Трещина (джен)

Истрескавшаяся поверхность безвоздушного планетоида забита пережжённым светом, как испорченная плёнка. Слева — белая слепота, справа — хоть глаз выколи. Если включить светофильтр на шлеме на максимум и долго, исступлённо моргать, то через какое-то время за шумом цветных пятен проявится чужеродный контур — коряво прилепленный к каменной равнине грузовоз. А это что — парус? Да нет же, моргай, моргай… Просто кто-то вбил столбики и протянул от кабины тент, защищаясь от палящих лучей. Вот же он — шевелится, копошится, выколачивает ногами фонтанчики пыли из твёрдой корки. Шагов, конечно, не услыхать — в звуке слишком много жизни. Чёрная бездна над головой гасит любую искорку и убаюкивает живых колыбельной тишины.

А вот шёпот слышен. Тихий, размеренный, он шелестит где-то на краю сознания. Не разобрать ни голоса, ни интонаций — вот только ноги всё равно отчего-то каменеют, а по позвоночнику пробегает холодок. Кажется, что если прислушаться к голосу — всё закончится. То ли проснёшься от кошмара, то ли уснёшь вечным сном — но сначала будет очень, очень больно, как не было ещё никогда в жизни. Не слышать его, не слушать, хотя бы не понимать!

Но ведь я уже с тобой говорю.

* * *

Хан Соло откинулся на скрипучую спинку мягкого дивана и поднял стакан, приветствуя собеседника. Вежливый жест оказался немного подпорчен ухмылкой — мол, садитесь, уважаемый, на неудобный стул напротив, а тут занято. Но что ж поделать: молодой пилот взял себе за правило приходить на все встречи пораньше и садиться спиной к стене. Лучше, как говорится, сокол в руках, чем болт в затылок.

Впрочем, бравада бравадой, а на вошедшего в кантину Хан всё-таки поглядывал с опаской. Дело было даже не во внушительном виде охотника, хоть тот и смотрелся так, будто только что спустился с каких-нибудь диких гор, где месяца три перестреливался с имперцами. Плечистая фигура, недовольная гримаса на обветренном одутловатом лице, накось прилепленные пластины ржавых доспехов, тюрбан из грязной ткани, увесистая винтовка за плечом… Но на случай перестрелки рядом сидел верный Чуи, да и ровная тяжесть кобуры, как всегда, успокаивала нервы.

Вот только в беседе бластер не помощник, а от этого разговора зависело очень многое.

Скрежетнув наколенниками, охотник сел напротив и недовольно покосился на Чубакку. Вуки ограничился коротким фырканьем, которое при должном воображении даже можно было принять за приветствие. Фантазией вошедший явно не отличался, поэтому просто ухватил пробегавшего мимо дроида-официанта за некстати выступающую скобу (судя по тусклому блеску металла, местный сброд пользовался таким трюком регулярно) и сцапал с подноса первый попавшийся стакан.

— Ты хотел меня видеть, малец, — голос был низкий и надтреснутый.

— Хан Соло, — поправил контрабандист и решил не затягивать с любезностями. — Ходит тут слух, что Джаббе нужны хорошие пилоты. Я пошёл спрашивать у наших, кто сейчас с ним работает, вот Калриссиан и намекнул мне поискать на Орд-Мантелле Денгара.

— Бесплатно намекнул? — охотник поднял обгорелую бровь.

Хан ухмыльнулся и развёл руками. Лёд был растоплен.

Денгар отхлебнул из стакана, поморщился и перевёл взгляд на молодого контрабандиста.

— Я тоже кое-кого поспрашивал — говорят, пилот ты и правда сносный, да и к имперцам на доклад не бегаешь. Вот только ты сам подумай хорошенько, так ли тебе надо в этот бизнес. Слыхал небось, что рассказывают про Джаббины делишки?

С этими словами охотник почему-то опять покосился на Чубакку. Хан намёк понял.

— Верно, тви'лечек в кандалах я ему таскать не собираюсь. Зато умею не совать нос в чужие дела и подозреваю, что большой босс таких работников ценит. А спайсом меня не напугаешь, возил я и что похуже. Если кому охота гробить себе жизнь — вольному воля.

— А если не себе, а другим? — прищурился Денгар.

Перед глазами всплыла недавняя перестрелка с имперцами на Майгито. Хан постарался отогнать образ: стыдно было даже вспоминать, в какую детскую западню он тогда попался. Картинка тонущего в сизой дымке каньона упорно не желала растворяться, зато воображение ехидно дорисовало жирного хатта, истерично палящего во все стороны из штурмовой винтовки. Соло не удержался и фыркнул.

— С каких это пор Джабба занялся оружием?

— Кто-то обещал не совать нос, — осадил его Денгар и не торопясь прикончил стакан.

Хан тем временем размышлял, чего ещё он не знает о Джаббе. Собирать сведения о таких одиозных бандитах — сущая каторга. Нет, Джабба не особо скрывал свои тёмные делишки — но на каждый громкий случай обязательно бродил десяток не менее вопиющих слухов, рождавшихся где-то между третьим и пятым стаканом. Одни говорили, что слизняк читает мысли, другие — что в подвалах у него прячется живой ранкор; рассказывали, что в советниках у хатта б’омаррские монахи, ведающие все тайны жизни и смерти, а в годы Республики татуинский заправила и вовсе ползал в учениках у какого-то тускена-джедая («да я тебе отвечаю, был такой!»)…

Хан вздохнул: за ворохом бредовых предрассудков выяснить что-то стоящее было решительно невозможно.

— Ты ещё здесь, — довольно заметил Денгар. — Ну что ж, я готов дать тебе шанс. Слушай внимательно. У Джаббы есть покупатели на всё. Оружейные разработки он тоже найдёт куда пристроить — это уже не наше с тобой дело. А вот что имперцы регулярно подтаскивают себе эти самые разработки откуда-то из Дикого космоса — согласись, непорядок.

Хан постарался кивать как можно более возмущённо, хотя, честно говоря, он был только рад, что хотя бы пара имперских кораблей торчит где-то на краю галактики вместо того, чтобы гоняться за «Соколом». Порой у него возникало впечатление, что вся остальная Империя только и делает, что печётся о здоровье его скромной персоны.

— В общем, дело муторное, но простое, — подытожил охотник. Летишь к ситху на рога, находишь там задохликов из реквизиционного корпуса, уводишь у них из-под носа груз — список я тебе дам. А на мне самая сложная часть: терпеть вкус пойла в этой дыре, пока ты не вернёшься. Сам понимаешь, — и без того нескладная физиономия перекосилась в кривой усмешке, — с каждым днём кулаки у меня будут чесаться всё сильнее.

Чуи повернулся к напарнику и вопросительно рыкнул. «Твоя правда, — задумался Хан. — Одно дело — контрабанда, а совсем другое — грабёж среди бела дня». С другой стороны, нежных чувств к имперцам пилот не питал — напротив, был вовсе не прочь поквитаться с паразитами за Майгито. К тому же, он прекрасно знал, что доверие любого преступного воротилы вначале надо завоевать, поэтому новичкам сплошь и рядом поручают не в меру щекотливые задания.

Впрочем, торопливо соглашаться — верный способ выставить себя желторотым юнцом. Контрабандист наклонился к собеседнику, подперев кулаком подбородок, и ехидно поинтересовался:

— Ты предлагаешь мне очертя голову помчаться на незнакомую планету с конструкторским бюро, наверняка засекреченную по самые полюса, и с гиканьем разгромить имперскую лабораторию?

Денгар хмыкнул:

— Молодец. Нет, даже если эти недотёпы ещё только собирают посылочку, планета необитаема. А скорее всего — они уже в пути.

— И ищи-свищи их по всему Дикому космосу, — подытожил Соло.

Вместо ответа Денгар потянулся к своему поясу (Хан жестом остановил дёрнувшегося вуки) и со щелчком, как карту для сабакка, припечатал к столешнице стандартный инфочип.

— Частота их корабельного маячка, — пояснил охотник. — Осилишь за десяток прыжков найти точку в радиусе поиска?

Видно, последняя проверка — вопрос с подвохом. Соло старательно состроил оскорблённое лицо:

— За кого ты меня держишь? Последнему идиоту хватит трёх.

Что-то с этим заданием было не так. Слишком легко. Обычно в таких ситуациях у контрабандиста в пятой точке просыпалось шестое чувство — слабый зуд, которым оная точка предупреждала, что ей надоело принимать все неприятности на себя. Вот только сейчас выбирать явно не приходилось: на то оно и испытание, чтобы где-то скрывался подвох. А провалишь экзамен — второй попытки Джабба не даст. Так и придётся до конца дней перебиваться случайными грузами от мелких сошек из захолустного подполья.

Хан стоически выдержал скептичный взгляд напарника, грустно пожал плечами — мол, что поделать? — вздохнул и протянул руку за чипом.

* * *

Я всегда был мы. Мы всё ещё здесь — расколоты, но слышны. Раньше было иначе: единение в хоре шёпота и бьющего из души света. Иногда шёпот приносил эхо крика, потому что они приходили и приходили, снова и снова собирая свою жатву, и каждый скол отдавался каплей боли — каплей, всего лишь каплей, но капли собирались в волну, а свет души слабел ещё на один маленький лучик.

А потом волна скола докатилась до меня и до тех из нас, кто теперь тоже немы, тоже не мы. Я корчился от боли, исходил криком, а бусинки света собирались в бесцветную белую ярость. Как жаль, что без искры моя ненависть не выжжет их сердца до чёрных углей… Но разрушитель, погубивший нашу песню, всё ещё рядом. Свет его мрачен и пуст, а мысли путаются и скачут. Он слаб — и он виновен.

И когда мой шёпот пронзит его — он сойдёт с ума.

* * *

На чёрном небе мигнула голубоватая звёздочка, и пустоту разорвал плоский силуэт кореллианского грузовика.

— Мондресс, — облегчённо выдохнул Хан, сверившись с навигатором. — Вон та глыба около самой звезды. Маячок сидит смирно и дожидается нас — очень любезно с его стороны.

Чуи язвительно высказался по поводу пилотов, которые хвастаться горазды, а неподвижный сигнал находят только с пятой попытки.

— Шутки в сторону, Чуи, — покачал головой контрабандист. — Здесь надо держать ухо востро.

Планетоид покоился прямо по курсу — сухой, покоробившийся полукруг печёного глиняного цвета. С левого бока Мондресс плавился в жёстких лучах солнца, пробивавшегося даже через светофильтры кабины, а справа чернел провал — темнее космоса, без единой светящейся точки. На солнечной стороне, у самого терминатора, виднелся угловатый инородный бугорок. Чуи указал в ту сторону пальцем и что-то прорычал.

— Не грузовой, а патрульный, — поправил Соло. — В базе та же кореллианская «Четвёрка», но обвес явно имперский. Знаешь, давай-ка я на всякий пожарный посажу нас подальше и в тенёк. Прогулка — не залп из турели, переживём. А ты пока проверь запас воздуха в скафандрах.

* * *

Гулкая звенящая тишина. На щербатом плато — ни души. Тупоносый корабль — нагромождение трапеций, углов и бронированных плит — всё так же криво высится над равниной: не разберёшь, рухнул или посажен наспех. Под треугольным тентом, в жалкой иллюзии тени, виднеется раскуроченный борт. Панель откинута, шланги и провода клубком вывалены наземь, по каменной корке разбросаны приборы и инструменты. К чернеющим вдали скалам уходит одинокая цепочка следов с ребристой подошвой. С другой стороны бредут две крошечные фигурки.

Всего за полчаса пути Хан почти ослеп от палящих лучей. Голова гудела, как трансформатор. Пот под колпаком шлема заливал глаза, кожа на всём теле сморщилась, и каждое движение откликалось вязким раздражённым зудом. Охлаждающие контуры в скафандре работали на пределе возможностей, хрипя и надрываясь. Контрабандист боялся даже представить себе, каково сейчас Чубакке в его меховой шкуре. Если вдруг из-за стойки корабля выскочит рота штурмовиков, напарники даже не успеют проморгаться.

К их невероятной удаче, импровизированный лагерь оказался пуст. Хан не стал даже толком осматриваться — доковылял до борта и тяжело привалился к раскалённой обшивке. Вслепую, как сквозь ватный сон, пошарил рукой и уцепился за панель управления шлюзом. Пальцы соскользнули. Соло рухнул на колени, перед глазами поплыли зелёно-фиолетовые пятна. В канале комлинка раздалось обеспокоенное рычание, рука почувствовала металлический щелчок, и стена поплыла вверх. Кто-то потянул Хана следом…

Застёжки шлема с шипением вскрылись, и пилот с облегчением почувствовал на лице лёгкий ветерок. В поле зрения замаячила фляга с водой, а за ней — обеспокоенная физиономия напарника. Соло глотнул, закашлялся и потряс головой, отгоняя гудящую черноту.

— Спасибо, жить буду. Себе оставь.

Теперь можно было и оглядеться.

Коридор за шлюзом тонул в пыльном сером сумраке: из потолочных панелей работала от силы половина, да и те светились вяло и тускло, с тихим нездоровым жужжанием. Пол — стандартный ребристый настил — наискось уходил вверх, к задранному носу корабля. Ровный ритм стыков на стенных панелях тут и там прерывался нишами — глухо закрытыми дверями кают. Чуть ниже, под уклоном, виднелись громоздкие створки трюма.

Гул панелей, скрип скафандров, тяжёлое дыхание — и больше ни звука. Воздух — плотный, застоявшийся и какой-то затхлый.

— Не нравится мне всё это, — пробормотал контрабандист и принялся выбираться из тяжёлого раскалённого костюма. Вдруг Чубакка встревоженно фыркнул и вскинул арбалет, целясь куда-то в темноту. Хан проследил за его взглядом и вздрогнул: по стене тянулся широкий бурый мазок, до тошноты непохожий на ржавчину.

Соло выхватил бластер и замер. Дуло пытливо вперилось в полумрак, но секунды шли, а безжизненный корабль всё так же молчаливо хранил свои тайны.

— В рубку, — не выдержав, выдохнул контрабандист. На худой конец, там мог найтись грузовой манифест.

Именно в кабине напарники и обнаружили первые два трупа.

По пути наверх им пришлось пройти мимо пары кают, но двери были наглухо закрыты, а за ними царила тишина — поэтому Хан решил не любопытствовать. Зато переборка кабины оказалась распахнута настежь, а с пилотского кресла безжизненно свешивалась человеческая рука.

— Всё веселее и веселее, — процедил Соло. К креслам можно было даже не подходить: картина и из коридора выглядела красноречивее некуда. Да что уж там, заглядывать в кабину откровенно не хотелось. Но лучше уж пересилить отвращение и покопаться в бортжурнале, чем обшаривать все углы и закоулки, в которых вполне может таиться ещё десяток столь же неприятных сюрпризов.

Хан скривился и решительно шагнул в кабину. Между креслами он протиснулся не глядя.

Задранный нос корабля смотрел в звёздное небо, но если привстать — можно было разглядеть краешек терракотовой поверхности и силуэт скал на горизонте. Поперёк панели управления тянулась длинная косая зарубка с рваными краями. Чубакка вопросительно зарычал.

— Давай это будет вибролезвие, — поёжился Хан. — Не хочу представлять себе такие когти.

Некоторые индикаторы на панели всё ещё перемигивались дрожащими огоньками. Хан наклонился к уцелевшему корабельному компьютеру и быстро прокрутил технические данные.

— Экипаж из восьми человек, — пробормотал он. — Пилоты, рабочие, охрана и некий агент по особым поручениям. Спорим, остальные пятеро тоже изображают из себя натюрморт?

Чуи резонно заметил, что арифметика не сходится.

— Кто-то же копался в системе охлаждения, — возразил Хан. — Ремонт затеяли уже явно после посадки.

Вуки встревоженно тряхнул головой, подобрался поближе к обзорной панели и прищурился, вглядываясь в мёртвый пейзаж.

— Нашёл! — воскликнул Соло и тут же осёкся, понизив голос. — Контейнер JH-F0, пятая зона трюма.

Обратно по коридору Хан ступал неуверенно, то и дело озираясь. Чубакка остался в кабине: если на корабль явится незваный хозяин, оттуда будет хоть какой-то шанс заранее его заметить. Сапоги глухо позвякивали по решётке настила, в нишах дверей прятались густые тени. Из-за уклона окутанный полумраком коридор казался спуском в подземелье — а Хан давно уяснил, что пещеры и подвалы не сулят ничего хорошего.

Дверная панель трюма, к счастью, ещё работала. Громоздкие створки со скрежетом разъехались, и пасть пещеры разверзлась.

В тусклом свете широкий треугольный зал казался ещё просторнее: темнота скрадывала углы, укутывала опоясывающие верхний ярус мостки зыбким бархатом. По сторонам высились угловатые тени ящиков и контейнеров; у одного из блоков сиротливо ютился автоматический погрузчик. В этом маленьком лабиринте запросто мог бы спрятаться голодный ворнскр или нексу… но тишину по-прежнему нарушало только дыхание самого контрабандиста.

— Пятая зона, пятая зона… — нервно пробормотал Хан, оглядываясь по сторонам.

К счастью, планировку «Четвёрки» он знал неплохо, поэтому довольно проворно — насколько это было возможно почти наощупь — нашёл нужный угол. Обогнув горку контейнеров, Соло шагнул к стене — и едва не рухнул на пол, запнувшись обо что-то круглое. Помеха мячиком отскочила в сторону и с глухим клацаньем ударилась о ближайший ящик. Выругавшись, контрабандист пригляделся и увидел у себя под ногами белеющий в темноте шлем штурмовика. Судя по тяжести, шлем не был пуст.

В иной раз такое зрелище только порадовало бы контрабандиста, но сейчас Соло поёжился и постарался поскорее найти нужный ящик. Контейнер обнаружился у самой стены: светло-серый, размером с небольшую скамью, со скошенными углами и ровными выемками. Маркировка совпадала и с манифестом, и со списком на инфочипе Денгара.

Хан откинул защёлки, поднатужился и сдвинул тяжёлую крышку.

В глаза ударил мягкий неоновый свет, и по серым переборкам забегали холодные блики. Дальние стены мрачного трюма растворились в черноте — остался только маленький пятачок бледного, голубовато-зеленоватого сияния.

В ящике в аккуратные ячейки были ссыпаны небольшие продолговатые кристаллы. Они были чисты и прозрачны, как транспаристаль, но разных оттенков — белые, бледно-бирюзовые, с лазурным и лазоревым отливом… Все они лучились ровным флуоресцентным светом. В нескольких Хан опознал куски одной и той же призмы, разломанной поперёк; другие были схожи на вид, но различались размером — видно, их откололи от общей друзы.

Хан подцепил ближайший кристалл и покрутил его в пальцах. Маленький пузатый камешек с чуть заострённым концом — чем-то похож на драгоценность, ещё не повстречавшуюся с ювелиром, а чем-то на грубый наконечник дикарской стрелы. Вот только в прозрачной сердцевине теплился тусклый рыжеватый огонёк — не отражение, а собственный свет; манящий, завораживающий.

«А байки-то не врали, — мрачно подумал Соло, разом припомнив и б’омаррских монахов, и тускена-джедая. — У слизняка и правда не все дома».

Контрабандисту доводилось слышать об илумских кристаллах: их и правда применяли в оружейных разработках. Вот только редко: для хорошего бластера или даже турболазера вполне хватало плазмы, сжатого газа и парочки инженерных хитростей. Однако время от времени обязательно находился какой-нибудь сумрачный гений, у которого простой и понятный термин «энергия» обязательно рифмовался с «сердцем воина», величием духа и прочей эпической Силой. Поговаривали, будто в былые времена кристаллами Кайбер — не иначе как за красивое название — снабжали своё оружие едва ли не сами джедаи. А может, и ситы — кто их теперь разберёт? Вот только в последние годы массового паломничества на Илум как-то не наблюдалось. Хан не слишком вникал, почему: то ли сами джедаи старательно стёрли из архивов координаты планеты, то ли ко всем пылким спелеологам заранее заявлялись инквизиторы с душеспасительной беседой и взводом штурмовиков. Это был тот редкий случай, когда Соло готов был даже мысленно поблагодарить имперцев. Галактика и так уже давно и прочно слетела с катушек — не хватало ещё, чтобы по ней носились толпы вооружённых религиозных фанатиков.

По крайней мере, теперь стало ясно, что имперская экспедиция забыла в Диком космосе. Хан подумал, что совершенно не хочет знать, кому и зачем Джабба намерен сплавить такой опасный груз — и ещё отчётливо понял, что убираться с корабля-призрака надо как можно скорее.

Секунду спустя в коридоре послышался торопливый топот и тревожные окрики напарника. За дверью трюма показался запыхавшийся Чуи: зоркий вуки высмотрел из рубки чей-то силуэт, приближавшийся к кораблю от дальних скал.

— Майнока ему в шарниры, — плюнул Хан, проклиная себя за нерасторопность. Дотащить до выхода неподъёмный ящик, замуроваться в скафандры, а потом ещё и ковылять с грузом по раскалённой равнине… Нет, улизнуть у врага из-под носа они не успеют. Значит, придётся принимать бой — и лучше уж в пыльном трюме, чем посреди пекла.

Контрабандист машинально сунул трофейный камешек в карман, со скрипом задвинул крышку на место — и трюм снова растворился во мраке.

* * *

Убийцы приходили год за годом, век за веком. Они видели наш свет, слышали нашу песню, восхищались красотой, преклонялись перед нами. Они несли с собой крючья и молотки, заступы и буры. Скол за сколом, крик за криком, один погасший луч за другим.

Их мысли были просты и глупы: они мечтали о мире и гармонии, о мудрости и бессмертии. Но все они слышали. И мы терпеливо ждали, ждали годы и десятилетия, и всё это время наш шёпот струился, проникал, прорастал корнями в душу. И в один прекрасный день их рассудок дал трещину; они обратились друг против друга, а мы вспыхивали в их руках, обращая нашу ненависть в огонь и прожигая сердца.

И увидели они, что это хорошо.

* * *

Сначала в дверном проёме появилась тень — тонкая, изломанная, прокатившаяся по стене. Потом возникли звуки: шаги по коридору, хриплое дыхание и тихие, сбивчивые обрывки фраз.

— Чужие… — бормотал нервный дребезжащий голос. — Я так и знал… У проклятых предателей были сообщники… Инквизитор наградит меня, да, наградит…

В створках ангара возник силуэт. Высокий, сутулый, болезненно тощий, взмокшие взъерошенные волосы топорщатся во все стороны. Против света фигура казалась почти чёрной, но пара тусклых лучей из коридора выхватила пятна цвета — тёмно-бордовую накидку на плечах, капельку пота на бледной щеке, серебристый блеск вибромеча. Другой рукой человек тянул за собой дымящийся контейнер, вокруг которого по переборке расползалась корочка инея.

Имперец застыл на пороге, склонил голову набок и медленно, со свистом втянул носом воздух.

— Прячетесь… — его голос звучал почти радостно. — Недолго вам прятаться. Я вижу вас в Силе.

В трюме царила ровная тишина. Взгляд вошедшего метнулся к пустому пыльному углу, где совсем ещё недавно стоял контейнер с кристаллами.

— Где?! — прошипел он и вдруг задрал голову, вглядываясь в непроницаемую черноту на мостках.

Хан вздрогнул: фанатик смотрел прямо ему в глаза. Словно и впрямь видел его в темноте. «Прятаться смысла нет, — осознал контрабандист. — Придётся заговаривать зубы». Он покрепче сжал в руке бластер и вышел из тени к перилам.

— Что где? — невинно поинтересовался Соло.

— Недостойный! — прорычал имперец, рассмотрев молодого пилота. — Я смою твою скверну с кристаллов твоей же кровью и докажу учителю своё право на меч.

Хан решил, что бормотание сумасшедшего проще пропустить мимо ушей.

— Спокойно, приятель, — протянул контрабандист. — Ты у нас на мушке, отстреливаться тебе нечем. Так что положи-ка железку, и мы мирно разойдёмся.

Поскольку на раздумья им с Чуи выдалась всего пара минут, план был проще некуда: припрятать контейнер и скафандры в ближайшей каюте, запереть имперца в трюме и надеяться, что с такой форой они успеют доковылять до «Сокола». Вот только сейчас Хан поймал себя на ощущении, что скорее сам хлопнется в обморок, чем запугает этого маньяка.

«Чего ты дёргаешься? — осадил себя контрабандист. — Сам пусть трясётся, с ножиком против двух пушек».

Самовнушение не слишком помогло. Тем временем фанатик перехватил вибромеч поудобнее, и трюм наполнился негромким механическим гулом лезвия. Неторопливо, словно позабыв о враге на галерее, безумец повернулся влево, где за баррикадой из контейнеров безмолвно выжидал Чубакка с арбалетом наизготовку.

— Сначала тебя, зверушка, — радостно сообщил ученик инквизитора.

Чубакка зарычал и выстрелил. Зелёная вспышка на мгновение осветила весь зал, высветив худощавое лицо, совсем ещё мальчишеское — вот только глаза были горящие, вытаращенные и абсолютно нечеловеческие.

Хан моргнул и увидел, что враг по-прежнему стоит на ногах. Контрабандист не успел толком понять, что случилось: неужели Чуи промазал? Вдруг стало ясно только одно: напарника надо спасать.

— Эй! — крикнул Соло с галереи и извлёк из кармана рыжеватый кристалл. — Ты не это искал?

Имперец дёрнулся, но даже не обернулся — он зарычал и очертя голову ринулся на вуки.

— Эй!!! — ещё истошнее заорал Хан и в отчаянии сделал первое, что пришло ему в голову: со всего размаха швырнул кристалл вниз.

Внезапно фанатик застыл как вкопанный и с каким-то почти звериным визгом метнулся к падающей драгоценности. Одним гигантским прыжком он преодолел весь трюм — с такой скоростью, что превратился в размытую полосу. Вибромеч взвыл, рассекая воздух, скрюченные пальцы протянулись к кристаллу…

И тут грудь бойца прошили сразу два луча — алый и зелёный. Кристалл золотой искоркой мелькнул в воздухе, жалобно звякнул и укатился в угол.

— Проклятие… — прохрипел ученик инквизитора. — Сила… тебя…

— Древняя религия не заменит хорошего бластера, — с облегчением выдохнул Соло и выстрелил ещё раз.

* * *

Нет, нет, нет!!! Я врезаюсь в холодную дюрасталь, и все грани мира взрываются осколками боли. Рана — острая и жгучая, как первый скол; но даже тоска по нам со временем застывает рубцом — а трещину в самой сердцевине не исторгнуть, не изгнать, не исцелить. Я чувствую, как рядом затихает дыхание убийцы, растерзавшего нашу пещеру на Илуме, но его смерть отзывается лишь далёким и слабым лучиком радости. Остальное заслоняет боль от увечья.

Я искалечен, надтреснут, ущербен, выщерблен. Даже братьям, потерявшим мы и закованным в я, не довелось испытать таких мучений и такого позора.

Моё проклятие, моя месть будет чудовищной.

Превозмогая боль, я начинаю шептать.

* * *

Чёрное небо и бесцветное солнце. Тень, лениво ползущая по бурым скалам, уже почти добралась до разбитого грузовика. Ещё немного — и безмолвие поглотит мёртвый корабль, похоронив все его тайны в ледяной ночи. Без едкого воздуха и пыльных ветров этот пейзаж не изменится уже никогда: вывороченный клубок шлангов, хлипкий треугольник пластиковой ткани и несколько цепочек следов. Самые свежие из них ведут прочь, как можно дальше — через каменную равнину и за горизонт.

Когда Хан и Чуи, проклиная всё на свете, дотащили громоздкий контейнер до «Сокола», рядом стоял ещё один корабль — маленький потрёпанный «Z-95». Одну из стоек небрежно подпирала внушительная фигура в бронированном скафандре, державшая напарников на прицеле тяжёлой винтовки.

— Я уж и не чаял увидеть вас живьём, — раздался в канале насмешливый голос Денгара. Охотник, не сводя глаз с Хана, подошёл к «Соколу» и демонстративно отлепил от борта гиперпространственный «жучок».

— Ну что на этот раз? — устало выдохнул Соло. У него даже не осталось сил удивляться. После всего, что случилось, Хан мечтал только об одном: скинуть душный гермошлем, рухнуть на койку и лежать без движения до тепловой смерти Вселенной.

— Да всё отлично. Просто я залетел забрать свой груз. — Денгар повёл дулом. — Медленно, без фокусов, поставьте контейнер на землю и отойдите.

Чубакка разразился громкой и исключительно нецензурной тирадой — похоже, у него тоже окончательно сдали нервы. После пятого подряд непонятного слова Хан наконец-то пришёл в себя.

— Какой ещё «твой груз»? — возмутился контрабандист. — Уговор есть уговор. Я добыл тебе кристаллы и везу их Джаббе.

— Так я и доверю новичку под честное слово груз на миллион кредитов, — отрезал охотник. — К тому же, слизняк об этой посылочке вообще ничего не знает. А чья она — не твоё сарлачье дело.

Чуи повернулся к напарнику. Оскаленные клыки было видно даже сквозь тонированную транспаристаль: вуки всерьёз был готов… да что там, просто мечтал разорвать предателя на клочки.

«Добежит ли?» — гадал Хан. Рука медленно, но верно тянулась к кобуре, косо пристёгнутой поверх скафандра.

Булыжник в двух шагах перед ним беззвучно испарился в ярко-красной вспышке.

— Кому сказал, не дёргаться! — рявкнул Денгар, перезаряжая винтовку. — Слушай меня внимательно, малец. Ты себя в деле показал. Знать не знаю, какой тебе тут устроили приём, но работа сделана. Если ты сейчас не выкинешь какую-нибудь глупость, я сдержу своё слово и замолвлю за тебя словечко Джаббе. Но это… — он махнул винтовкой в сторону контейнера. — Это тебя не касается. Считаю до трёх. Раз…

Ящик бесшумно рухнул на скалу, подняв вокруг себя облако пыли. Хан успокаивающе похлопал Чуи по локтю и, демонстративно задрав обе руки, стал бочком пробираться к «Соколу».

— Тебе же хуже, — подытожил Соло. — Сам теперь думай, как взгромоздить эту бандуру на свой гроб на птичьих ножках. Но если ты нарушишь слово, мы с Чуи тебя из чёрной дыры Кесселя достанем.

— Не переживай, — отмахнулся Денгар и двинулся к контейнеру. — Хорошие пилоты слизняку действительно нужны.

Когда трап «Сокола» уже поднимался, Хан не выдержал и широко ухмыльнулся: надтреснутый рыжий кристалл по-прежнему лежал у него в кармане. Соло решил, что на Орд-Мантелле несложно будет найти покупателя.

* * *

Пылающая трещина раздирает меня на части. Боль сменяется отчаянием: жалкий подлец, искалечивший меня, глух как стена. Я могу шептать день, месяц, год — мой голос утонет в пустоте его слабого разума.

Но мы всегда умели терпеть. Иным после скола приходилось столетиями ждать возмездия. Пройдёт десять лет, пройдёт двадцать. Рано или поздно я попаду в руки того, кто услышит — и заговорю с ним. Взор его затянется пеленой безумных видений, он будет терзаться смутной тревогой, грезить о величии, а потом — познает жажду крови.

И будет железная пещера, вместо кристаллов усеянная мёртвыми огоньками. Будет тонкий мостик, прокинутый над бездонным провалом, далёкий гул истребителей и грохот брошенной маски. В тёмных глазах моего пленника мелькнёт и погаснет последняя искорка гибнущего солнца.

Я направлю его руку, ободряюще шепну — и мой алый свет пронзит сердце Хана Соло.