Девочка по имени Лле (джен)

Над старой гаванью полыхали огни.

Так повторялось каждый год: в конце осени, когда изморозь только начинала робко цепляться за окна, а на землю впервые выпадал снег, сероватый от густого дыма заводских труб, начинался праздник у диковинного народца илликов. Они жили рядом с городом с незапамятных времен, но люди их не привечали: звали "вампирами" да "трупоедами" и под страхом смерти запрещали покидать гетто у старого порта. А илликам, казалось, и не надо было другого: никто не слышал, чтобы они хоть раз взбунтовались, — влачили себе жалкое существование в ржавых остовах кораблей и убогих палатках, даже не пытаясь выбраться за железный забор с колючей проволокой.

Почему так сложилось, никто точно не знал. Дедушка Хэмми ворчал, будто илликов правильно от людей отделили, и что "власти еще наплачутся, что не выжгли эту погань огнем". Хэмми в страшные россказни старика не верил: у него и крысы в подвале заводились якобы потому, что "ведьма-соседка эту пакость наворожила". Как такого всерьез принимать? Потому-то и не боялся мальчик каждый год, в ночь перед первым утром зимы, улепетывать из дома — посмотреть вместе с другими ребятами на загадочный праздник илликов с высоты ближайших крыш.

Говорили, что в такие ночи злобные божки дикарей выходят в мир из морских глубин и земных недр, чтобы подкрепиться сладкой жертвенной плотью. Хэмми, как ни вглядывался в озаренный кострами полумрак, божков так и не увидел ни разу.

"Глупости это все, — думал он, ерзая на холодной железной крыше. — Нет у илликов ни магии, ни настоящих богов, а взрослые просто верят в старые сказки".

Ему было даже немного скучно. Постепенно светлело небо, все тише становились песни-завывания илликских шаманов и слабее — пламя костра. Сменилась охрана возле увитых колючей проволокой ворот; Хэмми заметил в одолженный (умыкнутый тайком и без спроса) у отца бинокль, как заступивший на пост солдат передал кошель уходящему. Давно разбежались самые трусливые ребята из компании, с час назад — те, у кого возвращались с ночной смены родители. Пора было и Хэмми собираться — поспать хотя бы немного, прежде чем бежать в мастерскую на подработку и обучение.

Очень осторожно, чтобы не сорваться с ветхой водосточной трубы, он спустился на землю. Влажная грязь противно хлюпнула под ботинками и забрызгала штаны. Хэмми выругался себе под нос: опять прятать одежду с обувью по дальним углам и стирать самому, иначе от матери попадет.

Чтобы хоть немного оттереть грязь, пока она не успела намертво присохнуть, Хэмми решил покопаться в куче тряпья, сваленной у заколоченной двери в цех, и найти там более-менее чистую ветошь. Но только он протянул руку, как куча зашевелилась, и из-под ветхого одеяла на Хэмми глянули огромные желтые глаза.

Он не закричал, хотя сам этому удивился: вопль застрял где-то на полпути ко рту. Медленно, с трудом переставляя ослабевшие от страха ноги, Хэмми попятился. Иллик — а то была именно иллик, — лежала, замерев. Ее тонкие бледные губы немного дрожали; опомнившись, нелюдь принялась лихорадочно утирать с них кровь, но только еще сильнее размазала ее. Хэмми чуть не вырвало, когда он понял, что пальцы у иллики тоже все перемазаны алым.

— Н-не кричать! — Голосок у нее оказался слабый и тоненький, как у обычной девчонки. — Кровь — не человек. Не убивать человек!

Она завозилась, нашаривая что-то под тряпками, и протянула Хэмми полуобглоданную крысу. Мальчик отшатнулся, с криком "фу!" зажимая рот и нос руками: они с друзьями иногда подкидывали дохлых крыс и мышей девчонкам, чтобы те поверещали, но эта выпотрошенная тварь выглядела невозможно мерзко. От ее запаха и вида вываленных потрохов Хэмми мутило.

— Ты видеть? Крыса — еда, не умная. Ты не бояться меня, если я ем не умная еда, так?

Хэмми с сомнением кивнул. Теперь, когда прошел первый испуг, он понял, что иллика действительно выглядит совсем не страшной: девчонка как девчонка, только глаза слишком большие и желтые, как у кошки. Она вся была тоненькая, чуть ли не прозрачная. Длинные белесые волосы растрепанной мочалкой свешивались на ее худое лицо с узким носом и острым подбородком. Верещать и убегать от такой "нелюди" было как-то глупо и стыдно.

— Да понял я, понял! Убери эту гадость, ладно?

Иллика неловко положила крысу рядом с собой и уставилась на Хэмми, будто удара ждала.

— А чего ты не со своими? Тебе же нельзя за забор. Тебя убьют, если здесь увидят, ты это знаешь?

Иллика жалобно заскулила и затряслась, прижала к лицу ладони с не по-человечьи длинными пальцами.

— Н-нет! Нельзя назад. Лле — жертва, слабая, лишний рот. Убежать от шаман. Нельзя домой. Семья убьет. Нельзя...

— Да тихо ты! — шикнул на нее Хэмми, опасливо косясь на солдат у ворот гетто. Нелюдь или нет, ревела иллика прям как любая городская девчонка — громко и не вовремя. — Не бойся, я тебя не сдам. Ты только спрячься где-нибудь получше, а? Чтобы не нашли. Найдут — убьют. Поняла?

Иллика кивнула, мигом успокоившись.

— Лле хорошо прятаться. Лле умная, быстрая. А ты — хороший.

Она улыбнулась, показав окровавленные зубки. Будь на улице чуть светлее, Хэмми заметил бы, что клыки у нее длинные, как у кошки, а резцы — острые, словно подпиленные. Но он рассмотреть их не успел: иллика сунула в рот перепачканные пальцы и принялась обсасывать с них кровь и ошметки крысы, мерзко причмокивая. Хэмми перекосило.

— На вот. — Покопавшись в кармане, он вытащил оттуда несколько кусочков вяленого мяса. Мясо было старым, жестким и вонючим, но все лучше, чем сырая крыса. — Поешь нормально.

Иллика недоверчиво посмотрела на него из-под спутанных лохм, но руку протянула. Хэмми уронил мясо на ее ладонь, стараясь не касаться изгвазданной кожи. Иллика, стиснув подарок в кулачке, прижала его к носу и шумно засопела. Хэмми не сразу понял, что она опять плачет.

— Ты хороший, — выдохнула она, уставившись прямо Хэмми в лицо своими желтющими глазами. — Лле не забудет. Никогда не забудет.

* * *

С тех пор минул почти год. Поначалу Хэмми распирало от желания рассказать кому-нибудь о Лле, но он сдерживался, понимая, что кто-нибудь обязательно разболтает страже, и тогда маленькой нелюди придется худо. Месяц шел за месяцем, впечатления понемногу блекли, и вскоре знакомство с илликой самому Хэмми стало казаться сном, который только ночью был интересным и ярким, а днем превратился в бесполезное и глупое воспоминание.

К концу лета он и думать забыл о ней. Другие заботы теперь занимали его — почти взрослого тринадцатилетнего юношу и подмастерья у настоящего цехового мастера. Иные забавы нашли себе и те, кто еще год назад подглядывал вместе с Хэмми за диковинными праздниками илликов.

— Ну что, заморыш, карманы сам вывернешь, или те помочь?

Выкидной нож блеснул в тусклом свете газового фонаря. Коррд явно не собирался шутить — да и не умел, наверное, ведь с детства был туп как бревно. Зато силой его Мать Всерадеющая наградила втрое большей, чем полагалось мальчишке пятнадцати лет. От него разило дрянным самогоном и табаком — совсем как от взрослых бандитов, на которых Коррд так хотел походить.

Помощи ждать было неоткуда: переулок за мастерской к этому часу совсем обезлюдел; не горело и огонька в плотно зашторенных окнах. На победу в драке Хэмми даже не надеялся, но все равно упрямо мотнул головой и сжал кулаки: его семье нужны были деньги, и отдавать честно заработанное этому ублюдку он без боя не собирался.

Он не успел понять, что произошло в тот момент, когда Коррд, запугивая, кольнул его ножом. Мелькнула тень, пахнуло водорослями и мертвечиной. Коррд отшатнулся, взвыв дурным голосом. Тень за его спиной застыла, обрела очертания высокой фигуры, с головы до ног закутанной в черные тряпки. Бледная рука с нечеловечески длинными пальцами обхватила его за бычью шею; впилась в горло изогнутыми когтями. Крик оборвался булькающим хрипом; Коррд дернулся несколько раз, как марионетка у неловкого кукловода, и обмяк, повиснув на руках чудовища.

— Лле помнит тебя, добрый мальчик, — пропело чудовище мелодичным девичьим голоском и откинуло капюшон. Белые волосы рассыпались по тощим плечам, и нежная улыбка расцвела на худом скуластом лице девочки-нелюди. — Беги прочь. Лле не будет утолять голод тобой.

Иллика тоже подросла за этот год. На сей раз ее клыки впились не в крысиное брюхо, а в сочную, жирную плоть Коррда, и теперь уже человечья кровь потекла по остренькому подбородку.

Хэмми кинулся бежать со всех ног, не оглядываясь и стараясь не вслушиваться в чавкающие звуки за спиной. С той ночи он больше не видел Лле, но каждый раз, когда в газетах писали о таинственном убийце, пожирающем своих жертв, Хэмми невольно вздрагивал и косился на окно, словно боясь увидеть за стеклом темный силуэт с белыми волосами.

Лле держала обещание и не трогала его, даже когда он возвращался с ночной смены через пустующие заводские кварталы. Но она ничего не говорила о других.