Домик в глуши (джен)

Нет ничего более постоянного, чем временное. Когда Северус предложил ненадолго скрыться, Тобиас даже не сомневался, что это «ненадолго» затянется. Но не настолько же! Он злился на непутёвого сына, который не придумал ничего умнее, чем поселить их с Эйлин в такой глуши, где не с кем было даже поговорить про игру «Манчестер Юнайтед», а уж про то, чтобы порадоваться победе любимой команды за кружкой пива, речь и не шла. Но в то же время Тобиас слишком хорошо помнил ужасы войны, чтобы игнорировать угрозу. Пусть у этих магов нет самолётов, способных бомбить города, но во всяких мерзких проклятьях они поднаторели, и вполне могут убить на расстоянии — вот не зря их в древности сжигали! И ведь угораздило же Тобиаса связаться с ведьмой! Опять-таки из-за его доброты. Ну, не мог он оставить в беде перепуганную девчонку. Кто ж знал, что оно так закрутится?

Впрочем, свой брак Тобиас считал довольно удачным. И пусть красавицей его Эйлин не была, так ведь и сам он был далеко не Ален Делон. Да и что греха таить, сын у них тоже особо не удался. Зато уж никто не усомнится в отцовстве! Да и вообще для мужика внешность не так важна, а его Эйлин иногда можно даже назвать хорошенькой. Вообще Тобиас был уверен, что без него она бы пропала — вторую такую беспомощную надо было ещё поискать. И готовить не умела... это, конечно, немного удручало, но зато она никогда не пилила Тобиаса и так трогательно им восхищалась, что невозможно было и помыслить её оставить, как поступили со своим жёнами его некоторые приятели. Нет! Тобиас точно был не из таких! Если уж он кого выбрал, то это на всю жизнь.

Ночью прошёл сильный дождь, и Тобиас с огорчением понял, что с крышей всё-таки придётся что-то делать. Кто его знает, насколько они здесь застряли, а скоро осень. Он залез на чердак и понял, что всё ещё хуже, чем казалось, и чтобы заделать эти дыры в крыше, ему нужны и инструменты, и какие-то материалы. Не то чтобы он был мастером, но с простой работой ему приходилось иметь дело, и уж такое-то…

— Тоби, ты здесь? — взволнованная Эйлин вскарабкалась по шаткой лестнице.

— А где ещё? — Тобиас отступил в сторону и протянул ей руку, помогая подняться на шаткий пол чердака. — Надо будет ему сказать, чтобы досок каких привёз. Ну и инструмент, а то осенью мы тут утонем.

— Осенью? — удивилась Эйлин. — Но ведь Сев говорил, что это ненадолго.

— Твой Сев много чего говорил, — проворчал Тобиас, — только нам с тобой всё равно надо быть ко всему готовыми. Напиши ему, а я составлю список необходимого.

С сыном они совсем не понимали друг друга, поэтому было проще общаться через Эйлин. Она хоть немного и расстраивалась от такого, но всё равно сглаживала все острые углы, как умела.

— А может… я сама попробую?

Эйлин даже зажмурилась от собственной смелости. Как будто Тобиас позволял себе что-то, кроме как повысить голос! Да и у кого бы рука поднялась? Эйлин была такой худой, что, казалось, качалась от ветра. А когда она так робко заглядывала в глаза, то её хотелось обнять и защитить от всего мира.

— Да что ты можешь?!

Она достала из кармана фартука палочку и умоляюще взглянула на Тобиаса:

— У нас же здесь нет телевизора… и радио…

Эйлин была права — в этой забытой богом глуши у них не было ничего, даже электричества. Поэтому и испортить своей магией она ничего не могла. Тобиас почесал шею и махнул рукой:

— Колдуй уже! Всё равно хуже не будет.

Наверное, в этой магии было что-то такое… сверхъестественное, чем иначе объяснить то, что Эйлин с палочкой совершенно преобразилась. Её обычно бледные щёки раскраснелись, а взгляд стал острым, и в нём появилось такое наслаждение, на которое Тобиас среагировал совсем странно: желанием. Непонятным и оттого пугающим. А вокруг всё пришло в движение: кровля словно ожила, несколько раз встряхнувшись, она начала восстанавливаться. И посреди всего этого стояла его маленькая хрупкая Эйлин и мечтательно улыбалась. Когда она, наконец, опустила палочку и вытерла пот со лба, Тобиас не выдержал и, подхватив её на руки, поцеловал.

— Ты чего это? — спросила удивлённая Эйлин.

И что на такое отвечать? Тобиас аккуратно поставил супругу на землю и, прокашлявшись, сказал:

— Ты… это… спасибо, в общем. Мне бы ещё долго мудохаться пришлось.

Эйлин неловко потеребила подол фартука и прошептала:

— Пожалуйста.

* * *

Хорошо всё-таки, что Тобиас не послушал Эйлин и завёл кое-какой огород, а то бы так и маялся от безделья. Она, кстати, тоже, глядя на него, посадила что-то своё для этих… отваров, которые не переставала варить, даже когда притворялась, будто позабыла о колдовстве. Тобиас поначалу интересовался её грядками, ему даже показалось, что он слышит, как эти растения поют, но после того, как его укусила какая-то пакость, с виду похожая на герань, он перестал даже близко к ним подходить. Да и с пением ему точно привиделось — не могли же растения петь разнузданные куплеты, за которые даже ему, повидавшему всякое, было неловко.

Тобиас отщипывал пасынки у томатов, когда вдруг заметил позади какое-то движение. Он быстро схватил лопату и уже замахнулся, когда понял, что опасности нет. Просто почтительный сын решил навестить родителей.

— Вижу, мне очень рады.

— Сейчас только лопату положу и расплачусь от восторга. Чего надо?

— Да так… навестить пришёл.

— Соскучился, что ли?

Лицо Северуса скривилось.

— Безумно. Ты мать не обижаешь?

— Чего это вдруг?

Стало даже обидно. И придумает же такое! Будто не знает, что Тобиас никогда…

— Знаю я тебя.

Разгоравшемуся скандалу помешало появление Эйлин. Она немного потопталась у грядок, а потом неловко обняла сына:

— Пришёл-таки…

Северус похлопал её по плечу и отстранился:

— Хотел узнать, как вы тут.

— Мы хорошо, — губы Эйлин тронула слабая улыбка. — Хозяйство вот завели… отец такие тыквы вырастил…

Северус настороженно взглянул на отца. Похвалить у него, конечно, не повернулся язык, но хотя бы не ляпнул чего-нибудь, как умел. На язык сын всегда был остёр и, совершенно не задумываясь о последствиях, говорил гадости. Не зря его лупили все соседские хулиганы.

— Он пришёл проверить, не убил ли я тебя… лопатой вот, к примеру, — криво усмехнулся Тобиас, глядя на Эйлин.

— Скажешь тоже! — натужно рассмеялась она. — Папа шутит. Ты же знаешь, как он любит пошутить.

— Знаю! — в мрачном взгляде сына Тобиас увидел угрозу. — Поэтому и навещаю.

— Всё-таки ты скучаешь, — обнимать его Эйлин больше не стала, кивнув на дом: — Зайдёшь?

— Зайду.

Тобиас хотел сначала покопаться в огороде, чтобы не мешать разговору, а потом вдруг ощутил укол недовольства: не хватало ещё в своём доме чувствовать себя, как в гостях. Хотя, справедливости ради, этот дом приобрёл сын, но, с другой стороны, сам-то он сейчас занял большой дом Тобиаса, который был если не лучше, то добротнее точно. А там мало того что электричество и вода, так ещё и телевизор… и вообще жизнь бурлила.

В голову полезли нехорошие мысли. А вдруг никакой войны и не было — тихо же! — а их хитроумный сын просто решил провернуть эту аферу, чтобы оттяпать дом? Ну да! Чего ему стоило? Наплёл с три короба, а они с Эйлин и рады стараться: собрали свои пожитки и в халупу перебрались, и даже никому ничего не сказали — думай, что хочешь! Терзаемый подозрениями Тобиас на цыпочках обошёл небольшой домик и встал под окном кухни, чтобы послушать. Северус говорил тихо:

— Пруэттов убили. Обоих.

Кто бы их знал, этих Пруэттов — а вот Эйлин тихо вскрикнула, явно зажимая рот ладонью. Тобиас разозлился на сына — приперся на ночь глядя, мать пугает… хотя про войну, похоже, не врал:

— Министерство подписало указ «Террор против террора» и разрешило аврорам пользоваться Непростительными.

— Как можно?!

Гнев супруги Тобиас вполне мог разделить: террор никогда не доводил до добра, а эти Непростительные не зря же так назывались?

— Можно, оказывается… магглам просто стирают память. Хорошо, что вы здесь.

— Хорошо, — эхом отозвалась Эйлин. — Я зелья впрок варю. Если с тобой что случится, аппарируй сюда. А ещё лучше — сделай порт-ключ.

— Посмотрим, — ворчливо пробормотал Северус. — Отец-то как, нормальный?

Тобиас задохнулся от возмущения. Можно подумать, он ненормальный! Вот уж наградил бог сыночком.

— Да… — Эйлин, когда волновалась, начинала запинаться: — Он хороший… честно… и добрый… и ласковый…

— Я это заметил.

— Вы просто с ним очень похожи, вот и не можете ужиться.

Что? Тобиас едва не выдал себя гневным вскриком, но сумел сдержаться. Хорошо, хоть у Северуса был трезвый взгляд на такое.

— Нет, ма, мы с ним слишком разные. К счастью.

К счастью или нет, но разные! Хотя у Эйлин и было своё мнение:

— Вот поживёшь с моё — поймёшь.

Северус что-то недовольно пробурчал, а потом вдруг спросил:

— А вам ничего сюда не надо? Книг там каких-нибудь или семян? Он, я смотрю, сельским хозяйством увлёкся. Или, может, живность какую?

— Живность — это хорошо, — беззаботно отозвалась Эйлин.

Тобиас был готов побиться головой о стену. Живность ей подавай! Да она не знает, с какой стороны к корове подойти, и точно не отличит её от быка. Так или иначе, Тобиас не стал вмешиваться в разговор, справедливо полагая, что Северус спросил такое лишь из вежливости. Однако через неделю их хозяйство пополнилось: две овцы, привязанные у изгороди, сиротливо блеяли и пытались сожрать укроп.

* * *

Давать имена овцам — последнее дело. Как их потом есть? Но Эйлин была непреклонна: «Они же живые!» Живые, точно, и очень прожорливые. А ещё им надо где-то жить, не к себе же в комнату их тащить? Эйлин, кажется, о чём-то таком догадывалась и даже попросила сына — не сам же он додумался прислать гвозди и молоток. Так или иначе, его посылка выглядела тонким издевательством. Тобиас популярно объяснил супруге, что гвоздями крепятся доски — доски, мать их! — и что молотком можно стучать до посинения, но без основного материала сарай сам себя не построит. Когда он, наконец, устал и выдохся, Эйлин тихо спросила:

— Так тебе нужны доски?

Тобиас снова завёлся:

— Поняла, наконец! Конечно, мне нужны доски! Потому что сарай для овец строится из досок!

Конечно, его можно было сложить и из камней, но если работу плотника Тобиас ещё как-то себе представлял, то каменщиком он был так себе. И точно не знал, где взять кирпичи для постройки. Эйлин почему-то совсем не обиделась на его слова:

— Тоби, но мы же живём в лесу.

— Я это заметил.

— А значит, мы сами сможем добыть эти доски.

— А чем мы будем рубить деревья, лопатой? А пилить кухонным ножом?

Эйлин покраснела и принялась теребить край фартука:

— Ну, я бы могла… попробовать.

Такое Тобиасу вовсе не приходило в голову. Но, с другой стороны, смогла же она починить крышу? Может, и на этот случай у неё есть особое колдовство?

— Пойдём!

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть? Или тебе надо подготовиться?

— Не надо, — Эйлин торопливо натянула резиновые сапоги, чтобы не испортить домашние туфли, и стянула волосы в тугой узел. — Я готова.

Тобиас чувствовал себя немножечко идиотом, но с готовностью открыл перед супругой дверь.

— Пойдём.

С собой он ничего не взял, потому что с трудом представлял себе процесс рубки деревьев без топора или пилы, но не отступать же? А вдруг?.. Эйлин бодро шагала по едва различимой тропинке и явно знала, что делать дальше. Оставалось только за ней наблюдать… ну и помочь чем. Всё-таки слабая женщина в лесу.

Эйлин выбрала дерево по каким-то ей одной понятным знакам. Она несколько раз обошла вокруг и вопросительно взглянула на Тобиаса. Он никогда прежде не выбирал деревья для постройки овчарни, поэтому мог только одобрительно кивнуть, целиком полагаясь на неожиданно проснувшуюся ведьминскую сущность супруги. Наверное, именно одобрения она и ждала, потому что преобразилась практически сразу, едва достав палочку из кармана своего фартука.

Второй раз по собственной воле Тобиас наблюдал за колдовством супруги и не мог отрицать, что с палочкой в руке она полностью преображается. У неё словно вырастают крылья, и в этот момент ни у кого бы язык не повернулся назвать Эйлин некрасивой. Она была чертовски хороша, дирижируя палочкой и тихо бормоча слова каких-то заговоров или заклинаний, и по мановению её палочки вершилось настоящее чудо. Огромная сосна, подрубленная у самого корня, мягко опустилась в траву, и тотчас же избавилась не только от всех веток, но и от коры. Тобиас мог только восхищённо присвистнуть, а раскрасневшаяся Эйлин обернулась с такой улыбкой, ради которой хотелось совершить что-нибудь по-настоящему стоящее.

— Какой толщины должны быть доски?

— Что? — Тобиас засмотрелся и не сразу понял вопрос, но быстро сориентировался: — Давай где-то дюйм-полтора, не больше.

— Хорошо.

Она снова что-то пробормотала, и толстый ствол рассыпался досками. Ни хрена ж себе… магия! А ведь дома, что от редкого колдовства жены, что от случайных — как ему говорили! — вспышек колдовства сына кроме проблем ничего не было. Только всё ломалось и портилось. А здесь гляди-ка! Игнорировать такую пользу было бы просто глупо. Тобиас сам не заметил, как оказался подле Эйлин и, обняв её со спины, прошептал:

— Спасибо!

Она по-кошачьи потёрлась о его щёку и промолчала, но это молчание было красноречивее любых слов. Ей было приятно.

Когда Тобиас собрался волочь добычу к дому, Эйлин, уже не спрашивая его согласия, вновь взмахнула палочкой, и доски плавно поднялись и поплыли по воздуху над тропинкой. Всё-таки от колдовства могла быть огромная польза, особенно в такой глуши.

Овчарню Тобиас построил сам: уж очень ему хотелось доказать, что и он чего-то стоит. Он даже не поленился и хорошенько забросал её крышу землёй: и теплее будет, и от непогоды опять-таки защита, а потом травкой прорастёт.

— Какой ты молодец!

Похвала согревала. Всё-таки зря, наверное, они дома пренебрегали этими всякими любезностями. Здрасьте, пожалуйста, будьте любезны… вроде и мелочь, а приятно.

* * *

Чтобы глупые овцы не потоптали огород, Тобиас соорудил для них загон, и спустя каких-то пару недель Долли и Минни не только приветствовали Эйлин тоскливым блеянием, но и ходили за ней вдоль изгороди. После того, как Тобиас объяснил жене, какая коса ему нужна, она написала Северусу, и тот исполнил заказ. Не хватало ещё, чтобы глупые скотинки голодали зимой, а что здесь придётся зимовать, уже не осталось сомнений. Время шло быстро, но никаких изменений не предвиделось. Хотя Тобиас и ворчал на вынужденное отшельничество, но он начинал получать удовольствие от такого образа жизни. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько нужным, и таким удачливым добытчиком. Сейчас он понимал своего отца. Тот всей душой ненавидел работу на заводе, которая кормила их семью, и любил порассуждать о деревенской идиллии, где и вода была вкуснее и чище, и трава зеленее, и небо голубее, а он сам делал бы овечий сыр и горя не знал.

Кстати, о пользе от овец Тобиас думал всё больше. Зря, что ли, он их кормит? Ему никогда не приходилось иметь дело с животными, но он не был идиотом и точно знал, что сыр делают из молока. Оставалось понять, как это молоко из овцы добыть. Он долго и вдумчиво ощупывал животы овец, в надежде обнаружить какое-то подобие вымени. Те безучастно жевали траву и никак не помогали в поисках.

— Тоби, что ты делаешь?

При виде Эйлин овцы оживились и радостно заблеяли, а Тобиас понял, как всё просто.

— Хорошо, что ты пришла. Их надо подоить. Я принесу тебе ведро.

Но Эйлин мгновенно разрушила все чаяния:

— Я не умею.

— Да что тут уметь? — Тобиас надеялся, что говорит убедительно. — Ты же женщина.

— И что?

— Ну, тебе проще понять, что там... и как.

— Тоби, у меня в детстве была только кошка, но её точно не надо было доить. К тому же, ты уверен, что у них есть молоко?

— А может не быть?

— Ну да. Если нет детей.

— Я же говорил, что тебе проще их понять!

Тобиас решил, что ему просто достались очень юные овечки, у которых не было молока, однако производство сыра не давало ему покоя, а скоро и Эйлин согласилась, что один барашек в их хозяйстве лишним не будет. Ну и, может быть, ещё парочка овечек — не похоже, чтобы они могли дать много молока... Тобиас не узнавал сам себя, всё больше и больше увлекаясь хозяйством и начиная заготавливать сено на зиму. Он даже, копаясь в огороде, планировал устроить коптильню, чтобы обрабатывать сыры дымом. Как-то в детстве он пробовал копчёный сыр, а после всё никак не мог позволить себе купить такой, хотя очень хотелось. Но вместо этого надо было платить за учёбу Северуса, который не задумывался про деньги и никогда не ценил усилий отца...

— Зачем тебе баран?

Помяни лихо... сын умел появляться внезапно и явно очень этим гордился — ишь, как снисходительно поглядывает!

— Нужен! — отрезал Тобиас.

— Ещё раз спрашиваю: что ты хочешь делать с бараном? У тебя есть две овцы.

— Вот именно! А овцам нужен баран. Для гармонии.

— Какого хера! Я думал, что-то случилось, мать напустила тумана, а тебе «для гармонии»?!

— Именно! — отчеканил Тобиас, не желая сдаваться. — Мал ещё мне перечить!

Что именно хотел ответить этот невежда, так и осталось тайной, потому что не успел он открыть рот, как из дома выскочила Эйлин и бросилась ему на шею:

— Сынок!

«Сынок» опешил от такого приёма — мать всегда была сдержана в выражении эмоций. Так его! А то повадился на отца орать, понимаешь. Эйлин принялась гладить сына по прямой, как палка, спине:

— Сыночек, ты нам барашка принёс, да?

— Нет ещё, — буркнул он. — У меня дел по горло. Поспать некогда. Я думал, может что случилось... ты никогда не говорила, что хочешь барана.

— Хочу вот, — она виновато улыбнулась, — но если тебе трудно...

— Мне нетрудно. Я просто не понимаю, зачем.

— Так ты принесёшь? Я знала, что ты не откажешь.

Северус старательно избегал взгляда Тобиаса, обещая матери барана и двух овечек, и всем своим видом показывал, что делает это только для неё. Ну и хрен с ним! Главное, сыродельня уже стала ближе. А там, глядишь, они с Эйлин и вовсе не будут нуждаться в еженедельных подачках. Всё-таки зависеть от сына не хотелось, особенно на долгий срок... неопределённо долгий срок. А потом и вовсе рассчитаются с сыном, чтобы он даже не думал, что они ему нахлебники! А Эйлин уже что-то ласково ворковала о том, как сильно похудел Северус — будто он когда-то был толще жерди! — и о его темных кругах под глазами. Северус, надо отдать ему должное, стойко терпел, не перебивая и не расстраивая мать, а потом сослался на важные дела и попросту сбежал, даже не заходя в дом. Эйлин недолго постояла, глядя, как Тобиас выпалывает сорняки, а потом вздохнула:

— Женить бы его...

* * *

Тобиас точил косу и размышлял о том, как быстро растут дети. Казалось бы, ещё недавно был у него сопливый пацан: страшненький и с противным характером. Но это ничего — внешность для мужика совсем не важна. Потом этот пацан стал нескладным подростком: сутулым, с длинными руками-ногами, чересчур большим носом и торчащим кадыком. Глядя на него, думалось, что если мужик красивее обезьяны, то он уже хоть куда. И вот теперь приходилось признать, что сын вырос. Успел ведь когда-то... И в общем-то, конечно, не красавец, но жених видный! Высокий, серьёзный, и слово, опять-таки, держит. Тобиас почесал шею и подумал, что сына ещё можно назвать умным — зря, что ли, тот столько читал? — а значит, и невесту ему надо подобрать хорошую. Два дня Тобиас всё обдумывал, а потом за ужином начал разговор:

— Мы назовём её Грейс.

Эйлин подошла поближе, старательно вытирая руки о фартук, и кивнула ему, чтобы продолжил.

— Или Бриджит. Но Грейс мне нравится больше.

— Хорошее имя, — согласилась Эйлин. — Овечке подходит.

— Какой овечке?! — возмутился Тобиас. — Совсем ты в этом лесу одичала. Я говорю о внучке.

Эйлин тихо всхлипнула и уселась на табурет, едва не упав.

— Он тебе сказал?

— Я сам догадался! — Тобиас усмехнулся, довольный собой. — Пора бы уже.

— Но... как?

— «Как», «как»... ты права, его надо женить.

Тобиас и не думал, что жена знает такие слова. Оказалось, она его неправильно поняла и решила, что сын уже кого-то осчастливил и теперь собирается жениться, но не знает, как сказать ей об этом. Женщины всё-таки странные...

Так или иначе, но когда Северус появился в следующий раз — с барашком он не обманул! — Тобиас заманил его в овчарню и начал решительный разговор:

— Мы с матерью подумали и решили, что тебе надо жениться.

Несколько мгновений сын подбирал слова, если судить по его изумлённой физиономии, а потом просипел:

— На ком?

— Да хоть на той рыженькой, с которой я тебя видел. Она ничего так, не то что её сестрица.

— Лили. Вышла. Замуж. Не. За. Меня.

Таким злым сына Тобиас видел редко...

— Ну и дура! —вздохнул он и вдруг добавил: — Ты лучше.

Но Северус не услышал похвалу, шипя, как разозлённая змеюка:

— Какого хера?

— Рот с мылом помою! — привычно отозвался Тобиас, но всё же ответил: — Потому что пора.

— Кому пора?

— Тебе. Самые крепкие браки заключаются в молодости. Хоть на нас с матерью посмотри.

— Я и смотрю.

— И что? — приосанился Тобиас.

— И понимаю, что этот порочный круг надо остановить!

— В каком это смысле?

— Размножаться вам точно не стоило!

Пока Тобиас подбирал слова, чтобы выразить негодование, этот засранец снова сбежал. Ладно-ладно! Отца слушать не хочет, но мать всегда знала, что сказать. «Размножаться не стоило»... да что знает этот молокосос! Если бы не его появление, то и не женились бы они вовсе, и не было всего этого.

Тобиас, сам того не замечая, принялся гладить Минни, рассказывая глупой скотинке про свой брак. Довольно удачный, к слову, что бы там ни говорили некоторые.

Барана назвали звучно — Арктурус, но он как-то незаметно стал Алом и начал претендовать на роль доминирующего самца. Ну и Тобиас ему врезал между рогов, чтобы чуял хозяина. Ал оказался понятливым и сосредоточил своё внимание на Долли и Минни, и скоро его настойчивость дала результат. Овец он покрыл, и не по одному разу.

Пускать на самотёк дела своей сыроварни Тобиас не собирался, поэтому и решил просить сына о помощи. Эйлин как раз удачно поколдовала над посудой, и та теперь мыла себя сама. Если задуматься, магия сильно упрощает жизнь... кажется, он невольно залюбовался женой, потому что чуть было не пропустил вопрос:

— Тоби, что-то случилось?

— Нам срочно нужна книга про овец. Мне показалось, что они в тягости.

Эйлин изумлённо приподняла брови, становясь очень милой.

— Как ты догадался?

— Ну-у, есть признаки, — глубокомысленно начал он, не собираясь рассказывать, что просто наблюдал за своими подопечными и здраво полагал, что усилия Ала должны дать плоды.

— Хорошо.

Иногда немногословие Эйлин удручало. Хорошо, что овцы беременны, или хорошо — напишу Северусу? Это было очень важно, поэтому Тобиас продолжил:

— Ты ему напишешь?

— Да, конечно.

— Только ты это... чтобы не научный труд, а для простых людей. И желательно поподробнее.

Лето кончилось, и Тобиасу пришлось выкопать погреб, чтобы было где хранить урожай. Он не думал, что такие простые вещи могут приносить столько удовлетворения. Чтобы усилить впечатление, он позвал Эйлин, показал ей, как здорово всё устроил, и несколько раз хлопнул тяжёлой крышкой, чтобы не осталось сомнений, как тщательно он всё подогнал.

— Хорошо.

— И всё?

— Нет, — едва заметно улыбнулась Эйлин, — ты у меня молодец.

Наверное, ему всегда не хватало именно такого одобрения, от которого теплело на душе и хотелось жить... ну и поцеловать жену тоже, не без этого.

* * *

Сто пятьдесят дней. Тобиас несколько раз перечитал срок беременности овец и взглянул на календарь. Отсчитать эти грешные дни проблемой не было, беда была в том, что он не знал, когда наступила беременность. В способностях Ала он не сомневался, но ведь есть же пары, ждущие потомства годами, не то что они с Эйлин! Чем Тобиас больше размышлял о своей жизни, тем больше убеждался, как ему повезло с женой. Тихая, ласковая, слова поперёк не скажет... Нет, они, конечно, ссорились, — как без этого? — но ведь всегда мирились. Да и ссоры, в сущности, были глупыми, по молодости-то! Конечно, он злился, когда она колдовала. Но ведь тогда от её колдовства был один вред: горела новая электропроводка, ломался телевизор, взрывалось радио — кто бы такое стерпел?! А сейчас её магия была очень... уместна. Вот да! Именно здесь она была к месту: что деревьев нарубить, что досок напилить, а уж дальше было дело Тобиаса.

— Тоби, ты чего сидишь в темноте?

— Да разве ж это темнота? Думаю, на всякий случай надо насмолить факелов. А то вздумают овечки окотиться ночью, а там ни черта не видно.

— Я могу подсветить...

— Ты можешь, — Тобиас обнял жену и поцеловал её в пахнущую какими-то травами макушку. — Только не стоит тебе такое смотреть. Ты же это... благородная дама.

Эйлин тихо фыркнула и потёрлась щекой о плечо Тобиаса.

— Помнишь ещё.

— Ну да... в других обстоятельствах ты бы на меня и не взглянула.

— Взглянула бы, — её голос напоминал мурлыканье сытой кошки. — Ты был такой брутальный, и только тебя волновала честь незнакомой дамы.

И вот как после такого удержаться и не подхватить хрупкую супругу на руки и не утащить в супружескую спальню? Где лишний раз доказать эту «брутальность», что бы она ни означала.

Осень пришла вместе с дождями, и если сначала Тобиас опасался, что латанная волшебством крыша будет течь, то скоро убедился в её надёжности. Дел стало гораздо меньше, и всё чаще и чаще стала вспоминаться прежняя жизнь. Всё-таки хорошо было бы иногда выбираться туда... а вот жить Тобиасу больше нравилось в этой глуши. Он и помыслить не мог оставить и хозяйство, и запасы на чёрный день, и овец, и будущую сыродельню, да и вообще здесь очень приятно жить. Не очень легко — забот ему хватало, — но очень приятно. И если поначалу он просыпался и долго лежал, уныло разглядывая потолок и не зная, куда себя деть, то сейчас его день был расписан едва ли не по минутам: пока Эйлин готовила завтрак, он чистил овчарню и кормил «своих девочек». Мальчика, он, конечно, тоже не забывал, но девочки были ласковее и с удовольствием слушали его многочисленные истории, не переставая меланхолично жевать. Понять, отчего они толстеют, не удавалось, потому что Ал тоже заметно округлился, хотя наличие яиц отвергало глупые подозрения.

И всё-таки, когда Северус появился в следующий раз, Тобиас не выдержал. Он заманил его в свою овчарню на разговор.

— Если ты опять с дурацкими идеями... — начал строгий сын.

— Нет-нет-нет! — успокоил его Тобиас. — У меня к тебе дело.

Северус ответил недоверчивым взглядом и чуть поморщился от лёгкого запаха хлева. Можно подумать!

— Ну и?

— Ты разбираешься в беременности? — сразу перешёл к главному Тобиас.

Северус каким-то зловещим жестом размял пальцы, а затем сложил руки на груди. И где только такому научился?

— Так разбираешься или нет? — переспросил Тобиас.

— А ты знаешь, что у матери слабое здоровье? — совершенно не к месту поинтересовался Северус.

— Знаю, и что? — Тобиасу не терпелось переходить к главному.

— Ах, что?!

Драться сын так и не научился — или просто слаб был против отца-то, на которого неосмотрительно поднял руку... хотя губу и глаз всё-таки подбил, и ещё разодрал щёку. Хорошо, не вспомнил про свою палочку.

Эйлин примчалась, когда они катались по устланному соломой полу, пытаясь побольнее пнуть друг друга, и струя воды от неё стала полной неожиданностью. Пока Тобиас отплёвывался, этот ублюдок вывернулся из-под него и кинулся к матери:

— Что он с тобой сделал?!

— Ничего...

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— В отличие от меня, — сварливо добавил Тобиас.

Неблагодарный сын только зло взглянул на него и снова принялся расспрашивать Эйлин о самочувствии.

— Да что случилось-то? — не выдержала она.

— Ты ждёшь ребёнка?

Большей глупости Тобиас не слыхал. Можно подумать, он не знает, что Эйлин больше нельзя, и не заботится о её здоровье! Обида поднялась с новой силой:

— Ах ты, сопляк!

Но сын уже не бросился на него с кулаками, а просто направил палочку, собираясь сделать какую-то глупость. Тогда Эйлин заслонила Тобиаса собой и укоризненно сказала:

— Северус, ты ошибся. Но если бы у меня была такая возможность, неужели бы я стала кого-то спрашивать?

У Северуса был на редкость глупый вид, хотя, наверное, Тобиас выглядел не лучше.

* * *

Конечно же, сын не извинился. Не то чтобы Тобиас ждал — упрямство отличало всех Снейпов, поэтому как человек разумный при следующей встрече он сделал вид, что ничего не произошло. Северус ответил тем же. Вот и славно! Тем более что Тобиас нуждался в литературе. Да и Эйлин лишний раз огорчать не хотелось. Кто бы что ни говорил, а он всегда считался с её чувствами и, как умел, защищал от жизненных невзгод. Хотя и не сказать, что в этом он преуспел.

Северус подтвердил беременность овец, помахав над ними палочкой, но срок сообщить не смог.

— Ну и зачем тогда нужна магия? — ворчал Тобиас.

— Уверяю тебя, если поставить такую цель, то можно создать заклинание, позволяющее определить срок с точностью до одного часа.

— И что же тебя останавливает?

— Вообще-то создание заклинаний очень трудоёмкий процесс... — ядовито начал Северус.

— Да ладно тебе прибедняться! — отмахнулся Тобиас. — Ты же умный.

Северус пару мгновений потрясённо пялился на Тобиаса, а потом спросил:

— Ты, часом, не заболел?

— Очень смешно, — Тобиас почувствовал раздражение и, чтобы не сорваться, буркнул: — Тебя мать хотела видеть.

Северус, похоже, только и ждал повод, чтобы улизнуть, поэтому с готовностью пошёл на чаепитие к Эйлин. Тобиас мстительно усмехнулся — посмотрим, насколько хватит сыновней почтительности, когда мать заговорит о женитьбе. Хватило ненадолго. Не прошло и четверти часа, как хлопнула дверь, и раскрасневшийся Северус с громким щелчком пропал, не отходя от крыльца. Интересно, а Эйлин так умеет?

— Ну что? — Тобиас старательно обтёр полотенцем вымытые руки и уселся к столу, надкусывая печенье, которое жена теперь частенько пекла. — Поговорили?

— Поговорили, — кивнула Эйлин. — Не хочет.

Ну, это-то и так было понятно. Тобиас пожалел, что они стеснены в средствах воздействия. В родном Коукворте было бы намного проще пригласить кого-нибудь из подходящих девиц домой и вверить судьбу молодых силам природы, а тут... крутись, как умеешь! Тобиас представил, как чернявенькая Грейс тянет к нему пухлые ручки, и поразился собственной сентиментальности. Старость, что ли, пришла?

— Может, его соблазнить путешествием? — размышлял Тобиас. — Кругосветным. Его обязательно кто-нибудь приметит, он у нас интересный, а девицы сейчас бойкие пошли... а дальше дело нехитрое. Как думаешь?

— А деньги где взять? — спустила его на землю практичная Эйлин.

— Может, дом в Коукворте продать?

— А жить где они будут?

— А с нами, — решение показалось очень изящным.

— Скажешь тоже, — отмахнулась Эйлин. — Кто согласится жить в такой глуши?!

— Мы же живём, — обиделся Тобиас. — И здесь хорошо... С твоей магией и моими руками мы могли бы и этот дом расширить, и даже новый рядом построить... и овчарню побольше... и сыроварню...

Эйлин тихо подошла сзади и, обняв сидящего Тобиаса за плечи, поцеловала в ухо, прежде чем прошептать:

— Ты молодец.

Тобиас чувствовал себя счастливым, и этим счастьем хотелось делиться. Пусть даже с непутёвым сыном. В конце концов, тот оказался не так плох, когда вырос. Да и вообще им можно было гордиться! Кто бы ещё сумел не просто спрятать родителей от опасности, но ещё и устроить их при этом в таком чудесном месте? И ни в чём не отказывать? Нет! Они с Эйлин вырастили хорошего сына, который достоин самого лучшего. А что может быть лучше тихого семейного счастья? То-то же!

Однако Северус старательно избегал любых разговоров о женитьбе и всегда сбегал, стоило лишь коснуться скользкой темы. Ни Тобиасу, ни Эйлин даже не удавалось приблизиться к тому, чтобы поговорить о будущем счастье сына, но они не теряли надежды. Всего и надо было стать немножечко настойчивее.

— Северус, но мы же с матерью хотим тебе добра!

Тобиас удачно увлёк сына в овчарню, где Минни уже разродилась двумя хорошенькими овечками, а Долли вот-вот собиралась. Разговор о дойке плавно перешёл на женщин вообще, и сын предсказуемо захотел сбежать.

— Просто не лезьте в мою жизнь! Если вы, конечно, хотите добра.

И вот зачем так злиться? Мысль о том, что дело нечисто, пришла к Тобиасу ночью и никак не хотела уходить. Всё-таки идиотом он не был и привык смотреть правде в глаза. А что если Северус не хочет жениться потому, что предпочитает мужиков? Чем больше Тобиас думал об этом, тем вероятнее ему оно казалось. Всё сходится! И та рыженькая, которая дружила с их сыном с детства, скорее всего это поняла... или заклинание какое есть, чтобы точно определить... не дура же она, в самом деле, чтобы отказать их сыну. Вон он какой видный вырос! И горячий какой! Любая бы пошла за такого... вот незадача-то! Тобиас так и пролежал до самого утра, не смыкая глаз, и решил ничего не говорить Эйлин о своём открытии. Незачем её расстраивать.

* * *

Когда разродилась Долли, Тобиасу стало не до грустных мыслей о неприкаянном сыне. Может, тот ещё передумает, а овечки ждать не будут. Кто, кроме него, поможет раздоить тугое вымя, чтобы деткам было легче сосать? Непривычные к такому тонкому труду пальцы болели, но он был уверен, что всё делает правильно. Первый стакан молока Тобиас принёс Эйлин и очень радовался, что она оценила его усилия. Теперь, когда производство сыра из далёкой мечты становилось реальностью, любая поддержка была важна. А ещё у Тобиаса появилась большая тревога. Наверное, маленькие овечки слишком громко требовали еды, но очень скоро им из лесной глуши начал отвечать заунывный волчий вой.

Тобиас перепугался и попросил у Северуса какое-нибудь ружьишко. Как ещё обезопасить себя в этой глуши? На удивление, сын всё понял правильно и даже не стал спорить. Ружьё, правда, оказалось почти антикварным, но кто бы привередничал?! Отпугнуть зверя и грабителя поможет, а там какая разница, что за вензеля украшают приклад?

Эйлин тоже боялась. Почему-то она связала появление волка с полнолунием и заговорила об оборотнях. Ха! Будто кто-то ещё верил в эти детские сказки. Однако серебряную пулю у неё Тобиас взял и повесил себе на шею. На счастье. Вот ещё, на дикого зверя добро такое переводить. Но на вопрос Эйлин, зарядил ли он ружьё «той пулей», он честно ответил «да», не став уточнять, какую из пуль считает «той».

Тобиас дал ягнятам подрасти месяц и только потом стал доить своих овечек, для начала собирая молока совсем по чуть-чуть. На сыр ещё было маловато, но вот для чая — в самый раз. А потом он попробовал делать творог, и у него получилось. Тобиас уже начал придумывать клеймо для своей продукции. Почему-то ничего умнее круглой сырной головки, увенчанной маленькой короной, в голову не приходило. Увидев эскиз, Эйлин рассмеялась:

— Это намёк на мою девичью фамилию?

Фамилии жены Тобиас не знал. Сначала, когда спросил, Эйлин отшутилась, потом как-то не до того было, а в конце концов, и вовсе потеряло значение: Снейп она и есть Снейп. Поэтому, хоть и немного запоздало, пришлось сознаваться:

— Ты же мне её не говорила!

— А когда брак заключали?

Пф-ф! Тот день вообще прошёл, как в тумане. Тобиас всего-то и помнил, что бледная Эйлин из-за духоты и собственной тягости постоянно норовила потерять сознание, а он только и успевал подхватывать её на руки. Поэтому на такую мелочь, как звучание её фамилии, он не обратил внимания, поглощённый более насущными проблемами. Им надо было не только на что-то жить, но и где-то. Именно тогда он и продался на ткацкую фабрику, соблазнившись жильём, стоимость которого можно было выплачивать в рассрочку прямо из зарплаты. Но зато и дом выкупил, и сына вырастил.

— Раньше я была Принц.

— Принцесса, — поправил её Тобиас. — Моя принцесса.

Наверное, все эти годы должны были пройти, чтобы Тобиас с Эйлин смогли оценить друг друга, но как же жаль, что понимание пришло так поздно... и так неожиданно. Эйлин, наверное, смогла бы сказать об этом лучше, но иногда слова не очень нужны. Зачем что-то говорить, когда можно просто поцеловать?

Ночью Тобиас проснулся от какой-то непонятной тревоги: ему показалось, что скрипнула дверь в овчарню. Глупость, конечно — откуда здесь взяться ворам? — но проверить стоило. Он выскользнул из тёплой постели и на цыпочках вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Тобиас зарядил ружьё, набросил на плечи куртку и вышел из дома. Во дворе не было видно никаких следов, но это ещё ничего не означало: чтобы наследить на мёрзлой земле, надо было постараться. Дверь в овчарню была накрепко закрыта на задвижку, но Тобиас всё равно решил заглянуть к своим любимцам. Мало ли...

В свете чадящего факела, который Эйлин как-то хитро заколдовала на безопасность, овцы казались сонными. Они меланхолично жевали сено, поприветствовав Тобиаса вялым блеянием. Всё было хорошо. Он осмотрел подросших ягнят, так и не разобрав их половую принадлежность, погладил их нежную шёрстку и уже собрался уходить, когда вдруг услышал скрежет, будто кто-то пытался открыть дверь. Овцы тревожно заблеяли и забились в угол. Тобиас передёрнул затвор и одним прыжком оказался у двери, в которую кто-то ломился.

— Стрелять буду! — угрожающе крикнул Тобиас.

Дверь продолжали сотрясать удары, и он пожалел, что так и не сделал окно рядом с дверью, но ничего... Тобиас вскинул ружьё и, придерживая дверь ногой, чтобы не распахнулась, потянул за ручку, высовывая ствол в открывающийся проём. Сердце похолодело — за дверью оказался огромный волк, рвущийся в овчарню. Тобиас изо всей силы нажал на курок, но ничего не произошло. Наверное, заклинило патрон... грубо выругавшись, Тобиас отбросил в сторону бесполезную железку и толкнул дверь, закрывая её и для надёжности подперев спиной.

По злой иронии судьбы, любимая овчарня превратилась в ловушку. Волк молча бился в дверь снаружи, явно не желая упускать лакомую добычу. Сдаваться Тобиас не собирался. Ему и надо было только придумать, чем подпереть дверь, чтобы попытаться извлечь заклинивший патрон. Уж второй раз он такой промашки не допустит — слабая надежда на то, что волк уйдёт в лес, медленно таяла. Этот гад был упрям, но не упрямее Снейпа.

— Тоби, ты где?

Крик Эйлин показался оглушительным. Как же Тобиас мог о ней забыть?! Понимание того, что в дверь больше никто не ломится, обрушилось леденящим ужасом, и не думая больше ни о чём, Тобиас схватил со стены факел и выскочил во двор.

Ему хватило одного взгляда, чтобы оценить обстановку. Эйлин, вжавшись спиной в стену, держала перед собой палочку и что-то бормотала. Глупенькая! Зверя ружьё не остановило, куда уж какой-то деревяшке, пусть и с секретом! Волк припал на передние лапы и ощетинился так, что не осталось ни малейшего сомнения — сейчас прыгнет. Такого Тобиас допустить не мог. С криком, размахивая факелом, он бросился на волка, целя в голову.

— Тоби! Нет!

От крика Эйлин зазвенело в ушах, но кто бы стал обращать внимания на эти мелочи? Тобиас наотмашь ударил волка факелом, но тот и не думал сбегать. Палка сломалась на втором ударе, а зверь, взвыв от боли, бросился на Тобиаса и только чудом не вцепился в горло, сомкнув зубы на предплечье. Ах ты, гад! Тобиас почти не почувствовал боли, схватив волка за нос и начиная кулаком долбить по голове, пытаясь подмять под себя. Вместо того, чтобы бежать в дом, Эйлин визжала, совершенно не оставляя шансов разойтись с волком малой кровью. Его надо было добить... надо добить... с глухим рычанием зверь драл руку, уже добравшись до плеча, и явно рассчитывал на победу. Не на того напал! Тобиас попытался выдавить ему глаз, но скользкие от крови пальцы слушались плохо, а в глазах начинало темнеть. Что-то хрустело... кажется, это были кости... а окровавленная пасть подбиралась всё ближе и ближе к горлу. Тобиас вдруг отчётливо понял, что ему не выжить, и от этого стало ужасно обидно... ужасно... и Эйлин... что она так кричит... шла бы в дом... жила бы... только бы жила...

* * *

Тобиас очнулся от дикой боли, но почему-то не смог закричать — из пересохшего горла вырвался только невнятный стон.

— Жив.

Голос, несомненно, принадлежал Эйлин, только вот не её руки накладывали бинты. Тобиас постарался открыть глаза, и сквозь ресницы ему удалось увидеть склонившегося над собой Северуса. На сердце сразу стало теплее — значит, удастся попрощаться с сыном... а потом уже и с Эйлин... но с Северусом важнее... Словно услышав его мысли, сын заговорил:

— Ма, шла бы ты к себе, хоть отдохнула. Видишь же, очнулся.

— Это ж он из-за меня, — в голосе жены звенели слёзы.

— Выпей Умиротворяющий бальзам, — буркнул Северус.

А ведь он не переносит женских слёз! Как же они с ним похожи — жалко, только перед смертью Тобиас это понял... но ведь понял же!

— Да, конечно, сынок... не буду тебе мешать...

Дверь дважды тихонько скрипнула, и Тобиас понял, что они с Северусом остались одни. И хорошо. Всё-таки некоторые вещи лучше делать без свидетелей. А захочет, потом расскажет... если захочет.

— Северус...

— Молчи, дурак! С палкой на волка полез... а подумать не мог?

Сын продолжал его распекать, но Тобиас больше не вслушивался в слова, понимая главное — переживает. А ведь того, к кому равнодушны, никогда не ругают... и ведь примчался же! Как только узнал? И волка, наверное, он добил — не Эйлин же?

— Спасибо, сын...

Северус явно не ожидал такого, потому что замолчал, изумлённо вглядываясь в лицо Тобиаса. И хорошо, что молчит, говорить здесь должен не он. Кто знает, сколько осталось?.. Надо поторопиться, хоть это и не просто.

— Прости меня... что не понимал этого... волшебства вашего с матерью... а оно ведь ваша вторая суть... это, как птице крылья вырвать... Эйлин вон как расцвела... видел бы ты её... когда колдует...

— Понял наконец, — едва слышно прошептал Северус.

— Понял, — кивнул Тобиас. Слова давались ему с трудом, но молчать он не мог. — Я многое тут понял... и про жизнь... и про смерть... жаль, что поздно...

— Но...

— Не перебивай только... сам собьюсь... потом... ты, сын, это... мать не бросай. Опасно здесь... оказывается... и овечек отдай кому-нибудь неравнодушному...

— Перестань! Всё будет хорошо.

— Конечно, будет, — послушно согласился Тобиас, — обязательно будет. Только ты это... не тяни с жизнью-то... мы с матерью тебя того... женить хотели... чтобы внучка была, Грейс... но если ты по мужикам... я тоже пойму... лишь бы ты был счастлив.

Тобиас замолчал, переводя дыханье, а Северус только потрясённо смотрел на него и молчал. Что? Не ожидал от отца такой проницательности? Тобиасу даже показалось, что у него появились силы, и он снова заговорил:

— Нам ведь, по сути, не важно, с кем тебе будет хорошо. Лишь бы ты был счастливее нас... и умнее. Меня так точно. Я же знаю, ты упрямый, в нашу породу пошёл... мать — она не такая... она нежная и хрупкая, а тебя хрен сломаешь. Так и не трать жизнь на всякую фигню. Просто живи. Делай, что хочется, и радуйся, что можешь... жизнь — она... такая короткая...

Тобиас почувствовал, как щекам стало горячо от слёз, но сил, чтобы вытереть лицо, не было, как не было и сил скрывать. Зачем? Иногда можно себе позволить, недолго уже осталось.

— И ещё... никогда не забывай о чувствах близких... сказать, конечно, о таком непросто, но можно и делами... они ведь поймут... тепло все чувствуют... и тянутся... а меня прости, что не додал. Я думал, потом когда-нибудь поймёшь... и оценишь. А сейчас понимаю, не в тебе дело... во мне... мне надо, чтобы тебе было хорошо... и матери... — Тобиас, наконец, решился и взглянул на сына, глаза которого подозрительно блестели. — В общем, я точно не знаю, как надо... и что говорят в таких случаях, но я тебя благословляю... вроде так положено... — Тобиас вздохнул и добавил: — А теперь зови мать.

— Зачем это? — в хриплом голосе Северуса слышалось удивление.

— Зачем-зачем... — пробурчал Тобиас. — Прощаться буду... непонятливый какой...

Северус устало потёр переносицу и отрезал:

— Рановато будет.

— Как это?

— Да так. Волк тебя покусал самый обычный. Бешенством он не страдал, просто голодный был, да и раны у тебя не смертельные. Я подлатал, как смог. Жить будешь.

— Как это? — опешил Тобиас.

— Как-как... — передразнил Северус. — Обыкновенно. И надеюсь, счастливо.

Тобиас прислушался к себе, пытаясь осмыслить услышанное. Сыну он поверил сразу, да и умирать совершенно точно не хотелось, но почему-то теперь эти сентиментальные признания показались неуместными и даже неприличными — будто на публике остался без штанов. А Северус было потянулся к нему, но замер, будто осознавая, что делает. Но расстроиться Тобиас не успел, потому что горячая ладонь сына накрыла его руку, и от несмелого прикосновения сжалось сердце.

— А мать так вообще теперь считает тебя героем.

— Правда?

Тобиас почувствовал, как, помимо его воли, губы растягиваются довольной улыбкой. Надо же, герой, кто бы мог подумать... А Северус продолжил:

— И она права, — он взглянул на него и тихо фыркнул. — Ты крут — с палкой на волка! А сейчас спи.

— А мать?

— Успеешь. Ты теперь всё успеешь.

Северус вложил ему в ладонь «ту самую пулю», на счастье, и ещё раз повторил своё «успеешь». Тобиас закрыл глаза и задумался. А ведь и правда. Чего ж не успеть? И сыроварня у него будет, и Грейс... наверное... будет... а Эйлин уже есть, и Северус... хорошо-то как... жить... жить — хорошо... Тобиас не заметил, как уснул, но даже во сне он продолжал радоваться своему счастью.