Вся правда о Драко Малфое (гет)

— Ты помнишь о своем предназначении, Драко?

Юноша в непокорном жесте вскинул голову, посмотрел гордо и прямо в глаза стоящему напротив получеловеку — полу-пресмыкающемуся.

— Конечно, мой Лорд, я помню.

— Ты помнишь о том, кто ты такой? — спросил змееподобный Лорд.

— Я — Пожиратель смерти, мой Лорд, — с достоинством ответил юноша.

Темный Лорд нахмурился, сделал шаг в сторону. За его спиной открылась полутемная зала, освещенная редкими факелами. На каменном полу, влажном, грязном, замшелом, кто-то лежал. Юноша сразу узнал ее по золотым волосам и изящному изгибу руки. Хоть она и была измождена, грязна и одета в лохмотья, но ни на секунду не потеряла своего царственного великолепия. Она по-прежнему оставалась его матерью и самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо знал.

— Зачем Вы мучаете ее? — проглотив комок, подступивший к горлу, спросил юноша. — Я же обещал. Я выполню все, что должен. Не мучайте ее!

— О, ну раз ты так просишь, — Темный Лорд воздел руки к темному потолку и прошипел подобно гадюке, — Круцио!

Женщина закричала, тело ее изогнулось от невыносимой боли. Юноша зажал ладонями уши, но избавиться от крика не мог — он звучал внутри, в голове, от него не было спасения.

— Прошу Вас! — закричал Драко. — Не мучайте ее! За что?! Я же выполняю ваше приказание! Я клянусь честью Малфоев, клянусь всем, что у меня есть, жизнью своей клянусь, что сделаю все, только не мучайте ее! Отпустите ее, прошу Вас! Лучше я. Лучше меня мучайте! Пусть мне прожжет насквозь руку, только оставьте ЕЕ в покое!!!

Темный Лорд прекратил пытку и с любопытством взглянул на юношу.

— Я думал, ты умный мальчик, Драко, — под сводами потолка прошелестели, как сухие листья, слова Лорда. — Думал, после нашей встречи на Рождество ты поймешь, что пора поторопиться. Но ты не спешишь, нет, не спешишь. Как же заставить тебя понять, Драко? Как?

— Я понял! — вскрикнул Драко. — Я все понял, мой Лорд! Я сделаю все!

— А может, наказать тебя?

Драко в ужасе отшатнулся. Лицо Темного Лорда, похожее на гротескную маску, изменилось: посветлела кожа, черты лица сделались приятнее, глаза потеряли багровый оттенок, вдруг превратившись в светлые, отливающие сталью; выделились скулы, обозначились круги под глазами, лицо обрамили светлые спутанные волосы…

— Отец?!

— Ты не слушаешься, Драко, — голосом Люциуса сказал Лорд. — Тебя следует наказать. Боюсь, закрыть тебя в темном подвале снова не получится, да и ты уже слишком вырос, чтобы бояться такого наказания. Что же мне делать, Драко?

— Отец… — губы юноши задрожали.

— Посмотри, во что я превратился, сынок, — Люциус схватился за свою тюремную робу, притянул ее к лицу юноши. — Что стало со мной, с могучим лордом Малфоем! Как низко пала наша семья, вынужденная принимать у себя грязнокровок и осквернителей крови вроде этих Уизли с их инспекциями! Неужели ты хочешь, чтобы это продолжалось?

— Нет… — прошептал Драко, отступая. — Нет…

— Неужели ты не хочешь, чтобы твой отец вышел, наконец, оттуда, где его ждет неминуемая смерть, где по капле вытекает из него душа?

— Хочу…

— Тогда почему ты медлишь?! — взревел Люциус, и в его голосе прозвучало шипение разъяренной кобры. — Почему не выполнишь приказ Темного Лорда?! Почему приходится напоминать тебе об этом раз за разом? Ты, наверное, забыл, как важно то, что ты должен сделать?

— Я помню, отец… — голос Драко дрожал.

— А может, у тебя есть какие-то другие дела, еще более важные, чем то, что тебе поручил Темный Лорд? Может, ты занят чем-то другим? О чем ты думаешь, Драко? Откройся, расскажи мне, о чем ты думаешь?

— Ни о чем, отец, — поспешно ответил юноша, изо всех сил пытаясь поставить мысленный блок. — Ни о чем, кроме задания.

Люциус исчез так же внезапно, как появился.

Губы Волдеморта искривились в подобие улыбки, Темный Лорд взглянул юноше в глаза, отчего у того по спине побежали мурашки. Красные глаза-щелки с вертикальными зрачками. Они становились все больше, заслоняя собою весь мир вокруг, вбирая в себя свет и тепло. И казалось, что уже никогда в жизни он не увидит ничего, кроме этих глаз, пронзительных, гипнотизирующих, подчиняющих, отнимающих все мысли… Эти глаза проникали в самую душу, всматривались в самые ее темные и секретные уголки, угадывали самые затаенные и безумные желания. Они проникали все глубже и глубже, выискивая, высматривая, допытываясь, докапываясь. Юноша пытался бороться, пытался укрыться, зажмуриться, отвернуться, сбежать — невозможно. От взгляда опасных змеиных глаз нельзя было спрятаться. Нельзя было утаить ничего. И вот из тумана сознания, откуда-то из глубины сердца, из серой пелены мутных образов начал вырисовываться один, более яркий, чем другие. Вот он обрел четкие очертания, придвинулся к самому лицу. И юноша увидел девушку, веселую, смеющуюся звонко. Девушку с книжками в сумке, с книжками в руках, с чернильным пятном на манжете рубашки, с синей черточкой на разрумянившейся щеке. Девушку с встрепанными каштановыми кудрями, с ясными глазами, бронзовыми, медовыми, теплыми, совсем не такими, как у него самого…

— Нет!!! — вскрикнул Драко и отшатнулся.

В пространстве вокруг раздался хохот. Он грохотал отовсюду, подавлял, уничтожал. Хохот был похож на лай собачей своры, на уханье филина, сидящего ночью на перекладине виселицы. От этого звука дыбом вставали волосы, а сердце застывало в предчувствии неминуемой беды.

— Вот, значит, как? Значит, это из-за глупой девчонки, Драко? Из-за девчонки ты не желаешь выполнять мою волю?

— Нет… Нет! Нет!!!

— Она же грязнокровка, Драко! Разве тебе не противно прикасаться к ней? Она же падаль, грязь! Она того не стоит.

— Нет… не надо… нет…

— Я избавлю тебя от сомнений, Драко! Я помогу тебе, — Лорд продолжал смеяться, потешаясь над юношей. — Позволь мне исполнить роль твоего доброго наставника и помочь во всем разобраться, Драко. Я все сделаю, как только ты выполнишь свою работу. Обещаю, все пройдет быстро и совершенно незаметно для тебя. Я даже не буду ее мучить, хотя это и представляется весьма заманчивым. Она умрет быстро, это я тебе гарантирую!

— НЕЕЕЕЕТ!!!

Шаг первый…

— Ты чего орешь, Драко?

Винсент Крэбб, заспанный и злой, сидел на краю кровати Малфоя и тряс того за плечо.

— Винс?.. — прохрипел севшим голосом Драко, глядя на своего «телохранителя».

— Проснулся, наконец-то! — хмыкнул Крэбб. — А то я уж думал, ты весь факультет перебудишь.

— Я… кричал? — в ужасе прошептал Драко и приподнялся на локте.

Шаг второй…

Он сел в кровати и всмотрелся в окружающую его темноту. Он был в своей комнате в подземелье, в этом не было сомнения. Тускло мерцает зажженная Крэббом масляная лампа, ее трепещущий огонек отражается от деревянных полированных столбиков кровати, от влажных стен подземелья, выхватывает из темноты краешек полога над кроватью и угол стола… Но что-то не так. Что-то его тревожит… а ему совсем не нравится, когда происходит что-то необъяснимое. Может, он увидел что-то во сне?

Шаг третий…

Драко попытался вспомнить свой сон и не смог. В голове стояла каша. Мысли путались и разбегались, как перепуганные тараканы по углам. Перед глазами плясали цветные пятна, искры, круги, фейерверки… Драко схватился руками за голову. Движение принесло новое ощущение — влажность. Он вспотел. Не просто вспотел, а был мокрым с ног до головы, словно перед тем, как лечь спать, окунулся в бассейн. Или бассейн вылили на него уже в кровати… Простыни были влажными и неприятно холодили кожу. Вот то самое странное чувство. Тот самый дискомфорт, который он ощутил, как только проснулся. Он не любил мокрой одежды. Он вообще не любил какого-либо рода раздражения собственного тела. Поэтому и предпочитал мягкие ткани, как в одежде, так и в постельном белье. Мокрые, ставшие жесткими простыни выводили его из себя. Драко откинул одеяло в сторону и встал.

— Ты куда? — спросил Крэбб, насупившись.

— Проветрюсь, — бросил Драко, натянул мантию и вышел в гостиную.

Тяжелые бронзовые часы на каминной полке показывали половину пятого утра. Драко поежился, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, засевшего где-то между ребер. Что же все-таки случилось? Почему он чувствует себя так, будто только что повстречался с толпой дементоров, и каждый из них приложился к губам Драко жадным поцелуем?

Шаг четвертый…

Юноша сел в просторное кресло и уставился в пустоту перед собой. Мысли смешивались, не могли прийти в порядок, перескакивали с одного на друге. Драко долго пытался вспомнить свой странный сон, из-за которого, по словам Крэбба, он кричал. Но только когда глаза его начали слипаться, окончательно осознал, что сейчас бесполезно пытаться в чем-то разобраться. Тут же вспомнилась Гермиона, такая разумная, вдумчивая. У нее всегда есть ответы на все вопросы, а если и нет, то спустя несколько часов добровольного заточения в библиотеке она их обязательно найдет.

— Гермиона… — одними губами прошептал Драко. Улыбнулся, откинул голову на спинку кресла.

Шаг пятый…

Все, произошедшее за последние дни, было слишком ярким, стремительным, слишком сладким, слишком упоительным и новым, слишком волнующим, будоражащим кровь, дурманящим сознание, слишком радостным и слишком хорошим, чтобы быть правдой. Драко Малфой и Гермиона Грейнджер. Слизеринский принц и безродная грязнокровка. Пожиратель смерти и правая рука Гарри Поттера. Высокомерный, самонадеянный плут и добродушная, честная, правильная всезнайка. Лед и пламя… они были на разных полюсах, и поэтому дополняли друг друга. Но они не должны были быть вместе. Они просто не имели права быть вместе. И умом Драко это осознавал. Но, о, Мерлин, как же редко в последнее время юный слизеринец стал прислушиваться к голосу разума!

— Гермиона, — повторил Драко, словно надеясь, что она откликнется и придет, чтобы поддержать его.

И тут он вспомнил. Вспомнил свой сон до мельчайших подробностей. Вспомнил каждую складку мантии Лорда, каждую прожилку в стальных глазах отца, каждый камень в темнице матери… И ЕЕ. Ее смех, волосы, перепачканные чернилами руки.

— О, Мерлин! — прошептал Драко, чувствуя, как спина вновь покрывается крупным холодным потом. — Он теперь все знает!..

Пропасть…

* * *

Слезы ручьем текли в немытую раковину с потеками ржавчины. В мутном зеркале отражалось припухшее заплаканное лицо с покрасневшими глазами.

— Ну, не надо так убиваться! — щебетала Плакса Миртл, порхая вокруг юноши, склонившегося над умывальником. — Все пройдет, дорогой, все пройдет. Рано или поздно все умирают, вот, как я, например, — Миртл театрально вздохнула с подвыванием и перепорхнула к окну.

Драко стиснул зубы, сжал края раковины так, что заболели ладони. Слезы все текли, не останавливаясь. Он ничего не мог с собой поделать.

— Все-о-о-о прохо-о-одит, — заголосила Миртл, сидя на подоконнике. — Рано иль поздно все проходи-и-ит… Как мухи лю-у-у-ди мрут…

Драко взвыл, захлебываясь слезами. Он задыхался, погибал, он не знал, что делать.

— Я не могу… — простонал он неистово. — Я не могу этого сделать!

— Чего ты не можешь сделать, дорогой мой? — подала голос Миртл.

Драко замотал головой из стороны в сторону. Плечи его ходили ходуном, грудь беспрерывно вздымалась, ему не хватало воздуха.

— Что-то плохое должно случиться, я это чувствую, — сказала Миртл печально. — Правда?

— Я не могу сделать того, о чем он меня попросил! — вскрикнул Драко, ни к кому не обращаясь. Скорее, ему просто нужно было выговориться, а найти лучшего собеседника, чем призрак, он не сумел.

— Если не можешь — не делай, — пожала прозрачными плечами Миртл.

— Тогда он убьет меня! Меня, и моих родителей, и ее тоже убьет!!! О, Мерлин, ну, почему я не остановил все это раньше?!

В туалете для мальчиков наступила тишина, прерываемая только судорожными вздохами Драко. Миртл внимательно смотрела на своего собеседника, не решаясь ничего спрашивать. Наконец, он снова заговорил, захлебываясь слезами:

— Я не успею сделать его, не успею!.. Я уже рядом, я уже почти все приготовил!.. Но что-то не получается! Я не знаю, что! А теперь… теперь, когда я знаю… когда Он знает… Он убьет ее!!! Убьет ее!!! Я не могу этого сделать!..

— Прекрати! — взвизгнула Плакса Миртл. — Хватит говорить такие страшные слова! Что ты заладил: убьет, убьет?

— Потому что он убьет всех! — вскричал Драко. — Всех, кто не повинуется ему! Как только я сделаю то, что должен сделать! И ее — убьет. Ее в первую очередь! А если я не сделаю этого, он убьет ее еще скорее!!!

Тут очередной приступ рыданий подкатил к горлу и заставил Драко замолчать. Миртл сочувственно вздохнула.

— Знаешь, а ведь в смерти тоже есть что-то хорошее, — нараспев произнесла она. — Летаешь себе везде, где вздумается. Не хочется ни пить, ни есть, ни спать. Просто мечта!

Драко ничего не ответил. Сегодня утром он провел несколько часов, работая над поручением Темного Лорда и, как выяснилось, безрезультатно. С каждым днем надежда на счастливый исход миссии, порученной ему, становилась для Драко все более призрачной. К тому же в последнее время его мучили совсем не праздные сомнения. Душа его разрывалась на две половины, одна из которых все еще была чистокровно-Малфоевской, а вторая уже навсегда была связана с магглорожденной гриффиндоркой… И проще было отрубить себе обе руки, чем выбрать между семейным долгом и любовью.

О, Мерлин, если бы только можно было начать все сначала! Он никогда, ни за что на свете, ни за какие галеоны, ни по какой причине, пусть от этого даже и зависела бы успешность его миссии, не стал бы звать Гермиону в коридор восьмого этажа той злополучной ночью, когда они впервые оказались вдвоем в выручай-комнате.

А, может быть, лучше не стоило принимать Черную Метку?

Или совсем не рождаться, мистер Малфой.

* * *

Всю неделю после урока у Дамблдора Гарри ломал себе голову над двумя основными вопросами: как уломать Слизнорта поделиться своими подлинными воспоминаниями и как воспринимать те воспоминания, что Гарри увидел после ухода директора. Сказать по чести, Гарри даже не знал, какой из вопросов волновал его больше. Сначала он хотел поговорить с Гермионой напрямую, выяснить, что же такое ему довелось увидеть и почему это Малфой оказался с ней, Гермионой, в одной комнате в столь поздний час. Но потом понял, что такие вопросы с наскока не решаются, и отложил разбирательство до лучших времен, а пока что стал присматриваться к своей подруге и к злейшему врагу в надежде понять скрытый смысл того, что увидел в Омуте Памяти.

Поздним субботним вечером, сидя в гриффиндорской гостиной, Гарри по привычке перелистывал «Расширенный курс зельеварения», выискивая на страницах, испещренных убористым почерком Принца-полукровки, хоть что-то полезное, что могло пригодиться при разговоре со Слизнортом.

— Ничего ты там не найдешь, — твердо сказала Гермиона, по-прежнему недоброжелательно относящаяся к таинственному Принцу и его записям.

Гарри, Рон и Гермиона в окружении других еще не разошедшихся по постелям шестикурсников сидели у камина. Ребята в гостиной обсуждали объявление о дополнительных уроках трансгрессии, появившееся в гостиной после ужина. Гарри, которому все равно нельзя было проходить испытания до совершеннолетия, только что дописал прескучнейшую работу для Снейпа, Рон же до сих пор сопел и пыхтел над последним абзацем.

— Да говорю же тебе, Гарри, на этот раз Принц тебе ничем не поможет! — произнесла Гермиона раздраженно. — Заставить человека сделать что-то, что нужно тебе, против его воли можно только одним способом — с помощью заклятия Империус, а его использование незаконно…

— Спасибо, а то я как-то запамятовал, — не отрываясь от учебника, ответил Гарри. — Поэтому я и ищу что-то другое. Дамблдор говорил, что сыворотка правды в этом деле не поможет, но ведь может быть что-то еще, какое-то заклинание, зелье…

— Ты берешься за дело не с того конца, — сказала Гермиона. — Дамблдор считает, что только ты можешь раздобыть воспоминания Слизнорта, ты и никто другой. У тебя есть какой-то ключ к его памяти. А это значит, что никакие зелья или заклинания тут не помогут, ведь с помощью зелья любой справится…

— Как правильно пишется слово «агрессивный»? — вдруг встрял Рон, воюющий с пером и пергаментом.

Гермиона моментально переключилась на него, дав Гарри время поразмыслить над тем, что она сказала. Гарри украдкой взглянул на подругу, присмотрелся к ней. Вроде бы ничего странного, ничего необычного… Гермиона — она в любое время года Гермиона. Как всегда собранная, уверенная, все знающая. Эдакий мозговой центр их общей команды, Золотого Трио, как их за глаза называли в Хогвартсе. Ни выражение ее лица, ни жесты, ни голос — ничто не намекало на ее какие бы то ни было таинственные отношения со слизеринским хорьком. То, что Гермиону подвергли заклятию, тоже было весьма сомнительно, она вела себя совершенно естественно, невозмутимо, как всегда. Так в чем же дело? Что за страшную тайну скрывает лучшая подруга Гарри Поттера? Почему она оказалась в воспоминаниях слизеринца?

И тут в голове Гарри промелькнула кощунственная мысль: «А что, если это не его, а ЕЕ воспоминания?..»

Размышления Гарри прервал облегченный вздох Рона:

— Я люблю тебя, Гермиона!

Гарри вздрогнул и прислушался. Кажется, он что-то пропустил.

Гермиона порозовела, но ответила строго:

— Смотри, как бы тебя Лаванда не услышала.

— Да уж, постараюсь, — лениво протянул Рон, прикрывая рот ладонью. — Хотя, может и не стоит… может, она тогда меня бросит…

— Если ты хочешь с этим покончить, почему сам ее не бросишь? — спросил Гарри.

— Тебе-то самому кого-нибудь бросать приходилось, а? — недовольно пробормотал Рон. — Вы с Чжоу просто-напросто…

— Просто расстались, ты прав, — поспешно вставил Гарри. Разговор явно начал уходить в сторону.

«Может, это моя больная фантазия, и больше ничего? — подумал Гарри с тоской. — Может, я в самом деле вижу подвох там, где его нет? Гермиона и Рон… Они отличная пара. Она думала о нем в тех воспоминаниях… Да и у Рона все на лице написано. Успокойся, Гарри, расслабься. Тебе сейчас надо думать о том, как бы вывести Слизнорта на чистую воду…»

— …к тому же, кажется, мне нравится… м-м… другая девушка.

Гарри тряхнул головой, сбрасывая с себя странное оцепенение. Он пропустил часть разговора и теперь не знал, к чему это Рон выдал такое признание.

— Да? — спросил Гарри не столько удивленно, сколько заинтересованно. — И кто же?

— Вечно ты, Гарри… — нахмурился Рон, но не успел договорить.

В опустевшей гостиной раздалось громкое «Хлоп!»

Трое друзей, оказавшиеся самыми поздними полуночниками со всего факультета, одновременно вздрогнули. Гермиона взвизгнула, Рон неосторожно дернулся и залил весь свой пергамент чернилами, а Гарри воскликнул:

— Кричер!

Домовой эльф отвесил низкий поклон и проскрипел:

— Хозяин велел регулярно докладывать, чем занимается молодой Малфой, и потому Кричер пришел сообщить…

Хлоп! Рядом с Кричером возник Добби в съехавшем набекрень чехле для чайника на голове.

— Добби тоже помогал Гарри Поттеру! — пропищал он, возмущенно глядя на Кричера. — А Кричер должен предупреждать Добби, когда он отправляется к Гарри Поттеру, чтобы докладывать вместе!

— Что все это значит? — спросила Гермиона, все еще не оправившаяся от внезапного появления эльфов. — Что происходит, Гарри?

Гарри поколебался, прежде чем отвечать. Он не рассказал Гермионе, что приставил двух домовых эльфов следить за Малфоем, еще и потому, что знал — домовики для Гермионы были больной темой. Теперь же ему еще меньше хотелось об этом говорить, но обстоятельства вынуждали.

— Ну… — наконец, промямлил он. — Я попросил их приглядывать за Малфоем.

— Днем и ночью! — прокаркал Кричер.

— Добби не спал уже целую неделю, Гари Поттер! — похвастался эльф и слегка пошатнулся.

Гермиона возмущенно заговорила:

— Ты не спал, Добби? Гарри, ты же не приказывал им совсем не…

— Конечно, нет! — торопливо ответил Гарри. — Ты вполне можешь спать, Добби, идет? И все-таки, удалось вам хоть что-нибудь выяснить? — При этих словах Гарри бросил взгляд на Гермиону. Она выглядела возмущенной и растерянной. Возможно, эльфы помогут кое-что прояснить…

— Молодой Малфой вращается в обществе людей благородных, как то и подобает его чистой крови, — хрипло затараторил Кричер. — Обличием он напоминает мою хозяйку, манеры же его…

— Драко Малфой — дурной мальчишка! — сердито пропищал Добби. — Дурной мальчишка, который… который…

Тут Добби затрясся и метнулся к камину. Гарри, которому подобное было не в новинку, схватил домовика и крепко прижал к себе. Добби задергался, пытаясь вырваться, потом бессильно обмяк.

— Спасибо, Гарри Поттер, — пропыхтел он. — Добби все еще трудно говорить плохое о прежних хозяевах…

Гарри отпустил эльфа. Тот поправил свой колпак и вызывающе заявил, обращаясь к Кричеру:

— Но Кричер должен знать, что Драко Малфой — плохой хозяин для домовика!

— Да, да, о том, как ты любишь Малфоя, нам слушать не интересно, — сказал Гарри Кричеру. — Переходи-ка к тому, чем он занимается.

Кричер, выглядящий взбешенным, снова поклонился:

— Молодой Малфой питается в Большом зале, спит в спальне, посещает уроки по разнообразным…

— Добби, давай лучше ты, — перебил Кричера Гарри. — Он ходил в какие-нибудь места, где ему быть не следует?

— Гарри Поттер, сэр, — запищал Добби. — Добби ни разу не заметил, чтобы мальчик Малфой нарушал какие-нибудь правила, но при этом он старается укрываться от чужих глаз. Он регулярно посещает восьмой этаж…

Тут Гермиона вздрогнула. Едва заметно, но Гарри этого было достаточно. «Интересно…» — подумал он, продолжая, как ни в чем не бывало, слушать Добби.

-…в обществе многих других учеников, — продолжал эльф, — которые стоят на страже, пока он проникает…

— В выручай-комнату! — вдруг воскликнул Гарри и хлопнул себя по лбу «Расширенным курсом зельеварения». — Так вот куда он ускользает! Вот где творит… — Гарри бросил взгляд на Гермиону. — Что бы он там ни творил! Потому-то, готов биться об заклад, он и пропадает с Карты Мародеров! Если подумать, я же выручай-комнаты на ней никогда не видел!

— Может, мародеры не знали о ее существовании? — предположил Рон.

— Думаю, это часть ее магии, — проглотив комок, подступивший к горлу, сказала Гермиона. — Если тебе требуется, чтобы комната была ненаносимой на карту, такой она и станет.

— Добби, тебе удалось пробраться туда, выяснить, что там делает Малфой? — нетерпеливо спросил Гарри.

— Нет, Гарри Поттер, это невозможно, — ответил Добби.

— Правильно, невозможно, — сразу согласился с ним Гарри. — Но Малфой сумел в прошлом году пробраться туда, в нашу штаб-квартиру, значит, и я смогу проникнуть в выручай-комнату и проследить за ним, дело нехитрое.

— А вот я так не думаю, Гарри, — медленно заговорила Гермиона, и что-то в ее голосе насторожило юношу. — Малфой тогда в точности знал, как мы используем комнату. Дура Мариэтта проболталась. Ему нужно было, чтобы комната стала штаб-квартирой ОД, вот она и стала. А ты не знаешь, чем становится выручай-комната, когда в нее проникает Малфой, и просить ее превратиться в то, что тебе неизвестно, ты не можешь.

«Почему-то мне кажется, что ты знаешь ответ, Гермиона, — подумал Гарри. — Причем не понаслышке…»

— Что-нибудь придумаю, — сказал Гарри уверенно. — Блестящая работа, Добби.

— Кричер тоже неплохо поработал, — дружелюбно сказала Гермиона, но наглый эльф вместо благодарности возвел свои налитые кровью глаза к потолку и захрипел:

— Грязнокровка обращается к Кричеру, Кричер сделает вид, что совсем оглох…

— Катись отсюда! — рявкнул Гарри, и Кричер, отвесив последний поклон, трансгрессировал. — А тебе, Добби, лучше пойти немного поспать.

— Благодарю, Гарри Поттер, сэр! — радостно пискнул Добби и тоже исчез.

— Ну, что, неплохо, а? — с гордостью спросил Гарри, обращаясь к друзьям. — Мы знаем, куда скрывается Малфой, и теперь припрем его к стенке!

— Да, здорово, — уныло ответил Рон, пытаясь очистить свой пергамент от пролитых чернил. Гермиона тоже склонилась над его работой с волшебной палочкой.

— Интересно, что может значить «в обществе многих других учеников»? — поинтересовалась она, и Гарри мог поклясться, что в ее голосе сквозили плохо прикрытые сарказм и… ревность? — «Много» — это сколько? Ты ведь не думаешь, что он мог посвятить в свои дела кучу народа…

— Да, это странно, — нахмурился Гарри, потому что странным было не только заявление Гермионы, но и ее интонация. Гарри изо всех сил пытался не придавать этому значения, но ситуация складывалась все более и более любопытная. — Я, помнится, слышал, как Малфой ругался с Крэббом и говорил, что это, мол, не его, Крэбба, дело, чем там Малфой занимается. Что же он в таком случае говорит всем этим… всем этим…

Голос Гарри замер, юноша уставился на огонь. Головоломка начала складываться. Не хватало всего нескольких кусочков…

— Господи, ну я и дурак, — тихо произнес он. — Все же ясно, как день. В подземелье стоит здоровенная бочка! Он мог во время урока стянуть немного…

— Чего стянуть? — спросил Рон.

— Оборотного зелья. Малфой украл немного оборотного зелья, которое Слизнорт показывал нам на первом уроке зельеварения! И никакие «многие» ученики его не охраняют, просто Крэбб и Гойл, как обычно. Да, все сходится! — Гарри вскочил и начал расхаживать перед камином. — Оба достаточно тупы, чтобы делать то, что приказано и не задавать вопросов. Но Малфой не хочет, чтобы кто-то заметил, как они торчат возле выручай-комнаты, ну и заставляет дружков принимать оборотное зелье, чтобы они выглядели другими людьми… Те две девчушки, которых я видел с ним во время матча — ха! Крэбб и Гойл!

— Ты хочешь сказать, что девочка, которой я починила весы… — проговорила Гермиона.

— Конечно! — вскрикнул Гарри. — Малфой, наверное, сидел в это время в комнате…

Гарри… Прекрати! Остановись! Не надо!..

-…вот она и… постой, о ком это я? ОН уронил весы, чтобы предупредить Малфоя…

Гарри, замолчи! Заткнись, Гарри! Хватит!..

-…И та девчонка, что рассыпала жабью икру — тоже! Мы столько раз мимо него проходили и ничего не заметили!

Гарри! Пожалуйста! Прошу тебя! Довольно!..

— …Странно, что они не послали его куда подальше, — хохотнул Рон.

— Куда же они его пошлют, если он им Черную Метку показал? — спросил Гарри.

— Черная Метка, которой вы даже не видели, — скептически хмыкнула Гермиона, скатывая работу Рона, пока с ней не случилось еще чего-нибудь.

«Что значит «вы»? — подумал Гарри. — Такое впечатление, что она-то ее видела…»

— Увидим, — твердо сказал он, чувствуя, что теперь-то все получится как нельзя лучше. Все загадки будут решены, не будь он Гарри Поттером!

— Увидим, так увидим, — вставая и потягиваясь, сказала Гермиона. — Но только, Гарри, пока ты не распалился окончательно… Я все же не думаю, что тебе удастся проникнуть в выручай-комнату, не выяснив предварительно, что там внутри. И не думаю, что ты вправе забывать о том, чем должен заниматься, — о памяти Слизнорта. Спокойной ночи.

Как же ты влипла, Гермиона Грейнджер! О, Святые Небеса, как же сильно Я влипла!..

* * *

— Это не может продолжаться бесконечно, Драко.

Гермиона сидела на холодном каменном подоконнике в выручай-комнате и, поджав губы, нервно теребила рукав мантии. Лицо девушки выражало крайнее напряжение, словно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.

— Почему? — спросил юноша отстраненно, глубоко засунув руки в карманы мантии.

Гермиона прикусила губу, сдерживая рвущееся наружу оскорбление. «Спокойно, Гермиона Грейнджер, спокойно. Это всего лишь нервы. Держи себя в руках. Ругаться с Малфоем только потому, что распсиховалась — не лучшее средство от проблем…»

— Драко, я так больше не могу. Не могу постоянно лгать друзьям… Не могу скрывать от них все это…

— Что именно? — спросил Драко с ноткой раздражения в голосе. — Что мы с тобой встречаемся? Так мы, вроде бы, никогда и не встречались, разве нет? Может, что мы трахаемся время от времени? Что ж, это весьма интересно и захватывающе, я просто сплю и вижу, как Поттер наслаждается твоим рассказом во всех подробностях…

— Драко, прекрати! — взвизгнула Гермиона.

— Почему? — слизеринец изогнул брови в наигранном удивлении. — Ты же сама хотела «серьезно поговорить». Я, к твоему сведению, совершенно серьезен. Так чего ты не можешь скрывать от своих дружков-правдоискателей? Что влюбилась в меня, в заклятого врага, подонка, хорька, сукина сына или как там еще меня Поттер величает?

— Хватит, прошу тебя…

— Или то, что я, ко всему прочему, Пожиратель? Может, ты ЭТО хочешь рассказать? Но зачем же Поттеру? Чего уж там, иди сразу к Дамблдору, а лучше, к Скримджеру, глядишь, меня уже завтра упекут в Азкабан…

— Хватит!

Хлоп! Звонкая пощечина.

Драко от неожиданности пошатнулся и схватился рукой за щеку. С недоумением и злостью посмотрел на девушку. Гермиона, красная от гнева, дрожала мелкой дрожью, глаза ее были наполнены слезами.

— Что за… что ты себе позволяешь, Грейнджер?! — взорвался Драко.

— Прекрати говорить обо мне гадости! — в ответ закричала Гермиона, безуспешно пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Не смей даже думать о том, что я могу так поступить!!! Я не хочу от тебя такого слышать, Драко Малфой! Не желаю! Я думала, ты поймешь меня… думала… ты меня любишь… но ты… ты — такой же, как был, ты ни на йоту не изменился!.. И я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя, Малфой!..

Девушка, наконец, разрыдалась, продолжая между всхлипами выкрикивать: «Ненавижу тебя!..»

Драко притянул Гермиону к себе. Она сопротивлялась, упираясь руками в его грудь, пытаясь вывернуться, но Драко был настойчив. Он обнял девушку, прижал к себе, как самую большую драгоценность, начал нежно поглаживать ее по голове, тихо шепча:

— Успокойся. Успокойся, Гермиона. Все хорошо. Все хорошо, любимая моя, маленькая глупышка… Все будет хорошо… Прости меня… Прости за то, что я такая редкостная сволочь. За то, что ты меня полюбила. За то, что все так вышло… Прости меня…

Ты помнишь о своем предназначении, Драко?

— Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!

Драко стиснул зубы, глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок мысли. Плевать! Плевать на все и на всех! На Лорда, на Поттера, на Дамблдора, на отца, дементор бы их всех побрал!.. Он не может, не хочет, не должен ее отпускать! Она дорога ему. Он любит ее. Любит, как никого никогда не любил… И к чертям все семейные предрассудки, к чертям смертельную опасность, всеобщее недоверие, предназначение — к чертям все это! Они должны быть вместе и никто — слышите! — никто не посмеет помешать их счастью. Ни война, ни смерть, ни статус крови…

Она же грязнокровка, Драко! Разве тебе не противно прикасаться к ней? Она же падаль, грязь! Она того не стоит.

— Я люблю тебя, Гермиона… — зашептал Драко, прижимаясь губами к мягким каштановым волосам девушки. — Люблю, понимаешь? Люблю так сильно, что боюсь, как бы сердце не остановилось, когда я вижу, как тебе плохо… Так сильно, что готов заклясть даже Поттера, если он посмеет осуждать тебя… Я тебя люблю, Гермиона, люблю, милая моя, солнышко, люблю, слышишь? О, Мерлин, почему я не могу это объяснить?

Гермиона затихла в объятиях Драко, перестала даже всхлипывать от удивления.

— Я не знаю, что это, не знаю, почему… никогда раньше я не чувствовал ничего подобного… но мне больно от одной мысли о том, что ты перестанешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас… что я не смогу слушать твой голос, так тепло называющий меня по имени… Я люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!..

Она умрет быстро, это я тебе гарантирую!

Драко задрожал от нахлынувших воспоминаний, почувствовал, как к горлу подступает комок. Чувства полного бессилия, собственной никчемности и бесполезности обрушились на юношу, заставив его сердце болезненно сжаться. Драко сильнее прижал к себе Гермиону, словно желая раствориться в ней. Она была нужна ему. Ее голос, ее взгляд, ее смех, аромат ее волос, тепло ее тела. Она была спасительной соломинкой для его рассудка, тонущего в пучине страха. Но она ничем не могла ему помочь. Более того, над ней самой нависла смертельная опасность… Драко крепко зажмурился, сдерживая накатывающие слезы. Он не имеет права плакать в ее присутствии. Он не должен показывать свою слабость. Никогда…

— Драко… — прошептала Гермиона взволнованно. — Я не хотела… Я… это неправда. Я тебя не ненавижу. Просто… все так запуталось… и я… нервничаю, знаешь… мне тяжело с этим справляться… я думаю, тебе тоже нелегко. Прости. Я тоже тебя люблю. И мне все равно, что подумают мои друзья, если узнают. Мне плевать, что ты — Пожиратель. Ты ведь совсем-совсем не такой, правда? Я никогда тебя не оставлю. Скажи мне, что с тобой происходит, я помогу тебе… Я на все готова для тебя…

Она умрет быстро, это я тебе гарантирую!

Драко вдруг подхватил Гермиону на руки и перенес на кровать. У девушки перехватило дыхание.

— Мистер Малфой, что вы себе позволяете?.. — начала, было, она гневную тираду, но Драко поспешил занять ее губы поцелуем.

«Ведь я на самом деле люблю ее… Чертова Грейнджер!..»

Отстранившись от губ девушки, Драко начал неспеша расстегивать крючки на ее мантии. Гермиона сощурилась и, тепло улыбаясь, произнесла:

— Это, видимо, и есть та помощь, которую ты бы хотел от меня получить? Неужели тебе ничего больше от меня не нужно, Драко?

— Не говори глупостей, — фыркнул слизеринец. — Ты подрываешь мою веру в твой интеллект.

— Неужели? — Гермиона подалась вперед, начала покрывать поцелуями лицо Драко. — Кто-то, помнится, говорил, что невысокого мнения о моих умственных способностях…

— Для тебя это — больная тема, — усмехнулся Драко, стаскивая с Гермионы форменную рубашку.

— Так же, как для тебя — родовая честь и все в этом духе… — ответила Гермиона беззлобно. — У каждого есть болевые точки, Драко…

Девушка помогла юноше освободиться от его одежды, притянула к себе, заставив прижаться губами к ее нежной тонкой шее.

— Я знаю это… — прошептал Драко, целуя Гермиону. — Знаю лучше, чем кто-либо другой. Если ты не помнишь, еще полгода назад я отлично этим пользовался, — Драко спустился ниже, проводя дорожку поцелуев от шеи девушки к ее груди.

— Значит, теперь ты этого не делаешь? — спросила Гермиона, изгибаясь всем телом от невыносимой сладости, охватывающей ее.

— Нет.

— Значит, ты на самом деле любишь…

Драко не ответил. Он уже изнывал от желания. Не в силах больше ждать, он развел в стороны ноги девушки и вошел в нее.

Гермиона вскрикнула, зажмурилась.

— Прости… — зашептал Драко, целуя ее закрытые глаза. — Прости, я… так неосторожен…

— Ничего, — ответила Гермиона. — Все в порядке, Драко. Все хорошо…

Гермиона сама подалась навстречу Драко, заставив того содрогнуться от наслаждения. Повинуясь нарастающему желанию, юноша начал двигаться, с каждой минутой все быстрее, неистовее. Гермиона, постанывая от наслаждения, отвечала ему.

— Гермиона… — шептал Драко полубессознательно. — О, Боже, Гермиона, что же ты со мной делаешь?..

Гермиона вцепилась ногтями в его напряженные плечи. Из уст Малфоя вырвался низкий грудной стон.

— Я люблю тебя, Драко Малфой, — зашептала Гермиона пересохшими губами.

Драко тут же поймал ее губы, накрыл их своим влажным горячим ртом. Гермиона задрожала. Движения их были беспорядочны, словно все происходило впервые. Они никак не могли подстроиться друг под друга, каждый хотел большего… Одно неосторожное движение — Драко выскользнул из ее пылающего лона. Гермиона недовольно застонала.

— Прости, — то ли прошептал, то ли прохрипел он и сразу, одним резким движением вернулся в нее.

У девушки перехватило дыхание. Казалось, внутри взорвался фейерверк, нестерпимая сладость заполнила низ живота.

Гермиона обхватила бедра Драко ногами, прижала его к себе, заставив проникнуть еще глубже в нее, и остановилась. Драко непонимающе — жалобно взглянул на нее затуманенными страстью, от этого почти черными глазами.

— В чем дело, милая? — спросил он хрипло.

Она почувствовала, как он дрожит, и невольно улыбнулась.

— Ни в чем… — ответила она полушепотом. — Просто я хочу, чтобы ты побыл рядом. Просто рядом… Хочу почувствовать тебя в себе…

Драко понимающе кивнул и прижался взмокшим лбом к ее щеке. Гермиона запустила свои чуткие пальцы в его светлые волосы — их серебряный дождь тут же коснулся ее лица. Она почувствовала, как внутри нее нарастает наслаждение, словно огромная волна, катящаяся из глубин океана на берег. Через несколько секунд сладостный спазм сжал ее лоно.

Драко почти закричал:

— Гер…ми…она!!!

Она смогла только застонать в ответ.

Он не мог выдержать этой сладкой пытки. Толчок! Один! Другой! Все быстрее и быстрее!.. Она отвечала ему, вместе с ним ускоряя темп… Еще! Еще!.. Вот… сейчас… Драко содрогался всем телом и глухо стонал, подаваясь вперед, подталкивая ее своими бедрами. Яростно, быстро… Раз! Другой! Третий! Еще! Еще! Сильнее!!!

Гермиона стонала, кусая губы, выгибалась дугой под его сильным разгоряченным телом.

— Драко! О, Драко!.. Ах!.. Ммм.. Да! Боже мой, да!.. Да, любимый!.. Только не останавливайся… только не останавливайся…

Он и не собирался. Он был в огне. Чувствовал, как рвется из груди сердце. Слышал собственное хриплое, тяжелое дыхание…

«Нет, не так быстро, мистер Малфой! Ты сделаешь это! Ты заставишь ее испытать то, что ощущаешь ты…»

Драко почувствовал накатывающую волну удовольствия, но заставил себя сдержаться. Несколько раз глубоко вздохнул, стараясь хоть немного умерить бушующее внутри пламя, не останавливаясь и не ослабляя своего натиска. Гермиона стонала и извивалась под ним, разметав по белоснежным подушкам вихрь каштановых прядей. Боже! Какое же это наслаждение — смотреть, как ее охватывает страсть, видеть ее полузакрытые глаза, слышать громкие глубокие стоны из ее уст… Чувствовать, как ее плоть конвульсивно сжимается вокруг его… Да!.. Вот… так!.. Еще! Еще!.. Да, любимая! Да!!!

Гермиона закричала. Волна нестерпимого сладострастия накрыла ее в один миг, сразу за ней — другая, еще сильнее. Внизу живота бушевал пожар. Мышцы мгновенно сжимались и расслаблялись, вызывая все новые взрывы оргазма…

Драко ощутил, как сильно сжалась Гермиона, и в ту же секунду услышал ее крик. Не видя смысла сдерживаться и дальше, юноша позволил наслаждению окутать себя. Оно пришло мгновенно, стоило только ослабить контроль над уже не слушающимся телом. Крупная дрожь пробежала по нему несколько раз. С низким стоном Драко, наконец, достиг оргазма… и сразу же, совершенно обессиленный, упал на разгоряченное тело девушки. Он еще чувствовал, как сокращается ее плоть — его, впрочем, тоже — но уже не мог осознавать действительность. Прижавшись к вздрагивающей Гермионе, он зарылся лицом в ее мягкие, приятно пахнущие волосы и закрыл глаза. Она лишила его всех сил. Но, Боже, это было до невозможности приятно!

Она пришла в себя через мгновение. Обняла его ослабевшими руками, пригладила растрепавшиеся влажные волосы. Он тяжело перевел дух и приподнялся над ней на локтях, заглянув в глубину ее карих глаз.

— Ты неподражаем, Малфой… — прошептала Гермиона, с обожанием глядя ему в глаза.

— Я знаю, Грейнджер, — ответил Драко с едва заметной улыбкой. — Ты тоже ничего.

— Мерзавец, — Гермиона не смогла сдержать улыбку.

— Я тоже тебя люблю, — сразу нашелся Драко, заставив ее улыбнуться еще шире.

— Я хочу быть с тобой, — сказала Гермиона с неожиданно промелькнувшей в голосе болью. — Хочу быть с тобой всегда… Просыпаться рядом с тобой каждое утро… засыпать каждую ночь… Драко?

— М-м? — он приподнял бровь, показывая, что он весь — внимание.

— Как ты смотришь на то, чтобы я родила тебе ребенка?

Вопрос сильно удивил Драко, если не сказать, ввел его в ступор. Правда, юноша решил отшутиться:

— Я бы сказал, мне еще рано думать о наследниках, Гермиона. Я еще так молод, у меня вся жизнь впереди! И потом, все эти пеленки, бутылочки, прогулочки с коляской… Это не для меня. Мне больше нравится квиддич. И ты.

— Я у тебя всегда на втором месте, — вздохнула Гермиона. — После квиддича, после уроков, после друзей и…

— Ну? — Драко нахмурился, ожидая продолжения. Он знал, чье имя чуть не сорвалось с ее губ, но хотел сам услышать это.

— Не важно, — покачала головой Гермиона и прикоснулась к его пылающей румянцем щеке. — Просто скажи, только серьезно, без твоих вечных шуток и насмешек — ты хотел бы, чтобы я была матерью твоих детей?

Драко почувствовал, как к горлу подкатил комок. «Еще бы я не хотел! Ты — единственная, кого я могу представить в этой роли!» — так и рвалось у него с языка, но он знал, что не может сказать ей этого. Не должен. Нельзя. Поэтому он отвел глаза и, поспешно поднявшись с девушки, сел на краю кровати.

Гермиона вздохнула. Она поняла все правильно. По крайней мере, так, как Драко хотел, чтобы она поняла.

— Это из-за них, да? — спросила Гермиона как-то совсем безнадежно. Драко захотелось перегрызть самому себе горло, чтобы только не слышать ТАКОГО ее голоса. — Из-за Гарри, Рона, всех остальных?

Драко почти незаметно кивнул:

— Главным образом да, — сказал он мрачно. — Они никогда не примут меня, ты это прекрасно знаешь. После всего, что я сделал… что мне пришлось сделать… этот ваш принцип праведного выбора… он не так-то прост, между прочим!..

— Значит, это еще и из-за Него, — сказала Гермиона. — Ты все еще боишься…

— Я не боюсь за себя, если ты об этом, — отчеканил Малфой холодно. — Я не трус, хотя твои дружки свято в этом убеждены. Да, я люблю себя, это очевидно, и скрывать не стоит. Но дело не во мне. Дело в… — он осекся. — Мне наплевать, умру я или выживу. Скорее первое, чем второе. Темный Лорд все равно рано или поздно найдет причину, чтобы избавиться от меня. От всей моей семьи… — голос Драко прервался. Он уткнулся отсутствующим взглядом в стену.

— Ты боишься за них? За мать и отца? — спросила Гермиона, зная ответ.

— Мой отец — мерзавец, не правда ли? — вместо ответа вдруг выдал Малфой. Гермиона вздрогнула от неожиданности. Чтобы Драко так отозвался о своем отце?..

— Не думаешь же ты, что я такой же непроходимый олух, как Уизли? — усмехнулся Драко. — Я прекрасно осознаю все хорошие и плохие стороны людей, окружающих меня. И не возвожу себе в кумиры тех, кто… в общем, никого. Да, я горжусь тем, что у меня такой отец. И я люблю его. Но это не мешает мне осознавать, что он действительно мерзавец.

Гермиона в замешательстве смотрела на Драко, не зная, что сказать. Протянув руку, она прикоснулась к его плечу. Драко напрягся, словно это прикосновение было ему неприятно.

— Он знает, — вдруг произнесла Гермиона. — Гарри знает о выручай-комнате.

Драко обернулся.

— Что именно? — спросил он резко, с долей страха в голосе.

— Он знает, что ты часто здесь бываешь, только это, — поспешно ответила Гермиона.

— Я надеюсь, это не…

— Нет, это не я сказала ему, — предупредив вопрос, сказала Гермиона. — Он сам узнал, правда, я не могу сказать, как, но…

— Спасибо, — произнес Драко тихо и, взяв руку Гермионы в свою, поцеловал ее маленькую ладошку. — Спасибо, что сказала. Ты ведь не обязана помогать мне. Тем более, если это касается твоих друзей…

— Будь осторожнее, Драко, — сказала Гермиона. — Пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул юноша. — Я буду осторожнее. Ты… ты тоже будь осторожнее.

— Что может со мной случиться? — попыталась отшутиться девушка, но, увидев выражение лица Драко, сразу нахмурилась. — Я всегда осторожна, Драко. Но…

— Просто пообещай мне! — вдруг вскрикнул Драко. Гермиона вздрогнула, испугавшись. — Пообещай, что не станешь ни во что вмешиваться, даже если твой драгоценный Поттер попросит тебя об этом! Пообещай, что не станешь лезть на рожон, что будешь в безопасности, Гермиона! Пообещай мне это сейчас, иначе я… — тут Драко смолк, притянул к себе девушку, уткнулся лицом в ее каштановые кудри.

Гермиона обняла возлюбленного и тихо сказала:

— Я не могу.

Драко молчал.

— Я не могу этого обещать, Драко, — повторила Гермиона еще тише, чувствуя, как сжимается сердце. — Я всегда буду помогать Гарри, какая бы помощь ему не потребовалась. Я готова отдать за него жизнь, ты же знаешь…

— Как я ненавижу чертова Поттера! — пробормотал Драко. — Этого чертова Дамблдора! Темного Лорда, и всю эту неразбериху, что из-за них творится!..

— Я понимаю, — Гермиона успокаивающе погладила Драко по спине. — Не переживай. Все рано или поздно закончится. Все будет хорошо, Драко. Обещаю.

— Я люблю тебя, Гермиона.

— Я тоже люблю тебя, Драко. И всегда буду любить. Что бы ни случилось. Это я тоже тебе обещаю.

* * *

Спустя две недели после невероятного открытия, сделанного Гарри Поттером при помощи домовых эльфов, трое друзей сидели во дворе школы и беседовали. Стояла по-летнему теплая, солнечная погода, двор изумрудным ковром устлала молоденькая травка, в воздухе носились первые бабочки. Настроение у всех студентов было приподнятое, и только Гарри был мрачнее тучи. В последнее время его все чаще преследовали неудачи: он никак не мог справиться с заданием, которое дал ему Дамблдор, а, кроме того, выяснить, чем же занимается в выручай-комнате Малфой, к которому Гарри намертво приклеился после памятного разговора с Добби и Кричером.

— В последний раз тебе говорю, забудь ты о Малфое, — твердо сказала Гермиона.

Она щурилась на солнце, сжимая в руках брошюрку «Трансгрессия: часто совершаемые ошибки и как их избежать». Такую же брошюрку теребил Рон, сидящий рядом с Гермионой. Сегодня после обеда обоим предстояло пройти испытания в Хогсмиде, и оба паниковали не на шутку. Из-за угла показалась какая-то девочка. Рон вздрогнул и попытался спрятаться за Гермиону.

— Это не Лаванда, — устало сообщила она.

— А, хорошо, — облегченно вздохнул Рон.

Девочка подошла к тому месту, где сидели друзья, и обратилась к Гарри:

— Гарри Поттер?

Гарри кивнул.

— Меня просили передать вам это, — и протянула Гарри маленький пергаментный свиток.

— Спасибо, — с упавшим сердцем Гарри принял свиток, рассчитывая увидеть в нем очередное приглашение на урок Дамблдора и уже заранее переживая. Едва девочка удалилась, он сказал: — Дамблдор говорил, что, пока я не добуду воспоминания, никаких уроков не будет!

— Может, его интересует, как продвигается твое дело? — предположила Гермиона.

Гарри пожал плечами и развернул свиток. Однако вместо аккуратного, похожего на женский, почерка Дамблдора увидел неопрятные каракули, к тому же наполовину скрывающиеся под большими пятнами расплывшихся чернил.

Это было письмо от Хагрида. Великан, видимо, обливаясь слезами, написал о смерти своего старого друга и подопечного — гигантского акромантула Арагога. Так же он приглашал (скорее, даже умолял) Гарри, Рона и Гермиону прийти сегодняшним вечером на погребение.

— Взгляните, — Гарри протянул прочитанное письмо друзьям.

— Господи, — вздохнула Гермиона, быстро просмотрев письмо и передала его Рону.

— Он спятил! — прочитав, воскликнул Рон. — Эта тварь предложила своим отпрыскам сожрать меня и Гарри! Угощайтесь, дескать! А теперь мы должны рыдать над ее кошмарной волосатой тушей?

— Дело не только в этом, — подхватила Гермиона. — Он просит нас поздно вечером выйти из замка, зная, что школа охраняется в миллион раз строже и что будет, если нас застукают.

— Но раньше мы ходили к нему в гости по вечерам, — возразил Гарри.

— Да, но не по такому же поводу! — ответила Гермиона. — Мы многим рисковали, когда Хагрид действительно нуждался в помощи, но, в конце концов, Арагог же умер. Если бы речь шла о его спасении…

— То я бы точно туда не пошел, — подвел итог Рон. — Ты его не видела, Гермиона. Поверь, мертвый он намного приятнее живого.

Гарри забрал пергамент и в раздумье уставился на него.

— Надеюсь, ты не собираешься туда пойти? — обеспокоенно спросила Гермиона.

— Чтобы схлопотать наказание? — хмыкнул Гарри. — Ну уж нет. Хагрид и без нас прекрасно справится с похоронами.

— Вот именно, — с облегчением ответила Гермиона. — Слушай, — добавила она вдруг. — Сегодня на зельеварении почти никого не будет, все уходят на испытания по трансгрессии. Может, попробуешь как-нибудь уломать Слизнорта?

— Думаешь, на пятьдесят седьмой раз мне улыбнется удача? — невесело усмехнулся Гарри.

— Удача! — воскликнул Рон. — Ну, точно! Гарри, вот оно — удача!

— В каком смысле?

— Воспользуйся зельем удачи, Гарри!

— Точно! Рон, точно! — потрясенно вскрикнула Гермиона. — Как же я сама не додумалась?!

Гарри уставился на друзей.

— «Феликс фелицис»? Ну, не знаю… я рассчитывал приберечь его для…

— Для чего? — взмахнула руками Гермиона. — Что может быть важнее этого воспоминания?!

Гарри молчал. В глубине его подсознания давно зрел таинственный план по использованию драгоценного зелья, и в этот план почему-то неизменно входила Джинни. Вот она порывает с Дином, а вот Рон поздравляет ее и Гарри с тем, что они теперь вместе… Гарри боялся признаться самому себе, что с радостью использовал бы зелье для того, чтобы завоевать девушку своей мечты…

— Гарри, да что с тобой? — спросила Гермиона взволнованно.

— А? Нет, нет, ничего. Все в порядке, — забормотал Гарри. — Я… если я не смогу разговорить Слизнорта на зельеварении, то, думаю, вечером придется использовать «Феликс фелицис». Да, пожалуй, так я и поступлю.

— Решено, — бодро сказала Гермиона, вставая. Раскинув руки, она совершила грациозный пируэт и произнесла при этом: — Нацеленность, настойчивость, неспешность…

— О, Мерлин, хватит! — взмолился Рон. — Меня уже тошнит от этого!..

Гарри усмехнулся, продолжая размышлять над новым, неожиданно появившимся планом по выведению Слизнорта на чистую воду. Вскоре прозвенел звонок. Рон и Гермиона, взволнованные до невозможности, отправились в Хогсмид на экзаменационные испытания по трансгрессии. Гарри же, пожелав им удачи, отправился на урок к Слизнорту, при этом на душе у него так же было неспокойно.

В подземелье у зельевара собралось всего трое учеников: Гарри, Эрни Макмиллан и Драко Малфой.

— Слишком молоды, чтобы проходить испытания? — добродушно хохотнул Слизнорт, увидев их. — Еще нет семнадцати?

Ребята покачали головами.

— Ну и пусть, — продолжал веселиться профессор. — Раз сегодня нас так мало, давайте развлечемся на славу. Пусть каждый из вас приготовит мне что-нибудь интересненькое!

— Отличная идея, профессор! — подхалимски потер руки Макмиллан.

Малфой даже не улыбнулся.

— В каком смысле «интересненькое»? — мрачно спросил он.

Гарри бросил на слизеринца удивленный взгляд. Что-то было не так. Малфой вел себя как-то иначе, не по-малфоевски. Он не стал подлизываться, как обычно, и его, похоже, вообще мало волновало происходящее. Что-то тут не так… в чем, интересно, дело?..

— Удивите меня чем-нибудь, — легкомысленно воскликнул Слизнорт в ответ.

Малфой, уткнулся в «Расширенный курс зельеварения» с крайне мрачной миной на лице. Гарри и это отметил. Было похоже, что Малфою совершенно наплевать на какое-то там зельеварение и на Слизнорта с его идеями. «Да уж, думаю, он охотнее отправился бы в выручай-комнату, чтобы обделывать там свои грязные делишки!» — подумал Гарри с желчью. Бросив взгляд на старого врага, Гарри отметил, что тот, кажется, похудел сильнее прежнего, кожа его приобрела явственный сероватый оттенок, а лицо осунулось и заострилось. Кроме того, в Малфое не осталось ничего от его былого нахальства, высокомерия и чванливости, той бравады, с которой он в «Хогвартс-экспрессе» хвастался миссией, возложенной на него Волдемортом. «И тут возможно лишь одно объяснение, — подумал Гарри, взбодрившись. — Какова бы ни была его миссия, дела, похоже, идут не совсем так, как на то рассчитывал Малфой. Если только это все никак не связано с

Гермионой…»

Гарри покачал головой, прогоняя навязчивую мысль, и сосредоточился на занятии. Он решил приготовить для Слизнорта нечто особенное: модифицированный Принцем-полукровкой эликсир Эйфории. С помощью этого эликсира Гарри рассчитывал расположить профессора к беседе. Но, увы, по окончании занятия Слизнорт, как обычно, выразив восторг по поводу успехов Гарри в зельеварении, поспешил скрыться от своего лучшего ученика, как только они остались в классе одни.

— Профессор! Профессор, вы не попробуете моего зе… — крикнул Гарри вслед удаляющемуся Слизнорту, но тот даже не обернулся.

«Делать нечего, — подумал Гарри с тоской, очищая свой котел от остатков зелья. — Видимо, придется откупорить «Феликс фелицис», как и советовал Рон. Возможно, мне удастся одним выстрелом убить двух зайцев — выведать тайну и Слизнорта, и Малфоя…»

С этой не совсем отрадной мыслью Гарри покинул опустевший кабинет.

* * *

Было около девяти вечера. Студенты и профессоры неспеша расходились по своим гостиным и спальням, последние завсегдатаи школьного двора, подгоняемые наступающими сумерками, спешили укрыться в стенах замка. Теплый оранжевый шар солнца катился за горизонт, озаряя половину неба мягким розовым светом. Наступала прохладная тишина, нарушаемая лишь шорохом молодых листочков на ветру да тихими вздохами древнего Леса.

Джинни Уизли возвращалась в гостиную факультета Гриффиндор в обществе своего возлюбленного Дина Томаса.

За ужином между влюбленными случилась размолвка. Как раз сегодня старший брат Джинни — Рон — провалил экзамен по трансгрессии. Вечером в Большом Зале за гриффиндорским столом все шумно обсуждали прошедшие испытания, а так же тех, кому их преодолеть не удалось.

— И всего-то половинка брови! — кипел от негодования Рон, набрасываясь на ужин. — Подумать только! Какая им разница? Подумаешь, оставил в пункте отправления крохотный кусочек! Но ведь это только ПОЛОВИНКА БРОВИ!!!

— Не кипятись, Рон, — успокаивала его Гермиона. — По-моему, инструктор к тебе просто придрался…

Дин не участвовал в дискуссии, но Джинни показалось, что ее «возлюбленный» как-то не слишком вежливо улыбается, скорее, даже усмехается над Роном.

— Ты что это? — сверкнула глазами рыжая колдунья. — Смеешься над моим братом?

— И в мыслях не было, — в ответ улыбнулся Дин.

Эта его невозмутимая ухмылочка вывела Джинни из себя. В последнее время она вообще невероятно быстро стала выходить из себя, особенно если дело касалось ее отношений с Дином.

— В мыслях не было? — прошипела Джинни ядовито. — Конечно, ты-то испытания сдал, молодец! Теперь можно перемыть косточки всем остальным, включая Рона, да?

— Джинни, что на тебя нашло? — нахмурился Дин. — Я не понимаю, почему ты постоянно ко мне придираешься? Может, я что-то делаю не так? Скажи мне…

— Да! — вспыхнула Джинни. — Ты все делаешь не так, Дин! Все! Я не голодна, пойду, прогуляюсь, пожалуй. Провожать меня не надо!

И, выскочив из-за стола, Джинни унеслась прочь из Большого Зала. Дин несколько секунд беспомощно оглядывал стол своего факультета, но, похоже, никто из ребят не заметил этой мгновенной ссоры. Вздохнув, гриффиндорец встал и отправился на поиски своей вспыльчивой девушки.

Он нашел Джинни на стадионе. Она сидела в первом ряду на трибуне Гриффиндора и смотрела на то, как медленно темнеет небо у нее над головой. Дин осторожно подошел к ней и сел рядом.

— Джинни, — позвал он.

Рыжая ведьмочка не шелохнулась. Глубоко вздохнув, Дин, так же, как она, поднял взгляд вверх, к небу.

— Что ты там видишь? — спросил он тихо.

— Небо, — спокойно ответила Джинни. — А ты что?

— А я… — Дин пожал плечами. — Не знаю. Бесконечность. Космос. Простор и свободу. А еще я начинаю чувствовать себя крошечной песчинкой в огромном, огромном мире…

— Какая чушь, — умиротворенно пробормотала Джинни.

— Пошли в школу, — сказал Дин, поднимаясь. — Становится холодно, ты можешь простудиться.

— Я? — Джинни с искренним удивлением посмотрела на Дина. — Простудиться? Ох, не смеши меня!

— И все равно, пойдем, — настойчиво повторил Дин.

Джинни пожала плечами и, встав с трибуны, последовала за Дином к дверям школы.

— Джинни, скажи, что происходит? — спросил Дин, когда они были на полпути ко входу.

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросила девушка.

— Не думай, что я ничего не понимаю, Джинни, — тяжело вздохнул Дин. — Ты в последнее время избегаешь меня. Часто сердишься из-за мелочей. Вот и сегодня…

— Дин! — тут же вспыхнула Джинни. — Прекрати этот допрос, если ты все еще дорожишь отношениями со мной.

— Конечно, дорожу, — растерялся парень.

— Тогда хватит! — разозлилась Джинни. — Ничего не случилось, ясно? Просто сегодня у меня тяжелый день, вот и все.

— Хорошо, — кивнул Дин, чувствуя, что сам начинает раздражаться. — У тебя был плохой день. А вчера? И позавчера? И неделю назад? Джинни, только не говори, что у тебя выдался трудный месяц, потому что это выше моего понимания!

— Тогда не задавай мне глупых вопросов, — фыркнула рыжая ведьма и ускорила шаг.

Дин нагнал ее только у подножия главной лестницы. До самого портрета Полной Дамы они вдвоем шли молча. Но едва Джинни переступила порог гостиной, как ее кто-то толкнул. Заскрипев зубами от раздражения, девушка накинулась на своего спутника:

— Не надо меня подталкивать, Дин. Вечно ты со своей помощью! Я прекрасно могу сама войти в гостиную и не споткнуться!

Тут терпение Дина лопнуло.

— Я тебя и пальцем не трогал, хватит валить на меня все шишки! — воскликнул он обиженно.

— Ах, так это я валю на тебя все шишки, просто так, да?! — вскипела от гнева Джинни. — Ты у нас такой белый и пушистый, просто лапочка! А я, выходит, от нечего делать пристаю к тебе со своими обвинениями?

— Выходит, что так! — в ответ огрызнулся Дин. — Я вообще не понимаю, что я такого сделал, что заслужил такое к себе отношение!!!

Джинни мгновенно покраснела. Уперев руки в бока, совершенно как Молли Уизли, Джинни набрала побольше воздуха в легкие, чтобы как следует отчитать Дина и показать ему, «кто в доме хозяин», но тут с площадки лестницы, ведущей в спальню мальчиков, раздался душераздирающий вопль:

— Ты просто мерзавец, Рональд! Я не позволю тебе так со мной поступать!..

Джинни узнала голос Лаванды Браун и удивленно обернулась. По лестнице поспешно спускался Рон, багровый от стыда, а за ним, истошно вереща, следовала Лаванда.

— Ты не посмеешь, Рональд! Остановись сейчас же! Не смей уходить! Посмотри мне в глаза, предатель! Как ты мог встречаться с этой («этой» Лаванда называла Гермиону) за моей спиной?! Ты… ты… бесстыжий ловелас! Я тебя ненавижу!!! О, Мерлин, как же я в тебе ошиблась! Стой, слышишь, стой! Я хочу высказать это тебе в лицо!!!

Гневные вопли Лаванды вместе с ней самой и с Роном исчезли за портретом. Джинни, опомнившись, повернулась к Дину. Тот от души смеялся, провожая взглядом незадачливого друга. Джинни тут же покраснела не хуже Рона, правда, от гнева.

— Ты опять?! — завопила она так, что Дин поперхнулся и тут же смолк. — Ты опять смеешься над ним?! Ты вечно смеешься над моими родственниками и друзьями! Они что, клоуны? Или ты думаешь, что ты намного лучше, чем они?!

— Джинни, я не…

— Хватит! Все, хватит, Дин! — бушевала Джинни. — Мне это просто надоело! Я устала от тебя, просто устала!

Дин замер с открытым ртом.

— Не смотри на меня так, — продолжала Джинни. — Да, ты не ослышался, я считаю, что нам нужно расстаться! Все, Дин, это конец. Прости, конечно, но между нами больше ничего не может быть…

— Джинни, — начал было оторопевший Дин, но девушка круто развернулась и, чтобы не выслушивать просьб или ругательств от парня, которого только что бросила, поспешила удалиться из гостиной.

Немного побродив по коридорам, посидев пару минут в пустом классе недалеко от гриффиндорской башни, Джинни подошла к портрету Полной Дамы и остановилась. Идти назад, туда, где ее будет ждать Дин и полчаса нервотрепки, ей совсем не хотелось. Куда идти, Джинни не знала, к тому же время было уже поздним, и за прогулки по школе можно было получить наказание. Поэтому, чтобы не попадаться на глаза преподавателям, Джинни решила не уходить далеко от родной гостиной. Она знала только одно безопасное место во всей школе, которое находилось сравнительно недалеко от башни Гриффиндора и могло бы послужить временным убежищем, где можно было посидеть в одиночестве и поразмыслить над случившимся.

Выручай-комната.

Не раздумывая долго, Джинни направилась в коридор восьмого этажа. В школе было уже тихо, факелы на стенах мерцали последним тусклым светом, едва освещая пространство вокруг себя. В отворенные окна влетал свежий весенний ветерок, принося с собой ночные запахи из Запретного Леса, с Черного Озера. Тишина и полумрак неотвратимо окутывали все вокруг бархатным пологом.

Ступая тихо, как кошка, Джинни прокралась к развилке коридоров, где открывалась выручай-комната, и остановилась. Ей показалось, она услышала чей-то шепот. Замерев у поворота коридора, Джинни прислушалась.

Так и есть. Кто-то опередил ее. Кто-то стоял у стены рядом с выручай-комнатой и разговаривал. Похоже, их было несколько. Джинни напрягла слух. Разговаривали двое. Прислушавшись, Джинни разобрала шепот:

— …просто нет сил, понимаешь? Нет никаких сил… все напрасно. Я устал. Так устал, что это не передать никакими словами. Только то, что ты рядом со мной, помогает мне.

— Боже, — отвечал другой голос. — Неужели ты не можешь сказать мне, что с тобой происходит? Мы бы что-нибудь придумали! Дамблдор что-нибудь придумал бы!

— Дамблдор! — саркастически усмехнулся первый голос. — Дамблдор — это всего лишь выживший из ума старик, что он может сделать?

Джинни узнала хорошо знакомую ей интонацию высокомерия. «Малфой!» — подумала она и уже решила уйти, не желая слушать его бессовестные обвинения в адрес своих друзей, но что-то заставило ее остановиться. Кажется, она услышала что-то знакомое… что-то такое…

— Поэтому я не могу доверять ему, Гермиона.

Джинни остолбенела, услышав имя подруги.

— Ты не прав, Драко, — в ответ прошептала Гермиона, еще сильнее поразив Джинни. — Дамблдор может помочь, если ты его попросишь. Он сможет защитить и тебя, и твоих родителей, поверь мне.

— Так же, как он защитил Блэка, да? — хмыкнул Малфой. — Или родителей Поттера? Или всех остальных, до которых Лорд сумел запросто добраться?

— Ты не прав, я думаю, что…

— Что мою семью проще всего будет упрятать в Азкабан, потому что уж там ей точно ничего не грозит такого, о чем бы не знал твой любимый Дамблдор! — огрызнулся Малфой. — Нет уж, увольте. Я справлюсь сам.

— Но…

— Хватит, Гермиона, прошу тебя, — твердо сказал Малфой. — Мы так редко видимся в последнее время. Я не хочу, чтобы время, которого у нас и так мало, уходило на эти пустые бесполезные разговоры. Понимаешь?

— Понимаю, — смиренно прошептала Гермиона.

В коридоре наступила тишина. Джинни, едва дыша от удивления и возмущения, в один миг переполнивших ее, прижалась к стене. В душе у девушки разразилась настоящая буря. Она не могла и не хотела понимать, что происходит. Да, она знала о том, что Гермиона влюблена в Малфоя, та сама сказала ей. Но Джинни не придала этому особого значения. Она знала, кто такой Малфой и была более чем уверена, что Гермионе не стоит даже надеяться на его расположение. К тому же Джинни провела с Гермионой «профилактическую беседу» по поводу Малфоя, его характера и последствий, которые могут ждать Гермиону, если она не выкинет его из головы. В тот раз Гермиона согласилась с Джинни, и у рыжей ведьмочки отлегло от сердца. Она решила, что все закончится само собой, понадеялась на благоразумие Гермионы, не стала вдаваться в подробности… И вот, пожалуйста!.. Получите подарочек…

Собрав все свое самообладание, Джинни невозмутимо, как скала, распрямилась и шагнула вперед, выходя из-за поворота коридора на свет факелов, как раз туда, где находились Гермиона и Малфой. И едва она сделала этот шаг, как вся ее невозмутимость мигом улетучилась: она увидела Малфоя, прижимающего к себе Гермиону в страстном поцелуе.

— Что… — пискнула Джинни на какой-то высокой ноте. Откашлялась, чтобы вернуть голосу твердость, и громко повторила, — Что здесь происходит?!

Малфой и Гермиона оторвались друг от друга и отпрыгнули в разные стороны, словно их растащили заклятьем. Наблюдать это было бы довольно забавно, если бы не выражения их лиц — затравленные, перепуганные, бледные. Гермиона уставилась на Джинни огромными, полными слез глазами; губы ее дрожали от страха и волнения. Малфой же сумел сохранить истинно малфоевское достоинство и уже через пару секунд выглядел таким же высокомерным хорьком, каким его всегда знала Джинни.

— Что здесь происходит? — повторила она. — Гермиона? Что это значит?..

— Джинни… — прошептала Гермиона, не в силах справиться с голосом.

Ей на помощь пришел Малфой.

— Чего тебе здесь надо, малявка Уизли? — спросил он с угрозой. — Иди куда шла.

— Заткнись, Малфой, — раздраженно ответила Джинни, начиная злиться. — Гермиона, ответь мне, неужели ты все-таки…

— Не смей затыкать мне рот, рыжая сучка! — прорычал Малфой, делая шаг в сторону Джинни. Та попятилась.

— Драко! — воскликнула Гермиона.

— Какое ей дело, что здесь происходит?! — не слыша, продолжал Малфой. — Катись к своему Поттеру, малявка! И вообще, почему это ты до сих пор не в своей постельке, а, Уизли? Берешь пример со своего ненаглядного? Хочешь отработку получить? Могу мигом тебе устроить!..

— Драко! — со слезами в голосе вскрикнула Гермиона.

— Вали, пока я не разозлился! — тут Малфой запустил руку в карман и вытащил волшебную палочку.

Джинни не заставила себя долго ждать.

— Экспеллиармус!

Малфой мастерски отразил сверкнувшее заклятье.

Гермиона бросилась к слизеринцу, пытаясь схватить его за руку. Но какой-то рычаг в мозгу Малфоя вдруг заклинило. Он словно перестал понимать, что происходит.

— Я тебе за все отомщу, тварь ползучая! — прошипел он с такой яростью, что у Гермионы волосы зашевелились от страха. — Инкарцеро!

— Протего! — взвизгнула Джинни, отскочив в сторону. — Ты спятил, урод! Что я тебе сделала?!

— Ты мерзкая тварь, — продолжал шипеть Малфой, размахивая палочкой. Во все стороны летели искры, Джинни едва успевала прикрываться Щитом, который с каждой секундой истончался все больше. — Ты получишь за все сполна!..

— Прекрати, Драко! — закричала в отчаянии Гермиона, бросаясь между Малфоем и Джинни.

В следующий миг заклинание Малфоя, отраженное Щитом Джинни, срикошетило прямо в спину Гермионы. Та вскрикнула и упала на пол без движения.

Малфой словно очнулся. Секунду он стоял, оцепеневший, над распростертым телом Гермионы, а затем, побледнев, как снег, кинулся к ней. У Джинни сердце на миг остановилось, кровь отлила от лица, внутри все похолодело, а затем она кинулась к своей подруге. Одновременно с Малфоем она вскрикнула:

— Гермиона!!!

— Что ты с ней сделал, выродок?! — заорала Джинни, наплевав на предосторожность.

— Не… не знаю… — залепетал Малфой, дрожащими руками ощупывая руку Гермионы. — Я… не помню… кажется… это было… Оглушающее заклятье…

— Ты просто маньяк! Тебя надо не то, что в Азкабан посадить! Тебя надо скормить Гигантскому Кальмару, ублюдок!!!

— Она жива… — прошептал Малфой, не обращая внимания на вопли Джинни. — Она дышит, сердце бьется…

— Ты, сукин сын, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!!! — от бешенства у Джинни все тряслось внутри, глаза метали искры. — Что ты о себе возомнил, кретин несчастный?! Думаешь, можешь вот так, запросто, швыряться во все стороны заклятьями?!

— О, Мерлин, пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо… — Малфой, закрыв глаза, прижал к себе бесчувственную Гермиону. — О, какой же я идиот! Какой же я придурок!!! Прости меня, милая, прости меня, прости, прости…

— Ты еще смеешь называть ее милой?! — взвилась Джинни. — Да если бы ты только знал, сколько она натерпелась от тебя всяких гадостей!!! Ты, надутый, самолюбивый хорек!!! Ты не имеешь права приближаться к ней, даже думать о ней, ты не достоин одного ее волоска, слышишь, ты?! Я тебя насквозь вижу, мерзавец! Ты не способен ни на что, кроме подлости! Что ты наплел ей, раз она в тебя влюбилась? Прикинулся пай-мальчиком, да?! Но меня тебе не провести, лицемерный ублюдок! Я задушу тебя голыми руками, клянусь! А как только Гарри узнает, что ты с ней сделал, он от тебя мокрого места не оставит!!!

— Ты же обещала, Джинни… — вдруг слабо прошептала Гермиона.

Джинни осеклась на полуслове. Гермиона пришла в себя и смотрела на подругу с укоризной.

— Ты же обещала, что ничего не расскажешь Гарри, — сказала она и попыталась подняться. Драко подхватил ее под руку, помогая встать.

— Гермиона… — вымученно протянула Джинни. Сегодняшний день отнял у нее все моральные силы, какие только были. — Ну, почему? Почему ты его защищаешь?! Он чуть не убил тебя!!!

Гермиона посмотрела на Малфоя с недоумением, и лицо ее исказилось от ужаса, когда она осознала, что несколько минут назад чуть не погибла. Драко виновато смотрел на нее и молчал. Он не знал, что может сказать в свое оправдание, да он и не умел просить прощения. Даже теперь он все еще оставался Малфоем.

— Джинни… — выдохнула Гермиона, переводя взгляд на подругу. — Я не знаю, как это все произошло, но я уверена, что этому есть объяснение… В последнее время Драко очень тяжело, что-то на него нашло… Но я уверена, он не хотел причинить нам вреда…

— Драко… — простонала Джинни в исступлении. — Ему тяжело!.. Что-то нашло… Гермиона, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Он хотел меня убить и тебя чуть не угробил!!! И ты хочешь, чтобы я молчала?!

— Да…

— Ты в своем уме, Гермиона? Он же маньяк! Он же тебя использует! Это Малфой, он всегда будет Малфоем, Гермиона!!! Что с тобой такое случилось, что ты потеряла голову? Ты же всегда была такой рассудительной, Гермиона! Ты же сама говорила, что между вами не может быть ничего, кроме вражды! Что произошло, Гермиона? Он тебя заколдовал? Опоил любовным зельем? Почему ты доверяешь ему? Почему защищаешь его? Гермиона, почему ты…

— Потому что я его люблю!!! — выкрикнула Гермиона.

В коридоре повисла звенящая тишина.

Джинни глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Драко как-то странно посмотрел на Гермиону, а затем обратился к Джинни.

— Ты права.

— Что? — не поняла рыжая ведьмочка.

— Ты права, — повторил Драко. — Во всем права.

— О чем ты говоришь?

— О том, что я такой, как ты сказала, Уизли, — Драко говорил спокойно, ни одна черточка на его лице не выдавала никаких признаков эмоций. Только глаза горели каким-то слишком уж ярким, искренним светом. — Я — мерзавец, сукин сын, маньяк, душегуб, надутый лицемерный кретин, самовлюбленный подлый хорек и все остальное, при этом меня это нисколько не беспокоит. Я это знаю. Ты это знаешь. И я больше чем уверен, что и Гермиона это знает. Только я не заколдовывал ее. Не поил никакими зельями. Не прикидывался пай-мальчиком. Я не виноват в том, что она меня выбрала. Не виноват в том, что я выбрал ее. Так получилось, понимаешь, Уизли? Просто ТАК ВЫШЛО.

Джинни исподлобья смотрела на Малфоя, пытаясь не сорваться снова. В голове ее не укладывалось все, что она услышала. Это было неправильно. Малфой не должен так говорить. Он же противный и мерзкий, как слизняк. Он не может быть таким откровенным и честным, просто не имеет права. Он же… Малфой…

— Это правда? — наконец, обратилась к Гермионе Джинни.

Гермиона только кивнула в ответ.

— И вы… давно вы… вместе? — Джинни прикладывала все усилия, чтобы не перейти на крик, поэтому голос ее немилосердно дрожал.

Гермиона посмотрела на Драко долгим взглядом, вздохнула и сказала:

— Не знаю, Джинни. Не могу сказать. Все очень сложно. Это не сразу произошло.

— Оно и понятно! — усмехнулась Джинни. — За пару дней ты вряд ли смогла бы так утрамбовать Малфоя.

— Что это значит? — нахмурился Драко. — Не заговаривайся, Уизли, никто меня не утрамбовывал.

— Прекратите, — тут же встряла Гермиона. — Не хватало, чтобы вы снова сцепились!

— Вот что, дорогая моя подруга, — сказала, наконец, Джинни. — Мне, в сущности, все равно, с кем, когда и как ты встречаешься, будь это сам Снейп. Только, знаешь, ты не имеешь права скрывать это от Гарри.

Гермиона заметно напряглась, но возражать не стала.

— Когда ты просила меня ничего ему не рассказывать, — продолжала Джинни, — ты говорила только о том, что влюбилась в Малфоя. Я думала, ты справишься с этим. Но ты выбрала другой путь. И теперь вы вместе. Пусть, я согласна, тебе самой выбирать. Но Гарри я больше обманывать не могу. И ты не можешь. Гарри твой лучший друг. А Малфой… Малфой — наш враг, Гермиона. Нравится тебе то или нет, но он все еще против нас. Кто знает, может, он пытается через тебя подобраться к Гарри? Об этом ты его не спрашивала? — мельком Джинни отметила, что Гермиона слегка побледнела. — Так вот, я считаю, что ты должна все рассказать Гарри. Просто ради справедливости.

— Я… не могу… — проговорила Гермиона с усилием.

— Если ты не сможешь, Гермиона, придется это сделать мне, — твердо сказала Джинни. — Я не допущу, чтобы что-нибудь случилось из-за того, что ты боишься все рассказать лучшим друзьям. Гарри и Рон имеют право знать.

— Джинни, нет! Пожалуйста! — Гермиона была очень взволнована.

— Прости, Гермиона, я считаю, что так будет правильно, — вздохнула Джинни. — Ты должна обо всем рассказать сама. Я буду молчать до матча с Равенкло. Но потом, если ты не сможешь, Гермиона, не обессудь, я буду вынуждена поговорить с Гарри.

Гермиона кивнула с ощущением дикой безнадежности. Малфой, хмурый, как никогда, сверлил Джинни недобрым взглядом. Все трое молчали. Наконец, когда молчание стало попросту невыносимым, Джинни пожелала Гермионе спокойной ночи и удалилась.

— О, Мерлин! — Гермиона закрыла лицо руками и прислонилась к стене. Во время разговора с Джинни она старалась оставаться спокойной, но теперь от ее хладнокровия не осталось ни капли. Девушку трясло, в горле стоял комок, сердце колотилось, как бешеное.

Драко стоял рядом, устремив взгляд в пустоту перед собой. По его лицу нельзя было сказать, о чем он думает. Он даже не пытался успокоить Гермиону. Все равно уже ничего нельзя было сделать. Эта малявка Уизли, как и обещала, выложит все Поттеру, и тогда… И тогда Гермиона возненавидит Малфоя за то, что потеряла из-за него своего лучшего друга. Или она расскажет все сама. И тогда Поттер, наверняка, попытается «спасти» свою подругу из мерзких лап слизеринца. Что ж, может, сразу это ему не удастся, но со временем Гермиона сломается и все равно возненавидит Малфоя… Выбора не было.

Пропасть.

— Драко, — тихо позвала Гермиона.

Он без слов притянул ее к себе, обнял, поглаживая ее мягкие, как пух одуванчика, волосы.

— Драко, что с тобой случилось? — спросила девушка тихо. — Почему ты напал на Джинни? И потом… ты сказал ей… ты такого ей наговорил…

— Я не знаю, Гермиона, — ответил Драко. — Не знаю, что на меня нашло. Ты верно подметила, в последнее время мне тяжело. Так тяжело, что, кажется, еще одно усилие — и я просто надорвусь. Прости, что так вышло… Я будто на минуту потерял рассудок… И эта Уизли… Она сама напрашивалась.

— Что нам теперь делать, Драко? — с тоской спросила Гермиона. — Что теперь будет?

— Не думала же ты, что мы вечно сможем скрываться? — невесело улыбнулся Драко. — Рано или поздно это бы произошло. Хорошо еще, что нас застукала Уизли, а не Поттер.

— Я скажу ему.

— Что? — не понял Драко.

— Я скажу Гарри, что мы с тобой встречаемся. Я должна ему рассказать. Думаю, он поймет и поддержит меня.

— А если нет? — помрачнел Драко. — Что, если он начнет тебя презирать? Или станет «спасать», что как раз в его духе? Что ты в этом случае будешь делать, Гермиона?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Пока не знаю. Наверное, я узнаю это, когда расскажу все Гарри.

— Ты безнадежна, Грейнджер, — вздохнул Драко. Посмотрел в глаза Гермионы — там плясали отблески пламени факелов. — Просто безнадежна. И я тебя люблю.

* * *

На следующее утро изнывающие от любопытства Гермиона и Рон подсели поближе к Гарри на уроке Заклинаний, наложили заклятие Оглохни на всех соседей и принялись расспрашивать своего друга о его феерическом походе за памятью Слизнорта. Гарри не скупился на краски, тем более что воспоминания об ощущении вседозволенности и счастья, которое создал «Феликс», все еще оставалось для Гарри ярким и живым. Он во всех подробностях рассказал друзьям о том, как сумел выбраться из замка, направился к Хагриду и случайно встретил профессора Слизнорта. Все оказалось проще простого. Слизнорта удалось заманить на похороны Арагога — профессор быстро купился на такое редкое и дорогостоящее вещество, как яд акромантула, и без колебаний решил сопровождать Гарри к Хагриду. У полувеликана они, как и положено, отдали последнюю дань скончавшемуся — гигантскому восьминогому чудовищу — и тут Слизнорт предложил выпить (разумеется, успев нацедить несколько ценных бутылочек яду из мертвой туши). Хагрид, конечно, согласился. Втроем они уселись в хижине лесничего за столом, Слизнорт открыл принесенное вино и выпил вместе с Хагридом за упокой несчастного Арагога. Гарри к выпивке не притронулся, только наблюдал, как постепенно, бокал за бокалом, надирается Хагрид и как маленькие водянистые глазки Слизнорта становятся все более осоловелыми. Наконец, выждав подходящий момент, Гарри подступился к профессору. «Феликс фелицис» работал безупречно. Зелье помогло Гарри подобрать нужные слова, затронуть правильные струны души Слизнорта и, наконец, уговорить профессора отдать настоящие воспоминания о Волдеморте.

— А вот теперь — самое интересное, — заговорщицки проговорил Гарри, и у его друзей загорелись глаза. — Те воспоминания… я увидел их!

— Неужели? — выдохнула Гермиона. — Ты встречался с Дамблдором?

— Да, — подтвердил Гарри. — Как раз вчера он вернулся в школу, я узнал это от Почти Безголового Ника и сразу бросился к нему. Можете представить, как мне хотелось поскорее узнать, для чего мне пришлось так долго ломать себе голову! Профессор Дамблдор сразу же достал Омут памяти, и мы с ним отправились в воспоминания Слизнорта. Там все было так же, как в прошлый раз, помните, я рассказывал? Слизнорт, видимо, проводил вечер в своем «Клубе слизней», и там был Риддл. Когда все разошлись, Риддл остался в кабинете Слизнорта и начал спрашивать профессора о крестражах.

— Ты выяснил, что они из себя представляют? — спросила Гермиона с нетерпением.

— Всему свое время, — спокойно продолжал Гарри, видя, как все сильнее разгорается любопытство друзей. — Риддл подошел к этому вопросу с осторожностью, ему очень нужно было выяснить, что такое крестражи, хотя, думается мне, он уже кое-что знал о них к тому времени. Так вот, умаслив профессора и усыпив его бдительность, Риддл добился своего — Слизнорт проговорился. Он рассказал Риддлу о крестражах все, что знал сам.

— Что именно, Гарри, не тяни кота за хвост! — воскликнул Рон в нетерпении.

— Крестражи, — тут Гарри придвинулся ближе к друзьям и понизил голос, — крестражи — это предметы, в которые волшебник помещает часть своей души, чтобы она находилась в целости и сохранности. Если волшебника, сделавшего крестраж, например, убьют, то он не погибнет, пока жива часть его души, заключенная в крестраже…

— Ой, Гарри! — охнула Гермиона и прикрыла рот руками. Глаза ее расширились от удивления. — Неужели Сам-Знаешь-Кто…

— Точно, все сходится! — подхватил Рон. — Он умер, но при этом как-то остался жив, значит, он сделал себе крестраж!

— Не так громко, Рон, — осадил друга Гарри. — Но, в общем, ты прав. Волдеморт сделал крестраж. И не один, а целых семь.

— Семь?! — в ужасе переспросила Гермиона. — Но это значит, что его вообще невозможно убить!

— В какой-то мере — да, — подтвердил Гарри. — Крестражем может быть все, что угодно, и оно, скорее всего, надежно спрятано. Волдеморт изо всех сил постарался сделать так, чтобы избежать смерти. Или, по крайней мере, отдалить ее на максимально возможный срок… Причем он не гнушался никакими методами, ведь для того, чтобы сделать крестраж, нужно расколоть собственную душу.

— Какой ужас! — прошептала Гермиона.

— Да, — кивнул Гарри. — Ужас еще и потому, что душу просто так не расколешь. Для этого нужно совершить самое страшное, что только можно придумать. Убийство. Нужно лишить человека жизни. И тогда душа разрывается. А потом волшебник с помощью какого-то заклятия помещает оторванный кусочек души в крестраж. Слизнорт говорил Риддлу, что это очень опасно и страшно, да и Дамблдор подтвердил, что душа, разорвавшись на две половинки, становится очень хрупкой и неустойчивой. Представляете, что стало с душой Волдеморта, раз он умудрился разорвать ее на целых семь частей!..

— А с чего вы взяли, что он создал семь крестражей? — резонно спросил Рон.

— Он сам спрашивал у Слизнорта о том, не лучше ли сделать семь крестражей, чтобы надежнее сохранить душу, ведь семь — самое сильное магическое число.

— Значит, Волдеморт непобедим, — печально заключил Рон. — Бесполезно пытаться избавиться от него, он в любой момент может возродиться вновь… А отыскать все его крестражи — безнадежная затея, ведь они могут, как ты сам сказал, оказаться чем угодно…

— Вот тут ты как раз не прав, Рон, — возразил Гарри. — Волдеморт слишком тщеславен, чтобы превращать в крестражи всякий хлам. Помните, я рассказывал вам, как он убил своего отца и всю его семью? А потом Хэпзибу Смит? Так вот, между этими убийствами есть связь: у Морфина Мракса Волдеморт забрал кольцо с фамильным гербом, а у старухи Смит — медальон Слизерина и чашу Хаффлпафф. Дамблдор считает, что Волдеморт превращал в крестражи только те вещи, которые имели для него особую ценность. Кроме того, он хотел собрать по одному предмету, оставшемуся от всех четверых великих волшебников, которые основали школу, ставшую для него домом. Возможно, Волдеморту удалось найти что-то, что принадлежало Ровене Равенкло или Годрику Гриффиндору, но скорее всего, только Ровене.

— И все равно, нам это ничего не дает, — усмехнулся Рон. — Какой резон знать, что за предметы он использовал, если нет никакой возможности их отыскать? Они могут быть где угодно, может, на Северном Полюсе! Нужно перерыть весь земной шар, чтобы найти семь крестражей! Это не под силу никому, даже Дамблдору.

— Ошибаешься, Рон, — улыбнулся Гарри. — Не семь, а только шесть. Ведь седьмая часть души сейчас находится в теле самого Волдеморта, иначе как бы он смог возродиться?

— Верно, — кивнул Рон. — Я как-то не подумал. И все равно! Шесть — это немногим меньше, чем семь!

— И тут ты не прав, — снова усмехнулся Гарри. — Два из шести крестражей уже уничтожены, причем один из них вам хорошо знаком.

— Постой-ка! — воскликнула Гермиона, напряженно думая. При этом она так сжала губы, что они превратились в тоненькую полоску. — Кажется, я кое-что поняла! Крестраж, уничтоженный почти что на наших глазах… Дневник Риддла, верно?

— Совершенно точно, Гермиона, блестящая интуиция! — подтвердил Гарри. — Дневник Риддла был одним из крестражей, и я уничтожил его на втором курсе с помощью яда василиска. А второй уничтожил Дамблдор — это кольцо Мраксов.

— Это из-за него у профессора что-то с рукой? — проронила Гермиона и тут же испуганно замолчала, поняв, что сказала лишнего.

— Да, — кивнул Гарри, пристально посмотрев на подругу. — Но откуда ты…

— И все равно остается еще четыре, — встрял Рон. — О трех мы знаем: это чаша, медальон и что-то, что, возможно, принадлежало Гриффиндору или Равенкло. И, хотя мы все равно не имеем представления, где это все находится, мне интересно, что же Волдеморт выбрал в роли своего седьмого крестража? Вы и до этого с Дамблдором додумались?

— Представь себе, додумались, Рон, — невозмутимо ответил Гарри. — Точнее, Дамблдор додумался, не я. Седьмой крестраж — это Нагайна.

— Змея?! — в один голос переспросили Рон и Гермиона.

— Да, она должна была стать крестражем в тот момент, когда Волдеморт собирался убить меня, но у него, как вы помните, не получилось. Однако потом, когда он готовился к перерождению, он снова совершил убийство и создал недостающий крестраж.

— Уф! — Рон тяжело откинулся на спинку стула. — Какой все это кошмар! Крестражи, расщепление души… просто мурашки бегут по коже!

— Кстати, — заявил Гарри, — Дамблдор обещал взять меня с собой, если ему вдруг удастся отыскать очередной крестраж.

— Гарри, это может оказаться очень опасно! — предостерегающе проговорила Гермиона.

— Я знаю, — кивнул Гарри. — Спасибо за совет, но я больше не могу сидеть в четырех стенах и ждать у моря погоды…

Тут профессор Флитвик провозгласил о начале самостоятельной работы, и все взялись за волшебные палочки. Гарри тоже достал свою и попытался понять, что от них на этот раз требуется. Сегодня ученикам предлагалось превратить уксус в вино. Изящным взмахом волшебной палочки Гермиона тут же проделала этот номер. Гарри страдальчески вздохнул и попытался повторить то же самое. «Да уж, лучше ловить приспешников Волдеморта, чем плесневеть в душном классе над стаканом уксуса…» — подумал он с тоской. Бросив взгляд на парту напротив, он заметил заплаканную и совсем несимпатичную Лаванду Браун.

— Что с ней такое? — толкнул он локтем Рона.

— А? М-м-м… — пробормотал Рон. — Мы с ней расстались. Она застукала нас с Гермионой, когда мы выходили из нашей спальни. Тебя-то она видеть не могла, ты был под мантией-невидимкой… Вот и начала скандалить, наорала на меня, высказала мне много интересного. Хорошо, что самому не пришлось ничего объяснять.

— Трус, — хмыкнула Гермиона. — Кстати, вчера был не самый удачный день для влюбленных. Джинни с Дином тоже разошлись, — при этом Гермиона так многозначительно посмотрела на Гарри, что ему пришлось отвести взгляд, чтобы не выдать своего волнения.

— Из-за чего это вдруг? — спросил он при этом хладнокровно.

— Джинни обвинила Дина в том, что он все время пытается протолкнуть ее в портретный проем, будто она сама не может ходить. Ну и затем, как обычно, слово за слово… Да, у них и раньше не все было в порядке…

Гарри понимающе кивнул, чувствуя, как зверь в глубине души просыпается и начинает ворочаться.

— Теперь тебе тяжело придется, — заметила Гермиона невзначай.

— Почему это? — вскинулся Гарри.

— Ну, ведь Джинни и Дин в команде по квиддичу, если они начнут ругаться или еще что-нибудь…

— А… — спохватился Гарри. — Ну, да. Я что-нибудь придумаю.

При этом в душе у него разыгралась настоящая битва. С одной стороны теперь, когда исчезло препятствие в виде Дина, Гарри мог попытать счастья и пригласить Джинни на свидание, но с другой — он помнил, как Рон смотрел на Джинни и Дина, когда застал тех целующимися. Гарри не хотел, чтобы Рон начал считать своего друга предателем.

Занятие подошло к концу. Так ничего и не решив, Гарри Поттер решил отложить все размышления на завтра. В компании Рона и Гермионы он отправился в башню Гриффиндора.

В общей гостиной было шумно. Семикурсницы толпились у дальней стены. Гарри с интересом посмотрел на это собрание. Тут из общей массы учеников вырвался Невилл и, заметив Гарри, кинулся к нему.

— Гарри! Ты еще не слышал? Кэти вернулась. Кэти Белл!

Гарри подошел ближе к семикурсницам и увидел среди них Кэти, выздоровевшую и лишь слегка бледноватую после проведенных в Святом Мунго месяцев.

— Привет! — радостно поздоровался Гарри. — Как ты?

— Я в полном порядке! — улыбаясь, ответила Кэти. — Меня выписали из Святого Мунго в понедельник, несколько дней я провела с родителями, а сегодня утром вернулась в «Хогвартс». Лианна как раз рассказывала мне про последний матч и Маклаггена…

— Понятно, — кивнул Гарри. — Ладно, раз ты вернулась и Рон в форме, думаю, мы еще поборемся за первенство и размажем Равенкло по стенке. Слушай, Кэти… — Гарри не мог не выяснить этого. Друзья Кэти начали собираться на трансфигурацию и потянулись к выходу. Гарри понизил голос и спросил: — …насчет того ожерелья… ты не помнишь, кто тебе его дал?

— Нет, — грустно покачала головой Кэти. — Меня все спрашивают, а я понятия не имею. Помню только, как вошла в женский туалет в «Трех метлах».

— А ты точно вошла внутрь? — поинтересовалась подошедшая Гермиона.

— Я точно открыла дверь, — ответила Кэти. — Получается, что тот, кто ударил в меня Империусом, стоял прямо за ней. А дальше — сплошное черное пятно в памяти, и только потом — последние две недели в Святом Мунго…Слушайте, мне пора на урок, а то ведь Макгонагалл не посмотрит на то, что я первый день в школе, посадит писать строчки… — Кэти виновато улыбнулась, взяла сумку и поспешила на урок.

Гарри, Рон и Гермиона все оставшееся до занятий время посвятили обсуждению услышанного. Получалось, что Кэти могла подстеречь только девушка или женшина. Или же, как предположил Гарри, кто-то, кто превратился в девушку, ведь Малфой уже давно проворачивает подобный номер со своими дружками Крэббом и Гойлом.

При упоминании Малфоя Гермиона сразу как-то приумолкла, взгляд ее потух. Гарри присмотрелся к подруге с интересом и сочувствием. Сейчас ему гораздо больше хотелось узнать, что происходит между ней и Малфоем, чем расследовать то, о чем и так достаточно сказано и подумано. Перед глазами у Гарри встала картина, увиденная в Омуте Памяти. Малфой и Гермиона. Гермиона и Малфой. Кажется, мир перевернулся. Такого быть не могло. Не должно было быть. Гарри все никак не мог заставить себя посмотреть на все с самой очевидной точки зрения — Гермиона встречается с Малфоем. Тайно, за их с Роном спинами, по-предательски встречается со слизеринском хорьком. Нет, Гарри не мог в это поверить, всеми силами души отгоняя от себя подобные мысли. «Здесь должно быть какое-то другое объяснение, должно быть что-то другое», — твердил он, понимая, что просто загоняет самого себя в тупик. Нет. Никакого другого объяснения просто нет. Просто ты слишком доверчив, Гарри Поттер. Слишком сильно любишь друзей, чтобы подозревать их в чем-то страшном…

Задумавшись, Гарри по привычке начал листать «Расширенный курс зельеварения» и остановился на страничке с загнутым уголком. На полях страницы рукой Принца было нацарапано заклинание Сектумсемпра с подписью «от врагов». Когда-то давно Гарри отыскал его и все никак не решался испробовать его действие, особенно в присутствии Гермионы, слишком скептически относящейся ко всем записям Принца-полукровки. «Надо будет при случае испробовать его на Маклаггене», — мстительно подумал Гарри, пряча учебник в сумку. — Или на Малфое».

* * *

Был по-летнему солнечный и жаркий день. Половина студентов высыпала на лужайки перед школой, другая половина устроилась у Черного Озера в прохладной тени старых кряжистых ив. Школу охватила безудержная весенняя лихорадка, когда преподаватели выбивались из сил, чтобы утихомирить студентов и вбить в их головы хоть немного знаний, а студенты, в свою очередь, до изнеможения носились по школе, словно под действием заклятия ускорения, ломали все, что можно сломать, ругаясь друг с другом и влюбляясь напропалую.

Кроме того, приближалась последняя игра сезона по квиддичу — Гриффиндор против Равенкло. Этого решающего матча с нетерпением ждали все — и игроки, и болельщики, и преподаватели. Перевес в счете на триста очков сделал бы Гриффиндор чемпионом в этом году, Равенкло же попал бы на второе место. Если же Гриффиндор проиграет сотню очков, то скатится на самый низ турнирной таблицы, впервые за последние двести лет. Вся школа живо обсуждала предстоящие состязания. Масса внимания доставалась участникам команд, причем не всегда — лестного. Как водится, многие не особенно сознательные ученики сочиняли про членов чужой команды гнусные песенки и стишки и распевали их в коридорах и во время завтраков и обедов в Большом Зале.

Доля всеобщего ажиотажа досталась и Гарри Поттеру, хотя сейчас он не слишком переживал по этому поводу. На душе у него было легко, как никогда. Вопрос с Дином он решил быстро и безболезненно, попросив того из команды в виду внезапного возвращения Кэти. Джинни же не сильно печалилась по этому поводу, напротив, стала душой команды, постоянно развлекая друзей на тренировках. Гарри не мог оторвать взгляда от огненно-рыжей ведьмы, стремительно мчащейся над полем или звонко хохочущей над какой-нибудь шуткой, и все время думал, мучительно думал, стоит ли ему пригласить ее на свидание. При этом он понимал, что тянуть не стоит, ведь, если он не пригласит Джинни, то это сделает кто-то другой.

Больше всех от повышенной популярности страдал Рон. Вернувшийся в команду на радость товарищей и к вящей скорби Маклаггена, Рон снова ударился в панику и на переменах то и дело отлучался в туалет по причине внезапно накатывающей тошноты. Гермиона же усиленно готовилась к очередным переводным экзаменам и пропадала в библиотеке или в гостиной за кипой пергаментов и целым шкафом книжек. Изредка ей удавалось улучить момент и, сбежав от друзей, прокрасться в выручай-комнату. С каждым днем она делала это все реже, помня, что Гарри, совершенно помешавшийся на идее поймать Малфоя, постоянно следит за ним по Карте Мародеров, и если увидит слизеринца рядом с ней, то не миновать серьезного разговора.

На сердце скребли кошки. Джинни, завидев Гермиону, еще издалека начинала как-то странно кивать и щуриться, напоминая о своем обещании молчать только до матча. Гермиона прекрасно об этом помнила и пыталась уговорить себя согласиться, пойти к Гарри и все рассказать ему. «Завтра, — говорила она себе, укладываясь в постель. — Обязательно, завтра я все ему расскажу». Но, просыпаясь утром, понимала, что ей не хватит сил не только поговорить с Гарри, но даже посмотреть ему в глаза. И она снова откладывала разговор.

А время, между тем, неумолимо утекало. До матча оставалось несколько дней. Гермиона пыталась советоваться с Драко, но он не мог придумать ничего вразумительного, а, может, и не особенно старался. Гермиона заметила, что он отдалился от нее. В те короткие мгновения, что им удавалось провести наедине, он по-прежнему говорил ей теплые слова, обнимал ее, целовал, но Гермиона чувствовала, что что-то не так. Словно это был не он. Словно это была всего лишь пустая оболочка, всего лишь внешнее обличие Драко Малфоя, а сам он, спрятавшись где-то глубоко внутри, закрылся от всего внешнего и исчез. Она стала снова бояться его. Не потому, что Малфой снова стал мерзким слизеринским хорьком, каким считал его Гарри. Нет. Ее пугал взгляд Драко. Он не был ни надменным, ни холодным, как обычно, не был презрительным или гневным, не был ласковым, раскаивающимся, теплым, смущенным или страстным. Он был просто пуст.

«Как у человека, к которому применили заклятие Империус, — подумала Гермиона, взглянув однажды в пустые серые глаза. — Или… поцелуй дементора». Содрогнувшись при этой мысли, она крепче прижалась к Драко и прошептала:

— Я все равно буду любить тебя. Что бы ни случилось, обещаю, я все равно буду любить тебя…

Он посмотрел на нее как-то странно. Она увидела слезы, стоящие в его глазах. И ей на секунду показалось, что он вернулся. Что он, наконец, снова с ней. Но в следующий миг видение исчезло, и его взгляд снова опустел.

Что творится с ним? Наверняка, это как-то связано с Волдемортом. Да, конечно, Драко переживает и за родных, и за себя, и за Гермиону. Но раньше он сам говорил об этом, делился с ней своими страхами, пусть в порыве гнева или в минуту душевной слабости. Но он не был так безразличен ко всему, как сейчас. Гермиона чувствовала — совсем скоро должно случиться что-то очень плохое. И она очень хотела это предотвратить. Она пыталась уговорить его обратиться к Дамблдору, но он только злился и хмурился. Она хотела его защитить, но не знала, как. К тому же она боялась. Боялась огласки. Боялась возможных трудностей с Гарри и Роном. Да и мало ли чего еще…

В тот памятный день, рано утром, Гермиона пришла в библиотеку, чтобы встретиться с ним. Он ждал ее там.

— Доброе утро, — прошептала она, проходя мимо него. За соседним столом сидел какой-то третьекурсник со Слизерина.

Малфой почти незаметно кивнул. Выждав несколько минут, он встал и направился в дальний конец зала за стеллажи. Они совсем недавно нашли это место. Сюда редко заходили ученики, да и мадам Пинс почти не появлялась, и можно было спокойно поговорить.

— Скоро Гарри проснется, — выдохнула Гермиона. — Он может увидеть меня с тобой…

— Как? Сквозь стены? — фыркнул Малфой.

— Я… не могу тебе сказать, — уклончиво ответила Гермиона и отвела взгляд. Сердце ее колотилось от ощущения опасности.

— Тогда почему ты не скажешь ему сама? — спросил Драко и, взяв Гермиону за подбородок, заставил ее смотреть ему в глаза. — Уизли рано или поздно все разболтает, и тогда ты уже ничего не сможешь сделать. А сейчас…

— Я и сейчас уже ничего не могу сделать, — тихо сказала Гермиона. — Слишком поздно. Я не могу потерять лучших друзей и от тебя отказаться я тоже не смогу. Мне ничего не остается, как уповать на судьбу…

— И ты вот так просто сдашься?

— Я прошу тебя, Драко, — вдруг взмолилась Гермиона. — Пойдем к директору! Расскажи ему все, спаси себя, свою семью! Спаси меня от того кошмара, что меня ждет!.. Ведь если ты сделаешь что-то ужасное, я возненавижу тебя, но не смогу не любить!!! Помоги нам обоим, Драко! Умоляю!..

— Я не хочу об этом говорить…

— Драко… Я так больше не могу…

— Молодые люди! — вдруг раздался скрежещущий голос мадам Пинс, а через секунду ее фигура выросла над студентами. — Вы находитесь в библиотеке! Как вы смеете разговаривать во весь голос? Здесь вам не клуб свиданий, немедленно покиньте помещение!

Драко, бросив злобный взгляд на библиотекаршу, вышел первым. Гермиона подождала немного, переминаясь с ноги на ногу под тяжелым взглядом мадам Пинс, а затем последовала за Малфоем.

Он стоял у дверей библиотеки, прислонившись спиной к стене. Глаза его были закрыты, волосы пребывали в художественном беспорядке, воротник рубашки расстегнут, мантия помята. Видимо, он собирался еще в темноте, хотел прийти в библиотеку пораньше, чтобы выкроить хоть пару лишних минут с Гермионой.

— Прости меня, — проговорил он, не открывая глаз.

Гермиона подошла к нему и встала рядом, положив голову ему на плечо.

— И ты — меня, — тихо сказала она. — Ты так изменился, Драко… Мне даже не верится, что это — ты…

— Я не изменился, — в ответ произнес он. — Я такой же, как был. Это у тебя изменился взгляд на многие вещи… А может… нет, не важно. Если бы я и изменился, я бы не стал…

— Что?

— Ничего. Я просто не изменился, — повысил голос Драко. — И никогда не изменюсь. И мне жаль, что ты видишь во мне какого-то другого человека, потому что ты ошибаешься. Я именно такой, как говорит Поттер и Уизли и все остальные твои друж… друзья.

— Изменился, — прошептала Гермиона, сощурившись и тепло улыбнулась. — Ты изменился до неузнаваемости, Драко Малфой…

В то утро они много говорили, кажется до самого завтрака. Неспеша разошлись каждый в свою сторону, наполненные предчувствием следующей встречи и тревожными мыслями о будущем. Гермиона даже слегка взбодрилась, почувствовав, что настоящий Драко не так уж и глубоко спрятался под свою непробиваемую оболочку, и нужно только чуть больше усилий и терпения, чтобы его оттуда вытащить. Вот только было бы у нее время. Ей совершенно не хватает времени…

Настал вечер. Гарри и Рон отправились на ужин, а Гермиона, под предлогом того, что она должна заскочить к профессору Вектор, отправилась в выручай-комнату. Там ее должен был ждать Драко. У них было каких-то полчаса, и этого было чертовски мало, но выбора не было. Пройдясь трижды вдоль стены, Гермиона увидела знакомую дверь с медными петлями, огляделась, не заметила никого постороннего и быстро скользнула в тайное укрытие.

Малфоя в нем не было.

«Наверное, я слишком рано пришла», — подумала Гермиона. Усевшись в кресло, она начала, от нечего делать, повторять в уме разные магические формулы и тренировать невербальные заклятья.

Спустя десять минут она взволновалась. Драко никогда не заставлял себя ждать, приходил даже раньше назначенного времени, а теперь его не было, и это было странно. Вот уже и двадцать минут прошло… Гермиона вскочила с кресла и начала мерить шагами комнату. Червячок беспокойства начал точить ее мысли. Что-то было не так. Что-то не так. Наверное, что-то случилось, раз он не смог прийти…

«О, Мерлин, пусть не случится ничего плохого, только ничего плохого!» — мучительно подумала Гермиона.

Ожидание стало невыносимым. Безо всяких предосторожностей выскочив из выручай-комнаты, Гермиона бросилась в Большой Зал. Сердце ее стучало все громче, ладони покрылись липким потом, дыхание сбилось. В ушах стучала кровь. Тук-тук-тук… Тук-тук-тук… Что-то случилось… Что-то случилось… Что-то случилось…

Замедлив шаг у самых дверей Большого Зала, Гермиона из последних сил постаралась взять себя в руки и не торопясь вошла. В зале уже почти никого не было — с десяток учеников, в том числе Джинни и Рон, профессор Спраут и профессор Слизнорт — вот и все. Малфоя в Большом Зале не было. Вздохнув поглубже, Гермиона направилась к гриффиндорскому столу. Нервы ее были напряжены, как натянутые до предела струны. Одно лишь движение — и дзинь! — разрыв…

— О, Гермиона, наконец-то ты тут! — проговорила Джинни, сверля Гермиону взглядом. — Наверное, на свидание бегала?

Гермиона не успела ничего ответить. Двери Большого Зала с оглушительным грохотом распахнулись. В Зал влетела насмерть перепуганная Парвати Патил (глаза ее были размером с блюдца) и звонко вскрикнула:

— Гарри Поттер только что убил Драко Малфоя!!! В мужском туалете на шестом этаже!!! Плакса Миртл все видела своими глазами!!!

В Зале мгновенно наступила гробовая тишина. Гермиона, вздрогнув, побледнела, как полотно, закрыла лицо руками и медленно опустилась на скамью рядом с оторопевшей Джинни. Все было кончено.

И, наконец, дно…