Исповедь хакера - version 0.1 (джен)

Двадцать пятое января. Вечер. Мы уже всё решили, распланировали следующий день во всех деталях. Но всё равно страшно, потому что никогда заранее не знаешь, что может пойти не так.

— Мэтт… — твой голос сейчас неестественно тихий, и меня это пугает гораздо больше, чем то, что мы намереваемся сделать. — Ещё можно всё переиграть. До завтрашнего вечера есть время. Тебе не обязательно впутываться в это дерьмо.

— Прости, друг, ты поздно спохватился, — я хмыкаю и тянусь к сигаретам. — Я уже впутался, когда стал помогать тебе. А теперь уже всё.

— Это опасно, ты же понимаешь… Мало ли, что может произойти. Ты же не хуже меня знаешь, сколько погибло людей, бросивших вызов Кире. Я не хочу, чтобы ты пополнил этот список.

— Да ладно тебе! — я отмахиваюсь от тебя, поджигаю сигарету и затягиваюсь. — Ничего со мной не сделается. Я же ничего сверхстрашного не собираюсь делать. Просто стрельну дымовой шашкой в толпу и свалю оттуда. Даже если меня поймают, это тянет максимум на хулиганство.

Ты качаешь головой, но молчишь, понимая, что отговаривать меня бесполезно. Даже не делаешь мне замечание, что я опять курю в комнате. Прости, Мэлло, но тебе лучше не знать правду. Не знать, чего мне стоит сохранять спокойствие и убеждать тебя в том, что мне ничего не грозит. Лучше тебе не знать того, что я знаю уже десять лет. Того, что завтра я умру. Умру в любом случае, что бы ни происходило. И лучше я умру, помогая тебе, чем свалившись с лестницы или подавившись газировкой.

* * *

Моим самым большим страхом в детстве было оказаться в приюте. Я боялся этого даже сильнее, чем собственной смерти или смерти родителей. Не знаю, есть ли у этого страха какое-нибудь умное, научное название, но меня в то время это мало интересовало. В школе от одного приятеля я наслушался столько разных ужасов про приюты, что твёрдо для себя решил, что лучше бродяжничать или умереть, чем попасть в детский дом.

Никогда не зарекайтесь, никогда. Стоит вам сказать себе: «Да я никогда!..» — как именно это с вами и произойдёт. Со мной было как раз так. Родители мои погибли в аварии, когда мне было всего девять лет. Других родственников у меня не было, а это значило, что моё место — в приюте. Я такой судьбы себе не хотел, поэтому пустился в бега сразу, как узнал о смерти родителей.

Было сложно. Нечеловечески сложно. Не умер я за полгода своего бродяжничества только чудом, не судьба была. Пока было лето, всё было неплохо, я хотя бы не мёрз. Но с приходом осени, а затем и зимы стало совсем плохо. Я постоянно был голодный, я не мог согреться, что бы я ни делал. Приходилось подворовывать — в основном шоколадки и чипсы в магазинах, реже удавалось стащить что-нибудь посущественнее. Эти полгода были самыми страшными в моей жизни, но даже это не изменило моего отношения к приютам.

В середине января я попался. Попался очень глупо и обидно. Мне ужасно надоели чипсы и шоколадки, захотелось нормальной еды, и я решился раздобыть денег и купить себе что-нибудь. И я не придумал ничего лучше, как попытаться взломать банкомат. Не буду вдаваться в подробности, но мне это удалось. Частично. Деньги я получил, но уйти с ними мне не удалось. Видимо, вокруг были камеры, а охране банка показалось подозрительным, что какой-то мелкий шкет снимает деньги. Так я впервые попал в полицию. Из участка меня забрал Ватари. Как он смог так быстро обо мне узнать, я не представляю. Закончилось моё приключение тем, чего я так боялся — приютом.

* * *

В Вамми-хаусе мне не понравилось сразу. И дело было не только в том, что из детей там делали каких-то супер-пупер непонятно кого, хотя и в этом тоже. Меня пугало то, что там все были странные.

Те ребята, что были помладше, смотрели на меня, как на врага народа, словно я у них последний кусок хлеба изо рта вырвал. Ни один не попытался со мной познакомиться или подружиться. Они вообще все были слишком агрессивные — ходили небольшими группами по три-четыре человека, постоянно друг с другом ругались и часто дрались. Только внутри таких групп отношения были более-менее нормальными. Если, конечно, можно считать нормальным обращение друг к другу по буквам и изредка по дурацким кличкам.

Те, что были старше, были ещё более странными. Одни выглядели так, словно не спали неделями. Другие всё время вздрагивали и озирались, как будто их кто-то преследовал. Я видел таких, которые могли внезапно «зависнуть» за каким-то делом и не реагировать вообще ни на что минут по пять, а то и десять. И когда я смотрел на всех этих парней и девчонок, мне становилось страшно. Я не хотел становиться таким.

И тогда я решил, что я ни за что не стану частью системы по производству не то гениев, не то психов. Любой ценой я хотел вырваться из этого жуткого места. Любой ценой. Сбежать у меня не вышло, и тогда я пошёл на крайние меры.

В конце января, когда до моего десятого дня рождения оставалось меньше недели, я прогулял уроки и отправился на крышу, собираясь сигануть оттуда. Но от рокового шага меня буквально спас раздавшийся за спиной голос.

— Зря теряешь время. Ничего у тебя не выйдет.

Я вздрогнул и обернулся. Сзади меня стоял высокий темноволосый парень, кто-то из старших ребят. Тогда я ещё не знал его имени. Почему я не заметил его сразу, не знаю, возможно я просто был на нервах.

— По-почему не выйдет?

— Рано ещё, — он пожал плечами так, словно это было что-то совсем очевидное. — Нет, ты, конечно, можешь попробовать… Но я не советую. Не думаю, что тебе понравится провести остаток жизни в инвалидном кресле. Вот через десять лет всё получится. А сейчас… Нет. Не советую, — он снова пожал плечами, потом махнул мне рукой и пошёл к чердачному окну, через которое я влез на крышу. — Ладно, бывай, парень.

Он ушёл, а я так и остался стоять на крыше, переваривая информацию. Прыгнуть я так и не решился. Не потому что поверил, что мне ещё рано умирать, нет. Я просто испугался, что высоты здания окажется недостаточно, чтобы убиться. А оставаться инвалидом на всю жизнь я не хотел.

После того случая я предпринял ещё три попытки покончить с собой. И все три провалились. Сначала из-за воплей обнаружившего меня Ниара меня вытащили из петли. Когда я попытался утопиться, меня спас один из старших парней (по иронии судьбы сам он через год повесился). В третий раз я попытался свести счёты с жизнью, ещё не придя в себя до конца после своего эпического «купания». Когда все легли спать, я прокрался в каморку, где медсестра хранила лекарства, и наглотался разных таблеток и микстур. В этот раз меня спас тот, кто стал потом самым важным человеком в моей жизни. Мой единственный друг. Мэлло.

Несмотря на то, что я был в полуобморочном состоянии, я никогда не забуду, с чего началась наша дружба. До сих пор помню, как он со сломанной ногой тащил меня на себе до туалета, чтобы я там проблевался, как потом медсестра ругалась на него за то, что пытался помочь мне сам вместо того, чтобы сразу позвать её. Благодаря ему я смог выбраться из того болота депрессии, в которое загнал сам себя.

Теперь мне наш приют перестал казаться таким жутким местом. Всё оказалось вполне обыденно и мирно. Старшие ребята были нервные от того, что им приходилось много учиться, к тому же их готовили как помощников и потенциальную замену самому Элу — легендарному воспитаннику Вамми-хауса. Младшие же просто выделывались друг перед другом, причём не сильнее, чем в той школе, где я раньше учился. Вот так, оказывается, настроение может влиять на восприятие окружающей действительности.

* * *

Так шли дни, я привык к приюту, мне даже стало у нас нравиться. У меня был самый лучший на свете друг, была крыша над головой, была еда и возможность заниматься тем, что мне нравилось. Я всегда мечтал стать программистом, как отец, и даже круче, чем он, а Вамми-хаус предоставил мне возможность научиться всему, что только могло придти мне в голову. Казалось, что всё было хорошо. Но потом всё пошло под откос.

Началось всё с побега. Именно тогда я узнал, как звали того парня, с которым я разговаривал на крыше. Бейонд. Бейонд Бёздей. Странное имя, даже моё по сравнению с ним не выглядит идиотским. Как Бейонду удалось сбежать, никто так и не понял. Роджер попытался расспросить на этот счёт его приятеля, но парень упёрся рогом и молчал. А потом, уже ночью, он повесился в своей комнате, унеся с собой в могилу тайну побега Бейонда.

С появлением Киры наша спокойная жизнь закончилась. Но не потому, что мы все не спали ночами, пытаясь выяснить хоть какие-то подробности этого дела, вовсе нет. Первый год, пока он наводил шорох по всему миру, почти не отличался для нас от предыдущих лет. Самое страшное случилось, когда был убит Эл. Из всех приютских лично его знали только трое — Ниар, Мэлло и я. Мне просто повезло дружить с Мэлло — он повсюду таскал меня за собой. А вот его и Ниара Эл выделял особо и хотел сделать одного из них своим преемником. Он даже время от времени приезжал в приют, чтобы пообщаться с ними, пока не отбыл в Японию ловить Киру. Оттуда он уже не вернулся.

Смерть Эла произвела на Мэлло неизгладимое впечатление. В таком состоянии я никогда его не видел. Мне и сейчас иногда снится, как Мэлло носится по нашей с ним комнате, собирает свои вещи и кидает их в рюкзак, даже не пытаясь вытереть текущие из глаз слёзы. Я тогда сидел на кровати, смотрел на эти сборы и сам едва не плакал. Он не взял меня с собой. Сказал, что мне повезло быть третьим, и я могу не ввязываться в эту историю. Из Вамми-хауса Мэлло ушёл свободно, никто даже не пытался его задержать. А через месяц ушёл и я.

* * *

Бродяжничать, когда тебе почти пятнадцать, гораздо проще, чем когда тебе только девять, хотя своих сложностей тоже хватает. Несколько раз меня арестовывали — в основном за воровство, но я всегда сбегал. Никаких документов у меня не было, юридически меня вообще не существовало — перед уходом из приюта я уничтожил всю информацию о себе. А потом я пристроился в одном хорошем месте, после чего жизнь стала налаживаться.

Мне было лет шестнадцать, когда я поселился в подвале одного дома, на первом этаже которого располагалась ремонтная мастерская. Там чинили компьютеры, ноутбуки, телефоны и прочую технику. Иногда бывало, что туда подносили ворованные вещи. Я пользовался этим соседством и сам таскал у них разные детали, потом обнаглел и попросился к ним работать. Так стало проще воровать запчасти, кроме того я получал что-то вроде зарплаты, и в итоге мне удалось самому собрать из накопленных деталей себе ноут и мобильник.

Когда у тебя есть мозги и компьютер, жить становится легче. Главное — иметь выход в интернет. Начал я с мелочи — несколько небольших, но противных вирусов, потом разок-другой взломал сайт одной фирмы — не самой крупной, но для старта этого оказалось достаточно. Про меня поползли слухи, в определённых кругах меня стали советовать, как хорошего взломщика. За пару лет из бомжа при ремонтной мастерской я превратился в самого известного хакера если не в мире, то в Европе точно. Никто не знал ни моего имени, ни лица. Был только ник M2J2 (по аналогии с тем самым роботом из Звёздных войн) и аватар — контроллер от приставки.

С известностью пришли деньги. Я смог купить себе две машины — обе угнанные, конечно же, но кто легально продаст тачку чуваку, которого не существует? Жил я в заброшенном доме, но зато он был полностью мой, и за него не надо было платить. В общем, всё было хорошо. Но несмотря на то, что я неплохо устроился, я все эти годы пытался найти Мэлло. Но он подчистил за собой хвосты не хуже меня. Выйти на его след я смог только к осени две тысячи девятого года, да и то случайно.

Я взялся за выполнение одного серьёзного заказа — надо было взломать базу данных одной серьёзной финансовой структуры. Но оказалось, что это была подстава, организованная специально, чтобы поймать меня. Как я не попался, не знаю, но мне пришлось валить из страны. Нужно, наверное, было залечь на дно, но я так привык к своей, с позволения сказать, работе, что затаиться я не мог. В Америке я не успел сильно засветиться, поэтому я решил поселиться именно там. И буквально через неделю после переезда я нашёл себе ещё одну работёнку.

Какие-то чуваки из мафии хотели провернуть одно дельце в обход своего непосредственного начальства, чтобы все денежки прикарманить себе. Общался я с ними по телефону (да здравствует чудо-пищалка, искажающая голос!) и услышал, как они между собой обсуждали, что «Мэлло будет в бешенстве, если узнает». В такие совпадения я не верил никогда. Вряд ли есть ещё один человек, называющий себя Мэлло. Оставалось только выйти на него лично.

Выяснить, в какой преступной группировке состоят эти два придурка, которые меня наняли, не составило труда. Но никакой информации о Мэлло мне найти не удалось. Это меня только раззадорило, и я стал интенсивнее копать под эту организацию. Я совсем потерял осторожность и пару раз встретился с несколькими членами этой банды лично. А потом меня схватили. Видимо, мой интерес им не понравился.

Несколько дней меня держали в каком-то подвале, регулярно подправляя мне физиономию кулаками. Около меня постоянно кто-нибудь дежурил, а я всё ждал, когда же что-нибудь изменится. И вот, наконец, моё ожидание завершилось. Моего тюремщика потеряли и стали ему названивать. Тут-то он и рассказал, что поймал «какого-то придурка, который копал под Мэлло». Говорил он почему-то по громкой связи, и я прекрасно слышал, кто и что ему отвечает. Сначала какой-то мужик посоветовал ему просто пристрелить меня, но затем в разговор вступил Мэлло.

— Пристрелить мы его всегда успеем. Он ничего не говорит, зачем ему нужен я?

— Нет. Молчит, урод. Только лыбится, скотина. Что ты лыбишься? — а я действительно заулыбался, узнав голос друга, за что тут же получил в очередной раз по лицу.

— Иди на хрен, недомерок, — огрызнулся я в ответ и плюнул в его сторону.

В следующую секунду произошли сразу три вещи — мой надзиратель с воплем «Ах ты, тварь!» выхватил из-за пояса пистолет, на том конце провода раздался звонкий крик Мэлло с требованием не трогать меня, а затем прогремел выстрел. Этот урод спустил курок, пуля просвистела прямо у меня над ухом. И в этот момент я спустя почти десять лет поверил, что Бейонд был прав, когда говорил, что я не смогу умереть раньше положенного. А через пару минут в подвал ворвался Мэлло и выпустил в сторону моего тюремщика всю обойму своего пистолета. Тот с воплями бегал от Мэлло по всему подвалу, уворачиваясь и подпрыгивая, пока пули не закончились. И только тогда он смог прошмыгнуть мимо злющего блондина и покинуть подвал.

Мэлло медленно приблизился, присел рядом со мной на корточки и схватил меня пальцами за подбородок, вынуждая повернуть голову и посмотреть на него. Некоторое время он молча поворачивал мою голову в разные стороны, рассматривая со всех сторон, а потом как-то слишком уж осторожно стёр пальцем кровь с моей разбитой губы.

— Я думал, он пристрелил тебя…

— Как видишь, промазал, — хмыкнул я в ответ.

— Тебе повезло. Он больной на всю голову… — Мэлло срезал с моих рук пластиковый фиксатор и, пока я растирал запястья, вытащил из кармана мобильник и позвонил кому-то из своей банды. — Росс, этот мудила уже поднялся?.. Скажи Нэйлону, пусть запишет его… Да, блять, я знаю, что он сдохнет!.. А потому что никто не имеет права прикасаться к тому, что принадлежит мне!.. Да мне насрать, что он не знал! Записывайте его нахрен!

— И с каких это пор я принадлежу тебе, даже интересно? — я поднялся с пола и подошёл к Мэлло.

— С самого начала, — он усмехнулся, а потом порывисто обнял меня. — Я скучал, Мэтт…

* * *

От этой шайки, в которую входил Мэлло, я старался держаться подальше. Как показало время, не зря. Мы с Мэлло обменялись номерами и время от времени перезванивались — иногда чтобы просто поболтать, но чаще по делу, чтобы я нашёл какую-нибудь информацию, к которой у Мэлло не было доступа. Позвонить он мне мог в любое время, я был на связи всегда. Поэтому, когда посреди ночи раздался звонок, я не удивился, это было обычное дело. Но вот то, что было потом, слилось в моей памяти в кровавое месиво. Пугающе слабый и хриплый голос Мэлло в трубке, затем бешеная езда по городу с нарушением всех правил, бессознательное, окровавленное тело друга… Я не впал в истерику только потому, что от моего спокойствия зависела его жизнь. Я никогда не сталкивался с такими травмами, но я не мог позволить себе сдаться.

Несколько суток я не отходил от Мэлло, почти не спал, перелопатил не меньше сотни сайтов, где рассказывалось про ожоги и способы их лечения. Я потерял счёт времени, боялся оставить Мэлло одного дольше, чем на минуту. Иногда мне казалось, что я сошёл с ума, и всё это мне просто мерещится, но всё равно продолжал бороться за его жизнь. А когда он, наконец, пришёл в себя, всё скопившееся напряжение предыдущих дней выплеснулось наружу, и я просто разрыдался, уткнувшись носом в его здоровое плечо.

* * *

Мы никогда не обсуждали то, что произошло с ним в убежище мафии. Мы вообще мало разговаривали после того взрыва. Обсуждали только дела, а об остальном мы могли и помолчать, понимая друг друга без слов. По просьбе Мэлло я следил за несколькими людьми, имеющими отношение к главному подозреваемому в деле Киры, хотя особого смысла я в этом не видел. Было совершенно очевидно, что через них на Киру не выйти, но Мэлло был упрям, как осёл, а мне было лень с ним спорить.

Чем ближе был конец января, тем больше крепло во мне чувство, что моё время подходит к концу, и тем сложнее мне было оставаться невозмутимым. Мы были одни — в чужой стране, где почти все поддерживали Киру, а значит, были против нас. Но я старался не сорваться ради Мэлло, потому что понимал — только моё спокойствие помогало ему держаться. Может быть, я даже переигрывал с показным равнодушием к происходящему. Во всяком случае, Мэлло часто бесился из-за этого. Но я не мог по-другому, ведь если бы мы оба психанули, то все наши планы по поимке Киры провалились бы. Моя детская привычка играть в приставку каждую свободную минуту очень выручала, помогая отвлечься.

А потом Мэлло, отчаявшись хоть немного продвинуться в деле, придумал План. Да-да, не план, а План. Грандиозный в своей рискованности, потрясающий в своём безумии. Похитить эту сучку ведущую, голос Киры. Мэлло всегда был мастером экспромтов и неожиданных ходов. Главной идеей Плана было вынудить Киру действовать в нестандартной, критической ситуации, к которой он будет не готов, и спровоцировать на ошибку. Моя попытка образумить Мэлло успехом не увенчалась. Он только отмахнулся от меня и сказал, что для него важнее, чтобы Кира получил по заслугам, а не то, кто именно его поймает. Услышать от Мэлло такое я не ожидал, это было слишком на него не похоже, а значит, всё было гораздо серьёзнее, чем могло показаться на первый взгляд. Мэлло был готов умереть.

* * *

Я не люблю вспоминать прошлое. Слишком много там было дерьма и слишком мало времени мне было отпущено, чтобы тратить его на воспоминания. Поэтому я не собираюсь тебе ничего объяснять и рассказывать. Я не хочу, чтобы неизбежность моей смерти помешала тебе осуществить свою задумку. Завтра будет ровно десять лет с момента, когда Бейонд фактически сообщил мне дату моей смерти. Завтра я умру. Возможно, ты тоже. Но это будет уже завтра. Завтра будут последние объятия перед тем, как мы расстанемся навсегда. А сегодня ещё есть время помолчать вместе, сегодня мы ещё есть друг у друга. Не задавай мне вопросов, на которые я не смогу ответить. Не проси меня отказаться от помощи тебе. Давай просто помолчим.