего из Солт-Лейк-Сити.

Из этого же револьвера он собирался прикончить чёртову Голдштейн, которая ускользнула из-под его колпака буквально в последние секунды. Единственная и неповторимая Тина Будь-Она-Проклята Голдштейн, мошенница и коварная предательница.

Гриндевальд поморщился и прикрыл глаза. Одно лишь воспоминание о Голдштейн вызывало у него приступ стискивающей сердце ненависти.

Я убью её, в который раз подумал он. Это была единственная успокаивающая мысль.

— Всё готово, сэр, — сказал ему Гарри, стоя на сиденье лодки. — Отправлять в последний путь?

Гарри казалось, что эта фраза очень смешная. Окружающие так не думали.

Гриндевальд кивнул, и Уилл оттолкнул лодку с Гарри и с телом Хейза от берега. Обратно в этой лодке вернётся только один, а у местных рыб сегодня будет знатный ужин. Гриндевальд бы не удивился, если бы узнал, что в Озере водятся самые большие рыбы на севере Штатов.

Одновременно с тем, как лодка, покачиваясь на мелких волнах, двинулась к центру Озера под мерные взмахи вёслами, у железнодорожной станции Грин-Ривер со стуком, скрипом и жутким скрежетом остановился небольшой почтовый поезд, из которого выпрыгнул невысокий юркий мальчуган с толстым бумажным пакетом. Эшелон, выпустив густую струю чёрного дыма, гулко клокотал, будто с нетерпением ожидая продолжения бега по рельсам прерии. Изначально этот состав предназначался для перевозки товаров, но после шести ограблений за один месяц руководством Чикагской Железнодорожной Компании было принято решение создать специальные почтовые поезда, которые не нуждались в охране — письма бандитам были не нужны. Конечно, хотя бы пару раз за весь путь внутрь запрыгивал какой-нибудь головорез, но, увидев жёлтые конверты, разочарованно покидал поезд, на прощание пнув машиниста. В целом, убытки не прекратились, но зато хотя бы половина писем исправно доставлялась по назначению.

Мальчишка, быстрым жестом пригладив чёрные пряди, спрыгнул с перрона, чертыхнулся, попав ногой прямо в лошадиное дерьмо, и вприпрыжку направился к главной улице Грин-Ривер, на ходу насвистывая услышанную от машиниста песенку про бравого ковбоя Билла Хикока.

— Эй, Бэрбоун! — он оглянулся на окрик, придерживая пакет подмышкой.

Грейвс сидел на крыльце своего офиса, скручивая самокрутку. Он приветливо махнул курьеру, и тот тут же опустился рядом с ним, отложив пакет в сторону и нарочито медленно доставая из кармана дешевенький портсигар.

— Ого, джентльменом заделался? — с наигранным уважением поинтересовался Грейвс, насмешливо наблюдая за мальчуганом.

Тот вздёрнул подбородок и выпрямил спину, изображая, по его представлениям, поведение джентльмена

— Именно так, сэр, — чопорно произнёс Бэрбоун, но сразу же снова опустил плечи и откинулся на локтях, чиркнув спичкой и затянувшись. — Спёр у Якоба, пока тот дрых, — пояснил он, выдыхая сизый дым.

— Побьёт он тебя когда-нибудь, — качнул головой Грейвс, в свою очередь поджигая кончик самодельной папироски.

— Не догонит, он же толстый, — беззлобно отозвался Бэрбоун, вглядываясь в ярко-голубое небо. — Слышали новость, Хейза из Элк-Маунтин таки укокошили, — он снова затянулся, придерживая сигарету покрытыми тонкими шрамами желтоватыми пальцами с обломанными ногтями. — Само собой, в газете он пропал без вести, но все же знают, что к чему... — горький дым быстро рассеивался в чистом воздухе, будто раздираемый на части кислородом.

Грейвс вздохнул, тоже откидываясь назад и опираясь спиной о скрипнувшую балку. Одним честным судьёй меньше. Одним спрятанным трупом больше. Жизнь явно не собиралась меняться к лучшему. Она вообще не собиралась меняться.

— Когда-нибудь этому придёт конец, — пробормотал Грейвс скорее для себя, но Бэрбоун всё прекрасно расслышал.

— Понятное дело, скоро и остальных перестреляют, — согласился он и повертел сигарету в пальцах. — Ковальски курит какую-то дрянь, неудивительно, что он такой чудик, — проворчал он, но, немного подумав, снова затянулся: выбрасывать недокуренную сигарету он считал святотатством.

Грейвс скосил глаза на Бэрбоуна, глядя, как тот выпускает сизые колечки дыма, беззаботно вглядываясь в небесную синь. Ковальски, начальник почтового отделения Денвера, с которым Грейвс был знаком ещё со времен президентства Милларда Филлмора, мир его праху, как-то рассказал ему историю забитого парнишки на попечении фанатичной владелицы сиротского приюта, одержимой идеей искоренения злых духов, которые, по её словам, избрали своими носителями чернокожих. Проблем от Мэри Лу было немного, только шумиха да листовки на улицах, однако несчастных сирот она не щадила.

Её тело с переломанной шеей нашли в подвале приюта, куда вела узкая длинная лестница. Сироты пожимали плечами и плохо справлялись со счастливым выражением на лице. На такой лестнице упасть — раз плюнуть. Да ещё и в темноте. Власти Денвера махнули рукой и распихали малолетних беспризорников по производствам. Бэрбоун попал на почту к Ковальски и теперь исправно катался на поезде туда-обратно и развозил письма, доводя машинистов до белого каления своими шуточками.

Грейвс потушил окурок о балку и щелчком пальцев отправил его в канаву. На улице уже становилось жарковато; утренняя прохлада давно испарилась, росой оставшись на растущей в тени зданий траве. Санчес уехал в Рок-Спрингс, прихватив с собой бутылку бурбона, так что Грейвс ждал его ближе к вечеру. Пара ковбоев привычно ошивалась рядом с «Закатом у камня», разглядывая стоящую на балконе Блонди с тонкой сигаретой в красивых пальцах. Блонди смотрела на оружейный магазин и явно не слышала грязных шуточек ковбоев, кружащих под её балконом.

— Говорят, рядом с Синклером ободрали поезд с оружием из Солт-Лейк, — настала очередь Бэрбоуна смотреть на Грейвса. — Как липку. Всё вынесли, — он пристально следил за лицом шерифа. — Это правда? — будто невзначай закончил он, но Грейвс прекрасно знал, что внутри Бэрбоун сгорал от любопытства.

Поэтому он не стал ни отрицать, ни подтверждать. Он щёлкнул Бэрбоуна по носу и ухмыльнулся, когда тот резко отдёрнул голову.

— Знаешь, от чего кошка сдохла? — Грейвс подмигнул и достал из нагрудного кармана ещё одну самокрутку.

Бэрбоун пробурчал что-то нелестное и потянулся за пакетом.

— Новые ориентировки? — Грейвс с интересом взял протянутый пакет. — Или миссис Росс снова шлёт своей дочери прабабушкины рецепты?

Послышался гудок поезда. Бэрбоун поднялся на ноги и широко зевнул, блеснув белыми зубами. Худой и нескладный, с всклокоченными смоляными волосами, он напоминал нахохлившегося воробья, и Грейвсу вдруг захотелось сказать ему что-нибудь одобрительное, но это был Бэрбоун, который ответил бы очередной колкостью, а потом рассказывал бы каждому встречному, что у шерифа Грин-Ривер поехала крыша.

— Пойду, а то поезд без меня укатит, — он потянулся и снова зевнул, пнув ногой маленький камушек. Камушек попал в ногу Грейвса. Бэрбоун хмыкнул.

— Иди-иди, — Грейвс кивнул ему, открывая пакет. — Надеюсь, следующая новость не будет о том, как одного вертлявого курьера придушили за неподобающее поведение с представителем властей.

Бэрбоун ухмыльнулся и уже намеревался проделать путь обратно до нетерпеливо гудевшего эшелона, когда вдруг замер, дожидаясь, пока Грейвс вопросительно поднимет брови, глядя на него.

— Там есть одно письмо, шеф, — начал он, явно не зная, как продолжить. — Для какой-то Литы, — Грейвс напрягся, слушая. — Оно вроде как из Ривертона, но будь я проклят, если мне его подкинули не в Денвере.

Грейвс качнул головой, принимая к сведению. Бэрбоун ещё секунду постоял, покачиваясь на мысках, потом пнул ещё один камушек и неспешно направился к станции, по пути доставая портсигар.

Грейвс провожал взглядом его подпрыгивающую худощавую фигурку, пока Бэрбоун не скрылся за поворотом. Через пару минут послышался ещё один гудок поезда, и над станцией взметнулся столп дыма. Скрежет сменился стуком колёс, и поезд понёсся дальше, по направлению к Солт-Лейк-Сити, унося с собой тонконогого мальчугана с исполосованными шрамами руками.

Грейвс сидел на тонконогой табуретке и с ненавистью сверлил взглядом измятый конверт. Солнце уже успело скатиться с зенита, а он всё думал, сомневался и злился. Думал о Лите, сомневался в Лите и злился на себя.

Открывать или нет?

Как джентльмен — а Грейвс считал себя практически единственным представителем таковых на Западе, — он точно знал ответ. Но как шериф понимал, что этот ответ не подходит. Письмо, что сейчас покоилось в конверте, могло прояснить донельзя мутную историю с Литой; письмо не стало бы врать, как врала Лита.

— Да будь всё проклято! — Грейвс вскочил на ноги и в сердцах пнул табуретку. Жалобно заскрипев, у неё отвалилась ножка, но сама табуретка мужественно продолжила стоять. Грейвс мрачно смерил её взглядом и провёл ладонью по колючей щеке, потирая подбородок.

Душный воздух маревом плавал по офису, лениво заплывая в лёгкие. Где-то вдалеке периодически ржала лошадь — Бедняк Пит снова учил своего мальца кататься верхом. Мерно гудели мухи, кружа под потолком в поисках пищи.

Светлый конверт прожигал столешницу, не давая покоя Грейвсу.

Денвер. Если Бэрбоун был прав — а он, скорее всего, и был, — кто-то писал Лите из Колорадо. Но кто? И почему тогда в адресной строчке значился Ривертон? Для поддержания легенды? Значит, у Литы был сообщник — или помощник.

Если Лита приехала из Денвера, то всё могло оказаться куда сложнее. И чтобы это понять, он должен был прочитать чужое письмо.

Грейвс цокнул языком и постучал пальцами по столу. Муха задумчиво присела ему на плечо, но тут же умчалась прочь, подгоняемая приглушенным ругательством. Табуретка едва слышно поскрипывала, будто жалуясь на нелёгкую долю.

Мне тоже тяжело, вообще-то, раздражённо подумал Грейвс и стёр капли пота со лба.

Раньше он частенько наведывался в Денвер. Не только к Ковальски; в Денвере жила Пиквери — его подруга детства и вообще очень хороший человек с красивым, но нелюбимым ею именем. Они росли на соседних улицах, ходили в одну школу и даже однажды вместе подрались с главным хулиганом района. Неравная схватка закончилась выдранной прядью волос Пиквери и разбитым глазом Грейвса, но зато у задиры отсутствовал передний зуб, что не шло ни в какое сравнение с утерянной прядкой и синяком. Они воровали маленькие кислые яблоки с соседского двора, бегали под дождём за свежим хлебом и один раз чуть не поцеловались, но в самый ответственный момент Пиквери хихикнула, и Грейвс, не удержавшись, засмеялся вслед. Позже, спустя много лет, Грейвс думал, как же хорошо, что между ними была только крепкая, проверенная годами дружба, не испорченная ничем боле.

Грейвс переехал в казавшийся тогда перспективным Грин-Ривер и стал помощником шерифа, а после и шерифом. Пиквери уехала в Нью-Йорк в юридическую школу, а потом, уже судьёй, вернулась в Денвер. Впрочем, вернулась она не одна: теперь с ней были тонкие сигареты, снисходительная полуулыбка и любовь к подаркам от подсудимых. Грейвсу не нравилась новая Пиквери, но с ним она вела себе точно так же, как и до отъезда, поэтому он закрывал глаза буквально на всё, пока не случилось то, что случилось.

Пиквери украла Обскур.

Точнее, конечно, украли сёстры Голдштейн, эти пронырливые воровки, постоянно ускользающие из трясущихся рук местного правосудия. Пиквери всего лишь создала необходимые условия — и попалась, не успев выскользнуть из закрывающейся клетки облавы. Грейвс был на её слушании. На первом, втором и даже на третьем, хотя третье уже было без надобности: все и так знали, что оправдательного приговора не бывать, как снега в июле. Все вопросы о сёстрах она игнорировала, сурово стискивая губы, и прокурор с досадой чесал лысеющую макушку: премии за поимку двух преступниц ему явно было не видать.

Сейчас Пиквери прохлаждалась в просторной камере каменной тюрьмы Денвера, ожидая то ли повторного суда по апелляции, то ли ещё чего-то — Грейвс уже и не помнил. Но одно он знал точно: на свободе остались Голдштейн, виновные в краже ничуть не меньше Пиквери.

Грейвс искренне считал, что даже больше.

Письмо продолжало раздражать. Мухи сочувственно жужжали, но сокращать расстояние до волос Грейвса не решались. Он снова потёр подбородок и, решив, что тратить нервные клетки на такую ерунду просто смешно, сжал в пальцах конверт и решительно направился к оружейному.

Узкие ступеньки жалобно заскрипели, поочередно прогибаясь под его весом. Грейвс на секунду замер перед дверью, рассматривая облупившуюся краску и проговаривая про себя продуманный диалог. В нём он с уверенной усмешкой протягивал Лите конверт и пристально наблюдал за её вмиг изменившимся лицом, а после парой профессиональных фраз добивался от неё чистосердечного признания. В чём именно должна была признаться Лита, Грейвс додумать не успел: стоило ему поднять руку, чтобы постучаться, створка открылась, и он увидел Литу.

Лита выглядела усталой и невыспавшейся. Собранные в хвост волосы подчёркивали овал лица, под внимательными карими глазами красовались синие полукруги. Царапина на шее совсем зажила, оставив после себя едва заметный розовый след.

Грейвс вдруг понял, что он всё ещё молчит.

— Доброго дня, — с расстановкой произнёс он, стараясь придать голосу светское выражение. — Куда-то собрались? — добавил он, немного подумав.

Лита прищурилась и скрестила руки на груди.

— Это допрос? — почти вызывающе произнесла она, вскинув брови.

Грейвс на мгновение растерялся.

— Это воспитание, — он машинально сжал в пальцах конверт и в этот момент вспомнил о письме. — Вам, — он протянул Лите конверт, но та продолжала недоверчиво смотреть на него, — Из Ривертона...

На лице Литы мелькнуло непонятное выражение, и она резким движением вырвала письмо из руки Грейвса. Мгновение она разглядывала тонкие буквы адреса, а потом снова подняла взгляд на Грейвса. Теперь в её глазах явно читался страх.

— Вы... вы прочли его? — она сделала небольшой шажок вперёд, вглядываясь в его лицо. Между её бровями появилась тонкая морщинка.

— Оно адресовано вам, — галантно отозвался Грейвс и добавил про себя, что только мысль о Лите его и остановила.

Лита выглядела растерянной. Она сжала в тонких пальцах конверт, снова вглядываясь в полустершиеся буквы. Грейвс смотрел на изгиб её шеи, на плавные линии ключиц, и очень не хотел уходить.

— Если вам нужна помощь... — как можно мягче начал он, и на короткое мгновение ему показалось, что она согласится.

— Спасибо, что отдали письмо, шериф, — Лита выпрямила спину и посмотрела куда-то сквозь него. — Хорошего дня, — она демонстративно взялась за ручку двери и выжидающе поджала губы.

Грейвс, помедлив, кивнул и сделал шаг назад, позволив створке захлопнуться прямо перед ним. Он знал, что Лита продолжала стоять на том же самом месте, выжидая, пока он уйдёт. Смотря под ноги, он спустился вниз и вышел на улицу. Горизонт заволокли тучи, но духота продолжала нависать над прерией. Низко летали редкие птицы, в доме Роджерсов громко скандалила Бетти.

Грейвс привалился спиной к деревянной колонне и прикрыл глаза. Предстояло кое-что обдумать, и ему очень не хотелось этого делать.

Когда Лита всем своим видом показывала, что ему пора, Грейвс ненароком заметил висящую на дверце гардероба серую накидку. Обычнейшую серую накидку, которые продавались тут и там; удобные и прочные.

Вот только каёмка у накидки была белой. А у самого края шёл неровный шов, будто её пытались заштопать.

Обычное дело, если бы не одно "но".

На месте последнего преступления сестёр Голдштейн был найден клок серой ткани с белой каймой.

Правосудие на Диком Западе было вещью довольно эфемерной и, надо признать, субъективной, но законы всё-таки существовали, а значит, выполнять их тоже было необходимо. Кое-как, путаясь, называя не те номера статей, но выполнять. Были ещё правила, похожие на законы, но отличавшиеся тем, что как раз их жители прерий выполняли почти безоговорочно. Правил, этаких своеобразных «нельзя», было немного, но даже самый отъявленный мародёр знал, что если сжечь местный бар, то лучше в округе не показываться, а как максимум — менять штат. И не потому, что статья под номером 28.02, а потому, что это — правило.

Грейвс всегда считался и с законами, и с правилами. Про него говорили, что шериф из него образцовый, хоть и порой чересчур суровый. Про него вообще говорили не так уж и много, чтобы можно было составить однозначное впечатление — или найти рычаги давления, чем и пыталась заняться Тина на протяжении нескольких дней. Чёртова накидка, которую она забыла убрать с глаз долой в покосившийся шкаф, который иногда грустно скрипел по ночам, теперь окончательно лишила её спокойствия — а точнее, это сделал хмурый взгляд шерифа, которым он наградил Тину перед тем, как она захлопнула перед ним дверь.

То, что Грейвс не дурак, было понятно с самого начала. То, что он до сих пор не сложил два и два, оставалось загадкой. С другой стороны, Тина понятия не имела, кем приходится ему пойманная Пиквери, так что, вполне возможно, для него эти два и два были фрагментами из двух разных головоломок.

Солнце нещадно пожирало кислород, и духота в её комнатушке стала окончательно невыносимой. Тина быстро поправила волосы, бросила взгляд на пепельницу, в которой пеплом хранились остатки весьма компрометирующего письма, и, закашлявшись от внезапно поднявшийся в воздух пыли, выскользнула за дверь.

Тишину на улице можно было потрогать рукой: она вплеталась в жаркое марево и пульсирующе отдавалась в барабанных перепонках. Тина вытерла рукавом тут же заструившийся по виску пот, прокляла ни в чём не повинное платье, бросила косой взгляд в сторону «Заката у камня» и замерла, заметив на балконе Куинни. Сестра меланхолично курила тонкую сигаретку, сбрасывая пепел на крутившегося около входа ковбоя. Ковбой периодически выкрикивал пошлости, а Куинни доставала следующую сигарету. Тина вздохнула, чуть склонив голову на бок и наблюдая за тем, как ковбой с бранью стряхивает пепел с узкополой коричневой шляпы.

— Вы знакомы? — Она вздрогнула, резко разворачиваясь в сторону тягучего голоса.

Грейвс стоял в дверях оружейного магазина, окидывая Тину пристальным взглядом. Две верхние пуговицы его светлой рубашки из грубой ткани были расстегнуты, обнажая кусочек загорелой груди. Шляпу он держал в руках, а на кожаном потёртом жилете тускло поблёскивала шестиконечная звезда.

Тина посмотрела в тёмно-карие глаза, потом безо всякого стеснения перевела взгляд на тонкие губы, потом — на ямочку между ключицами, которая едва заметно блестела от пота.

— По-моему, тут все знакомы с Блонди, — отозвалась она, медленно поднимая взгляд обратно к его глазам. Ей нравились такие мужчины. Честные. Сильные. На которых можно было положиться.

Сразу же вспомнился бесформенный Ньютон, и она удержалась от того, чтобы скривить губы в усмешке. Чёртов рыжий мямля запорол идеально построенный план своей навязчивой любовью и безграничным желанием помочь, даже если не просят. Хотя, если быть до конца честной, только из-за Ньюта взрывной, но глубоко в душе сильно привязанный к братишке Тесей не прострелил ей голову и не сдал властям. А он мог. И очень, очень этого хотел — ещё никогда и никто так не ненавидел Тину, как ненавидел Тесей, и эта ненависть буквально выплёскивалась наружу, становясь ядом, которым он наполнил свои слова, в последний раз обращаясь к Тине.

Мимо лениво пролетела муха, едва не врезавшись в толстую поддерживающую балку. Грейвс ловким жестом надел на голову шляпу, приминая смоляные волосы. Тина попыталась найти в его глазах искры интереса, которые так здорово описывались в затёртых книжонках, но вместо этого она приметила только тонкий шрам у самого уголка глаза.

— Она тут тоже не так уж и давно, — будто невзначай заметил Грейвс, и вот в этот момент его глаза отчётливо блеснули.

Тина пожала плечами. Шериф явно ждал от неё слёзного признания, но Тина плевать хотела на эту дурацкую игру в «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Она почти сразу поняла, что её шаткая легенда разнесётся по всей прерии от одного более-менее уверенного дуновения, а когда в уравнении одной из переменных оказался совсем не переменный Грейвс, это стало лишь вопросом времени.

Единственное, что её если и не удивляло, то сильно интересовало, так это то, почему, чёрт возьми, она всё ещё не в наручниках?

Она откинула со взмокшего лба прядь волос, заметив, что Грейвс проследил взглядом за её движением. Он что, ждал, что она выхватит револьвер и начнёт палить в него?

— У вас тут всегда такая жара? — наконец спросила она, почти не симулируя мученические нотки в голосе.

Казалось, что мозг медленно, но верно спекался; по спине уже давно бежали ручейки пота, впитываясь в недостаточно лёгкую ткань поношенного платья. Впрочем, в комнате было гораздо хуже, и возвращаться туда до вечера Тина не собиралась.

— Говорят, в тюрьмах Денвера довольно прохладно, — Грейвс цепко смотрел на неё, и Тина напряглась.

В голове сразу же защёлкал план действий. Выхватить револьвер из потайного кармана. Забрать оружие у шерифа. Прострелить ему ногу. Зайти в магазин. Вытрясти из дядюшки Барнса хотя бы десятку долларов. Выйти из магазина. Подниматься наверх нет времени, сразу же пойти к привязи у бара — там всегда стояла пара лошадей. Но что делать с Куинни?..

Тина медленно потянулась к карману, когда Грейвс вдруг мимолётно улыбнулся, на секунду обнажив пару морщинок в углах рта, и Тина вдруг расслабилась, опустив руку. Было в Грейвсе что-то обнадёживающее; что-то, от чего она почти что впервые в жизни почувствовала себя в безопасности, несмотря на то, что полуспекшийся мозг усердно кричал о том, что, вообще-то, он — шериф, он арестовывает преступников, а ты, Тина, самая настоящая преступница, ориентировки на которую разосланы по всем штатам.

Грейвс вздохнул и коснулся шляпы. Вдалеке хлопнула дверь — это Куинни ушла с балкона, оставив незадачливого ковбоя одиноко стоять под окном.

— Вчера заезжал паренёк с интересной татуировкой, — сказал Грейвс и посмотрел в сторону своего офиса. — Спрашивал о высокой темноволосой красотке с царапиной на шее.

Ещё одна муха вылетела из магазина и, покружив в горячем воздухе, вернулась обратно. Тина, не выказывая никаких признаков беспокойства, молча ждала продолжения.

— Я сказал, что если бы у нас в краях и появлялись темноволосые красотки, то я бы узнал об этом первым, — губы Грейвса снова прорезала быстрая улыбка, на этот раз задержавшись чуть ли не на пару секунд.

Может, у него в глазах и не было искр, но он поступил именно так, как поступил в своё время Ньютон.

Тина немного подумала, а потом благодарно улыбнулась в ответ.