Носовой платок (джен)

1898

— А вот и печенье, та-дам! — Альбус, стоя в дверях с вазочкой печенья, невольно залюбовался мягким отблеском света на золотистых волосах Геллерта. Тот сидел спиной к двери в полукруглом кресле, подперев по обыкновению голову и углубившись в чтение толстой книги из библиотеки Дамблдоров. Пальцы его правой руки будто запутались в густых, мягких прядях. Худые длинные ноги Геллерт положил на низкий столик, куда Альбус собирался поставить угощение.

Альбус растерянно топтался на пороге комнаты, переводя взгляд с ног своего гостя на его руку с обвившимися вокруг пальцев локонами, когда одно печенье внезапно сорвалось с места и оказалось у Геллерта. Шумно выдохнув — оказывается, он задержал дыхание, — Альбус обошел вокруг столика и уселся в кресло напротив, так же, как и Геллерт, вытянув ноги на столик. Вазочку с печеньем он водрузил на колени. Геллерт так и не взглянул на него и не подумал убрать ноги со столика, а Альбус украдкой разглядывал широкий лоб своего гостя, его узкий подбородок и костлявые пальцы, крошащие кусок печенья. Альбус задумчиво запустил руку в вазочку. Несколько мгновений в комнате был слышен только хруст.

— Эй, ставь же сюда, жадина! — Альбус почувствовал, как ваза в руках дрогнула, но он крепко вцепился в нее, стараясь не упасть лицом в грязь. Геллерт наконец поднял голову и внимательно посмотрел на Альбуса лукавым и одновременно невинным взглядом.

Этот взгляд действовал на Альбуса самым необычным образом, будто бы проникая в самую суть его натуры. Желания возникали попеременно: запустить руку в гущу светлых льняных волос, перебирать мягкие шелковистые пряди — откуда он мог знать, что они шелковистые, Альбус не задумывался. Провести рукой по нежному подбородку, распутать тщательно завязанный узел шейного платка... Эти картины проносились перед внутренним взором Дамблдора, будто кто-то специально заставлял его вспоминать об этих тайных, странных желаниях. «Ведь Геллерт не легиллимент, он мне об этом никогда не говорил!» — подумалось насторожившемуся было Альбусу, и Гриндевальд тут же опустил глаза в книгу.

В этот вечер они едва перемолвились двумя словами друг с другом, выуживая печенье из вазочки при помощи беспалочковых манящих чар, борясь за каждое, как если бы это было последнее печенье на земле, в этой вселенной. Последнее печенье досталось Альбусу после продолжительной борьбы. Геллерт все с той же невинно-обманчивой улыбкой вытянул белый шелковый платок из кончика своей палочки — фокус, которому Альбус так и не смог научиться, — бросил его на столик, поднялся на ноги и пошел к выходу. Альбус смотрел, как качнулись из стороны в сторону золотистые пряди, как приглушенный свет лампы дал легкий отблеск на гладких волосах, и снова представил, как запускает пальцы в мягкие, тонкие и густые волосы.

1997

— Вы точно помните? Он не стал просить даже свидания? — уточнила Рита Скитер у своего собеседника. Тот изо всех сил наморщил лоб. Его слезящиеся от старости глаза несколько раз недоуменно моргнули.

— А зачем ему это свидание? Гриндевальда содержали без всяких свиданий, все строго, — сердито проговорил пожилой тюремщик и недовольно покосился на зеленое перо, замершее в ожидании.

— И даже Дамблдору запретили? — Рита попыталась кокетливо улыбнуться старику. Она знала, что часто раздражала людей, и этот бывший охранник, единственный из всех, кто дожил до этих лет, так и не сообщил ей ничего особенного. Смоталась в Америку, называется. И все напрасно. — Но ведь Гриндевальд потом сбежал!

— Гриндевальд, дамочка, сбежал через несколько лет. Дамбдлор тут совсем ни при чем. Хотя... он попросил о передаче заключенному.

— Передача? Что, что именно это было?

Перо застрочило по пергаменту с новой силой, а Рита всем своим видом старательно излучала миролюбие.

Охранник задумался, казалось, он забыл про нее. Но потом вздохнул и сказал:

— Платок.

— Платок?

— Белый платок он ему передал, — равнодушно сказал старик, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

— Трансфигурированный платок, при помощи которого Гриндевальду удался побег из тюрьмы МАКУСА, -восторженно сказала Рита в сторону пера.

— Никакой не трансфигурированный! — сердито прикрикнул на нее старик. — Мы что, не проверяли, что ли? Обычный платок, фабричный. Носовой платок, — скривился он снова.

Двумя месяцами позже Рита Скитер обрабатывала собранный материал для своей новой книги «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора».

«Гриндевальд вытащил из кончика своей волшебной палочки белый носовой платок и удалился», — Скитер перечитала написанное и задумчиво потянула кончик пера в рот. Перо легонько щелкнуло ее по носу и вырвалось из руки. Рита вздохнула. Что-то не сходилось. Напрасно она потратилась на поездку в Америку. Все, что она накопала — носовой платок. И никакой сенсации. «...и мирно удалился», — переписала она заново строчку. Читатели такие невнимательные, никто ничего не заметит.

1945

Он долго не мог избавиться от этого ощущения. Он просыпался каждую ночь в холодном поту, вздрагивая от своих ночных кошмаров. Впрочем, кошмарами это было трудно назвать. Разве чувство удовлетворения может быть кошмаром, когда он во сне гладил, перебирал шелковые, густые пряди, подбирался все ближе и ближе к шейному платку, развязывая тугой узел — то, что наяву он так никогда и не сделал. Они так никогда и не сделали тогда, более четверти века назад. И, когда Альбус остановился перед молодым начальником охраны, ему отчаянно захотелось повернуть назад, чтобы не видеть это простое широкоскулое лицо со вздернутым носом и широкими наивными бровями.

— Видеться с арестантом нельзя. Личный приказ Президента Пиквери, — проговорил охранник, строго глядя в лицо Дамбдлора. — У вас есть разрешение на посещение? — И он протянул руку, увидев, что посетитель мнет в руках какую-то бумагу.

— Не думаю, что в этом есть необходимость... — пробормотал Альбус скорее для себя, чем для стражника и скомкал приказ. — Все, что необходимо Визенгамоту, я уже выяснил. Охрана... надежна. — Альбус добавил важности в свой голос и оглядел охранника с ног до головы. — Впрочем, передачи принимаете?

— С обязательным досмотром и проверкой на следы магических преобразований, — отрапортовал охранник. — Можно передавать вещи, изготовленные без магии, для личного пользования заключенного. Теплые одеяла, предметы одежды...

— Хорошо. Вот. Передайте ему это, — Альбус полез в карман и вытащил носовой платок.

— Носовой платок? — широкие короткие брови взлетели вверх. — Так и запишем, для заключенного Гриндевальда, белый носовой платок, — он склонился к журналу, бормоча себе под нос и не глядя на удаляющегося по коридору посетителя.

Теперь, когда он стоял всего лишь на расстоянии вытянутой руки от своего врага, глядел ему в глаза и тяжело дышал от волнения, Дамбдлору снова становилось стыдно, нестерпимо стыдно — волны горячего стыда расходились откуда-то от затылка, добирались до плеч, пронизывали мочки ушей, заставляя краснеть лицо и шею. Все средства уже были использованы: разрушенный город, в который удалось загнать остатки штаба Гриндевальда, обезлюдел. Сам Гриндевальд, лишенный помощи извне, потрепанный и изможденный, без последователей, нагло улыбался прямо в лицо Альбусу.

Их окружал серебристый щит, который поддерживали несколько человек с поднятыми вверх палочками — они организовали его вокруг сражавшихся уже добрых полчаса врагов. Те, кто пробился во время бомбардировки города через все мыслимые и немыслимые препятствия, чтобы помочь своему сильнейшему командиру, Дамблдору, захватить и окружить безумного темного волшебника. Сторонники Гриндевальда уже не могли тому помочь — часть была убита или ранена, а кому-то удалось сбежать среди всеобщей суматохи.

Оба они, как Дамблдор, так и его противник, не могли уже от усталости пошевелить и пальцем. Оба использовали последнее средство — легиллименцию для того, чтобы обескуражить и лишить врага сил. Альбус опасался, что, как только он потеряет контроль над сознанием, Геллерт обернется птицей, пробьет щит и скроется. Но он просчитался: самым худшим оказались юношеские, личные воспоминания, к которым Гриндевальд подобрался незаметно, как кот к мышиной норке. Воспоминания хлынули потоком, и разом обескураженный Альбус не мог больше контролировать человека, спокойно рывшегося у него в голове. Ему оставалось только краснеть, надеясь, что он сможет еще приказывать своему телу и сможет направить поток магии в решающий момент.

Очевидно, что-то заставило Геллерта внезапно прекратить легиллименцию. Внезапно, словно в приливе тихой ярости, трясущимися руками Гриндевальд вытащил из кончика своей волшебной палочки белый носовой платок, бросил его под ноги Дамблдора и упал на колени. Палочку он выронил, и она ударилась об камни с легким стуком. Дамблдор сделал два шага, подобрал палочку и, повинуясь безумному порыву, схватил Гриндевальда за волосы. Альбус ощутил мягкие пряди — пряди, до которых он так желал дотронуться почти пятьдесят лет назад.

1996

Еще через пятьдесят лет Дамблдор, разбирая флаконы со своими воспоминаниями, наткнулся на один, датированный сорок пятым годом. Он не стал просматривать его в Омуте Памяти — все детали тех давних событий он помнил как наяву. Альбус бросил флакон в камин; мелкие осколки смешались с углями. Он глядел, как дым воспоминаний смешивается с дымом от огня, унося прочь свидетельство его слабости. Подумав, Дамблдор открыл ящик стола и извлек оттуда белый носовой платок. Обычный, сотканный магглами платок — фокус, который так и остался ему непонятен. Взмахом руки он отправил кусочек ткани в камин. Пламя отозвалось довольным шипением, вспыхнуло на миг зеленым светом и снова успокоилось, миролюбиво потрескивая, как прежде.