Две вечности сошлись в один короткий день (гет)

Безумные семидесятые захватили мир. Магглы слушали Битлз, носили непристойно короткие юбки и убивали друг друга во Вьетнаме. Магический мир тоже кипел борьбой за власть, права и свободу.

Но даже в такое неспокойное время благороднейший и древнейший дом Блэков соблюдал традиции.

Друэлла Блэк осмотрела праздничный зал, который около часа назад покинули последние гости, приглашенные на помолвку её старшей дочери Беллатрисы и старшего сына Лестрейнджей Родольфуса. Все было идеально, изысканно и очень дорого. Она вызвала домовиков и дала краткие указания. Твёрдым шагом пошла в кабинет мужа. Там тоже было пусто, душно и накурено. Она обратила внимание на странно переставленную мебель — одно кресло в центре, словно на сцене, другие окружают его — как зрительный зал. Видимо, именно там, во главе, сидел Тёмный Лорд. Он стал частым гостем во многих домах чистокровных волшебников Магической Британии. И у Блэков тоже. Он вел себя не как гость, даже не как самый высокопоставленный гость — как покровитель. Друэлла задумалась. Ощущение deja vu преследовало её. Она уже видела похожие лица, восторженно глядящие на великого человека, стоящего в центре и говорящего жесткие и страшные вещи, которые в его устах становились истиной.

Она нахмурилась: предстоял сложный разговор со старшей дочерью. Поддержки от мужа в этом вопросе она не ждала, тема была щекотливой и касалась того, что муж вряд ли сможет понять, даже если она потратит часы на объяснение.

Друэлла вызвала эльфа.

— Бонки, найди госпожу Беллатрису и скажи, что я жду её в моем будуаре. А потом убери здесь.

Эльф с поклоном исчез. Сама же Друэлла медленно пошла к себе, прокручивая в голове возможные варианты начала разговора.

Через несколько минут Беллатрисса вошла в комнату матери.

— Девочка моя, я рада поздравить тебя с таким важным событием в твоей жизни, — начала Друэлла, как только дочь уселась в кресло напротив неё.

— Умоляю, мама, — перебила её Беллатриса. — Это было решено давно. Тёмный Лорд благословил наш возможный брак ещё год назад. Так что можешь переходить к основной части разговора.

Друэлла еле заметно поджала губы. Она не любила, когда её перебивали и ломали заранее продуманную линию разговора.

— Да, ты права. Ты давно уже стала вполне самостоятельной. Но как твоя мать, я должна тебя спросить. — Друэлла давно готовилась к этому разговору и очень надеялась, что взрывной темперамент дочери не помешает ей высказать всё, что было запланировано. Беллатриса откинулась в кресле и со смешанным выражением скуки и зарождающегося раздражения смотрела на мать.

— Я не могла не заметить, что совсем не твой будущий муж занимает большую часть твоих мыслей, — продолжила Друэлла. — Я вынуждена спросить тебя: ты уверена, что твои любовь и восхищение Тёмным Лордом не помешают твоему супружеству с Родольфусом? Твоё служение Лорду переходит из разряда политической поддержки в нечто гораздо более личное. Я вижу, как ты смотришь на него, как стараешься всегда быть там, где он, с какой горячностью ты бросаешься на всех, кто хотя бы намекает на несогласие с его идеями. Но особенно заметно, как ты меняешься, когда он обращается к тебе.

Беллатриса вскочила, быстро заходила по комнате.

— Ты ничего не понимаешь! Когда рядом с тобой оказывается маг такой мощи, такого ума, такой силы, ты не можешь сопротивляться, он как огонь охватывает всё твоё тело. Твой разум и твои мысли полностью принадлежат ему. Да если он скажет мне, что я должна умереть ради него, — я пойду и сделаю это, правда, постараюсь унести с собой как можно больше его врагов. — Она почти кричала на мать, черты лица потеряли нежность и красоту, присущую молодости, она действительно как-будто горела изнутри. — Я готова всю жизнь провести у его ног. И если Родольфуса что-то не устраивает в этой ситуации, то он может убираться. Тебе никогда не понять, это надо почувствовать!

Друэлла смотрела на дочь и думала, как смешны молодые люди, считающие, что всё происходящее с ними уникально и что их родители всегда были такими старыми и скучными.

— Ну почему же не понять. Я — именно тот человек, который как никто может понять тебя.

Беллатрисса осеклась на середине слова.

— В каком смысле?

— Сядь. Думаю, ты должна услышать эту историю от меня.

Друэлла глубоко вздохнула и выдержала драматическую паузу перед тем, как начать рассказ.

— Как ты знаешь, семья Розье, как и семья Блэков, входит в число «Священных двадцати восьми», ветви семейного древа Розье раскинулись не только в Англии, но и на материке, — начала Друэлла. — C середины тридцатых годов дом моего дядюшки Эдгара во Франции был центром не только финансовых потоков Европы, но и культурной и политической жизни. Представь себе: лето, мне семнадцать, я заканчиваю Хогвартс. И несмотря на то, что это было страшное время... В мире магглов шла кровопролитная война, в нашем мире тоже происходили ужасные вещи, мир делился на враждующие стороны... — Друэлла заметила, что дочь начала откровенно скучать. — Так вот, несмотря на всё это, я была абсолютно счастлива. Мне казалось, что вся жизнь сейчас в моих руках. Я была красива, умна и ещё никогда не влюблялась. Именно тогда я встретила Величайшего Мага, — Беллатрисса презрительно скривила губы. Друэлла заметила и это, но решила отложить мелкую месть на более позднее время.

— Не успела я привести себя в порядок, выйдя из камина в доме дяди, как передо мной появился очень обеспокоенный эльф. "Мадемуазель Друэлла, хозяин просит вас как можно быстрее подняться в его кабинет". Это было странно, обычно дядюшка встречал меня сам, а не посылал эльфов. Я вбежала в кабинет дяди и... увидела его. Мужчина, взрослый, высокий, стоял у окна. И когда он повернулся, мой мир вдруг сжался в одну точку. Это было мгновенно и бесповоротно. Так, наверное, можно влюбиться только в семнадцать. А он обворожительно улыбнулся и сказал: "Что за очаровательная фея посетила нас?" — "Это моя племянница — Друэлла", — торопливо сказал дядя и подвел меня к гостю со словами: "Ну же, подойди и познакомься, не каждый день есть шанс поздороваться с великим Гриндевальдом!" Я смело посмотрела прямо в глаза и тихо произнесла: "Это великая честь для меня".

Он взял мою руку и поцеловал. С его стороны это был жест вежливости, но для меня это было первым знаком моего окончательного и бесповоротного помешательства.

Если ты думаешь, что это была просто первая влюбленность молоденькой дурочки в знаменитого мага, то ты глубоко ошибаешься. Я находила способ попасть на все собрания, которые происходили в доме дядюшки. Я слушала и впитывала каждое слово, произнесенное этим человеком. Когда он говорил, казалось, что сама древняя магия уплотняется вокруг него. Ты не представляешь, насколько велик Он был. Он творил волшебство шутя. Он владел беспалочковой магией. И в нём было что-то, что заставляло верить ему беспрекословно. Самые сильные волшебники Европы внимали ему и шли за ним. Его идеи был смелы и радикальны... По большому счёту, идеи Тёмного Лорда продолжают идеи Гриндевальда.

Беллатрисса опять было вскинулась, но Друэлла остановила её почти незаметным жестом.

— Так вот, как это ни странно, он приблизил меня к себе. Разрешал присутствовать при серьёзных беседах, учил меня управлять моей магией, открывал секреты, о которых нам не говорят в школе. Его окружали почитатели и фанатики, которые зачастую боялись слово ему сказать. А я не боялась. Мы беседовали с ним часами... Возможно, его забавляла моя горячность и неопытность. Но мне до сих пор кажется, что это было чем-то бОльшим. Его окружали очень красивые женщины, готовые на всё, чтобы очутиться в его постели. И он брал их, но с ними он не сидел за книгами и разговорами.

— Подожди, Гриндевальд же был... Ну, в общем, он не интересовался женщинами? — Беллатрисса выглядела действительно удивленной.

— О нет. Это сплетни мелких завистниц и завистников. Некоторым очень бы хотелось, чтобы это было так. Но это совершенная ложь.

Друэлла мечтательно улыбнулась. А Беллатриса решила воспользоваться моментом и взмахнула палочкой, пытаясь незаметно проникнуть в мысли матери. Беллатриса считала себя отличным легилиментом, отец сам тренировал её. Но её неожиданно выбило таким мощным щитом, что она прижалась к спинке кресла и на мгновение зажмурилась. Когда она открыла глаза, то увидела лицо матери очень близко от своего лица. Та чуть прищурила глаза и медленно и четко произнесла:

— Никогда не лезь ко мне в голову! Никогда. Это может кончиться плохо для тебя. Меня учил лучший! — Друэлла медленно выдохнула, возвращая себе самообладание и сосредоточенность. — Я не буду посвящать тебя в подробности наших отношений. Я лишь хочу предупредить, что любовь к великому человеку выжигает тебя дотла. Ты можешь потерять себя. Ты можешь потерять всё... А он даже не заметит.

Друэлла молча смотрела на дочь. Та, вопреки ожиданиям матери, тоже молчала и явно размышляла о чём-то.

— Но как же отец?

— После того, как Гриндевальд был побеждён и заключён в тюрьму, мои родители сделали всё, чтобы спасти меня. Я разрушала себя. Моя магия выходила из-под контроля. Родители боялись, что я сделаю с собой что-то ужасное. Выдать меня замуж за Сигнуса было очень правильным решением. Как видишь, я в полном порядке, у меня есть прекрасный муж, три дочери, и благородный дом Блэков стал мне родным. Это произошло не сразу. И этот путь был тяжёл для меня. Но я справилась. Подумай, справишься ли ты.

Беллатриса явно хотела что-то сказать и поспорить, но Друэлла вдруг поняла, что мучительно устала.

— Подумай, перед тем как сказать что-то. И ещё подумай о том, что иногда любовь неуместна, как цветы на поле боя. А теперь иди к себе, нам обеим надо отдохнуть, это был тяжелый день.

Как ни странно, Беллатриса беспрекословно послушалась. Перед тем как выйти из комнаты, она обернулась, пристально посмотрела на мать и улыбнулась.

Друэлла подошла к окну и задумчиво стала водить по стеклу изящным пальцем. Воспоминания захватили её. Она вспоминала, как из-за маггловских бомбардировок Нормандии особняк Розье пришлось не только сделать ненаносимым, но и закрыть непробиваемым щитом. Вся семья и гости оказались запертыми в доме. Ни каминная сеть, ни аппарация не работали. Маггловская артиллерия не щадила никого. Гринденвальд и Друэлла много времени проводили в библиотеке. Он изучал древние фолианты, которыми так гордился Эдгар Розье, а она ловила любую возможность попасть ему на глаза. Они много беседовали. Сначала это были просто светские разговоры. Незаметно разговоры приобрели характер уроков. Больше всего Друэллу интересовали заклинания, способные проникнуть в разум человека и воздействовать на него. Возможно, именно этим она привлекла внимание Великого волшебника, а возможно, ему просто было скучно.

— Я пришла.

— Вы уверены, что готовы? Эксперименты с разумом требуют сосредоточения.

— Готова.

Она готова ко всему. Только бы он вот так же смотрел на неё.

Он начинает медленный рассказ об основах. Она всё это уже знает — библиотека Розье ничуть не хуже библиотеки Блэков, да и отец учил её защищать свой разум. Но когда говорит Он, всё начинает казаться откровением. Есть люди, которые прекрасны, когда молчат, а Он — прекраснее всего, когда говорит. Его слова точны, метафоры похожи на фейерверк — неожиданны и сверкающи. Она завороженно смотрит на него.

— Вы хотите попробовать? Нужно создать занавес навязчивых мыслей, чтоб я не увидел то, чего не должен видеть.

Она кивает и старательно думает о шоколадном мороженом. Со сливками, с кусочками орехов, с вишенками.

Он мягко проникает в её мозг. Очень бережно. Мороженое. Как это по-детски. Но продумано все хорошо, мелкие детали, даже узоры на скатерти. Слабого волшебника все эти мелочи должны отвлечь и запутать. Но не его. Он проходит глубже, откидывая полупрозрачный полог. И видит себя. Он сияет как солнце. И видит её. Его двойник обнимает Друэллу и целует. Всё замирает и превращается в какое-то подобие обложки дамского романа. Он со смехом покидает её разум, не забыв зацепить пальцем немного сливок с воображаемого мороженого. Они почему-то очень острые.

Друэлла краснеет, ей так стыдно, что она не смогла защитить свою тайну и не справилась с заданием. И непонятно, от чего стыднее.

— Неплохо, — он улыбается, ничем не показывая, что его что-то смутило. — А теперь я покажу, как надо!

Теперь её очередь проникать в его голову. Она так волнуется. Только бы не опозориться. Такая степень доверия кажется ей чем-то немыслимым.

Она попадает в такую же гостиную, в которой только что находилась. Он сидит за столом и наблюдает за ее действиями. Надо найти проход, хотя бы маленькую лазейку, чтобы проникнуть глубже. Она видит свет, пробивающийся между закрытых штор и бросается туда.

И вдруг она схвачена сильными руками. Мужчина прижимает её к стене, они оба тяжело дышат. Он отступает на полшага. Его руки скользят от плеч к запястьям, от прикосновений к нежной коже сердце Друэллы бьётся быстро-быстро. "Подними руки", — шепчет он, и его дыхание обжигает шею. Она слушается. Её запястья такие тонкие, что ему хватает одной руки, чтобы прижать их у неё над головой.

Его лицо так близко, он рассматривает покрасневшее лицо девушки — не касается, только смотрит. До его губ меньше дюйма, и ей мучительно хочется почувствовать их на вкус. Но он не торопится. Вдыхает её запах. Друэлла подается вперёд, пытаясь почувствовать его телом, он он крепко держит её руки. Секунды тянутся, она не выдерживает, и тихий стон нетерпения срывается с её губ. И в этот момент он целует её. Медленно, нежно, как-будто время не имеет никакого значения, её голова кружится, и она уже готова умолять его, чтобы он не останавливался никогда. Он отпускает её руки, и она вцепляется в него и прижимается всем телом... И тут её затягивает в воронку, и она открывает глаза уже не в иллюзорном мире чужого разума, а в кабинете своего дядюшки.

Друэлла открывает глаза и снова видит лицо Гриндевальда в нескольких дюймах от своего лица.

— Ты можешь сделать так, что тот, кто попытается проникнуть к тебе в мозг, не захочет оттуда выходить. Никогда. И вот тогда он полностью в твоей власти.

Юная Друэлла стремительно выбегает из библиотеки. И бежит до своей спальни. Упав на кровать, она рыдает несколько часов и засыпает, даже не переодевшись.

Леди Блэк ещё долго стояла у окна, но не видела ничего. Она ждала завтрашний день. Ждала его целый год.

* * *

Отвесные горы, окружающие Нурменгард, так разительно отличались от зелёных полей вокруг особняка Блэков, что после перемещения Друэлла некоторое время не могла прийти в себя. Сигнусу, пожалуй, не стоит знать, чего стоило это ежегодное посещение самой загадочной тюрьмы магической Европы. Он вообще многого не знал о своей жене.

Когда ставшая привычной за все эти годы процедура проверки на входе была закончена, Друэлла бросила охраннику мешочек с монетами. Тот высыпал содержимое на стол, медленно пересчитал монеты, попробовал парочку из них на зуб. Друэлла подавила в себе зарождающееся раздражение и в тот момент, когда охранник поднял глаза, лучезарно улыбнулась.

— У вас час. Не прикасаться, ничего не передавать, тайными языками не пользоваться.

— Знаю.

Каждый раз, поднявшись на верхний этаж темницы, перед тем как пройти длинный коридор до камеры, где проводил дни своей жизни величайший волшебник Европы, да и не только Европы, Друэлла замирала на мгновение, чтобы напомнить себе — она уже не та девочка, чья жизнь была принесена в дар и чей дар был отвергнут тем самым человеком, который стоял сейчас в конце этого длинного коридора.

Она глубоко вздохнула, прошла эти сто ярдов, зная, что каждый её шаг оценивается и запоминается.

— Ты пришла, — не вопрос, констатация факта.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

— Я ждал.

— Я пришла.

Пауза. Просто стоять и смотреть в глаза. Чувствовать, как его взгляд скользит по лицу, словно лаская.

Стоять и не шевелиться.

Мужчина, потерявший всё, к чему стремился, цель и свободу — и женщина, пожертвовавшая желанием любить любого, кто не Он.

Здесь было очень холодно. Она прикоснулась кончиками пальцев к своим губам, стараясь представить его прикосновение. А он просто стоял и смотрел. Худой, старый, впалые щеки, пальцы с узлами суставов и синими выпуклыми венами. Но один взгляд в глаза — и она снова видит солнце, которое обжигает, которому хочется отдать всю себя.

— Ты счастлива?

— Нет.

— Как раньше или сильнее?

— Я боюсь.

— Что случилось в твоем мире, зелёная фея? — он улыбнулся.

И она начала рассказывать. Про нового Тёмного Лорда, про дочь, влюблённую в него, про мужа, которого приняли в ближний круг, и про чёрные метки на руках близких. Про семьи тех, кто шёл раньше за ним, тем, кто сейчас стоит перед ней. И снова про дочь. Это волнует её больше всего.

— Он сильнее меня?

— Он очень силён. Очень, — ему не нравится этот ответ, но она не может ему врать. — Но он мёртв внутри. Я боюсь его.

— А меня не боишься? То есть не боялась?

— Нет, тебя я... боготворила.

Она говорила ему о своей любви лишь раз. Она вообще говорила о любви только один раз.

— Он ещё не понимает, в чём смысл всего. Он поймёт, но будет поздно. Или не поймет, и тогда точно проиграет.

Час проходит очень быстро. Она закусила губу и грустно улыбнулась.

— Мне пора.

— Знаю.

— Я вернусь через год.

— Я буду здесь.

— Знаю.

Геллерт смотрел, как она идет по длинному коридору. Всё такая же сильная, спина прямая, идеальная в каждом движении. Она единственная не плакала и не умоляла, когда он бросил её. Великий волшебник бросал многих, некоторых просто забывал, как дешёвые игрушки, которые радуют, как приз на празднике, но дальше не нужны, некоторых демонстративно вышвыривал, разорвав пополам, как записки и наброски речей, которые уже сказаны или не будут сказаны никогда. Но не Друэллу.

Он вспомнил тот вечер в доме Розье.

— Я пришла.

— Вижу.

— Я хочу сказать.

— Ты уверена? Не все вещи должны быть произнесены.

— Я все равно хочу.

Подбородок с вызовом вздернут, пальцы сжимают ворот мантии, губы чуть подрагивают. Такая решительная и такая глупая. Думает, что сейчас решается её жизнь.

— Я люблю вас. И я хочу быть с вами всегда, даже если вы не любите меня — я могла бы просто быть рядом.

Он смотрит на неё, чуть вскинув бровь, и улыбается. Молодые так хороши в своих порывах.

— Дитя моё, ты ещё так молода.

— Я не дитя!

Интересно... Он думал, что она будет кричать, а она говорит подчеркнуто твёрдо. Какая выдержка! Браво-браво.

Мантия скользит к ногам. Холодный воздух обжигает. Она поднимает глаза, выпрямляет спину и, глубоко вздохнув, делает шаг к нему.

Они стоят в нескольких дюймах друг от друга. Он протягивает руку и проводит большим пальцем по её нижней губе. Она закрывает глаза и шумно вдыхает воздух. А она хороша, очень хороша. Он медленно проводит кончиками пальцев по щеке, легко касается губ и подбородка. Ладонь скользит по нежной шее, останавливается на горле и чуть сжимает его, под пальцами бьётся пульс. Она сначала замирает, потом делает шаг и прижимается губами к его губам.

И он целует её нежно и бережно. Обычно он напорист и даже немного груб со своими любовницами. К чему сдерживать страсть, когда можно брать всё и сразу. Но с этой девочкой всё как-то по другому.

И он знает, она запомнит этот поцелуй. Потом он прижимает её к себе и шепчет:

— А теперь одевайся и иди к себе. И постарайся не делать больше таких глупостей.

Она молчит и смотрит на него своими огромными глазами. Только не плачь. Не порти всё.

— Но я же...

— Да, ты любишь меня. Возможно, это так и есть. Но сейчас твоя любовь неуместна, как прекрасные цветы на поле битвы. — Она смотрит на него с тенью ужаса и отчаяния. Её прекрасный рот кривится. — Иди. Так будет лучше.

И тут она вспыхивает и отвешивает ему такую пощёчину, что дыхание перехватывает. Разворачивается и уходит, даже не обернувшись. А зря. Если бы обернулась, то увидела бы в его глазах удивление, восхищение и даже уважение, чёрт побери.

Но она ушла. Ушла, чтобы вернуться, только когда он оказался в Нурменгарде. И возвращалась к нему каждый год. Зачем она приходила? Геллерту было приятно думать, что она до сих пор любила его. Это льстило его самолюбию. Но он прекрасно понимал, что это далеко не все чувства, которые Друэлла испытывала.

А ещё он думал, что если бы он не проиграл, то она могла бы стать хорошей спутницей. Первой леди. В ней было всё для этого. Сила, гордость, страсть и при этом холодный ум и умение управлять своими порывами. А также редкая смелость идти ва-банк.

— Не давай ему заклеймить дочь! После этого её уже не спасти, — крикнул он.

— Я постараюсь, — прошептала она, прекрасно зная, что уже слишком поздно.

Дорога домой для Друэллы привычно оказалась куда тяжелее дороги на север. Она не испытывала ни радости, ни облегчения, только тянущую обречённость.

Когда кто-то разбивает твоё сердце в первый раз, кусочек твоей души навсегда остаётся с этим человеком. Возможно, это происходит не только в первый раз раз, но Друэлла слишком бережно относилась к своему сердцу и не давала больше никому возможности причинить ей подобную боль. Раз в год она была наиболее близка к тому, чтобы её душа снова стала целой. Возможно, ей так только казалось. Но отказаться от этой иллюзии она не могла. Ей очень хотелось плакать. Но её ждал муж, который не спрашивает, куда она исчезает раз в год, и не замечает, что его подарок — дорогое колье гоблинской работы — давно заменено на подделку, и дочери, которые считают жизнь своей матери добровольным служением семье, и триста шестьдесят пять дней до следующей встречи.

Благороднейший и древнейший дом Блэков ждал её.