Объяснительная (гет)

Настоящим довожу до Вашего сведения…

Тьфу. Это ж не докладная. До сведения уже все доведено, добрые люди постарались. Узнаю, кто именно постарался — убью на хрен. Хотя… это ж еще одну объяснительную писать придется, а я и эту никак не изобрету. Впрочем, если особо одаренный доброжелатель узнает, что я в курсе его неуместной инициативы, он сам умрет, из чувства самосохранения.

Досадный инцидент, имевший место…

Куда уж досаднее. Прямо умираю не могу с досады. Каждый раз, когда целуюсь, такую досаду испытываю, что не передать. Ох, Минерва, сдалась тебе моя объяснительная. Еще родителей в школу вызови.

Етить-перемать, а ведь вызовет! Только не моих, а…

Считаю необходимым сообщить…

Нет, на самом деле не считаю. Минерва за три мили вранье чует, а я свято уверен, что все это — не ее кошачье дело.

Вот знал, что надо сидеть у себя в Подземелье и не высовываться — так нет же, нас хронически тянет надзирать и контролировать. Условный рефлекс, что ли? Какого черта нужно теперь надзирать и что контролировать? Лорд почил в бозе, царствие ему… пожарче. Ну, обдолбается кто-нибудь Веселящим зельем, ну, пообжимаются малолетки по углам, так утречком проблюются и пойдут на занятия. А ежели кто из девиц в результате обжиманий понесет невосполнимые утраты… или неожиданные приобретения приобретет… это жизнь, тут уж ничего не поделаешь.

С другой стороны, не выперся бы я в ночь Хэллоуина патрулировать коридоры, и не было бы ничего.

Да, кстати, о том, чего не было.

Уведомляю, что в ночь с 31 октября на 1 ноября с.г., находясь в нетрезвом состоянии…

Стоп. Начать с того, что в нетрезвом состоянии находился, как ни странно, не я. В этом состоянии находился, что не странно, Поттер. Но если так написать, получится, что именно я налакался до розовых слонов. В общем, на это можно было бы и наплевать, но в данной ситуации алкогольное опьянение — не смягчающее, а крайне отягчающее обстоятельство. Отягчать, правда, уже дальше некуда, но на тот момент отягчать было просто нечего!

…мистер Поттер, находясь в состоянии алкогольного опьянения…

Минерва, будешь читать — сделай хотя бы вид, что веришь.

…пытался добраться до помещений своего факультета…

Долбанный официоз. «Пытался добраться» — ха! В том-то и дело, что ни хера не пытался. Грейнджер — вот та пыталась. Но попробуй доберись до каких-нибудь вообще помещений, когда на тебе висит пьяная в Аваду туша. И ладно бы еще просто висела. А то брыкалась, как заправское парнокопытное, предлагала хряпнуть на брудершафт и орала хриплым баском:

— Да я!.. Да з-за тебя!.. Да я С-нейпа на ш-шнурки пааайежу, ты тока скажжи!

…при помощи мисс Грейнджер…

Ну и поверит МакГонагалл в эту чушь? Особенно если учесть, что это чистая правда? Начиная с того, что Поттер нажрался до зеленых крокодилов еще во время бала, не дожидаясь традиционного полулегального дебоша в гриффиндорской гостиной. И заканчивая тем, что Грейнджер действительно волокла его на себе по всем этим лестницам и коридорам, и ругалась при этом так, что даже мне стало интересно. В это не то что МакГонагалл — в матюгающуюся хуже аврорского стажера Грейнджер я и сам с трудом верю.

Поскольку вышепоименованные студенты находились вне помещения гостиной после отбоя…

Писать про шнурки или нет? Если жалиться на шнурки, так надо и все остальное излагать, а Поттер там такое… изложил, что у меня получится не объяснительная, а явка с повинной.

А может, и правда повиниться? Ну, случайно, ну шутя, ну, бес попутал, ну простите непутевого, ну я все, что угодно… Нет. Во-первых, когда-то это уже было, а во-вторых, навинился я уже на сто жизней вперед. Если я перед кем и виноват, то лишь в том, что так поздно спохватился, так долго не замечал… Так упорно запрещал себе видеть.

…и позволял себе оскорбительные высказывания в адрес преподавателя…

Это ж Поттер, что с него взять. Грейнджер — и та ругалась изобретательнее. На первом курсе я у него был просто сальной летучей мышью, на седьмом — ебучей сальной летучей мышью. Ну, на это можно не обращать внимания: моих способностей в этой области Поттер не знает, и, пока я в своем уме и в своей ориентации, не узнает.

Но то, что он нес… Что у трезвого в голове, то у пьяного на языке, известная истина. В той ситуации, правда, в стельку бухой Герой поведал, что на уме не у него, а у мисс Грейнджер. Это я тогда так подумал.

А что прикажете думать, когда Герой висит на Героине и голосит на весь коридор и окрестности:

— Да ты посморри только, ты ж для него… для евво… чевво только… ты ж ему! А он тебя просто не заиичаит! Вааще! Ты есси даже на урок голая придешь, он не заметит!

Вот это он, конечно, хватил. Я бы заметил, даже если бы означенная Героиня не нагишом заявилась, а просто в бикини. Да и, откровенно говоря, эту попробуй не заметь. Откуда только что берется. Была же чучело чучелом, а тут вылупился лебеденок: высокая, тонкая, ногастая, глазастая… Посмотришь и взвоешь: «Где мои семнадцать лет?!» Впрочем, о своих семнадцати мне лучше не вспоминать. Таких ногастых у меня целый курс, поневоле приучишься на все это глядеть отстраненно…

…в соответствии с Регламентом о наказаниях снял пятьдесят баллов с Гриффиндора…

Снял. Было. И радуюсь. Некоторые вещи не меняются.

Но информацию к размышлению получил. Поразмышлять ее, правда, не успел — Грейнджер возьми и брякни:

— Вы стратегическую задачу выполнили? Баллы сняли? Помогите тогда, будьте человеком!

…и поскольку я человек отзывчивый и мягкосердечный…

Чую жопой, что стебаться в тексте объяснительной — это все равно что Минерве на хвост консервную банку вязать, но остановиться уже не могу: весь этот фарс доводит до белого каления.

На самом деле, просто вспомнил старую мудрость из школьного фольклора: не доверяйте деве юной прибор сложнее помела. Поттер, конечно, как любое многоклеточное, организован сложнее, чем обыкновенное помело, но проще, чем Нимбус. И это не основание доверять его деве юной, хоть и Героине. Тем более, в таком… беспомощном состоянии. В конце концов, на период его нахождения в Хогвартсе за сохранность драгоценной геройской особы отвечает школа, и я как представитель этой самой школы… Вот, да, именно.

…а мистер Поттер явно находился в состоянии, не позволяющем ему самостоятельно позаботиться о себе…

Он в этом состоянии находится всегда, вне зависимости от количества алкоголя в крови.

…будучи ответственным за физическое и умственное здоровье студентов…

Чуть не написал «нравственное». Да, о нравственном здоровье одной отдельно взятой студентки я позаботился, ничего не скажешь. На самом деле позаботился. Ну, это я так считаю. Здоровый секс плюс здравая рассудительность за вычетом неизбежной конфетно-букетности — что еще может быть лучше для нравственного здоровья девы юной? И физического тоже, между прочим. Как-то не озадачивался никогда подобными вопросами, вот и выяснилось ненароком, что нынче подобная забота называется растлением и карается… не помню, по какой статье она там карается, но чего хорошего ждать от Уголовного уложения магической Британии?

Нет, она потом сама призналась, что специально Поттера к стенке прислонила. И этот кошмарный карнавальный наряд каталонской пиратки нацепила тоже специально. Вы не знаете, как выглядит костюм каталонской пиратки? Я до того вечера тоже не знал. Никак он не выглядит, потому что его практически нет. Красно-белые бумазейные лоскутки и эрзац-портупея вместо корсета. Неудивительно, что после борьбы с напраздновавшимся до полной невменяемости Героем от этого… кхм… неглиже мало что осталось.

А я, поперек твою Моргану, нормальный мужик с нормальными мужскими инстинктами. И если кто думает, что я могу без никакой реакции смотреть на обнаженную женскую грудь, — и великолепную грудь, надо сказать! — тот жестоко ошибается. Не могу. Поэтому честно старался не смотреть. Получилось не очень…

Да и как тут получится? Если эта полуголая нахалка висит на руке и верещит:

— Не смейте Мобиликорпусом! Гарри же не чушка бездыханная, он живой человек, хоть и мертвецки пьяный!

Насчет чушки я бы поспорил…

В связи с настоятельной просьбой мисс Грейнджер не применять к мистеру Поттеру Мобиликорпус…

…если бы не был так увлечен внешним видом означенной мисс.

Собственно, я с тех пор и увлечен ее внешним видом, каким бы он ни был. Уже почти двое суток увлечен, искренне не понимаю, что происходит. Она никогда меня не интересовала больше, чем может заинтересовать учителя способный ученик. Откуда что берется?!

…однако мистер Поттер не оставил никакой возможности обращаться с ним по-человечески…

Ну да, шандарахнул я его Ступефаем. Но кто из педсостава Хогвартса остался бы доброжелательно-спокойным, если бы бухой в дугу Герой завопил прямо в лицо:

— О-о! Профессор! — и полез обниматься?

Так вот, я шандарахнул, а Грейнджер его к стенке прислонила. И зря. Потому что вся ее нагота оказалась такой… обнаженной. Раньше она хоть Героем могла прикрыться.

Подозреваю, именно в тот момент нас и застукали: один оглушенный Герой в углу, Героиня нагишом посреди коридора, и другой Герой с себя мантию стаскивает. Вот, неизвестный блюститель морали и нравственности тоже явно подумал Мерлин весть что. Я действительно снял мантию.

…чтобы мисс Грейнджер могла прикрыть ею свой испорченный костюм…

Все!!! Не сойти мне с этого места, все!!!

Грейнджер покраснела, взяла мантию, поблагодарила, потом оступефаенный Герой упал, потом мы его поднимали, потом я плюнул на Грейнджер (образно, разумеется) и наложил на Поттера Мобиликорпус… Вот и весь хрен до кнатта.

…сопроводил до помещений факультета Гриффиндор.

А то, что произошло потом… а то, что произошло потом, произошло потом. И, по-моему, это никого не касается. Но разве кто-то когда-то прислушивался к моему правильному мнению?

Что вообще это за идиотическое слово — «объяснительная»? Кто его только выдумал? Кому и что я должен объяснять, кроме учебного материала на уроках? Или многоуважаемая Директор не знает, как дети делаются?

Объяснительная… хотел бы я, чтобы мне самому кое-что объяснили. Чувствую себя, как в том анекдоте: «Объясняю материал — не понимают, второй раз объясняю — не понимают, третий раз объясняю — сам понял, а они все равно не понимают!» Я сейчас нахожусь на второй описанной стадии. Сам ничего не понимаю.

Грейнджер пришла ко мне вернуть мантию. Всего-навсего. Очень пристойно одетая. Очень скромно себя держащая.

За каким чертом мне понадобилось ее целовать?!

За каким чертом она ответила…

И прижалась так, будто шла ко мне в Подземелья не десять минут, а десять лет, и вот наконец-то пришла. Будто мы десять лет любили друг друга, а потом еще десять лет не виделись. Откуда что берется, ведь ничего не было?!

Существует же какой-то установленный… порядок, что ли. Люди встречаются, люди влюбляются, люди строят отношения, и только потом, потом… У нас ничего этого не было, так отчего же мы без разговоров упали в койку, словно все уже было? Да нет, не в койке дело, хотя и в ней тоже, что-то я совсем запутался.

Не упали — улеглись, и не было в этом никакой неожиданности, никакой эйфории, лишь спокойное удовлетворение: наконец-то. Никаких открытий и удивлений, никакого смущения, никакой неловкости, словно все это происходило уже сотни раз…

Похоже, мне для начала самому себе надо написать объяснительную.

Ей-Мерлин, такое ощущение, будто мне основательно промыли мозги — память подсовывает какую-то ерунду вместо четких и осознанных образов. И я не могу выловить момент, когда невыносимая всезнайка стала для меня... кем?

Я помню ее запах, — шоколад и апельсин, — который всегда так раздражал меня на занятиях: он заполнял ноздри, напрочь отшибая способность думать. Помню, как она расстраивалась почти до слез от любого моего замечания — она, которая съездила по морде Малфою и отбрила Скитер! Помню, как в Запретном лесу спасал Поттера от оборотня — спасал Поттера, а закрывал собой… ее, Грейнджер. Помню ту единственную ее отработку у меня — мы даже поговорили в конце. Я сказал ей целых два слова: «Вы свободны». А она мне — одно: «Хорошо». Помню, как однажды на контрольной у нее сломалось перо, и я отдал ей свое, брякнув что-то вроде: «Дешевая отмазка, не прокатит».

Вот и все. И что это было?

Это было все.

Все действительно было. Так, как это могло быть с теми, кому нельзя и тогда, когда нельзя. Обычное дело — война. У меня было слишком много дел.

Все-таки дурак я человек. Моральный урод, точно. Влюбиться и не заметить — это надо умудриться. Занят я был, занят. Замотался. Заработался. Забегался. Свой собственный роман — с ученицей! — пропустил. Остановите землю, я сойду…

Все было, все. Пусть вместо свидания — отработка. Вместо подарка — перо. Ну, а за букет цветов я нагло посчитаю стыренную Гермионой шкурку бумсланга, она еще и дороже любого букета. Все было. Как Гермиона бесила меня, как раздражала, как… заводила! Видимо, подсознание мое оказалось умнее сознания, и одним килотонным «нельзя» перечеркнуло любые намеки на симпатию к ней. А сознание бунтовало, и я спасался от нее злобой, раздражением, показным равнодушием — как мог, так и спасался.

Все было. Все было так, как только оно могло быть тогда. В той кошмарной реальности войны, где мы существовали, нам нельзя было... Нам и теперь нельзя. Но теперь уже можнее, чем раньше. Потому что единственный запрет, который невозможно обойти — свой собственный.

Говорят, в ночь Хэллоуина случаются самые невероятные чудеса. Вот оно и случилось, только непонятно — радоваться или огорчаться. Кому стало лучше от этого чуда? Уж точно не мне. Это… слишком много для меня.

Все, к чему люди идут порой годами, рухнуло на меня в один миг — держи и не падай. На меня все так… рухает, плохое ли, хорошее. Но все это — и плохое, и хорошее — рухает с одинаковой тяжестью. Вектор события при таком раскладе не имеет значения. Плюс-минус… какая разница? Давит с равной силой.

Видимо, покой и воля существуют в параллельном мне измерении. Устал работать атлантом для падающих колонн собственной судьбы. А раз так, имел я в виду эту внезапно свалившуюся на голову влюбленность. Она не сделает жизнь приятнее, только все усложнит. И, если уж совсем начистоту, не по летам, не по чинам, не по статусу мне…

Старею, что ли?

Или просто струсил?

А кого испугался?

Себя, что ли? Так я себя регулярно пугаюсь… особенно по утрам с бодуна.

Или того, что все решено за меня? Ой, как страшно. За всю жизнь я принял сам только одно решение — и двадцать лет платил по счетам. У меня может не быть еще двадцати лет для расплаты за очередную ошибку.

Или, может, просто кишка тонка? Один раз не получилось — так теперь никогда и не получится? Типичный синдром неудачника. Не то чтобы мне всегда везло — скорее, всегда не везло, но я жив, и это большая удача.

И что меня держит? Что давит? Кому я что должен? Всем, кому я должен, я все великодушно простил.

Это очень легко — взять и выбросить. Авторитетно говорю, как человек, который регулярно проводит генеральную уборку в собственной памяти и собственном сознании. Выбросить — запросто. Найти место, хранить, беречь — гораздо сложнее. Но что мне теперь хранить, кроме квитанций по оплаченным долгам и траченной молью рухляди отболевших воспоминаний?

Выбросить. Все выбросить. Захламленная душа хуже захламленной комнаты — пауки старых страхов, тараканы старых мечтаний, мутные разбитые зеркала старых взглядов мешают жить, превращают жизнь в пыльный скрипучий реквием самому себе. Я его двадцать лет пел. Надоело.

Если выбросить хлам, у меня будет очень много места. Мне одному столько не надо. Но если вдвоем, то как раз должно хватить. И будет кому пауков выметать.

А еще — если то, что рухнуло, держать не в одиночку, будет гораздо легче. Тем более что все уже было, но это неважно.

Нет прошлого и нет будущего, есть только сейчас. Однажды я это очень хорошо понял: ни сорок лет мрачного прошлого, ни неизвестные годы неопределенного будущего не имеют значения в единственный миг настоящего — миг смерти. Триллионы мгновений пронеслись мимо меня, двадцать лет мгновений настоящего, а я упорно лез во вчера и пытался подчинить завтра. Не получилось ни одно, ни второе, потому что нет ни первого, ни второго.

«Вчера» закончилось вчера, а «завтра» еще не наступило. Я не могу воскресить прошлое, я не в ответе за будущее. У меня есть только «сейчас», только настоящее имеет ценность. А в настоящем… а в настоящем передо мной стол, на столе пергамент, на пергаменте — идиотская объяснительная.

Что, ну что вы хотите, чтобы я вам объяснил? Что мне здесь написать? Я за свою душу отчитаться должен? С какого?.. Вам двадцать лет не было дела ни до меня, ни до моей души! Я то грешил, то каялся, то насмехался, то унижался — это никого не волновало! И тут вдруг всем стало интересно, что же творится под наглухо застегнутым сюртуком Мастера Зелий? О, если бы я был куклой, вы наверняка распотрошили бы меня, чтобы узнать, из чего сделано мое сердце!

Живое оно, живое. Живее многих. И вчерашняя ночь снова это доказала. Оно бьется, это замученное сердце, и оно еще смеет мечтать и желать. Но вы об этом не узнаете. Не ваше это дело.

В ночь Хэллоуина мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, и я словно получил пощечину от собственной судьбы: «Гляди, паразит, что наделал! Где была твоя голова?! Глаза где были?!» И я попытался поначалу вернуть мой мир в первоначальное положение, но только теперь начинаю понимать, что стоять на голове — в общем, недурственное и очень приятное занятие. Правда, пока я вниз головой не сильно хорошо ориентируюсь: что говорить, куда смотреть, как себя вести и где мое право, а где право на лево… но это пройдет. Если что, Гермиона, думаю, поможет. Она тоже стоит на голове, причем гораздо дольше меня. А я дурею от сознания, что отныне можно рассчитывать не только на себя, и если вдруг я на голове не удержусь, мне будет на кого опереться. Да, стоять на голове здорово. Только это не ваше дело.

Я еще не знаю, как называется то, что произошло в коридоре, в моем кабинете, в моей постели. Вернее, как называется — знаю, а вот чем это является… Это не любовь — я знаю ее, я помню ее, и в настоящем ее нет, а за будущее я не в ответе. Это не увлечение и не интрижка — от легких и ни к чему не обязывающих связей не переворачиваешься на голову. Но, что бы это ни было, оно существует сейчас, и я живу в нем, и сердцу уже не так больно колотиться о ребра в попытках достучаться до рассудка. С Гермионой будем иметь долгую и содержательную беседу о смысле происходящего и о смысле жизни. С ней всегда так — о чем ни заговори, все одно сведет на смысл жизни… но вас это не касается.

Все это — мое, и я никому не позволю лезть ко мне в душу и марать своими соплями и воплями случившееся с ней хэллоуинское чудо. Все это — не ваше дело.

И клал я с прибором на ваши условия и условности. Тому, кто однажды умирал, стыдно оглядываться на фальшивые правила и казенные ритуалы. Ночь Хэллоуина подарила мне мое настоящее, и вас оно не касается.

Подотритесь моей объяснительной, она будет чуть мягче наждака.

Если не понимаете, я объясню.

Где там перо?

«Не ваше дело».

Точка.

Снейп.