Верное решение (джен)

Солнце скрылось за горизонтом, и Врата Мечей погрузились во тьму, лишь орочья столица виднелась издалека, ярко освещенная. С приближением ночи маленький отряд Шайкан вернулся на постоялый двор — хоть потомки Малакая почти не нуждались в сне, возможность отдохнуть несколько часов упускать не следовало. Расположившись в двух съемных комнатушках — Сосуд Души, Лия и Шаэ в одной, Бор и Джаред в другой — они погрузились в дрему…

Через несколько минут Джаред открыл глаза — спать он и не собирался, в отличие от брата, безмятежно похрапывающего, — и поднялся с кровати. Одеваться ему не пришлось, все ложились, не снимая облачений — по ночам было холодно. Приникнув ухом к тонкой стене, он удостоверился, что и в соседней комнате тишина. Осторожно, на цыпочках, Джаред прокрался к выходу, захватив обувь с собой, каждый миг ожидая вопроса в спину — «а куда ты собрался?». Бор на самом деле спал чутко. Нет, он не боялся, что ему не позволят покинуть отряд — Сосуд Души не удерживала никого. Мордекай, еще один их брат, вообще не ночевал с ними, присоединяясь лишь днем. Джаред не хотел, чтобы о его отлучке стало известно остальным, хотя доверял им безоговорочно и знал, что его поступок одобрили бы. Он намеревался посетить мать, от которой ушел почти полгода назад.

Ни Бор, ни тем более сестры не проснулись — шаги брата они не считали угрозой, а скорее всего, даже и не слышали ничего. Незаметно выйдя на улицу, Джаред обулся и пошел прямо к связующему камню, излучающему яркий свет; положив руки на теплый гранит, закрыл глаза и сосредоточился — он редко пользовался связующими камнями, хотя умел. Обычно это делала Сосуд Души, призывавшая потом к себе младших.

Все прошло, как надо — он очутился в Семи Башнях, своем родном городе, в квартале гномов. Их с матерью дом — точнее, теперь дом матери — стоял далеко, но самый близкий из камней, известных ему, находился здесь. Джаред улыбнулся, вспомнив дни, проведенные в качестве слуги при гномьем посланнике из Нижнего города, и пустился бегом по безлюдным ночным улицам, чтобы успеть вернуться назад в срок. Нет, больше он никогда не будет возиться с пьяницей-гномом, носить ему выпивку, составлять отрезвляющие зелья… Все это далеко позади. Теперь он воин, невероятно сильный! Драконья кровь наделяла владельца могуществом, какого не могли себе представить простые люди. Джареду сказочно повезло повстречаться с Сосудом Души — она спасла его от смертельной болезни, подарила силу, и согласилась принять в свой отряд, назвав кровным братом. Он увидел дальние страны, победил множество врагов, испытал невероятные приключения. О такой жизни юный слуга не мог и мечтать, хоть она была сложной и опасной.

Интересно, как-то его встретит мать? Сначала, наверное, испугается — он так изменился за все это время, возмужал и окреп, долгие бои, походы и тренировки принесли плоды; а вместо одежды слуги на нем красно-белое облачение Шайкан. Потом, как обычно, будет плакать — что с нее взять? Но на этот раз Джаред вытерпит все, даже если она станет гладить его по голове и тискать, как ребенка. Ведь в тот день, когда Сосуд Души дала ему свою кровь, он ушел, не оглядываясь на рыдающую мать, и попросту забыл о ней, не посылая никаких вестей. Пожалуй, это было слишком жестоко… Все-таки Аша, рано овдовев, растила сына одна, и старалась дать ему самое лучшее, нередко ласкала и баловала — гораздо чаще, чем бранила. И какая беда, если ее забота порой становилась назойливой? Многие матери не могут понять, что их дети выросли. Нужно быть к ним снисходительнее, в конце концов…

Осознал это Джаред поздно, но уж лучше так, чем никогда — так он считал. Первые мысли на этот счет посетили молодого драконокровного, когда он увидел останки своих новых родственников из Шайкура, и горе товарищей по отряду. Их приемные родители, кровные братья и сестры — все погибли, став едой для чудовища… Безумный вопль Сосуда Души, рухнувшей на колени перед грудой окровавленных костей, врезался Джареду в память навсегда.

А потом, уже во Вратах Мечей, была песня в честь погибших, спетая темной эльфийкой, другой сестрой. Джаред рыдал, не стыдясь слез впервые в жизни, хотя эти потери не касались его лично — он не знал никого из умерших; но сочувствовал остальным Шайкан… и подумал наконец о своей матери. Тогда он и решился ее навестить, купил у контрабандистов красивое многоцветное ожерелье и подкопил еще немного денег, чтобы оставить их Аше. В последние годы она не нуждалась, но с потерей сыновнего заработка, наверное, стало труднее.

Вот и знакомая улица, по которой Джаред бегал еще мальчишкой, и родной дом. Каким маленьким и жалким он кажется теперь, после величественных зданий, виденных в путешествиях — вспомнить хотя бы Шайкур, полуразрушенный, искалеченный войной, но все еще гордый, или гномью цитадель в Нижнем Городе… Старая яблоня во дворе все так же гнулась под тяжестью преклонных лет, ее ветви почти касались земли. Забор совсем рассох и покосился, вот-вот упадет. В прошлой жизни Джаред так и не собрался его починить. Окно слабо светилось — значит, мать еще не спит. Такую возможность он как-то не предусмотрел. Последние шаги дались ему с трудом, Джаред нерешительно поднял руку и постучал в дверь, все еще тяжело дыша — то ли от быстрого бега, то ли от волнения.

— Войдите, — глухо раздалось изнутри. Больше никакого интереса Аша не проявила, хотя ночные посетители для одинокой женщины слишком часто представляют нешуточную опасность. Раньше она не была такой безразличной…

Протяжно скрипнули несмазанные петли, и Джаред вновь переступил родной порог. Комната ничуть не изменилась, или ему так показалось в неверном свете одинокой свечи? А вот мать, сидевшая за столиком… Нет, лицо осталось тем же, лишь лоб пробороздила новая морщина — раньше ее не было. Но голубые глаза, едва скользнувшие по вошедшему пустым взглядом, стали такими чужими!

— Кто вы? — спросила она. — Что вам нужно в такой час?

— Мама! — Джаред кинулся к ней, едва не потушив свечу своим порывом.

— Уходите, — отшатнувшись, потребовала Аша. — Не то я позову соседей.

— Неужели ты не узнаешь меня?.. Это же я, Джаред, твой сын!

— Нет у меня сыновей.

— Мама, что с тобой случилось? Ты забыла меня? — его сердце сжалось от страшной догадки. Неужто она сошла с ума?.. — Скажи хоть что-нибудь… Или ты сердишься? Мама!..

— Успокойся и сядь, — резко и властно сказала Аша. Так она никогда еще не говорила, даже когда пробирала сына за проступки; лицо ее закаменело. Джаред повиновался, выдвинул второй стул, и сел напротив.

— Я еще в здравом рассудке и прекрасно помню тебя, Джаред. А еще я помню, что ты меня бросил.

От сердца у него немного отлегло — значит, с матерью все в порядке, только злится… Что ж, это заслуженно, и он покорно выслушает все упреки, утрет ей слезы, а потом все будет как раньше.

— Знаю, ты не был доволен простой жизнью и всегда мечтал о чем-то большем, — тем временем говорила Аша. — Рано или поздно ты бы все равно ушел, и я ждала бы, как это делают тысячи матерей, хотя, не скрою, с тяжелым сердцем. Но ты сбежал, даже не попрощавшись.

— У меня был долг перед теми, кто спас мне жизнь…

— А что о долге передо мной? — перебила его Аша. — Я ведь тоже дала тебе жизнь. И ты не нашел ни единого слова, чтобы ободрить мать и облегчить разлуку. Ведь я уже была готова расстаться с тобой навсегда, ты умирал у меня на руках. А когда эта женщина спасла тебя, снова появилась надежда, которую тут же отобрали, не дав ничего взамен. Но это еще пустяк.

Пламя свечи затрепетало от еле заметного вздоха. Сняв нагар, Аша заговорила снова:

— Ты ведь возвращался в Семь Башен вместе с ними, я знаю, но так ни разу и не пришел. Я ждала тебя тогда дни и ночи напролет, и потом ждала — хоть строчку письма, хоть слово, хоть какую-то весть, что ты еще жив и помнишь меня. Но оказалась не нужна. Безбожники стали тебе милее.

— Они приняли меня, как брата.

— Но сначала дали силу и возможность сбежать, и ты пошел за ними. Посмотри на себя — ты стал совсем как они, носишь их знаки и драконью кровь в жилах. Стал убийцей и предателем…

— Шайкан не такие! — возмутился Джаред.

— Правда? Ты начал с того, что предал родную мать.

— Я же вернулся!

— Слишком поздно. Или ты думаешь, что можно так просто прийти через полгода, умаслить мать ласковыми речами, утихомирить внезапно проснувшуюся совесть, а потом снова разбить мне сердце? Надолго ты пришел — час, два? И снова сбежишь, забыв обо мне уже на следующий день.

— Неужели ничего нельзя изменить?

— Нет, ты уже устроил свою другую, новую жизнь. Для меня в ней места нет, я слишком стара и слаба по сравнению с твоей теперешней родней.

Джаред пораженно молчал. Он совсем не ожидал такого приема, и не знал, что ответить этой новой Аше, непохожей на ласковую и всепрощающую мать. Неужели он сам сделал ее такой? Или же никогда не знал ее мыслей и чувств по-настоящему?

— Уходи, — велела мать. Ее глаза по-прежнему оставались сухими — еще одно отличие от прежней Аши, которая от боли рыдала или бранилась, а не каменела. — Иди к своим безбожникам. Ты хотел свободы, так получи ее, не сдерживайся даже такой малостью, как память обо мне; до сих пор у тебя это получалось неплохо.

Джаред безропотно встал и пошел к двери, не протестуя и не пытаясь умолять — с таким же успехом можно было умолять статую. Или его самого в тот день, когда он покинул город вместе с отрядом Сосуда Души.

— Джаред, — позвала Аша, тихо и мягко, почти как прежде, но с еле заметной дрожью в голосе.

В надежде он обернулся. Может, не все еще потеряно?.. Джаред успел увидеть подозрительный блеск в ее глазах, и уже шагнул назад, но Аша тут же взяла себя в руки:

— Лучше бы ты умер тогда от чумы, — тяжелые и хлесткие слова были хуже любой пощечины.

Как сомнамбула, Джаред вышел из дома, и побрел по улицам, не замечая, куда идет. Отзвуки последних слов матери до сих пор не утихали в его голове. Но в его чувствах было больше потрясения от произошедшего, чем боли.

Она, конечно, права во всем. Так, наверное, лучше для них обоих… Ей будет легче считать, что сын мертв — да так оно в какой-то степени и было. Прежний Джаред умер, исчез в вихре нечеловеческой силы, утонул в драконьей крови. А новому теперь не место среди людей. Он ведь и в самом деле не собирался возвращаться — никогда.

Забытое ожерелье, кое-как засунутое в карман, упало на дорогу. Промедлив немного, Джаред поднял его: вряд ли оно когда-либо попадет в руки, кому предназначено, так что пусть останется на память — о той Аше, что растила сына, и о той, что сейчас прогнала. Насмешка судьбы — он почувствовал истинное уважение к матери, лишь когда она отказалась от него. Может, это было самое верное решение в ее жизни?

* * *

В Семи Башнях у бывшей рунной воительницы, когда-то служившей некроманту Хокану Аширу, было много дел, но одно из них печалило ее больше всего. Сон о битве, где сражался отряд Сосуда Души, с которой Руна когда-то повстречалась и смешала кровь, оказался вещим…

И этот отряд перестал существовать. Искатели достигли своей цели и нашли древнее убежище, но почти все погибли в бою — драконы яростно охраняли свой дом от людей, когда-то почти истребивших весь их род, и нанесли удар первыми, не дожидаясь, пока это сделают смертные. Ошибка обнаружилась слишком поздно… В живых остались только Сосуд Души, с переселением в тело ящера лишившаяся привычного человеческого обличья, да Шаэ, одинокая и печальная, растерявшая прежний задор. Джаред, Бор и Лия сгорели в драконьем пламени дотла, от их тел не осталось ничего, кроме праха, развеянного ветрами, и провести ритуал воскрешения было невозможно. В честь павших поставили надгробие — над пустой могилой.

— До сих пор не могу поверить, что они мертвы, — низко пророкотала Сосуд Души, печально глядя на камень, на котором Шаэ начертала имена братьев и сестры. Сама Шаэ стояла здесь же, рядом с драконом. — Расплата оказалась высока.

— Шайкан не забудут их имена, — пообещала Руна. — Я расскажу остальным о подвиге, совершенном вами.

— Кроме этого, есть еще одно дело, кровь от моей крови. У Джареда осталась мать в Семи Башнях. Она отреклась от сына, но должна узнать о его смерти.

— Как мне найти ее?

— Ее зовут Аша, — медленно, вспоминая события давних дней, сказала Сосуд Души. — Живет неподалеку от Безмолвной Поляны, в западной части города — все, что я помню, к сожалению, но постарайся ее отыскать, если твой путь снова будет лежать через Семь Башен.

— Я сделаю это, — склонила голову Руна.

— И еще, — Шаэ впервые разомкнула плотно сжатые губы. В ее руках сверкнуло ожерелье, рассыпав пестрые блики по лицу. — Отнеси ей. Джаред когда-то хотел подарить его матери, а незадолго до смерти отдал на хранение мне.

Руна забрала ожерелье — даже если Аша не захочет носить украшение, оно ей все равно пригодится, хотя бы для продажи. В столице, обнищавшей, разоренной налетом темных эльфов, даже золото и самоцветы ценились мало, не говоря уже о менее благородных металлах и камнях, но в черный день сойдет, чтобы обменять на кусок хлеба…

…Как ни странно, найти Ашу оказалось нетрудно. Порасспрашивав горожан на рынке — вечном источнике сплетен, Руна узнала от одного торговца, что эта женщина все еще в Семи Башнях, и живет одна — муж погиб лет двадцать назад на войне, сын, единственное дитя, умер во время эпидемии чумы, жаль, такой славный мальчишка был в детстве, да и потом вырос здоровый и крепкий парень, а поди ж ты — захворал и сгинул, мать на старости лет без опоры осталась, работает много, а времена сейчас такие тяжелые, город до сих пор от осады оправиться не может…

— Понятно, — выудив в безудержном потоке слов приметы Ашиного жилища, Руна направилась прочь. — Спасибо.

— А вы ей кто будете? — запоздало окликнул ее торговец.

— Родственница дальняя, — не особо и покривив душой, ответила Руна. Правду ему знать ни к чему — незачем давать лишний повод для пересудов.

Придя к нужному дому, она с удивлением обнаружила, что дверь приоткрыта, и услышала слабый плеск воды. Значит, Аша точно здесь… Недолго думая, Руна без стука вошла в комнату, больше напоминавшую келью отшельника. Немолодая, светловолосая, но уже наполовину поседевшая женщина обернулась на звук шагов, Руна узнала ее сразу, хоть видела впервые — Джаред многое унаследовал от своей матери. Те же глаза, пусть голубые, а не карие, овал лица и прямой аккуратный нос, вот только тоска и усталость старили ее еще лет на десять. Она только что вернулась из маленького огорода, разбитого рядом с домом, и вытирала отмытые от земли руки, на которых оставила отпечаток грубая и тяжелая работа.

— Зачем ты пришла, Шайкан? — спросила Аша без ожидаемого раздражения или ненависти. Сосуд Души предупредила Руну о том, что особой любви к драконокровным мать Джареда не питает — ведь именно с ними он сбежал когда-то. Видимо, за последние годы она изменила свое мнение.

— Я принесла вести о твоем сыне, — сообщила Руна. Аша и бровью не повела, выжидательно глядя на гостью. — Он мертв. Погиб в бою, — уточнила она.

— Я знаю.

— Откуда? — неужели еще кто-то побывал здесь? Но кто, кроме нее, Шаэ и Сосуда Души, знал о смерти Джареда?

— Однажды ночью я это почувствовала, — спокойно ответила Аша. — Словно нить оборвалась… И я поняла, что его больше нет.

— И ты так об этом говоришь? — не выдержала Руна. Она совсем не хотела осуждать Ашу, но не понимала ее равнодушия.

— У тебя есть дети, Шайкан?

— Да, — Руна вспомнила о воспитаннице, которую растила с малолетства. Девочка не была ее родной дочерью, но какое это имело значение?

— Тогда ты должна понимать… Сколько бы мы ни отказывались от своих детей, сердце все равно будет за них болеть.

— Это верно, — однажды Руна потеряла терпение и решила не искать воспитанницу после того, как та оставила ее на верную смерть и ушла. Время показало, что это было ошибкой — Йаша, оставшись без присмотра и худо-бедно сдерживавшей руки, дала себе полную волю. Руне пришлось снова взять ее под свою опеку и продолжить выполнять клятву, данную когда-то ее отцу. Но до того времени Руна не могла избавиться от угрызений совести — неужели она виновата в том, что вырастила чудовище? А потом еще и бросила это чудовище на произвол судьбы. Сколько бы горя ни причиняла ей неблагодарная воспитанница, Руна всегда беспокоилась и заботилась о ней, и не только из-за клятвы. Так что она теперь действительно понимала Ашу.

— И мое болит — даже сейчас. Но любой боли есть предел, — Аша надела соломенную шляпу, какие в людском королевстве носили повсеместно для защиты от жаркого солнца, и надвинула на глаза, как забрало шлема, явно желая скрыть свои чувства от чужих глаз и поскорее закончить разговор. — Мне пора идти, Шайкан. Спасибо за труды, но теперь оставь меня.

— Подожди еще немного, — вспомнив о поручении Шаэ, Руна достала ожерелье и подала собеседнице: — Возьми. Джаред предназначал это тебе и хранил до самой смерти.

Аша недоуменно посмотрела на ожерелье, словно не понимая, что это такое, но не стала отказываться и надела. Яркое и праздничное украшение работы нездешних мастеров казалось здесь, в этой скромной комнате, вестью из какого-то другого далекого мира; оно делало увядающее, изможденное лицо женщины еще более скорбным и подчеркивало ветхость ее рабочей одежды.

— Так, значит, он все-таки помнил обо мне — там, среди вас, — негромко сказала Аша, сняв шляпу и тронув блестящую подвеску ожерелья. Руна не ответила ничего, да это и не требовалось. Тем не менее Аша продолжила, больше для кого-то незримого, чем для Руны:

— Я не буду молиться за его душу — боги ее не примут. Но… надеюсь, Джаред нашел покой, где бы он ни был. И сумел простить меня, если есть за что — как я простила его.

Повисла тишина, но в ней не было напряжения; солнечный луч, падавший из открытого окна, отразился во вставленном в ожерелье куске хрусталя, засверкавшем, подобно крупной слезе. Руна уважительно склонилась перед хозяйкой дома, попрощалась и ушла, не желая мешать. Продолжая свой путь, она думала о годах, проведенных Ашей в одиночестве и непрерывном труде. Сколько ночей ей пришлось провести без сна, сколько сил положить, чтобы простить того, кто не просил прощения у нее, и обрести свой покой?

Может, это было самое верное решение в ее жизни?